Клинок и перо

      Ночью я проспал часа два, не больше. Остальное время я слегка мандражировал, ухаживал за волосами и раз за разом перепроверял все детали своего безумного плана. Заодно я пытался понять, чем же меня наградили Декан и Септима. По первым моим прикидкам созданная ими связь напоминала подобие того «чутья», которое заставило Снейпа в прошлом году примчаться в мой кабинет и сорвать урок по изучению боггарта. Я ощущал отголосок присутствия замка словно он был хорошо разношенной обувью - прилегает к телу, но не мешает. У меня не появилась возможность отыскать кого-то из обитателей замка, я не стал видеть магию Хогвартса и никаких сверхъестественных способностей я не получил. И слава Моргане! Хватит и того, что я теперь до конца года стану живым сигнальным маячком. Зато я могу ощущать что-то вроде настроения древней твердыни или его состояния - кажется, сейчас замок пребывал в покое и наше ночное самоуправство не нарушило ничего в его охранной структуре.       Попытки разобраться в том, что я с собой сделал, заняли меня до утра и я напрочь забыл о своих переживаниях! Люччи, которую я был вынужден посвятить в некоторые детали, паниковала куда больше меня. Она металась из угла в угол, ругалась по чём свет стоит и пыталась подобрать амулеты и обереги для меня. Бесполезно! Я не был уверен даже в том, что мне оставят хотя бы мои перстни, хотя на наличии одного из них зиждился весь план. Я заранее убрал в зачарованную шкатулку «грязную» охотничью палочку, пришедшую на смену погибшей летом предшественнице и с которой уже успел поработать во Франции, оставив себе лишь две официальных. Люччи присмотрит за моим оружием лучше всякого цербера, как и за прочими вещами – никто не войдёт внутрь без её разрешения, а в случае попытки взлома установленной мной защиты, домовушка будет защищать вверенную ей территорию до последнего, не пуская никого внутрь. Исключение я оставил лишь для четырёх человек – Гарри, Маркуса, Пенелопы и, разумеется, Декана.       Завтрак прошёл… своеобразно. Студенты обсуждали вчерашний праздник, кто-то напевал запавшую в память песню, кто-то хвастался трофеем, а кто-то клевал носом над тарелкой с овсянкой. Мне было куда интересней смотреть на учеников, чем на своих соседей по столу. Если Септима со своими подружками вели себя сдержанно и спокойно, Маккошка явно упилась валерьянкой до состояния прострации, то Снейп еле сдерживался. За тонким слоем льда и напускного высокомерия бушевали злость и сожаление, смешанные с чувством вины. Интересно, что же такого он рассказывал обо мне директору, раз моя вчерашняя эскапада, насквозь лживая и притворная, так подействовала на него - словно ведро ледяной воды или опровержение грязной, лично распространённой сплетни? И что из слов Авроры попало в цель?       Я настолько погрузился в свои размышления, что едва не проморгал доставку утренней почты. Одна из сов подлетела ко мне, сбросила письмо в подставленные ладони и была такова. Я преспокойно распечатал конверт, развернул плотный лист бумаги, украшенный вензелями, и вчитался в текст. Фадж сделал всё, как я хотел. -      Директор, вы не будете против, если мой выходной начнётся на несколько часов раньше? -      Нет-нет, Гилдерой, никаких возражений. В школу, как я полагаю, ты вернёшься без опозданий? – с преувеличенной любезностью ответил тот, даже не поворачиваясь в мою сторону. -      Конечно, – я изобразил «фирменную» улыбку. – Двенадцать часов свободы, и ни минутой больше. Простите, мне пора! – я встал из-за стола, на ходу убирая конверт в карман камзола так, чтобы Северус успел увидеть вензель Визенгамота на бумаге.       А теперь мне следовало торопиться!       Я едва ли не бегом промчался в свои комнаты, переоделся в подготовленный Люччи костюм и связал волосы в низкий хвост. Насколько бы ни было фальшивым то представление, в котором я собирался участвовать, выглядеть мне надлежало соответствующим образом – строго и сдержано, хотя и по-прежнему роскошно. Синий камзол, более тёмный жилет и бриджи в тон, чёрная кружевная рубашка и высокие сапоги без украшений делали меня образцом скромности, но с намёком. То, что и надо для зарвавшегося франта. Из школы я успел выйти до того, как закончился завтрак, и меня почти никто не заметил.       Почти – я всё же попался на глаза Сивилле, как всегда ушедшей раньше остальных преподавателей, но её настолько поразила перемена в моём облике, что она ничего не посмела сказать. А вот это было плохо… Ничего, разберусь с последствиями позже!       В Министерство я попал привычным путём – через камин, на одну минуту вернувшись домой. Это простые граждане, вызванные в аврорат или другой отдел, должны были пользоваться зачарованной телефонной будкой. У меня, как у охотника и преподавателя Хогвартса, имелась привилегия в виде прямого допуска. Точно такой же обладали колдомедики из Мунго и главы разнообразных гильдий, так что я мог считать себя польщённым и хоть как-то примазавшимся к более почтенному сословию. -      Мистер Локхарт, – напротив меня тут же возник аврор с лицом бульдога и ветеранскими шрамами на всех открытых участках тела. – Следуйте за мной. -      Разумеется, – кивнул я, не собираясь спорить. Во-первых, этого не предполагал мой план, во-вторых, меня успокоило присутствие именно этого человека. Я узнал его по голосу – он был одним из бойцов отряда Скримджера и носил позывной «Третий». Вряд ли было простым совпадением то, что меня встречал именно он.       Меня провели через стандартную процедуру регистрации, проверили обе палочки и пропустили внутрь. Дальше последовало краткое путешествие до зала заседаний Визенгамота. Признаюсь, меня впечатлил уровень, на котором мы очутились – мрачные стены, факелы в стальных держателях, массивные, окованные железом двери, по которым бежали цепочки чуть светящихся рун… Это место так и навевало страх и уверенность в собственной вине. Я испытал прилив вдохновения и еле смог взять себя в руки, чтобы не потянуться за блокнотом и не начать записывать пришедшие на ум идеи для новой книги. Потом я вспомнил, что оставил всё лишнее в Хогвартсе и пришлось как можно тщательней запоминать увиденное. Пригодится...       Благодаря выходному дню и раннему часу нам почти никто не встретился на пути, кроме рыжего джентльмена в потёртом костюме, который выглядел немного обеспокоенным и деловитым. Вот только взгляд, который он бросил на меня, был далёк от взгляда человека, занятого исключительно собственными делами. Цепкий, внимательный, он никак не мог принадлежать обычному клерку, которого изображал из себя мужчина с залысинами и следами многолетней усталости на лице. -      Доброе утро, мистер Уизли! – поздоровался я, скаля зубы, а заодно обращая внимание аврора на неурочного посетителя. Кажется, мой сопровождающий поначалу его и вовсе не заметил, что было очень, очень странно. -      Не разговаривать! – рявкнул аврор в мою сторону, а затем повернулся к отцу пятерых моих студентов. Судя по всему, он действительно заметил его лишь благодаря мне. – Что вы здесь делаете, мистер Уизли? -      Меня вызвали, чтобы решить проблему сбоя в чарах фальшь-окон в кабинете секретаря суда… – судя по тону, растерянность была настоящей. Кажется, Артур Уизли не ожидал, что аврор прицепится к нему. -      Это не ваша компетенция и не ваша обязанность, сэр. Десятый уровень закрыт сегодня для посещения лицами, не имеющими отношения к Визенгамоту. Я могу ошибаться и не быть в курсе вашего назначения. У вас есть допуск? -      Нет, я… -      Покиньте немедленно уровень. Я доложу о вашем нарушении руководству, – безэмоционально прервал его аврор. -      Но я не понимаю, в чём причина?! Что-то случилось? – наивность в голосе Уизли могла обмануть кого угодно. Аврор ему не ответил. Он твёрдо, но без грубости, толкнул меня в плечо, и я молча направился дальше по коридору. Меня ждали суд, расправа и… гарантированный обвинительный приговор. Если бы этого не случилось, то я был бы очень разочарован. Мог Корнелиус хоть раз расстараться для любимого племянника?!       Мы успели вовремя и вошли в зал минута в минуту. Ровно восемь тридцать утра, как и было указано в письме. Вокруг, неприятно напоминая подземный амфитеатр, пылал огонь, тёмный зал был полон теней и еле заметных силуэтов заседателей, а на месте Верховного Чародея, облачённый в сливовую мантию и дурацкую шапку, сидел мой замечательный дядя. Вид он имел самодовольный, глупый и донельзя карикатурный. То есть выглядел Корнелиус в соответствии со своим публичным образом. -      Мистер Локхарт, обвиняемый по делу о незаконном применении Права Крови, нарушающем Министерский запрет на использование тёмных искусств, прибыл! – квакающим голоском провозгласил секретарь суда, моя милая добрая жабка. Интересно, а как дядя уговорил её участвовать в нашей затее? Он явно не хотел допускать никого чужого до судебных бумаг, но вот выбор Амбридж указывал на то, что Долорес вышла из временной опалы и вновь стала любимицей Министра. Моё настроение скакнуло вверх. – Пройдите к креслу, мистер Локхарт. После того, как вы в него сядете, магия определит степень вашей угрозы для окружающих. В случае, если цепи проигнорируют вас, это можно будет считать смягчающим обстоятельством. -      Благодарю, мадам, – я кивнул и прошёл к уродливому, вызывающему отвращение одним своим видом старинному креслу, обитому стальными полосами с заклёпками. На полу лежали ржавые цепи, которые при моём приближении зазвенели, начали шевелиться, даже поползли в мою сторону, но как только моя задница опустилась на не самое чистое сиденье, они замерли и замолчали. Мне даже стало немного обидно – меня не посчитали опасным! А ведь я уже представлял себя связанным по рукам и ногам, с ошейником на шее, выставленным на всеобщее осуждение и порицание! Мне очень не хотелось вновь ощутить себя настолько беспомощным, но я надеялся, что этот вид надолго запомнится Корнелиусу. Придётся мстить другим способом! Пока я предавался мечтам, Долорес успела перебрать бумажки, найти нужную и начать свою квакающую речь: -      Уважаемый суд, сегодня, первого ноября тысяча девятьсот девяносто второго года, мы собрались для срочного рассмотрения дела Гилдероя Локхарта, который обвиняется в незаконном применении Права Крови. -      Почему так неожиданно и срочно? Я еле успел найти мантию, – проскрипел какой-то старый придурок на дальнем ряду. -      И где Дамблдор? Почему вместо него председательствует наш Министр? – второй голос звучал насмешливо и с презрением. -      Срочность обусловлена тем, что сегодня по решению Верховного Чародея истекает срок заключения в Азкабане Шелдона Дрэббера, осуждённого за наложение проклятия на Беатрису Локхарт, сестру обвиняемого. Отсутствие Верховного Чародея объясняется тем, что он, как директор Хогвартся является начальником обвиняемого и, следовательно, определяется законом как пристрастное лицо, имеющее личные мотивы, и не может быть допущен к судебному процессу, ни как судья, ни как присяжный, ни как свидетель, – голосок Долорес звучал сладко, липко, и был полон замаскированного под лесть презрения. -      А! Это тот самый Локхарт, который книжки пишет? Ну-ну, и что же он натворил? Что за Право Крови? – скрипучий женский голос отображал скуку и усталость. Интересно, это действительно была глупость, связанная с незнанием правил нашего мира, или же старая ведьма издевалась над жабкой? -      Справка для суда, – откашлявшись, начала Долорес. – Право Крови – это право старшего в роду использовать свою магию для избавления младших членов семьи от недугов и болезней, возникших по причине вредоносных чар и проклятий. Учитывая специфику чар, позволяющих экстренно излечить пострадавшего, Право Крови не классифицировано как несомненно тёмное волшебство, но и не относится к перечню разрешённого колдовства. Учитывая его «пограничное» положение каждый случай применения Права Крови за редким исключением должен рассматриваться отдельно, как с учётом обстоятельств применения так и с оглядкой на личность, использовавшую чары пограничной классификации. -      Мистер Локхарт, – заговорил Фадж, когда Долорес замолчала. – Когда и по какому поводу вы использовали Право Крови? -      Двадцать шестого августа этого года я узнал, что моя сестра подверглась проклятию и умирает. Когда я прибыл домой к своей семье, то мне стало ясно, что у меня осталось совсем немного времени для того, что бы спасти Беатрису, и поэтому я воспользовался своим Правом и применил чары «Жадного червя», которые позволяют собственной кровью «выжечь» очаги темномагического поражения в теле пострадавшего. -      Вы осознавали, что ваши действия могут нарушить закон? -      Да. Именно поэтому мной был вызван сотрудник аврората. Прибывший Джон Долиш оценил ситуацию, выписал мне разрешение на применение чар и занялся взятием показаний у членов моей семьи, чтобы найти преступника. Всё время, пока проходило излечение моей сестры, аврор Долиш находился рядом и следил за мной. -      Эй, так если Долиш одобрил действия кудлатого хлыща, то какого Мордреда мы тут заседаем? – возмутился очень знакомый мне джентльмен. Нотт. А он тут какими судьбами? Дядя обещал, что ни одна высокопоставленная сволочь не будет присутствовать на заседании! Или он счёл лорда Нотта недостаточно знатным? На Корнелиуса это не похоже. – Этот цербер в аврорской мантии точно бы не допустил нарушения закона. -      Аврор Долиш не является лицом, уполномоченным решать вопросы правомочности применения пограничных чар, – пропела жабонька, косясь в лежащие перед ней бумаги. Она что, реплики своей роли туда записала? – Это, кстати, согласуется с вашими жалобами в аврорат, в которых вы, лорд Нотт, указываете на недостаточную компетенцию данного сотрудника аврората. Могу я считать ваше заявление оправданием действий аврора Долиша и отказом от жалоб? -      Нет! То есть… нет, – тут же сдал назад Нотт и заткнулся. Сука. Чуть всю игру мне не поломал. Зато всем сразу стало ясно, что благородного аристократа интересует лишь целостность собственной шкуры и количество штрафов, выписанных ему Джоном – характерный шум смешков лишь подтвердил мою правоту. -      Что вы сделали после того, как сняли проклятие с Беатрисы Локхарт? – спросил Фадж, хитро щуря глазки. -      Я доставил её в приют «Золотая Астра», где ей могли оказать помощь и поставить на ноги. Лекари мадам Равиаль знают, как заботиться о сквибах. -      Вы не говорили, что ваша сестра – сквиб! – с оттенком брезгливости воскликнула та самая скрипучая тётка. -      Обе сестры, мадам, – ответил я, даже не думая стесняться этого факта. - Вся моя семья состоит из отца-маггла и сестёр-свибок. -      Позорище… – пробурчал кто-то. Судя по тому, как метнулся из стороны в сторону взгляд Корнелиуса, он этого идиота приметил и запомнил. Всё-таки, мои сёстры были и его племянницами, пусть он никогда их и не видел!       Фадж нервно постучал пальцами по трибуне и заговорил, надменно поглядывая то на меня, то на судей Визенгамота. -      Во время заседания суда по делу Шелдона Дрэббера, была признана несомненность угрозы жизни пострадавшей, это подтвердили и заключения колдомедиков, осматривавших Беатриссу Локхарт. Однако, тогда никто не допрашивал мистера Локхарта и никто не спрашивал у него, откуда он узнал весьма специфические чары и кто научил его управлению собственной кровью. Итак, мистер Локхарт – кто передал вам знания о заклинании, имеющем название «Голодный червь»? -      Моя мать, Шарлотта Локхарт. -      Мы можем вызвать её для дачи показаний? -      Это невозможно. Она пропала без вести в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Я подавал заявление аврорат в августе того года, – без тени беспокойства соврал я. Цепи даже не шелохнулись. Фадж тут же затребовал копию этого заявления и, пока сонный клерк бегал в архив аврората и обратно, я успел заскучать. Наконец, искомую бумажку доставили и приложили к делу. Долорес демонстративно проверила её подлинность, и светлая вспышка магии подтвердила истинность заявления. Дядя справился. На самом деле, заявление я подал только после окончания Хогвартса, когда готовился сбежать подальше от пожара гражданской войны и искал себе учителя среди охотников. Было бы подозрительно, не сделай я этого! Ну, а пропала Шарлотта ещё раньше, за пару дней до шестого курса, о чём не знал никто, кроме меня и Джона. Я уже упоминал, что мы в подростковом возрасте могли надеяться только на себя и пытались выжить всеми возможными способами? Я не знал, станут ли привлекать к суду Элизабет - сквибы иногда вызывались в качестве свидетелей, а моя старшая сестра узнала об исчезновении матери именно в августе семьдесят девятого, когда Колин решил с ней встретиться и не получил ответ ни на одно своё письмо. -      При каких обстоятельствах ваша мать обучила вас, мистер Локхарт? - продолжил допытываться Корнелиус. -      При аналогичных, господин Ми… то есть, господин судья. Моя старшая сестра подверглась проклятию, когда мне было двенадцать лет. Это случилось летом, я находился рядом с матерью и видел всё, что она делала и какими чарами пользовалась. Не знаю, обращалась ли она потом куда-то за помощью, или нет. Скорее всего – нет. Сами знаете, быть сквибом в то время было опасно для жизни! -      Не отходите от темы! У вас есть хоть какие-то подтверждения ваших слов? -      Кроме моей памяти – нет. И я согласен подвергнуться обследованию судебного легилемента ради… -      Невозможно! Законом запрещено просматривать память о периоде жизни с рождения до совершеннолетия. Кто-то другой может подтвердить ваши слова? -      Мне это неизвестно, – ответил я, пожимая плечами. Ни да, ни нет. -      Скажите, мистер Локхарт, испытывали ли вы сомнения, применяя столь специфические чары? -      Нет. -      Вы давали себе отчёт в том, что магия может выйти из-под контроля, и вы убьёте свою сестру? -      Да. -      Вы были так уверены в себе несмотря на то, что лишь видели использование подобных чар восемнадцать лет назад? -      Да. -      Вы в курсе той характеристики, которую вам выдал ваш нынешний начальник, директор Школы Магии, Чародейства и Волшебства Хогвартс, Альбус Дамблдор? -      Нет. Но вряд ли она отрицательная – у меня сложились с директором школы ровные и хорошие рабочие отношения, – с улыбкой довольного жизнью идиота ответил я, чем вызывал волну презрительных смешков. -      Отнюдь! – рявкнул Фадж. – Мисс Амбридж, передайте эту характеристику судьям, чтобы они смогли ознакомиться с ней. При рассмотрении данного дела она имеет большое значение.       Мне стало нестерпимо любопытно – что же такое накатал на меня наш Светоч? Ну, помимо обвинений в распущенности и попытке перетрахать весь педагогический состав, там было что-то новое, или нет?       Раздались шепотки, недоумённые возгласы. -      Это чушь! – воскликнул кто-то. – Я не постесняюсь заявить, что подобные заявления – мордредов бред. Почему тогда Локхарт не был уволен ещё до Йоля прошлого года и какого хера он снова оказался на должности преподавателя ЗОТИ? -      Альбус опять пытается отмыть чёрную овцу, словно ему Снейпа и полугоблина мало! Видно, в этот раз он всё-таки ошибся, – скорбный голос был поддержан одобрительным гулом сторонников директора. Судя по уровню шума, их было много. -      Матерь наша Моргана, Дамблдор не ошибся, а сошёл с ума. Не могу понять только когда он писал эту утерянную главу «Декамерона», или когда вновь пустил наёмника в школу… Лорд Нотт, отдайте, я не дочитала последний абзац! -      Уберите руки,леди, мне самому любопытно, что за хмырь учит моего сына, – огрызнулся тот. А то он не знал, что я за «хмырь». Тот самый, который имеет склонность проламывать ножкой от стула головы одержимым магам. – Э-э-э… Господин судья, это точно написано Дамблдором?! -      Он составил эту характеристику при мне, о чём я готов свидетельствовать собственной магией! Также я хочу сообщить уважаемым членам Визенгамота, что после пересмотра дела Шелдона Дрэббера…       Фадж не договорил. Караулящий дверь аврор вскинул руку, призывая его к молчанию, а затем направил палочку на входную дверь. -      Попытка вторжения! Нарушитель определён как Верховный Чародей Визенгамота, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. -      Впустите немедленно! Не хватало ещё дождаться момента, когда охранная система атакует его, – всполошился Фадж. Аврора едва не смело в сторону, когда Дамблдор ворвался в зал заседаний во всей красе своего тщательно выпестованного облика. Колокольчики звенели сердито и грозно, тёмная мантия никак не походила на шутовской наряд, а отражающийся в линзах очков огонь придавал облику Светоча инфернальный вид. -      По какому праву вы судите этого юношу? – гневно, а главное – абсолютно искренне возмутился этот образец благочестия и лицемерия. – Корнелиус, я не ожидал от тебя подобной подлости. -      Прошу соблюдать порядок, мистер Дамблдор, – пропела Долорес, едва сдерживая охватившее её негодование. – Вы оскорбляете Министра Магии и Судью Визенгамота. Вам следует немедленно объяснить причину своего вторжения или вы будете выдворены с заседания! -      Я требую, чтобы вы немедленно освободили Гилдероя. Обвинения, которые вы ему предъявляете… -      Вы даже не знаете, что это за обвинения, иначе не стали бы противоречить сами себе, – с тонкой злорадной улыбкой произнёс Фадж, откидываясь на спинку кресла. – Я как раз собирался сообщить уважаемым членам Визенгамота, что именно вы сподвигли меня на возбуждение дела против мистера Локхарта. Именно ваши слова о том, что этот «юноша» имеет склонность к применению Тёмных Искусств, стали причиной сегодняшнего собрания. А также – ваша характеристика на него, подписанная двадцать третьего июня этого года. И именно ваши уверения в том, что такая личность, как Локхарт, обязательно попытается отомстить выпущенному досрочно из Азкабана Шелдону Дрэбберу, заставили меня принять превентивные меры и избавить авроров от лишней работы по расследованию убийства бывшего заключённого. Вам есть что возразить? -      Вы неверно поняли меня, Корнелиус, как всегда, увидев угрозу там, где её нет! -      Зато характеристика – есть! – заржал Нотт. – А я-то думаю, почему Люций до сих пор с поста Главы Попечительского Совета не уходит? Нудятина же! А в школе, оказывается, вон какое веселье творится! Шабаши, тёмные оргии, и во главе этого – тупой писака с охотничьей меткой. Тут или вы идиот, Дамблдор, или пытаетесь сделать идиотами всех нас! -      Но она же не имеет отношения… – растерялся директор и осёкся. Летом я столкнулся с Неназываемым и Дамблдор вряд ли выбирал выражения, стремясь обелить себя перед Министром, и теперь ему пришлось пожинать плоды своей горячности. А ещё его явно смущал мой обиженно-неверящий взгляд, как у домашней шишуги, которую пнул любимый хозяин. -      Имеет! Отчёт о событиях в школе имеет прямое отношение к тому, что сотворил участник июньского балагана всего через два месяца после того, как покинул Хогвартс, – позлорадствовал Фадж. – Если вы не соврали ни единым словом, так в школе все святые, кроме мистера Локхарта, преступно превысившего уровень необходимой самообороны. А это, как вы понимаете, напрямую связано с его нынешним обвинением в преступной самонадеянности и возможной угрозе жизни члену нашей общины. Ну, раз пришла пора отделять агнцев от козлищ, а низзлов от нунд, то я пойду вам на встречу и сделаю то, что вы не смогли. Вы ведь изо всех сил противились возвращению Локхарта в школу, чему я был свидетелем лично, и даже отказались селить его куда-то, кроме выгоревших напрочь комнат!       Волна голосов снова обрушилась на меня, отвлекая от наблюдения за Дамблдором. -      А что, в школе пожар был? -      Да чего там только не было… -      И свободных комнат тоже? Замок же полупустой стоит! -      Вы передёргиваете, Корнелиус, и выворачиваете факты, - попытался выкрутиться Светоч. -      Ничуть. Закон есть закон, Дамблдор. Вы, Верховный Чародей, заявили Главе аврората о необходимости судебного расследования в отношении правомочности применения мистером Локхартом Права Крови. Я это и сделал, ведь Министр, согласно закону нашей общины, обязан следовать указаниям главы Визенгамота, даже высказанным не ему лично, – дядя уже не злорадствовал, а шипел, цепляясь пальцами в подлокотники кресла так, что они был готовы поддаться и вылететь из креплений. -      Но вы могли бы проявить снисхождение и… -      И скостить срок, как поступили в отношении Шелдона Дрэббера вы? И к чему это привело, Верховный Судья? Нет. Приговор – полгода Азкабана! Голоса «за»? – вверх поднялась большая часть рук. Не зря дядя набрал для этого заседания по большей части сторонников Дамблдора. Они были готовы следовать за волей своего кумира несмотря ни на что, а нам и было это нужно. Фадж озвучил мнение директора школы и этот довод был куда весомей логики или закона. А попытка защитить меня выглядела привычным желанием Светлейшего даровать всем ублюдкам второй шанс. – Кто «Против»? – К моему удивлению, Нотт голосовал за отмену приговора. – Воздержавшиеся? Ни одного. Приговор может быть оспорен в установленный законом срок при условиях, не противоречащих статьям «Уложения о преступлениях и наказаниях».       Кто-то ахнул – я же сам недавно признался, что у меня нет другой родни кроме сквибов, а они не имели права опротестовывать решения Визенгамота. То есть, я был обречён.       Ко мне подошли авроры, надели на запястья зачарованные наручники. Я не сопротивлялся. Я смотрел на Дамблдора со всей возможной растерянностью, на которую только был способен, и наконец он не выдержал и отвернулся. Вот только сожаление в его глазах было таким же лёгким и эфемерным, как выдохшиеся духи... Он не мог не попытаться оправдать меня, ведь тогда бы я стал его должником, но и сожалеть об избавлении от меня не собирался.       Меня вывели из зала и вскоре мы оказались у одной из запертых дверей на том же уровне. Когда я шагнул внутрь вслед за конвойным, то увидел бегущую по коридору женщину в пышном платье, за которой следовал знакомый мне сухопарый мужчина в старомодном костюме. Вовремя! Второе действие судебной драмы будет происходить без меня, но оно и не важно – на сцене Визенгамота предстоит блистать лучшей шпионке Отдела Тайн и попечительнице всех сквибов Англии, достойнейшей и прекраснейшей Джейн Равиаль. Она справится, я дал ей отличную мотивацию для победы. Джон, счастье моё, он сделал всё в точности по моему плану и вовремя, а главное, при свидетелях, известил Джейн о суде… Надеюсь, он уже успел исчезнуть из приюта!       Затем было краткое путешествие через закрытую линию каминной сети, переправившей меня с нижнего уровня Министерства в пустую хибару на берегу моря. Я вдохнул морозный влажный воздух, ощутил в лёгких знакомую соль и едва не засмеялся от счастья. Мордред, всё оказалось ещё лучше, чем я смел надеяться – мы находились на берегу Северного моря, того самого, в котором я не раз тонул и всегда выплывал, которое любил со всей возможной безответной страстью. -      И чего ты улыбаешься-то, дурак? – тоскливо спросил конвойный, подталкивая меня в спину. – Ты ж помрёшь скоро! Полгода заключения причисляют тебя к категории особо опасных – это значит третий уровень тюрьмы, а там дольше пары месяцев мало кто продержаться может! -      Ну, кое-кто ведь ещё держится, – буркнул второй аврор, помоложе и явно поболтливей. – Ладно, пойдём. Надо доставить тебя поскорее, чтоб успеть обогреться перед обратной дорогой! Задержимся, и придётся обратно без отдыха плыть. -      А что, в тюрьму можно попасть только в строго отведённое время? – я успешно изобразил наивного, но любопытного идиота. Под ногами хрустела крупная острая галька, мокрая и почти чёрная. Тяжёлые волны с ленивой злостью бились в берег и на моё лицо летели брызги ледяной воды. Поездка обещала быть очень неприятной. -      Туда – нет, а вот обратно – да. Заключённых выпускают ровно в полдень, дементоры в это время поспокойней становятся, меньше шансов, что разозлятся из-за потери… -      Алан! – рявкнул старший аврор. -      Да ладно, я знаю, что дементоры всё время потихоньку питаются жизненной силой заключённых. Вы даже не представляете, в скольких книгах это написано! Ну, дохляком меня назвать сложно, может, и дотяну до первого июня, – изображённая мной горькая ирония была почти настоящей. В случае неудачи мне действительно предстояло провести в Азкабане всю зиму и весну. Без крема для тела, шампуня, пилочки для ногтей и сменного белья. -      Надейся и молись Моргане, – всерьёз посоветовал мне аврор, жестом палочки подзывая лодку, которая качалась на волнах в двух метрах от берега и не думала уплывать благодаря магической привязи. – Тебе теперь только она поможет.       Нет, подумал я, садясь в лодку. Мне поможет только Джон. Он куда лучше Морганы!       Путь до Азкабана не занял много времени. Полчаса стремительного заплыва закончились так быстро, что я не успел дорассказать о том, как охотился на никсу, повадившуюся топить в одном из фьордов рыбачьи лодки и жрать рыбаков вместе с уловом. Наставница очень любила отправлять меня на охоту, отбирая волшебную палочку и оставляя лишь баселард и знание рун. Поначалу меня это бесило. Потом я вошёл во вкус и понял, чем её обучение отличается от того, как поступал со мной Филип Тронби, мой первый учитель в охотничьем ремесле – она никогда не оставляла меня одного и не бросала на тех тварей, которые были мне не по зубам. Наставница знала мои возможности даже лучше меня самого и помогала, а не использовала. Разумеется, о знакомстве с единственным на весь мир Рунскьярером я умолчал, а вот о том, как четыре часа ловил в дырявой лодке скользкую и пронырливую никсу нет. Под конец авроры даже начали тихонько подхехекивать, но тут из пустоты, прорвав небо уродливым клыком, проявился Азкабан, и всё веселье пропало. Только не у меня – я уставился на ужаснейшую из всех магических тюрем с восхищением и оторопью. Это было зло… нет, Зло – с большой буквы и чистейшем виде. Это был ужас, облачённый в мокрый камень и украшенный живой короной из вьющихся над ним дементоров. Страх – острый и ледяной – попытался коснуться меня, но я был слишком сильно заворожён идеальной гладкостью стен древнего узилища, его совершенной формой и абсолютной неуместностью пребывания в нашем мире. Азкабан казался метеоритом, преодолевшим путь с другого края галактики и таящим в себе тайны безжизненной пустоты. Вслед за космосом пришло воспоминание об Авроре. Теперь он вечно будет напоминать мне о ней. Интересно, если план пойдёт наперекосяк, воспоминания о прекрасной преподавательнице астрономии смогут помочь мне сохранить разум до июня?…       Лодка ударилась о камни, мы шагнули на берег и авроры едва ли не бегом помчали меня в сторону небольшой пристройки, прячущейся в тени высоких стен. В ней жили охранники и начальник тюрьмы, там располагались и комнаты для допроса – иногда заключённых приходилось опрашивать заново, и делать это в самом Азкабане было бы пыткой для следователей аврората. А вот возвращение в камеру было уже пыткой для заключённых, и поэтому эти самые допросы терпеть не мог никто из участников процесса. Даже дементоры – их нервировали чужаки! -      Мамочки, мистер Локхарт, а вас-то за что? – воскликнул начальник тюрьмы, как только я переступил порог убогой пристройки, холодной и стылой, которую не могли согреть ни магические очаги, ни развешанные по стенам зачарованные факелы. Тёмное и злое колдовство древней темницы было намного сильнее жалких людских попыток сопротивления. Благодаря тому, что я был какой-никакой, а знаменитостью, мне удалось избежать стандартной процедуры досмотра и меня принял сам «хозяин» этого места, что было лишь на руку мне и моим подельникам. Личные контакты всегда способствуют крохотным уступкам ради сохранения репутации истинных джентльменов. -      Попал между молотом и наковальней, – пояснил я, встряхивая головой, чтобы смахнуть с волос капли влаги. Морская вода имела свойство приглушать мой природный яркий цвет! – Так что теперь я полгода буду гостить у вас, до самого лета. Позволите выпить чаю перед заключением, или не положено? -      Не положено, – вздохнул низенький, блёклый человечек в серой мантии и поставил передо мной щербатую чашку, полную крепкого чая. – Только кто же узнает? Вы пейте, да и парни пока обогреются. Магические обереги, амулеты, зачарованные вещи у вас при себе есть? Придётся сдать!       Надо же, какая забота! Интересно, как бы он отнёсся ко мне, если бы узнал о том, что я попал сюда благодаря Светлейшему, которому тайком подмахивал, не пуская Фаджа на осмотр тюрьмы?       Пользуясь тем, что цепь между наручниками была не очень короткой, я молча отцепил от воротника фибулу с охотничьим знаком, затем со вздохом снял орихалковый перстень. -      А второй? – тут же насторожился начальник, доставая палочку. -      Это обычное кольцо. В нём нет магии, – с грустным видом соврал я. Грэй долго изучал мой ирландский подарок, прежде чем пришёл к выводу, что хризопразовый перстень не несёт в себе ни капли магии. Будет странно, если начальник тюрьмы преуспеет там, где отступил Глава Отдела Тайн. Я рисковал, позволяя Грэю изучать подарок Клиодны Бан, но он только пробурчал что-то про придурочных цыган, колующих невесть что, и не проявил к моему перстню особого интереса. -      Позвольте… Можете снять? -      Только вместе с пальцем, – пояснил я, протягивая ему руку. -      О! Я понял, мистер Локхарт. Это… из Ирландии, да? – в голосе моего будущего тюремщика просквозило сожаление. – Но я обязан проверить.       Он изучал перстень минут десять, даже покрылся испариной и побелел, видно, в Азкабане было трудно колдовать, но в итоге моя хризопразовая безделушка осталась при мне. Начальник тюрьмы лично обследовал всю мою одежду, едва не заставив раздеться до трусов, чтобы найти возможную магическую «запрещёнку», но я был чист, как первокурсник, ещё не знающий о возможности контрабанды кусачих фрисби и навозных бомб. Поэтому, через десять минут и ещё одну чашку чая я был сопровождён угрюмым и злым охранником на третий уровень тюрьмы.       Страх начал подползать ко мне, кусая за сердце и пытаясь облепить мозг мокрыми щупальцами. Он сочился из камней, тёк вместе с дымом из чадящих факелов, обвивал горло сырой удавкой... Когда за мной закрылась решётка камеры, отрезав от свободы, я едва не впал в панику. Я сам – сам! – засадил себя в тюрьму, лишил свободы и порушил собственную жизнь. И для чего? Для кого?! Перед глазами возникло спокойное лицо Джона, каменное и словно застывшее, с каким он выслушивал мой безумный план по решению проблемы отсутствия информации. Гнев, страх, негодование и понимание жили лишь в его глазах – тёмных и жгучих, как пламя Самхейнских костров. Если я не справлюсь, если Джон ошибётся, то мы погибнем оба! Но мой друг принял мой идиотский рискованный план и доверился мне. Я не мог его подвести и начать истерить, как порвавшая чулок барышня!       Я прикрыл лицо ладонями, вздохнул, вспоминая Джона улыбающимся, в дурацкой короне из осенних листьев, и прыгающего рядом с ним Гарри. -      Я люблю тебя, – прошептал я. – Я не подведу.       И, резко вскинувшись, я засмеялся. Не нервно, не зло – свободно и счастливо, потому что это на самом деле было смешно. Гилдерой Локхарт – узник Азкабана. Надо будет получше запомнить этот час, будет что описать в своей новой книге! Никогда путь к вдохновению не был так тернист и безумен…       Через десять минут после того, как за мной захлопнулась решётка камеры, я начал действовать. Кольцо сидхе было полностью инертно не только к магическим проверкам, но и к самой магии – его нельзя было зачаровать, нельзя было разрушить с помощью колдовства и почти весь мой план опирался на это свойства подарка Клиодны Бан. Должна же быть хоть какая-то польза от древней ирландской суки! Стянув с пальца перстень, я сжал камень, выставив обод наружу. До появления дементоров, обязанных поприветствовать нового постояльца, оставалось пятнадцать минут. Нервно выдохнув, я подошёл к решётке и осторожно, стараясь не задевать прутья, просунул руку наружу.       Согласно всем данным об Азкабане, которые я смог нарыть в своей библиотеке, внешняя несерьёзность замков в камерах компенсировалась сложным зачарованием, наложенным на решётки и задвижки. Заключённые могли сколько угодно беситься и бросаться на прутья, грызть их или даже пытаться распилить маггловской ножовкой (были и такие случаи), но решётки могли выдержать даже взрыв бомбарды максима, что уж говорить про жалкие потуги узников, лишённых возможности творить волшебство. На первый взгляд преграда между камерой и коридором казалась пустяковой и несерьёзной, но открыть дверь могли лишь надсмотрщики и сам начальник тюрьмы, всех остальных ждало бы не только глубокое разочарование, но и моментальное магическое истощение. А может, и что похуже – в данном случае источники разнились в последствиях.       Я осторожно подцепил ободом край задвижки, ржавой и покрытой хлопьями окисла. Ничего не случилось. Главное – не касаться её рукой! Я закусил губу, сосредотачиваясь и беря под контроль слегка трясущиеся пальцы, а потом надавил посильнее. И ещё. И ещё сильнее – нерушимый металл сидхе оказался сильнее старой зачарованной стали и она поддалась. Задвижка так резко вышла из паза, что я едва не выронил перстень, но вовремя успел подхватить его. Дверь открылась, и я вышел из камеры настороженно поглядывая по сторонам. Пусто! Воздав хвалу Мордреду, покровителю всех неблагих поступков, я распустил волосы, чтобы скрыть лицо, и отправился на поиски. Мои шаги не были слышны, я умел передвигаться, не издавая ни звука даже в лесу, среди сухих ветвей и предательской листвы. А ещё я умел это делать быстро – третий уровень был большим, и мне надо было успеть осмотреть все камеры, прежде чем придётся возвращаться в свою. Всё, что было известно о Сириусе Блэке, так это то, что его содержали на третьем уровне, на один выше, чем осуждённых Пожирателей Смерти, и единственным шансом попасть сюда было влететь на минимальный серьёзный срок, и не по простой статье, а по обвинению в применении тёмных искусств. Дамблдор так кстати распустил язык…       Я не мог упустить шанс, полученный благодаря попустительству самой Морганы, и поэтому спешно разыскивал крёстного Гарри, пытаясь найти его среди скорчившихся на голом полу тел, некоторые из которых уже были мертвы… Страх вновь попытался куснуть меня, но я отогнал его пинком в виде воспоминаний о замке Монмут, августовском тёплом солнце и шокированном лице Гарри в тот момент, когда он увидел в музее подлинный доспех своего обожаемого Генриха Пятого. Король был великим человеком во всех смыслах. Здоровенная, плечистая скотина, сумевшая одной осадой и одной битвой поставить Францию на колени, не зря покорила сердце нашего маленького рыцаря. Жаль, Генрих слишком быстро умер… Ничего, с его тёзкой этого не произойдёт!       Я настолько увлёкся воспоминаниями, что едва не пропустил камеру, постоялец которой не выл, не пытался вжаться в угол, не валялся тухлым куском мяса, а внимательно следил за мной, блестя тёмными глазами из-под спадающих на лицо свалявшихся косм. Я замер, присмотрелся к нему, а затем расплылся в довольном оскале охотника, напавшего на след ценной добычи. -      Добрый день, лорд Блэк, – прошептал я, подходя к решётке. Присев на корточки, я показал ему раскрытые ладони. – Вас было нелегко найти!       Он молчал. По-звериному настороженный взгляд следил за каждым моим движением. Я не знал, насколько Блэк в своём уме, может, вся моя затея окажется напрасной, если он вдруг лишился разума, но я не собирался отступать. Если крыша Блэка протекла так же, как кровля в нашей с Джоном хибаре, то я всё равно его вытащу и подлатаю даже с помощью маггловского супер-клея и полиэтилена! С хибарой-то это сработало… -      Вы помните Гарри?       Блэк вдруг с рыком бросился на решётку, вцепился в неё пальцами и натурально оскалил жёлтые зубы. Ещё и щёлкнул ими, как самый настоящий волк. -      Тише, тише, не то нас прервут раньше времени. Я задам вам один вопрос и от него зависит то, окажетесь вы на свободе, или нет. Разумеется – нелегально. Честного пути из Азкабана у вас нет.       Блэк замер, прекратив рычать, и уставился на меня вполне вменяемым человеческим взглядом. Кажется, за долгие годы заключения он просто разучился говорить. -      Это вы предали Поттеров и открыли путь к их дому Неназываемому? – спросил я. Было бы наивно полагать, что он выдаст правду, но в глазах Блэка промелькнуло столько боли – свежей, не покрывшейся пеплом времени за одиннадцать лет заключения – что я понял его и без слов. Блэк отрицательно замотал головой, затем попытался изобразить что-то странное руками, разозлился и вдруг с размаху ударился головой о стену. Раз, другой, потом замер и тяжело задышал. Его губы, покрытые запекшейся кровью и грязью, беззвучно шевелились, повторяя одни и те же слова, которые я легко мог понять – «Джеймс», «Лили», «Гарри»… Конечно, Блэк мог оказаться прекрасным лжецом, но это было неважно – Грэй сумел бы разговорить даже его, так что Гарри мог не бояться остаться без драгоценной правды. -      Слушайте меня, лорд Блэк. У нас осталось мало времени! Скоро сюда придут дементоры и нам с вами придётся пострадать от их визита. Тихо, не надо уползать. Я знаю, кто вы. Догадался, когда обдумывал особенности вашей странной дружбы с Римусом Люпином. Я точно знаю, что вы сбегали из школы даже в полнолуние, не боясь того, что вас порвёт ваш дружок-оборотень, а потом вспомнил, что он оказался именно на том факультете, декан которого была анимагом. И она, как ни странно, иногда сопровождала его в полуночное заключение вместо мадам Помфри. Так что давайте, исполняйте свой трюк, а я пока открою дверь – после того, как здесь пройдут дементоры, у меня уже не будет возможности бегать туда-сюда по коридору.       Блэк смотрел на меня с подозрением и опаской. Я нервно щёлкнул пальцами и, подумав, решил сыграть на том, как Блэк отреагировал на упоминание Гарри. -      Мальчик вчера провёл полночи, любуясь альфой Большого Пса. Он ждёт. Вы так и будете кобениться или вспомните о том, что этот ребёнок важнее протухших тайн вашего детства?!       Упоминание Гарри сработало. Блэк занервничал, вскочил с пола, заметался по камере, нервно дёргая себя за лохмы, а затем вдруг исчез. Миг – и передо мной возник тощий, грязный, жалкий пёс чёрной масти, кое-где побитый грязно-белой сединой. Он тяжело дышал, вывалив сухой язык, и судорожно скрёб передней лапой сырые камни.       Блэк ждал. -      Сейчас я открою дверь и вернусь к себе, – прошептал я, снимая перстень. – Вы будете сидеть здесь, пока не пройдут дементоры. Затем – найдёте меня по запаху и войдёте внутрь, дверца будет приоткрыта. Дальше останется лишь ждать, когда нас заберут, а это произойдёт, можете не сомневаться. Ясно?       Пёс посмотрел на меня, как на идиота, вздохнул и мотнул башкой. Кажется, он сомневался во всех пунктах моего плана! Однако его скепсис быстро уменьшился, когда я смог отодвинуть задвижку и чуть приоткрыть дверь. А затем мне пришлось спешно возвращаться к себе – заключённые начали проявлять признаки жизни, стонать, выть и кричать. Приближались дементоры. На обратном пути я открыл ещё несколько камер, тех самых, внутри которых находились погибшие от истощения узники и эта задержка едва не стоила мне жизни. Я еле успел вернуться в свои уютные апартаменты, когда на меня обрушился вымораживающий до костей холод, предваряющий появление стражей тюрьмы. Я не мог позволить себе поддаться их влиянию и поэтому попытался использовать единственно возможный способ отвлечься – я закрыл глаза и потянулся к ощущению присутствия, которое оставалось со мной с полуночи, с того часа, как Флитвик вплёл меня в рисунок новой защиты замка. Хогвартс был безумно далеко, я же пребывал взаперти в самой страшной магической тюрьме, но мне удалось ухватиться за отголосок это странной связи. Она не спасла меня полностью, но хотя бы позволила не провалиться в забытье или впасть в истерику, как большинству узников.       Припадок страха – всепоглощающего, мёртвого и пахнущего пустотой разрытой могилы – я пережил без крика и воплей, хотя и покрылся холодным потом, как охотник-новичок, впервые столкнувшийся со стаей накеров. И не беда, что для этого пришлось закусить до крови собственную руку. Все самые худшие воспоминания, какие только таились в моей голове, нахлынули удушливой волной и попытались погрести меня под собой, соревнуясь в том, кто из них окажется страшнее.       Причина моего неудачного прыжка с Астрономической башни.       Джон, роющий могилу для обгорелых останков своих родителей.       Залитый кровью подвал, в котором я очнулся после того, как осмелился сказать «Нет» своей матери.       Идущий по морскому берегу нукелави – отвратительное, похожее на освежёванного кентавра существо, дожирающее на ходу останки семьи рыбака, который не послушал меня и не стал покидать свой дом, несмотря на опасность.       Раненый Джон, получивший шесть дюймов стали в бок во время патрулирования Лютного.       Улыбка Клиодны Бан и тянущиеся ко мне когтистые ладони проклятой королевы сидхе…       Я рвался наружу, пытался выплыть из тянущей на дно волны памяти. Боль в прокушенной руке хорошо помогла справиться с тёмным наваждением, и я смог вернуть себе контроль над собственным разумом ещё до того, как дементор отлетел от решётчатой двери моей камеры. Тварь питалась… Судя по тому, что страж Азкабана не торопился покидать меня, я пришёлся ему по вкусу и теперь он хотел ещё. Мне повезло – дементор был существом иного порядка, чем человек, и не обратил внимания на приоткрытую дверь – он знал, что решётка не поддастся ему и нет никакого смысла пытаться попасть внутрь, и поэтому, после недолгих раздумий, тварь полетела дальше по коридору, собирая свою жатву. А куда ему было торопиться?       Я выдохнул, привалился к стене и попытался унять текущую из раны кровь. Не хватало ещё оставить здесь свои следы! Пришлось рвать подкладку на жилете и заматывать ею ладонь. Когда я справился с порчей своей одежды, дверь в камеру тихонько скрипнула и внутрь, бесшумно ступая когтистыми лапами по камнями, вошёл пёс. Он прижимал уши, нервно поглядывал по сторонам и был готов то ли сбежать, то ли вцепиться мне в горло при малейшем признаке опасности. Я обрадовался Блэку, как родному. -      И как вы это дерьмо одиннадцать лет терпели? – спросил я, сползая по стене. – Ни занавесок на окнах, ни библиотеки под боком. Скука смертная, а из развлечений – одно и то же кино с предсказуемым сюжетом, – я нервно хихикнул, потёр лицо ладонями и подмигнул озадаченному псу. – Мандраж, не обращайте внимания. А теперь, слушайте внимательно, благородный лорд, потому что если вы ошибётесь хоть в одной детали плана, то я лично спущу с вас шкуру и сделаю себе из неё отличный воротник для зимнего пальто.       Пока я объяснял простой, но крайне рискованный и очень жестокий план побега из Азкабана, Блэк успел раза три побиться головой о стену, что в исполнении собаки выглядело очень сюрреалистично и даже немного мило. Зато я успокоился относительно психического состояния крёстного Гарри – если он счёл мой план чистейшим безумием, значит, с головой у него было всё в порядке и адекватность ещё не успела покинуть его. Заперев задвижку с помощью перстня, я вновь стянул волосы в низкий хвост, возвращая себе прежний вид и удостоился насмешливого фырканья со стороны Блэка. Ну да, ему-то мои прихорашивания наверняка казались смешными и бесполезными! Зачем ему было знать, что я всего лишь старался скрыть своё истинное лицо? Впрочем, его веселье быстро закончилось – послышался скрип двери, перекрывавшей путь к лестнице, и в коридоре раздались шаги. Блэк заметался по камере и мне пришлось пнуть его сапогом по тощей ляжке, чтобы тот вспомнил, что я ему говорил, и прекратил цокотом когтей выдавать своё присутствие. Пёс нервно оскалил зубы и пристроился в углу возле решётки, так, чтобы его не было видно от входа. Наконец, показался мой освободитель, ведущий перед собой светловолосого, осунувшегося и насмерть перепуганного мужчину моих лет, смердящего, как и положено человеку, не мывшемуся два месяца. Забавно – от Блэка-то не воняло! -      Локхарт, – процедил Скримджер, останавливаясь возле решётки. За его спиной высились затянутые в алую форму знакомые мне авроры. Я узнал их по глазам – ведь только их я и мог видеть из-за скрывающих лица защитных масок. – Приятно видеть тебя за решёткой. Жаль, что это удовольствие продлилось недолго. -      Мистер Скримджер, когда вы в следующий раз захотите подобных развлечений, то лучше сразу приглашайте меня в аврорат – я с удовольствием разделю с вами невинные ролевые игры! -      Заткни пасть, – процедил он. – Я бы оставил тебя здесь, но Визенгамот отменил своё прежнее решение и снял с тебя все обвинения. Можешь считать, что суда не было! -      Это теперь у высших магов такое развлечение – портить выходной скромным преподавателям, засовывая их за решётку, а потом выпуская?! – возмутился я, весьма натурально отыгрывая негодование. Как бы не сложились дальнейшие действия, Стоящий между двумя аврорами Шелдон Дрэббер должен был быть уверен в истинности происходящего. Эта паскуда была нужна в качестве живого свидетеля, чтобы ни у кого не возникло подозрений относительно того, что скоро случится в Азкабане. Натурализм во всей красе и никакой фальши. -      Можешь подать жалобу, – съехидничал тот, отодвигая засов и раскрывая дверь, – сам знаешь, где она окажется. Там же, где и тебе самое место. -      На вашем рабочем столе? -      На выход! – привычный для всех ор Скримджера скрыл отсутствие лязга закрытой двери. Как только мы двинулись в сторону выхода, пёсий нос поддел край решётки, отодвинул её в сторону, и Блэк осторожно последовал за нами, держась за спинами замыкающих шествие авроров. Мы беспрепятственно спустились на первый этаж, вышли наружу и вот тут-то и сработал эффект морковки, которую убрали от морды голодного осла. В нашем случае – тухлого мяса, отобранного у фестралов. Как верно сказали конвойные, когда везли меня в Азкабан, дементоры всегда нервно реагировали на утрату одного из своих «кормильцев», когда приходила пора выпускать кого-то из узников. Сейчас же они лишались сразу троих… Чёрные тени, реющие над Азкабаном, начали спускаться вниз, торопясь выразить своё негодование по поводу такого резкого уменьшения кормовой базы. Дрэббер взвизгнул, заметался, а потом развернулся и побежал в сторону пристройки, откуда уже выбегало несколько охранников, возглавляемых бледным от ужаса начальником тюрьмы. К счастью, они успели перехватить недоумка до того, как он развернулся в сторону моря и тем самым обрёк себя на смерть. -      Мистер Дрэббер, как хорошо, что вы уже тут. Вот, возвращаю! Обойдёмся без росписи в журнале, – вскрикнул начальник тюрьмы, всовывая бывшему заключённому какой-то серый мешок. Точно такой же он кинул и мне, поразив своей меткостью. Видно, наловчился за долгие годы. – Мистер Локхарт! Ваши вещи! Как хорошо, что я их не включил ещё в опись. Забирайте и бегите, мы задержим стражей. -      Отставить, – окрик Руфуса заставил подобраться всех, кроме истошно визжащего Дрэббера, которого от попытки броситься в волны уберегала лишь крепкая рука охранника на шее. – Никому ни с места, все в строй. Локхарт, тебя это тоже касается! -      Меня это уже коснулось и больше не хочется, – огрызнулся я, воюя с туго затянутым узлом. Мордредовы мешки для вещдоков! Джон всегда ворчал на дурацкие самозатягивающиеся верёвки, которые без ругани и получаса мучений хрен развяжешь. Но у меня не было этого получаса! Я плюнул на всё, рванул завязки, и они лопнули, превращая зачарованную вещь в обычную тряпку. Обе волшебные палочки, перстень и фибула тут же вернулись на прежние места, а сам мешок я внаглую засунул в карман. Верну совиной почтой!       Я успел… Поток ледяного ветра ударил в лицо, знаменуя приближение дементоров, и мне стоило большого труда сосредоточиться на вызове патронуса. Я не мог присоединиться к аврорам, умело выставившим спаренный щит, сияющий белым светом, но был в состоянии отправить своего кота на охоту. Он появился лишь со второго раза – вздыбивший шерсть, почти прозрачный и слабый, патронус рвался в бой и нервно бил хвостом из стороны в стороны. Миг – и он скакнул к первой подлетевшей твари, вцепляясь когтями в истлевший капюшон. Вслед за норвежским лесным котом возник нечёткий силуэт длинногривого коня и патронус Скримджера присоединился к моему.       Воздух потемнел, стало трудно дышать и я едва не потерял концентрацию, так стало паршиво и больно. За моей спиной визжал и скулил от ужаса Шелдон Дрэббер, ругались авроры, еле удерживающие над нами щит бестелесного патронуса, и казалось, что чёрная волна вот-вот накроет нас с головой. Я видел лишь своего кота – он беззвучно орал, кусал маленькими, острыми клыками костлявые руки дементоров, метался из стороны в сторону и следом за ним по воздуху нёсся белый конь, сшибающий крепкой грудью очередную тварь, решившую приблизиться к нам.       Нет, не так. Не здесь! Я обещал Джону, что вернусь. Что никто не погибнет! Я не мог допустить такой оплошности… В моей жизни было мало хорошего. Не приятного, не весёлого, а именно хорошего – того, что приносило мне чистую, искреннюю радость, но всё, что имелось, было связано лишь с Джоном. Для того, чтобы удерживать патронус в телесном облике, мне хватало лишь мыслей о моём друге. Я шептал его имя, находя в нём силы бороться и исправлять то, что я сам и натворил. Скримджер предупреждал, что мой план может плохо кончиться и я не мог допустить, чтобы старый лев оказался прав. Нет, я не имел права облажаться! Все свои ошибки и просчёты я должен был исправлять сам и только собственными руками.       Я сцепил зубы и с трудом поднял вторую палочку, зажатую в левой ладони. -      Экспекто… Джон… Патронум… Патронум! – я уже кричал, не в силах сдержать рвущуюся наружу, спущенную с цепи самоконтроля магию. Лесной кот обрёл плотность, стал словно больше в размерах и с утроенным бешенством напал на очередное воплощение тьмы и смерти. От удара его лап дементоры отшатывались, поднимались выше, опасаясь связываться с обезумевшим защитником, и тех, кто был недостаточно проворен, добивали удары конских копыт. В нависшем над нами чёрном водовороте возникли первые просветы. Мне казалось, что я слышу шипение кота, что оно клокочет в моём горле и это не его лапы, а мои руки впиваются когтями в истлевшие саваны, рвут гнилую плоть и царапают чёрные кости. -      Хватит! Локхарт, твою мать, прекрати! Да что б тебя… – Скримджер исполнил свою давнюю мечту и отвесил мне полноценную оплеуху. Я мгновенно развернулся в его сторону, машинально перехватывая одну из палочек как баселард, но вовремя остановился. -Не делайте так, господин Главный аврор, – прохрипел я, пытаясь опустить руки. Они меня не слушались. Тело всё ещё продолжало сражаться и въевшиеся в кости и мясо рефлексы велели бить и колдовать до последнего. -      Будут мне ещё всякие блондинки указывать, – ответил тот, судорожно разминая запястье. Судя по тому, как побелели пальцы, которыми Скримджер сжимал свою палочку, у него были те же проблемы, что и у меня. – Отзывай свою кошку и марш в лодку! -      Это не кошка, а кот, – я даже нашёл в себе силы обидеться. Это было самое глупое, что можно было сделать после отражения атаки стражей Азкабана, и поэтому я с удовольствием совершил эту самую глупость. -      Я под хвост чужим патронусам не заглядываю. Марш в лодку, кому сказал? И только попробуй свалиться с истощением, придурок кучерявый, мне тогда из-за тебя до ночи объяснительные писать придётся! -      Сколько раз вам повторять, мистер Скримджер, – всё так же хрипло ответил я, с трудом убирая палочки, – это не кудри, а локоны.       Мой кот, спикировав вниз, напоследок мазнул меня хвостом по лицу и беззвучно мявкнул, после чего рассыпался ворохом искр и белых огоньков. А я, на негнущихся ногах, пошатываясь из стороны в сторону, медленно направился к лодке. Приказ есть приказ… Один из авроров помог мне в неё забраться, так как я был готов рухнуть в воду, другой занёс трясущегося и воющего на одной ноте Дрэббера, а потом рядом со мной опустился Скримджер, лодка качнулась и поплыла прочь от проклятого острова. Надеюсь, всё, что я натворил, произошло не зря и у Блэка хватило смелости и остатков разума послушать меня, чтобы, пользуясь суматохой, спрятаться под лодочной скамьёй. Пёс был большим, даже худоба не смогла уменьшить его размеры, но зря что ли Джон лично накладывал чары расширения пространства, чтобы беглый Блэк мог уместиться под рассохшейся от времени и влаги доской?       Обратно мы плыли в тишине. Авроры наблюдали за волнами, Скримджер что-то писал в блокноте, наверняка готовя черновик отчёта, а Дрэббер медленно приходил в себя. Я тоже переводил дух и готовился к последнему акту представления. Финал обязан соответствовать жанру повествования, а накал трагедии и идиотизма не должен спадать ни на минуту! Когда впереди показался берег и до конца нашего путешествия осталось на больше пяти минут, я повернулся к своему «собрату по несчастью» и медленно, с непередаваемым злорадством, проговорил: -      Ты мне теперь должен, паскуда. По гроб жизни долг выплачивать будешь! -      С какой стати? – спросил тот, настороженно поглядывая на меня из-под спутанных и сальных волос. – Я… я тебя ни о чём не просил! -      Я тебе жизнь спас. Мог ведь и наружу выпихнуть, чтоб мы могли уйти, пока тебя дементоры бы по кругу пускали. -      Локхарт, заткнись… – тон Скримджера был полон откровенной угрозы. -      Нет, я эту суку спас, и он мне за это должен! Дамблдор говорил, будто я могу отомстить бедному мальчику? Ну как? Отомстил?! -      Утихни, придурок. -      При чём тут Дамблдор? – Дрэббер попытался отползти назад, но за его спиной уже находилась корма лодки и деваться ему было некуда. Я подался вперёд, сокращая дистанцию между собой и своей жертвой, и прошипел, выплёскивая давно копившуюся внутри злость: -      Так это же он меня в тюрьму отправил. За то, что я не дал своей сестре подохнуть от твоего проклятья. А ты что, не узнал меня? Надо же, я стану ещё богаче… -      Ты… Ты же не… – Дрэббер с ужасом вглядывался в меня, и с каждой секундой до него доходило, в какую кучу фестральего дерьма он влип. Придурок заметался, нервно покосился на авроров, полностью игнорирующих наш разговор, и я решил помочь парню с решением моральной дилеммы. Он был должен тому, чью сестру проклял и оставил умирать. Он был должен тому, кто попал в тюрьму по его косвенной вине. Учитывая, что ублюдок принадлежал к чистокровному роду Трэверсов, а я как был, так и остался полукровкой, то по возвращению в семью его теперь ждали отнюдь не поздравления с обретением свободы. Моя своеобразная и немного противоречивая репутация тоже играла лишь в мою пользу. Дрэббер подставился… -      Твой дядя, или кем тебе приходится Гектор Трэверс, будет рад услышать историю твоего возвращения, – с насмешкой проговорил я, ещё ближе склоняясь к нему. На моих плечах сомкнулись хилые, слабые пальцы, и вновь потерявший рассудок от страха идиот попытался столкнуть меня в воду. Это было самое банальное, что он мог сделать, и он таки решился на подобную дурость! Разумеется, я начал изображать попытки противодействия, стараясь не раскачивать лодку и не дать Дрбберу самому вывалиться за борт. Завязалась слабая, даже потешная потасовка, которую вяло и неубедительно пытались прекратить авроры. Лодку всё же начало раскачивать, ледяная вода летела в нас щедрой волной, Дрэббер выл и орал, я ржал, как тот самый боевой конь, и никто не обратил внимания на то, чем был занят Главный аврор. Он выпускал собаку погулять…       Нас разняли уже на берегу. Дрэббера просто оттащило от меня в сторону, бросив на камни дикого пляжа, и авроры быстро скрутили его, фиксируя руки в магических наручниках. -      Я тебе это припомню, – пообещал Скримджер, глядя на меня с искренней, чистой ненавистью. – Всё! Ты мне за всё ответишь, Локхарт! -      Предъявляйте претензии тому, кто сам не может понять, какую роль играет – сурового инквизитора или же всеобщего опекуна, – огрызнулся я. – Не я меняю решение по пять раз на дню, как капризная шлюха, и не я гоняю людей почём зря до Азкабана и обратно. -      Заткнись, – пробормотал он. – Просто заткнись и иди к камину. В Министерство можешь не возвращаться, просто свали куда угодно и не попадайся мне на глаза хотя бы месяц. -      А документы? Где оправдательные бумажки, которые я смогу подсунуть под нос каждой твари, которая попытается припомнить мне чужую ошибку? -      Какие ещё документы?! – взвыл Скримджер и пошёл на меня, явно собираясь превысить служебные полномочия, то есть просто и пошло ударить. – Не было ничего, понимаешь?! Ни суда, ни Азкабана, ни-че-го! Осталась только куча тухлого фестральего дерьма, которую придётся выгребать до самого Йоля. Хорошо хоть журналисты ни о чём не пронюхали, – он остановился в двух шагах от меня и сжал кулаки, из последних сил противясь желанию врезать мне от всей исстрадавшейся души. Ну да, это же я объяснил, как и чем прижать Стокворта, чтобы ни одна крыса из «Пророка» не посмела вякнуть о том, как глава Визенгамота сел в лужу, и кто стал причиной этого «плюха». В конце концов, это ведь было, в первую очередь, в моих интересах! И теперь Скримджер не знал, что ему делать – радоваться поражению своего противника или грызть землю от осознания проблем, навалившихся на него из-за нашего весёлого воскресенья. – Свали нахер, Локхарт. Видеть тебя не могу, тварь ты бесстыжая! -      Как прикажете, – ответил ему я, направляясь к покосившейся хижине, внутри которой скрывался министерский камин. До конца моего выходного оставалось ещё семь часов… – Не забудьте обожраться шоколадом, господин Главный аврор. Сегодня он куда полезней огневиски. В спину мне полетела ругань – отчаянная и полная бессилья. -      Где они? Это было первым, что я спросил у Джейн, ждавшей меня у камина. Мне не было дела ни до неё, ни до бледного, заливающегося огневиски Фаджа, ни до медитирующего на полу Грэя. -      Уже здесь. С ними колдомедик и охрана. Всё в порядке, – торопливо ответила Джейн. Я вышел из камина, добрался до кресла и рухнул в него. Ноги почти не держали меня – адреналин и азарт схлынули, и теперь пустота жрала то, что осталось после дементоров. Мадам тут же всучила мне большую чашку горячего шоколада и я машинально выпил её, едва не обжигаясь густым варевом. Судя по вкусу, ликёра в этом ведьмином пойле была добрая половина, если не больше! -      А ещё можно? -      Сейчас, – Джейн тут же засуетилась, стараясь занять себя рутинным делом. Ладони у неё тряслись, губы дрожали, но она держала себя в руках. Интересно, почему? Ведь мой план удался! -      Почему у всех такое мрачное настроение? – удивился я, переводя взгляд с Фаджа на Грэя и обратно. – Мы ведь выиграли этот раунд! Никто из авроров не пострадал, Скримджер тоже цел и невредим. Господин Министр, могу я узнать причину вашей меланхолии? -      Ты заставил меня отправить тебя в Азкабан, а теперь корчишь из себя ничего не понимающего идиота?! – взорвался дядя, запуская пустой стакан в стену. Ни Джейн, ни Грэй никак не отреагировали на хруст и звон стекла. Хорошая у них выдержка! – Ты мог погибнуть, мог никогда не выбраться с треклятого острова, мог… -      Не мог, – отрезал я, принимая у Джейн вторую порцию лекарства от последствий пребывания в Азкабане. Надеюсь, Руфус догадается оказать подобную милость своим парням. – Я обещал, что всё пройдёт удачно, а я всегда выполняю взятые на себя обязательства! Пора бы к этому привыкнуть, господин Министр. Вы ведь именно за это цените меня, не так ли? -      Мстишь? – с пониманием и горечью спросил тот, а затем подтянул к себе бутылку огневиски и отхлебнул прямо из горла. – Ну и мсти! Главное – что живой вернулся. -      Да что вы все так дёргаетесь? – не выдержал я. – Да – Азкабан, да – суд Визенгамота! Но это не страшнее открытого экзамена у седьмого курса Слизерина! Вот где нервы и тремор сердечных жил… Тоже мне, проблему нашли! Лучше убедите Скримджера выписать премию парням – они отработали на «Превосходно», я такого профессионализма давно не видел, даже июньские подвальные развлечения рядом не стояли. Или вы думали, что я не справлюсь с той задачей, которую поставил перед самим собой?! -      Гилдерой, никто не сомневался в тебе, – Джейн протянула руку и осторожно провела кончиками пальцев по моей голове, приглаживая выбившиеся из низкого хвоста волосы. Теперь она имела на это право. – Ни в тебе, ни в авроре Долише. -      Раз нет сомнений, то не должно быть и переживаний. Цель достигнута – остальное не важно! -      Ты и мне запретишь беспокоиться о тебе? – Джейн попыталась иронично улыбнуться, но это получилось у неё криво и жалко. -      Тебе – можно.       Корнелиус выругался и снова приник к бутылке. А что он хотел? Нежных родственных объятий после того, как посмел угрожать Джону?!       Он появился сразу, как только я подумал о нём. Уже одетый в аврорскую мантию, Джон молча зашёл в кабинет, оглядел всех нас внимательным, цепким взглядом и недовольно покачал головой. Я был полностью с ним согласен! Пьяный министр – горе в стране. А Фадж уже явно перебрал с выпивкой. -      Задание выполнено, – только и сказал мой друг. – Мы можем быть свободны? -      Ещё один, – всплеснул руками Фадж. – «Задание»! Это было не исполнение приказа, а выполнение каприза самонадеянного кретина! -      Безопасность Англии превыше всего! – огрызнулся я. – Не вы ли учили нас этому, господин Министр? Благодаря добытому нами Блэку вы теперь сможете обеспечить её по самые гланды! -      Кажется, тебе надо выпить ещё немного шоколада, – пробормотала Джейн, отбирая у меня чашку. – Ты слишком взвинчен. -      Плесните туда немного человечности, мадам, – выпалил Корнелиус, – может, тогда эта лощёная скотина вспомнит о том, что я не только Министр Магии, но и… -      Нам пора! – я прервал дядю до того, как он наговорил лишнего. Вряд ли Джейн была в курсе наших родственных отношений, и я предпочёл бы чтоб она и дальше пребывала в неведении. – Приятно было пообщаться, гребитесь дальше сами. Блэка мы вытащили – он теперь ваша проблема. -      Ты – моя проблема, – всхлипнул Корнелиус, роняя голову на стол. – Зачем я тебя вообще только встретил? Ты знал, знал на чём сыграть и заставил меня собственными руками отправить в Азкабан единственного человека, который... У-у-у, ненавижу! Век бы тебя не видел.       Ну вот, ещё один. Какое счастье, что от моей семьи ничего не осталось. Делаешь так, как хотят разлюбезные родственники, а они ещё и недовольны. Вечно норовят в чём-то упрекнуть и вспоминают о своих чувствах только тогда, когда это выгодно им. Фаджу плохо? А когда он скрывал от меня свою осведомлённость о ковене моей матери, когда шантажировал жизнью и безопасностью Джона, ему было хорошо? Да – он Министр, а я – Охотник. Да, я и рядом не стоял с теми проблемами, которые ему приходится решать и не крутился так, как вынужден изворачиваться Корнелиус. Но хотя бы иногда можно доставать из кармана остатки совести и использовать их, а не свою должностную печать?! Он же знал, что ради Джона я пойду на что угодно… Даже этот план с освобождением Блэка был затеян лишь потому, что иначе крёстного Гарри прошлось бы или вытаскивать силой, подставляя всех парней из отряда Скримджера, или оставлять гнить в Азкабане. Любой из этих вариантов был недопустим, потому что был опасен для Джона! Или смерть от дементоров, или вечная вина в том, что своим бездействием он принёс страдания дорогому ему человеку. Джон так привязался к Гарри… -      Мистер Грэй, – произнёс я, загоняя внутрь глотки совсем иные слова, куда более резкие и необратимые, – я знаю, что у вас есть чудесное средство для приведения в порядок перебравших с выпивкой магов. Окажите милость – напоите им нашего Министра. Что-то его совсем с одной бутылки разобрало. -      Меня от следования его примеру спасает медитация, – с осторожной укоризной произнёс тот. – Но я сделаю то, о чём вы просите. Опять. А теперь идите, Гилдерой. Я же вижу, что вы хотите покинуть нас до того, как сюда явится Руфус. -      Он сам просил меня не попадаться ему на глаза хотя бы какое-то время. Так что – прощайте, господа. -      Гилдерой! Почему Руфус сказал подобное, – Джейн попыталась остановить меня, но это было невозможно. Меня ждал Джон. – Что случилось в Азкабане?! -      Я. В Азкабане случился я. А теперь мне пора случиться в другом месте. До встречи в следующее воскресенье! – я откланялся и едва ли не бегом устремился к двери. Джон молча схватил меня за руку и потащил прочь. Кажется, мой друг был не очень доволен мной…       Когда мы аппарировали к нам домой, он не позволил мне сказать ни слова – заставил сесть в садовое кресло, вынул палочку и молча начал накладывать одно диагностирующее заклинание за другим. Я держал язык за зубами и ждал. С каждой минутой лицо Джона темнело, а глаза наливались яростью. Наконец он приступил к тем чарам, которым я очень не хотел бы подвергаться, но бежать или останавливать своего друга я не собирался. Он был прав. А ещё – умён и догадлив, и знал меня лучше, чем кто-либо из магов. -      Нервное и магическое истощение, темномагические повреждение верхнего слоя ауры, следы паразитического влияния, – процедил Джон, убирая палочку. – Ты что с собой наделал?! -      То, что было нужно, – ответил я, виновато разводя руками. – Иногда одержимость бывает полезной, главное – знать о ней и использовать с умом. Цена… -      Цена – твоя жизнь! – рявкнул Джон. – Почему ты не обратился к Грэю за помощью? Ты ведь уверял, что в порядке! -      Но я действительно в порядке, Джон. Если бы не зацикленность на том, что я должен выполнить данное Гарри обещание и помочь ему, я бы не смог сагитировать шестерых преподавателей Хогвартса на создание дополнительной защиты, от которой отказался наш Светоч! Я бы не потянул такую нагрузку и отступил бы перед мощью чар старого замка. Я бы не полез в Азкабан и не вытащил Блэка, пользуясь совершённой тем же Светочем ошибкой. Я бы не… -      Ты бы не подвергал свою жизнь опасности. -      Тогда ей подверглась бы твоя! – вскрикнул я, рывком поднимаясь ему навстречу. – Я – свободен, я волен сам распоряжаться своей шкурой, а на тебе висят должностные клятвы и обет служения. Мы сами решили идти своим собственным путём, я лишь сделал первый шаг. Прости, что заставил тебя несколько часов просидеть в ледяной воде, что вынудил взламывать чары на министерском камине, чтобы ты смог добраться до лодки, но всё это было проще и доступней любых других вариантов! Зато теперь у нас есть Блэк, а у меня развязаны руки, и я могу слать директора так далеко, как только захочу. -      Рой! Пока мы с Корделией приводили Блэка хоть в какое-то вменяемое состояние, чтобы влить в него зелья, то он успел рассказать про дементоров. Скоро в приют явится шеф, чтобы отчитаться перед пьяным Фаджем, и я настоятельно советую тебе закрыть дом от сов, потому что иначе ты оглохнешь от громовещателей. Джейн – женщина, а наш Министр надрался до обретения совести, то есть орать на тебя они будут от души и очень, очень долго! -      Ой, это была всего лишь маленькая заминка. Я слишком понравился этим тварям. Ты же знаешь – передо мной невозможно устоять! -      Пожалуйста, – голос Джона дрогнул, – прекрати использовать самого себя. Это уже становится опасным. -      Ну, сейчас ты снимешь с меня последствия воздействия зеркала и одной проблемой станет меньше. Я же знаю, что Грэй обучил всех парней из твоего отряда этому навыку. На всякий случай. Так что действуй, я полностью в твоей власти! – я раскинул руки в стороны, демонстрируя абсолютную покорность. Джон молча вздохнул и поднял палочку. -      Учти, потом будет болеть голова. К тому же, снимать последствия эмоционального отката я не умею, а он точно наступит, потому что сейчас ты держишься только на своей одержимости. -      Подумаешь! Напьюсь, поплачу, разобью пару чашек… В первый раз, что ли? – мне всё ещё было весело. Когда Джон начал действовать, веселье закончилось, потому что пришло осознание, а вместе с ним и паника. И вместе они оказались куда действенней стаи голодных дементоров!       Эмоциональный откат оказался сильнее, чем я мог надеяться. Меня бросало от слёз до хохота, я то порывался спрятаться в собственном подвале, то пытался напиться, но Джон следил за мной, отбирал бутылку с вином, перехватывал на лестнице или вытаскивал из-под стола и раз за разом терпеливо уводил к камину. Живой огонь был одним из лучших средств борьбы с истерикой подобного рода. Под конец Джон просто замотал меня в тяжёлое одеяло, усадил на ковёр и обнял так крепко, что я просто не смог бы вырваться. -      Я привязал себя к школе! Я сам себя посадил в Азкабан! Я ещё и тебя заставил сидеть в ноябрьском море, а потом аппарировать из воды в приют. Я идиот, Джон! Абсолютный идиот… -      Ты – гений. И прекрати кусать губы, следы останутся! Вон, руку в настойке растопырника вымачивать пришлось, – ворчал он, в очередной раз выслушивая мои стенания. -      Я – не гений. Я авантюрист. Знаешь, что я сделал? – на меня накатила волна нервного восторга от собственной хитрости. – Угадай, угадай! -      У меня плохо с фантазией, Рой. Ты же знаешь, что я полностью лишён воображения, – хмыкнул Джон. -      Я «прописал» тебя в контур защиты, используя те руны, которые оставил на твоей руке. Они именные, Джон, а не просто набор символов для одноразового волшебства. И теперь ты сможешь пробраться в школу незамеченным, и не важно, используешь ты «Голос Тесея» или нет. Тебя не засечёт ни основная система охраны школы, ни та, что сотворили мы с деканом и командой Септимы! -      Как тебе это вообще пришло в голову? -      Ну, одержимость очень хорошо подстёгивает мыслительные возможности, поэтому я и решил воспользоваться ею. Правда, не всё, что я под её воздействием натворил, было полезным. -      Если ты никого не убил, то это не считается. Преступления другого рода тебе всегда были неинтересны. Кроме контрабанды, конечно, но пожертвования в Мунго искупают неуплаченные налоги! Так что ты натворил? -      Я поцеловал Макгонагалл! -      Зачем?! -      Допекла уже своим ханжеством, – пожаловался я. – Мы с Авророй отвлекали внимание директора от Флитвика и его команды колдуний-саботажниц, вот и доотвлекались! Снейпу-то я мозги хоть как-то сумел прочистить, он своими нападками очень мешал Гарри, а до Маккошки никак руки не доходили. Но зато Аврора от души по ней прошлась, умеет же, если захочет. -      Ты разобрался с ней? – осторожно спросил он, поправляя на мне одеяло. -      Нет. А чего разбираться? Она сама прекрасно понимает, что я для неё смертельно опасен. Так и сказала! Ну, то есть с таким смыслом, слова были немного иными. А что касается меня, то я искренне уверен в том, что интрижка на работе – это моветон и пошлость! Я такое не люблю… Дай выпить, а? -      Нет. Ты не успеешь протрезветь до возвращения в школу, а пить протрезвляющие зелья – только портить всё. Смысла никакого же. Вот успокоительное дам. -      Лучше кофе с виски и тоником. Ну хоть чашечку! -      Я тебя сейчас выпущу, и ты снова побежишь прятаться в подвал, откуда я тебя не смогу вытащить, если ты активируешь полную защиту дома. Ещё и опять головой гиппогрифа в меня запустишь, наверное. -      Прости, прости, я… -      Тихо. Всё хорошо. Мы справились. Ты только больше так не подставляйся, – Джон покрепче обнял меня, прижимая к своей груди и упёрся подбородком мне в плечо. – Ты же сам говорил, что не хочешь быть героем. Вот и не будь им. Будь собой. Гаеры не страдают и не берут на себя чужую ношу. Они заставляют это делать других. Ты правильно сделал, что впряг по полной Фаджа, Грэя, Скримджера и Джейн, что выставил Дамблдора идиотом, это пошатнуло его авторитет Верховного Чародея, но на этом остановись. Школа в безопасности, Гарри рядом с тобой ничего не угрожает, с женщинами своими ты сам разберёшься и вообще тебе пора писать продолжение книги. -      Гарри угрожает одиночество, а оно смертельно, – я вздохнул и уставился на пляшущие в камине языки пламени. – Его обидели, Джон, причём несправедливо! Сегодня он обещал навестить меня, и я попытаюсь хоть немного развеять тоску нашего маленького рыцаря, но я совсем не умею разговаривать с детьми о чём-то серьёзном! Каждый раз будто нотацию читаю. Фу, гадость! -      Ты прекрасно умеешь объясняться с Гарри, он во многих отношениях гораздо взрослее своего возраста, хотя в других, увы, всё ещё отстаёт. Ладно, не грусти – я подниму тебе настроение с помощью кофе и тоника, только не сбегай. Тебя очень трудно ловить. Особенно в подвале, заставленном непроданными трофеями. Мордред, как зайду туда – так вздрогну! Каких только чудовищ Моргана не создала… -      Так давай всё выкинем, – предложил я. – А на освободившемся месте устроим тир! Давно хотел прикупить себе парочку маггловских ружей, они удобней пистолетов. Будет весело, особенно с учётом искривления траектории полёта пуль из-за влияния повышенного магического фона! Заодно проверим, можно ли подстрелить мага нашего с тобой уровня. -      Вот и займёмся этим при первой же возможности, – согласился Джон. – А сейчас сиди смирно, хорошо? Не то мне опять придётся валить тебя на пол и выкручивать руки, а мне это совсем не по душе. -      Как скажешь, Джон, – улыбнулся я, чувствуя, как меня начинает отпускать липкая, пахнущая приторными духами истеричность. У такого состояния всегда был запах прошлого. – Только дай кофе, я уже столько часов без него живу! И без тоника…       Джон помог мне привести себя в порядок – путешествие по Северному морю, сражение с дементорами и потасовка с Дрэббером превратила идеально уложенные волосы в косматую копну, и мы минут двадцать, в четыре руки, возвращали им пристойный вид. Джон сам наложил на меня маскирующие чары, чтобы скрыть покрасневшие глаза и искусанные губы. Они не могли продержаться долго, но сам я в тот момент был неспособен на тонкое волшебство. Он ещё и жилет мне починил, вернув на место кусок подкладки. Не знаю, почему, но на моей ладони так и остался след от зубов, словно я сам по себе был магической тварью. Меня это повеселило, Джона – огорчило. Но по сравнению с тем, через что мы прошли сегодня, один мелкий шрам был вещью смешной и никчёмной. Я привык к ним!       Вернувшись в Хогвартс, я прошёл к себе кружным, дальним путём, чтобы не столкнуться ни с кем из тех, кого не желал видеть. Дамблдор наверняка захочет встретиться и пообщаться, пытаясь убедить меня в том, что случившееся – досадное недоразумение, в котором виноват исключительно Фадж, но вряд ли это случится сегодня. Не совсем же он дурной!       Люччи встретила меня со слезами и объятиями, вцепившись в ногу так, что крепкая ткань моих брюк едва не порвалась под её тонкими пальчиками. -      Мастер, что с вами стряслось? Вы пропали! Я совсем не чувствовала вас! – домовушка, несмотря на моё возвращение, всё ещё пребывала в панике и отчаянии. – Что с вами сделали, куда вас спрятали от меня? -      В самое надёжное и тайное место Англии, моя прелесть, но это уже в прошлом. Теперь всё хорошо. Сделай мне… -      Кофе не дам! От вас и так им разит за целую милю, – она тут же прекратила плакать и демонстративно принюхалась. – Да ещё с тоником и огневиски! Кто поил вас такой убойной дрянью?! -      Джон.       Она зависла, тупо вытаращив глаза, а потом махнула лапкой. -      Мастеру Джону можно. Значит, так было нужно. Но больше – ни капли! Может, молока? -      Чай, – решил я. – И ванну. И еду. И… -      Я всё сделаю, – пообещала она и из ванной тут же донёсся шум воды. – Надеюсь, вам никто не помешает отдыхать! Сегодня такой ужасный день… Совы принесли шестнадцать писем, причём три из них с министерскими печатями, а ещё к вам шесть раз за сегодняшний день приходили разные маги, мастер! Я всех запомнила… -      Ну, рассказывай! – велел я, сдирая с себя камзол. Надо будет его сжечь, как и прочую одежду. Кажется, она насквозь пропиталась отчаянием и страхом! -      Сначала прибежал маленький полукровный гоблин. Он был очень вежлив, хотя и взволнован, и через дверь попросил меня сообщить, если вы вовремя не вернётесь, – Люччи начала загибать пальцы, отсчитывая незваных посетителей. Пока я раздевался и разбрасывал вещи, она ходила за мной по пятам и не отрывала глаз, словно боялась, что я снова куда-то исчезну. Как только в воду вместе со мной не полезла, защитница моя! – Потом пришли две уважаемые волшебницы, светлая и тёмная. Они попросили о том же самом, а одна просунула под дверь письмо. Я его проверила, это просто записка. -      Давай сюда! – я махнул домовушке рукой, разбрасывая по ванной хлопья пены. -      Куда?! Вы намочите его и чернила поплывут! – возмутилась Люччи. – Вылезете – тогда и прочтёте, там нет ничего срочного. Ещё одним человеком, приходившим к вам, был юный воспитанник. Он ничего не подсовывал и ни о чём не просил, просто стоял у двери и долго смотрел на неё. Потом заплакал и ушёл. В два часа пришёл управляющий этого замка. Он не пытался войти, а велел мне передать вам просьбу посетить его, когда вы вернётесь. Очень невежливый человек, говорил со мной, как будто я маленькое глупое животное! -      Управляющий? – я насторожился. – Люччи, почему ты так назвала директора Хогвартся? -      Потому что он и есть управляющий! Как дворецкий в богатом поместье, – ответила та, заливая в воду ароматические масла. – Включить вам музыку? Вы же любите слушать оперу, лёжа в ванной! -      Не надо никаких звуков, милая. Но спасибо за предложение. Значит, управляющий… -      Да, мастер. Хозяин замка тоже сегодня был, только к вам не приходил, а просто навещал… -      Какой хозяин?! – взвыл я, едва не выскакивая из ванной. – Люччи, ты о ком?! -      О хозяине, – повторила она, непонимающе хлопая ресницами. -      Ты знаешь – кто он? -      Нет, мастер. Я просто почувствовала, что хозяин вернулся домой. Это не как с вами – вы мой хозяин, я вас всегда чувствую. Но этот замок – чужой дом. Мы здесь гости, хотя вы теперь не очень-то гость. Что вы сделали с собой, мастер Рой? Я теперь тоже здесь не совсем чужая и местные глупые слуги сегодня вели себя со мной куда уважительней, чем раньше! Мне даже не пришлось их бить полотенцем по ушам, чтобы они запомнили, что вам нужно подать на завтрак. -      Люччи, пожалуйста, давай ещё раз про хозяина. Ты сможешь сообщить мне, когда он снова окажется в Хогвартсе? -      Конечно. Но вы больше не перебивайте меня, а то я так и не расскажу о самом главном. Когда невежливый управляющий ушёл, то явился проклятый колдун, который попытался взломать дверь и войти. -      Высокий, бледный, весь в чёрном и с выражением лица, будто вместо вина хлебнул универсальный волшебный пятновыводитель миссис Чистикс? -      Да! -      О, мой готической герой начал повторяться. Что ты с ним сделала, дорогая моя? -      Ничего, мастер. Я просто дождалась, когда сработает первый элемент вашей защиты, а потом сообщила противному взломщику, что всё расскажу вам. Он очень долго и грязно ругался, называл вас ужасными словами, которые неприлично даже просто знать, поминал нехорошими словами ваших родителей и то, каким образом они произвели вас на свет. -      Обычным образом они это сделали, я бы даже сказал, что банальным! А вот Северус с лиловыми волосами – это будет более чем не банальное зрелище! Надеюсь, он не справится с моими чарами до того, как мы увидимся. Хорошо, что мой вспыльчивый визави не стал продолжать свои попытки и не словил кое-что похуже чар перекраски волос. Думаю, надо сбавить накал «жаровни», а то так и обуглить кого-нибудь можно! А кто был шестым? -      Тёмная волшебница. Та самая, которая оставила записку. -      Твою мать… -      Она говорила со мной через дверь, – Люччи вдруг смутилась. – Мадам была очень вежлива и просила позаботиться о вас, когда вы вернётесь. Она сказала много добрых слов о том, какой вы хороший человек, мастер, и даже поблагодарила за то, что я жду вас. Странная женщина – как будто я могла бы куда-то уйти без вашего приказа! Мастер, зачем вы пытаетесь утопиться? Немедленно вылезайте из-под воды!       Я сполз ещё ниже. Аврора, Аврора… Ну, почему ты? Неужели, Вирсавия была права и дело в том, что тебе нравятся страдальцы и непризнанные гении? Так я не тот и не другой. Я сволочь, у меня совести только на Джона и Гарри хватает, я даже свою родную сестру уже две недели не посещал, плюнув на неё с Астрономической башни. А про другую и вовсе не вспоминал, даже не думая отправить ей какое-нибудь успокоительное письмо. Интересно, если я расскажу Авроре хотя бы часть правды о себе, если я сниму перстень и покажу ей своё лицо, как быстро она испугается и забудет о своих наивных чувствах? Как сильно она возненавидит меня? -      Мастер! Прекратите топиться, вам нельзя – у вас завтра уроки и практикумы! Вылезайте из воды, у двери кто-то странный. Я его не чувствую и не вижу, но слышу – он скребётся в дверь и ругается по-гэльски, причём неправильно и с суррейским акцентом. -      Гарри! – я тут же вынырнул и начал отплёвываться от пены. – Люччи, впусти его, напои чаем и займи, пока я буду восстанавливать человеческий облик.       Люччи мотнула головой и исчезла. Я не успел даже выбраться из ванны, как услышал её возмущённый писк: -      Столько гостей и без предупреждения?! Мастер разрешил вам приходить, но не всем сразу же. Он занят, навестите его попозже. -      Ни за что, – я легко распознал бас Маркуса Флинта. – Локхарт, скажи своей крохе, чтобы она не выгоняла нас! -      Люччи, пускай всех разом, – крикнул я, мысленно костеря хитрого Гарри, который провёл с собой брата. Судя по ещё одному голосу – не его одного. Я с тоской посмотрел на себя в зеркало. У меня не было времени придать себе должный вид. Ещё и маскировка Джона слетела... Ладно, Гарри, но Пенелопа с Маркусом были не теми, перед кем я мог появиться с почти что настоящим лицом. А, к Мордреду! Пусть любуются и сплетничают.       Я быстро высушил волосы, стянув их всё в тот же низкий хвост, оделся в подготовленную Люччи одежду и вышел в гостиную. На меня тут же набросился Гарри, едва не сбивая с ног прямо на пол. Он обхватил меня руками, уткнулся лицом в живот и сжал так крепко, как только мог. То есть, всё ещё слабо. -      А Долиш не соврал, – протянул Маркус, глядя на меня с удивлением и некоей опаской. -      О чём? – тут же ощетинился я, пытаясь понять, что и зачем рассказал Джон. -      О том, тебе сегодня досталось почти как в июне! По милости директора, конечно. -      Мистер Локхарт, что он опять сделал? – Пенелопа, нервно дёргая рукава ученической мантии, смотрела на меня со страхом и волнением. -      Ничего хорошего, и давайте не будем… -      Будем! – выкрикнул Гарри. – Ты куда-то ушёл утром, а потом начался дурдом. Прилетел громовещатель от папы Рона, он застал директора в коридоре рядом с мужским туалетом и Драко с Грэгом всё услышали! Винса опять тошнило, вот они и сидели там, а тут такое… Драко тут же рассказал всё Маркусу и мне, мы пытались связаться с Джоном, но зеркало не работало! Я побежал к Флитвику – вдруг он в курсе, какого хрена тебя потащили в суд. Но Флитвик ничего не знал, а потом к нему прибежали наши астрономичка и предсказательница, и мисс Трелони сказала, что видела тебя, когда ты уходил, испугалась и пошла гадать, и нагадала, что ты должен сегодня умереть! – Гарри с воплей перешёл на визг. – Опять, опять! Почему?! Я тут места себе не находил, вчера был такой чудесный день – а сегодня кошмар наяву, а потом где-то в час дня меня по зеркалу вызвал Джон, сказал, что всё в порядке и все живы, но ты будешь поздно и плохо. То есть, в плохом состоянии. Вот, я принёс тебе, как Джон просил, – и мальчик, хлюпая носом, размазывая по лицу слёзы, вынул из кармана чуть помятые шоколадки. Те самые, которые мы с волшебницами прятали в каждом праздничном «сокровище». Смущаясь и отчаянно краснея, Пенелопа положила на стол коробку конфет в виде сердца. Понятно, кто его ей подарил…        Я молча прикрыл лицо ладонями. Благодетели. Примчались же! Сейчас ещё Флитвик явится с двумя истеричками на хвосте, и все начнут меня жалеть. Ненавижу! -      Может, мне всё-таки пырнуть его, а? Заколебал уже! -      Генри, блин! Сядь и забудь уже про свой ножик и директорский бок. Тебе мама запретила. То есть тётя. -      Ты лучше его нарисуй, – проговорила Пенелопа, утаскивая Гарри на диван. – И повесь картину в коридоре. Пока ты не разобрался с пропорциями, это будет самая лучшая месть! -      Да? – Гарри задумался. – Хорошо. Я так плох, что это даже хорошо! – и засмеялся, враз утратив истеричность и паникёрское настроение. Злился ли я на Джона? Нет. На детей? Тоже нет. А вот на обстоятельства – да, но так как я не мог с ними ничего сделать, то приходилось улыбаться и делать вид, что всё в порядке. -      Ты расскажешь нам, что случилось? – спросил Гарри, когда Люччи принесла чай и лично водрузила ему на колени коробку с печеньем. – Или это тайна? -      Это дурость, Генри. Чужая и непродуманная. И хороший урок на тему того, к чему может привести неуместное милосердие. Но я не думаю, что вам стоит… -      А к директору ещё один громовещатель сегодня прилетал, – перебил меня Маркус, скалясь в счастливой, то есть очень злорадной улыбке. – За обедом. И минуты две орал на него по-французски очень приятным женским голосом. А так как у нас половина факультета французский знает, то мы всё перевели львам. Им понравилось. -      Особенно та часть, где мадам Равиаль объясняла, что и как она будет делать своим веером с нашим директором, если он ещё раз посмеет со своей добродетелью влезть в чужую келью, не сняв креста и забыв надеть трусы, – Пенелопа смутилась ещё сильнее. – Мне однокурсница переводила, и она явно о чём-то умолчала, потому что запиналась через слово. Кажется, там ещё что-то было про кролика, засунутого в… неприличное место. -      Poser un lapin à quelqu’un, – произнёс я, представляя себе, что именно могла наговорить взбешённая Джейн, отстаивавшая сегодня мою свободу в суде. – Это французское выражение, оно означает подставить кого-то или не прийти на важную встречу. Но мадам, конечно, могла его приукрасить. У неё сегодня был не самый лучший день. -      Не только у неё! Снейп носился по школе, плевался ядом и снимал баллы, потом вдруг пропал и не пришёл на ужин. За ним бегал Флитвик, возвращал баллы и в открытую пил успокоительное. Потом тоже пропал. А в женском туалете на втором этаже плакала преподавательница. Я туда сунулась, а там наша Трелони ревёт! Её Плакса Миртл успокаивала, она иногда прилетает проверить прежние владения, но больше не хулиганит, – Пенелопа покрутила в ладонях чашку и вздохнула. – Миртл говорила Трелони, что умирать совсем не страшно и не больно, только одиноко и грустно потом. И что в туалетах этого делать не стоит, потому что всякие противные девчонки будут всё время шуметь сливным бачком и мешать предаваться печали. Я сбегала за профессором Спраут, и та увела Трелони к себе. Миртл даже не разозлилась на это, хотя обычно её всегда бесило, когда у неё отбирали очередную «жертву», которой она подсаживалась на уши. Она вообще поспокойней стала с тех пор, как вы её в старые купальни переселили. Даже попыталась меня убедить, что этот туалет – плохое место, и ещё что-то про жёлтые глаза бормотала. Только я не очень поняла, потому что Миртл опять начала злиться на то, что умерла, и смылась в унитаз.       Я молча слушал своих гостей и охреневал. Завтра мне придётся очень постараться для того, что привести всех в порядок. Ещё и перед Деканом отчитаться надо будет! И извиниться перед хорошими женщинами за то, что заставил их плакать. Это недопустимо и вредит репутации, к тому же Сивилле я действительно был должен! Как минимум – за чудесную пижаму, в которой до сих пор спал в самые паршивые ночи.       Дети просидели у меня ещё минут двадцать, съели всё, что сами принесли, убедились в том, что я жив, почти здоров и завтра никуда не исчезну, после чего отчалили под парусами мантии-невидики. Как-то слишком много людей стало о ней знать… После их ухода я тщательно проверил место, где сидел Гарри, и нашёл засунутую между диванной подушкой и подлокотником книгу. Вынув её, я долго рассматривал знакомую обложку – я уже видел её и даже держал в руках, когда в день презентации подобрал с пола в магазине Натана Блоттса. Забавно. Тогда Артур Уизли сказал, что это не его вещь, а теперь она нашлась в собственности у его дочери! Сам Артур так вовремя встретился мне в коридоре на десятом уровне, а потом прислал Дамблдору громовещатель, явно торопясь и не имея времени писать обычное письмо. Чем дальше, тем паскудней! Я осторожно вынул вложенную в старый ежедневник бумажку и прочитал записку Гарри. Он просил отдать свою добычу завтра до завтрака, чтобы была возможность незаметно подкинуть её обратно Джинни Уизли, а это значило, что мне опять придётся жить на тониках. Ничего, перед сдачей книги издателю бывало и хуже!