Five Nights at Freddy's: Hope

Коньяк не горчит, как одни твои мнения, Конечно, тебе не понравится это, без сомнения На этом пути уже нет поворотов, Мое раздвоение вычислит кто-то… Оставьте меня с моею звездой наедине Забудьте меня и имя мое

©Ёлка — Я в печали

— Я тебя люблю, Майк. Услышав это, я даже не могу удивлённо моргнуть, но это действительно не то, что я ожидал услышать. Мне нужно несколько секунд, чтобы понять, что именно я услышал сейчас. Джереми любит меня. Любит. Меня. Не как друга. — Погоди, ч-что? Я слишком удивлён, чтобы сказать что-то другое. Не могу поверить в услышанное. Джереми любит меня… Почему? Что такого я мог хорошего сделать, о чём я не помню, чтобы у Джереми возникли такие чувства по отношению ко мне? Я не знаю. Его слова пугают меня. Как можно любить такого человека, как я? Когда я произношу это, взгляд Джереми мрачнеет. Он опускает его вниз. Чувствую себя неловко… Я даже рта раскрыть не могу. В голове туда-сюда мечутся мысли. — Джереми, это… Это… — я кусаю себя за губу. Я остаюсь слишком потрясённый этими словами Джереми. Сложно что-то сказать нормально, когда я никак не могу определиться с реакцией на его слова. — Это правда? Джереми поднимает на меня взгляд. Сначала он молчит, а потом начинает громко смеяться. Я не понимаю причину такой реакции Джереми на мой вопрос. Я же серьёзно спросил… Я не могу поверить в то, что он только что признался мне в любви, мне, человеку который в последнюю очередь заслуживает того, чтобы его любили… — Это была шутка, — серьёзно заявляет он, словно до этого он не разразился таким громким смехом, что из-за него я начал переживать, всё ли хорошо с Джереми. — Видел бы ты своё лицо, Майк, — он нервно посмеивается. — Не думал, что ты поверишь! Знаешь, на самом деле я собирался встретиться сегодня ещё с одним человеком. — Что? — Ага. Я хотел встретиться сегодня с одной женщиной. Вся эта красота, — Джереми касается свои волос, чуть откидывая их от лица, — для неё. Её зовут…э-э-э… Мелания и она… классная. Она мне нравится, вот я и решил на тебе проверить, смогу ли ей я в своих чувствах признаться. Как видно: могу! Надеюсь только, что она не отреагирует так же как и ты, а будет немного поэмоциональнее и… — он кусает себя за губу. — Да. Это была шутка. Я собирался встретиться с очень красивой женщиной по имени Мелания. Хочу признаться ей в любви. Я ему не верю, как бы уверенно он это не заявлял. Я не понимаю, почему он решил перевести всё это в шутку, неудачную шутку… Неужели моя удивлённая реакция настолько его расстроила? — И, знаешь, — голос Джереми не даёт мне продолжить думать над этим моментом, — тебе, наверно, уже пора идти… Она скоро придёт и я хочу, чтобы это разговор был между нами. — Если это было шуткой, то что на самом деле ты скрывал от меня? — спрашиваю я, подыгрывая Джереми. У него не должно найтись ответа на этот вопрос. Ничего другого он скрывать от меня не мог — только его чувства ко мне, которые я, пожалуй, не могу принять, потому что тяжёло поверить в подобное. — Эти отношения, — спокойно отвечает Джереми. — То, что они могут мешать нашей дружбе, но… Наверное это не такая уж и проблема. Мы же теперь не каждый день проводим вместе, — Джереми опускает взгляд. — Тебе пора. Извини, что занял так много твоего времени и… ну… заставил волноваться о том, почему я вёл себя как дурак. «Я тебе не верю», — это слова, которые я хочу сказать прямо сейчас, но из моего рта они так и не вылетают. Мне приходится уйти, потому что… ну, а что мне ещё делать? Я тупанул, не дал понять Джереми, почему я не готов принять его чувства. Несмотря на всё это, я надеюсь, что пройдёт пару дней и всё вернётся на свои места. Джереми просто примет, что с таким человеком, как я, начинать отношения — это гиблое дело. К тому же, не думаю, что наши чувства взаимны. Джереми для меня — лучший друг.

* * *

16 июля 1983. . .

— Знаешь какое самое лучшее чувство? — спрашивает у меня Элизабет, пока я пытаюсь расчесать ей волосы. Она айкает, когда расчёска касается очередного колтуна в её волосах… Что она, чёрт возьми, делала со своими волосами? По полу отцовского гаража ими водила? — Не знаю. Какое? — безэмоционально спрашиваю я. — Любовь. — Господи, Лиз, тебе семь, — вздыхаю я. — Мне тринадцать и я о таком не думаю. — Очень жаль, — Элизабет цокает языком. Хочется сказать, чтобы она не делала так, но этот маленький чертёнок моих просьб не понимает — приходится выживать с такими неприятными звуками. — Это же так классно… — Думать о любви? Элизабет вновь айкает, когда я касаюсь расчёской к тому же колтуну. Ещё немного и я возьму ножницы, чтобы отстричь этот клок волос и, если так подумать, то не только его, но и ещё парочку. — Любить! — восклицает она так громко, что я уверен, это слышу её не только я, но и родители на кухне. Кто бы мог подумать, они впервые за этот месяц не ругаются и отец смотрит как мама занята готовкой. Помню, раньше он ей мешал, сейчас, наверно, просто смотрит. — Вот скажи, Майкл, тебе кто-нибудь нравится? — Лиз, мне тринадцать. — И что? Кто-то же должен нравиться! Хотя бы немного. Вот, например, Чарли… — Чарли? — я тут же давлюсь воздухом. — Она моя подруга… — я опускаю взгляд. У меня покраснели щеки и я могу серьёзно заявить об этом, даже не смотря на своё лицо в зеркале. — Но она же тебе нравится, — серьёзно отмечает Элизабет, словно говорит не какую-то ерунду, а ведёт беседу с самой королевой Великобритании. — Все знают, что она тебе нравится. — Все? — переспрашиваю я. — А эти все знают, что они знают о том, что мне нравится Чарли? — Все знают, — повторяет Элизабет и скрещивает руки на груди. — Например? — Я, Норман… — Это он тебе сам сказал или ты решила это за него? — не даю ей продолжить этот смехотворный список знающих. Элизабет ничего не отвечает и тогда я решаюсь спросить это у самого Нормана. — Норман, ты знал, что ты, оказывается, знаешь, что мне нравится Чарли? Я вижу копошение на кровати Нормана. Через пару секунд он уже выглядывает из своего укрытия, сделанного из одного только огромного одеяла, в которое за ночь Норман заматывался за ночь так, что напоминал гусеницу в коконе — красивая бабочка моими усилиями вылуплялась из кокона каждое утро. Норман качает головою, а потом юркает обратно в своё укрытие. Я перевожу взгляд на Лиз, так величественно сидящую на моих коленях. — Не знал он, — говорю я и пытаюсь ущипнуть Лиз за нос, но она не даёт мне это сделать. Почему-то я возвращаюсь к словам Лиз до этого. Мне приходится дополнить себя, обратив своё внимание на большой комок из одеяла на кровати Нормана. — Если что, Норман, Чарли мне не нравится! Как и всегда я ничего не слышу в ответ на мои слова, но через секунды так три я слышу приглушённый смешок Нормана. Это тоже что-то. Норман так редко издаёт вообще какие-либо звуки, так что его смешок — это очень хорошо! — Чарли мне не нравится, — повторяю для Элизабет, чтобы она точно поняла мою точку зрения. Лиз ничего не отвечает на это. — А знаешь какую любовь я хочу? — Не знаю. «И, если честно, не очень горю желанием знать», — думая я, но вслух всё-таки не говорю это. Пусть лучше эти слова останутся в моей голове. — Как у дяди Генри и тёти Эмилии, — могу представить улыбку на лице Элизабет, когда она говорит это. Что ж, я рад, что она назвала поистине влюблённых друг в друга людей, а не наших родителей. То, что происходит между нами родителями, мало чем похоже на настоящую любовь. По крайней мере так это выглядит сейчас. Не знаю, как шли отношения наших родителей до моего рождения, они и до рождения Элизабет редко вели себя как любящие друг друга люди. — Настоящая и прекрасная любовь! — восклицает Лиз. Она хочет подпрыгнуть на мои коленях, но из-за того, что в моих руках несколько прядей её волос, прыжок не получается и Лиз жалуется на боль. Я издаю смешок. Сама же попросила меня расчесать ей волосы, а теперь айкает постоянно. Нечего волосы до такого состояния доводить. — Ну, с этим есть небольшая проблема. — Не понимаю, о чём ты. — Боюсь, любой мужчина, который хотя бы немного будет похож на дядю Генри, не шибко будет в восторге от тебя. — Ой, да иди ты! — дуется Элизабет, скрещивая руки на груди. Я смеюсь. Пару секунд Лиз молчит, а потом начинает говорить со мною вновь: А вот как ты представляешь свою идеальную жизнь? — Помнишь нашу соседку, миссис Хансен? Мне кажется, что её жизнь — идеальна. — Господи, она же совсем недавно умерла, — почти шепотом говорит Элизабет. — У неё дома было полно котов… Никакого мужа… только она и эта самая настоящая стая котов! — Говорю же, идеальная жизнь. — То есть, хочешь сказать, что ты хочешь жить, окружённый котами, и умереть от инсульта в полном одиночестве, без каких либо людей?! — Лиз слабо поворачивается, все ещё не слезая с моих колен, и вопросительно смотрит на меня, подняв правую бровь. Я киваю. — Ага. — Ты безнадёжен, Майкл, — как-то скучающе произносит она. Я дергаюсь, когда Лиз слезает с моих колен. В её волосах осталось ещё два колтуна и я вообще-то хотел их убрать, чтобы на этом моя миссия полностью была выполнена. — О да ладно, Лиз, — говорю я, когда она направляется к двери. — Не хочу даже разговаривать с тобою! Заведи себе кошку, живи с ней и разговаривай! — А я могу назвать эту кошку твоим именем? — Нет! Я смеюсь, когда Лиз останавливается у двери только, чтобы выкрикнуть это. Сразу же после этих слов она выходит и закрывает за собою дверь. Я пожимаю плечами и перевожу взгляд на кровать Нормана. — Наша сестра так любит драматизировать, — с улыбкой на лице говорю я, подложив обе руки под голову. Норман никак на это не отвечает. Я возвращаю взгляд к двери. Вообще-то я согласен с Лиз, что любовь — одно из лучших существующих чувств, что может быть у людей. Просто я не до конца понимаю, что такое любовь. Даже не знаю, нужно ли мне кого-то любить… и заслуживаю ли я это вообще.

* * *

9 ноября 2015. . .

Я прихожу в пиццерию только через четыре дня после того, как произошёл не самый приятный разговор с Джереми на его квартире. Сначала я думал о том, чтобы просто позвонить ему и по старинке встретиться у него на квартире, однако Джереми не отвечал на мои звонки… Это заставило меня волноваться, конечно. Единственное место, где я могу встретиться с Джереми, это его пиццерия. Больше мест нет. К тому же, раз сегодня понедельник, то он в любом случае должен быть на работе… Если только не решил устроить себе выходной, например, не желая встречаться со мною больше, чем пару дней — как никак в пиццерию я мог прийти в любом случае и никто меня отсюда не выкинет (можно, конечно, поставить на Фрэнка, но он скорее удивиться, если Джереми попросит его выкинуть меня прочь из пиццерии, чем сделает то, что было у него прошено). Как и всегда в пиццерию я пришёл во время обеденного перерыва, теперь уже точно определившись с рамками, когда это время начинается в пиццерии. Для обеденного перерыва в пиццерии непривычно тихо. Я словно попал в давно закрытое здание, в котором последний раз другие люди показывались, когда я ещё был младенцем в одеяльцах. Чтобы получить хотя бы немного уверенности, я захожу в главный зал. Аниматроники расставлены всё так же в странном положении. Сдерживаю глупый смешок, когда замечаю, что Чика лежит на сцене. Это действительно выглядит забавно. Хотя бы для меня. — Фритц? — громко спрашиваю я. Ни с кем другим я болтать не собираюсь… Хотя с того самого дня я так и не поговорил с Чарли, но как бы… Что нам вообще обсуждать? Все темы, которые мы могли обсудить, давно устарели и нет смысла их касаться. — Не здесь, — я вздрагиваю, когда слышу прежде незнакомый мне голос. Поворачиваюсь и вижу девочку, которую видел только в тот самый день. Я знаю, что мой отец убил её, как и других детей, но я без понятия как её зовут. Кажется, она была последней жертвой моего отца… Могу припоминать, как видел её мертвое тело из комнаты, у которой я впервые понял, что Дэйв Миллер — это никогда не существующий человек и всегда был только Уильям Афтон. — Я Кэссиди, — говорит она, словно понимает мои мысли. — Ага, да, Кэссиди… — я зачем-то выпрямляюсь. Кэссиди не двигается с места. — А где…? — Разговаривает с мистером Сото, — отвечает она. — Что-то обсуждают. Не знаю. Зачем ты сюда пришёл? — Не к тебе, — уклончиво отвечаю я. — И не к другим детям. — Но Фритца ты позвал. — Фритц — это не просто ребёнок, — слегка раздражённо отвечаю я. Удовольствия от общения с Кэссиди я не получаю. — К тому же, моя главная цель — это не разговор с ним. — Тогда, ты, получается, пришёл к Джереми Фитцджеральду, да? — спрашивает Кэссиди. Я быстро смотрю на неё. Её взгляд проницательный и очень неприятный — с такой личностью не шибко хочешь поддерживать зрительный контакт, но, если не успеваешь вовремя отвести взгляд, то только на глаза этой неприятной личности и смотришь. Хорошо, что успеваю отвести взгляд, хотя и вижу краем глаза, что такая реакция с моей стороны её озадачила. — Не самый подходящий момент. Могу подозревать, что она собирается сказать дальше. — Сам разберусь, — отрезаю я. — Ты не очень-то и приятен в общении, Майкл, — серьёзно говорит Кэссиди. Я ничего не отвечаю на это. Проходит пару секунд и она наконец-то исчезает, что позволяет мне расслабленно вздохнуть. Какое счастье, что не пришлось разговаривать с ней и дальше. — Майкл! Теперь я дергаюсь от того, что в главный зал наконец заходит Фритц, который тут же подбегает для объятий. Я неловко стою, пока его призрачные руки касаются моего тела. Очень странные ощущения, но нельзя сказать, что они — неприятные. — Привет, — просто говорю я. Моя рука касается его спины. — Эм… — Нет! Нет! — перебивает меня Фритц. Он поднимает голову и серьёзно смотрит на меня. Это меня немного озадачивает. Как-то странно он стал таким серьёзным, глядя мне в глаза таким проницательно серьёзным взглядом. Сегодня какой-то странный день. — Я хочу задать вопрос первым! — Ладно, задавай… — неопределенно отвечаю я. — Вы что, так и не помирились? — спрашивает Фритц. Что он имеет в виду? Мне остается озадаченно смотреть на него, потому что я не понимаю как в его голове мог возникнуть этот вопрос. — Мистер Фитцджеральд сказал мне, что вы поссорились, но скоро помиритесь… — Погоди, что? — не скрываю своего удивления. — И… И когда он тебе это сказал? Поссорились? Когда мы успели это с Джереми сделать и почему я ничего подобного не помню? Был только неприятный разговор четыре дня назад, но его же никак нельзя привязать к ситуациям уровня «мы поссорились, но скоро обязательно помиримся». — На прошлой неделе. На прошлой неделе происходило одновременно два события, связанных с Джереми — моя неудачная попытка выпытать у него правду и наш разговор четыре дня назад. Что именно подразумевается здесь? Не могу спросить это у Фритца, потому что потом придётся долго объяснять подробности всего этого, а я ничего адекватного ему не скажу сейчас — буду как идиот путаться во всем, что случилось, потому что в мыслях у меня сейчас именно что такая каша. — Мы… Мы помиримся, — вместе этого говорю я. — Очень скоро. Может даже сегодня. Фритц не очень-то и уверенно кивает на мои слова. — Э-э-э, а как там Джереми? — спрашиваю я. Просто подходящий момент, чтобы поинтересоваться, а всё ли нормально у моего лучшего друга, который так-то недавно мне в любви признался! Я начинаю злиться на самого себя… Фритц отводит взгляд. — Не очень хорошо, — почти шепотом говорит он. — Он… ведёт себя… немного не так, каким мы привыкли его видеть. И… Вообще-то мне кажется, что от него пахнет алкоголем, но я не уверен и… не знаю… мы вроде как не заметили бутылок на квартире… Я удивлённо моргаю в ответ на слова Фритца. Всё плохо. Всё ой как плохо… Я явно допустил ошибку, когда так отреагировал на признание Джереми. — Мне нужно с ним поговорить, — серьёзно говорю я. Только через пару секунд, как эти слова вылетели из моего рта, я понимаю, что мысль, которую я хотел оставить в голове, превратилась в слова, которые я произнёс очень громко. Стоило мне сказать это, как Фритц сразу отпустил меня. С Джереми нужно поговорить и очень срочно. Не хватило бы ещё того, чтобы с ним что-то плохое случилось. Я почти вылетаю из главного зала и направляюсь к кабинету Джереми, потому что не знаю других мест, где он может быть. Как раз в тот момент, как я подхожу к кабинету, его дверь отрывается и я вижу спину Джереми, выходящего из кабинета. — Джереми! Джереми, сделав пару шагов в противоположную от меня сторону, останавливается, когда я произношу его имя, но долго он на месте не стоит и уже через пару секунд Джереми ускоряет шаг. Я вижу как его руки сжимаются в кулаки. — Джереми! — вновь восклицаю я, в этот раз и сам сдвинувшись с места. — Джереми, чёрт возьми, остановись! Джереми, к моему удивлению, тут же останавливается, но, когда он поворачивается, я понимаю, что, возможно, зря позвал его по имени и начал за ним идти. — Какого чёрта ты пришёл, Майкл?! Майкл. Не Майк, как он любит меня называть. Джереми злится. На меня. Ох, конечно… — Джереми, ты же помнишь, я говорил, что буду приходить в пиццерию… — Какого чёрта ты сюда пришёл, Майкл?! — повторяет Джереми, не давая мне сказать что-то дальше. Я вздрагиваю, когда он почти хватает меня за ткань пальто, но в последний момент как бы останавливается. В любом случае я чувствую себя загнанной кошкой мышью, потому что мне приходится прижаться к стене, а Джереми нависает надо мною из-за разницы в нашем росте и того, что я весь сжался из-за его резкости и агрессивности. Тело хочет спастись — это я чувствую. — Я хотел поговорить… — почти шёпотом говорю я. Джереми чуть наклоняет голову в мою сторону и из-за этого я наконец-то чувствую запах алкоголя. Чёрт возьми, он пьян даже сейчас… Пришёл на работу пьяным. Пришёл пьяным на ту работу, где он — лицо заведения… Я сглатываю и одновременно с этим пытаюсь заставить себя не принюхиваться к запаху алкоголя от Джереми, потому что мне не очень-то и приятно его ощущать. Невольно вспоминаю пьяного отца и как он прижимал меня к стене, готовый в любой момент прибить меня на том же месте, где я стоял. — Думаешь, я хочу с тобою разговаривать сейчас, Майкл? — спрашивает Джереми со странным вызовом в голосе. — Я не знаю… — Плохо, Майкл, что ты не знаешь, — Джереми наконец отходит от меня. — Я не хочу с тобою разговаривать. Действительно не хочу. — Джереми, я… — Майкл, я не хочу с тобою разговаривать, — повторяет Джереми и вновь подходит ко мне, видно, чтобы я получше понял его точку зрения. Я сглатываю. Тело хочет убежать… — Не делай больно ни себе, ни мне. Мы оба знаем, что ты в этом мастер. Джереми отходит от меня и уходит, даже не посмотрев на меня. Я закрываю глаза и тяжело вздыхаю, игнорируя что у меня сломалось очередное ребро. «Не делай больно ни себе, ни мне. Мы оба знаем, что ты в этом мастер». Эти слова делают мне больно, потому что это правда и я это принимаю — я это осознаю. Но я пытаюсь думать не только о плохом… Джереми успокоится… Обязательно успокоится.

* * *

Я очень наивен. Джереми не успокаивается ещё ближайшие пару дней. Нет, я не заходил в пиццерию каждый день, как бы давая Джереми время отдохнуть от моего присутствия побольше, но в какой бы день я не пришёл результат был один — Фритц говорил, что Джереми с самого утра без настроения, что он как-то умудряется выпивать и при этом утверждает всем, что с ним всё в порядке, а у меня не получалось поговорить с Джереми, потому что тот гнал меня к чёрту. Ни одного удачного разговора… И, если честно, то, когда я пришёл в пиццерию в очередной раз, веры в то, что Джереми меня всё-таки не пошлет и мы поговорим, во мне не было. Я пришёл просто потому, что так сказало сделать моё тело. Я прохожу мимо отдела Запчастей и Обслуживания, как меня останавливает знакомый, но очень неприятный голос. Мне приходится обернуться, чтобы увидеть Фрэнка, который стоит у двери отдела, прижавшись спиной к стене и скрестив руки на груди. — Надо поговорить, Афтон. Я вопросительно смотрю на Фрэнка. Что я уже успел натворить? — Это о Джереми. Ах, вот оно что. В любом случае, мне нужно согласиться на предложение Фрэнка поговорить. Может быть разговор пройдёт не так плохо и, может быть, это поможет мне исправить ситуацию с Джереми. — Хорошо. Я киваю и Фрэнк кивает мне в ответ. Он открывает дверь отдела и первым заходит в комнату, я следую за ним. Я ожидаю спокойного разговора между нами, однако стоило мне оказаться в комнате, как через несколько секунд мне уже приходится прижимать ладони к носу, из которого течёт кровь. Я отхаркиваюсь кровью себе же в ладони, впервые не брезгуя от ощущения слюны на коже. — Какого ч-чёрта? — слегка запинаясь, спрашиваю я. Фрэнк ничего не отвечает и лишь подходит к столу с ящиком под инструменты. Он поворачивается к столу спиной, почти прижимаясь к нему. Его руки всё ещё на его груди. Я поднимаю голову, чтобы смотреть на него всё это время. Почти игнорирую кровь, которая продолжает течь из моего носа по лицу. Мне лишь не нравится мысль о том, что кровь попадает на шарф, который так-то давний подарок Джереми и я им очень дорожу… шарфом. И самим Джереми, конечно. — Что у вас двоих опять произошло? — Смотря, что именно ты хочешь услышать, — едко отвечаю я, хотя и не понимаю, почему я с самого начала начинаю так разговаривать. Сейчас бы, наверно, и помилее быть… Мы важную вещь собираемся обсуждать, а не собачиться, хотя он и ударил меня уже в третий раз за последние пару месяцев кулаком в лицо. — Честный ответ. Вот, что я хочу услышать. — Ну, эм… — я кусаю себя за губу. Давай, идиот, не просто же так на разговор согласился. — Ты ведь заметил, что Джереми ведёт себя иначе и… — Майкл, все уже заметили, что с Джереми хер его знает что происходит! — перебивает меня Фрэнк. — Не тяни кота за бедные яйца. Просто скажи, что у вас, блять, произошло, что вы оба теперь тянете на героев дешёвого кино. — Джереми признался мне в любви, — с тяжелым вздохом рассказываю я. — Ага, как я и думал — теперь хотя бы от одного из вас услышал, — Фрэнк кивает мне. — Ты… — Да, я знал, что Джереми собирается признаться тебе в чувствах. Он мне об этом рассказал, искал во мне поддержки — я его решение поддержал, — перебивает он меня. — Итак, Джереми признался тебе в любви. А ты что? — Я… Ну… — я закусываю губу. — Я вроде как ничего толком про это не сказал… — Майкл, ты вообще баран?! — громче чем до этого спрашивает Фрэнк. — То есть, Фитцджеральд тебе свою душу раскрыл, а ты ничего не сказал? Просто превосходно! — он касается ладонью лба. Что-то шепчет себе под нос, видимо, какие-то ругательства, но я ничего не могу разобрать из его шепота и бурчания. — Я был удивлён… — пытаюсь защитить себя я. Фрэнк убирает руку от лица и пару секунд смотрит на меня взглядом «ты серьёзно?», а потом издаёт громкий смешок, после вновь прижимая ладонь ко лбу. — Но сказать-то что-то можно было! Принять его чувства, отвергнуть… — Он перевел всё в шутку, — вновь пытаюсь защитить себя. — Ага, и ты, — он убирает ладонь от лица, теперь указывая ею на меня, — решил, что шутка была пиздец смешная, посмеялся и всё, дело закрыто? Майкл, ты шедевральный баран! После пиццерии не забудь зайти в зоопарк, спросишь, не потеряли ли они недавно барана, потому что один тут точно пасётся. Фрэнк качает головою. — Нет, Майкл, я надеялся, что у тебя хотя бы немного мозги не отсохли, а оно вот как получается. — Что мне во всей этой ситуации делать? — спрашиваю я, полностью игнорируя все оскорбления Фрэнка в мою сторону. Он нигде не соврал, всё сказал по факту и я с ним согласен — лучше про меня и не скажешь в подобной ситуации. — Что-что. Давать ответ на признание Джереми! — Но я не знаю, что ответить! — повышаю голос теперь уже я. — Вот так новость, — сразу же отвечает Фрэнк. — Сериал получается всё интереснее и интереснее. Что значит, ты не знаешь, что ответить? В своих-то чувствах хоть разбираться надо. — Я не знаю, что я чувствую по отношению к Джереми, — шёпотом признаюсь я. До этого момента я это даже в мыслях не произносил, но так-то оно верно. Я в своих чувствах тоже разобраться не могу. Просто возникла внезапно неловкая мысль, что Джереми для меня всё-таки тоже кто-то больше, чем друг, но я не уверен. — Отлично, я теперь и свадебным агенством подрабатываю, в чувствах влюбленных разбираюсь, — Фрэнк вздыхает. — Ладно. Раз уж у нас тут миссия «Спаси Джереми от разрушительного поведения», то придётся помогать. Будем разбираться, Ромео у нас и Джульетта, или Ромео и Майкл-Баран Афтон. Я закатываю глаза. Придётся ещё немного поболтать с Фрэнком. Всё ради Джереми. — Итак, первый вопрос. Как сильно ты скучал по Джереми, когда свалил в Сан-Диего? Я сглатываю. Первый вопрос, а мне уже тяжело ответить честно. — Сначала я думал, что несильно. Я думал, что легко обойдусь без него в моей жизни, потому что раньше-то мне и без Джереми было хорошо, но, чем дольше я жил в Сан-Диего, тем сильнее я понимал, что без него мне одиноко. Я ведь почти что из-за того, что скучал по нему, начал искать девушек, которые могли со мною поспать в одной квартире хотя бы ночку… — Интересная деталь, конечно, — не теряет возможности поиздеваться Фрэнк. — Хорошо. Второй вопрос. Помнится мне, ты всё-таки вернулся на пару дней в Харрикейн и вы встретились на квартире Джереми. Знаю, что ты вернулся ради важной какой-то цели, но Джереми частью всего этого не был. Почему же ты всё равно с ним встретился? — Потому что скучал. Сначала я не хотел, чтобы Джереми знал о моём возвращении в Харрикейн, но одиночество на меня вновь налегло и я решил позвонить… Вообще просто хотел поговорить, но Джереми предложил встретиться и я не мог отказать ему. Хотелось и живого общения. Хотелось видеть его. — Мило. Третий вопрос: уже после выполнения твоей цели, ты скучал по Джереми? Я облизываю губы. — Да. Очень скучал. Я хотел вернуться, но очень боялся этого делать. Боялся, что он не примет меня… таким… — я опускаю взгляд. — Четвёртый вопрос: Что ты чувствуешь рядом с Джереми? Насколько сильно тебе нравится его компания? — С Джереми мне приятно, — я отвожу взгляд. — Его компания мне очень приятна и… Вообще, рядом с Джереми я чувствую себя защищённо — это главное чувство, что он вызывает во мне. — Очень хорошо. Пятый вопрос: Как ты относишься к изменениям Джереми? Уверен, ты заметил, что он стал более самостоятельным, ответственным, следит за своей внешностью, только щетину не сбривает. — Это… Это очень непривычно. И, если к тому, что он стал больше походить на взрослого человека, я начал относиться спокойнее — как никак сколько времени прошло, за такое время многое могло произойти, то внешность Джереми… Мне непривычно. Непривычно видеть его таким красивым. Нормально уложенные волосы, чистая одежда, красивые костюмы, иногда даже чувствую что от него приятно пахнет — боже, он научился пользоваться дезодорантом, это… Это так непривычно. Но не могу сказать, что мне это не нравится. Нравится. Он раскрылся с другой стороны. — Щеки аж покраснели. Я поднимаю взгляд на Фрэнка. Он сдерживает смех. Я тут же пытаюсь спрятать часть своего лица в шарфе. Господи, зачем он спросил про внешность Джереми… Не могу теперь выбросить из головы как красиво он выглядел в тот злоебучий день. — А теперь не вопрос, но проверка твоей реакции, — через пару секунд говорит Фрэнк. Я поднимаю на него взгляд и вижу, что он подошёл ко мне ближе. — Я тебя за руку возьму, но ты ни о чем не думай. — Фрэнк, это плохая идея… — Майкл, мне нужно твоё сотрудничество. Ничего криминального. Возьму и отпущу. — Фрэнк… — я делаю шаг назад. Вот чёрт, опять тело говорит бежать. Я никак не выйду из состояния дичи, что боится хищника. — Майкл, да что за реакция-то такая?! Спокойнее! В этот раз я ничего не отвечаю, просто качаю головою. Веду себя как маленький напуганный мальчик — даже после кошмаров ночью, будучи ребенком, не вёл себя так напуганно, как сейчас. — Господи, Майкл, ну и детский сад, — Фрэнк закатывает глаза и вытирает свою левую руку об ткань собственной рубашки. Супер, он вспоминает один из наших прошлых опытов и думает, что мне неприятно касаться его руки из-за того, что она кажется мне в чём-то перепачканной. Закончив вытирать руку, Фрэнк подходит ко мне. Я вновь качаю головою. — Майкл… Ты что, только пьяным людей не шугаешься? В ответ на это я ничего не отвечаю. Фрэнк в ответ на это лишь цыкает языком и возвращается к столу. Я моргаю, когда из ящика с инструментами он вытаскивает бутылку алкоголя. — Это же детское заведение, — выпаливаю я. Фрэнк поворачивается ко мне с бутылкой в руке. — Я её тут держу. В комнату эту больше никто не заходит, кроме меня, — объясняет Фрэнк. Он подходит ко мне и протягивает мне бутылку. — Зачем? — Для смелости, а то мы так до ночи будем прыгать туда-сюда, чтобы я тебя просто за руку взял. — Я не буду пить. — Будешь, — не соглашается Фрэнк. — Два варианта: ты пьёшь сам или я тебя держу за моську твою и заливаю в тебя портвейн, даже если ты начнёшь кашлять из-за него, потому что не в ту глотку попало. Я вздыхаю. Придётся немного пострадать… Я забираю бутылку из руки Фрэнка и открываю её, отдавая ему крышку. Пить с горла мне никогда не казалось привлекательным… И всё ещё не кажется, особенно учитывая то, что из этой бутылки пьёт Фрэнк, но выбора у меня нет. Я открываю рот и касаюсь губами горлышка бутылки, чуть опуская её. Через пару секунд Фрэнк забирает у меня бутылку, после чего резко хватает меня за руку. Впрочем, даже, если бы он не сделал это резко, то реакция осталась бы одна и та же… Моя рука начинает дрожать, тело почти присоединяется к ней, всё внутри меня кричит о помощи, о побеге. — Фрэнк, отпусти! — громко прошу я. Фрэнк продолжает сжимать мою руку в своей. — Отпусти, отпусти, отпусти! Фрэнк, мать твою, отпусти! Не шутка! Не шутка! Отпусти! Я тяжело начинаю дышать, когда Фрэнк наконец отпускает мою руку. Поднимаю чуть руку и сжимаю дрожащую ладонь другой… Закрываю глаза. — Тебя от всех так дёргает? — пораденно спрашивает Фрэнк. — Да, — хрипло отвечаю я. — Кроме Джереми. Как я уже сказал… — я вздыхаю. — Рядом с ним я чувствую себя защищённо. Только с ним. Его действия меня не триггерят. — Знаешь, я хотел устроить еще парочку проверок и ещё многое спросить у тебя, но здесь всё налицо. — Налицо что? — спрашиваю я, наконец-то найдя в себе силы нормально поднять голову. — Взаимность ваших чувств. Сам подумай: скучал по нему так, что искал себе кого-то на одну ночку, хотел вернуться, хотя и боялся, удивлён его изменениям, но краснеешь, когда думаешь о том, как привлекательно он начал выглядеть, только рядом с ним чувствуешь себя защищённо. Да вы два голубка! Оба травмированные, правда, поэтому начинается Санта-Барбара, но любовь тут налицо. — Ты уверен? — Майкл, тут главное не уверен ли я, а уверен ли ты. Понял? Вот давай при мне: Джереми тебе нравится или нет? Я открываю рот, чтобы ответить, но закрываю его почти тут же. Надо обдумать. Хотя бы сейчас… И я даю себе время подумать, в мыслях перематывая почти каждое воспоминание о времени с Джереми, начиная с нашего знакомства. — Думаю, ты прав, — не знаю сколько времени прошло прежде, чем я сказал это, но Фрэнк довольно кивает мне. — Джереми мне нравится. — Отлично. Дело за малым. Надо ставить точку в этом дурдоме. — Ты прав, — соглашаюсь я. — Спасибо. — Отблагодаришь как-нибудь позже, — со смешком отвечает Фрэнк, — а пока… — он засовывает руку в карман штанов и что-то достает из него, — тебе это пригодится. Фрэнк бросает предмет в мою сторону и я ловлю его. Раскрываю ладони. Этот предмет мне знаком… Мои пальцы касаются перьев на своеобразном брелке. Помню, как Джереми притащил этот брелок и с важным видом подарил его мне. Тогда правда оказалось, что он его выкрал, потому что ему не хватало доллара, но брелок я всё-таки взял — прикольный же подарок был. Но брелок — это не самое главное. Главное другое. Это мои ключи от квартиры. Наконец-то в моих руках… Наконец-то в руках хозяина. Я поднимаю взгляд на Фрэнка. — Давай, Майкл-Баран Афтон, сделай нашего Джереми-Ромео Фитджеральда счастливым. Я киваю Фрэнку и убираю ключи в карман своего пальто. Теперь моя очередь признаться в чувствах.