Мотыльки сгорают в огне

      — Чё как, Моль? Готова? — Волков с размаху кидает свой рюкзак в узкое пространство между мной, разложившей тетради и книги на подоконнике, и откосом. Лямка неприятно царапает запястье, и я со сдавленным шипением отскакиваю, хмуро оборачиваясь к парню.       — Не готова, — выплёвываю сквозь сжатые зубы в надежде, что он от меня отстанет.       — Ты так не шути, Моль, не смешно, — Дима заглядывает в разложенные тетради и кидает взгляд на Машу, которая скрестила руки на груди и плотно сжала губы.       — А что, у самого мозгов не хватает? — бросает она с вызовом, протискиваясь между мной и подоконником. — Или переломишься, если книжку откроешь почитать? Ах, да, — спохватилась Маша, улыбнувшись и жеманно прикрыв губы ладошкой. — Ты ж читать-то не умеешь. По глазам вижу, что Дима на грани. Стерпеть подобное он не может, и Маша определённо нарывается на большие неприятности.       — Агаева, сейчас ты…       — Ну, и у кого длиннее? — прерывает его уже хорошо знакомый нам всем тихий, похожий на раскат грома голос классного руководителя. — Ну так что, Волков, у кого? Дима морщится, возвращаясь в исходное положение, так и не сделав шаг к Маше, как и прячет приподнятую в её сторону руку за спину. Мнётся, испепеляюще глядя то на Машу, то на меня.       — У вас, Кир Палыч. — Такой ответ не ожидал и сам Кирилл Павлович, от чего его брови удивлённо ползут вверх, а мне едва удаётся сдержать нервный смешок удивления.       — Этот факт — не ответ на мой вопрос. — Кирилл Павлович скрещивает руки на груди и шумно выдыхает. — В класс, живо.       Зачем-то жду, когда в класс направится Дима, а за ним потянется Маша. И только после этого иду следом, задержавшись на несколько секунд дольше, чем следовало бы, глядя на физрука.       Его лицо медленно разглаживается, приобретая привычное пофигистическое выражение. Кажется, что он вот-вот о чём-то меня спросит, но я отворачиваюсь раньше и направляюсь в класс.       По его взгляду и так ясно, о чём он хочет напомнить в очередной раз.       — Благодаря вашим стараниям по поднятию уровня списывания до беспрецедентных высот сегодня меня пригласили поприсутствовать на контрольной. — Как только все зашли в класс, Кирилл Павлович закрыл за собой дверь и вышел к доске. — Лариса Анатольевна любезно уступила сегодня мне своё место, поэтому имейте в виду: поймаю хотя бы даже на попытке списывания — вам не понравится.       Жестом подозвав ребят с первой, парты Кирилл Павлович вручает им листы с заданиями в двух вариантах.       Его тяжёлый взгляд прикован ко мне, и я нервно ёрзаю на стуле, предчувствуя, что он будет смотреть точно сокол.       Вздыхаю, опуская голову, и делаю вид, что сосредоточенно что-то ищу в пенале, чтобы не смотреть на учителя.

//

      Минуты тянутся ужасно медленно, а контрольная отвратительно несложная. Можно было особенно и не переживать о подготовке.       Смотрю на часы. Минутная стрелка вяло делает шаг. Во рту становится солоно — слишком сильно прикусила губу. Ещё один шаг. Осталось каких-то пятнадцать минут.       — Эй, Моль! Дай списать. — По ножке моего стула беспощадно лупит ногой сидящий позади Волков. — Моль, слышь? — Очередной пинок.       Перевожу взгляд на Кирилла Павловича, который, как назло, стоит спиной к нам, по обыкновению куря в приоткрытую форточку.       «Не дашь списывать, да?» — обиженно проносится в голове мысль, и после очередного пинка я злобно оборачиваюсь к Волкову.       — Нет, не дам, — кидаю недовольно и отворачиваюсь, пододвигая стул как можно ближе к парте, а парту двигаю чуть вперёд.       — Волков, что за возня? — Кирилл Павлович резко оборачивается, выдыхая дым уголком губ в сторону окна. — На пересдачу хочется?       — Ты у меня ещё попляшешь, Моль, — шёпотом цедит Дима, когда Кирилл Павлович снова отворачивается в сторону, и с силой пинает стул. Да так, что тот жалобно скрипит подо мной.       — Мотылькова, закончила? — теперь его суровый взгляд направлен на меня, и я сглатываю перед тем, как кивнуть.       — Да, можно сдать работу? — спрашиваю почти с мольбой в голосе, но Кирилл Павлович только хмурится.       — До конца урока ещё пятнадцать минут — сиди и проверяй.       Сжимаю в кулаках карандаш и выдыхаю через рот, косясь только взглядом в сторону.       Может, он прочёл мои мысли по выражению лица, а может, не был на самом деле таким уж противником списывания, намеренно отворачиваясь к окну и при этом прекрасно понимая, что происходит за его спиной, но Кирилл Павлович будто бы сжалился надо мной.       Затушив сигарету и выкинув её в окно, он размеренным шагом подходит к нам с Волковым. Посмотрев на него каких-то несколько секунд, учитель точно коршун нависает надо мной, а в следующий миг в несколько движений собирает большую часть моих вещей в одну руку, пальцами второй забрав сумку.       — Садись за учительский стол, — его голос не терпит возражений, а я и не хочу возражать. Затылком чувствую, как меня сверлит Волков.       По классу прошёлся тихий недовольный гул.       — Смотрим в работы, думаем своими мозгами, если они есть, а не коллективно пользуемся чужими. — Кирилл Павлович даже бровью не ведёт, а вот во мне появляются зачатки крайне гадкого, плохого предчувствия.       Пропустив меня вперёд, Кирилл Павлович дожидается, когда я сяду, и только потом, встав за моей спиной, опускает рядом мои вещи.       Он наклоняется так близко, что от внезапной волны тепла сжимаюсь, задерживаю дыхание, будто могу стать меньше.       Чувствую, как к лицу прилила краска, и от этого становится ещё более неловко. Быстро поднимаю взгляд из-под опущенных ресниц в надежде, что никто этого не заметил, но будто как по заказу встречаюсь взглядом с Артёмом.       Он смотрит хмуро, даже презрительно.       Между тем Кирилл Павлович будто даже и не собирается отходить. Уперевшись руками по обе стороны от меня, он пристально смотрит на класс.       И мне ничего не остаётся, как очень медленно, чтобы меня не было слышно, начать дышать, вдыхая это тепло и запах.       Мне вспоминается прошлый вечер, когда я всеми силами старалась думать о чём угодно, но не въевшемся в память запахе. Старалась не думать о том, как уютно оказалось касаться лицом ткани его пальто.       Сейчас запах более насыщенный, сильный и терпкий, с примесью сигарет. И пусть это не нравится, но даже так я отчётливо чувствую древесный запах, немного напоминающий восточный аромат, что-то мягко-пряное, странно напоминающее предвкушение праздника и обволакивающее как кокон. Тёплый, толстый, надёжный.       — Мышонок, приём. — Из состояния раздумий вывели тёплое дыхание над ухом и его шёпот. — Проверяй, давай.       Когда он отстраняется, я снова сжимаюсь, но теперь от неприятного чувства зябкости. Минуты тепла оказалось достаточно, чтобы захотеть понежиться в нём ещё немного.       Уткнувшись в лист контрольной, я склоняюсь так сильно, как могу, чтобы не вызывать вопросы, но и чтобы моё лицо было почти не видно.       Сердце ухает, как после бега, и я понимаю, что это ненормально, неправильно. Такой реакции быть не должно.       На класс я стараюсь не смотреть — встретиться снова со взглядом Артёма не хочется особенно. Слишком уж странным был его взгляд, да и выражение лица в целом.       Вторая причина — Волков: он продолжал нет-нет, но буравить меня взглядом. Кажется, он ни на шутку обиделся. Но ведь я поступила правильно?..       Вздохнув, я подпираю голову левой рукой, сев практически в позу креветки, стараюсь отвернуться к окну, совсем не подумав, что это может привлечь ненужное внимание.       Его руки ложатся мне на плечи. Настойчиво, но всё же ласково, притягивают меня к спинке учительского кресла.       Молча, не говоря ни слова, он продолжает удерживать меня ровно и только когда пытаюсь повести плечом отпускает, точно спохватившись, что делает что-то не так. Минуты тянутся ужасно медленно.       Не отрываюсь от бумаги передо мной, раз за разом перечитывая условия и свои решения, хоть и знаю уже наизусть.       На периферии мелькает высокая фигура учителя в чёрном. Он медленно расхаживает по классу, пока не останавливается в самом конце: точно напротив меня.       Не выдерживаю и поднимаю голову. Почему-то даже не удивлена, когда встречаюсь с ним взглядом.       Он смотрит так же странно, как Артём. Не так, как в первый день — сквозь, будто не видя или видя кого-то совсем другого, а на меня. Хмурится, плотно сжав губы, упирается руками в полку позади себя, присев на неё.       И снова чувство, будто я в мощных кольцах удава, но теперь без страха. Скорее это чувство любопытства, желание понять: почему он так пристально смотрит? О чём так сосредоточенно думает? От чего хмурится, глядя мне в глаза?       Звонок с урока застаёт врасплох нас обоих.       Кирилл Павлович, как и я, вздрагивает, резко отводя от меня взгляд, и выпрямляется.       — Не толпимся, спокойно подходим по одному к столу и складываем работы в аккуратную стопку! — Кирилл Павлович повышает голос, перебивая поднявшийся в классе гомон. — Лариса Анатольевна обещала проверить ваши работы к среде.       Хочу выбежать из класса первая, но возле стола скапливается слишком много народу, несмотря на просьбу учителя, и протиснуться сквозь них или хотя бы положить свою работу не видится возможным. Потому мне ничего не остаётся, как снова сесть на своё место и ждать, когда одноклассники разойдутся.       Когда народу становится меньше, поднимаюсь со стула, но тут замечаю Волкова, который угрюмо направляется к учительскому столу. Его взгляд прикован отнюдь не к предмету мебели и не к стопке на нём, а ко мне.       Припечатав, не опустив, не положив, а именно с силой припечатав ладонью лист контрольной поверх всей стопки.       Он не отрывает от меня злобного взгляда. — Молись, Моль, чтобы меня устроила оценка, — выплёвывает он и, развернувшись, быстро уходит.       Его взгляд пригвоздил меня к месту, а внутри тугим узлом свернулся страх. Почему-то мне кажется, что слова Димы не просто пустая угроза, а за ними обязательно что-то последует.       Сглатываю и, когда дверь за ним с громким хлопком захлопывается, вздрагиваю. Лишь после этого поднимаюсь, чтобы сдать работу и покинуть класс.       Однако последнее сделать у меня не получается.       — У тебя всё в порядке? — Кирилл Павлович подходит ближе, оглядываясь на захлопнувшуюся за Волковым дверь.       — Да, всё в порядке. — Объяснять что-либо не хочется. Говорить о том, что поступила так, как меня просил учитель — тоже. Почему-то от мысли, что я поступила так не потому, что правильно, а потому, что меня попросил именно он становится неуютно.       — Уверена? — он спрашивает с нажимом, явно давая понять, что поведение Волкова не осталось незамеченным.       — Полностью. — Мне ещё не хватало, чтобы учитель проводил поучительную беседу. Если Волков решит что-то учинить, то лучше в моём послужном будет только отказ в списывании, а не стукачество.       — Ладно. — Кирилл Павлович обходим меня и садится на учительский стул, постукивая по столу вытянутой рукой. Когда я обращаю внимание на это действие — он жестом просит передать стопку работ.       Положив свою сверху, я подталкиваю их к нему и стою, сама не понимаю почему.       — Ты что-то хотела? — Его вопрос звучит обыденно и естественно. Со стороны наверняка выгляжу так, словно вот-вот что-то спрошу. Но вместо этого мотаю головой.       Коротко прощаюсь и выхожу из класса, оставляя этот странный урок математики позади.

//

      — Ты чего копаешься? — Маша сидит на лестнице в компании Юли, которая приветливо улыбается.       — Он согласился поставить оценку за помощь? — Юля спрашивает так, словно и для неё это что-то очень важное.       — Да, согласился, — вздыхаю, прижимая сумку к груди. — Спасибо, что похлопотала за меня.       — Ой, да перестань. Я же знаю, как тебе важно иметь хорошую оценку. — Юля кладёт руку мне на плечо, ободряюще сжимая. — Да и физрук оказался не таким страшным тираном, как нам казалось в сентябре.       — Он оказался очень даже ничего! — вставляет Маша, театрально прикусывая губу и обнимая себя за плечи.       Юля смеётся, а я морщусь, даже чуть-чуть не желая знать, что там себе представила Маша.       — Лучше бы он учителем оказался хорошим. — Фыркаю, давая понять этим всё, что думаю по этому поводу.       — Раз он тебе так неприятен, то, может, уступишь мне место помощницы? — Вопрос Маши застаёт врасплох, и несколько секунд тупо смотрю на неё, пытаясь переварить услышанное.       — Как бы он мне ни нравился, но оценка мне правда нужна, Маш, — вяло улыбаюсь, прислоняясь к стене спиной.       — Ксюх, ты же способная. И на дополнительные к нему ходишь! Он и так поставит тебе оценку. Уступи, а? — Маша подрывается с места и берёт меня за руку обеими ладонями, прижимая их к своим губам.       — Он сразу сказал, что за факт дополнительных не накинет даже полбалла. Так что извини, Маш, но…       — Ну, Ксю-юш! — Маша продолжает канючить и теряюсь, не готовая к такому напору со стороны подруги.       — Слушай, ну хватит уже. — Юля хмурится, не менее удивлённо глядя на Машу. — Во-первых, он взрослый мужчина. Не могу даже представить, чтобы учитель взглянул на ученицу как-то иначе. Во-вторых, если уж и хочешь привлечь его, то лучше продемонстрируй себя с лучшей стороны. В-третьих, хотя это должно быть на первом месте, Ксюша твоя подруга, которой действительно нужна эта оценка. Я бы ещё поняла, если бы речь действительно шла о твоём счастье, но это же абсурдно! Он и… кто-то из нас. — Монолог Юли заставляет Машу отступить и нахмуриться, сводя брови на переносице, сжать в тонкую линию губы.       Понимаю, что Маша задета. Неужели ей действительно так сильно нравится Кирилл Павлович?       — Слушай, я бы с радостью уступила тебе, но мне правда нужна оценка. Ты же знаешь, какая у меня мама. Да и положение дома… сама знаешь.       Прежде чем Маша или Юля успевают что-то сказать, звенит звонок на урок, а меня начинает мутить. То ли от отсутствия завтрака, то ли от волнения за Машины чувства.       — Вам особое приглашение нужно? Агаева, Вербицкая, Мотылькова.       В голове проносится только одно: и зачем мы сидели на лестнице?       Маша смотрит на Кирилла Павловича неотрывно, хмурясь. Юля оборачивается сразу же, а я сглатываю, чувствуя, как от его голоса по телу бегут мурашки.       «Мотылькова, да что с тобой не так»       Наконец, оборачиваюсь, по-прежнему прижимая сумку к груди так, будто это самое ценное, что у меня есть.       — Живо в класс! — Кирилл Павлович стоит у лестницы ведущей вниз и мне кажется, что взгляд его прищуренных, грозных глаз устремлён на меня.       Не выдерживаю, тихо пища какое-то извинение, хватаю Юлю за руку и тяну наверх, направляясь на следующий урок.

//

      Очередной путь домой под промозглым дождём заставляет где-то в глубине души пожалеть, что не встретила Кирилла Павловича после школы. Сегодня он, наверное, уехал раньше.       Натянув капюшон ниже, я чертыхаюсь, ругая себя за глупые мысли.       Мне есть о чём думать и беспокоиться: школьная жизнь — меньшая из моих проблем сейчас.       Достаю телефон и в очередной раз открываю чат с Лёшей. Все сообщения по-прежнему не прочитаны.       Нажимаю набор номера и засовываю телефон поглубже под капюшон, чтобы на него не попали капли.       Гудок. Ещё один. Затем ещё.       — Алло? — в трубке раздаётся незнакомый женский голос.       — Алло, а… где Лёша? — спрашиваю заторможено от неожиданности.       — К матери опять пошёл, а телефон забыл, — голос в трубке делает паузы, а я кидаю взгляд в сторону, где находится наш дом: до него осталось всего ничего. — А ты, наверное, Ксюша? — спрашивает голос уже дружелюбнее.       — Ага, — киваю невидимому собеседнику и ускоряю шаг. Только бы они не разругались опять. Только бы успеть встретиться с ним.       — А я Катя. Слушай, я знаю, вы с Лёшей повздорили, но всё наладится. А заходи к нам, а? На выходных. Познакомимся, поболтаем. Вот увидишь: он не будет против. — Катя щебечет, а я так поглощена мыслью, что Лёша у нас дома, что упускаю смысл сказанного ею.       — Ам, да, хорошо, — выдыхаю на автомате, — извините, но мне пора.       Не дожидаясь ответа, сбрасываю звонок и прячу телефон в сумку. Перехватив её удобнее, припускаю, надеясь, что нигде не навернусь.       Вбегаю во двор и понимаю, что опоздала. Брат выходит из подъезда, натягивая капюшон толстовки.       — Лёша! — кричу, продолжая кое-как бежать запыхавшись. — Лёш, подожди. — Добегаю до него и цепляюсь за его руку, тяжело дыша. — Давай поговорим, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть, пойми. Ты же и сам понимаешь, что мама не оставила бы нас так просто, если бы я согласилась жить с тобой. Да и ей тоже нельзя одной…       — Мышидзе, — перебивает Лёша, складывая широкую ладонь мне на мокрую макушку, — извини меня, пожалуйста.       Лёша смотрит неловко, виновато.       — Я вспылил зря, и ты права: так будет лучше для нас всех, — Лёша выпутывает свою руку из моей хватки и притягивает к себе, обнимая. — Я долбоёб, мышидзе, прости.       — Ничего, всё хорошо. Уже всё хорошо, — всхлипываю, сама не понимая почему, крепче обнимая Лёшу и утыкаясь лицом ему в грудь. — А ты к нам?.. — задать вопрос нормально не хватает смелости. Точнее, боюсь услышать ответ именно на тот вопрос, который хочу задать.       — Хотел убедиться, что вы в порядке, — Лёша вздыхает, поглаживая меня по спине. — Я наговорил много лишнего, мама наверняка устроила тебе ещё большую нервотрёпку.       — Ничего, это не в первый раз, пройдёт, — шепчу, грустно улыбаясь. Хорошо, что Лёша не видит моего выражения лица.       — На удивление сегодня она была спокойна как удав.       — Что-то невероятное. И вы даже не поругались? — удивляюсь, пытаясь отстраниться от брата, но он не даёт.       — Представь себе, мы смогли спокойно поговорить, — в его голосе слышится улыбка, но почему-то мне не верится в то, что между ними всё хорошо.       — Может, не будешь уходить так рано? Зайди, выпьем чай, — спрашиваю с надеждой и сразу пытаюсь обнять Лёшу ещё крепче.       — Извини, Ксюш, но мне правда пора идти. Меня ждут. — Лёша опускает подбородок на мою макушку и обнимает в ответ крепче.       — Катя? — Глупый вопрос, но мне хочется, чтобы брат хотя бы постоял со мной ещё чуть-чуть, раз не будет подниматься на чай.       — Да, она.       — Я звонила сегодня тебе. Кажется, она пригласила в гости, — улыбаюсь, пытаясь припомнить разговор с его девушкой.       — Извини, что не отвечал. — Лёша молчит несколько мгновений, прежде чем тихо ответить.       — Ничего, я понимаю.       Лёша снова замолкает, и я не хочу нарушать эту тишину в тёплых объятиях брата под шум дождя.       — Знаешь, а приходи. Она давно хочет познакомиться с тобой. Мы обсудим время, и я тебе обязательно скажу. — Лёша отстраняется, всё ещё держа меня за плечи на вытянутых руках. — Посидим, попьём чай, поболтаем спокойно.       В ответ только киваю с улыбкой.       Лёша уходит, перед этим коротко поцеловав в лоб.       Только теперь понимаю, что всё это время грудь сжимало ощущение страха. Тяжёлое, не позволяющее нормально дышать.       Взглянув на окна нашей квартиры, стою ещё немного перед тем, как зайти в подъезд и подняться.       Мои надежды на то, что всё хорошо прошло и будет как раньше, разрушились с порога.       Мама привычно выглянула из кухни, когда за мной закрылась дверь, но на моё улыбчивое приветствие промолчала, вернувшись к приготовлению еды на кухне.       — Мам, ну сколько можно? Давай поговорим, а? — От волнения забываю, что ещё не помыла руки и касаюсь ладонью дверного косяка.       Ответом мне служит демонстративное спихивание моей руки и намывание грязного места. Молча, словно и нет меня здесь.       На глаза наворачиваются слёзы.       Плечи опускаются под тяжестью вины и понимания, что это неправильно, что я не сделала ничего такого, за что нужно поступать столь жестоко.       — Мам, — зову дрожащим голосом, пытаясь сдержать просящиеся слёзы.       В ответ тишина. Мама продолжает готовить, игнорируя, и мне ничего не остаётся, как уйти в свою комнату. Затаится, как самому настоящему мышонку, выходя из неё только тогда, когда мамы не будет на кухне, чтобы взять ужин.       Закрыв за собой дверь, медленно опускаюсь на пол, обнимая себя за колени.       Сдерживать слёзы больше нет ни сил, ни смысла.