Five Nights at Freddy's: Hope

Как много в этом

Многообразии

Одноразовых тел

И мы, и мы бросаем на пути

Свои, свои обязанности

Мы страшно нежны

И так одиноки

©Manizha — Человеку нужен человек

Мне, конечно, не очень хочется вот так бросать Майкла, но и другое решение нельзя принять в ситуации вроде этой. В пиццерии проблемы из-за того, что меня не было сегодня в заведении. Надо было всё-таки не забывать о проверках пиццерии, а то я подвожу Фрэнка и детей. Сидя в машине Фрэнка, мы вдвоем молчим, хотя мне и хочется поговорить об этой крайне неловкой ситуации с Майклом. К тому же, я догадываюсь, что кровь на руке Майкла была не просто так — зная Фрэнка и его отношение к Майклу, нельзя отрицать возможность того, что Фрэнк решил использовать кулаки. И всё же я не начинаю разговор об этом, потому что не хочу портить и так напряжную обстановку. Если будет возможность и я не забуду, то Фрэнк от разговора об этом не отвертеться — я буду задавать вопросы об этом до тех пор, пока он не признается. А ещё я очень не хочу, чтобы что-то подобное повторилось. У Майкла и Фрэнка слишком напряжённые отношения, при этом ни одна из сторон конфликта лояльностью не отличается — отвернешься и они забьют друг друга до смерти. Я сглатываю от собственных мыслей. Заходя в пиццерию, я сталкиваюсь с не самым приятным исходом ситуации — у меня нет шансов поговорить с Хэлпи, чтобы убедиться, не было ли в последнее время каких-то жалоб, что сейчас не сделают лучше, лишь ухудшат и без того плачевную ситуацию. А всё потому, что Карлтон и Альфред стоят в коридоре пиццерии. Нельзя сказать по выражениям их лиц, что нас ждет невероятно серьезный разговор, но Фрэнк столько шума развел, что я допускаю мысли о том, что мы в жопе… Что нежелательно, очень нежелательно. Я ведь до этого только и делал, что прикладывал усилию к скорейшему прекращению проверок пиццерии — меня не очень устраивает, что меня могут в чём-то подозревать и следить как за будущим или уже настоящим преступником. — Здравствуй, Джереми, — кивает Карлтон, когда я подхожу к ним двоим. Он всегда начинает диалог первым, такой уж он, нынешний офицер полиции Харрикейна. — И вам доброго дня, — говорю я, кивая ему в ответ. — Есть какие-то жалобы? Проблемы? — Всё идеально, — начинает объяснять обстановку Альфред. — Кроме одной вещи, — портит картину приятных новостей Карлтон, — мы ожидали увидеть тебя в заведении, а не узнать от Фрэнка, что ты занят и не можешь сейчас тут быть. — О, я понимаю, — я почёсываю затылок. — Подумать только: один раз решил оставить пиццерию под присмотром Фрэнка, а вы решили с проверкой заехать, — пытаюсь пошутить я. — Джереми, ты ведь помнишь, что ты — владелец пиццерии? — Было бы странно не помнить, Карлтон. — Тогда то, что ты лицо заведения ты понимаешь? — Карлтон приподнимает одну бровь. Я киваю, на что Карлтон отвечает покачиванием головы туда-сюда. Пришло время выслушивать нравоучения. Впрочем, сам до этого всё довел. Мне не сложно признать, что в последнее время я всё реже и реже появляюсь в пиццерии. Но я не могу просто взять и начать отменять некоторые предложения Майкла о встрече — боюсь, что из-за любого такого отказа могу потерять возможность наслаждаться общением с Майклом и продолжать нашу игру в незнакомцев, хотя мы всё чаще начинаем выходить из образов и говорить так, словно ничего плохого между нами не было. — Джереми, ты ведь помнишь, о чем мы разговарили с тобою при нашей первой встрече? — вновь спрашивает у меня Карлтон. Если честно, то для меня как-то странно что человек младше меня говорит со мною настолько серьезно, что я начинаю чувствовать себя малым дитем с минимальным пониманием, что он делает. — Да, я помню, — киваю я и в этот раз. Сложно не помнить, потому что наша первая встреча и наш первый разговор вызвали у меня не самые приятные эмоции, почти заставили разозлиться из-за чего я чуть не потерял контроль над собою, что я так и боялся последние несколько лет. — Ты — влалелец этой пиццерии. Когда Мэтью Грид продал тебе права на Фредди, он продал тебе ответственность за происходящее. Люди хотят доверять тебе и твоему заведению, правда хотят, но для этого им нужно что-то, что докажет твои хорошие стремления и желания. Пока остаются те, кто остаются настороже, нужно делать всё, что в твоих силах, чтобы избавиться от людских переживаний. Единицы могут остаться недовольны, но это единицы и они быстро перестанут быть слишком серьезной соринкой в слаженном механизме. — Да, я помню, — повторяю я, в этот раз говоря более грустно. Это тяжёлая правда для меня. Остаётся некоторое количество людей, которым ещё предстоит довериться мне. Для чужого доверия нужно многое совершить — осталось совсем немного важных и серьезных дел. Мое отсутствие в пиццерии не улучшает ситуацию. Может, это и не делает хуже, но процесс оно замедляет. — Это первый и последний раз, когда меня нет в пиццерии в такой важной момент, — обещаю я. Карлтон вздыхает. — Надеюсь, так и будет. Знаешь, я и Альфред действительно доверяем тебе… — Сложно не доверять, зная твою историю, — перебивая Карлтон, говорит Альфред. — Но и другим людям нужно довериться тебе. — Да, Альфред прав, — кивает Карлтон. — Мы знаем твою историю и можем доверять тебе, к тому же с твоим желанием мы ознакомлены полностью, но многие жители Харрикейна либо не помнят об укусе 87-го, либо не знают о нём вовсе. Как ты знаешь, это не та история, которую обсуждали большие массы. Убийства в старых заведениях было более обсуждаемой темой. — Я понимаю, — киваю теперь уже я. — Но могу я всё-таки поинтересоваться сколько ещё примерно проверок моей пиццерии будет? Это не значит, что я перестану ответственно относиться к работе и репутации пиццерии, просто мне действительно интересно узнать ответ на этот вопрос. — Мы собирались провести ещё четыре проверки, но теперь нам нужно будет немного обсудить возникшую ситуацию. В этот момент я начинаю чувствовать стыд. Если бы я был в пиццерии сегодня, то осталось бы ещё четыре проверки. Пережить ещё четыре проверки не так уж и сложно, но больше — уже точно нет… Если проверок будет больше четырех, то я не могу сдерживать своё раздражение из-за этого. Просто не смогу, даже если буду понимать, что моя злость ничем мне или заведению в общем не поможет. Я стараюсь не показывать свои чувства, касательно слов Карлтона, поэтому я просто киваю. На этом наш разговор окончен, что в какой-то степени меня успокаивает. Худшая часть этого дня прошла… Хочется в это по крайней мере верить. Я провожаю Карлтона и Альфреда до выхода из пиццерии, однако в какой-то момент Карлтон останавливается. Мне приходится остановиться тоже. Я вопросительно смотрю на Карлтона, когда он вытаскивает из кармана его пальто какой-то конверт. — Забыл отдать тебе, — говорит он и отдает мне конверт. Я не смотрю на него, просто оставляю в руке и возвращаюсь к тому, чтобы проводить Карлтона и Альфреда до выхода. Попрощавшись с ними двоими, я закрываю дверь пиццерии, перед этим поменяв табличку на ней на «Закрыто» и поворачиваюсь. Я поднимаю конверт и несколько мгновений рассматриваю его со всех сторон, подмечая знакомые детали, намекающие на то, от кого именно оно было. Чтобы убедиться в своих догадках, я раскрываю конверт и достаю из него небольшую записку. «Здравствуй, Джереми Фитцджеральд. Собираюсь прийти в твою пиццерию на следующей неделе. Надеюсь увидеть убранное помещение, но, думаю, ты и сам понимаешь, что это не то, что интересует меня в первую очередь. Мисс Дэй. ♡» Мои догадки оказываются верны. Только мисс Дэй предпочитает сообщать о своих ближайших планах. Её сердечки в конце каждой записки являются чем-то вроде её подписи, но иногда у меня из-за них такое ощущение, словно я получаю любовные записки от одноклассницы за соседней партой. Как и Карлтон с Альфредом, мисс Дэй тоже приходит в пиццерию только ради проверок. Отличие её работы заключается в том, что мисс Дэй всегда предупреждает меня о своих планах, но, самое главное, её заботой являются разговоры с посетителями, чтобы благодаря им узнать мнение о пиццерии и убедиться, всё ли хорошо идёт в заведении. Что ж, буду ждать мисс Дэй на следующей недели, гадая какой именно день она выберет… Как же мне надоели все эти проверки. Я начинаю сожалеть, что решил стать владельцем пиццерии, но уже поздно что-то делать. Не могу предать детей и их мечту — пиццерия им нравится, как и внимание людей к заведению и аниматроникам, внутри которых они находились. Я вздыхаю и подхожу к прилавку, сразу же начав стучать по нему пальцами. — Хэлпи, сделай мне кофе, пожалуйста, — почти шепотом говорю я. Хэлпи тут же появляется на прилавке, чтобы сесть. — Покрепче? — Желательно, — соглашаюсь я. — Скоро будет готов! — восклицает Хэлпи и вновь прячется за прилавком. Я касаюсь ладонью лба и вздыхаю. Из чего-нибудь покрепче хочется даже не кофе, а чего-то другого…

* * *

— Может, съездим в бар и выпьем? — предлагаю я в конце рабочего дня Фрэнку. Фрэнк вытирает полотенцем грязные из-за машинного масла руки и поднимает бровь, вопросительно посматривая на меня. — Что у тебя успело случиться, Фитцджеральд? — Ничего не случилось, — раздражённо отвечаю я. — Просто предлагаю тебе немного провести время вместе и выпить — ничего особенного, раньше это казалось тебе простым развлечением. Сейчас-то ты чего переживаешь? — До этого Майкла в твоей жизни не было, — скрестив руки на груди, отвечает Фрэнк. — Фрэнк, можешь говорить об этом потише? Дети не знают о том, что Майкл вернулся. — И сколько этот цирк будет продолжаться? — Фрэнк, я сейчас не в настроении это обсуждать с тобою. Только не сегодня, хорошо? Ты и так заставил меня волноваться из-за обстановки в пиццерии, хотя ничего плохого не произошло — Карлтон и Альфред почти ничего не сказали об моем отсутствии в пиццерии сегодня. — Тебе стоило видеть их лица, когда я сказал им о том, что тебя нет. Я не просто так развёл шуму. Этих двоих не поймёшь, а тем более то, что они имеют в виду своими лицами. — Фрэнк, — я закатываю глаза. — Просто ответь мне на мой вопрос. — А что собираешься делать с детьми, пока мы будем в баре? — Оставим в машине, посмотрят что-нибудь в телефоне — с детьми сейчас только так родители и поступают, — я пожимаю плечами. — Не думал, что ты дойдешь до уровня таких горе-родителей, — со смешком говорит Фрэнк. — Ты знаешь, что я их всех люблю, но иногда хочется отдохнуть от семейных обязанностей. Думаю, ты это часто ощущал в своей жизни, всё-таки у тебя есть сын. — Тогда не могу отказаться от твоего предложения. Но я не соучастник в делах отвлечения детей от факта нашего веселого времяпрепровождения. Я закатываю глаза. Фрэнк такой Фрэнк… Совершенно не меняется.

* * *

Через несколько минут мы подъезжаем к бару, в котором обычно я и Фрэнк проводили время до этого — кажется, кроме этого бара, я был только в одном другом, да и то опыт был не самым удачным — я слишком сильно напился, чуть не подрался с каким-то мужиком и меня вместе с Майклом выгнали из бара, но до квартиры мы дошли под громкие смешки друг друга и крайне неудачные шутки (а на следующее утро у меня голова раскалывалась так, что хотелось отрезать её топором, чтобы не страдать так сильно). Прежде чем выйти из машины, я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на задние сидения, где сидят Фритц, Сьюзи, Джереми, Габриэль, Чарли и Кэссиди (сегодня не пришлось долго упрашивать её залезть в машину, только всю дорогу она жаловалась на то, сколько ещё мы будем ехать до дома). Мне интересно, не смотрят ли дети в окошко, чтобы понять как далеко мы находимся от дома. Боюсь, что они могут подумать обо мне из-за этого… К счастью, никто из них не смотрит в сторону окна, даже Кэссиди. К слову о ней, она наконец-то затихает, что, как бы грубо не было, устраивает меня больше, чем её вечные жалобы — с Кэссиди всё-таки не так просто найти общий язык, а я ещё когда-то думал, что с Джереми тяжело. — Почему мы остановились? Мы приехали? — спрашивает Фритц, замечая мой взгляд в их сторону. — Кажется, мы ехали совсем в другом направлении, не домой… Я дорогу почти запомнил, в конце только путаюсь. — Нет, мы не приехали домой, — я качаю головою. — Но мне и Фрэнку нужно сходить в одно место. Долго мы там не пробудем. Сможете немного посидеть в машине без нас? — Долго вы там не будете? Посидеть без вас? — громко спрашивает Джереми, взмахнув обеими руками. Фритц тихо ойкает, когда Джереми попадает рукой ему по лбу, и начинает потирать лоб, недовольно бросая взгляд на Джереми. Джереми скрещивает руки на груди. — Я был о тебе лучшего мнения, Фитцджеральд. — О, да ладно, Джереми, — недовольно вздыхаю я. — Не будь ты таким дотошным. Мы же вас не на весь день оставляем в машине… — А что, звучит как идея, — хмыкает Фрэнк. — Заткнись, Фрэнк, — одновременно говорю я и Джереми. Мы смотрим друг на друга, сдерживая смешок. — А вот и первый случай того, как два Джереми совершенно не отличаются друг от друга в поведении, — на это лишь смеётся Фрэнк. Уверен, если бы мы были не в машине, а у меня на квартире, Джереми давно что-то кинул бы Фрэнку в затылок. — Так вот, ребят, мне и Фитцджеральду нужно сделать кое-что важно. Подождите нас немного в машине. — Все ещё звучит не очень убедительно, — пожимает плечами Джереми. — Мы не можем знать, как долго вы там пробудете, а нам и скучно может стать. — Можете посидеть и попользовать моим телефоном, — пожимаю плечами уже я. Если на такой вариант они не будут согласны, то я вообще без понятия, что ещё им предлагать, чтобы у Фрэнка и меня было немного свободного от них времени. — Ладно, — все-таки соглашается Джереми. — Увлечение сомнительное, как по мне, но на некоторое время мы перестанем обращать внимание на то, что вас рядом нет. — Отлично, — вздыхаю я. Я убираю ремень безопасности, вытаскиваю телефон из кармана штанов и протягиваю его детям, перед этим немного развернувшись на сидении и получив от Фрэнка недовольный комментарий, что я так машину ему пачкаю своей обувью, хотя на улице давно не было дождя, а значит и подошва моих ботинок чиста. Джереми забирает из моих рук телефон, но стоит ему сесть обратно как между ним и Фритцем начинается небольшой спор, в котором они не могут решить, кто же первый всё-таки включит телефон и выберет вариант того, чем они будут заниматься, пока меня и Фрэнка нет. Я издаю тихий смешок, вылезая из машины. Пожалуй, дружба Фритца и Джереми — это что-то, непонятно точно ли они согласились быть друзьями или всё ещё враждуют. Возможно, оба варианты были верны. Есть и такой вид дружбы, не буду это отрицать. Фрэнк выбирается из машины вслед за мною. Прежде чем мы заходим в бар, он блокирует двери машины и только после этого мы со спокойной душой можем отдаться такому приятному моменту. Попадая в бар, мы тут же находим себе замечательное местечко у барной стойки. Я сегодня в ударе, потому что сразу заказываю тот алкоголь, из-за которого я быстрее всего становлюсь пьяным. Не знаю, чем я думаю, делая такой заказ, но, возможно, это просто крик моей души. Пока наши заказы делаются, я и Фрэнк разговариваем с мужчинами недалеко от нас. Как назло, они все уже давно пьяны и нормального разговора с ними не получается, потому что разговаривать с ними возможно только в том случае, когда ты не трезв. — Ваши заказы, господа, — говорит нам через несколько минут красивая блондинка-официантка. Ставя бутылки и стаканы на поверхность стола, она подмигивает нам. — Какая вежливая, — смеётся Фрэнк. — Дашь номерок? За это официантка бьёт Фрэнка по лицу тряпкой, а потом, мило улыбаясь, отходит от нас, чтобы обслужить других мужчин. Фрэнк потирает щеку и недовольно смотрит ей вслед. Я издаю смешок. — Тебе жены не хватает? — спрашиваю я, забирая с барной стойки бутылку, чтобы попытаться разобраться как её открыть… Обычно я привык, что официанты делают так, чтобы этот процесс не занимал много времени и не было проблем при его выполнении. — Иногда хочется и побаловаться с молоденькими, — пожимает плечами Фрэнк. Когда я открываю бутылку, он протягивает ко мне свой стакан. — Плеснешь, приятель? Ну, раз уж позвал меня сюда ты. — Ладно, плесну, — пожимаю плечами я. Я прижимаю бутылку горлышком ко рту и делаю первый глоток для проверки, только потом заполняя алкоголем стакан Фрэнка. Фрэнк в шутку подмигивает мне и делает глоток. — Хороший вкус, приятель. — Первое, что я вспомнил, — отвечаю я и делаю ещё один глоток прямо из горла. К черту стаканы, когда можно пить и с бутылки. Разницы особо нет, только времени трачу меньше, чтобы алкоголь оказался на языке и потек по телу, обеспечивая тепло. Опустошая свой стакан, Фрэнк больше не просит меня налить ему то, что заказал я. Вместо этого он наливает себе уже заказанный им алкоголь. Меня это больше устраивает. Мне приходится потратить несколько секунд, чуть меньше минуты, чтобы опустошить бутылку полностью. Я ставлю её на стол и вытираю ладонью губы. В груди скапливается тепло, впрочем, по телу оно тоже приятно скользит. Боюсь, сегодня я переборщу с алкоголем, но да ладно. Жизнь одна, можно и напиться пару раз так, что потом стыдно будет вспоминать. Я открываю вторую бутылку и всё также прижимаю горлышко к губам. Действительно к черту стаканы. Я опять веду себя не так уж и привычно для пьющего себя, но, впрочем, какая разница как именно я пью алкоголь? Главное, что мне это хочется и я это делаю. Довольно быстро я справлюсь и со второй бутылкой. Голова начинает болеть, но я уверенно игнорирую такие громкие признаки того, что больше пить не стоит. Сегодня можно позабыть про запреты полностью. Подумаешь, поваляюсь завтра мусорным мешком на кровати. Фрэнку уже не привыкать выполнять мои обязанности в пиццерии. Завтра уж точно никто важный в гости не заскочит. Когда я тянусь к третьей бутылке, Фрэнк бьёт меня по руке. — А? — вопросительно поглядываю я. — Не забывай про детей. — Отстань, — я машу рукой и всё-таки хватаю за горлышко третью бутылку. Третью бутылку я всё ещё опустошаю из горла, но в этот раз наполовину оставляю её полной. Я откидываюсь на стул и касаюсь ладонью челки, чтобы убрать её прочь. Я начинаю потеть… Но, черт, как же мне приятно и тепло. Я закрываю глаза и улыбаюсь собственным ощущениям. Из рта вылетает смешок, когда я издаю первый икающий звук — о, я точно перебрал с алкоголем и пьян так, как давно не был пьян. Чувствую на себе взгляд Фрэнка, но мне плевать. Пусть смотрит. Мне действительно всё равно. Я ничего не стесняюсь сейчас. — Фрэнк, — я поворачиваюсь к нему и наклоняюсь, чтобы шептать ему на ухо, — как думаешь, я все ещё могу танцевать на барной стойке? — Фитцджеральд, ты, блять, пьян! — восклицает он, смеясь. Я икаю. — Блять, даже не думай это делать, а… Мне всё равно на слова Фрэнка. Я отодвигаю стул от барной стойки. — Фитцджеральд, кому сказал! Я вновь игнорирую слова Фрэнка, встаю со стула и несколько секунд думаю над своим решением. Нет, я точно должен станцевать на барной стойке спустя столько-то времени. И пусть меня хоть пинком отсюда выгоняют, я хочу веселиться на полную катушку! Я немного шатаюсь, когда пытаюсь встать на барную стойку, но у меня всё-таки получается сделать это без происшествий. А потом всё делается уже как-то само. Сначала я лишь пробую лёгкие движения ногами, но, поняв, что нет ничего сложного в том, чтобы станцевать на барной стойке во второй раз, действительно начинаю танцевать, весело, быстро и так, что привлекаю внимание. Закрыв глаза, я прислушиваюсь к музыке в баре и к реакции людей. Слышу как мне хлопают и от этого мне становится только лучше. Мой танец на барной стойке становится ещё более живым, а через пару минут ко мне присоединяются более молодые мужчины и две довольно красивые девушки. Они находятся довольно близко ко мне, но я не действую как извращенец и не пытаюсь приблизиться к ним без разрешения. Вскоре одна из них, темненькая шатенка, оказывается близко ко мне. Я не против. Она танцует довольно энергично и смело — мне это нравится. — Могу? — спрашиваю я, когда она приближается ещё ближе ко мне и мне всё-таки хочется прикоснуться руками к её талии. — А ты джентльмен, даже несмотря на то, что ты пьян, — смеётся она. — Я всегда джентльмен, — смеюсь в ответ я. — Можешь, — разрешает она и мне не нужно повторять. Мои руки оказываются на её талии и она тут же дёргает бедрами. Ещё один смешок вылетает из моего рта. Через пару секунд мои руки перестают находиться на талии девушки, вместо этого я беру её за руку и мы танцуем вместе, время от времени меняя руки, а иногда и вовсе отпуская их. Я смеюсь, потому что это что-то! Танцевать с этой девушкой одно удовольствие. Думаю, она того же мнения обо мне. Через время она начинает танцевать с другой девушкой, иногда делая такие пикантные вещи, что я задумываюсь о том не подруги ли они… И, нет, не те подруги, которые лучшие друзья навеки, никаких ссор и все такое… Нет. Более в романтичном смысле. Если это так, то я только рад за них — они выглядят просто великолепно друг с другом. То, что темненькая теряет ко мне интерес, не огорчает меня, потому что я нахожусь себе другого партнёра по танцам — это парень, которому я не дал бы не более двадцати пяти. — Классный значок на рубашке, — шепотом говорю я, когда он позволяет взять себя за руку. Парень опускает взгляд и улыбается. — Спасибо. — Только между нами, — я приближаясь к нему, чтобы прошептать продолжение: мне тоже нравятся мужчины. И только они. — Серьезно?! — удивляется парень. — Ага, — я киваю и чуть отдаляюсь от него на пару секунд. — Правда, мой первый и единственный парень давно сторчался и умер, — я издаю смешок, ничего не чувствуя по отношению к воспоминанию о Филиппе, и продолжаю танцевать Несколько секунд он выглядит удивлённым. — Я даже не скучаю, — шепчу я, чтобы он перестал так смотреть. — И вообще к черту Филиппа Лоу. Через пару минут я всё-таки прекращаю танцевать и опускаюсь на пол. Тяжело вздохнув, потому что танцы - это не лёгкое увлечение, я усаживаюсь обратно на стул. Мне жарко настолько, что я совсем не стесняюсь, когда мои пальцы касаются парочки пуговиц на груди. — О господи, Фитцджеральд, — Фрэнк закрывает лицо ладонью, пытаясь сдержать смех, но у него ничего не получается. — Ну что ты тут устроил! Невероятно! Ты удивляешь меня постоянно. Я ничего не отвечаю, лишь смеюсь вместе с Фрэнком. О господи, мне невероятно жарко после всего этого… Уверен, моё тело сейчас невероятно горячее. Мой смех становится сильнее, когда я в мыслях шучу о том, что моё тело горячее во всех возможных смыслах. Немного успокоившись, я тянусь к четвертой бутылке, но Фрэнк сначала бьёт меня по руке, а потом и вовсе забирает у меня бутылку. — Эй! — Всё, Фитцджеральд, хватит с тебя. Блеванешь ещё на барную стойку. Пошли, нам пора возвращаться в машину. Я недовольно хмурю брови, но это никак мне не помогает. Фрэнк говорит это серьезно и я понимаю, что на этом веселье ставится на паузу до неизвестного времени. Мы одновременно поднимаемся из-за барной стойки, но стоит мне сделать шаг, как я понимаю, что действительно выпил слишком много. Ноги не держат и очень клонит куда-то вбок. Фрэнк хватает за меня руку и выводит из бара. На прощание я машу народу ладонью и они машут мне в ответ, а некоторые кричат вслед о том, что я был сегодня великолепен. В машину я залезаю всё-таки сам и делаю это первым. Пока я застёгиваю обратно пуговицы на груди, Фрэнк залезает в машину. Тут же я замечаю, что Сьюзи сидит со скрещенными ногами на заднем сидении, скрестив руки на груди. — Что у вас успело случиться, пока нас не было, Сьюзи? — спрашиваю у нее я. — Мы решили поиграть в Minecraft. Я настаивала на том, чтобы мы поиграли в творческом режиме. Ребята согласились, но! Но! — Сьюзи громко фыркает, а потом бьёт кулаками по сидению. — Джереми подорвал динамитом домик, который я так долго и усердно делала! Он был таким красивым, а он всё испортил! Я хотел показать его тебе, когда вы вернётесь! — Не переживай Сьюзи, справедливость восторжествовала! — тут же говорит Фритц. Он выхватывает мой телефон из рук Джереми и подсаживается к Сьюзи. — Из-за меня Джереми умер в режиме выживания! Жаль, что нельзя вернуть твой домик, но, может хоть это покажет Джереми каким неприятным был его поступок. — Спасибо, Фритц, — Сьюзи вытирает невидимые слезинки у глаз. — Ты настоящий друг, не то что Джереми, — с этими словами она показывает ему язык. Джереми закатывает глаза. Я смеюсь. Всегда такие забавные… Иногда они так похожи на обычных сиблингов, что я и забываю о том, что родственников среди них нет. Фрэнк заводит машину и мы наконец-то уезжаем. Надеюсь, дети не чувствуют, что от меня воняет алкоголем. Даже пьяным я не хочу, чтобы дети плохо думали обо мне из-за таких вот грешков взрослой жизни.

* * *

— Фрэнк, слушай… — начинаю я, когда мы оба вылезаем из машины, но пока не даём детям сделать тоже самое. — Да-да, понимаю. Тебе нужно проверить, что в квартире не осталось кричащих деталей о том, что Майкл вернулся и был в твоей квартире. Думаю, мы съездим в парк и немного прогуляемся там. Мне всё равно нужно немного уменьшить запах алкоголя от себя — Долорес меня убьет, если узнает, что я выпил сегодня… И так недавно из-за этого сильно поругались, а я всякого ей наговорил неправильного, так ещё и чуть не ударил, но это так, подробности от друга другу. Ты возвращайся в квартиру, проверь всё и ложись сам спать. Через полчаса привезу твоих детишек обратно — ты дверь главное не закрывай, я потом закрою снаружи. И, знаешь, лучше завтра останься дома. Зная, сколько ты выпил, я не буду удивлен, если ты завтра будешь одним комком боли и страданий. Я киваю. — Спасибо, Фрэнк. Фрэнк кивает в ответ и возвращается в машину. Через пару секунд он уезжает. Я вздыхаю и захожу в дом, предпочтя сегодня лифт ступенькам лестницы. Дверь в квартиру закрыта, хотя я не помню, чтобы я это делал. Ключи со мною, поэтому я открываю дверь и захожу в квартиру. Быстро скидываю с ног обувь, не смотря по сторонам, и направляюсь в комнату. Дверь туда закрыта и я тоже не помню, чтобы я это делал. У порога в комнату я задерживаюсь, удивлённо моргая. Майкл сидит на своей старой кровати, смотря в пол. Услышав, что дверь открылась, он поднимает взгляд на меня. — Майк, что ты… — Кто-то из вас двоих закрыл дверь квартиры. Не мог выйти, — он пожимает плечами. Фрэнк, тут же догадываюсь я. Да уж, это была плохая идея давать Фрэнку запасной ключ, который раньше принадлежал Майклу, от моей квартиры. Я качаю головою и захожу в комнату. — Знаешь, я удивлён, что ты оставил здесь эту кровать и… эм… оставил всё так же, как и в тот день, когда я сбежал после своего возвращения в Харрикейн в первый раз… — Было бы преступлением убирать такую память о тебе. Майкл тут же отводит взгляд в пол. — Ты вообще не допускал мысль о том, что я не вернусь и тебе стоит найти кого-то другого? — Ну, скажем так, я был довольно наивным, — пожимаю плечами я. — Мне хотелось верить, что когда-нибудь ты вернёшься и мои страдания будут оправданы. Надежда не умерла, и вот ты здесь, ты вернулся и мы пытаемся вернуться к прошлым взаимоотношениям, играя в незнакомцев, — я вздыхаю, а потом касаюсь ладонью лба. Головная боль как-то совсем не вписывается в атмосферу нашего разговора. — Ты был очень наивным, — издает смешок Майкл. — Но где-то в глубине души мне приятно, что ты всё это время ждал меня… Я правда думал, что со временем твоё желание, чтобы я был рядом, улетучилось. Наверно, я думал так, потому что мне было это удобно. Я просто киваю и, больше ничего не говоря, подхожу к шкафу, чтобы переодеться в что-то более простое. Нужно не забыть закинуть эту одежду в стирку, чтобы случайно не прийти в ней, совсем позабыв, что одежда провонялась дешёвым алкоголем и потом — такой запах точно не подходит владельцу пиццерии, которому нужно добиться ещё большего доверия. Довольно быстро я стягиваю с себя верхнюю одежду, как и всегда не стесняясь Майкла, хотя и стоило сейчас предупредить его о том, что мне нужно переодеться — за прошедшее время ему могло стать не очень уютно смотреть на меня почти голого, как было когда-то в начале нашей настоящей дружбы. — У тебя всегда были шрамы на спине? — как-то неожиданно спрашивает Майкл. Его слова заставляют меня опешить. Возможно, я ожидал, что прямо сейчас он отвёл взгляд, чтобы не пялиться, но, кажется, я был неправ касательно Майкла и этого момента. Сначала я не понимаю о каких шрамах имеет ввиду Майкл, но потом до меня доходит и я издаю смешок. Шрамы на спине остались с тех времён, как я и Фрэнк строили пиццерию. Фрэнку действительно стоило смотреть, куда он машет досками, потому что получить эти шрамы через одежду было не самой приятной частью строительства. — Нет, они новые… В каком-то смысле, — на последних словах я пожимаю плечами. — У тебя так много шрамов, но ты не стесняешься ни одного из них, — как-то совсем задумчиво произносит Майкл. — И зачем мне их стесняться? — задаю я логичный для себя вопрос. — Это же часть моей истории, по моим шрамам я могу многое рассказать о себе и доказать факт случившегося. На самом деле у меня разное отношение к своим шрамам. Шрамы на спине самые пустяковые из них, я обычно даже не вспоминаю о том, что они есть — по ним мало что можно рассказать, особенно Майклу сейчас. Шрамы на груди и руках, что остались после войны, конечно, не самые приятные шрамы, но сейчас я уже ничего не чувствую, когда вижу их. Это раньше мне было не так уж и приятно вспоминать о причине появления этих шрамов, потому что я тут же вспоминал момент своего побега и начинал чувствовать стыд за это вновь, а этот стыд порой съедал меня сильнее стыда за то, что я не смог заставить Филиппа полноценно перестать принимать наркотики. Самый неприятный для меня шрам — это шрам на лбу. Я ненавижу его и ненавижу ситуацию, из-за которой получил его. Вспоминая про шрам на лбу, я опускаю голову, чтобы некоторые пряди волос упали на лицо и поправляю пальцами челку, если так можно вообще её назвать — скорее это просто некоторое количество прядей волос, что я поправлял в зависимости от того, хотелось мне спрятать лоб или нет. После этого мы не разговариваем с Майклом. Я быстро надеваю первопавшую одежду — хотя бы это не что-то официальное, так что нет смысла долго рассматривать стопки моей одежды — я тут ни для кого не верчусь, не модник, просто одеваюсь в что-то более удобное для повседневной носки. После этого я сажусь на кровать рядом с Майклом, она слабо скрепит, когда я делаю это — эта кровать давно не привыкла, что на ней оказывается вообще кто-то, настоящего хозяина кровати ведь давно не было, заскучала она. Майкл неуверенно отсаживается от меня, но совсем чуть-чуть, а потом я замечаю, что он начинает принюхиваться. Он морщится. — Джереми, ты что, пьян? — удивлённо спрашивает он у меня. — Немного, — вру я. — Джереми, тебе нельзя алкоголь. — Я выпил немного, — вру я вновь. — Плохо не станет, не переживай. Майкл вздыхает. Он знает, что у него нет шансов переспорить меня. Я довольно упрямый, если мне это нужно, даже тогда, когда я трезв, а пьяным тем более. — Слушай, Майк, насчет сегодняшнего… — перевожу я тему в более важное русло. — Давай сделаем вид, что этого не было и мы сегодня, эм, не встречались? — Хорошее предложение, — кивает Майкл. — Сделаю вид, что этого не было, как и встречи с тобою сегодня, как и знания того, что ты пьян, хотя тебе нельзя пить после лоботомии… — Майк, — с раздражением перебиваю его я. — Джереми, я просто волнуюсь о тебе! — восклицает он. Майкл отводит взгляд. — Как много ты запоминаешь из того, что тебе говорят, когда ты пьяный? — Только самые важные детали, — я пожимаю плечами. — Говори что хочешь. Большую часть я уж точно забуду, — я издаю громкий смешок. В шутке с примесью правды я не теряю возможности напомнить про лоботомию и проблемы с памятью, связанные с ней — думаю, Майкл и сам понимает, что именно это стало причиной моего громкого смешка, а не факт того, что сейчас я всего лишь напросто пьян. — И ещё кое-что… Майк, ты извини Фрэнка за эти агрессивные нападки. Он тот ещё кретин время от времени, но ты пойми… У него сейчас такой период… период какого-то опекания меня, словно я ребенок, инвалид или, я даже не знаю, старик! Мне это тоже шибко не нравится. Я думаю, прошли времена, когда меня надо опекать так сильно! Словно до этого не было подобного периода. — Джереми, я… — Эй, Майк, в отличии от Фрэнка, твоя опека нужна мне была. Ты меня с колен поднял, был со мною, когда меня чуть ли не крыло из-за лоботомии. Я бы без тебя давно с окна скинулся во время очередной панической атаки — сам помнишь, наверно, что со мною творилось. Хотя, впрочем… Фрэнк меня тоже с колен поднял. Просто проблема в том, что мне реально не нужно, чтобы кто-то сейчас меня опекал. Я взрослый самостоятельный человек и касательно тебя я сам разберусь. В общем, извини Фрэнка за то, что случилось и… Вот черт! Я забыл ему врезать, когда мы в баре были! — я закрываю лицо обеими ладонями и недовольно ворчу в них. — Погоди, ты хотел ради меня ему врезать? — удивлённо спрашивает Майкл. — Ага… — Знаешь, если ты ещё раз напьешься, хотя я категорически и против этого, то постарайся всё-таки ему врезать. Меня этот агрессивный бочонок ещё никогда так сильно не бесил. — Агрессивный бочонок? — переспрашиваю я, убрав ладони от лица. Майкл кивает и я тут же начинаю громко смеяться. — О господи, Майк! Да вы просто тащитесь друг от друга! Агрессивный бочонок! — я заливаюсь смехом ещё сильнее. — Мне кажется ты не немного пьян, — неуверенно говорит Майкл. — Я выпил немного, — продолжаю врать я. — Но, черт возьми! Агрессивный бочонок! Господи, Майк, я… — я перестаю смеяться и смахиваю с глаз слезы от смеха. — Я тебя обожаю… — Плохое решение. Я сдерживаю желание пихнуть Майкла в бок. Как-то я совсем вернулся к прежним взаимоотношениям. Время сворачивать лавку, а иначе переборщу. — Ладно, хватит об агрессивном бочонке… Встретимся завтра, Майк? — А как же Фрэнк, он же… — Не узнает, — перебиваю Майкла я. — Даже не догадается, что ты тут был. Давай, Майк, соглашайся… Я очень хочу увидеть тебя завтра и нормально поговорить — сегодняшней же встречи не было, как ты помнишь. — Ладно… Я не против встретиться завтра, но, если Фрэнк придёт, когда мы будем вновь на кухне, я выпрыгну из окна, чтобы как можно скорее скрыться. — Договорились, — говорю я, хотя и понимаю, что Майкл просто шутит в данный момент. — Думаю, тебе пора. Пошли, провожу тебя, а то что я за хозяин такой — оставил тебя тут на несколько часов, а ещё и проводить не могу.

* * *

Даже тогда, когда Майкл уходит, я ещё немного топчусь на улице, словно не знаю куда себя деть. Впрочем, почему словно? Вероятнее всего, так оно и есть. С громким вздохом я возвращаюсь в квартиру. И, происходит то, чего я не ожидаю… Попав в комнату и бросив взгляд на когда-то кровать Майкла, меня накрывает. Глаза как назло слезятся, в груди пустота, если не считать боли, самой настоящей боли, которой я давно не чувствовал. Знаю, что то, что я хочу, невозможно сейчас, как минимум сейчас, а может ещё долгое время, но, черт, ты никогда не прикажешь своим чувствам. Я хочу быть с Майклом рядом, действительно хочу… Хочу вернуться ко всему, что у нас было. Хочу просыпаться и засыпать рядом с ним, порой на моей кровати в крепких объятьях, словно мы кто-то явно больше, чем просто друзья и соседы по квартире. Хочу иметь возможность видеть Майкла большую часть времени и говорить с ним о всякой ерунде, зная, что он поддержит разговор, неважно что мы начинаем обсуждать. Я тяжело вздыхаю и захожу в комнату. Сегодня сделаю то, что давно не делал, потому что начал чувствовать стыд из-за таких действий… Сегодня посплю на кровати Майкла, уткнувшись лицом в его подушку. Пожалуй, это единственное, что хотя бы немного спасает от тоски по нему. Сегодня просто отвратительный день… Хорошо, что хоть завтра встречусь с Майклом вновь. У завтрашнего дня есть много шансов быть лучше.