Достойный пример

      За время своей учебы в Стэтвише я посетил много различных заведений, но ни в одном из них мне не нравилось также, как в «Бургерном Папочке».       Находясь с колледжем почти на одной территории, заведение придорожного типа полностью сублимировало себя из-под гротескных кирпичных стен Стэтвиша. Грязная барная стойка с оставшимися после завсегдатаев пивными бокалами и липкими следами розовый губной помады словно кричали: «Зажиточному студенту со слабым сердцем вход запрещен!» — благо, весь остальной студенческий сброд занял свои места.       — Здесь круто, — прошептал я Ивану, когда мы нашли свободные стулья рядом с нашими одногруппниками за центральным столом.       — Это ты еще туалет не видел, — прошептал мне в ответ Иван со знающим видом.       Благо, туалет я действительно не увидел. Но вышедший из-за поцарапанной двери Джон описал это место как «что-то, не подчиняющееся никаким законам». Физики в том числе.       Джон сел рядом со мной, и его голое колено уперлось в мое. Как и многие южные студенты, Джон напрочь отрицал существование осени и продолжал таскать шорты даже во время частых проливных дождей. Уже тогда я знал что за это Джону сильно воздастся в дальнейшем, и пока он, с температурой под сорок и больным горлом будет отлеживаться в постели общежития, его главный соперник по лабораторным опытам (конечно же, это я про себя) стремительно вырвется вперед после месячного отсутствия.       — Раз все желающие поучаствовать пришли, предлагаю проверить степень готовности для пятничного вечера, — предложил Патрик.       Со своим студенческим куратором я впервые познакомился как раз-таки в «Бургерном Папочке». Патрик, или же Патти, был самым старшим среди студентов не только факультета физики, но и колледжа в целом. Я никогда не спрашивал сколько ему лет, но по ощущениям ему оставалось всего несколько зим до почетных «тридцати пяти». И хоть первое время я задавался вопросом, почему Патрик в таком возрасте продолжал учиться, а не строить карьеру — через несколько недель знакомства вопрос исчез сам собой. Я никогда не видел Патрика на лекциях. Я его, более того, даже на территории кампуса никогда не видел. Единственные места, где удавалось пересечься с собственным куратором, оказывались многочисленные вечеринки Стэтвиша, так называемые, «пятничные вечера».       Каждую неделю один из факультетов брал на себя обязанности по организации вечеринки. Но никто не выкладывался также сильно, как физики; и хоть прозвучит это мерзко, но, черт возьми, подобные вечеринки для нас были единственной возможностью оказаться в кругу девушек, а не вспотевших ботанских тел.       — Райан, что по ковбойским шляпам? — Патрик, не знакомый со мной достаточно хорошо, лишь скользнул по мне взглядом, рассматривая Ивана.       — Нашел каждому из барменов и официантов, — постарался я вернуть внимание куратора на себя. — И-иха!       Иван единственный, кто заулыбался моей пародией на ковбойский клич. Я опустил руку, сжав ее на обляпанной картонке с меню и принялся внимательно читать длинный перечень позиций.       От обилия слова «пицца» у меня запестрило в глазах.       — Это хорошо, — помешкав, кивнул Патрик. — Напитки?       — Привезут за три часа до начала, — отчитался Джон.       — Музыка?       — Подобрала, — сладко напела единственная в нашем коллективе девушка.       Патрик тщательно сверял все со списком, быстро начерканном на одной из фирменных салфеток забегаловки. Несмотря на напускную важность, он о подготовке вспомнил только очутившись за барной стойкой.       — А что с объявлением? Сегодня утром еще ничего не висело, — Патрик снова уставился на меня.       — Я повесил пару часов назад. Нарисовал и повесил, — теперь уже Иван влез передо мной.       Патрик искренне не видел разницу между мной и светловолосым, крепко сложенным Иваном. Еще через месяц он признается, что отличал нас только благодаря непробиваемому акценту моего русского товарища.       Допросив еще несколько ребят и убедившись, что к пятничному вечеру в кругу факультета физики все было готово, Патрик разрешил нам расслабиться и заказать еду. Узнав, что Патти планировал расплатиться за все наши заказы на правах куратора, мы с Иваном не удержались от того, чтобы взять на двоих одну креветочную пиццу и три пивных бокала (мы разыграли третью кружку на «камень-ножницы-бумагу»).       — Значит, это тебя заселили к философам? — выждав достаточную паузу, пока мой бокал опустеет наполовину, спросила меня подруга Патрика. — Нравится с ними жить?       За неделю в Стэтвише я слышал подобный вопрос так много раз, что сбился со счета. Люди задавали его в самые неожиданные моменты и в самых неожиданных местах, будь то библиотека или общественный туалет. И если первое время я пытался отвечать честно хотя бы своим одногруппникам, то, став жертвой перекрученных сплетен про мою ненависть ко всем любителям мудрости, я решил просто загадочно улыбаться и кивать. К жизни с философами я постепенно привыкал, в отличии от самих юных Сократов.       — А какую музыку ты выбрала для вечеринки?       Я попытался сменить тему, но девушка улыбнулась еще загадочнее моего. Ее длинные ногти — длиннее всех тех, что мне приходилось видеть в жизни, — подхватили креветку из моего куска пиццы на манер азиатских палочек для еды. Я завороженно наблюдал за тем, как давно мертвое, и тем не менее несчастное, морское создание, пропадает внутри ее глотки.       Поняв, что тему она менять не намерена, я сказал:       — Слушай, я не Чак Вулери. Ты можешь попросить у меня что угодно, но знай, еще десяток девчонок сделали то же самое.       — Никакой романтики, дружище. Я лесбиянка.       Она сказала это так легко и буднично, что я не сразу вспомнил значение слова. Когда же до меня дошел смысл произнесенного, девушка рассмеялась.       — Видел бы ты свое лицо! — сквозь хихиканье произнесла она.       — Прости. Ты просто не похожа на лесбиянку, — попытался оправдаться я, делая несколько больших глотков пива.       — О, Господи… — вставил Иван, молча подслушивающий нашу беседу. Советский Союз распался всего год как, и вряд ли русский студент уже принял для себя существование секса.       Особенно секса между двумя женщинами.       — Это из-за ногтей что ли? — девушка посмотрела на свои пальцы. — Я уберу длину, когда найду себе кого-нибудь.       В старшей школе у нас была одна лесбиянка. Она играла в американский футбол, носила широкие брюки и просила называть ее не Бекки, а Беном. После знакомства с ней образ лесбиянок в моей голове устоялся и разрушать его из-за общения с миниатюрной златовласой любительницей женщин не хотелось.       — Разве с членом не приятнее? — как можно мягче спросил я.       Но девушка все равно обиделась.       — Ну вот ты с членами и играйся, раз приятнее.       Осознав свою ошибку, я выставил вперед руки в примирительном жесте.       — Ладно. Мадам Ву тоже была лесбиянкой и…       — Мадам Ву была замужем! — перебила меня одногруппница.       — Зачем тогда ты узнавала у меня про философов?! — я решил больше не копать под собой яму, осознав, что выбраться из нее с каждым моим словом становилось все сложнее.       — Чтобы ты их позвал на вечеринку!       Кроме короткого «ага» сказать мне было больше нечего. Я затушевался, ощутив на себе взгляды всего «Бургерного Папочки». Иван сочувственно похлопал меня по плечу и отодвинул свой стул подальше.       — Они редко появляются в пятницу. Говорят, у них постоянно какие-то проекты. Но если тебе удастся притянуть хотя бы парочку свежих лиц помимо Джеральда, нам очень повезет, — пояснил мне Патрик, пригвоздив к стулу тяжелым взглядом. — Попробуешь с ними поговорить, хорошо?       Я решил не рассказывать своим одногруппникам суровую правду: факт, что я жил в одном здании с философами не делал меня к ним ближе.       Просьбой других студентов-физиков я был раздавлен также, как виноградные улитки ногами малолетних хулиганов в начале лета.       Но желание стать частью их маленького электрогидродинамического мирка возвышалось над здравым смыслом и чувством собственного достоинства. Хоть я знал, что философы относились ко мне не более, как к своему соседу, я решил влезть в закрытое от меня пространство.       Гостиную общежития факультета философии.       О том, что философы собирались в ней почти каждый вечер в определенный промежуток времени мне стало известно благодаря Кристиану и запискам с напоминанием о «вечерней встрече», которые еще три дня после моего заселения в общежитие просовывали под дверь.       Но я не был приглашен. Никогда. Оставаясь чужаком, мне можно было только догадываться, что творилось за этими дверями. Я был слишком горд, чтобы напроситься самому, и слишком стеснительный, чтобы подслушивать из приближенной к гостиной душевой.       — Райан? — раздался вопрос за моей спиной с такой интонацией, словно в общежитие философов и правда кто-то еще таскал заношенные свитера, а не накрахмаленные рубашки. — Гостиная сейчас занята.       С Кристианом — моим соседом, я тогда еще не успел подружиться. Единственное, до чего дошли наши отношения на тот момент, так это до периодического подбрасывания друг другу бутылок минеральной воды, заботливо раздающейся студенческим советом на первом этаже учебного корпуса.       — Да, я знаю, что занята, — я поспешно отпустил дверную ручку гостиной. Развернувшись всем телом к Кристиану, я наткнулся на его недовольное выражение лица. Он не желал меня видеть — и оно было понятно. Мое существование внутри его комнаты уже было «чересчур», и вряд ли Кристиан собирался пускать меня еще дальше.       — И что тебе нужно?       Моя попытка объясниться звучала так жалко, что даже Кристиан смутился, отводя взгляд на одну из многочисленных китайских ваз в коридоре.       — У нас мало кто посещает вечеринки, — поразительно мягко произнес Кристиан. — Можешь попробовать предложить им лично, но тебе откажут.       Кристиан говорил что-то еще: правда, я его уже не слушал. «Им» звучало ровно так же как «я и они», а в более тщательном рассмотрении, как «Кристиан и остальные учащиеся факультета философии».       Сам не ожидая от себя того, я выпалил:       — Тогда сам приходи.       Я слабо представлял Кристиана среди остальных студентов Стэтвиша, отделенного от своей братии. Мне даже казалось, что у Кристиана нет обычной одежды — той, в которой он не будет выглядеть, как при полном параде. Вид его костюма, сидящего среди пайеток и бисера, так забавлял, что я громко фыркнул. И только потом понял, как это выглядело со стороны. Мой жест успел задеть самооценку Кристиана.       — Извини, — попытался я исправить ситуацию.       Но дурацкая улыбка так и не пропала с моего лица, и это «извини» выглядело, как настоящее издевательство. Кристиан выпрямился во весь свой рост, раздраженно поджав губы.       — Как мило с твоей стороны пригласить меня отдельно от моих друзей.       Кристиан прошел мимо меня, открывая дверь в гостиную. Я почувствовал доносящийся из-за двери запах воска оплавившихся свеч и далеко не дешевого алкоголя. Но все, что мне удалось увидеть в образовавшуюся щель между дверью и стеной — так это силуэт Кристиана, потерявшего всякую уникальность от освещения гостиной.       — Может, в следующий раз, Райан.       Его голос стал тише, а взгляд — пронзительнее. И это стало первым разом, когда я пытался разглядеть кого-то даже после того, как дверь за ним закрылась.       В начале девяностых годов, в Соединенных Штатах Америки правила группа «Nirvana». Не было ни одного человека, который не знал бы как пахнет дух молодежи и уж тем более ни одного человека, чье сердце бы не вырывалось наружу от качающей игры Курта Кобейна.       В этом я не отличался от других. Я запрыгивал на спину Ивана, качался в такт музыке и обнимал Джона так, словно мы были закадычными друзьями.       При всем этом, я даже не был пьян.       — Причем тут альбиносы и комары? — спрашивал меня запыхавшийся Иван. — В этом нет никакого смысла.       Смысл был, но объяснять его не было времени. Прошла еще минута прежде, чем Иван поддержал общий ритм и едва не втянул нас в драку, врезавшись в спины качков-спортсменов, стоявших в стороне так, словно это они, а не большая часть моих одногруппников считались «гиками». Еще через минуту, я вливал бренди в коктейли этих самых спортсменов, объясняя им, что в моем родном штате любой напиток только так и пьют. Эта смесь помогла парням расслабиться, а нам, под самый конец песни — сдружиться.       — Классный ты парень, Райан, — сказал самый высокий из них.       — Нам обязательно нужно будет поиграть в сквош вместе, — поддакнул тот, что ниже.       Я не умел играть в сквош, но спортсмены — это примерно то же самое, что и философы, только в совершенно противоположной манере. И раз мне не получилось заполучить внимание местной интеллигенции, то хотя бы с просто классными парнями мне стоило наладить отношения. Они не использовали заумные обороты, напротив, их слова звучали настолько безграмотно, что периодически у меня вставали волоски на руках от услышанного. Я объяснял им, что благодаря познаниям в области физики им будет легче выигрывать в соревнованиях, а они с полной уверенностью доказывали мне, что разработка атомной бомбы легко бы обошлась и без участия Ричарда Фейнмана.       Иван, во время нашей беседы не принимающий никакого активного участия, совсем заскучал. Он хорошо говорил на английском, но сбивчивая речь футболистов его раздражала. Совсем скоро мне пришлось оставить своих новоиспеченных товарищей ради более надежного друга.       — Налить тебе чего-нибудь? — я провел Ивана к импровизированному бару, состоявшего из криво поставленных столов.       Он кивнул головой, но не смог назвать ни одного напитка, и мне пришлось смешивать ему водку с соком по своему вкусу. Тогда борьба с расизмом еще не была настолько сильной, и я не видел никакой проблемы в том, чтобы из огромного перечня спиртного налить русскому водки.       — Куда ты все смотришь? — дождавшись, пока Иван сделает глоток из бокала, я проследил за взглядом друга. В тени гостиной физиков, почти слившись телами друг с другом, стояла подруга Патрика и еще какая-то девчонка, нацепившая мою ковбойскую шляпу. Я ездил за этой шляпой в город, и потерять ее было бы очень расточительно с моей стороны. Но она все же оказалась на незнакомой мне девушке. И забирать ее в такой момент у меня бы не хватило духу. Так что я, вторя Ивану, просто наблюдал за девушками до тех пор, пока невинные объятия не переросли в страстные поцелуи. — Ух ты.       — Американцы, — хмуро произнес Иван.       — Свободные жители свободной страны.       — Сплошной разврат и проституция.       — Мечта множества мексиканцев.       Такие разговоры в двадцать лет казались мне очень серьезными и верными. Когда ни я, ни Иван, еще не представляли, что нас поджидает в ближайшее время.       Особенно Иван.       — Слушай, а там не та девушка, о которой ты мне рассказывал?       Кэтти выглядела также, как и во время нашей первой встречи. Красные губы, накрученные волосы и улыбка, способная обезоружить любого солдата во время вражеского нападения. Я смотрел на нее так, как смотрят воришки на бриллианты, и вздыхал, как вздыхают книжные барышни в ожидании возлюбленных.       Иван, заметив мою реакцию, деликатно отодвинулся в сторону — и тогда я понял, что наша с ним участь — это стать лучшими друзьями.       — Кэтти! — я махнул ей рукой, и она, ни секунды не мешкая, двинулась в мою сторону.       С каждым стуком ее каблуков о начищенный пол, мое сердце учащало свое биение. И когда лицо Кэтти оказалось всего в нескольких сантиметров от моего, я уже не слышал музыку. Только шум крови в ушах.       — Привет, Райан.       — Привет, Кэтти.       И мы поцеловались, ничуть не уступая тискающимся лесбиянкам.       — Давно тебя не видела. Был занят учебой? — она придерживала меня за рукава свитера, словно я могу куда-то от нее убежать.       — Ага, — и глазом не моргнув, почти не соврал я.       Кэтти попросила меня сделать ей коктейль. «С клубникой» — уточнила она, и я, не придумав ничего другого, влил бренди и ей, в самый обычный милкшейк. На удивление, Кэтти понравилось, и она попросила меня повторить.       Мы говорили с ней о многих вещах. Начали с обсуждения фильма «Последний из Могикан», плавно перейдя с обсуждения французов на обсуждение Жюль Верна. Кэтти была начитанной девушкой, но начитанной в меру. Она не бросалась хвастаться своими познаниями, позволяя ощущать себя на ее фоне чуточку значимее, чем был я на самом деле рядом с очаровательной красавицей.       Но привлекательной ее считал не только я. Скоро в нашу беседу влез и высокий спортсмен, как оказалось — Майк. Я пометил себя следом красной помады на щеках и губах, но Майка это не беспокоило. Он отпустил пару шуточек — гадких, с привкусом пошлости и тонной комплиментов внешности Кэтти.       — Райан тебя, наверное, достал своими рассказами про сверхтолкучесть.       — Сверхтекучесть, — не задумываясь, исправил я Майка.       Я жалел, что драка между ним и Иваном не состоялась.       — Да, эти физики знают толк в… физике. — Майк провоцировал меня с уверенностью, что мы никогда не будем играть с ним в сквош, и у меня не будет шанса разломать ракетку об его голову.       — Ну я хоть в чем-то…       Договорить мне не дал Патрик. Он бежал, или даже летел, на меня, расталкивая людей на импровизированном танцполе. Я успел испугаться и побледнеть, когда его крупная ладонь схватила меня за плечо и вытянула из-за барной стойки.       — Райан, дружище. Только ты можешь мне помочь! — заявил Патти, и меня обдало запахом стойкого алкоголя из его рта. — У нас кончились лаймы, а те девчонки хотят мохито.       Он указал мне пальцем себе за спину, на диван, где и правда сидели несколько блондинок. Я не видел их раньше, но прекрасно мог понять, почему Патрик был так взбудоражен. Длина их ног была такой же, как и у, наверное, Кристиана.       Я не стал придуриваться и сразу понял, что от меня требуется. Оглянувшись, я хотел перекинуть обязанность на Ивана, но он, как назло, куда-то ушел, и на ближайшие несколько метров среди потных тел моего приятеля не было видно.       — А это не может подождать? У меня тут и у самого… — хотел было сказать я про Кэтти, но увидел, как она с улыбкой отвечает на заигрывания Майка. — Ладно, я схожу.       — Спасибо, Райан, ты настоящий друг.       И Патрик звонко чмокнул меня прямо в середину лба.       — Это было лишнее…       — Согласен, — смутившись, кивнул Патрик. — Ну, мы все ждем.       Лаймы находились в холодильнике на кухне, и чтобы до них добраться, мне пришлось протиснуться через пляшущую толпу. Настроение стало портиться, и всех попадающихся на пути парней я грубо отпихивал от себя, пока один из них не влепил мне в ответ локтем между ребер.       — Вот урод, — смело заявил я, когда оказался среди морозильных камер.       — Кто? — учтиво спросил меня парень, который, видимо, решил отдохнуть от шумной вечеринки за холодильником.       — Вот дерьмо! — я отпрыгнул в сторону, не заметив его сразу. — Напугал, придурок!       Парень лишь пожал плечами. И тогда я узнал его: по костюму, по зализанным волосам. По зрачкам, которые почти не двигались, когда смотрели на меня. Мне стало не по себе точно также, как и в прошлый раз при виде этого парня. Нехорошее предчувствие пробежалось вместе с волной мурашек.       В прошлую нашу встречу он отделился от своего философского братства. Сейчас парень тоже сидел один. Неужели его не принимали другие студенты факультета?       — А, это ты… — сказал я, словно знал этого парня достаточно хорошо. — У тебя такая фишка что ли?       — Какая?       — Людей пугать.       Парень даже не улыбнулся, а вот я хихикнул.       — А Кристиан говорил, что философы не ходят на вечеринки, — пытался я продолжить диалог. — Но, посмотри, вот он ты.       Он и на это не ответил.       — Ну, ладно. Выходи, как отдохнешь. Сделаю тебе парочку коктейлей. Я, похоже, сегодня в роли бармена.       — Райан? — позвал меня парень, когда я вытянул ящик лаймов из холодильника и направился было к выходу.       — Что? — остановился я в самых дверях.       — Ты правда позволишь тому парню увести у тебя девушку?       Вопросом философа я смутился настолько, что у меня покраснели щеки. Мне хотелось думать, что никто не заметил, как Майк флиртовал с девчонкой, чьи губы были на моих губах.       — Не лезь, куда тебя не просили. Ладно? — и, тряхнув лаймами в руках, я бросил краткое: — Чао.       Хотя правильнее было бы сказать «до встречи».       Парень меня разозлил. Разозлил настолько, что я был готов броситься в драку с любым, кто встанет на моем пути. Но первым, кто на нем оказался, стал Патрик и единственное, на что меня хватило по отношению к куратору, так это отдать ему лаймы, игнорируя всякие попытки спихнуть на меня приготовление напитков.       Вторым, кто встал на моем пути, стал Иван, но и с ним лезть в драку я не собирался. Заметив мое состояние, граничащее с собачьим бешенством, Иван отскочил в сторону, бросив что-то на русском языке.       Третьей же оказалась Кэтти. Мы врезались друг в друга, и я потерял всякое желание устраивать переворот на вечеринке. Вместо этого я, притянув девушку к себе, поцеловал ее так хорошо, как только умел. Это произвело на девушку фурор, и совсем скоро мы, запыхавшиеся и разгоряченные, очутились на кровати Ивана — единственного, кто протянул мне ключ от комнаты в нужный момент.       Я трогал ее там, где трогать в любой другой момент было нельзя. Она стонала мне прямо в ухо, и стягивала с меня любую одежду, попадающую под ее длинные пальцы. Я занимался сексом прежде. Не слишком много раз, чтобы считать себя в этом деле профессионалом, но достаточное количество, чтобы что-то уметь. Я знал, куда нужно нажать и что потереть, чтобы с губ Кэтти слетели неприличные словечки. Она хотела меня — меня, ботана с факультета физики! — и ее розовые трусики промокли от возбуждения, так что я поспешил их снять.       — Я буду сверху, — прошептала она, и я позволил подмять себя, оседлать, как быка в родео.       Кэтти было не занимать опыта. Она целовала мою шею, покусывая кожу и сразу зализывая свежие раны. Я чувствовал руками, как она выгибается, и прижимал ближе к себе, пока мои пальцы не погрузились полностью внутрь, и она не взвизгнула, полосуя мне плечи ногтями.       — Ты такой хороший, Райан… — шептала она между стонами.       Я тоже считал себя хорошим в моменте.       — Райан, — прозвучал голос Кэтти гораздо ниже, чем было до этого.       Я решил, что это значит, что она на грани, и поспешно стал расстёгивать ширинку джинсов, чтобы успеть хоть что-то до того, как девушка не потеряет от сладострастия голову и, что хуже всего, без сил грохнется в сон. У меня всегда были принципы, и один из них, чтобы человек находился в нашем мире, а не мире грез.       — Райан, — повторила Кэтти этим странным голосом.       — Сейчас, сейчас. Погоди, замок заел… — попытался успокоить я нимфу в своих руках. — Приподнимись, пожалуйста.       Как же я тогда ненавидел свои джинсы! Я был готов порвать их на себе, вырвать дурацкую молнию, переживая, что эти секунды, что я провожу за одеждой, будут дорогого мне стоить.       — Может тебе помочь? — заботливо спросила девушка, и я поднял на нее глаза.       — Да, было бы…       «Чудесно» — стоило сказать мне, но вместо этого я заорал:       — Какого хуя?! Съеби отсюда!       Прямо за Кэтти, почти нависая над ней, стоял тот же парень, которого я встретил возле холодильника. Он стоял, пялясь поочередно то на меня, то на Кэтти, и не собираясь ничего говорить и, уж тем более, уходить.       — Что ты сказал? — обиженно переспросила Кэтти, приняв мои высказывания на свой счет.       Я протянул Кэтти подушку, прикрывая ее оголенную грудь. Она, не скрывая негодования, прижала подушку к себе.       — Этот парень сперва доставал меня на кухне, а теперь и сюда добрался. Совсем с ума сошел? — чувствуя свою вину, я быстро оправдался. — Кэтти, я уверен, что закрывал дверь.       Кэтти оглянулась. Парень опустил на нее взгляд, но девушку это ничуть не смутило. Она, покрутив головой, снова посмотрела на меня. Золотистые волосы растрепались, а губы, с растертой помадой на них, скривились в недовольной усмешке.       — Это какая-то шутка? Какой парень?       Если бы философ стоял за шторой или в тени шкафа, я бы еще понял реакцию Кэтти. Но парень стоял прямо за ее спиной, не заметить его было просто невозможно.       — Это ты шутишь что ли? Он же буквально за тобой.       Кэтти еще раз оглянулась.       — Тут никого нет, Райан.       У меня по щеке потекла капля пота. По Кэтти не было видно, что она подшучивает надо мной. Ее интонация и выражение лица и правда демонстрировали, что она никого не видела. И от этого мне стало не по себе, ровно как и Кэтти от меня.       — Девочки говорили мне, что физики странные. Но чтобы настолько… — задумчиво протянула Кэтти, подхватывая с пола свое крохотное платье. — Больше не подходи ко мне. Придурок.       Я хотел было броситься за Кэтти, но меня сковал такой ужас, что я только и мог, что наблюдать за тем, как она натягивает на себя платье и скрывается в коридоре общежития.       — Как ты тут оказался? — проводив Кэтти взглядом, я повернулся к парню.       Но его и правда не оказалось в комнате.       Я спускался по лестнице, придерживаясь за перила. Меня мутило. Хотелось спихнуть произошедшее на действие алкоголя, но я почти не употреблял тем вечером. И уж тем более не принимал ничего запрещенного, с чего меня бы могло так торкнуть. Единственная здравая мысль, которая приходила мне на ум, так это то, что меня пытались разыграть. Но только эта мысль никак не хотела ложиться на язык и звучать правдоподобно. Кому это было нужно? Спортсменам? Подругам Кэтти?       Или же самим философам?       Вот только, растворяться в воздухе люди еще не научились.       «В прочем, он мог незаметно сбежать» — успокаивал я сам себя, придерживая рукой грудь со стороны сердца. Казалось, лишняя секунда, и орган вырвется из грудной клетки, раздробив мне кости.       — Райан, что произошло? — встретил меня в самом внизу лестницы Иван.       — Да нет. Нет, ничего.       Мне не хотелось рассказывать, что я увидел какого-то парня за спиной своей подружки, и это обломало мне мой первый студенческий секс.       — Я пойду к себе. Попрощайся с нашими за меня, — попросил я Ивана.       — Может, тебя провести?       Я очень сильно хотел, чтобы Иван меня проводил. Но для меня, взрослого парня, просить друга проводить себя до соседнего здания казалось чем-то постыдным.       Мы попрощались с Иваном возле самого выхода из общежития. Он пожал мне плечо, а я ему руку.       На улице уже наступила глубокая ночь, и единственный шум, который мог меня успокоить, доносился из общежития физиков. Но чем дальше я шел по тропе к дому философов, тем слабее до меня доносились радостные вопли моих одногруппников, пока они совсем не растворились в ночной тишине.       Я замедлился возле фонтана. Зачем — не скажу, потому что сам не понял, что на меня нашло. То ли ужас стал выходить из моего тела, то ли, напротив, засел настолько крепко, что забрал под себя все управление.       Странное ощущение закралось под кожу. Оно ощущалось также, как слабые разряды током. Меня перетряхивало от них, и становилось совсем уж дерьмово, пока я не услышал неприятное:       — Райан.       И вот тогда я побежал.       Но неважно, как быстро. Неважно, какими путями. Голос парня ощущался так, словно он влез мне прямо в голову.       — Мне нужна твоя помощь.       Мы встретились с ним на первом же повороте. Мы пересеклись возле яблонь. Он наблюдал за моими попытками сбежать, восседая на крыше одного из общежитий. Это было слишком. В этом не было смысла и реальности, и я бежал, закрыв глаза обеими руками, но даже сквозь темноту, ко мне пробивался его облик.       Никогда в жизни мне еще не было так страшно.       Кристиан уже спал, когда я, запыхавшись, ворвался в комнату, сразу же включая свет над потолком. Сонное лицо моего соседа выглянуло на меня из-под одеяла, но я был слишком занят, чтобы обратить на него внимание. Снимая с себя одежду, я и не заметил, как Кристиан поднялся с места.       — Почему ты мокрый? — Кристиан наблюдал за мной с расстояния вытянутой руки. — Райан, я с тобой говорю.       — Я принял душ.       — Прямо в одежде?       Я разделся до самого белья и сдернул со своей кровати одеяло, заворачиваясь в него, словно в кокон.       — Райан!       — Я не хочу с тобой разговаривать!       Кристиана мои слова задели. Ну, это он потом сказал. А тогда же, не чувствуя ничего кроме страха и гнева, я не обратил внимание на лицо своего соседа. Единственное, чего мне хотелось — это как можно скорее заснуть.       — Все должно иметь смысл. И это тоже, — успокаивал я себя.       Но его мне еще только предстояло найти.       А до тех пор я трусливо трясся на своей постели.