Даст

      Он зажёг сигарету. Сидя на холодной, покрытой корками наледи земле тёмного переулка он в который раз думал, что его жизнь практически бессмысленна, а цель — всё ещё трудновыполнима. Есть нечего, в кармане ни гроша, а сильно светиться не хочется. Даже жить не хочется.       В какой-то момент к нему кто-то подошёл. Она даже не посмотрел на этого придурка, которому вдруг стало интересно, что это там делает очередной бездомный в не самом благополучном районе. «Поднимайся, со мной пойдёшь.»       Он фыркает, наконец поворачиваясь к обладателю механического голоса, после чего, смерив его оценивающим полубезразличным взглядом, впервые за долгое время смеётся. Пацан, подошедший к нему, похож на жертву не самого удачного «спасения» героями: в очках, но без одного глаза, с костылём, в шапке крупной вязки и явно осенней куртке, укутанный в рыжий пушистый вязаный шарф и с очень недовольным выражением лица. — С хера ли? — С того блять, что между обоссаным переулком и плюс-минус квартирой с едой ты выберешь второе, — фыркнул пацан. Его голос хриплый, как у парня из переулка, словно прокуренный или простуженный. — Если ты не совсем тупой, конечно.       И он соглашается. Пацан усмехается на вполне закономерный вопрос о полиции и родителях, предупреждает, что если он будет наглеть, то его выгонят как паршивого пса обратно на улицу и просит… Просит не искать себе неприятностей. Он не собирается расспрашивать этого странного калеку, зачем ему такой проблемный сосед, у которого ни гроша и который явно может оказаться ебанутым, обнести квартиру и оставить хозяина ни с чем. Пацан же, в свою очередь, не расспрашивает его о его прошлом, будущем, настоящем, не спрашивает вообще ничего, лишь говорит, чтобы если кто-то будет звонить или стучать в дверь, он притворился, что его нет и не будет, а если кто-то (не хозяин квартиры) откроет дверь, то лучше съебаться в комнату, в которую калека никого не пускает. Почти никого, для одного конкретного бомжары будет сделано исключение.

***

      Квартира калеки странная. Она холодная, серая от пыли, пустая и безжизненная, он думает, что догадывается, почему его подобрали с улицы, как облезлого блохастого кота. Пацан показывает где ванная, велит смыть с себя всю грязь и закинуть вещи в корзину для белья, он обещает выдать вещи на первое время. В ванной он замечает, что зубных щётки две, но одной явно не пользуются, потому что она выглядит как новенькая (он всё равно не прикасается к ней), в мусорной корзине тухнут использованные бинты, покрытые кровью и какой-то зеленоватой слизью. Ему даже стрёмно думать, откуда может взяться такая слизь.       Горячая, впервые за долгое время, вода позволяет ему немного расслабиться. Он несколько минут стоит под струями, только чудом не заливая весь пол. Он надевает оставленные ему футболку и штаны, они, к удивлению, приходятся ему по размеру, хотя пацан явно мельче.       С кухни доносится шум огня на плите, рокот кипящей воды в чайнике и умопомрачительный запах домашней еды. Горячей еды. Ему кажется, что он попал в рай. Замёрз в том переулке, а пацан — этакий ангелочек, пришедший за ним? А что, вполне неплохо.       Уплетая лапшу за обе щёки, он думает, что надо бы хотя бы узнать имя своего неожиданного благодетеля, который уже целых пять минут медитирует с занесёнными над чашкой палочками. — А мне положено знать, как тебя зовут, или мне называть тебя калекой?       Пацан наконец возвращается в реальность и поворачивает голову к нему. Он переводит взгляд обратно на тарелку, со вздохом начинает есть. Когда он уже думает, что ответа на свой вопрос не получит, одноглазый всё же отвечает, при этом используя лежащий на столе телефон с открытой страничкой переводчика. «Ичиго Хокори. У меня проблемы с японским, так что не удивляйся телефону.»       Он пару секунд смотрит на средство связи, пока то заканчивает фразу, после чего кивает, вновь возвращаясь к еде. «Твоё имя.» — Зови меня… — он зависает. Раньше ему почему-то не приходилось об этом задумываться. — Даби, зови меня Даби. — Окей.       Калечный Ичиго быстро доел лапшу, забрав опустевшую чашку Даби, он убрал их в раковину, после чего отправился в гостиную. «Я постелю тебе на диване.» — Как скажешь.       Даби впервые за долгое время спал на чём-то, хоть немного напоминающем нормальную кровать. Да, в квартире было холодно, потому что калечный только с приходом гостя включил обогреватель, да, диван был жёстким. Но зато из него не выглядывали пружины, впиваясь в спину и цепляясь острыми крючками за одежду, на голову в любой момент с неба не начнёт литься вода, да и ветра нет. Он долго не мог уснуть, глядя в сереющий в темноте потолок и пытаясь понять, не является ли это всё галлюцинацией. Потому что галюны у него уже были, пусть и не настолько жёсткие. Да и виделось ему раньше счастливое семейное будущее, где отец признал его, а не холодная квартира хромого одноглазого подростка. А потом послышались удар обо что-то твёрдое и шипящие маты, из коридора полился жёлтый свет лампочки в ванной, а Даби совершенно уверился — Ичиго ему всё же не снится.

***

      В этой серой квартире Даби провёл уже неделю или около того, просто в один день заметил, что калечный преспокойно завтракает на кухне, в то время как часы показывали уже далеко за десять. Видимо, сегодня была суббота. Даби не следил за днями недели, он отсыпался, старался не наглеть с едой, но Ичиго словно специально каждый день ставил перед ним всё увеличивающиеся и увеличивающиеся порции, пока те не достигли размеров среднестатистических порций нормального человека, учитывая то, что первый ужин у него составлял что-то вроде четверти нормальной порции. Ичиго, видимо, знал что-то о длительном голоде и восстановлении питания.       Даби прошёл до ванной, умылся, посмотрел на своё местами подгоревшее отражение и всё же отправился на кухню, сел за стол, на место, которое как-то само собой за ним закрепилось. — У меня тут… Вопрос созрел, — калечный даже не посмотрел на него, продолжая медленно жевать то, что он называл «каша»(и говорил это слово только на том языке, который Даби не понимал, чем иногда раздражал), хотя Даби видел, что наушники у него в ушах.       Это было странной, но совершенно подходящей Ичиго чертой — к отсутствию глаза и «коннекта», — как он сам это назвал, — с ногой, прибавлялись проблемы с японским языком, из-за чего калечный вечно таскался с чёрным ремешком ретранслятора на шее. — Нахрена ты меня подобрал? — Даби, наконец, хватило решимости спросить это. Почему-то он думал, что как только задаст этот вопрос, его не обременённые ни чем (кроме мыслей) деньки в этой квартире резко закончатся. Он не думал, что Ичиго выставит его за дверь, но считал, что точно что-то случится, если задать этот вопрос. Даби не выдержал мысленного напряжения. — «В качестве подарка,» — Ичиго продолжал есть. Он всё ещё делал это чрезвычайно медленно, так что половина порции, которая была у него в тарелке, почти не изменилась. — «Подарка на день рождения.»       У Даби словно уши заложило. Все звуки как будто отрезало титанической толщей воды и он больше не мог их различать. — Бля… Расслабь всё, что у тебя там напряглось, — фыркнул калечный, пододвигая тарелку Даби. Почему-то для этой квартиры был совершенно нормален такой поступок. — Ты — мой подарок. Знаешь как херово находиться в этой квартире одному?       Даби нахмурился. В голове упорно не хотел формулироваться вопрос. Очень важный вопрос. — «Если ты хочешь спросить, когда у меня день рождения, то он у меня восемнадцатого января,» — это звучало как насмешка, даже учитывая механический голос переводчика. — А год какой? — «Три тысячи одиннадцатый.» — И… Сколько тебе исполнилось? — Пятнадцать.       Даби казалось, что он сейчас хлопнется в обморок как какая-нибудь девица из бульварного романа, а калечный тем временем старательно подавлял лезущую из него лыбу. Не сдержался и заржал, постукивая по столу ладонью и выглядя при этом абсолютно счастливым. Даби показалось, что он уже где-то видел эту ржущую рожу. — Сорян, блять, просто моя фамилия и «пятнадцать» для меня звучат совершенно одинаково! — пацан ухохатывался так, словно услышал самый потрясающий анекдот в его жизни или, как минимум, его безостановочно щекочут где-то там, под двумя слоями одежды.       Даби вздохнул и принялся за еду. «Каша» оказалась весьма неплохой, но он бы добавил туда… Сахара что ли? — А ты своё кулинарное произведение посолил или посахарил хоть? — вяло поинтересовался он, не особо надеясь на ответ. — Твою ж мать! А я думаю, какого хрена так пресно?!       В итоге, тарелку у Даби забрали, подсунув под нос другую, полную, а на стол между парнями торжественно водрузили банку с сахаром, велев сыпать сколько хочется, но не переусердствовать.       Он ел «каша», которая с сахаром стала вкуснее, слушал непонятную, иностранную болтовню Ичиго (его не интересовало, какой это язык, он просто понимал, что ничего не понимал), периодически поглядывал на его впервые за всё время проживания вместе светящуюся радостью мордашку и думал. Думал, думал, думал. Он определённо где-то видел эту рожицу. Почему-то, когда пацан улыбался, у него не выходило употреблять по отношению к нему жёсткие слова.

***

      Даби проснулся где-то после обеда, почитал мангу, позалипал в телефон (как хорошо быть злодеем, последнюю модельку за ничего урвал), потом решил перекусить. В холодильнике он нашёл пару дешёвых дынных булочек, одну оставил и, захлопнув дверцу, отправился ставить чайник. Ичиго не было. Почему-то Даби это напрягало.       Отсутствие хозяина квартиры в целом не было странным, за почти месяц жизни в этой квартире Даби усвоил, что калечный задерживается до вечера три раза в неделю — работает, иногда уходит ужинать в квартиру своего друга через дверь, в будни завтракает там же, плюсом к этому раз в неделю он может задержаться вне графика. О причинах «плавающего» дня Даби не знал, не знал так же, как и то, что делает Ичиго в это время. От нечего делать он расспрашивает калечного о его похождениях, о жизни, о том, как прошёл день, но никогда не поднимает тему «плавающего», как будто не может. Даби готов вешаться от скуки, чувствует себя домашним питомцем, но такая жизнь явно комфортнее того, что ожидало его на улице, а потому он всё ещё здесь. Зима выдалась холодная, даже его устойчивое к холоду тело не спасло бы.       За этот месяц Даби успел узнать, что у калечного есть друзья и целая одна подруга, которая ему просто подруга. Калечный владеет чем-то вроде телекинеза, но особо про причуду не рассказывает. Квартира не его собственная, родители давно погибли. Над ним висит угроза большого денежного долга герою, который вызывает у него раздражение. А ещё, калечный просил не заходить в его комнату и заходить в комнату «его сестры» только если будет угроза раскрытия. Так Даби понял, что у Ичиго есть сестра, а, судя по тому, что её в квартире не наблюдается и довольно давно, долг у парня медленно растёт из-за того, что с этой девушкой что-то случилось.       Однако Ичиго всё не возвращался.       Даби начинал нервничать.       Он сидел на диване, напряжённо сверля взглядом входную дверь, которую отсюда было прекрасно видно, она ведь была практически паралельно дивану, напротив балкона. Замок щёлкнул, Даби и сам не понял, зачем подорвался, с запозданием отмечая, что ему следует замедлиться. Но он не сделал этого, всё так же подлетая к Ичиго и подхватывая резко ослабевшее от того, что оказалось дома — в безопасности, тело мальчишки. Он был весь испачкан в крови, края и рукава куртки были подраны, как и штанины. Куча царапин и ссадин. Даже удивительно, что провода наушников и монокль не пострадали. — Эй, Ичиго, что случилось? — спросил Даби, пытаясь привести пацана в чувства, но тот лишь вяло приподнял голову, взглянул на подселенца мутным жёлтым глазом и что-то неразборчиво прошептал. — Погромче, — попросил Даби, стараясь перехватить мальчишку так, чтобы было удобно вести его в ванную и при этом не доставить лишней боли, он ведь даже не знал, не сломано ли что-то у Ичиго. — Ёбаные шавки, — пробормотал мальчишка, приваливаясь к Даби и закрывая глаз.       Парню ничего не оставалось, кроме как поднять калечного на руки и постараться как можно аккуратнее донести до ванной.

***

      В ванне, мокрый, со стекающими по тусклым волосам и тощему телу кровавыми ручейками, Ичиго выглядел как котёнок из какого-то допотопного мема, который Даби видел ещё когда жил «дома». Он подслеповато щурился, то и дело норовил прислониться хоть к чему-нибудь и уснуть, старательно отодвигал руки Даби, который хотел посмотреть, не повредили ли его левый глаз окончательно. Почему-то он был уверен, что у калечного два глаза, хоть один и «на лечении». — Или ты даёшь себя осмотреть, или я сейчас оставлю тебя здесь одного и у тебя набегут огромные счета за воду, потому что ты уснёшь, — пригрозил Даби, присаживаясь возле ванны на корточки и стараясь заглянуть в глаза, чтобы удостовериться, что Ичиго ещё не отрубился. — Ты придурок, — вздохнул калечный, всё же прислоняясь головой к покрытой кафельной плиткой стене и поворачиваясь лицом к Даби. — Я не понимаю тебя.       Даби вздохнул, уже собираясь на доступном и понятном матерном разъяснять (раз уж они без преград понимали друг друга только на нём), как калечный поднял руку, отодвигая чёлку в сторону. — Доволен?       Даби только и сделал, что кивнул, во все глаза пялясь на то, что обычно было скрыто бинтами. Нет, там не было чего-то сверхъестественного, типа фасеточного глаза мухи или ещё какой херни, просто… Даби почему-то было сложно перестать смотреть туда. А в следующий момент наваждение исчезло, потому что Ичиго опустил руку, возвращая на место чёлку и закрывая второй глаз. Даби показалось, что это даже хорошо, потому что жёлтая радужка правого глаза выглядела совершенно неживой, как пластик или стекляшка, но совершенно точно не как человеческий глаз. И это учитывая то, что спектр цветов человеческой радужки был практически всеобъемлющим. — Can you help me? — наконец сказал Ичиго.       Он не пояснил, с чем ему нужна помощь и вообще больше ничего не сделал и не сказал, но Даби понял, со вздохом согласился и принялся смывать кровь и грязь с бледной кожи, попутно ощупывая калечного на наличие ещё каких-то опасных для жизни увечий.