Five Nights at Freddy's: Hope

Hearts will dream again Lungs will breathe in Wash away the sin It's where it begins Feet won't fail you now Arms won't let you down Wash away the sin

It's where it begins

©AURORA — Under the water

На самом деле мне не очень нравится то, что вчера Джереми был пьян. Пройдёт ещё несколько лет, а я буду всё также хорошо помнить список вещей, которым Джереми должен был сказать нет из-за лоботомии. Алкоголь был одной из самых запрещённых штук в этом списке. Не могу говорить уверенно сколько Джереми выпил, но боюсь, что это количество было слишком большим. Как бы эгоистично я не вел себя последние несколько лет, но не переживать о Джереми я не могу. Всё таки меня долгое время не было рядом, а я не уверен, что в жизни Джереми был кто-то, кто мог следить за тем, чтобы он не нарушал список запретов после лоботомии. Рядом с ним всё это время был Фрэнк, а он понятия не имеет, что для Джереми хорошо, а что плохо, кроме как моего присутствия в жизни Джереми — что для Фрэнка, конечно, плохо. Не то чтобы я не поддерживаю его мнение… Поддерживаю. И всё же моё присутствие в жизни Джереми это всё-таки одновременно и хорошо, и плохо — просто в разных ситуациях раскрывается та или иная сторона медали. Наконец я решаю встать с кровати. До встречи с Джереми ещё несколько часов и, пожалуй, стоит уже сейчас приводить себя в более нормальный вид. Я не очень уверен, стоит ли действительно приходить к нему на квартиру после вчерашнего неудачного опыта с Фрэнком, но и пути назад уже нет. Что я скажу Джереми потом, когда мы встретимся в другой раз? «Извини, я испугался вероятности того, что Фрэнк сломает мне и без того шаткие ребра»? Бред какой-то… Даже самому смешно стало. Я выхожу из комнаты, не забывая закрыть за собою дверь, и останавливаюсь в коридоре, чтобы посмотреть на своё отражение. Это каждодневный ритуал, чтобы быть в курсе того, не происходит ли с моим телом что-то не то. Ремнант в моём теле всегда заставляет меня задумываться о подобном — природа этой штуки всё ещё мне непонятна и нет способов узнать что-то о нём. Я осторожно касаюсь кончиками пальцев лица и не замечаю ничего странного. Кожа всё такого же нездорового оттенка, мешки под глазами привлекают внимание в первую очередь. Я опускаюсь пальцами чуть ниже, вскоре касаясь уголков рта. Пальцем я раскрываю рот и внимательно осматриваю всё, что находится там. Зубы всё ещё гнилые… Я вздыхаю, когда касаюсь ладонью волос, убирая часть из них со лба. Ремнант должен восстанавливать ткани, кости и органы, но на своём теле я пока не замечаю никаких изменений. С чем это вообще связано? Я жду изменений продолжительную часть времени, но вместо каких-то изменений лишь замечаю насколько слабым является моё тело, что уж говорить о моих костях, что так легко ломаются от любых действий извне. Вздохнуть нельзя порой — кости могут надломиться даже из-за поднятия грудной клетки. Мне это всё очень надоело… Но, если так подумать, то никто не заставлял меня идти в ту пиццерию и никто не заставлял меня идти спасать Элизабет, чтобы в конце концов та попыталась убить меня. И откуда она только узнала о Ковше и о том, что она может чего-то добиться, воспользовавшись моим полудохлым телом? Я вздыхаю. Если честно, то я удивлен как моя внешность не смущает и не пугает Джереми. Единственное, что вызвала она у него, так это переживания. Да уж, даже через время мне будет тяжело объяснить Джереми, что именно произошло. Сам я понимаю, что «нет» на нашей дружбе мы не поставим. Никто из нас не хочет остаться без другого, я это понимаю. Мы хотим находиться друг с другом, нам приятно быть рядом, даже если иногда случаются не самые приятные ситуации и мы можем не сразу понять друг друга. Мы скучали друг по другу. Я убираю ладонь с волос, немного поправляя несколько прядей и захожу в гостиную, где обычно на диване располагается Эннард. В свою комнату я его не пускаю, потому что считаю свою комнату чем-то очень личным и Эннард отнюдь не часть всего этого, чтобы его присутствие не нервировало меня. Я подхожу к дивану и слегка наклоняюсь, игнорируя щелчок, который раздаётся в спине — это не признак того, что сломалась очередная кость, этот звук звучит постоянно, когда я заставляю своё тело находиться в наклонном положении. — Эннард, мне придется сегодня уйти, — громко говорю я. Эннард лишь имитирует сон, научившись делать это благодаря наблюдениям за мною (что очень пугало меня по ночам, когда я открывал глаза и видел у своего лица клоунскую маску Эннарда). — Очередная встреча с Джереми, — предупреждаю его я. Один из проводов Эннарда дёргается, как бы сообщая мне о том, что моё предупреждение было им услышано.

* * *

Я прихожу к Джереми на квартиру в обед и мне приходится несколько секунд стоять у закрытой двери, потому что Джереми впервые реагирует на мой стук не так быстро как обычно. Когда Джереми открывает дверь, я тут же чувствую какой-то странный и нервирующий меня запах. Я принюхиваюсь… — Джереми, ты что… выпил? — на выдохе спрашиваю у Джереми я. Он отводит взгляд. — Джереми… — Немного, — уверяет он меня. — Совсем немного… Два глотка буквально. Почему-то мне слабо в это верится… И меня нервирует то, почему Джереми врёт мне, хотя я тоже не святоша и всё такое, но Джереми редко врёт — он обычно говорит всё и сразу, не утаивая никаких деталей. Меня действительно не может не нервировать факт того, что Джереми и сегодня пьян, хотя он явно выпил меньше чем вчера, но факт остаётся фактом — он игнорирует запреты и делает только хуже себе, а мне приходится сталкиваться только с итогом его неправильных действий по отношению к самому себе. — Джереми… — Не переживай, я правда выпил совсем немного, — перебивает меня Джереми. — Всё в порядке, не думай об этом слишком много. Джереми отходит от двери, позволяя мне зайти в его квартиру, но я несколько секунд мешкаюсь. Почему он не хочет ничего мне рассказывать о том, что заставляет его игнорировать запреты? Я волнуюсь! Когда я замечаю, что Джереми как-то странно смотрит на меня, я всё-таки захожу внутрь. Джереми закрывает за мною дверь. Мы заходим на кухню так, словно до этого я не заметил факт того, что Джереми выпил. Ну, конечно, наша игра в незнакомцев… Если честно, то меня уже тошнит от неё. Надоело уже эта ложь, надоело притворяться, что мы просто знакомые, что между нами никогда ничего не было важного. Я не могу! Я просто не могу продолжать это враньё слишком долго… Особенно сейчас, когда я так волнуюсь о Джереми. Мы садимся за наши привычные места и некоторое время молчим. Мы не решили вчера, что мы будем обсуждать сегодня, а ведь обычно мы это делаем, чтобы игра в незнакомцев была более удачная. — Жаль, что у нас не получилось вчера встретиться, Майкл, — первый начинает говорить Джереми, всё-таки решив взять инициативу в его руки. Да, это очень похоже на Джереми — это то, по чему я скучал… Джереми так легко даётся общение, он легко заговорит с кем угодно на любую тему. Мне всегда хотелось в этом плане быть как он. — Да, очень жаль, — соглашаюсь я. — Мне нравится наше общение, ты интересный собеседник и личность. — Я могу сказать так же и о тебе, — Джереми улыбается. — Слушай, я очень хотел обсудить с тобою одну вещь… Думаю, мы уже достаточно знаем друг друга и нам двоим комфортно наше общение, неприятных ситуаций у нас ещё не было. Ты не против стать больше, чем просто знакомыми? — Ты предлагаешь стать друзьями? — интересуюсь у него я. Джереми кивает. — Я не против, — соглашаюсь я. «А ещё я был бы не против, если бы мы прекратили эту игру», — в мыслях дополняю я сам себя. Хочется, конечно, чтобы Джереми был того же мнения, но по нему не заметно, что наша игра в незнакомцев ему не нравиться. Он выглядит счастливым, когда разговаривает со мною на все эти до жути глупые темы. — Рад, что мы перешли на новую ступень, — со смешком говорит Джереми. — Наше общение сегодня какое-то неловкое, тебе так не кажется? — Думаю, мы просто сбились из-за вчерашнего недоразумения. — Думаю, ты прав. Обычно я не чувствую себя неловко, если что-то идёт не по плану. Первый раз чувствую себя так. — Я ненавижу, когда что-то идёт не по плану, — делюсь я. — Хотя иногда я делаю то, что противоречит моим словам сейчас. Иногда я очень резко приостанавливаю свои планы и делаю что-то другое. Очень противоречиво… — я вздыхаю. — Время от времени мы совершаем то, что противоречит нашим установкам. Это нормально. Мы не можем всегда действовать по одному сценарию, иногда что-то заставляет нас делать то, а не это. Остаётся лишь принять такую сторону человеческой жизни. — Иногда я подвожу людей из-за этого… — Все мы не без недостатка. Как я и сказал: это нормально… Как и чувствовать стыд из-за этого. Если честно, то человек для меня это самое странное существо на планете. В нас столько противоречий, что иногда мне очень хочется проснуться и понять, что я не человек, а какое-то другое существо. Ну, знаешь, как у Кафки в «Превращение»… Хотя я бы не очень хотел однажды проснуться тараканом. Жизнь насекомым кажется мне очень неприятной. А вот животным — почему бы и нет? — И каким животным ты хотел бы проснуться когда-нибудь? — решаю я завести разговор об этом. Теперь мы уж точно говорим о каких-то странных вещах. — Ты выбрал очень сложный вопрос для обсуждения! — смеётся Джереми. — Ну, неплохим вариантом кажется проснуться какой-нибудь собакой… Может быть, немецкой овчаркой. — Интересный выбор… Есть какая-то причина, почему ты хотел бы проснуться именно немецкой овчаркой? — Просто чувствую между нами какие-то сходства. Может, мне кажется так из-за того, что эта порода собак используют на войне, а я тоже какое-то время воевал. Сейчас я должен был бы спросить Джереми об этом, ведь как новый человек в его жизни я ещё ни разу об этом не слышал, но, вспоминая какие ужасы Джереми там мог пережить, я всё-таки не завожу об этом речи. Не хочу, чтобы ему стало плохо, вспоминая всё это. На момент мне кажется, что я вижу во взгляде Джереми благодарность, но сложно говорить о чем-то подобном. — А если бы ты мог проснуться каким-то животным, то что это было бы за животное? — спрашивает у меня Джереми. — Может быть, лис, — я пожимаю плечами. Я знаю, что люди ещё в детстве выбирают свое любимое животное, но в детстве меня мало чем интересовала природа, а от того и к животным я проявлял минимальный интерес. Помню только, как в какой-то момент Элизабет и я выпрашивали у отца купить нам аквариум с рыбками. Аквариум он купил, без рыбок правда, и пытался убедить нас в том, что внутри находились невидимые рыбки. Я сразу понял, что это было враньём, но Элизабет ему поверила… на какое-то время. Точно не помню, чем закончилась вся эта ситуация с враньём отца, но должен признать, что это была неплохая попытка и наше желание исполнить, и деньги на какую-то ерунду не тратить, хотя тут бы я и поспорил… Купить аквариум, чтобы он просто стоял, не кажется разумным решением. — Тоже интересный выбор. — Ага… Только не могу понять, почему мне это животное в первую очередь в голову пришло, — я издаю смешок. — Да уж, ты словно к этому вопросу подготовился, — отшучиваюсь я. Джереми издает очень тихий смешок. Да, я и сам понимаю, что шутка была не очень. Иначе на неё не отреагируешь — тут посмеяться можно только приличия ради. — Мы выбрали интересную, но странную тему для обсуждения, — говорит Джереми и я полностью поддерживаю его мнение. Говорить о ерунде всяко лучше, чем просто молчать… Я как-то неожиданно морщусь, когда вновь чувствую от Джереми запах алкоголя. Всё таки тяжело игнорировать факт того, что прямо сейчас он немного, но всё равно пьян. Джереми резко замолкает, а через момент касается ладонью лба, закрывая глаза. — Джереми, всё хорошо? — спрашиваю у него я, начиная волноваться. У него заболела голова? Это просто возникшая просто так боль или причиной этой боли стали последствия лоботомии и полное игнорирование запретов со стороны Джереми? — Да-да, всё хорошо, — врёт он. По выражению его лица не сложно догадаться, что сейчас он не говорит правду. Теперь я точно не понимаю, почему он предпочёл соврать о таком… — Мне нужно отойти… Скоро вернусь. Джереми поднимается из-за стола и, слегка шатаясь, выходит с кухни. Отлично, я переживаю о нём ещё сильнее, чем до этого. Ну почему Джереми предпочёл сейчас врать мне о своём состоянии? Мне тяжело не знать, что с ним, когда по его виду легко можно понять, что что-то не так. Когда Джереми нет слишком долго, я начинаю переживать ещё сильнее. Что-то явно не так. Джереми определенно плохо и причина мне вполне понятна. Я встаю из-за стола и выхожу с кухни, ещё по пути к двери, гадая о том, куда Джереми пошёл и что он сейчас делает. Ответ находится сразу, стоит мне оказаться в коридоре. Дверь в туалет открыта. Джереми там… Я тут же подхожу к нему и хватаю его за волосы, придерживая его голову у унитаза. — Черт возьми, Джереми! — не могу не начать ругаться я, когда Джереми очень громко и сильно начинает блевать в унитаз. Он блюёт достаточно долго и это очень плохой знак. Когда он закрывает перепачканный в рвоте рот, я начинаю говорить вновь: Джереми, ты в порядке? — Я в порядке… — шепотом говорит он. Я вижу, как его пальцы сильнее прижимаются к поверхности унитаза. — Джереми, пожалуйста, давай обойдёмся без вранья. Тебя только что вырвало… Очень обильно к тому же. — У меня трещит голова по швам, — всё также шепотом признаётся Джереми. — И ощущение, что меня совсем скоро вырвет ещё один раз. — Джереми… — я провожу рукой вниз по его волосам, а потом касаюсь его плеча. Немного сжимаю его плечо и этим заставляю его немного повернуться в мою сторону. — Теперь ответь мне честно на вопрос, который я задал тебе в первые секунды нашей встречи. Джереми, ты выпил? — Да, — Джереми слабо кивает, а потом сжимает зубы, видимо из-за того, что его мучает невыносимая головная боль прямо сейчас и движения головой лучше ситуацию не делают. — И это были не два глотка, да? — Это были не два глотка… — Сколько ты выпил на самом деле, Джереми? — Я… — Джер, пожалуйста, я хочу знать, сколько ты выпил. — Я… — Джереми качает головою. Я смотрю на него с явной просьбой во взгляде, из-за чего он тяжело вздыхает. — Бутылку… Я выпил целую бутылку. В три глотка, — он виновато улыбается, но улыбка с его лица исчезает очень быстро. — Джереми… — я качаю головою. — Ты выпил вчера вечером, выпил сегодня… Ты же знаешь, что тебе нельзя алкоголь. А если уж хочется, то не в таких количествах! Джереми, ты же знаешь, эти запреты были придуманы не просто так… — Я знаю, — соглашается Джереми. — Но мне так надоели все эти запреты. Я же не стал овощем из-за лоботомии! Зачем столько запретов… — Джереми, эти запреты придумали не мы с тобою, а врачи. Они знают как лучше, они хотят как лучше. Это чудо, что ты жив после всего этого… А такие чудеса нужно поддерживать. — Всё было нормально даже тогда, когда я нарушал часть этих запретов! — не соглашается Джереми. Он поворачивается ещё сильнее ко мне, перед этим резким движением скидывая мою руку с его плеча. Джереми садится на пол и прижимается к стене. Я делаю тоже самое, но, в отличии от Джереми, намного сильнее прижимаю к себе ноги. Пространство здесь не очень-то и большое. — Никаких тяжёлых нагрузок? Ха! Я работал на стройке, Майк! На стройке, черт возьми! — он сжимает руку в кулак и бьёт ею по полу. Я кусаю себя за губу. — Да, у меня голова по швам трещала, когда я попросил у своего босса, Макса, целый рабочий день, но сейчас же всё в порядке! Я здесь, я живой, я в порядке! Никакого алкоголя, курения, наркотиков? Я пил, много и довольно часто с того дня как ты ушел. Я курил — курил сигареты, курил траву пару раз. Я живой, Майк! Я здесь, я в порядке! Все эти запреты просто бред. Они просто созданы для того, чтобы я почувствовал себя немощным, но я ведь не такой, Майк. Ты это знаешь… Ты мне это доказал! Ты поднял меня с колен, ты дал мне понять, что я всё такой же! А что мешало мне, Джереми Фитцджеральду, в прошлом делать все эти вещи, что я делаю сейчас? Я даже не знаю, что говорить ему. Понимаю, что большую часть этого бреда Джереми говорит потому что он пьян, но ведь в этих словах есть мысли самого Джереми. Джереми открывает рот, чтобы сказать мне ещё что-то, но ему приходится закрыть ладонью рот, а потом и вовсе развернуться обратно к унитазу, потому что его начинает рвать вновь. Я и сейчас хватаю Джереми за волосы, придерживаю его голову над унитазом. Замечаю, как мои пальцы начинают дрожать и из-за этого мне приходится сильнее сжать волос Джереми. Между рвотными позывами Джереми недовольно стонет из-за боли, вызванной моей схваткой на его волосах… Ничего не могу с собою сделать. Чем дольше Джереми блюёт, тем сильнее меня начинает трясти и касается это не только моих рук. Я ненавижу себя за то, что оставил Джереми одного и позволил ему так часто нарушать запреты, придуманные не просто и кем-то там, а профессиональными врачами. — У меня в ушах звенит, — шепотом говорит Джереми. — Плохой знак, — говорю я, не сразу понимая, что я сказал это вслух… — Джереми, тебе нужен отдых… Как насчёт мы сейчас пойдем в твою комнату и ты ляжешь на кровать, чтобы отдохнуть? — интересуюсь я, коснувшись ладонью его плеча. — Майк, всё в порядке, не надо. Пошли лучше обратно на кухню… — Джереми, это не «всеюё в порядке». Тебя ненормально сильно вырвало. Тебе плохо. — Мне не плохо! — У тебя звенит в ушах. Тебя тошнило. Тебе плохо, Джереми! Джереми качает головою, а потом прижимает руку ко лбу. — Джер… — Не опекай меня, чёрт возьми! — недовольно перебивает меня Джереми. — Я в порядке… Я хватаю Джереми за руку, пытаясь поднять его с пола. Понятное дело он противится, чем делает всё лишь сложнее. Я не понимаю, почему он так против помощи с моей стороны… Я начинаю допускать мысль, что ему вообще противно получать помощь от кого-то сейчас. Я отпускаю руку Джереми и вздыхаю. — Пошли на кухню, — вру я, понимая, что это единственный способ поднять Джереми, чтобы потом затащить его в комнату. Джереми мне верит и тяжело поднимается с пола. Ему плохо — он не может это скрыть. Его движения крайне неуклюжие, а на лице заметны признаки боли. Когда он выходит из туалета, я закрываю за собою дверь, а потом становлюсь перед ним и резко хватаю его за руку. — Майк, что ты делаешь?! — Пытаюсь затащить тебя в комнату, идиот, — недовольно пыхчу я, пытаясь сдвинуть Джереми с места, когда он как назло остаётся стоять столбом. — Джереми, пожалуйста, мне нужно твое сотрудничество… У меня наконец-то получается сдвинуть его с места, но это плохой знак… Это значит, что Джереми становится хуже, только мы оба не сразу понимаем и осознаем это — он тем более, потому что тело тревогу не трубит. Мы останавливаемся посреди комнаты и в этот самый момент рука Джереми уже привычно тянется ко лбу. Он закрывает глаза, а потом… — Джереми, чёрт побери! — восклицаю я, когда, его ноги подкашиваются. Я еле успеваю коснуться ладонями его спины, чтобы не позволить ему упасть на пол… Голова Джереми оказывается на моем плече. Кажется, в этот момент я перестаю дышать, потому что мне сложно осознать всю возникшую ситуацию. Он потерял сознание, ведь так? О, всё плохо… Мне приходится приложить много усилий, чтобы у меня получилось уложить тело Джереми на кровать… Мне и в нормальном то состоянии было бы тяжело это сделать, а после ситуации с ковшом тем более. Справившись, я опускаюсь на колени перед кроватью Джереми. Провожу ладонью под глазами, хотя и слёз нет. На душе скребутся кошки. — Прости, — шепотом говорю я, опуская голову. — Господи, Джереми, прости, что оставил тебя… Ты так себя запустил… Проигнорировал запреты… Я… — я кусаю себя за губу. Вот чёрт, я вообще когда-нибудь перестану быть идиотом в ситуациях, связанных с моими самыми близкими людьми? Я устал делать им больно, не быть рядом, когда они в этом нуждаются. — Джер, мне так жаль…

* * *

Моему волнению нет предела, потому что Джереми слишком долго находится в отключке. Несколько часов уже прошло… Переживая о нем, я почти каждые пять минут ощупываю пульс, прижимаюсь к его груди, касаюсь ладонью под его носом… Он точно не мертв, думаю, будь это так, неприятных звуков здесь было бы больше, но его состояние меня всё равно нервирует… Он перешёл черту, нарушая запреты. Я кусаю себя за губу, не зная, что делать. Мы с таким раньше не встречались… Раньше я делал все, чтобы Джереми было лучше. Я заботился о нём, я опекал его, я… Может даже перебарщивал, но на это Джереми никогда не злился. А сейчас я оказался в такой дерьмовой ситуации и совершенно не знаю, что мне делать и помощь получить не от кого. Понятия не имею, сколько времени я сижу около кровати Джереми, но в какой-то момент я вздрагиваю, когда в комнате раздается трезвон телефона. Я поднимаюсь с пола и почти не думаю, когда подхожу к столу, на котором лежит телефон Джереми. Звонит Фрэнк… От неуверенности в том, что мне лучше всего сделать сейчас, я кусаю себя за большой палец руки — это старая привычка из детства, которая в какой-то момент пропала, но случилось это слишком поздно и к тому моменту Норман стал повторять это за мною и это стало скорее его привычкой, чем моею. Я всё-таки принимаю звонок от Фрэнка. Думаю, Фрэнку лучше знать, что с Джереми сейчас совсем плохо, хотя он и будет злится на то, что я сегодня оказался в квартире Джереми. Если так подумать, то это даже хорошо, что я пришёл сегодня сюда, а иначе неизвестно, что ещё могло случиться с Джереми. — Фитцджеральд, ты там живой? — очень громко начинает говорить Фрэнк. Я морщусь из-за того, что слышать голос Фрэнка очень неприятно, слишком уж противный он. — Наполовину живой, — отвечаю я. Мне не нравится, что это звучит как шутка, но, если так подумать, то я говорю правду… Джереми в странном состоянии и мне тяжело его обозначить. — Какого черта ты у него дома?! — недовольно спрашивает Фрэнк после небольшого молчания. — Тебе жить там надоело вообще? Сказал же, чтобы до следующей недели не встречались! — Джереми хотел, чтобы я пришел. — Отдай ему телефон, мне нужно с ним поговорить. — Фрэнк, я не могу это сделать… — Телефон, говорю, отдай Фитцджеральду! Я вздыхаю. — Фрэнк, Джереми стало плохо. Фрэнк молчит. — Что? — все-таки спрашивает он. — Джереми стало плохо, — повторяю я. — Он был пьян… А ему нельзя алкоголь из-за лоботомии. А если уж хочется, то ему нельзя выпивать так много. Он был пьян вчера, был пьян сегодня. Без понятия сколько и как часто он нарушал запреты врачей. Джереми потерял сознание. — Как давно это случилось? — Точно не могу сказать. Время не смотрел всё это время, но, — я сглатываю, — он слишком долго не приходит в себя. Фрэнк, я понимаю, что ты не доверяешь мне и всё такое, но, пожалуйста, сейчас мне нужно быть с Джереми и следить за его состоянием. — Придется согласиться на небольшое перемирие. — Я тоже не в восторге от этого, — я первый заканчиваю звонок, а потом поворачиваюсь к кровати, чтобы взглянуть на Джереми. Никаких признаков того, что он очнулся. Тревожный звоночек.

* * *

На самом деле меня сильно не устраивала возможность провести ночь в квартире Джереми, но вчера он не проявлял никаких заметных признаков того, что он очнулся, поэтому мне пришлось спать на своей старой кровати в комнате. Хотя прошло достаточно лет, кровать оставалась всё такой же мягкой и была намного лучше моей кровати в моем доме, что обеспечило мне более приятную ночь. Сегодня мне даже приснился всего лишь один кошмар, к которому я привык и он больше не вызывал привычный страх, что, конечно, было хорошо — это обеспечило мне более спокойное просыпание утром. Проснувшись, я понял, что Джереми либо не очнулся, либо спит. Почему-то меня больше клонило к первому варианту. На некоторое время я отошёл на кухню, чтобы заварить себе кофе (да, я внезапно почувствовал себя хозяином на квартире, но, думаю, что имею на это право — всё-таки какое-то время я жил на этой квартире вместе с Джереми и даже сейчас он был рад видеть меня здесь, а не гнал отсюда прочь), потому что без кружки кофе начинать своё утро мне приходилось тяжко, хотя не уверен касается ли это ночей, которые прошли почти без кошмаров, всё-таки на моем опыте таких ночей давно не было и я забыл, что такое просыпаться без страха за свою жизнь… Впрочем, кому я вру — даже без кошмаров за свою жизнь я боюсь и очень боюсь проснуться в том состоянии, когда внутри меня находится черт знает насколько большой аниматроник, состоящий из проводов и управляемый моей так когда-то любимой младшей сестрой. Не то чтобы я стал любить Лиз меньше, но, хэй, она хотела меня убить, уже после того, как смерти пришлось увидеть средний палец от Ремнанта внутри меня. Я боюсь проснуться наполовину сгнившим. Боюсь узнать, что Лиз всё ещё жаждет моей смерти. Но больше всего прямо сейчас я боюсь за состояние Джереми и, пожалуй, этот страх перевешивает все остальные, что значит многое… Как минимум то, что Джереми мне не безразличен, он важный и близкий человек для меня, из-за которого я чувствую заслуженное чувство стыда. Возвращаясь обратно в комнату Джереми, я на момент останавливаюсь, потому что, к счастью, с рта Джереми слетает болезненный стон. Я тут же подхожу к его кровати и сажусь на корточки, чтобы быть рядом. — Голова… — стонет Джереми. — Чш-ш-ш, не двигайся, — шепчу я, касаясь ладонью его плеча, когда Джереми пытается перевернуться на бок. Не думаю, что это хорошая идея в данный момент. — Господи, Джереми… Ты меня напугал. Джереми ничего не отвечает и лишь закрывает глаза. Я хмурюсь, когда понимаю, что он всё-таки не просто их закрыл… — О да ладно! — восклицаю я. — Я только обрадовался, что он очнулся! Да уж, обрадовался я очень рано. Джереми всё ещё непонятно в каком состоянии… Успокаивает немного хотя бы то, что он точно жив, и прямо сейчас он очнулся на пару секунд. Вот только с головной болью, которая, возможно, и повлияла на то, что Джереми не очнулся полностью. Ситуация сейчас не самая лестная и я совершенно ничего не знаю о том, что мне делать. Так и буду сидеть у кровати Джереми? Надо же что-то делать, а то чёрт его знает, когда он очнётся или не делаю ли я своим бездействием лишь хуже ему. Я вздыхаю и тянусь к карману моего пальто, чтобы достать телефон. Так и хочется позвонить Скотту, но в последний момент я останавливаю себя. И что я ему скажу? Привет, Скотт, извини, но тут такое дело… Джереми наплевал на часть запретов после лоботомии, потерял сознание и находится в черт знает каком состоянии. Не мог бы ты как-то связаться с тем доктором, что сделал операцию на лобной доли Джереми? Откуда мне вообще знать, есть ли у Скотта возможность связаться с этим доктором сейчас? Когда я встречался с ним в тот день, когда он вручил мне список всех запретов и объяснил, что с Джереми нужно сейчас быть крайне аккуратным, доктор ничего не сказал мне о том, что в случае чего я могу вновь обратиться к нему. Мне приходится убрать телефон. Мне не нравится, что мне приходится так сильно думать над тем, что же мне делать в этой ситуации… А вот если бы я всё это время был рядом с Джереми… Я вздыхаю. Вину от своего несправедливого решения я понял ещё давно… В десятую ночь, проведенную на моей новой квартире в Сан-Диего, когда я напился и это был первый раз, когда я не вел себя как извращенец, а вёл себя как тряпка и размазня. Но вернуться тогда я уже не мог… А сейчас вернулся и понял насколько ужасно то, что я натворил — понял, какие неприятные вещи из этого вытекли. Я раскаиваюсь, но этого мало. Чертовски мало. Но и больше сейчас я сделать не могу… На протяжении всего этого дня состояние Джереми не то, чтобы стало хоть немного лучше. Ещё несколько раз повторялось то, что было утром — Джереми очнулся на пару секунд и единственное, что он сделал так это пожаловался на головную боль и попытался перевернуться на бок, что я не позволил ему сделать. Лучше уж ему лежать на спине. Эту ночь тоже приходится провести в квартире Джереми. Сегодня Фрэнк не звонил… Волнуется ли он вообще о Джереми? Хотя бы немного? Эта ночь прошла всё также спокойно для меня. Кошмар повторился, но, как я уже заметил для себя, ничего не вызвал у меня. Происходящее в этом кошмаре так далеко от меня… Проснувшись, я первым же делом подхожу к кровати Джереми, чтобы проверить как он там вообще. За ночь он не сдвинулся, что немного хорошо и немного плохо. Сценарий этого утра похож на сценарий вчерашнего — я быстро заварил себе кофе и вернулся в комнату. Отличалось то, что в тот момент, когда я зашёл в комнату, Джереми не очнулся. Но я заметил, что его брови на пару секунд нахмурились. С тяжёлым вздохом я усаживаюсь на свою кровать, но через пару секунд резко поднимаюсь и начинаю ходить по комнате. Я не знаю, что делать. Правда не знаю! Я не могу не переживать. Не могу не волноваться… Не могу не бояться за Джереми. И меня чертовски раздражает то, что тут я бессилен. Мне приходится находить в его комнате весь день в надежде, что он хотя бы немного пошевелится и что-то скажет! Остановившись в середине комнаты, я резко хватаю пальцами пряди волос и немного тяну их, игнорируя боль при этом. Скоро у меня самого голова начнёт болеть из-за того, что я ломаю её над настолько сложным для меня вопросом, чёрт возьми! Я перестаю тянуть себя за волосы, когда неожиданно слышу болезненный стон Джереми. Я тут же поворачиваюсь в его сторону. — Нет, нет, Джереми! — я быстро подскакиваю к нему, когда он пытается перевернуться на бок. — Не переворачивайся. Останься на спине. — Майк… — Чш-ш-ш, тихо, ты только очнулся, — шепчу я, всё ещё касаясь ладонью его плеча. — Голова болит? Джереми медленно кивает, а потом с его губ слетает ещё один болезненный стон и он прижимает ко лбу ладонь. — По швам трещит, — с трудом шепчет он. — Господи, Джер, я… Я готов завыть от отчаяния, потому что стоит Джереми убрать со лба ладонь как его глаза закрываются вновь. Ну почему он не может очнуться полностью?! Почему мне приходится получать эти жалкие намеки на надежду? Я полностью сажусь коленями на пол и опускаю лицо на кровать Джереми. Бормочу что-то себе под нос, но и сам не могу понять что. И через пару секунд вздрагиваю, потому что чувствую руку Джереми на своем затылке… В этот момент я словно задерживаю дыхание. Его рука просто лежит на моих волосах, но, чёрт возьми, он поднял руку… Он вновь очнулся? Я не двигаюсь. Надежда ускользает вместе с рукой Джереми, что соскальзывает с моей головы, вновь опускаясь на кровать. Я продолжаю бормотать непонятно что в кровать, а потом кричу, потому что терпеть это просто не возможно. Почему я опять в каком-то дерьме из-за своих гениальных поступков?! Вечером я замечаю, что рука Джереми вновь двигается… Ну, или точнее его ладонь. Пальцами он сжимает простынь под ним, но очень быстро и всё же после этого его пальцы находятся в напряжённом состоянии. Я осторожно подхожу к его кровати и сажусь на колени. — Джереми? — тихо зову я его по имени, надеясь, что он как-то отреагирует. Ответа нет, и его пальцы больше не находятся в напряжённом состоянии. Это самое настоящее издевательство. Судьба даёт мне надежду, а потом тут же забирает, словно конфетку у маленького ребенка. Хотя это только второй день, я начинаю скучать по голосу Джереми и его позитиву. Если бы вместо него был какой-то другой близкий мне человека, то Джереми поддержал бы меня… Как в тот момент, когда его рука легла мне на голову, но лучше, намного лучше. Перед тем как я ложусь спать, я сталкиваюсь с тем, что ещё не происходило до этого. С невнятным бормотанием Джереми. Не могу понять ничего из того, что он говорит, но мой мозг почему-то кричит о том, что он бредит. А посреди ночи у Джереми случается эпилептический припадок. С подобным я уже встречался, но это было давно после… после операции. В какой-то момент у Джереми случалась эпилепсия за эпилепсией и это было страшно, как минимум для меня не готового к такому уж точно. После его ночного припадка я не позволяю себе сомкнуть глаз. Я боюсь за Джереми, правда боюсь… К тому же пока я спал он всё-таки перевернулся на бок. Это усложнило ситуацию с возникшей эпилепсией. Третий день на квартире Джереми я начинаю не с одной кружки кофе, а с двух и даже на всякий случай делаю третью, возвращаясь в комнату с ней. Кружку кофе я оставил на столе, а сам вернулся на свою кровать, поджав ноги. Джереми вновь говорит что-то непонятное мне. Его состояние меня напрягает, но и сделать сейчас я ничего не могу — приходится прислушиваться ко всем этим невнятным звукам. В обед полностью невнятная речь Джереми превращает в отдельно понятные слова. По ним тоже сложно составить представление о сказанном им, но это намного лучше, чем полностью непонятные звуки. Вечером у Джереми случается ещё один приступ эпилепсии. Через час после этого ему звонит Фрэнк. Наконец-то он решил поинтересоваться как там Джереми, думаю я, принимая звонок. — Майкл? — тут же спрашивает Фрэнк. — Да, это я, — отвечаю я. — Ну, как он там? — задаётся вопросом он. Я перевожу взгляд на Джереми. — У него начались приступы эпилепсии. — Они были у него когда-нибудь раньше? — Да, несколько раз после лоботомии. Думаю, причина опять в этом. — Ты постоянно с ним? — Утром ухожу пить кофе, а так — да. — Сообщи, если ему станет лучше. Я за него волнуюсь. Я заканчиваю звонок, ничего не ответив. Сам позвонит, если действительно волнуется.

* * *

Ещё несколько дней состояние Джереми не меняется — случаются моменты, когда он что-то бормочет, иногда произнося внятные слова намного громче чем весь остальной бред, и приступы эпилепсии. По ночам я уже почти не сплю, потому что боюсь, что в какой-то момент не услышу, что у него эпилептический припадок. Сегодня, после обеда, Джереми очнулся на более длительный период. Его тело очень напряжено, но я рад, что он лежит с открытыми глазами. Его грудная клетка тяжело поднимается и опускается. — Майк… — Я здесь, — говорю я, замечая что пальцы Джереми судорожно скользят по простыням. — Что-то не так? Джереми ничего не отвечает. Единственный звук, что я получаю в данный момент, это бурчание в его животе. — Есть хочу, — серьезно заявляет он. Я останавливаю его ладонью, когда он пытается подняться. — Стой, не двигайся… В холодильнике что-то есть? Джереми на момент задумывается, а потом касается ладонью лба и медленно кивает. — Суп должен быть. Я готовил. Невкусный, сука, получился, но жрать можно. — Сойдет тебе сейчас? — Сойдёт. Я думаю, что ему, — он бьёт себе свободной ладонью по плоскому животу, — плевать, что во мне сейчас оказывается. Хоть невкусный суп, хоть бутылка алкоголя. Выходя из комнаты, чтобы налить Джереми этого самого невкусного супа, я хмурюсь. Джереми всё равно на то, что попадает в его организм… Он сказал это прямо сейчас — намекал своими словами без единого намека. Ситуация действительно плоха. Едва ли я представляю, как Джереми относится к себе и насколько это несправедливо и неправильно. Через некоторое время я возвращаюсь в комнату, держа в руках тарелку супа. — Сесть-то мне хоть можно или лёжа есть буду? — как-то грубо спрашивает Джереми. — Можешь сесть, — спокойно говорю я. Джереми с трудом, но всё же садится на кровать. Я тоже сажусь на кровать. — Только не говори, что будешь кормить меня с ложки, — отмечает Джереми, когда я не отдаю ему тарелку, а хватаюсь за ложку, немного размешивая суп. — Майк, бросай эту херню. Я же не старик какой-то. Я неуверенно отдаю Джереми тарелку супа. Просто я допускаю мысли о том, что моторика его рук может быть нарушена как в прежние времена после лоботомии. И оказываюсь прав. — Блять! — ругается Джереми, когда его рука начинает дрожать, стоит ему только ухватиться за ложку. Из-за этого ложка падает обратно в тарелку и какая-то часть супа оказывается на Джереми. — Могу забрать? — говорю я и киваю в сторону тарелки. Дрожащей рукой Джереми возвращает её мне. — Придется побыть стариком и поесть с ложки, — пытаюсь пошутить я. Джереми мою шутку не разделяет. Он такой же угрюмый как тогда, когда я воспользовался его пробелами в памяти, чтобы начать работать в пиццерии Мэтью Грида. Некоторое время Джереми заметно противится кормлению с ложки, но, случается момент капитуляции, когда его живот вновь бурчит. Ему приходится принять своё положение и позволить мне кормить его скорее как дитя малое, чем как старика. — Джер, — недовольно вздыхаю я, когда он полностью противится последней ложке супа. — Давай, последняя ложка… — Этот суп у меня сейчас из рта полезет, — недовольно отвечает Джереми. — Джер, пожалуйста… — Заебал, — всё также недовольно шепчет Джереми и всё-таки открывает рот. Я игнорирую его слова. — И не смей называть меня Джером. — Что? Почему? — не понимаю я. — Потому что я ненавижу, когда ты называешь меня Джером. Ты никогда так не делал, а потом стал тут таким типа дружелюбным после лоботомии. — Джер… — Сказал же, не называй меня так! Я поднимаюсь с кровати и быстро ухожу на кухню, чтобы закинуть грязную тарелку в раковину, где находилась и другая грязная посуда, оставленная Джереми. Странно, я хорошо помню, что до момента нашей последней встречи на кухне не было такого бардака. Неужели наша последняя встреча была неприятна для Джереми? Когда я возвращаюсь в комнату, Джереми всё ещё сидит на кровати. — Мне кажется, я сейчас блевану, — серьезно говорю он. — Помочь подняться? — предлагаю я. — И опекать меня тоже не смей. Сам могу, — всё в такой же манере отвечает Джереми. Грубо так думать только из-за того, что мне такое отношение к себе не нравится, но мне нравились больше моменты, когда Джереми был без сознания или бредил. Сейчас же он харкается желчью и не стесняется это делать. Джереми поднимается с кровати и делает это достаточно хорошо, но со всем остальным у него жуткие проблемы. Он шатает из стороны в сторону. — Давай я тебе помогу. — Не нужна мне, блять, твоя помощь, — недовольно говорит Джереми. — Джереми, почему ты так противишься моей помощи? — Потому что я и без тебя могу всё делать! Нашелся он тут, помощник хренов… Себе помоги не быть таким уебищем, Майк. Я на момент опускаю взгляд. Джереми просто тяжело в данный момент, он не имел это в виду… — Всё, достало, — в какой-то момент говорю я, потому что мне надоело смотреть на попытки Джереми двигаться спокойно по комнате. Я хватаю его за ладонь и, приложив усилия настолько, что приходится сжимать зубы от боли, чуть ли не в буквальном смысле вытаскиваю Джереми из комнаты. Мы заходим в туалет. Джереми сам опускается на колени перед унитазом. Вот только проходит время, а ничего не происходит. Кажется, ложная тревога организма Джереми. Однако, когда я подхожу к нему, чтобы сказать об этом, Джереми резко засовывает себе в рот два пальца. Приходится схватить его за волосы, чтобы придерживать во время специально вызванной рвоты. — Зачем ты это сделал? — дрожащим голосом спрашиваю я, когда Джереми перестаёт блевать. — Потому что тошнило. — Ты же знаешь, что… — Я просто немного себе помог! — не даёт мне договорить Джереми. — Но я должен был блевануть в любом случае. Я тяжело вздыхаю. С Джереми сейчас просто невозможно сложно…

* * *

Вчера был одновременно хороший и ужасный день. Хороший, потому что Джереми очнулся, а ужасный из-за того, как он себя вел. Если я ещё мог спокойно реагировать на его нежелание получать помощь, то его нежелание ложиться спать начало меня раздражать. Мне пришлось долго упрашивать его сделать это. Удивлен, как мы оба не перешли на крики и по-настоящему не поругались. Несколько раз посреди ночи я просыпался, чтобы проверить все ли хорошо с Джереми. К счастью, он спал и припадков эпилепсии у него не было, но это не мешало мне время от времени просыпаться, чтобы точно в этом убедиться. Проснулся я намного раньше, чем Джереми, поэтому воспользовался этой возможностью, чтобы сделать себе кофе. В этот раз его пришлось делать более крепким, чтобы точно проснуться и быть готовым к проверке моих нервов от Джереми и его изменившегося отношения ко мне. Сейчас в нём чувствовалась та же враждебность, что и тогда, в тот день, когда Джереми потерял сознание. Попивая кофе мелкими глотками, я вздыхаю. Никогда мне не было так тяжело с Джереми как сейчас. Я качаю головою и опустошаю кружку до конца, в конце сморщив лицо из-за горечи кофе. После этого я возвращаюсь в комнату. Джереми проснулся и сидит на кровати, прижавшись спиной к стене. Наши взгляды встречаются. Он смотрит на меня как-то враждебно. До этого я хотел, чтобы Джереми ненавидел меня, но, встретившись с его агрессией вживую, я понимаю, насколько мне тяжело из-за такого отношения ко мне со стороны Джереми. Я сажусь на свою кровать и продолжаю смотреть на Джереми. Он тоже не отводит от меня взгляд. — Мне кажется, что сегодня ночью я обоссал штаны во сне, — ничего не стесняясь, говорит мне Джереми. — Сможешь дойти до ванной комнаты? — интересуюсь у него я. — Так-то могу, но ты же у нас сейчас помощник, так что давай… Проводи меня до ванной. Я сдерживаю недовольства из-за очередной желчи из рта Джереми и поднимаюсь с кровати. Джереми лениво вытягивает свою правую руку и я хватаюсь за неё, чтобы поднять Джереми с кровати. Это довольно трудно, потому что он вообще не помогает, просто сидит и ждёт, что делать буду я. Он издевается надо мною, действительно издевается. — Джереми… — недовольно начинаю я. Джереми грубо дёргает рукой, заставляя меня отпустить его ладонь, и всё-таки поднимается с кровати сам. Я лишь помогаю ему не упасть в самом конце. Я провожаю Джереми до ванной и не возражаю, когда он дёргает рукой, чтобы я перестал держать его за нее. Кажется, я смотрю на Джереми как-то не так, потому что это вызывает у него очередной поток желчи из его рта: — Чего так смотришь на меня? Настолько двинулся со своим желанием помогать мне, что хочешь мне там всё помыть от мочи? Я морщу нос и отворачиваюсь, не желая говорить с Джереми. За моей спиной хлопает дверь ванной. Как же я хочу, чтобы наши отношения вернулись к прежним. Ненависть Джереми мне не нравится… Мечты не всегда сходятся с реальностью и возможно это даже хорошо. Теперь я мечтаю, чтобы Джереми перестал ненавидеть меня и начал вновь спокойно относиться ко мне. Надеюсь, эта мечта исполнится. Через время я слышу, что Джереми собирается выйти из ванной и почему-то во мне загорается отчётливое нежелание позволить ему сделать это. Я хватаюсь за ручку двери и держу её, когда Джереми хватает ручку с другой стороны. — Майк! Я игнорирую его и сильнее сжимаю дверную ручку в руках. Подержу дверь совсем немного, потом отпущу… Не думаю, что что-то случится за это время. Наверно, это моя ошибка думать так. — Майк, дай выйти! — Нет! Так-то я понимаю, что этим лучше ситуацию не делаю. Я злю Джереми сильнее и ничего не мешает ему двинуть мне, когда он выйдет из ванной. А мне не стоит забывать, что Джереми довольно сильный, поэтому и удар у него получится сильнее, чем недавний удар Фрэнка. Джереми переломает мне часть костей, даже не поняв, что он это сделал. Я сглатываю, и мысль о том, что Джереми лучше не злить сильнее, всё-таки заставляет меня отпустить ручку двери. Если он ударит меня, то сделает это за дело. Дверь ванной открывается не сразу. — Что за хуйню ты творишь? — грубо спрашивает у меня Джереми, выходя из ванной. Моё терпение лопается. — А что за хуйню ты творишь?! — тот же вопрос спрашиваю у него я. — Я тут прыгаю туда-сюда как сумасшедший, а ты относишься ко мне как к дерьму! — А я не заставлял тебя мне помогать. Это ты решил натянуть себе нимб на башку поверх твоих рогов и делать из себя тут такого внимательного помощника! — Да что не так в том, что я помогаю тебе? Джереми, ты в обморок упал несколько дней назад, был без сознания некоторое время! Я волнуюсь, черт возьми! — я недовольно вскидываю руки. — Что не так с моей помощью? — То, что она мне не нужна! Да, я упал в обморок и всё такое, но теперь-то всё хорошо. Можешь прекратить этот цирк на колесах. — Но никто из нас не может быть уверенным, что всё точно в порядке и тебе не станет вновь плохо. — Всё в порядке, Майк! Что-то плохое случилось вчера? — Тебя вчера вырвало… — говорю я, хотя у меня есть догадка, что плохо в этом плане Джереми не было — именно поэтому он и засунул пальцы в рот, вызывая рвоту — просто чтобы выставить меня дураком, которым он меня сейчас считает из-за моей заботы по отношению к нему. — Да не было мне вчера плохо! Суп, конечно, дерьмовый вышел, но я его и до этого ел — не рвало. Ты видел, что я засунул пальцы в рот, чтобы вызвать рвоту. — Видел, — все-таки киваю я. — И зачем ты это сделал? — Хотел посмотреть, попрешься ли ты за мною. Ты сделал то, что я и ожидал. Понял бы ты ещё, что мне помощь твоя совершенно не нужна! Не надо меня сейчас опекать. — Джереми, я не уйду, пока не буду уверен, что ты в порядке! — Но я в порядке! — Сейчас — да, но я не оставлю тебя одного, пока не буду уверен, что подобного состояния не повторится. — Словно я без тебя не справлюсь, — бурчит себе под нос Джереми. — Я легко справляюсь и без твоей помощи, потому что, когда ты был мне нужен, тебя рядом не было. Ты помогаешь не тогда, когда надо. — Когда я был тебе нужен? Что ты имеешь в виду? — удивлённо интересуюсь у него я. Не могу понять, о чём именно он говорит мне. — То и имею в виду! Ты был мне нужен тогда, когда ты наврал душам детей о своей помощи им и свалил от меня! Мне было хуево, Майк, очень хуёво. Я страдал, пока ты жил свою лучшую жизнь в Сан-Диего, трахаясь там с девчонками и делая ещё хер пойми что. — Откуда тебе знать, что я хорошо жил там? — Потому что слышал это. — Ты слышал единичный случай. Ты не знаешь, какова была моя жизнь в Сан-Диего. — И знать не хочу. — Да я и не собирался рассказывать, знаешь, — я пожимаю плечами. — Джереми, мне жаль, что тогда меня не было рядом. — Мне не нужна твоя жалость, Майк, можешь засунуть её себе в зад. Не понимаю только почему тебе не сиделось в Сан-Диего до конца. — Ты знаешь, что мне пришлось вернуться в Харрикейн из-за Элизабет. — Допустим, — Джереми с явным нежеланием кивает моим словам. — Но в мою-то жизнь ты нахера вернулся? Решил, что сделал мне недостаточно больно? Да мне твой побег после твоего возвращения а Харрикейн как пуля колени прострелил. — Я не собирался возвращаться в твою жизнь после этого, — говорю я чистую правду, о которой я всё же жалею. — Ты сам стал причиной моего появления в твоей жизни в очередной раз. Ты. Это ты пригласил меня к себе, это ты начал игру в незнакомцев. Да, я на это мог не соглашаться, но начал всё это ты, а не я. — Это действительно была моя ошибка, — отводя взгляд, говорит Джереми. — Но ты мог не соглашаться! Я серьезно. Если уж не хотел возвращаться в мою жизнь, то зачем согласился и ни разу не попытался показать своё отношение к моему предложению? — Но мне не была приятна наша встреча в самом начале! — напоминаю я. Он, что, не помнит как я смотрел на него в магазине или как вёл себя, наконец появившись на квартире спустя столько времени? — Фрэнк был прав, — бормочет себе под нос Джереми, закрывая ладонью лицо, — нужно было тебя с самого начала гнать к чёрту. — Так сделай это сейчас! — не выдерживаю я. — Давай, пошли меня к чёрту, раз уж так хочется! Из моего рта вылетает смелый смешок, потому что я понимаю, что Джереми этого не скажет — я же знаю его точку зрения в этом вопросе. Может, мои слова его сейчас хотя бы немного успокоят, когда он поймет, что не может это сделать. — Катись к чёрту. — Что? — переспрашиваю я, неуверенный в том, что Джереми сказал именно это. — Я сказал: катись к чёрту, Майкл Афтон! — более грубо и агрессивно повторяет Джереми. — Пошел отсюда вон и не смей больше здесь появляться! Здесь тебе не проходной двор. Я открываю и тут же закрываю рот. — Майкл, я не собираюсь повторять ещё несколько раз… — Хорошо! Ладно! Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу из квартиры. Слишком злюсь на Джереми, но понимаю, что ничего не могу ему сделать. — Майк! Я игнорирую, что Джереми зовёт меня по имени, когда я открываю и закрываю дверь в его квартиру. Прижавшись к двери, я опускаюсь на пол, прижимаю к себе ноги и утыкаюсь лицом в колени. Подумать только, когда-то я допускал мысль о ненависти Джереми по отношению ко мне… Врал ли Джереми всё это время, что не ненавидит меня? Не знаю… Прямо сейчас я ни в чем не могу быть уверенным. Мои чувства сейчас очень противоречивы. Хочется и бросить всё это, уйдя к себе домой, и остаться здесь, чтобы быть уверенным, что с Джереми ничего плохого не произойдет. Он же сейчас так злится, кто знает, что он может сделать в таком состоянии, особенно с учётом того, что его всё ещё как-то шатает… Я дергаюсь, когда передо мною открывается дверь. Из квартиры напротив выходит слишком знакомая мне старушка — она постоянно стучалась в дверь нашей квартиры, когда Джереми только-только начинало крыть после лоботомии и его крики были частыми явлениями. Я совсем забываю, что не захватил с собою часть своих вещей, а от того неприятный вид моего лица легко рассмотреть. Старушка бормочет что-то себе под нос, увидев меня, и почти пулей залетает обратно в квартиру, что для женщины ее возраста выглядит уже каким-то чудом. Я вновь утыкаюсь лицом в колени. Хочется заныть, но я уже не маленький ребенок, чтобы так делать. У двери квартиры я сижу, пожалуй, слишком долго, но это единственное что кажется мне более логичным в моем состоянии. Ладно, если бы я знал как успокоить Джереми, но я даже не знаю как успокоить самого себя, чтобы продолжать этот неприятный разговор между нами. — Эй, — я поднимаю голову, когда слышу рядом с собою женский голос. Недалеко от меня стоит приятная на вид девушка. К моему удивлению, она никак не реагирует на отвратительный вид моего лица. — Чего сидишь тут? — Неважно, — бурчу себе под нос я и отвожу взгляд. Что мне ей сказать? Начать слёзно рассказывать о произошедшем? Ну да, нужно же вызвать хотя бы немного сочувствия к себе. Делать я это, конечно, не буду. Во всём случившемся я сейчас сам виноват, так что нет смысла пытаться убедить кого-то в том, что это не так. Девушка поднимает одну бровь, пару секунд вопросительно поглядывая на меня, а потом переводит взгляд на дверь сзади меня. — Ты друг Джереми? Сначала я хочу ответить ей что «да», но я так не уверен, что это так, что как-то само получается, что я крайне неуверенно киваю. — Тогда не удивлена, что ты тут сидишь такой несчастный. Джереми — чокнутый на голову, — она скрещивает руки на груди. — Я до сих пор жду, когда же его отсюда выкинут. Порой боишься выйти, не дай бог этот псих выйдет. А я ведь слышала от соседок, что он раньше еще хуже был — такие крики из квартиры слышны были, что иногда хотелось полиции позвонить. — Пошла к чёрту. — Что, прости? — К чёрту пошла, говорю! — громче повторяю я, поднимаясь. Не могу спокойно слышать как о Джереми так говорят из-за меня! Джереми было плохо из-за меня! — Псих, — недовольно фыркает она и всё-таки уходит. Я перестаю вести себя как полный идиот и перехожу к состоянию меньшего, но всё ещё идиота. С этой мыслью я возвращаюсь в квартиру, где слишком тихо, что нервирует меня… Где сейчас Джереми, черт возьми? Я заглядываю на кухню и в гостиную, но там нет совершенно никаких признаков присутствия Джереми — даже не скажешь, что он вообще был в одной из этих комнат. Наверно, стоило догадаться, что Джереми в комнате — лежит на кровати и… его глаза закрыты. Я неуверенно подхожу к его кровати, допуская мысль о том, что он просто спит или лежит с закрытыми глазами. — Джереми? — осторожно спрашиваю я. Он никак не реагирует и тогда я сажусь коленями на пол. Моя ладонь зачем-то касается волос Джереми, чтобы убрать часть их с его лба. Пальцы скользят к коже лба Джереми… Моя рука начинает слабо дрожать, когда я чувствую, что его лоб горячий — не похоже, что у него высокая температура, но и нормальной ее назвать нельзя. Мои брови хмурятся, но совсем скоро на меня нахлынывает печаль. Я закрываю глаза и стискиваю зубы. — Прости меня, Джереми, — уже в какой раз шепчу я, но, кажется, я никогда не прекращу просить у него прощения за то, что я сделал. Сегодня я вёл себя как идиот… Так привычно для меня. Совершенно ничего не меняется.

* * *

Мы, а точнее Джереми, откатываемся чуть ли не в самое начало. Джереми возвращается к тому состоянию, в котором он находился в сознании несколько минут, что-то бормоча себе под нос. В одну из ночей ему, кажется, приснился сон с участием Филиппа. Не знаю почему, но мне не понравилось слышать, как Джереми шепчет его имя. Думаю о том, какой Филипп ужасный, но при этом лучше не являюсь — странная у меня логика, конечно. — Майк? Сегодня первый день, когда я просыпаюсь из-за того, что Джереми зовёт меня, а не потому что я сам решил проснуться. Сначала я думаю, что Джереми не позвал меня по имени, а ему просто снился сон, где участвую я, но, когда Джереми зовёт меня по имени ещё раз, а потом издает болезненный звук, я понимаю, что это всё-таки не часть его сна и он действительно зовёт меня. Я поднимаюсь с кровати и подхожу к кровати Джереми. Это также первый день, когда он не пытается перевернуться на бок… Прогресс ли это? Вероятнее всего, но говорить сейчас наверняка я все-таки не могу — нужно больше понаблюдать за состоянием Джереми. — Ты как? — шепотом спрашиваю я, ладонью касаясь простыни. — Только давай честно… Ответ Джереми совершенно не отличается от ответов до этого: — Башка по швам трещит, — шепотом отвечает Джереми. — Я по ощущениям словно затылком недавно ударился… Я перевожу взгляд на другую часть простыни и только сейчас замечаю красные пятна рядом с подушкой Джереми. Кажется, он всё-таки ударился затылком, когда я вышел из квартиры — судя по всему, это и стало причиной того, почему потом я обнаружил Джереми без сознания. Повезло даже мне, что он до кровати дошёл, а не потерял сознание где-то в коридоре — я же его тогда бы не смог затащить в комнату. — Пить хочу… — Воды? — интересуюсь у него я. — Алкоголя бы, — тише чем до этого говорит Джереми. Я хмурю брови. — Так смешно выглядишь, когда брови опускаешь… — Джереми издаёт слабый смешок. Я дергаюсь, когда он протягивает к моему лицу руку. — Да, давай воды… — все-таки соглашается он и опускает руку, когда видит, как я реагирую на его попытку прикоснуться пальцами к моему лицу. — Сейчас будет, — со смешком говорю я и поднимаюсь с пола. Через пару секунд я возвращаюсь в комнату со стаканом в руке. Джереми крайне неуверенно чуть приподнимается на дрожащих руках, чтобы присесть. Я сажусь на край кровати и протягиваю ему стакан с водой. Джереми забирает его, но его руки так сильно дрожат, что большая часть воды выливается из стакана. — Ч-черт… — ругается он. — Гребанная рука… — Тебе помочь? — неуверенно спрашиваю я. Джереми кивает и протягивает мне стакан обратно, ещё чуть-чуть разлив воду на кровать. Он не противится моему желанию помочь и открывает рот, когда я готов прижать стакан к его губам. Джереми делает первый глоток воды. Мои пальцы немного дрожат из-за страха перед тем, не вернётся ли Джереми к своему агрессивному поведению, но я стараюсь контролировать свою руку, чтобы не облить Джереми ещё сильнее. Через пару секунд Джереми опустошает стакан. Когда я поднимаюсь с кровати, он трёт ладонью рот. — Спасибо, Майк. Я слабо улыбаюсь. Когда я возвращаюсь обратно в комнату с кружкой кофе для себя, Джереми вновь лежит на кровати. Мне нравится, что он ведёт себя так спокойно. Зачем-то я сажусь на край его кровати. — Голова сильно болит? — интересуюсь я, делая медленные глотки кофе. — Сильно, — все также шепотом говорит Джереми. — И какого черта она так разболелась… Майк, я посплю? Как-то я не уверен в том, стоит ли разрешать Джереми это делать, но и отказ сейчас кажется каким-то странным, поэтому я все-таки даю согласие. Наверно все-таки зря… После этого Джереми вновь находится в состоянии схожим с бредом. Смысл его слов все ещё остаётся непонятным.

* * *

Джереми становится довольно разговорчивым, а моменты, когда он находится в сознании, продолжаются всё больше и больше. Хотя порой мне кажется, что он разговаривает со мною слишком спокойно и легко… Иногда Джереми начинает нести бред… Как например сейчас. Однако, чтобы сейчас Джереми не говорил мне, я ловлю себе на том, что уголки моих губ поднимаются в улыбке. Я сижу на полу, подложив руку под голову, и внимательно слушаю очередной рассказ Джереми, что одновременно кажется реальным и нет. — Эм… Майк? Я словно выхожу из транса, что возник под воздействием рассказов Джереми, и вопросительно смотрю на него. Он касается кончиками пальцев уголков своих губ. — А? — У тебя тут кровь течёт, — говорит он и проводит пальцами вниз по коже своего лица. — А? — всё ещё не понимаю его я и выгляжу как полный кретин. — Кровь, — просто сообщает мне Джереми. Я убираю руку из-под головы и вместо этого ладонью касаюсь подбородка. Мои брови удивлённо поднимаются, когда на кожу моей ладони начинают капать небольшие капельки крови. Осознание приходит на сразу… Чёрт, совсем забылся — мне нельзя долго улыбаться так сильно, иначе начинает течь кровь, потому что в этих местах еще не полностью всё зажило. Мне приходится подняться с кровати, для того чтобы уйти в ванную и вымыть лицо, тем самым убрав любые намеки на кровотечение моих уголков губ. Я замечаю, что Джереми встревоженно смотрит мне вслед. На душе вновь начинают кошки скребтись. В ванной я сразу подскакиваю к крану и, слишком сильно включив воду, набираю в ладони воды, чтобы вытереть рот и нижнюю часть лица от крови. Немного думая, я набираю ещё немного воды в ладони и мою лицо полностью, пытаясь таким образом придать себе более бодрый вид. Вымыв лицо, я почему-то тяжело вздыхаю, словно только что вылез из речки. Мои волосы тоже немного намокли во время мытья лица. Я провожу наполовину мокрыми руками по волосам, убирая часть из них за уши, как я сделал бы раньше. Я поднимаю голову и краем глаза смотрю на своё отражение в зеркале. Через пару секунд по старой привычке я раскрываю пальцем свой рот и рассматриваю его. Два зуба перестали быть гнилыми, а я даже не заметил, когда это успело случиться и как. Ох уж этот Ремнант. Я возвращаюсь в комнату. — Всё хорошо? — спрашивает у меня Джереми, делая попытку приподняться. Через пару секунд он плюхается обратно на кровать, в этот раз животом и утыкается носом в подушку. — Всё хорошо, — киваю я. Я возвращаюсь к своему месту на крае кровати. Джереми что-то бормочет в подушку. — А у тебя всё хорошо? Джереми отлипает от подушки и тяжело вздыхает. — У меня всё ещё голова по швам трещит, если ты об этом… Ужасно себя чувствую. — Скоро эта боль прекратится, — зачем-то говорю я. Джереми переворачивается на бок и смотрит на меня. — Обещаешь? — совсем как ребенок спрашивает он. — Обещаю. Я ничего не могу обещать Джереми, но предпочитаю дать ему немного надежды в этот момент. Она ему сейчас очень нужна. Джереми быстро улыбается мне, а потом возвращается к прежнему положению на животе. Я вздыхаю. «Мне очень хочется надеяться, что эта боль скоро прекратится», — думаю я, поднимаясь с кровати.

* * *

— Иногда я хочу раскрошить себе череп. Я удивлённо поднимаю голову, когда Джереми говорит это, так громко и так серьёзно. Не бредит ли он сейчас? Это звучит очень странно. — Что? — неуверенно спрашиваю я. — Иногда я хочу раскрошить себе череп, — повторяет Джереми, серьезно смотря на меня. — Раскрошить череп и вытащить свои мозги. — Зачем? — Меня раздражает мой дефект, — оставаясь серьезным, говорит Джереми. Что он считает своим дефектом? — Бесит, что из-за этого людям приходится переживать обо мне, потому что я больной на голову и это — так или иначе правда. — Джереми, ты не больной на голову. — Моя лобная доля очень хочет с тобою поспорить, но говорить она не умеет, поэтому это скажу я. Я больной на голову, Майк. — Джереми… — Можешь таковым меня не считать, хорошо, но… — Джереми закрывает глаза и прижимается лицом к подушке. — Отрицать же то, что тебе приходится крутится вокруг меня, чтобы мне не стало плохо, ты не будешь. Тебе приходится это делать, приходится меня опекать… Я взрослый человек, но из-за всего этого чувствую себя ребёнком. Я… Я хочу раскрошить себе череп и вынуть оттуда мозг, чтобы тебе или Фрэнку не пришлось из-за меня постоянно переживать. — Джереми, нет ничего плохого в том, что мы переживаем о тебе… Для нас ты не дефектный, для нас ты в первую очередь наш друг и мы хотим, чтобы у тебя всё было хорошо. Это нормально. Не знаю как Фрэнку, но мне не тяжело помогать тебе… Джереми поднимает голову и недоверчиво смотрит на меня. — Хорошо, иногда случаются проблемы со всем этим, — признаю я, в конце стискивая зубы. — Но, Джереми, если бы со мною что-то случилось, ты бы был рядом? — Конечно, ты ведь мой друг, — шепотом отвечает Джереми. Он вновь утыкается лицом в подушку и я слышу как он тяжело вздыхает. — Ты ведь мой друг, Джереми. Друзья помогают друг другу. Не нужно чувствовать стыд за это. Сам бы ты не справился… — Это мне и не нравится, — признается Джереми. — Не нравится, что я не могу справиться со всем этим. Вам бы проще было, не пришлось бы волноваться, могли бы наслаждаться своей жизнью, а не крутится вокруг меня, теряя столько времени. Я поднимаюсь со своей кровати и подхожу к кровати Джереми. Опускаясь на колени, я касаюсь ладонью его руки. — Джер, забота о тебе — это то, что я должен делать… Мне до сих пор жаль, что из-за меня тебе пришлось всё это пережить, — я опускаю взгляд. Чувство стыда возвращается, хотя это так неправильно сказано — у человека вроде меня чувство стыда — это единственное чувство по отношению к другим людям, потому что я только и делал, что отдавал ответственность в руки других, и убегал при малейшей проблеме. — Помогая тебе, даже если я целыми днями буду только и делать, что крутится вокруг тебя, я начинаю верить, что у меня есть шанс получить прощения за всё это. — И всё-таки мне это не нравится. В тот день на работу я вышел по своему желанию. Никто меня не заставлял идти… — Джереми медленно убирает руку от моей ладони. — Оставь меня одного. — Джер… — Пожалуйста… Я просто хочу побыть наедине со своими мыслями, Майк. Джереми говорит это так грустно и жалобно, что мне приходится всё-таки подняться и выйти из комнаты. Я прижимаюсь спиной к ближайшей стене. На самом деле я понимаю Джереми… Понимаю, насколько бывает тяжело принять помощь другого человека, когда всё внутри тебя кричит о том, что ты должен справиться сам.

* * *

— Майк, мы можем поспать вместе в одной кровати? — вечером этого же дня спрашивает у меня Джереми. Я моргаю, не сразу понимая, о чем именно он меня просит. Кажется, я слишком удивлённо смотрю на Джереми потому что из его рта вылетает тихий смешок. — Просто немного скучаю по этому… — Хорошо, — неуверенно соглашаюсь я. Я встаю со своей кровати и подхожу к кровати Джереми. — Подвинешься или мне можно перелезть через тебя? — Я подвинусь, — говорит Джереми и делает то, что он сказал. — Не хотелось бы, чтобы ты через меня лез или вовсе переступал — вдруг не вырасту, — шутит он. — Куда тебе ещё расти? — спрашиваю я, залезая на кровать. Я ложусь на бок и пытаюсь найти лучшее расположение головы на подушке, поскольку нам приходится делить одну подушку на двоих. — Ты и так довольно высокий. — В самом деле? — интересуется у меня Джереми. Я слабо дергаюсь, когда он ложится поближе ко мне, чуть не ли не прижимаясь. Знаю, что для Джереми это привычное действие, когда мы находимся вместе в одной кровати, но я так много скрывался от других людей, что не могу заставить своё тело не реагировать так, когда ко мне слишком близко кто-то приближается, даже если такой близкий для меня человек, как Джереми. — Ты почти самый высокий мужчина в моей жизни, — говорю я. — Выше был только мой отец… Так что, да, ты довольно высокий. — Никогда не обращал на это внимание, — признается Джереми. Я вновь дергаюсь, когда он прижимается ко мне, уже готовый обнять со спины как он всегда делал до этого. — Майк, всё в порядке? Тебе некомфортно? — Я… не совсем, — я мотаю головою. — Просто непривычно… — Может, мне не стоит тебя обнимать сегодня? — Нет-нет, — не соглашаюсь я, а потом громко вздыхаю. — Дай мне пару секунд успокоиться… — шепотом прошу я и закрываю глаза. Джереми ничего не отвечает и мне приходится только догадываться, что он думает обо всем этом. Так странно, но я дергаюсь даже тогда, когда Джереми отстраняется от меня. Вот только я ловлю себя на мысли о том, что причина у этого действия была совсем другая. — Джереми… — Майк, если тебе некомфортно, то я обойдусь и без объятий этой ночью. — Всё в порядке, — я качаю головою. — Мне просто нужно немного привыкнуть… Прижмись ко мне вновь. Джереми делает это не сразу. Я пытаюсь заставить свое тело никак не реагировать на это, но у меня ничего не получается — мои плечи дёргаются, когда я едва ли чувствую дыхание Джереми рядом с моей шеей. Когда он вновь решает отстраниться от меня, я громко останавливаю его. Мы лежим в полной тишине и я чувствую как сильно поднимается и опускается моя грудь. Через некоторое время Джереми двигает рукой, чтобы слабо обнять меня со спины. В этот момент я задерживаю дыхание и закрываю глаза, потому что чувствую наступающее чувство тревоги. «Это Джереми… Джереми, понимаешь?» — пытаюсь убедить самого себя в мыслях я. — «Джереми не сделает тебе больно. Не сделает… Всё в порядке». — Майк… Я касаюсь пальцами ладони Джереми. Мои пальцы дрожат, когда я делаю это, но я игнорирую (или хотя бы пытаюсь это сделать) дрожь моего тела. Уверен, что Джереми удивлён моими действиями, но я делаю всё, что может помочь мне успокоиться и дать понятие моему телу, что всё в порядке и Джереми не угроза для меня, даже сейчас. Я сильнее сжимаю своими пальцами пальцы Джереми и надеюсь, что прямо сейчас мое тело не слишком сильно дрожит. Я тяжело вздыхаю и прижимаюсь спиной к груди Джереми. Затылком чувствую как его лицо слабо прижимается к моим волосам. С ещё одним тяжёлым вздохом я открываю глаза и опускаю взгляд. Мои пальцы дрожат, но совсем слегка. — Майк, ты уверен? — беспокоясь, спрашивает Джереми. — Я уверен, — твердым голосом говорю я. Моё тело наконец-то начинает расслабляться. Наконец возвращается то приятное чувство, что возникало у меня каждый раз, когда мы так засыпали. Через пару секунд я расслабляюсь полностью. Объятья Джереми становятся более сильным, но их можно терпеть — не думаю, что это не понравится моим костям. Чувствую голову Джереми на моем плече, а его пальцы переплетаются с моими — наши ладони прижимаются друг к другу — не помню, чтобы мы делали что-то подобное раньше, но лежать так интересно и приятно. Между нами наконец-то умиротворённая атмосфера, которая помогает забыть обо всех неприятных деталях нескольких лет нашего существования в жизнях друг друга. — Я скучал по этому, — шепчет мне на ухо Джереми. — Я тоже, — таким же шепотом отвечаю я. Эта ночь — моя самая лучшая ночь за последнее время. Никаких кошмаров. Только тепло тела Джереми, даже если я все ещё в одежде, близость и умиротворение. Я начал мечтать о возвращении ко всему этому после первых трёх проведенных в Сан-Диего дней.

* * *

Утро следующего дня начинается с трезвона телефона Джереми. Я тут же раскрываю глаза, переживая не разбудил ли этот звук Джереми. Из моего рта вылетает смешок. За ночь Джереми успел сменить своё положение и теперь он лежит на спине, а его ближайшая рука лежит на моей груди. Осторожно касаясь пальцами его руки, я пытаюсь убрать её от себя и прижать к телу Джереми, что, к счастью, у меня получается. Я поднимаюсь с кровати и подхожу к столу, чтобы поднять телефон Джереми. Фрэнк. Кто бы мог подумать, а? Я принимаю звонок. — Джереми? — для проверки интересуется Фрэнк. — Конечно, — издав громкий смешок, говорю я. Я чувствую как уголки моих губ на пару секунд поднимаются, однако я уверен что на моем лице появляется удивление, когда Фрэнк ничего не говорит и просто заканчивает звонок. Я удивлённо смотрю на разблокированный экран телефон Джереми. Я выключаю телефон, чтобы не нарушать личные границы Джереми, но реакция Фрэнка мне совершенно непонятна. Что мне ожидать теперь? Кажется, я начал слишком рано насмехаться. О том, что мой смешок был лишним в этой ситуации, я особенно понимаю тогда, когда через несколько минут после своего просто невероятно длинного разговора по телефону Фрэнк впервые за несколько недель появляется в квартире Джереми. А о том, что дверь в квартиру была не заперта уже какое-то время из-за того неприятного опыта с агрессивной стороной Джереми, я вспоминаю только в этот самый момент. Была бы дверь закрыта, не пришлось бы видеть морду Фрэнка, видеть которого мне всё ещё не очень приятно. — Вот скажи мне честно, Майкл, ты совсем сдурел?! — недовольно спрашивает Фрэнк, вскидывая руки. — Если продолжишь задавать вопросы с непонятно каким смыслом, то начну отвечать, что, да, я сдурел, поэтому не понимаю к чему ты клонишь. Говори яснее, что тебе не нравится. Я не Джереми, чтобы спокойно отвечать на настолько бредовые вопросы. Фрэнк недовольно качает головою. — Я тебе что сказал, Майкл? Сообщи мне, если Джереми станет лучше. Какого черта ты всё это время не звонил? — Потому что Джереми за все это время не стало лучше, — вру я. Не знаю зачем я это делаю. Конечно, Фрэнк мне неприятен и всё такое, но я забываю, что он уже долгое время следит хоть как-то за Джереми и новость о том, что Джереми потерял сознание и теперь находится в чёрт знает каком состоянии, не была приятной новостью для Фрэнка. — Вот прям совсем не стало лучше! — всё-таки не верит моим словам Фрэнк. Оказывается, у него все ещё остались мозги, а не отсохли ещё несколько лет назад… Хороший знак. Возможно, из Фрэнка возможно сделать человека. — Майкл, мозги-то мне не пудри. Джереми должно стать хотя бы немного лучше, а ты молчишь как рыба об лёд. Я переживаю о нем, между прочим. — Так, если ты переживаешь о нем, то почему не позвонил ни разу с того раза? — Я допускал мысль, что ситуация так плоха, что отвлекать тебя от заботы над Джереми не лучшее решение. Я ждал, что в тебе хоть немного осталось человечности и ты не будешь скрывать от меня состояние Джереми. — Сам виноват, что не звонил. Фрэнк закатывает глаза. Я скрещиваю руки на груди, потому что теперь эта встреча не нравится мне и как все наши остальные встречи, не только недавняя, но и в принципе — мне кажется рад появлению Фрэнка я был только один раз — когда я и Джереми были пьяны уже настолько, что даже Фрэнк казался хорошим вариантом в плане человека, с которым можно было провести время. Когда на следующий день у меня ломило всё тело от выпитого алкоголя, Джереми, сдерживая смех, начал рассказывать мне о том, как нереально пьяным я пытался поцеловать Фрэнка. Это было так мерзко и отвратительно, что я ещё долгое время отмывал губы водой от непонятно чего, поцелуя ведь все-таки не было, была лишь неудачная попытка. — Майк? — я дёргаюсь, когда слышу голос Джереми. Кажется, он только что проснулся… Ну спасибо, Фрэнк, если Джереми проснулся именно из-за того, что прикатился этот агрессивный бочонок. — Сейчас, Джереми! — слегка повернув туловище, говорю я, а потом возвращаю взгляд на Фрэнка. — Ты сказал, что ему не стало лучше… — сквозь стиснутые зубы говорит Фрэнк. — Мудак… — Майк, кто-то в квартире? — задаёт Джереми тот вопрос, который я предпочёл бы не слышать из его уст. Лучше бы Фрэнка тут не было. — Фрэнк пришёл, — всё-таки рассказываю Джереми я. После этого никаких вопросов от него больше не звучит. Я рад этому. Не хочется пока, чтобы Джереми и Фрэнк говорили друг с другом, лучше сделать это как-то попозже, когда состояние Джереми будет полностью в норме. — Дай я поговорю с ним хотя бы немного, — серьезно говорит Фрэнк, делая несколько шагов в сторону комнаты. Я хватаю его за руку, словно это может его остановить. — Майкл, а ну свали. Мы совсем немного поговорим, ничего не случится. — Джереми лучше сейчас не разговаривать с кем-то. — Майкл, засунь хоть сейчас свою ненависть ко мне в какое-нибудь дальнее местечко. — Это не проявление моей ненависти к тебе. Это проявление моей заботы о Джереми, — фыркаю я. — Фрэнк, серьёзно… Ему лучше пока ни с кем не разговаривать, только со мною, потому что я в последнее время только и делаю, что нахожусь с ним рядом. Фрэнк некоторое время молчит, а потом вздыхает. — Ладно, как скажешь. Позвони, когда Джереми будет в норме. — Если переживаешь о нем, то старайся и сам звонить время от времени. Состояние Джереми это не секрет, который я расскажу только при смерти или вообще не расскажу. — Я сказал: позвони, когда Джереми будет в норме, — повторяет Фрэнк чуть громче чем до этого. — Звони время от времени и будешь знать как он. К сожалению, я не успеваю увернуться, когда Фрэнк замахивается рукой, сжатой в кулак, и бьёт меня в нос. Я прижимаю ладонью к лицу — моя рука дрожит, кода я вижу как на кожу капает кровь. Перевожу взгляд на Фрэнка и вижу, что он серьезно смотрит на меня. Хочется ударить его в ответ, но быстро напоминаю себе, что в выигрышном состоянии я тут никак не окажусь. — Ублюдок, — шепчу я. — Не обольщайся, — Фрэнк пожимает плечами. — Сам своим поведением напрашивался на разбитый нос. — Проваливай отсюда, — теперь уже на грубости перехожу я. К моему удивлению Фрэнку даже повторять это не надо — он тут же уходит. Я возвращаюсь в комнату и мои брови тут же хмурятся, когда я замечаю, что что-то не так с полом. — Извини, я… эм… блеванул, — неуверенно говорит Джереми, что лежит на боку. Когда я серьезно смотрю на его, он переворачивается на спину. — Я тебя поэтому и звал… плохо себя почувствовал, а потом… ну… сам видишь... — Всё в порядке, — успокаиваю его я. — Уберем мы твою рвоту с пола. Извини, что не подошёл, нужно было много чего сказать Фрэнку. — Он опять тебя ударил? — спрашивает Джереми, видимо, замечая, что мое лицо так или иначе перепачкано в крови. — Кровь из носа пошла, — вру я. — Такое бывает. Не уверен, что Джереми мне верит, но после этого он больше не задаёт вопросов об крови на моем лице и это не может не устраивать меня. — Джереми, тебе стоит сегодня принять ванну, — предлагаю ему я. Я не жду сотрудничества в этом вопросе. Я готов к тому, что Джереми будет против. — Хорошо, — крайне спокойно отвечает Джереми, кивая Когда Джереми уходит в ванную, я отмываю пол от его рвоты.

* * *

Этой ночью Джереми не предлагает спать в одной кровати, поэтому я тоже не говорю с ним об этом, хотя в мыслях и отмечаю, что уснуть так было бы приятно. Если забыть про то, что сегодня приходил Фрэнк, то этот день не самый худший, напротив, сегодня всё было хорошо — Джереми правда выглядел очень сонным, поэтому мы даже толком не разговаривали, но принять это можно было — какая-то там усталость - это лучший вариант в нынешнем состоянии Джереми. Я просыпаюсь раньше обычного времени, совершенно ничего не помня из того, что происходило сегодня ночью — не помню всё ли хорошо было с Джереми, но хочу надеяться, что да. Эти несколько недель были слишком отвратительными и я ждал момента, когда, проснувшись, я пойму, что за Джереми больше не нужно так сильно следить — что за ним вообще не нужно следить. Как и всегда, впрочем, ожидать чего-то другого сейчас и не стоит, Джереми все ещё спит. Удивительного в этом ничего не было бы и при нормальном раскладе событий. Джереми всегда отличался продолжительным сном, после которого он впрочем часто выглядел так, словно проспал всего лишь четыре часа. Более приятным кажется вариант вновь лечь спать, но не думаю, что мне это действительно нужно. Сон — это не то, что нужно тебе, когда ты наполовину мертв. Сплю я только по привычке и раньше я этого не делал. Я поднимаюсь с кровати и направляюсь на кухню. Режим моего дня уже интуитивно понятен. Проснуться, сделать себе кофе, следить весь день за Джереми. Через несколько минут я уже сижу за столом и пью второй стакан кофе — почему-то сегодня необходимость в кофеине у меня явная, хотя ночь и прошла нормально. Слышу шаги совсем рядом и поворачиваю голову, отвлекаясь от рассматривания содержимого чашки. Джереми стоит у раковины, находясь в явной полудрёме, и пытается включить воду, в другой руке держа свой стакан. Это напоминает мне о похожем случае из прошлого и я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться над этим. Наблюдать за полусонным Джереми всегда было интересно, потому что никогда не знаешь, что он вычудит в этот раз. — Ты не открыл воду, — громко говорю я, всё-таки решив дать Джереми понять, что его попытки наполнить стакан пока что тщетны. Джереми трёт глаза. Смешок все-таки вылетает из моего рта. Приятно видеть его настолько знакомым… Типичный Джереми по утрам. Я на момент опускаю взгляд в пол, а потом возвращаю его на Джереми. Погодите… Я тут же вскакиваю со стула и подхожу к Джереми. Он спокойно дошёл до кухни и выглядит таким привычным! Это… — Джереми, как ты себя чувствуешь?! — громко интересуюсь у него я, не сразу заметив, что мои руки коснулись его щек. — Майк… — Э-э-э… — на момент зависаю я, пытаясь понять, почему мои руки потянулись к его лицу. Проведя пальцами по его щекам и почувствовав кончиками пальцев его щетину, я всё-таки убираю руки, прижимая их к себе. — Извини… Но я серьезно… как ты себя чувствуешь? Джереми на момент задумывается, прижимаясь спиной к раковине. — Голова совсем немного болит, сначала немного ломило конечности, но сейчас лучше… Думаю, я могу сказать, что чувствую себя нормально, — Джереми пожимает плечами и улыбается. — Джереми, ударь меня по лицу, а… — прошу я, потому что явно туплю в этой ситуации. — Ч-что? — неуверенно переспрашивает Джереми. — Ударь меня по лицу. Я сжимаю зубы от боли, когда Джереми всё-таки бьёт меня по лицу… Я могу с уверенностью сказать, что он сделал это не со всей силы, но больно мне всё равно. Я потираю ушибленную щеку. — Точно хорошо себя чувствуешь? — на всякий случай спрашиваю я. Поверить не могу, что наступил тот день, когда всё вернулось к прежнему, нормальному (в каком-то смысле) состоянию. Джереми несколько секунд молчит, а потом кивает. — Да, я точно хорошо себя чувствую. Я слабо улыбаюсь, потому что слышать это очень приятно. Джереми хорошо себя чувствует… Большего и желать не нужно. — Слушай, Майк, я… Я хотел извиниться за то, как вел себя в, ну ты сам понимаешь, тот день. — Ты помнишь дни, когда находился не в самом лучшем состоянии? — удивлённо спрашиваю у него. — Ну, вообще я хотел извиниться за тот день, когда ты пришел ко мне, а я был пьян, — нервно посмеивается Джереми, — но да, я помню… И, пожалуй, стоит извиниться и за тот день. — Я всё понимаю, — успокаиваю его я. — В какой-то степени. Некоторые детели не очень понимаю, но в этом плане я на тебя не злюсь. Ты имел право так относиться ко мне. — Не имел, — не соглашается со мною Джереми. — Ты мог бросить меня в этом состоянии, но ты был рядом, а я вёл себя как идиот и злился на тебя из-за прошлого, хотя в тот момент было важно только настоящее. — Я не злюсь и не обижен на тебя из-за этого, — продолжаю успокаивать его я. — Я лишь понял, что не хочу, чтобы ты ненавидел меня. Когда я столкнулся с тем, что я так жаждал, я понял, насколько реальность этого может быть ужасна для меня. Джереми ничего не отвечает не это. Я неуверенно ложу руку ему на плечо. — Всё в порядке, Джер. — Я всё ещё не могу привыкнуть, что ты иногда называешь меня так, — вздохнув, признается Джереми. — Помню, мне было очень сложно привыкнуть к этому, но я просто подумал, что тебе, должно быть будет приятно… — я опускаю взгляд. — Так странно, что только плохие моменты заставляют меня задумываться о том, как сильно я дорожу людьми в моём окружении и на что я на самом деле готов, чтобы они были счастливы. — Это странная часть человеческого бытия, — усмехнувшись, говорит Джереми. Пожалуй, я согласен с ним. — Знаешь, Майк… Я думаю, что нам нужно обсудить некоторые вещи. — Да, пожалуй, ты прав, — я медленно киваю. Джереми читает мои мысли. Я так рад, что он ведёт себя так привычно. Понимаю как сильно я скучал по нему и как мне его не хватало… Особенно всё это время. Это кажется немного странным, когда рядом находиться близкий тебе человек, но ты не чувствуешь, что он действительно тут, поскольку он ведёт себя совсем не так, как ты привык. Мы возвращаемся в комнату и садимся на кровать Джереми. Ведём себя так, словно ничего плохого никогда не происходило — мое плечо прижимается к плечу Джереми. Пальцы правой руки дрожат, но я сжимаю их левой ладонью, чтобы унять дрожь. — Могу первым кое-что спросить? — неуверенно интересуюсь я у Джереми. Джереми кивает, давая мне разрешение спросить. — Если честно, то почему ты напился? Джереми опускает взгляд. Я неуверенно перевожу взгляд на него и вижу по выражению его лица, что ему очень тяжело говорить об этом. Я чуть сильнее прижимаюсь своим плечом к его плечу, всё ещё игнорируя дрожь моих пальцев. — Мне всё ещё тяжело без тебя, — со вздохом говорит Джереми. — В тот день, когда мы случайно оставили тебя в квартире, вечером я почувствовал себя неожиданно одиноко. Ну, знаешь… Такое было часто в первые дни без тебя. Я не знаю, что сказать ему на это. Я догадываться не мог, что даже сейчас Джереми чувствует себя одиноко без моего постоянного присутствия на квартире — я думал, что ему хватало и того, что мы встречались почти каждый день на его квартире. — Это не твоя вина, Майк. Проблема в том, что я слишком сильно привязался к тебе — это не такая уж и здоровая штука, — Джереми вздыхает и закрывает глаза на пару секунд. — Я не должен был нарушать запреты врачей… Слишком уж часто я пью алкоголь. — Я рад, что ты хотя бы понимаешь, что не должен был нарушать запреты, — я кусаю себя за губу. — Извини, это звучит крайне неправильно и грубо. Знаешь, я хочу, чтобы ты знал, что я очень переживал за тебя в эти дни и я рад, что с тобою сейчас все хорошо. — Майк, скажи честно… Когда ты вчера сказал, что у тебя пошла кровь из носа, ты соврал, да? — теперь очередь Джереми что-то выпытывать у меня. — Да, я соврал. Фрэнк ударил меня кулаком в лицо. — Что между вам опять произошло? — спрашивает Джереми. — Он был зол из-за того, что я не звонил ему, чтобы сообщить как ты там. Как по мне, если он переживал о тебе, то мог бы и сам позвонить. — Майк, это моё мнение, но я считаю, что ты поступил неправильно в данной ситуации, — делится своим мнением Джереми. Я пожимаю плечами. Да, я поступил неправильно, но я не чувствую ничего по этому поводу. — Но и Фрэнк все ещё не прав, размахивая кулаками. Я поговорю с ним об этом. — И ударишь его по лицу? — больше в шутку говорю я, улыбнувшись. — Может быть, — пожимает плечами Джереми. — Слушай… Есть одна важная вещь, что я хотел тебе рассказать. — Знаешь, мне тоже хочется сказать кое-что важное тебе… — Кажется, мы оба хотим обсудить что-то важное, — со смешком отмечает Джереми. — Кто-то должен начать первым. Давай ты первый. — Нет, давай ты. Ты завел тему об этом первым. Мы одновременно вздыхаем, а потом издаем громкие смешки. — Попробуем сказать вместе? Вдруг мы хотим сказать одно и тоже? — предлагает Джереми, улыбнувшись своей привычной улыбкой, которая всегда меня радовала и, смотря на неё, я чувствовал себя поистине счастливым, словно эта улыбка передавалась и мне. Я киваю. Предложение неплохое и будет забавно, если мы действительно хотим сказать одно и тоже. Мы одновременно вздыхаем и Джереми отсчитывает пальцами момент, когда мы одновременно скажем важную для нас вещь. — Может к черту эту игру в незнакомцев? — Мне надоела эта игра в незнакомцев, давай прекратим ее? Мы удивлённо смотрим друг на друга, а потом громко начинаем смеяться. — Мы действительно хотели сказать одно и тоже! — восклицает Джереми. — Ну, думаю, мы согласимся с тем, что вся эта игра в незнакомцев была отвратительной практикой и мы выживем без неё. — Ну, я буду скучать только по одной вещи, связанной с этой игрой в незнакомцев, — признаюсь я. — Мне действительно нравилось узнавать разные факты о твоей жизни. — Майк, ты всегда можешь узнать у меня всё, что тебя интересует. Мне понравилось рассказывать тебе о себе, потому что я и сам осознал, как мало ты знаешь обо мне… — признается Джереми. Одна его рука касается моего колена и к моему удивлению мое тело не реагирует испуганно на это. Хороший знак. — Так что… Не стесняйся спрашивать у меня всё, что хочешь. Расскажу о себе всё, что смогу. Я киваю. — Расскажешь мне когда-нибудь больше о своих отношениях с Филиппом? Взгляд Джереми на пару секунд мрачнеет, а потом он качает головою. — Когда-нибудь расскажу, но не жди, что это произойдет совсем скоро. Это тяжёлая тема для меня. — Извини, — я чешу затылок. — Если ты найдешь в себе силы рассказать об этом, то, ну, ты понимаешь… — Я понимаю… Расскажешь мне, что случилось с тобою? — Как-нибудь позже, — в манере Джереми отвечаю я. — Нам двоим ещё нужно довериться друг другу, а? — смеюсь я. Джереми смеётся в ответ. Шутка не смешная, но нам двоим плевать на это, потому что в этом и была суть нашей дружбы — шутить о серьёзных вещах и смеяться так, словно услышали самую смешную шутку. Когда мы перестаём смеяться, Джереми чуть отстраняется от меня. Он поворачивается так, чтобы мы могли смотреть в глаза друг другу. — Снова лучшие друзья? — с улыбкой на лице спрашивает Джереми, протягивая мне мизинец. — Джереми, так делают только дети… — я закатываю глаза. — Снова лучшие друзья? — повторяет Джереми, улыбнувшись сильнее. — Ну, Майк? — Снова лучшие друзья, Джер, — я вздыхаю и всё-таки протягиваю ему мизинец. Я вздрагиваю, когда Джереми, заканчивая наше обещание на мизинчиках, обнимает меня. Пару секунд я пытаюсь убедить свой мозг, что в объятьях Джереми нет ничего плохого. Меня слабо трясёт, но я всё-таки касаюсь ладонями спины Джереми… Подбородком касаюсь его плеча и закрываю глаза с громким вздохом. — Я скучал, — шепотом говорит Джереми. Одна его рука неожиданно касается моего затылка, пальцы зарываются в волосы. Он делает так впервые и это очень приятно. — Я тоже скучал, — говорю я. — Очень сильно… Жизнь в Сан-Диего без тебя была просто отвратительна… Я сильнее прижимаюсь к Джереми, наслаждаясь настолько знакомым и приятным моментом нежности между нами. Сейчас хочется забыть обо всех моих отвратительных поступках и наконец жить настоящим, которое я могу сделать лучше, поскольку сейчас всё в моих руках и не время сбегать от ответственности, как я сделал это несколько лет назад. Да, пожалуй это и пора сделать. Пора жить настоящим вместе с Джереми.