Five Nights at Freddy's: Hope

Так страшно влюбляться —

Так прекрасно любить

Но если мы вместе, то мир нам открыт

Открой моё сердце, и там только ты

Так страшно влюбляться —

Так прекрасно любить

Но если мы вместе, то мир нам открыт

Открой моё сердце, и там только ты

©n.masteroff — любить

Одно дело — решить для себя, что я хочу рассказать Майклу о моей влюбленности в него. Совершенно другое дело — сделать это. Вернувшись после рабочего дня обратно домой, я несколько часов хожу по комнате… Пытаюсь придумать как лучше всего рассказать Майклу о своих чувствах, чтобы обстановка была удобной для нас двоих, но в голове у меня ни одной идеи. Я останавливаюсь посредине комнаты и громко вздыхаю. Сложно… Действительно сложно. Почему всё не может быть также просто как и в тот день, когда я признался Филиппу в чувствах? Я качаю головою. Это были слова на эмоциях, на эмоциях мне Филипп и ответил, мол, я ему тоже нравлюсь, а я только был рад услышать то, что было похоже на мои слова. С Майклом всё должно быть иначе. Но как? Как это должно быть с Майклом? Как подвести всё к тому, что я могу признаться ему в чувствах и он это услышит, поймёт, ответит — либо отвергнет меня, либо нет? Я сажусь на край кровати, касаясь лица ладонями. Запускаю пальцы в волосы и слабо тяну за них, потому что боль кажется единственным возможным вариантом немного успокоить мысли, а то чувствую ещё немного и у меня начнёт кипеть голова, что мне вообще не поможет. — Соберись, Фитцджеральд, — шепчу себе я, убирая ладони с лица. Недовольно вздыхаю и ложусь на кровать спиной. — Да не могу я собраться и ты сам это знаешь, — бурчу себе под нос. Разговоры с самим собою для меня обычно были дикостью, но в данный момент только так и получается. Как назло открывается дверь комнаты. Хорошим вариантом будет, если это Чарли. С ней хотя бы поговорить более взросло можно, хотя и с этой проблемой она мне и не поможет. — Мистер Фитцджеральд, можно? К моему сожалению, это Фритц. Нет, мне нравится его компания! Фритц — очень забавный мальчишка и всё такое, но не подходит он в ситуации, когда я нахожусь в настолько затруднительном состоянии. — Заходи, — в любом случае говорю я. Как-то не хочется гнать Фритца даже в такой тяжёлый для меня момент. Движения Фритца не самые уверенные, он заходит в мою комнату так, словно проверяет территорию. Я не двигаюсь с места, так и оставшись лежать на кровати. Просто открываю глаза, чтобы следить за действиями Фритца. Немного постояв у порога, Фритц закрывает за собою дверь и подходит к моей кровати, чтобы сесть рядом. Я всё ещё не меняю своего положения на кровати. — Всё хорошо? — почему-то спрашивает Фритц. У меня что, настолько страдальческий вид сейчас или он просто чувствует, что внутри меня беснует океан из мыслей? — Немного устал после рабочего дня, — говорю я. Я не вру. День действительно тяжёлый… В том плане, что слишком много событий за определённое количество времени. Очень непривычно для моей пиццерии, если честно, даже если проверки закончились и сейчас всё идёт к внешним улучшениям для всего заведения в целом. — Сегодня было очень много детей, — соглашается со мною Фритц. — Оче-е-ень много! Я устал со всеми разговаривать! Представляешь, мистер Фитцджеральд, я устал! Мне обычно нравится разговаривать без умолку… В любом случае, от такого количества общения мне даже лучше. В том плане, что я больше не чувствую себя одиноким. — Ты чувствовал себя одиноким до этого? — зачем-то спрашиваю я. — Ну, не совсем. Время от времени. Болтать я люблю, но, например, друзей у меня особо не было. Конечно, после моей смерти рядом со мною были ребята, но большую часть времени мы все были очень… в стрессовом состоянии, — Фритц вздыхает. — Я рад, что я больше не чувствую себя так. В пиццерии куча народа! — Да, народа куча, — я издаю смешок. — Есть причина, по которой ты пришёл, или ты просто хочешь поболтать? — Просто хочу поболтать, — отвечает Фритц. — Из-за пиццерии мы не так часто болтаем вот так, с глазу на глаз. Вечером мы только смотрим телевизор. — А что насчёт других детей? Не хочешь поболтать с ними? — Мы болтаем с ними во время обеденного перерыва и пока едем до дома в машине Фрэнка. Мне хочется поговорить с тобою, потому что это мы делаем редко. К тому же, я недавно узнал очень классный факт и я не могу не поделиться им с тобою. — А это звучит уже очень интересно, — делюсь своим мнениям я. Я переворачиваюсь на живот и ложусь так. Фритц повторяет за мною. Его призрачный локоть соприкасается с моим. — Что же это за факт? Может, мне стоит подняться с кровати, чтобы потом упасть на неё с удивления? Странно, но появление Фритца и наш диалог всё же расслабляет меня, даёт сконцентрировать мысли не только на моём ближайшем признании Майклу. Ну, это даже хорошо. Появление Фритца неплохо повлияло на меня, нужно отдать ему должное. — Можешь, конечно, встать, но мне нравится положение, в котором мы сейчас с тобою лежим. — Хорошо, тогда не буду подниматься, — решаю я. — Итак, что же за факт? — повторяю я. — Скотт фон Гай — мой дядя. — Ого. — Эй, я ожидал другую реакцию! — смеётся Фритц. Я издаю смешок и качаю головой так, что часть волос ложится на лицо не так, как было задумано мною. Я убираю пальцами волосы с лица. — Я правда удивлён, — уверяю его я. — Откуда ты вообще узнал об этом? — Мне Майкл рассказал. Зря Фритц назвал это имя. Я отвожу взгляд. Вспоминаю не только о желании признаться в своих чувствах Майклу, но и о том, что произошло между нами в последний раз. Я извинюсь… Обязательно извинюсь. Майкл услышит то, что я от него скрывал. Его желание будет исполнено… Быстро облизываю губы так, чтобы Фритц не заметил этого действия с моей стороны. — Эм, всё в порядке? — озадаченно спрашивает Фритц. Видимо, заметил мою реакцию. Ничего удивительного. Скрытно я это не сделал, наоборот, словно всеми способами хотел показать, что мне не очень хочется слышать это имя сейчас. — Да, всё в порядке… — я замолкаю. — Скажем так, мы с Майком немного… поссорились. — Оу, — Фритц грустно опускает взгляд. — Извини, я не знал… Эм… Правда, извини. — Всё в порядке, — успокаиваю его я. — Ты не знал. — И… Сильно ли вы поссорились? — Не сильно. Я попрошу у него прощения, когда мы встретимся, — я слабо улыбаюсь. Фритц поднимает на меня взгляд и пару секунд серьёзно смотрит на меня, после отведя взгляд в стену перед нами. — Давай не будем о плохом. — Надеюсь, мы помиритесь, — шёпотом говорит Фритц. Я неуверенно касаюсь ладонью его плеча. — Эм… Ребята приготовили тебе ужин. — Вы решили за мною постоянно ухаживать? — удивлённо спрашиваю я. — Лишь иногда, — отвечает Фритц и начинает свистеть. Я не могу не засмеяться. Смех Фритца присоединяется к моему.

* * *

Мне нужно, чтобы кто-то помог мне разобраться в том, как признаться Майклу в чувствах и, к моему счастью, я всё-таки знаю человека, который может мне помочь. И, нет, это не Фрэнк, к которому я так часто обращаюсь за помощью в последнее время. Фрэнк пообещал мне поддержку уже после того как я признаюсь Майклу — в том случае, если Майкл отвергнет мои чувства. Но, конечно, Фрэнк кажется неплохим вариантом для помощи, как никак он женат… Но если бы не существовало второго варианта, я бы всё равно не обратился к Фрэнку. Всё же есть разница. У Фрэнка и Долорес была куча глупых свиданий и простых встреч — у меня и Майкла никогда не было ничего, что выходило бы за рамки дружеских отношений… Да, было предложение Майкла поцеловаться, но он был пьян. Фрэнк — неподходящий вариант в любом случае. Он может давать советы, только исходя из своего личного опыта, а наш опыт слишком разный. Зато я знаю человека, который разбирается в отношениях намного лучше, чем я. Моя тётя Орабэль. Тётя Орабэль — лучший вариант, если ты не можешь разобраться в том, что связано с любовью. Когда мне было десять, отец рассказывал мне, что тётя Орабэль до последнего сводила отца с моей матерью. Тётя Орабэль в принципе была женщиной, когда-то девушкой, что сводила многих людей. Она разбирается в любви. И она — мой лучший помощник сейчас. Есть только одна проблема. Тётя в Сидней, не в Харрикейне. И всё же я не могу терять надежду так быстро. Я в любом случае решаю набрать её номер сегодня утром, когда Фрэнк забирает детей из моей квартиры — я пообещал, что приду в пиццерию к обеденному перерыву, мне хватит времени, чтобы поболтать обо всём этом с тётей Орабэль. — Джерри? — тётя Орабэль отвечает через три гудка. — Тётя Орабэль, привет. Я тут… В общем, у меня проблема. — Что случилось? — Скажем так, эта проблема связана с тем, что в мире всё-таки появился мужчина, который мне нравится… — Это нужно обсудить лично, Джерри! — тут же восклицает тётя. — Я полностью с тобою согласен, но ты же в Сидней, а я… — Я в Харрикейне, — перебивает она. — Осталась с Ником здесь на пару месяцев, до дня рождения твоей мамы. Мы можем поговорить у нас дома. Кажется, сегодня мой день. Не могу предположить другой причины, почему же мне так повезло! Через пару секунд тётя Орабэль уже диктует мне адрес её дома. У меня будет шанс поговорить о таком важном вопросе с кем-то, кто разбирается в отношениях. Я спасён. По-настоящему спасён.

* * *

Дверь в дом мне открывает не тетя Орабэль, а дядя Ник. Пару секунд мы удивлённо посматриваем друг на друга. — Ник, если это Джереми, то это он ко мне! — тут же я слышу голос тёти Орабэль, словно она видела, как я и дядя Ник посматривали друг на друга, не скрывая удивления. — Привет, дядя Ник, — с улыбкой на лице говорю я. По старой и устоявшейся привычке я протягиваю ему руку. Дядя Ник быстро моргает, а потом всё-таки пожимает мою руку, пытается как обычно сжать мою руку сильнее, но сегодня первый раз, когда я сжимаю его руку сильнее, чем он мою. Я отпускаю руку дяди Ника, когда он заметно морщится от боли. Издаю смешок. Да, прошли времена, когда это мне приходилось морщаться от боли, айкать-ойкать и просить дядю Ника отпустить мою руку. До сих пор помню свою первую встречу с дядей Ником… Кажется, мне было тогда одиннадцать? Он сжал мою руку так сильно, что я ещё долго жаловался маме на то, что «дядя Ник какой-то плохой, мне же было больно», только потом отец объяснил, что у дяди это такая привычка — в пятнадцать я начал мечтать о времени, когда это я смогу заставить дядю Ника сжать зубы от боли. Это время наконец-то настало. — Вот это у тебя ручища, Джереми, — кивает дядя Ник. Он пропускает меня в дом. Тётя Орабэль не выходит, чтобы встретить меня, поэтому я вопросительно смотрю на дядю Ника. Он показывает большим пальцем в сторону, как я полагаю, гостиной. Захожу в комнату, на которую он указывал, и вижу, что тётя Орабэль сидит на диване с маской на лице и в теплом халате. — Заходи, Джерри, заходи, — спокойным голосом говорит она, когда я останавливаюсь, сделав лишь пару шагов в гостиную. Тётя Орабэль говорит так спокойно, что я сразу же расслабляюсь, подхожу к дивану и сажусь на него рядом с ней. — Не ожидал увидеть тебя в подобном виде, — говорю я. Тётя Орабэль смеется. — Уход за собою должен быть по расписанию, особенно для такой женщины, как я. Нет ничего лучше сидеть вот так вот на диване, в своём любимом халате с маской на лице и смотря телевизор, на котором показывают твоё любимое шоу. — Не могу знать насколько это хорошо, — отшучиваюсь я. Прижимаюсь спиной к спинке дивана. Тетя Орабэль вновь посмеивается над моими словами. — Тебе стоит попробовать. — Даже не представляю себя с маской на лице, — говорю я свое мнение. — Может и попробую так сделать, но у меня и любимого халата-то нет. — Столько жить и не иметь любимого халата?! — удивленно вздыхает тётя. — Джерри, поверить не могу, что ты так относишься к своей жизни! — она касается ладонью своей груди. Я в шутку виновато смотрю на неё и на это тётя похлопывает меня по плечу. — Знаешь, я думала, что ты всё-таки пробовал хоть раз посидеть с маской на лице. Мне всегда казалось, что ты всегда следишь за своей внешностью. До твоего возвращения домой я не могу вспомнить тебя с щетиной на лице! А ещё я помню, что ты красился… — Ну, да, было такое, — я нёрвно смеюсь, вспоминая обо всем этом. Я не считаю чем-то постыдным то, что в молодости мне нравилось краситься и я всегда брил щетину, просто немного неловко, когда об этом вспоминает кто-то, кроме меня. — Только не смотри на меня со стыдом во взгляде! — восклицает тётя. — Ты так красиво красился, что я всегда удивлялась этому. Когда я была ещё девчонкой, я представить себе не могла, что так красиво можно было накраситься! — Я не стыжусь этого, — успокаиваю её я. — Просто непривычно, что об этом кто-то помнит, кроме меня, но! Но! — я улыбаюсь. — Нельзя сомневаться в тебе и в том, что ты всё помнишь обо мне. Лучше тёти чем ты никогда в этом мире не будет. — Ах обольститель ты! — закрыв рот ладонь, восклицает тётя. — Что ж, давай поговорим о более важном, Джерри. Ты сказал, что ты… Тетя не успевает договорить, потому что в гостиную заходит дядя Ник с двумя кружками чая в руках. Я удивленно смотрю на него, когда он подходит к дивану. — Ник, какой ты молодец! — радостно говорит тетя и забирает кружку. Узнаю её. Это личная кружка тёти, из которого она запрещала пить другим… кроме меня. Было два раза, когда тётя давала мне свой стакан, чтобы я попробовал чай, который она пила. У тёти был очаровательный вкус в чае, я всегда был в восторге от этого. — Даже не пришлось говорить тебе, что ты принёс нам чаю, — тетя поворачивается ко мне. — Джерри, угощайся. Это твой любимый. Забираю стакан и одновременно с этим пытаюсь вспомнить, какой чай я назвал любимым из тех, что тётя когда-либо давала мне попробовать. Мне кажется, что я говорил так про многие вкусы чая, потому что для меня, подростка, всё, что было на вкус интереснее обычного чая, который я привык пить дома, было классным. — Спасибо, — говорю я и делаю глоток чая. Он с ирисками. Действительно мой любимый… Что-то было в нём отличного от других вкусов чая. Впервые я попробовал чай с этим вкусом в пятнадцать и после этого я ещё несколько раз просил тётю налить мне именно этот чай. — Могу поинтересовать, по какой это причине Джереми решил к нам наведаться? — спрашивает дядя Ник, садясь на ближайшее к дивану кресло. Он тут же смотрит на меня. — Я совершенно не против твоего присутствия тут, приятно видеть тебя спустя столько лет, когда только и оставалось гадать, как ты там и всё ли у тебя хорошо. Просто интересно, почему ты пришёл. — Кажется, наш мальчик снова влюбился, — с мечтательной улыбкой на лице объясняет тётя Орабэль, не давая мне даже рот открыть, чтобы ответить на вопрос дяди. — Мальчик? — одновременно спрашиваю я и дядя Ник. Тётя закатывает глаза. — Боже мой, не придирайтесь вы оба так к моим словам. В любом случае, — она делает глоток чая, — Джерри пришёл, чтобы поговорить со мною о его возникших любовных чувствах. — Дай угадаю: опять мужчина? — спрашивает уже у меня дядя Ник. — Да, мужчина, — я киваю. — Женщины меня романтически не привлекают, — господи, скольким людям я уже пытался это объяснить за все эти годы? Вот думаешь, что общество сейчас более современное, более толерантное, а всё равно приходится объяснять такую элементарную вещь как, да, некоторым мужчинам нравятся другие мужчины и только они. — А ты с ними хоть пробовал? — по интонации дяди я могу сказать, что он говорит это скорее в шутку, сем серьёзно. — Я пробовал с ними трахаться. Не понравилось, — я замолкаю на момент. Что я только что сказал? — Не слишком грубо сказал? — встревоженно спрашиваю я в ту же секунду как осознаю, что я только что сказанул. — Грубо? — переспрашивает дядя. — Джереми, если бы ты знал, как я познакомился с Орабэль, ты бы считал это детским лепетом! — со смехом успокаивает он меня. — Но, хорошо, я понял. Ты лишаешь женщин шансов найти нормального мужчину. Остается только гадать в лице меня или в лице других их потенциальных партнеров мужского пола. — Ну, в любовных страстях я не знаток, это у нас стезя Орабэль, поэтому пойду-ка немного посплю, а вы тут болтайте, — спокойно говорит дядя после этого и уходит с гостиной. Я возвращаю своё внимание на тётю Орабэль. Она почти допила свой чай, я же не сделал больше трёх глотков… Прижимаю стакан к губам и делаю глоток, потому что осознаю, что ещё немного и пить мне придётся холодный чай, а это так себе занятие — холодный чай мне не нравится. — Итак, Джерри, когда же в твоей жизни появился этот мужчина? Помнится, когда мы встречались в последний раз, ты сказал мне, что нет мужчины, который тебе нравится. Я вздыхаю. Время откровений. Напоминаю себе, что я сам настаивал на этом разговоре… Он мне нужен. Чёртовски нужен, чтобы разобраться во всём до конца и не ошибиться хоть в чем-то. — На самом деле, в тот момент я уже пытался обдумать свои чувства к этому человеку. А знакомы мы давно… Мы вроде как… лучшие друзья, много пережили, помогали друг в другу в худшие моменты, да и в лучшие тоже, — почему-то я сначала отвожу взгляд от тёти, а потом и вовсе опускаю его. — Как его зовут? — спокойно спрашивает меня тётя. — Майкл, но мне нравится называть его Майком. — Джереми и Майкл… — задумчиво произносит тётя. Я слышу как она делает глоток чая. — Мне нравится как ваши имена звучат. Думаю, рядом друг с другом вы выглядете также прекрасно, как и звучат ваши имена… А как вы познакомились? Прости тётушку за кучу вопросов, просто интересно — хочу больше понимать историю ваших отношений. Господи, она говорит так, словно я уже признался Майклу и мы находимся в отношениях. Она даже не допускает мысли, что я Майклу могу не нравиться в этом плане — я для него просто лучший друг, которого в любой момент так легко бросить. Я быстро сглатываю. А вот думать о побеге Майкла не стоит — он мне уже причину объяснил, я злился на него как идиот, не понимая до конца, что у него была причина так поступить. — Мы снимали одну квартиру. Я искал соседа по квартире, а он отозвался. Мы начали жить вместе. — Знакомый сценарий, — отмечает она. — Я и Филипп сначала познакомились, побегали друг к другу чуть ли не в ночное время, а потом уже начали снимать одну квартиру, — поправляю её я. — Слушай, знаю, что некоторые сравнения так и напрашиваются, но, тётя Орабэль, пожалуйста, не сравнивай эти две ситуации. Сейчас всё иначе. — Извини, Джерри, — чуть шепотом говорит тётя. — Итак, его зовут Майкл, но тебе нравится называть его Майком, когда-то вы снимали с ним одну квартиру… Всё звучит так неплохо. Когда же ты понял, что он тебе нравится? — Я… Я начал думать о том, что влюблён в него, ещё тогда, когда мы встретились в последний раз, — сглатывая, признаюсь я. — Я уже тогда чувствовал себя странно рядом с ним. Эти чувства были странными… и такими знакомыми… и такими… пугающими. Я знал, что чувствовал подобное раньше, но я боялся признать, что это те же чувства, что вызывал у меня Филипп. — Что заставило тебя более уверенно говорить о появлении любовных чувств по отношению к Майклу? — Один раз Майк предложил мне провести время в баре. Как в старые времена! Мы часто делали это, когда жили вместе, только вот по барам Майка таскал я, а он, ну… Ему приходилось соглашаться — он пытался стать частью моей чоконутой жизни, даже если для него всё это было чёртовски чуждо. Мы напились и решили, что Майк переночует у меня на квартире. Оказавшись в моей комнате, на кровати, Майк предложил мне поцеловаться… — И что ты ответил? — Я отказался. Я не мог поцеловаться со своими лучшим другом, даже если мы были пьяны… Просто не мог, потому что, — я замолкаю. Мне не нравится сколько раз за последнее время я назвал это имя, так и заставляя себя окунуться в воспоминания о болезненном прошлом, — потому что так было с Филиппом. Когда мы впервые поцеловались не на сцене, мы были просто лучшими друзьями — я просто хотел повторить этот скандальный момент, а потом произошло то, что произошло — я признался Филиппу в чувствах, он на эмоциях сказал мне, что любит меня тоже и всё поехало в нелестное место. — Но это было не всё? Я киваю. — Слушай, это немного… постыдно. — Джерри, мне начать рассказывать, как я и Ник познакомились? — тут же вопрошает тётя Орабэль. — Мы люди взрослые. Говори как есть. — У меня встал на Майка, — на выдохе признаюсь я. Надеюсь, у меня не покраснели щеки, потому что мне всё ещё было тяжело вспоминать об этом. — Можно было подумать, что это просто от алкоголя, но, нет. Когда я ушёл в ванную, чтобы избавиться от стояка, кончая, я произнёс именно его имя. Но это всё ещё не всё. — Всё ещё не всё? — переспрашивает тетя. Я киваю. — Позавчера я проснулся из-за того, что мне приснился сон, где я занимался сексом с чёрт его знает кем — не помню даже лица мужчины, с которым я этим занимался. Я понял, что не могу больше жить без наличия сексуального аспекта в моей жизни. Я… — Когда мне исполнилось восемнадцать, я и мои подружки… — Я пошел в гей-клуб, чтобы найти себе партнёра для секса. Один парень мне отсосал, а с другим я занялся сексом у него на квартире, — выпаливаю я, не желая знать подробности знакомства тети Орабэль и дяди Ника, потому что я знаю одну важную деталь обо всём этом — сексуальная жизнь у моей тети была великолепна, позавидуешь… это мне отец пьяным рассказывал. — Кончая, я всё также произносил имя Майка, а не парня, с которым я трахался. Тогда я точно понял, что Майк мне нравится… — я замолкаю и наконец поднимаю взгляд на тётю Орабэль. — Итак, а в чём проблема? Ты понял, что Майкл тебе нравится… — Я не знаю как ему признаться! — тут же громко говорю я, взмахнув руками. — Я ведь не могу просто взять, подойти к нему и сказать: «Майк, ты мне нравишься. Давай встречаться!» — я вздыхаю и запускаю пальцы в волосы. — Как мне это сделать, тётя Орабэль? Я не хочу ошибиться… — Джерри, всё же просто. Пригласи Майкла к себе на квартиру, создай приятную атмосферу и признайся в своих чувствах. — Так просто? — я убираю руки от лица. — Нет, конечно ты можешь устроить целый парад… — Я всё это время ломал голову над такой ерундой?! — выпаливаю я. — Боже, какой я болван… — Не болван, а немного глупенький мальчик, — лелеющим голосом говорит тетя. Она касается ладонью моего плеча. — Видишь, как хорошо, когда рассказываешь обо всём своей тете? Давно бы уже из кровати не вылезали, поговори ты со мною раньше! — На самом деле, это не единственная проблема… — шепотом признаюсь я. — Что ещё? — интересуется тётя Орабэль, не убирая руку с моего плеча. — Я боюсь. — …что Майкл не ответит тебе взаимностью? — предполагает она. — Нет, — я качаю головою. — Я боюсь своих чувств. Понимаешь, после того как Филипп умер, я… Я мог представлять себе жизнь с другим человеком, но у этого человека никогда не было имени, внешности и характера — он просто был. Я видел много мужчин, с многими общался, делился опытом, но ни один из них не вызывал у меня чувств. Ладно, был один… Был Алекс. Мы познакомились на войне. Он постоянно совался туда, куда не надо, поэтому мы слишком много времени проводили вместе — он лежал на перепачканной в крови койке, а я кружился вокруг него, перевязывая ему то руку, то ногу, то голову, то еще что-нибудь. Алекс был забавным, он мог раз пять наблюдаться у меня, а потом отбрасывать шуток так двадцать — всегда смешных и новых. С ним было прикольно, я должен был это признать. Иногда мы валялись на этой койке вместе — просто так, отдыхали, переводили дух. Многое обсуждали и иногда, в такие моменты, я представлял как круто было бы жить вместе, делить моменты спокойной жизни… Конечно, это не было любовью, скорее влюблённость. Бывает же, видишь человека и думаешь: «Я с ним был бы счастлив», проходит время и ты уже так не думаешь. Поэтому это всегда были мечты о жизни с безликим партнером, а не с конкретным человеком. А с Майком это иначе. Я именно, что влюблён в него. Именно в него. Не в образ, который может быть, а вот в этого вот мерзавца, который может месяцами от тебя убегать, а потом появиться в твоей жизни и ты, как бы не злился, его принимаешь и ценишь, потому что он другой — он вызывает столько чувств, что иногда сложно с ними справиться. Но как бы не было классно любить, я этих чувств боюсь, потому что когда-то уже полюбил. Я не могу не сравнивать этот опыт с опытом с Филиппом. Филипп же для меня тоже был источником чувств… Я с ним был готов жить эту жизнь, вот только споткнулся об враньё с его стороны. Уже после его смерти я думал, блин, а что если он и мне-то не нравился? Вдруг я себя обманывал? И вот кто его знает, что у меня с Майком будет. Может, это сейчас я о нем думаю как о том самом, а пройдёт время и я пойму, что я и без него круто себя чувствую. Я боюсь, что обманываю себя… Люблю его только потому, что вот хочется перчинки, но не навсегда, на время, в данный промежуточек. А что, что если я этого не заслуживаю? Не заслуживаю Майкла, не заслуживаю никого в этой жизни. Вот вроде я и любил Филиппа, но я же ему изменял. Да, свободные отношения, мы это обговорили, но это же странно, что, наслаждаясь отношениям с ним, я бегал по чужим койкам, хотя и рыдал после этого из-за того, что всегда чувствовал себя изменщиком в такие моменты. Что, если я сделаю тоже самое в отношениях с Майком? Я не хочу делать ему больно. Он и без меня страдал столько, что кровь замерзает. Я чертовски боюсь всего этого, всех этих чувств, потому что они заставляют меня гадать, всё ли будет хорошо, — я вздыхаю. — Так что, да. Я не так боюсь отказа Майка, как в принципе своих чувств. Боюсь сделать больно нам двоим… Хотя, да, отказ Майка будет для меня неприятным. Я же тогда вообще перестану давать себе шансы в плане любви… Один раз я уже оплошался. Оплошаюсь во второй — и третий раз я буду бояться панически. Порой кажется, что я из одних страхов и состою. Поганное ощущение… — Джерри, всё будет хорошо. — А что если… Тетя Орабэль как бы затыкает меня, обняв так, что мне приходится прижаться к ней. Я вздыхаю. — Я боюсь, — шёпотом говорю я. Не знаю, услышала ли она это или нет.

* * *

К моему удивлению, когда я подхожу к пиццерии как раз к обеденному перерыву, Майкл тоже в пиццерии. Несколько секунд я пялюсь на свою обувь, а потом всё-таки подхожу к нему. — Майк? — осторожно спрашиваю я. Майкл дёргается и оборачивается. — Привет, Джереми, — Майкл неловко улыбается. — Не ожидал тебя здесь видеть… — Ну, я же уже говорил, что буду приходить, — он опускает взгляд в пол. — Слушай… я тут… — он поднимает голову. — Хотел вроде как извиниться за своё поведение в тот день. Я поступил неправильно, требуя от тебя признаний после моей правды, которую я вообще-то сам решил тебе рассказать. — Майк, я не обижаюсь. К тому же, я тоже не очень себя повёл… — Нет-нет! — перебивает меня Майкл. — Ты меня предупредил, что не расскажешь. Я не был готов к твоему отказу говорить. В этом я сам виноват. Пожалуйста, прости меня. — Я же сказал, что не обижаюсь… Я вздрагиваю, когда Майкл хватает меня за правую ладонь, тут же переплетая наши пальцы. — Пожалуйста, прости меня! — громче говорит он. — Прошу… Джереми, мне нужно, чтобы ты сказал, что прощаешь меня, я… Я чуть ли не с ума сходил, когда понял свою вину — я был готов головою об стену биться и даже чуть зеркало в ванной не разбил. Мне нужно, чтобы ты меня простил. Хотя бы сейчас. Хотя бы за это. Я вздыхаю. — Я прощаю тебя, Майк. — Ты не злишься на меня? — Я не злюсь на тебя. Я тебя прощаю, — повторяю я. — Всё хорошо. Бывает. Не переживай. Теперь очередь Майкла вздохнуть. Он как-то слишком благодарно смотрит на меня. — Спасибо. Мне было это нужно, потому что я… Я реально сходил с ума! — он отпускает мою руку и прижимает ладонь к себе. — Знаешь, я рад, что ты пришёл сегодня сюда, — говорю я. Сейчас отличный шанс пригласить Майкла завтра ко мне домой, чтобы признаться во всём. — Майк, я тут подумал и я хочу рассказать тебе о том, что так не давало мне покоя. — Джереми… — Я правда хочу это рассказать, — уверяю его я. — Я всё обдумал. Это именно что моё решение. Я над ним голову ломал и пришёл к выводу, что хочу рассказать. Как насчёт встретится у меня завтра на квартире? Будем только мы. Майкл несколько секунд молчит, а потом кивает. — Хорошо. Я согласен. Но это не я тебя заставил, — больше в шутку дополняет он. — Ты меня не заставлял, — соглашаюсь я. Завтра… Я готов умереть прямо здесь, в этом коридоре пиццерии. Завтра.

* * *

— Ты как будто на свидание собрался, а не признаваться Майклу в чувствах, — говорю я собственному отражению, подложив руку под голову. — Да, я знаю, — отвечает «отражение». Я отхожу от зеркала и в очередной раз за это утро поправляю волосы. Ладно, я действительно переборщил с внешним видом, но, хэй… Почему бы и не выглядеть красиво в такой важный момент? Я признаюсь в своих чувствах! Я опускаю руку, прижимая её к туловищу, и вновь смотрю на своё отражение. Мужчина в отражении выглядит готовым к тому, что я собираюсь сделать… Вот только внутри я так к этому не готов. Я боюсь. Я чертовски боюсь. «Пути назад нет», — напоминаю я себе. Пути назад нет. Слышу стук в дверь и, не проверяя, кто там, открываю её. На пороге Майкл. Никто другой и не придёт. Фрэнк сейчас в пиццерии в очередной раз выполняет мои обязанности и, наверно, бурчит себе под нос, что я опять себе выходные устраиваю. — Ты… — Майкл несколько секунд осматривает меня, — ты кого-то ждал? — он поднимает взгляд от моей обуви и вопросительно смотрит на меня, приподняв одну бровь. — Я ждал тебя. — А ещё? — Только тебя, — я улыбаюсь. — Этот костюм почти новый… Один раз ношенный. — Кто-нибудь разбудите меня и приведите сюда Джереми, которого я знаю, — посмеиваясь, говорит Майкл. — Где мой Джереми, который постоянно ходил с спутанными волосами и непонятно с кого украденной одеждой? Я на момент задумываюсь над его словами. — Всё тут же, — я похлопываю себя по груди, — просто немного стал старше. К тому же, ещё не всё потеряно. Я хожу с щетиной. Майкл смеется и касается ладонью моего лица. Его большой палец скользит по моей небритой щеке. — Да, ещё не всё потеряно. Щетина есть. Но где мой Джереми?! Мы смеемся теперь уже вдвоём. Ещё немного посмеявшись, Майкл наконец заходит в мою квартиру. Мы немного болтаем на кухне и лишь потом уходим в комнату. Именно в нашей комнате я собираюсь признаться в своих чувствах. — Итак, время правды, — с шутливой серьёзностью говорю я. — Эм… — я облизываю губы. — Майк, мы пережили с тобою много, ты это знаешь. Мы делили эту квартиру, я был твоими глазами в пиццерии, ты помог мне после операции и ещё много всего. За это время мы стали по-настоящему близки. Я поднимаю взгляд, чтобы проверить, что всё внимание Майкла на моих словах. Его взгляд непривычно серьёзен. Опускаю взгляд обратно на кровать. — Мы стали лучшими друзьями, несмотря на всё, что с нами произошло. Ты вернулся и теперь у нас появился замечательный шанс быть рядом, почти также как тогда, есть только одно отличие — мы не живём в одной квартире, а значит встречаемся не так часто, но проблем с этим нет. Но… Дело в том, что мои чувства перестают находиться на уровне «Майкл — мой лучший друг и ничего больше». Я вновь поднимаю взгляд. Майкл остаётся всё таким же серьезным. — Всё это время я думал о том, что ты вызываешь во мне. Это всегда была привязанность и благодарность за то, что ты появился в моей жизни, но пришло время признаться и себе, и тебе: это больше, чем эти два чувства. Мои чувства к тебе — это не просто привязанность и благодарность, — тяжело вздыхаю. — В общем, я хотел сказать, что… той вещью, что я скрывал от тебя, было то... что ты мне нравишься. Не как друг. Не как лучший друг… А как кто-то больше, чем лучший друг. Ты мне нравишься, Майк. К моему сожалению, Майкл никак не реагирует на это. Я пытаюсь успокоить себя мыслями о том, что ему нужно просто обдумать мои слова, но, когда тишина становится удушающей, я понимаю, что что-то не так. И я, как самый настоящий идиот, не нахожу решения лучше, чем повторить самую важную мысль в моих словах. — Я тебя люблю, Майк. Я говорю это почти шёпотом и, если честно, чувствую себя так, словно в любой момент готов прям здесь погибнуть, стоит только этим серьёзным словам выйти наружу. — Погоди, ч-что? Не могу описать взгляд Майкла, но он заставляет меня стыдливо опустить свой взгляд. В этот момент мне хочется задохнуться. Пропасть. Никогда не существовать в принципе. В этот момент я понимаю одну вещь. Я совершил ошибку. Опять.