Five Nights at Freddy's: Hope

Ты забыл, что умеешь так чувствовать Не то что локти грызть, а откусывать Кого-то без устали лечат морозы лютые,

а я скулю

©АлоэВера — Боли буйства

17 августа 2015. . .

Прошло несколько месяцев с тех пор как Майкл вернулся в мою жизнь, что я определенно могу назвать положительным влиянием на меня. Иногда бывает сложно выбирать между пиццерией и Майклом, но он, кажется, понимает любые мои колебания и не навязывается в мою жизнь прям сильно — я даже заметил разницу между его желанием быть рядом со мною во время нашей игры в незнакомцев и сейчас — мы начали встречаться реже, но время проводим намного лучше, сейчас мы чувствуем себя более спокойно рядом друг с другом — неловкости почти пропали. И всё-таки со всем этим возникает одна проблема. Я начинаю чувствовать себя всё страннее и страннее с Майклом, а началось это с тех пор, как Майкл провел несколько дней рядом со мною, пока я находился в непонятном состоянии. Я до сих пор помню то утро, когда мы вели себя не совсем взросло из-за того, что ночью обнялись немного по-другому и это засмущало Майкла. Помню, как нависал над Майклом, как схватил его за запястья. Не знаю, что нашло на меня тогда, но эта ситуация всё ещё не вылетает из моей головы… — Фитцджеральд! Я дергаюсь, когда Фрэнк похлопывает меня по плечу и зовёт по имени. Подобные ситуации всегда вызывают у меня чувство дежавю — сложно сосчитать в скольки подобных ситуациях я был за последнее время. Вот уж не думал, что смогу так пропадать в реальности, пока о чем-то думаю. — А? — я поднимаю голову и вопросительно смотрю на Фрэнка. Он скрещивает руки на груди. — С тобою всё в порядке? — интересуется он. — Конечно, — я киваю. — Просто немного задумался. Бывает же такое, ты сам должен знать. — Но причина же должна быть, — верно замечает Фрэнк. — Дай угадаю: думаешь о Майкле? — Это так понятно? — с удивлением спрашиваю у него я. — Тебе больше думать не о ком и не о чем, — Фрэнк пожимает плечами. — Значит, опять думаешь о Майкле… Что на этот раз? Какую ещё игру вы затеили? — Больше никаких игр. Нам хватило игры в незнакомцев, — я вздыхаю. — Фрэнк, это неважно. Просто обдумываю всё, что происходит сейчас… — Нельзя говорить «неважно», а потом начинать объяснять, что у тебя в голове, — Фрэнк качает головою. — Но если уж хочешь обсудить рой твоих мыслей, то стоит сделать это как-нибудь попозже. — Что случилось? — спрашиваю я, поднимаясь со стула. По интонации Фрэнка легко понять, что он пришёл, чтобы рассказать о чем-то серьезном, хотя бы в его глазах. — Не что, а кто, — поправляет меня Фрэнк. Я вопросительно выгибаю бровь. — Мисс Дэй наведалась. — Мисс Дэй? — переспрашиваю я, а в мыслях пытаюсь вспомнить, не оставляла ли мисс Дэй письма с предупреждениями в последнее время. Не припоминаю, чтобы она это делала. — Не помню, чтобы она предупреждала меня о своем желании зайти и проведать как дела в пиццерии. — Я сказал ей тоже самое. Она решила устроить нам сюрприз. А помнишь как ты говорил, что она отличается от Карлтона и Альфреда с их неожиданными проверками? Что ж, заразилась она от них, — в конце шутит Фрэнк. Мне, если честно, совсем не до шуток. Странно это, что мисс Дэй решила прийти в пиццерию без предупреждения — навряд ли это хороший сюрприз. — Пойду поговорю с ней, — киваю я, отходя от стола. Вот дела, даже не помню, как пришёл в свой кабинет и уселся тут — я тут бываю редко, даже если кабинет принадлежит мне как владельцу пиццерии. — Фитцджеральд, поправь галстук. Я останавливаюсь у двери, уже готовый открыть её. Опускаю взгляд и замечаю, что галстук держится почти что на соплях. С громким вздохом я затягиваю галстук потуже. Странный сегодня какой-то день… Может, это и вовсе сон? Было бы неплохо, будь это сон. Я выхожу из кабинета и начинаю гадать о том, где может быть сейчас мисс Дэй. Я быстро смотрю на часы на своём запястье и отмечаю, что близится обеденный перерыв, а это значит, что посетителей уже не должно остаться в главном зале — удивительно как спустя некоторое время не пришлось сообщать посетителям о закрытии пиццерии на обед. Есть возможность того, что мисс Дэй находится сейчас в главном зале у сцены — это любимое место нашей встречи у Карлтона и Альфреда, а раз мисс Дэй работает с ними, то можно строить догадки, что это местечко ей тоже симпатизирует. Радует, что я оказываюсь прав. Когда я захожу в главный зал, мисс Дэй стоит ко мне спиной. Судя по всему, она стоит с скрещенными руками на груди, потому что я замечаю, что сегодня на её ногтях яркий красный лак. Остаётся лишь гадать какое у неё сейчас выражение лица. Ногой она не стучит, что может намекать мне на то, что сильно переживать насчёт того, что сейчас она может быть довольно нетерпелива, не стоит. Медленным шагом я подхожу к ней. — Добрый день, мисс Дэй, — говорю я. Мисс Дэй поворачивается, чтобы взглянуть на меня. На её лице улыбка. — Просто Деви, — как всегда поправляет она меня. — Здравствуй, Джереми, — Деви кивает мне. — Извини, что пришла без предупреждения. Решила устроить тебе сюрприз. Вижу, тебя это не заставило переживать. Я рада это видеть. Я киваю, хотя Деви и не права — всё-таки её неожиданное появление в пиццерии заставило меня переживать. Остаётся радоваться тому, что Деви этого не заметила — мне же лучше, быстрее закончим обсуждать дела в пиццерии. — Всё в порядке? Нет никаких жалоб? — интересуюсь у Деви я. Деви на момент задумывается, постукивая правой ножкой по полу. — Всё в порядке. Жалоб не было. Людям здесь нравится, — успокаивает меня Деви. Улыбка на её лице становится больше. — К тому же им нравится самоотдача владельца пиццерии. Говорят, владелец просто душка. Я с ними согласна, — Деви быстро подмигивает мне. То, что она со мною пытается флиртовать, Деви скрывать не умеет. Её интерес во мне понятен — я представляюсь ей очень приятным мужчиной. В ситуациях вроде этой я невольно ловлю себя на том, что мне жаль, что в мои романтические предпочтения входят только мужчины. Не то чтобы я пытался встречаться с девушками, но… Скажу так: секс с женщинами меня не возбуждает. Деви довольно привлекательная женщина, к тому же она забавная, но и она не вызывает у меня каких-то чувств — я бы мог увидеть её моей подругой, просто женщиной, с которой можно было бы встретиться и неплохо поболтать, но не возлюбленной. — Что же, думаю, владельцу пиццерии будет приятно об этом знать, — я киваю, убирая прочь мысли о том, привлекает меня Деви или нет — сейчас точно не время для таких мыслей… Видеть её подругой уже как-то неправильно — нас связывают только дела пиццерии. Не будь пиццерии, знаком с ней я не был бы. — Знаешь, я бы очень хотела поговорить с ним и лично сказать, как я рада его успехам. Не можешь его позвать? — Деви подмигивает мне во второй раз. Я сдерживаю смешок. Отхожу от неё на пару шагов, а потом в шутку бью себя по лбу. — Так вот же он, владелец! — говорю я, касаясь ладонью своей груди. Мы смеёмся. Смех Деви громче чем мой, хотя и мне самому эта шутка понравилась. Прекратив смеяться, я подхожу обратно к Деви. Она перестает стоять со скрещенными на груди руками, вместо этого опуская их и соединяя ладони. — В общем, да, я рада твоим успехам, Джереми, — говорит Деви. Она быстро убирает одну прядь волос за ухо. — Столько восторженных слов о тебе! — она замолкает. Впервые вижу её такой неуверенной. — По секрету: Карлтон и Альфред собираются приехать в пиццерию не раньше 25 числа. — Сдаешь коллег? — в шутку спрашиваю я. — Просто хотела что-нибудь рассказать. Это было первое, что я вспомнила, — она смеется. — Ну, осмотр я сделала, с посетителями и с тобою я поговорила — на этом моя работа окончена. — Когда мне ждать тебя в следующий раз? — спрашиваю я, не задумываясь о том как это звучит. Деви краснеет, но почти сразу же кашляет в кулак. — Без сюрпризов… — как бы прошу её, когда Деви открывает рот, чтобы ответить на мой вопрос. Деви качает головою. — Не раньше 25 числа. Будет забавно, если они все трое придут в пиццерию в один день. Тогда я точно разорвусь между своими обязанностями владельца пиццерии. — Понял, — я киваю. — Давай я тебя провожу. — Ох, спасибо, Джереми, — Деви благодарно улыбается мне. Вместе мы выходим из главного зала. Я быстро бросаю взгляд себе за спину, когда до уха доходит звук чего-то металлического. Серьезно смотрю на сдвинувшегося с места Бонни и предупреждающе машу ему ладонью. Успокаиваюсь только тогда, когда Бонни возвращается на свое место. Открываю для Деви дверь из пиццерии и пропускаю её вперед. Как бы детишки не начали многого придумывать обо мне и Деви… Джереми повёл себя так, словно был готов проследить за нами — вот бы он додумался сделать это в виде призрака — тогда бы точно не попался и смог бы стать рассадником детских сплетен. — Спасибо, что проводил, — благодарно говорит мне Деви, когда мы подходим к её машине. Она вытаскивает из кармана пиджака свои тёмные очки и надевает их — я считаю забавным, как она любит стягивать их с лица, когда она только-только выходит из машины — видел я это только один раз, тогда Деви приехала к открытию пиццерии, а я только подошел к заведению. — Встретимся позже, Джереми. — Встретимся позже, мисс Дэй. Деви двумя пальцами опускает очки. Она вопросительно смотрит на меня. Я смеюсь над глупостью ситуации. В её глазах заметна забава, но она не смеется. — Встретимся позже, Деви, — шепотом говорю я. Деви кивает и натягивает очки обратно. Она залезает в машину и вскоре уезжает. Я выдыхаю. Хорошо же всё прошло сейчас! Я разворачиваюсь, чтобы вернуться в пиццерию, но после этого не делаю ни шагу, замирая на том же месте, где я стою. Лучше бы этот день был просто сном. Я всё-таки двигаюсь с места, понимая, что стоя тут, ничего не сделаю — лучше брать ситуацию в свои руки, пока не произошло ничего плохого. — Майк? — Джереми? — когда Майкл поворачивается ко мне, он выглядит не менее удивленным, чем я. Его взгляд бегает от здания пиццерии ко мне. — Зайдем внутрь и поговорим? — предлагаю я. Я планировал рассказать обо всём этом Майклу намного позже. Я завожу Майкла в пиццерию так, чтобы никто его не заметил — ни дети, ни Фрэнк. Остановившись у своего кабинета, я быстро поглядываю по сторонам, а потом открываю дверь. Майкл, чертовски неуверенный сейчас, заходит в кабинет первым. Он оглядывается по сторонам. Закрываю за ним дверь и слегка двигаю небольшое кресло, чтобы Майкл мог на него сесть. Однако Майкл не садится, лишь вопросительно смотрит на меня. Я ставлю свой стул у кресла, ожидая, что Майкл всё-таки сядет на него, и пока сажусь сам. Отвожу взгляд, потому что не очень уверен, как это всё объяснить Майклу. Я не готов к этому разговору. Мне нужно было подготовиться к нему… — Пиццерия Фредди Фазбера? — удивленно спрашивает Майкл. — Что за чёрт вообще? Джер… — Это… — Это то, о чем ты шептался с Фрэнком, да? — перебивает меня Майкл. Я киваю. Майкл всё-таки садится на кресло, но поза его показывает, что делать это он не хотел. — Это долгая история… — я заламываю пальцы. — Ладно, не долгая, но… Я искал подходящий момент, чтобы рассказать тебе обо всем. — Сейчас подходящий момент, чтобы рассказать, — говорит Майкл. — Потому что я ни черта не понимаю, что могло заставить вас двоих сделать это. — Майк, ты помнишь, как дал душам детей обещание помочь им? — начинаю рассказывать правду я, предпочтя сначала задать ему этот вопрос. Майкл кивает. — Через год после твоего побега из Харрикейна я прочитал в газете, что пиццерию, в которой ты и узнал правду о детях, собираются снести. Я не мог не вспомнить о твоем обещании и… — Погоди, ты решил помочь им?! — удивленно перебивает меня Майкл. — Но… Но… — Сделать это оказалось не так сложно, — осторожно говорю я. — Да и делать особо нечего было. Можно сказать, что я опоздал помочь им по их старому плану… — я замолкаю. — Не знаю даже, как всё это рассказать тебе. В общем, они стали жить у меня на квартире… — Как все дошло до этого? — спрашивает у меня Майкл. Он вскидывает руки. — Дети были не единственным, что можно было найти в пиццерии, как бы неправильно это не звучало. Когда я пошел в пиццерию во второй раз вместе с Фрэнком, мы узнали о том, что костюмы аниматроников были почти уничтожены. Дети рассказали, что в пиццерию как-то зашел твой отец… — Мой отец?! — Майкл вдрагивает при упоминании Уильяма Афтона. — Да, твой отец, — подтверждаю я. — Он боялся, что кто-то найдёт трупы детей в костюмах аниматроников, поэтому решил уничтожить улики… Поэтому, мы и узнали об почти уничтоженных аниматрониках. Фрэнк решил, что лучше их в пиццерии не оставлять — из деталей аниматронных костюмов можно было что-то сделать, — я отвожу взгляд. — Фрэнк хотел, чтобы сначала я поговорил с детьми об этом. Мы поговорили… — И вы решили построить пиццерию? — предполагает Майкл. — И мы решили построить пиццерию, — соглашаюсь я. — А дети… они…? — не заканчивает свою мысль Майкл, но я понимаю, что он хочет у меня спросить. — Находятся внутри костюмов, когда пиццерия работает, — я кусаю себя за губу. — Им это действительно нравится, — дополняю я. Майкл выглядит очень удивлённым. С тяжелым вздохом он прижимается спиной к спинке дивана и закрывает глаза. — Джереми, ты меня удивляешь… — Этому решению я тоже иногда удивляюсь, — я издаю нервный смешок. — Какого быть владельцем пиццерии? — интересуется у меня Майкл. Даже не знаю, что именно ответить ему на этот вопрос. — Сложнее чем я себе представлял, — отвечаю я, касаясь ладонью шеи. Я поглаживаю кончиками пальцев кожу. — Много обязанностей, большая ответственность… Иногда я скучаю по работе на стройке, но в такие моменты я вспоминаю, что никто не заставлял меня становиться владельцем. — Ты продолжаешь меня удивлять, — неловко смеётся Майкл. — Ну, кажется, дела у тебя в этом плане идут хорошо, да? — Можно и так сказать, — соглашаюсь со словами Майкла я. — Слушай, Майк… Не хочешь поговорить с душами детей? Думаю, вам есть что обсудить… Хотя бы тебе и Фритцу. — Фритцу? — Майкл заметно напрягается, когда я упоминаю Фритца. Я помню, что они когда-то были друзьями, но не уверен, как они относятся друг к другу сейчас — всё-таки есть место для обид, да и времени много прошло. Когда я киваю, Майкл вскакивает с кресла, тут же касаясь пальцами лица — потом он запускает их в волосы. — О, нет, нет, нет… — шепчет он, начиная ходить кругами по моему кабинету. Несколько секунд я наблюдаю за тем, как он мечется по комнате как тигр в клетке, а потом всё-таки поднимаюсь и сам. Останавливаю Майкла, коснувшись ладонью его плеча. — Нет… — Майкл качает головою. — Ни в коем случае… Фритцу лучше не знать, что я снова в Харрикейне, что я вообще посмел зайти сюда. — Думаю, он будет рад видеть тебя. Вы были друзьями. — Были, — Майкл качает головою. — В том то и дело, что были, Джереми. Я соврал ему… Он не будет рад видеть меня. Знаю я, что такое, когда ты что-то обещаешь, а потом не делаешь этого, — грустно отмечает Майкл. Он упоминает сейчас не только Фритца, но и меня — я в этом уверен, но мне также кажется, что за эти словами скрывается речь об ещё одном человеке. Я на момент задумываюсь об этом. Не Элизабет ли является человеком, к которому тоже относятся слова Майкла? — Извини, — я осторожно похлопываю Майкла по плечу. — Я не заставляю тебя идти разговаривать с Фритцем прям сейчас, но… Но, если ты когда-нибудь захочешь поговорить с ним, то я могу обеспечить тебе эту встречу и разговор. Если надо, то я буду рядом, хотя это и личная тема для разговора — вам лучше обсудить всё без посторонних лиц. — Какой же ты всё-таки добрый человек, Джереми, — вздыхает Майкл. Я дергаюсь, когда он обнимает меня. Обнимаю его в ответ. Майкл утыкается лицом мне в плечо. — Даже представить сложно, что кто-то может так хорошо относиться ко мне после всего, что произошло… Ты невероятный человек, а не просто добрый. — Эм, спасибо? — неуверенно благодарю я Майкла. Майкл ничего не отвечает, просто продолжает обнимать меня. Если бы этот день был сном, то это был бы лучший мой сон. Моя рука касается затылка Майкла. Опять чувствую себя как-то иначе рядом с ним. Я не понимаю, что это за чувство, но где-то внутри оно меня пугает. Ощущение, что я чувствовал что-то подобное очень давно.

* * *

Вечером я понимаю, что дети все-таки начали обсуждать меня и мисс Дэй. Однако я почти не слушаю то, о чем они болтают друг с другом, потому что мои мысли заполнены другим человеком. Я не могу перестать думать о Майкле. Не могу перестать думать о том, что он вызывает у меня какие-то странные чувства. Я путаюсь сам в себе и это ситуация, когда очень сложно распутаться. Дети замолкают. Я перевожу взгляд на них. Они сидят близко ко мне и все, даже Кэссиди, смотрят на меня. Мои брови вопросительно поднимаются против моего желания. — Что такое? — спрашиваю у них я. — Мы думали, что ты начнёшь что-то говорить об твоих отношениях с мисс Дэй, — говорит Джереми. — У меня нет к ней чувств, если вы об этом, — я отмахиваюсь. — А ещё было бы неплохо, если бы вы перестали это обсуждать. Между нами ничего нет. Дети смотрят друг на друга. — Ну и облом, — первым реагирует Джереми. Он плюхается на диван и скрещивает руки на груди. — Я уже начал думать, как ты будешь рассказывать ей о том, что у тебя шесть детей. Я давлюсь собственной слюной. Громко кашляю и бью себя по груди. — Чего…? — Ну, мы, — Джереми вытягивает руки и показывает на других детей, в конце прижимая руки к собственной груди. — Нам же пришлось бы как-то жить всем вместе. Я касаюсь ладонью лба и закрываю глаза. Иногда Джереми меня удивляет… Сегодня он прям постарался над тем, чтобы заставить меня тяжело верить в то, что он действительно сказал то, что я услышал. — Всё, прекращайте, — я машу ладонью. — Деви, конечно, красивая и умная женщина, но мы даже не друзья, чтобы думать о чем-то вроде такого! К тому же, я бы не стал заводить отношения, потому что у меня есть вы и… — Эй, мы совсем не против того, чтобы у тебя была девушка, — перебивает меня всё также Джереми. Габриэль касается ладонью его плеча, но ему полностью всё равно на попытку друга заткнуть его без громких высказываний и грубых действий. — Ты не можешь прожить всю жизнь с нами и умереть в одиночестве. — Я стар для отношений, — пожимаю плечами я. На самом деле я не думаю так о себе, но лучше я скажу это, чем продолжу всю эту тему про отношения. Мне бы в таком случае ещё пришлось бы некоторое время объяснять, что женщины мне не нравятся, а вот мужчины — да. — Сколько тебе? — спрашивает у меня Джереми. Я на момент замолкаю, потому что в моменты вроде этого как назло забываю дату своего рождения. — Мне пятьдесят три… — неуверенно протягиваю я. Подумать только. Пятьдесят три. Да я старик! Мне определенно поздно начинать отношения… — Я бы дал тебе максимум тридцать два года, — пожимает плечами Джереми, как бы намекая на то, что я и без него знаю. Пока не заглянешь в мои документы, действительно не поверишь в то, что мне пятьдесят три. Я выгляжу молодо для этого возраста. Это всё ещё остаётся загадкой для меня. — Ты выглядишь молодо. Ты не ведёшь себя как старик. Ты все ещё открыт для отношений и не пытайся убедиться меня в другом — я говорю правду, а тебе нужно её принять. — Как-нибудь в следующей жизни, — шучу я. Джереми закатывает глаза и плюхается обратно на диван. Правой рукой он тянется к Кэссиди (понятия не имею зачем), но та бьёт его по ладони. — Я не против поболтать с вами, ребят, но давайте поговорим о чем-то другом. — Хорошо, — соглашается Джереми, кивая. Он совершенно не даёт другим сказать что-то, что никого не радует. Остальные дети почти обиженно смотрят на него. — Сьюзи, найди тему для более приятного разговора, — не то просит, не то приказывает он. Сложно понять, когда Джереми лежит на диване как барин и говорит это с таким важным видом. Сьюзи пихает Джереми в бок, а потом подсаживается поближе ко мне. — Пока ты был в магазине, мы случайно нашли какой-то старый календарь… — начинает она, но ее перебивает Фритц: — Мы увидели, что там было обведено в круг 18 августа. Это завтра! Эта дата что-то значит для тебя? Фритц замолкает, когда он понимает, что он перебил Сьюзи, и поворачивается к ней, виновато улыбнувшись. Все дети качают головами. — Фритц такой Фритц. — Заткнись, Джереми! — Фритц закатывает глаза. — Фитцджеральд, Фритц показал мне язык! — жалуется Джереми больше в шутку. — Это правда, Фритц? — серьезно спрашиваю я, скрестив руки на груди. Фритц кивает. — Молодец. — Эй! — восклицает Джереми. — Судья подкуплен! Мы все начинаем смеяться. Люблю я эту придурковатую атмосферу между нами — в такие моменты мы выглядим как настоящая семья и от этого мне становится тепло на душе. — Что же насчёт восемнадцатого августа, то раньше в этот день ко мне домой, где я жил в родителями, приезжала моя тётя, тётя Орабэль, — с улыбкой на лице делюсь я, но улыбка сползает, когда я вспоминаю о родителях и тете… Если честно, то я скучаю по ним… Очень сильно скучаю. — Так было каждый год. Всегда восемнадцатое августа. — Как думаешь, твоя тётя всё ещё приезжает каждый год? — осторожно спрашивает у меня Сьюзи. Я пожимаю плечами. — Не могу знать… Я… — Не поддерживаешь связь с родителями? — перебивает меня Кэссиди. Она впервые участвует в нашем разговоре — обычно она просто сидит и наблюдает как общаются другие. — Ага, — соглашаюсь я. — Может, она всё ещё так делает, — также осторожно как и Сьюзи, говорит Габриэль. Он слабо улыбается мне. Я киваю. Может быть. Было бы неплохо. Я чертовски скучаю…

* * *

Подумать только: сегодня я действительно увижусь с мамой и тетей Орабэль. Вчера вечером, когда дети уже уснули (всё ещё удивлен, что они умеют это делать — всё-таки они призраки), я позвонил маме. Её номер я давно удалил из списка номеров, ещё тогда, когда произошел неприятный разговор между нами двоими, но я всё ещё не забыл его. Мама была удивлена моему звонку, а я поинтересовался у неё, приезжает ли тётя Орабэль до сих пор. Ответ был положительным. Так мы и договорились о встречи сегодня. Я стою у ресторана, где мы решили провести сегодня немного времени, и жду, когда они обе окажутся здесь. Чувствую себя нервно, поэтому постоянно чего-то касаюсь — то оголяю шею, то прячу её воротником; то закатываю рукава, то стараюсь, чтобы они закрывали руки полностью; то касаюсь затылка, то челки, то нервно провожу подушечками пальцев по шраму на лбу. Веду себя так словно не с мамой и тетей встречаюсь, а у меня свидание. Я вздыхаю. Мама подъезжает к ресторану примерно через пять минут после того, как я перестаю нервно до всего касаться. Я делаю к ней несколько шагов, чтобы она точно поняла, что это я. Мама в какой-то момент останавливается, отводит взгляд, проводит языком по потрескавшимся губам. — Привет, мам, — я улыбаюсь. Мама уже давно не молода, но, несмотря на это, она почти вешается мне на шею, обнимая. — Джер! — счастливо восклицает она. — Джер, миленький…! — Я тоже рад тебя видеть, — со смешком говорю я, а потом осторожно обнимаю маму в ответ. Так давно не видел её, что готов в любой момент проронить слезу. — Давно не виделись… Мама тут же прекращает обнимать меня. Она вытаскивает платок из сумки на её плече и сморкается туда. Перевнув платок на другую сторону, его кончиком она вытирает слезы под глазами. — Подумать только, какой же ты у меня теперь взрослый, — вздыхает она. — Каким прекрасным мужчиной стал мой мальчик… Моя улыбка становится больше. Касаюсь ладонью шеи и вздыхаю. Все слова куда-то улетели и мал шанс поймать их, чтобы что-то сказать. — А тетя Орабэль… она… — Скоро приедет, — перебивает меня мама. Я киваю. — Джер, я хотела… Хотела извинится за тот разговор. Не знаю, что на меня нашло… — Всё в порядке, — успокаиваю её я, хотя и вру ей. — Ты имела право так отреагировать. Сын из меня тоже не суперский был в последнее время. Прав был папа… — Если бы он сейчас был тут, то твой отец тоже попросил бы у тебя прощения. Последние годы мы были такими недружными. А когда ты вчера мне позвонил… Джер, ты не поверишь, наверно, но как я была рада! Рада, что ты в порядке, что ты помнишь обо мне… — Ты права: последние годы мы были очень недружными, — я вздыхаю. — Знаешь, мам, ты всегда была права касательно Филиппа. Он с самого начала плохо на меня влиял. Иногда мечтаю, чтобы знакомство с ним было неправдой. — Всё же ты любил его, — качает головою мама. — Надо было принять твое счастье или хотя бы поддерживать тебя после вашего расставания. — Мы никогда не расставались, — поправляю её я. В теории так оно и есть. Я не успел сказать, что между нами всё кончено, хотя это и было понятно нам двоим. — После смерти Филиппа. Так будет правильнее… Мама хочет сказать ещё что-то, но нас отвлекает звук приехавшей машины. Я оборачиваюсь. Эту машину я узнаю всегда! Улыбка на моём лице становится больше, когда из машины выходит тетя Орабэль. Она всё такая же красивая, хотя старость и сделала своё дело. Тетя поправляет выбившуюся из пучка волос прядь. — Тетя Орабэль! — счастливо восклицаю я, первый подходя ей. — Джерри, сколько лет, сколько зим! — радуется она ещё громче чем я. Объятье тети Орабэль сильнее объятья мамы. Обнимая её, я фыркаю над ее обращением ко мне. Для родителей я всегда был Джером, для неё — Джерри. — Вымохал-то как! — восклицает она и поднимает руки вверх. — Даже твой отец не был таким высоким! Я неловко смеюсь. Папа был самым высоким членом нашей семьи… Был. Теперь это звание у меня. Интересно, как бы он на это отреагировал? Наверно бы шутил про то, что меня подкинули, ведь как так может быть, что он не самый высокий член семьи! Против своего желания я заглядываю за плечо тети, чтобы увидеть, кто за рулём машины. Я тут же машу ладонью дяде Нику. Дядя Ник перекидывает сигарету из одной руки в другую и машет мне в ответ. — А дядя Ник к нами не присоединится? — интересуюсь я у тёти Орабэль. Она кидает взгляд на мужа, который тут же пытается потушить сигарету. Тётя качает головою. — Ник и провести с нами время в кафе? Джерри, проще было заставить Чаппи танцевать. Шутки всегда были твоей стезёй. — Ну, вдруг что-то поменялось, — я пожимаю плечами. — Давно же не встречались. — Боюсь, даже если ты уйдешь в лес и будешь там жить, а потом через несколько лет предложишь нам всем встретится, Ник будет последним, кто придет. — Некоторым вещам лучше не меняться, да? — шучу я. Тетя Орабэль смеётся, прикрывая рот ладонью. Это её привычка, когда ей очень смешно. — Ну, чего же мы тут стоим?! — восклицает тетя Орабэль через несколько минут. — Пойдёмте внутрь. Столько надо друг другу рассказать! Столько нужно спросить! Я и мама согласны с ней, поэтому мы заходим в ресторан. Перед тем как зайти, закрыв за собою дверь, я оглядываюсь, чтобы посмотреть, стоит ли машина дяди Ника до сих пор здесь. Хотя между нами приличное расстояние, дядя Ник машет ладонью, без слов говоря мне, что мне лучше зайти в ресторан, а не обращать внимание на него.

* * *

— Как обстоят дела с твоей личной жизнью, Джер? — интересуется у меня мама. Тетя Орабэль подхватывает ее вопрос. — Да, Джерри! Ты работаешь? — спрашивает у меня она. — Да, я работаю, — я киваю. Рука тянется к стакану вина, но я останавливаю себя. Мне нельзя алкоголь… Мне нельзя алкоголь. Я повторяю это в мыслях. Немного, конечно, можно, но я всё ещё боюсь выпивать после той неприятной ситуации с потерей сознания из-за моего пренебрежения к запретам. — Я владелец новой «Пиццерии Фредди Фазбера», а до этого я работал на стройке. — Прям как твой отец, — смеется тетя Орабэль. — Славное повышение, Джерри. — Никогда не думала, что ты будешь владельцем какого-то бизнеса, — слабо улыбнувшись, говорит мама. — А я всегда в него верила! Но, Джерри, помню, у тебя было образование хирурга. Ты хотя бы немного работал им? Я качаю головою. — Мне никогда не симпатизировала медицина, к тому же после войны… — Ох! — тетя Орабэль закрывает рот ладонями. — Прости, Бога ради! Совсем забыла. — Всё в порядке. Это было так давно, что воспоминания меня уже давно не ранят. — У тебя есть жена, Джер? — спрашивает у меня мама. Улыбка пропадает с моего лица. Она же хорошо об этом знает… — Мам… Ты же помнишь… — Хорошо, — мама быстро закатывает глаза. — У тебя есть муж? — Нет, — я качаю головою. Почему людей так волнует в отношениях ты или нет? Можно выжить и без мужа или жены. — А есть ли человек, который, может быть, тебе нравится? — почему-то присоединяется к этому разговору тетя Орабэль. Обычно она не обсуждала такие темы со мною, что меня всегда устраивало. — Нет, — я вновь качаю головою. — Давайте переведем тему? — Неужели после Филиппа никто не вызывал у тебя таких же чувств, что вызвал он? — не перестает распрашивать меня мама. Я начинаю раздражаться. — Мам, — чуть более грубо говорю я, — давай переведем тему? — Джер… — Да не хочу я говорить об моих отношениях! — не выдерживаю я, поднимаясь из-за стола. Мама и тётя Орабэль удивленно смотрят на меня. — Я отойду в туалет… С опущенным в пол взглядом я отхожу от стола, чтобы провести немного времени в туалете. Мне нужно успокоиться.

* * *

Когда я выхожу из туалета, полностью успоковшись, я удивленно дергаюсь, когда вижу недалеко от туалета тётю Орабэль. — Извини, Джерри, — говорит она мне, касаясь ладонью моего плеча. Я опускаю взгляд. Зря я, наверно, разозлился… Не со зла же они спрашивали у меня это — им всё-таки интересно, как я сейчас живу, а для женщин, особенно у которых есть взрослые дети, такие вопросы довольно привычны. — Да я и сам в этой ситуации не очень себя повел, — я касаюсь ладонью затылка, нервно потирая разгоряченную кожу. — Неприятная для меня тема для разговоров, но и реагировать так агрессивно мне не стоило. — Но тётушке же признаешься, есть ли мужчина, который тебе нравится или нет? — шепотом говорит тётя Орабэль. — Просто шучу, Джерри. — Я не врал, когда сказал, что нет мужчины, который мне нравится… Филипп был первым и почти что последним. — Второго мужчину же звали Рональд, да? Я киваю. Вот о ком я точно не вспоминал в последнее время — так это об Рональде. С ним мне было намного лучше, чем с Филиппом, но с тех пор, как я узнал о том, что Рональд повесился, я о нем вообще не думал. Неправильно это как-то… Забыть того мужчину, с которым я мог быть счастлив, если бы не обстоятельства. — Ну, не переживай, Джерри. Кто знает, может вскоре ты найдешь того самого, а если нет — так нет. Жизнь и без партнёра может быть неплоха. — Ты права, — соглашаюсь с ней я. — Давай вернемся к столу? — Да, давай, — теперь соглашается со мною тётя Орабэль. — А, нет, постой… — она останавливает меня, когда я уже двигаюсь с места. Её рука касается моего запястья. — Пока не забыла, хочу кое-что тебе отдать, — тетя Орабэль открывает свою сумочку и вытаскивает из неё какой-то платок, после протягивая его мне. Я неуверенно раскрываю содержимое платка. — Это… — Совсем недавно вспомнила, что ты остался единственным, у кого не было кулона в нашей семье, — с улыбкой на лице говорит она. — У твоего отца был такой же кулон с раухтопазом. — Тётя Орабэль, это… — я закрываю рот, потому что не могу подобрать нужные слова. Тётя улыбается сильнее и прижимает мою ладонь, в которой находится кулон, к моей груди. — Спасибо, — вместо всяких сложных и длинных слов говорю я. — Я уверена, что он тебе очень будет подходить, — она тихо смеется. — А теперь можно и возвращаться к твоей маме. Я согласно киваю. Пока я не решаюсь надеть кулон, но, когда окажусь дома, первым же делом сделаю именно это. Мы возвращаемся к столу, где крайне неуверенно сидит моя мама. Когда мы продолжаем говорить уже на более легкие и незначительные темы, я невольно начинаю думать о нашем разговоре до этого. Мужчины, который вызывал бы у меня чувство влюбленности, в моей жизни нет, но всё ещё остается Майкл, чувства к которому я никак не могу охарактеризовать. То, что я чувствую по отношению к Майклу — странно. Интересно, если бы я рассказал об этом хотя бы тёте Орабэль что бы она сказала?