Five Nights at Freddy's: Hope

Остались бы дома, красивые, голые Трахались до потери сознания Вместо этого — виски с колой Все эти — с незнакомыми именами Пошли бы, блять, в парк, покормили, блять, белок Рыбок каких нибудь, блять, голубей Сколько всего мы могли бы сделать Вечеринка — отстой, ненавижу всех этих людей

© ЩЕНКИ — Вечеринка

3 сентября 1980. . .

Я чувствую себя не очень уютно в колледже, потому что, несмотря на мою крайне дружелюбную натуру, кажется, что завести друзей у меня пока не получается. Я просто наблюдаю за тем, как другие студенты разговаривают друг с другом, весело смеются и иногда в шутку пихают друг друга в бок. Впервые чувствую себя лишним в подобной атмосфере. — Эй! Я отвожу взгляд от группы разговаривающих между собою студентов и направляю его по направлению к голосу — кажется, кто-то обращается ко мне. За партой передо мною сидит парень, повернувшись ко мне лицом. Заметив, что я смотрю на него, он машет рукой. — Не против познакомиться? — с улыбкой на лице спрашивает парень. — Не против, — я улыбаюсь ему в ответ. — Джереми Фитцджеральд, — я первый представляюсь и протягиваю ему руку. — Филипп Лоу, — он улыбается еще сильнее, когда мы пожимаем друг другу руки. — Мне нравятся твои волосы. Очень смело. — Спасибо, — я невольно закручиваю одну прядь волос на палец, а потом убираю её за ухо, — но не понимаю, почему это смело. — Серьезно не понимаешь? — удивляется Филипп. — Не каждый парень может спокойно иметь такие длинные волосы. Ну, знаешь, токсичная маскулинность и всё такое. — А, так ты про это, — я издаю смешок. — Я — это я, а чужие комментарии о моей внешности меня не заботят. Мне такая длина нравится, мне она комфортна, так смысл что-то менять? — Вот и говорю: очень смело, — не унимается Филипп. — Хотел бы я иметь такие длинные волосы, да родаки не очень спокойно к такому отнесутся, а для меня чужое мнение важно. Хочется же хорошее впечатление после себя оставлять. На это я просто киваю. Я бы не сказал, что моих родителей устраивает моё решение касательно волос — папа, например, этого совсем не понимает, но и в этом плане мне всё равно. Если мне комфортно, то это значит, что я действую правильно. После комплимента Филиппа мне тоже хочется сказать ему что-то приятное… Вот бы идея какая-нибудь в голову пришла. А впрочем… — Мне нравятся твои очки, — говорю я. — О, спасибо! — Филипп улыбается, показывая мне ряд белоснежных зубов, и закрывает глаза, подкладывая ладони под голову. — Филипп, верни мне очки наконец, ни черта без них не вижу! — к нам неожиданно подходит парень, который поначалу чуть не ударяется об парту, за которой сидит Филипп, но успевает прикоснуться к поверхности стола, чтобы понять, где тот именно стоит. — Да ладно тебе, Вилли, не делай из этого трагедию, — пожимает плечами Филипп, на пару секунд открыв глаза. — Очки говорю, отдай, — недовольно говорит Вилли и бьет Филиппа по затылку. Филипп смеётся и всё же отдает ему очки. — И не смей так больше делать. — Твой друг? — интересуюсь я, когда Вилли отходит от нас и садится за одну парту с какой-то девушкой почти в начале кабинета. — Я еще не настолько двинулся умом, чтобы дружить с Вилли, — Филипп машет ладонью. — Не-а. Просто мы немного разговорились, узнали имена друг друга и я спросил, можно ли немного походить в его очках. Ну, несмотря на то, что он так быстро забрал их у меня, могу точно сказать, что со зрением у меня всё супер. — Вот как, — я киваю, а потом подкладываю руки под подбородок. — Почему ты выбрал этот колледж? — не знаю зачем я это спрашиваю, но мне интересно узнать, не похожи ли наши жизни в этом плане… было бы неплохо найти такого же студента, как я. — Выбрал колледж считалочкой. — Хорошая шутка, — я фыркаю. — Я не шучу! — смеется Филипп. — Это был день рождения моего бывшего друга и я был пьян настолько, что решил выбрать колледж считалочкой! Он сказал, что нельзя так относиться к своей жизни и я на зло ему решил пойти в тот колледж, на который выпал конец считалочки. И вот я здесь… А что насчет тебя? — Родители заставили, — я вздыхаю. — Мои родаки хотели, чтобы я пошел в школу бизнеса. Они ненавидят меня за то, что я пошёл в медицинский, так что… Мы с тобою в не самой счастливой лодке, Джереми. — Согласен, — киваю я. — Рад, что я в этой лодке не один. — Я тоже. Весь оставшийся день я провожу с Филиппом. В свободное время я разговариваю с ним, не отвлекаясь на других, и мне это приятно. Мы успеваем многое обсудить за этот учебный день. Домой я возвращаюсь с улыбкой на лице. — Ну рассказывай, Джер, как дела в колледже?! — я не успеваю и шага сделать в дом, как ко мне подходит мама, хватая за ладони. — Всё хорошо? Нашёл друзей? О, ну конечно у моего сыночка всё хорошо и друзей он нашел, но серьёзно! Маме интересно! — Мам… — недовольно начинаю я, когда мама касается ладонями моих щек. Мне уже давно не десять, но мама от этой привычки так и не избавилась — продолжает тискать меня как дитя малое или домашнюю животинку. Приятно, конечно, быть окружённым материнской любовью, но это уже больше заставляет меня чувствовать себя неловко. — Всё хорошо было. Я познакомился с одним парнем. — Отличное начало учебного года, Джер! — радостно говорит мама. Её руки все ещё на моих щеках. Как же хочется взять её за запястья и грубо убрать её руки от моего лица, но я сдерживаю порыв этого желания. Когда ещё она сможет сделать это, когда во мне начнет биться мечта о собственном доме? Пусть ловит такие семейные моменты, пока я все еще провожу всё время дома, а не с какой-то компанией. — Хочешь есть? Я приготовила твои любимые клецки. — Извини, мам, я устал… — я качаю головою и отпускаю взгляд. — Я все понимаю, — успокаивает она меня. — Поешь тогда утром. Еда от тебя никуда не сбежит. — Ага, если папа не съест и мою, и свою порцию, — шучу я. — Все еще обижаешься из-за того, что отец съел твою порцию капыток? — она наклоняет голову вбок. — Мам, — я фыркаю, — три месяца уже прошло… Я и не вспоминал об этом, пока ты не напомнила… — Но я все равно помню твоё грустное личико, когда твой отец признался в этом преступлении против полноты твоего желудка, Джер, — мама смеётся и я смеюсь вместе с ней. Ладно, она права… Я был расстроен, когда папа съел мою порцию капыток. Это было просто нечестно! Тетушка Орабэль приготовила их для всех нас, а не только для папы! — Мам, извини, но я правда устал и очень-очень хочу отдохнуть, — неуверенно говорю я, ставя конечную точку на нашей весёлой беседе. — О, Джереми, я всё понимаю. Иди, отдохни. — Спасибо, мам, — я киваю и наконец двигаюсь с места. Пожалуй, то, что сегодня я чувствовал себя не в своей тарелке в колледже повлияло на моё самочувствие в общем.

16 октября 1980. . .

Не свойственно мне думать о таком, но я очень рад тому, что пока у меня получается неплохая дружба с Филиппом. Прошел месяц как мы познакомились и за это время мы много узнали друг о друге. Должен признать: Филипп довольно забавный и рядом с ним мне комфортно быть дурачком, чуть ли не в прямом смысле этого слова. Конечно, мне приятно дружить с таким похожим на меня самого человека. Может, у нас есть все шансы стать лучшими друзьями. После того как мы переехали в Харрикейн, у меня не получалось заводить друзей на приличный срок — большинство из них мягко говорили мне о том, что я не очень, уже через пару дней от дня нашего знакомства. Я почти не грустил по этому поводу, потому что понимал причину всего этого — в Сидней я чувствовал себя как дома, я привык к жизни там, а Харрикейн оказался немного другим городком и люди в нем отличались от людей в Сидней. Что ж, я правда надеюсь, что с Филиппом у меня получится замечательная дружба… Я надеюсь, что смог адаптироваться к жизни в Харрикейне, потому что мне торчать тут ещё четыре года, если моя любовь к этому городку резко не станет огромной, что навряд ли произойдет. Мы сидим в столовой за самым дальним столом, потому что так удобнее обсуждать других студентов и не быть замеченным. На самом деле, я ненавижу обсуждать людей в плохом смысле, но с Филиппом я позволяю себе быть честным, ведь это истина, что нет в мире людей, что могут нравиться всем. — Эй, Джереми, а у тебя есть хобби? — как-то совсем неожиданно спрашивает Филипп, пока он кусает свой бутерброд из непонятно каких ингредиентов. — Ну, не то чтобы это прям хобби, но мне нравится играть на гитаре. — Ты умеешь играть на гитаре?! — Филипп тут же поднимается из-за стола, хлопнув обеими руками по его поверхности. Я неуверенно киваю. — Круто! — восклицает он. Краем глаза я замечаю, что другие студенты удивлённо подглядывают на Филиппа и это заставляет его сесть обратно. Он вздыхает. — Не, это правда круто, Джереми. — А у тебя есть хобби? — интересуюсь я. — Мне очень нравится задаваться вопросы, чтобы узнать тебя получше, — шутит Филипп. — Расскажу тебе правду как-нибудь попозже. Для этого нужен особый момент, понимаешь? — Я понимаю, — киваю я. Вообще, мне не нравится, что получилось так, что своим хобби поделился только я с Филиппом, а он решил рассказать о своём попозже. Может, я слишком быстро открываюсь ему. Нужно быть осторожнее… Не хочу ошибиться в выборе друга. Сейчас не подходящее время, чтобы моя жизнь скатывалась в какое-то дерьмо.

22 марта 1981. . .

— Джер, помнишь, ты как-то спросил какое у меня хобби, а я так и не ответил? Я поднимаю голову, чтобы взглянуть на Филиппа, что сидит рядом со мною на крыше. Я вытаскиваю из рта его сигарету, чтобы ответить: — Помню… Ты так и не рассказал, но я уже и забыл — не вспомнил, если бы ты не напомнил мне об этом. — Я решил, что сейчас подходящее время, чтобы рассказать. — Да, пожалуй, факт того, что мы дружим уже год и успели многое прожить друг с другом, доказывает, что пора и все карты насчёт себя раскрывать, — шучу я. Филиппу нравится моя шутка и он в ответ на неё издаёт громкий смешок. — Но я хочу тебе не просто рассказать о моём хобби, а показать его. Что думаешь? — Так звучит намного интереснее, — выражаю я свою точку зрения. — А ведь я просто рассказал о своем… — Это нормально, — Филипп похлопывает меня по плечу. — Я, конечно, был бы рад услышать твою игру на гитаре, но это просто моё желание не только рассказать, но и показать. Давай встретимся завтра у моего дома? — А во сколько? — интересуюсь я. Филипп несколько секунд думает. — В четыре часа вечера, — наконец отвечает он, а потом тянется к сигарете в моей руке. Я пользуюсь возможностью засунуть сигарету прямо ему в рот. Филипп выдыхает дым мне в лицо, но как же мне уже плевать на это. Я к этому запаху уже привык. — Ты за? — спрашивает он, когда я не отвечаю ему через некоторое время, потому что мой взгляд задерживается на сигарете в его губах. Он вздыхает и с громким причмокиванием выпускает сигарету из своего рта. Я протестую, потому что прошло не так много времени с того момента, как я перехватил сигарету Филиппа, но он возвращает её обратно в мой рот. Я делаю затяжку, когда пальцы Филиппа всё ещё касаются сигареты. — Я за. — Супер! — радостно восклицает Филипп. — Отдай сигарету. — Ты сам засунул её обратно в мой рот, — с шутливой высокомерностью говорю я, вытаскивая сигарету из своего рта. Я продолжаю держать её меж пальцев и Филипп серьезно смотрит на сигарету. — Отдай. — Не-а, — продолжаю этот глупый спектакль. Филипп выхватывает сигарету из моих пальцев… Мда, я совсем забыл о том, что надо ещё и двигаться, а не только высокомерно говорить и смотреть. Филипп хмыкает, когда он возвращает сигарету в свой рот — она наконец нашла своего истинного хозяина. Я тихо смеюсь. Мы ведём себя как два дурака, но это прикольно. С Филиппом я постоянно веду себя придурковато, но при этом мне с этого не стыдно даже. Приятно же. Мы классно и весело проводим время вместе. — Тогда встретимся завтра? — переспрашивает у меня Филипп, когда он прекращает курить и выкидывает сигарету вниз. — Встретимся завтра, — соглашаюсь я. Вместе с Филиппом я спускаюсь с крыши и как всегда бывает в такие моменты, залезая в окно своей комнаты, Филипп отправляет мне воздушный поцелуй.

23 марта 1981. . .

Как мы и договорились, я встречаюсь с Филиппом у его дома в четыре часа вечера. Как и всегда Филипп перелезает через окно, чтобы оказаться рядом. Он никогда не выходит через дверь, только через окно. Иногда так и хочется спросить, почему он так делает, но, возможно, это не мое дело. За год нашей дружбы Филипп ничего не говорил мне о своих родителях, поэтому можно предположить, что у них крайне дерьмовые отношения. — Отлично, ты пришел, — с улыбкой на лице отмечает Филипп. — А что, я мог и не приходить? — со смешком интересуюсь я. — Не-а, — он качает головою. — Если бы ты не пришел, то я был бы очень расстроен, поскольку это значило, что тебе не так уж и важна наша дружба и ты решил поскорее от меня избавиться. — Можешь вздыхать спокойно, Филипп, если от кого и придется избавляться, то только от меня и тебе, а сделать это будет очень непросто. — Я поймал тебя на слове, — подмигивает мне Филипп, а потом хватает меня за руку так неожиданно, что я вздрагиваю от его резкости. Ему забавно с моей реакции и я понимаю это по весёлому блеску в его глазах. — Пошли, я хочу поскорее показать тебе в чем суть моего хобби! — А можно хоть подсказку о твоём хобби? — спрашиваю я, все ещё не двигаясь с места. — Тебе оно понравится! — многозначительно отвечает Филипп и тянет меня за руку. Я позволяю ему тащить меня за собою. Филипп этому только рад.

* * *

— Гараж? — Бывшая мастерская моего отца, — объясняет Филипп, когда мы наконец останавливаемся. — Но можно сказать, что и гараж. Просто раньше тут была его машина, которую он пытался сделать круче. — И у него получилось? — зачем-то интересуюсь я. На пару секунд на лице Филиппа появляется отвращение, словно ему неприятно вспоминать о занятии его отца. — Не-а. Он погряз в долгах и машину пришлось продать, чтобы к нам не наведывались ребята, которых он пытался одурить. — Кажется, твой отец не самый хороший человек… — Его вообще нельзя назвать хорошим, — Филипп фыркает. — Он отсиживает срок в тюрьме. К счастью для меня и к несчастью для мамы. Ладно, не будем о моих предках. Пошли, — Филипп открывает дверцу гаража и позволяет мне зайти внутрь. Однако Филипп быстро оказывается передо мною, не давая мне посмотреть на то, что находится впереди нас. Я вопросительно поднимаю бровь. — Мы тут не одни, но не переживай, это свои. После этих слов Филипп поворачивается и наконец я вижу двух парней, что сидят на стареньком столе. Я неловко машу им ладонью, но в ответ получаю лишь их серьезные взгляды. — Знакомься, Джереми, это Джон Мартин и Тимоти Кэмпбелл. Джон, Тимоти, это Джереми Фитцджеральд. Я вновь машу ладонью, натягивая на лицо улыбку, и в этот раз Джон с Тимоти машут мне в ответ. Однако я всё равно перевожу взгляд обратно на Филиппа, потому что я не очень понимаю, как эти двое связаны с его хобби. Филипп замечает мой взгляд, направленный на него. — Наверно, если я назову это просто «хобби», то уменьшу значимость всего этого, поэтому скажу иначе, — издает смешок Филипп, смотря на Джона и Тимоти. — Мы втроем хотим создать свою музыкальную группу. И! Мы планируем просто великолепное первое выступление, чтобы сразу заявить о себе. — Ого, — не скрываю я удивления. Я и подумать не мог, что хобби Филиппа это не просто хобби, а самая настоящая грандиозная мечта! — У нас здесь, что, выставка для всех желающих? — поднимает бровь Тимоти, смотря на меня. Я сглатываю. Как-то он не выглядит дружелюбно… Словно в любой момент кинется на меня и придется возвращаться домой с фингалом под глазом. — Или проходной двор? Чего это ты его сюда притащил, Филл? — Джереми умеет играть на гитаре, — серьёзно говорит Филипп и подходит ко мне, чтобы приобнять меня за плечо. Чувствую себя неловко из-за такого жеста, но скрываю неловкость за улыбкой. — А нам как раз не хватает гитариста. Джереми, хочешь присоединиться к нам? — А я могу? — удивленно интересуюсь я. — А почему нет? — улыбается Филипп. — Если хочешь, то соглашайся! Такой шанс нельзя упустить. Ты представь только, пару месяцев и ты вместе с нами будешь купаться в деньгах и славе. Но только, если ты этого хочешь… Нам не нужен гитарист, который играет без желания. — Если Джон и Тимоти не против, то я бы хотел присоединиться. — Ребят? — Филипп слабо наклоняет туловище, не переставая обнимать меня за плечо, и приподнимает одну бровь, когда интересуется об этом у этих двоих. Джон пожимает плечами. — Гитарист нам нужен, а раз уж есть согласный человек, то не думаю, что нам нужно упускать этот шанс. Я не против. — Тимоти? Тимоти как-то не хотя пожимает плечами. — Ладно, пусть попробует. Будет плохо играть — выкинем отсюда и всё. Я сглатываю. Это первый раз, когда я сомневаюсь в своих музыкальных способностях, а ведь мне много кто говорил, что играю на гитаре я просто великолепно и старость инструмента игру не ухудшает.

* * *

Следующие пару недель проходят проверки моих музыкальных способностей — мои умения играть на гитаре удовлетворили даже Тимоти, который поначалу был не очень хорошо настроен в мою сторону. В итоге, за мною закрепилась позиция гитариста музыкальной группы Филиппа и я был этому рад. Общее стремление стать звездами в глазах других людей сплотило меня и Филиппа ещё сильнее чем до этого. Так, через пару месяцев после моего присоединения к музыкальной группе Филиппа, мы сделали очень ответственное решение — решили снимать вместе квартиру. Некоторое время мне пришлось уговаривать родителей разрешить мне это сделать и в конце концов они согласились, поставив одно лишь условие: время от времени я должен приезжать домой, побыв с родителями, чтобы они не переживали о моём самочувствии и имели понятие, чем я занимаюсь без их присмотра. Филиппу не пришлось договариваться с родителями, он лишь ждал, когда я разберусь со своими и был рад, когда я всё-таки смог убедить их. На одной квартире жить вместе с Филиппом оказалось лучше, чем каждый вечер встречаться у его дома, чтобы посидеть на крыше и покурить одну сигарету на двоих. Конечно, большую часть времени я и Филипп работали над первой песней для его (нет, все-таки нашей) группы, но у нас хватало времени на посиделки с сигаретами, а иногда мы баловались алкоголем. Со временем одна вещь заставила меня переживать, хотя и не сильно, — Филипп начал слишком часто упоминать наркотики. Конечно, часть меня говорила о том, что мне тоже хочется попробовать, но у Филиппа желание было больше, а от того оно и было пугающим. Успокаивало лишь одно — если Филипп где-то достанет наркотики, то он мне об этом расскажет… Ну, он обещал, что расскажет, и я надеюсь, что это обещание он сдержит.

8 августа 1981. . .

— Джер, зацени! — не успеваю я и зайти в комнату после приема душа, как становлюсь свидетелем того, как Филипп размахивает листами, лежа в крайне неудобной позе на кровати. — Сейчас, — я фыркаю и быстро провожу полотенцем по мокрым волосам. Я быстро протираю волосы полотенцем, вешаю его на дверь и подхожу к кровати, чтобы забрать из рук Филиппа листы. Он более нормально ложится на кровать и переворачивается на живот. Видно по его взгляду, что он ждёт моей реакции. Я внимательно вчитываюсь в то, что написал на листах Филипп. — Ну как? — интересуется Филипп, когда я заканчиваю читать слова песни на последнем листе. — Достойный вариант для нашей первой песни? — Нужно быть идиотом, чтобы не назвать эту песню идеальной… Иными словами: определенно достойный вариант, — я улыбаюсь Филиппу. Филипп тут же поднимается с кровати и пару секунд я наблюдаю за тем, как он радуется этому, делая такие вещи, которые мне сложно как-то адекватно назвать — но он очень рад и его реакция заставляет уголки моих губ подняться еще выше. — Ты лучший критик! — смеется Филипп. — Да ладно, я просто сказал, что песня идеальная. — Ты самый-самый лучший критик! — восклицает Филипп, поднимая руки над головою. — Лучший гитарист, лучший критик… Да мой сосед по квартире просто золотой человек! Мне становится приятно из-за того, что, хоть песню и написал полностью Филипп, он так радуется тому, что я просто высказал ему своё мнение о написанном. Он радуется как дитя малое и за этим интересно наблюдать.

* * *

К концу августа у нас готов не только текст песни, но и инструментал к ней. Из нас четверых получается очаровательная команда, а ведь и нельзя было сказать что-то подобное из опыта нашего первого знакомства. Хорошо, конечно, что Тимоти со временем перестал относиться ко мне как к лишнему участнику и признал, что лучше гитариста они бы точно не нашли. Для себя в плане нашей группы я понимаю одну вещь — мне не так важно, станут ли люди активно обсуждать наши песни или нет, как важно то, какие эмоции я получу от всего этого. Новый опыт — это всегда новые эмоции и мне интересно, какие эмоции приготовит для меня это выступление. Перед началом я ловлю себя на том, что волнуюсь. Сложно не постукивать пальцами по поверхности гитары, потому что во время тревожности я не понимаю куда деть свои руки. Тимоти это немного раздражает, но Филипп защищает меня, говоря о том, что мне это нужно. Он так хорошо меня понимает… Жизнь на одной квартире сделала своё дело. Вот бы я понимал Филиппа лучше, чем я понимаю его сейчас. — Если от волнения упадешь в обморок, то постарайся упасть в мои руки, когда сделаешь это, хорошо? — шутит Филипп, подмигивая мне, перед тем как мы выходим… Господи, всякие мероприятия для новоиспеченных групп, неполучивших еще поддержку от людей и кого-то более влиятельного, это что-то. Никогда не чувствовал столько волнения за пару часов! Хотя я и волнуюсь в начале, с каждой секундой мне становится легче. Помогает и совет о том, что поначалу стоит играть с закрытыми глазами, чтобы сконцентрироваться только на игре, а не взглядах других. К середине я становлюсь свободнее и от того моя игра на гитаре становится лучше. Однако, в конце происходит то, что вызывает у меня очень противоречивую реакцию, а именно то, что Филипп находится слишком близко ко мне во время последнего куплета, а на самой последней строчке неожиданно касается моих губ своими в поцелуе. Единственное, что я могу сделать — это опешить. Филипп быстро отходит от меня и словно ничего не происходило спокойно принимает аплодисменты. Я чувствую себя оленем, что смотрит на свет фар. — Это еще че за хуйня была в конце?! — недовольно спрашивает Тимоти у Филиппа, когда мы уходим со сцены. — Мне нужно было немного скандала — так проще привлечь к себе внимание людей, — пожимает плечами Филипп. Он продолжает вести себя так, словно в том действии не было ничего странного. Я чувствую себя странно, потому что с губ не пропадает ощущение губ Филиппа… — Вон какую реакцию это вызвало у тебя. Но ты спокойнее: мы же не пидоры тут. Всё окей. Просто рекламный ход. — Ну, насчет того, что «мы» не пидоры я бы поспорил, — говорит Тимоти и многозначительно смотрит на меня. — Фитцджерельд бы ещё ресницы накрасил, нам же не хватает длины его волос. — Ты вонючий мешок стереотипов, — вступается за меня Филипп. — Он просто немного провел подводкой под глазами. Неплохо подчеркивает взгляд, согласись. Джереми — не пидор. — Странно слышать, как ты защищаешь его, уверяя нас в том, что он не пидор, при этом совершив на сцене этот пидорский срам с поцелуем. Думаешь, кто-то спутал его с бабой? Не с этим кадыком и руками, — не успокаивается Тимоти. — Тим, если бы я знал, что тебе так по мозгам отдасться то, что ты на барабанах играешь, то я бы отдал роль барабанщика Джону, — недовольно вздыхает Филипп. — Джереми — не пидор. То, что я сделал на сцене, не значит, что мы — пидоры. Тема закрыта. Я опускаю взгляд, чувствуя себя неловко из-за всего этого… А внизу живота тянет от мысли о том, что было бы ответь я на поцелуй Филиппа.

* * *

— Филл, мы можем повторить то, что произошло в конце выступления? — неловко спрашиваю я вечером, когда мы сидим на кровати довольно близко друг к другу. Филипп ничего не спрашивает у меня. Он понимает мою просьбу слишком буквально, поэтому он повторяет последний момент полностью — он пару секунд просто находится рядом со мною, а потом всё же касается своими губами моих. В начале моя реакция не отличается от реакции на выступлении, но потом я все же закрываю глаза и позволяю себе расслабиться. Это действительно помогает, и я не чувствую стыда, когда пробую губы Филиппа на вкус. Как-то резко наш поцелуй становится более страстным, но я не имею ничего против этого. Мне нравится борьба, которая возникает между нами, когда мы пытаемся как можно грубее прижаться губами в чужим. — Блять, Джер, ты зверь поцелуев, — смеется Филипп, когда в порыве страсти в этом поцелуе он оказывается прижатым к кровати. Я тяжело дышу и смотрю на него сверху вниз. — Можно… Можно еще? — спрашиваю я, продолжая тяжело дышать. На лице Филиппа появляется улыбка и он приподнимается, чтобы и в этот раз первым прижать свои губы к моим. Вот только теперь я не чувствую себя неловко из-за всего этого и через пару секунд он вновь оказывается прижатым к кровати, но в этот раз мы не прекращаем целоваться. Филипп обнимает меня руками за плечи и я теряюсь в своих чувствах, не желая прекращать это безумие…

25 августа 1981. . .

Через три дня после выступления я вновь прошу Филиппа о повторении поцелуя. Как и до этого, он соглашается и мы страстно целуемся несколько раз за полчаса. Каждый из этих разов Филипп оказывается прижат к кровати, а во время последнего я несильно кусаю его за губу, еще сильнее теряясь в своих ощущениях. — Филл? — я заканчиваю поцелуй и прижимаюсь к нему, буквально находясь лежа на нем. Филиппу от этого не тяжело. Его подбородок касается моего затылка (я выше, но сейчас я выбрал такое положение, при котором разница в нашем росте меняется). — Да, Джер? — тяжело вздыхая, спрашивает он. Я закрываю глаза и несколько секунд обдумываю, стоит ли мне говорит это… — Филл, я… — я кусаю себя за губу. А что, если я сейчас сглуплю? — Мне кажется, что ты мне нравишься… Я имею в виду, ну… Ты понимаешь… Филипп издает тихий смешок. — Не беспокойся… Ты мне тоже нравишься. — Серьезно?! — я поднимаю голову и замечаю, что Филипп не выглядит так, словно он шутит. Меня слишком переполняют эмоции и я прижимаюсь губами к губам Филиппа. Понятия не имею, какой это уже по счету поцелуй за сегодня, но если прижмёт, то я готов целоваться с ним хоть весь день. Филипп, кажется, того же мнения…

* * *

Я и Филипп встречаемся. Черт возьми! МЫ ВСТРЕЧАЕМСЯ! Когда я просыпаюсь на следующий день, я думаю, что те поцелуи и признание в взаимной любви, это просто мой сон (хоть и до жути приятный), но реальность оказывается слишком привлекательной, чтобы верить в нее по-настоящему. Мое утро начинается с поцелуя Филиппа — очень быстрого, но такого приятного, что мне хочется навсегда сохранить воспоминание об этом моменте. На последующих выступлениях мы продолжаем получать внимание к себе поцелуями в конце. Оживлённость в зале они добавляют и я начинаю понимать, почему Филипп к этому стремился. Джон и Тимоти, конечно, были не очень рады нашим вольностям, которые мы с ними не обговаривали, особенно второй, но нам действительно было плевать. Когда Тимоти в очередной раз сказал, что мы ведем себя как пидоры, я на его же глазах поцеловал Филиппа и прекратил поцелуй только тогда, когда Тимоти ушел, бормоча себе под нос, что он не понимает с кем он связался. Филипп сказал, что это смелый поступок и он мною гордится, а мне большего и не надо. Только одна вещь заставляет мою радость время от времени тускнеть — когда-то мне придется рассказать родителям об моих отношениях с Филиппом. Я понятия не имею, как они отреагируют на этот факт. Отношения с Филиппом — мои первые и до этого я ни разу не ловил себя на чувстве влюбленности… Я никогда не влюблялся в девчонок, а значит и не говорил о таком родителям. Как они отреагирую на то, что их сын, возможно, гей и как раз находится в отношения с парнем…? Даже домой страшно возвращаться, потому что они определенно хоть раз видели наши поцелуи на концертах. С Филиппом я это не обсуждаю, но, каждый раз, когда мне становится грустно из-за мыслей об этом, это не остается незамеченным им. Мне приходится врать, потому что я не знаю и о том, как Филипп отреагирует на мои сомнения — всё же это касается наших отношений. — Джер, может расскажешь мне, какая муха тебя укусила и сколько мне бегать с мухобойкой, чтобы справедливость восторжествовала и эта маленькая гадина поняла, кого ей кусать не стоит? — в один из дней Филипп садится рядом со мною, когда я продолжаю сжирать себя изнутри из-за страха перед родителями, которым мне стоит рассказать о своих отношениях и ориентации. — Всё в порядке, — вру я. Конечно же, на Филиппа это не срабатывает. Я слишком долго не говорил о своих проблемах, теперь он не остановится, пока я не скажу ему правду. — Да ладно тебе, Джер, я же не совсем идиот, — обиженно произносит Филипп. — Расскажи, что заставило тебя сидеть с такой грустной миной, а. — Я… — я вздыхаю. Филипп меняет свое положение так, чтобы я мог прижаться спиной к его груди. Я слабо спускаюсь по кровати, чтобы уменьшить разницу в нашем росте. — Я не знаю, как рассказать своим родителям о нас… Совсем не знаю, как они отреагируют на то, что у меня отношения с парнем. До тебя я ни в кого не влюблялся, ты первый. — Тебе так важно рассказать родителям о нас? — интересуется Филипп. Я чувствую, что он наклонил голову вбок. — Если ты не уверен в их реакции, то не стоит и рассказывать. — Они ведь хотя бы один раз видели, как мы целуемся на выступлениях, — отвечаю я. — Джер, помнишь, что все эти поцелуи лишь рекламный ход для нашей группы? — спрашивает Филипп. Я киваю. — Если ты так боишься, то мы можем перестать вытворять такое. — Нет-нет, мне это нравится, не хочу ничего менять, — я качаю головою. — Просто я переживаю и… — Просто не говори родителям о нас, если не уверен в их реакции, — перебивает меня Филипп и целует в висок. — Не примут наши отношения и не примут… Главное, что мы есть друг у друга, — он снова целует меня в висок. — Наверно, ты прав… — я вздыхаю, а потом поворачиваюсь, чтобы перехватить губы Филиппа в поцелуе. — Я скучал, — шепчу я между поцелуями. — Да ладно, меня не было всего лишь час. Ты зависим от меня, — он хмыкает и теперь его очередь первым начать поцелуй. Это первый раз, когда в процессе поцелуя никто из нас не оказывается прижатым к кровати. Мы остаётся в объятьях друг друга и просто целуемся, не видя никаких моментов «стоп». Они нам и не нужны. Мы пиздец как любим друг друга. — У меня кое-что есть, — говорит Филипп, когда мы прекращаем целоваться и ложимся на кровать, я как всегда прижимаюсь к нему. Пальцами Филипп немного играется с прядями моих волос и я глупо улыбаюсь из-за нежности этого момента. — Это, конечно, не колёса, но… Я поднимусь? Я киваю и медленно поднимаюсь с Филиппа, чтобы у него была возможность слезть с кровати. Он подходит к своему столу и из шкафчика достает небольшой прозрачный пакетик с какими-то таблетками внутри. Филипп возвращается на кровать и садится передо мною на колени, вытаскивая одну из пакета. — Это… — Это метадон, — объясняет Филипп. — Помнишь, я обещал, что как только достану наркотики, мы попробуем их вместе? — Помню, — я киваю и продолжаю серьезно смотреть на таблетку в его руках. Хорошо, что это не шприц… Мы привыкли делить вещи друг с другом, а одним шприцом двум людям пользоваться не стоит. — Но, серьезно… Ты смог достать наркотики? — Ага! — весело подтверждает Филипп. — Почти бесплатно урвал! Мало, но нам пока хватит, а есть понравится, то ещё купим и необязательно, что метадон, можем другой наркотик попробовать. — Мы ведь просто немного попробуем, да? — беспокоясь, спрашиваю я. — Конечно! — уверяет меня Филипп. — Просто побалуемся немного. Наркоманами становиться не будем. Эти слова меня успокаивают. Не хотелось бы умереть раньше времени из-за принятия наркотиков. Надеюсь, Филипп меня не обманывает. Сам я в случае чего больше не приму, а вот он… Я должен верить в него и верить в то, что Филипп своё обещание сдержит. Доза для него не будет важнее меня, я уверен. Филипп улыбается мне и достает ещё одну таблетку метадона, предлагая её мне. Я неуверенно забираю таблетку. — Открой рот, Джер, — просит он. Я послушно открываю рот, не видя в этом проблемы. — Разве не романтично друг другу на язык ложить метадон? — со смешком говорит Филипп, тоже открывая рот. Теперь я понимаю, что он задумал. Что ж, это и в правду выглядит в какой-то смысле романтично. Мы одновременно засовываем друг другу в рот таблетки метадона… Это самая настоящая интимная обстановка, даже если мы оба в одежде.

* * *

Утром у меня чертовски ломит всё тело, поэтому, когда Филипп просыпается первым и пытается меня растормошить, я лишь недовольно издаю стон в подушку. Причина боли мне понятна — это произошло из-за гребаного метадона. Я делаю в голове мысленную пометку — больше никаких наркотиков с этого дня, даже если побаловаться — я хочу поставить на принятии наркотиков жирный крест. Однако, я почему-то не говорю об этом Филиппу… Наверно, я боюсь того, что он не примет моё решение. В плане Филиппа мне остаётся верить только в одно — в то, что Филипп действительно просто пару раз побалуется, а потом перестанет принимать наркотики. Жить с наркоманом будет очень тяжело, особенно, если этот наркоман — твой самый любимый человек в мире, которого ты не можешь бросить и оставить одного.

5 марта 1982. . .

Наша музыкальная группа получает всё более скандальную репутацию из-за того, что я и Филипп всё ещё целуемся в конце каждого выступления. К этому времени я знаю ещё одну вещь — мои родители знают о нас… И это их не очень устраивает. Отец чуть не убил меня на месте, когда пару месяцев назад я решил, что пора и на пару дней приехать к родителям — если бы не мама, то я вернулся в квартиру не только с ноющим сердцем из-за того, что моё счастье не может принять родной отец, но и с разбитым лицом. Филипп был рядом со мною в тот день, и я был ему благодарен за это. В тот день я решил, что мне повезло, что у меня есть Филипп и он меня любит, а на мнение родителей плевать, раз они не могут принять моё счастье. Сегодня очередное выступление, которое мы заканчиваем поцелуем, но это первый раз когда Филиппа целую я. Кажется, я слишком перевозбужден фактом наших отношений, потому что поцелуй чуть не становится слишком страстным — Филл успевает меня остановить. Наверно, этот длинный и страстный поцелуй был моим протестом, направленным в первую очередь в сторону моих родителей и их недовольство мною. Что ж, я добавил масла в огонь и остался этому рад. Когда мы уходим за сцену, Филипп впервые целует меня там же, никуда не уходя и делая это не для того, чтобы позлить Тимоти, как обычно это делаю я. Нет, я чувствую, что мой поцелуй на сцене заставил его чувства искриться и он нуждался во мне. Это было очень приятно. — Филл, — вздыхаю я ему в губы, когда я усаживаюсь на стол с текстами песен, наших и чужих, и чувствую как его руки забираются мне под одежду. — Не здесь… — Черт побери, Джер, — вздыхает Филипп. Он прижимается к моим губам вновь и не убирает руки. Его ладони скользят по моей груди. — Прекратите вы уже этим заниматься на наших глазах, противно аж, — напоминает о своем присутствии здесь Тимоти. Филипп отворачивается от меня, чтобы посмотреть не него. Я вижу, что Тимоти скрестил руки на груди, а Джон пытается не смотреть на нас, стоя сзади него. Филипп ничего ему не отвечает и просто показывает ему средний палец. Видно, что Тимоти злится сильнее, но он выбирает ничего не говорить по этому поводу. Впервые за несколько месяцев я думаю о том, правильно ли все это.

7 марта 1982. . .

Наша группу обсуждают. Очень активно и часто, но обычно люди заостряют своё внимание не на наши песни, а на поцелуи между мною и Филиппом. Люди строят теории о том, не геи ли мы. Некоторые из таких людей говорят, что мы совершаем ошибку, показывая наши ненормальные для природы отношения на выступлениях. Мне плевать конкретно на этих людей. Спорить с ними бесполезно, для себя они самые умные и другого мнения принять они не смогут. Я продолжаю радоваться факту наших отношений, и Филипп делает тоже самое, а мне больше и не надо. Сегодня мы решили отпраздновать обсуждаемость нашей группы. Приятно посидеть в нашей комнате и выпить столько алкоголя, сколько я ещё никогда не думал, что смогу когда-нибудь выпить с такими правильными родителями, как у меня. Алкоголь делает своё дело, а именно разжигает между нами страсть. Филипп подносит стакан с алкоголем к моим губам и я позволяю ему напоить меня, при этом специально, я знаю что он хочет того же, заставляю несколько капель течь по моим губам вниз по подбородку. Филипп ставит стакан на подлокотник кровати и прижимается ко мне. Я первый ловлю его губы в поцелуе и тихо смеюсь, когда в какой-то момент он спускается губами ниже, не желая, чтобы капли алкоголя и дальше текли по моему лицу. Однако, в какой-то момент между нами возникает удушающая тишина, потому что рука Филиппа случайно оказывается на моих штанах и он чувствует мою эрекцию. — Погоди, ты возбужден? — удивлённо спрашивает Филипп, не убирая руку с моего стояка под тканью штанов. Я неловко отвожу взгляд. Алкоголь мешает что-то внятно ответить. — Не стесняйся, здесь все свои, — он тихо смеётся и целует меня в уголок губ. Я сглатываю, а потом издаю стон, когда он сильнее прижимает руку к моему стояку. — Филл… — почти хнычу я, когда он убирает руку. — Что такое? — он вопросительно выгибает бровь. Издевается, сука… — Давай помогу. Филипп со смешком касается моих бедер, чтобы подвинуться меня поближе к себе, а потом заставляет меня лечь на кровать. Мне лишь немного приходится поднять бедра, когда он стягивает с меня штаны и трусы. — Ого, большой парень, — задумчиво произносит Филипп, когда его рука касается моего члена. Я стискиваю зубы, когда он сжимает головку. — Определенно подстать тебе, — улыбается Филипп и начинает двигать рукой по моему члену. Я схожу с ума и иначе мои чувства назвать нельзя. Чёрт возьми, Филипп надрачивает мне…! Мне слишком приятно от движений и касаний его руки, поэтому я не могу не ёрзать. Громкие стоны вырываются из моего рта и мне почти не стыдно быть таким громким и неловким перед ним. Я чувствую себя на седьмом небе от счастья в этот момент. Мог ли я представить, что Филипп будет мне надрачивать, когда я буду возбужден до чёртиков? Довольно быстро я кончаю, громко и обильно, закрывая глаза, когда сперма стекает по члену, пачкает руку Филиппа и простыни. — Ты невероятен, Джер, — улыбается мне Филипп. Мне тяжело открыть глаза, ресницы подрагивают, когда я пытаюсь это сделать, но его улыбку я замечаю и с наполовину закрытыми глазами. — Мне кажется, пришло время нашего первого секса. — Что? — эти слова всё-таки заставляют меня раскрыть глаза. Я не понимаю, серьезен ли Филипп, говоря мне об этом. По его взгляду нельзя сказать, что он шутит. — Но… Но я не шибко к этому готов и… — Не переживай, Джер, — рука Филиппа касается моей коленки. — Тебе понравится, я очень буду стараться. — Но… Но мы оба пьяны… — Оба же, а не только кто-то один из нас, — пожимает плечами Филипп. — Мне… Мне нужно в туалет… Филипп кивает мне и отстраняется, чтобы позволить мне подняться с кровати. По пути в туалет я быстро натягиваю трусы, игнорируя что на члене все ещё осталась сперма. Я залетаю в туалет почти пулей, сразу же поднимаю крышку и сажусь на унитаз, пока всё ещё не снимая трусы. Первый секс… Первый секс с Филиппом… Черт, черт, черт! Я пытаюсь найти в себе желание этого именно в данный момент, чтобы вытащить его из глубины моего сознания и заставить себя желать этого, но ни черта не получается. После полученного оргазма всё мое сексуальное желание и рвение ушло от меня, потому что мне больше не было нужно — я получил то, что хотел, я кончил, получил разрядку. Я вздыхаю и закрываю лицо ладонями, пальцами касаясь прядей волос. Я пьян, он тоже пьян, и Филипп прав, что это не тоже самое, как если бы только кто-то один из нас был пьян, но это все равно кажется мне немного неправильным. Филиппу этого хочется, а мне нет. Впрочем, я никогда не думал и жаждал того, чтобы Филипп помог мне кончить рукой, а сегодня он сделал именно это и мне понравилось, очень понравилось — обычно я так быстро не кончаю, когда занимаюсь самоудовлетворением в душе или в туалете. Я вздыхаю и убираю руки с лица, потом поднимаюсь и наконец стягиваю с себя трусы. Эрекция ко мне вернулась. Я вздыхаю… Время очистить желудок от лишнего. Через пару минут я выхожу из туалета, надеясь, что Филипп не заметит моей новой эрекции… Он замечает и использует это как аргумент в сторону того, что я всё-таки хочу заняться сексом. Я допускаю мысли о том, что он прав. Поэтому я позволяю себе усесться на кровать и позволить Филиппу заняться со мною сексом. Мой первый раз и он происходит у меня с парнем, которого я люблю… О чем ещё можно мечтать, даже если мы оба пьяны и, возможно, хотим этого только из-за алкоголя в крови?

* * *

После нашего первого секса наши отношения переходят на новую стадию. Наша любовь меняется, становясь ещё более страстной чем до этого. Ведь теперь мы можем не только целоваться, но и надрачивать друг другу или заниматься сексом, пока рот не начинает болеть от громких стонов. Мне нравится, что мы не придерживаемся конкретных ролей. Иногда Филипп трахает меня, а иногда я его. По своим наблюдениям могу отметить лишь одно — мне нравится, когда я в сексе занимаю позицию отдающего. Приятно грубо входить в Филиппа, слышать его стоны, а потом обильно кончать внутрь него. После такого секса у Филиппа всегда подкашиваются колени и какое-то время я ухаживаю за ним, чувствуя тепло в груди. За пару месяцев того, как наши отношения стали более дикими, мы попробовали несколько видов секса и ласк. Мы трахались не только в комнате, но и в гостиной, на кухне, в душе (самый чувственный секс для меня, хотя и не очень удобный из-за возможности поскользнуться на лужицах от каплей воды), один раз трахались за сценой после выступления, один раз перед выступлением и я до сих пор помню как мы начали заниматься сексом чуть ли не на пороге нашей квартиры — слишком уж мы были возбуждены. Помимо обычных ласк рукой, мы также пробовали сделать друг другу минет — мне больше понравилось делать его, чем получать… Я слишком сильно дёргал бедрами, когда Филипп делал мне первый минет. Филипп в этом плане более спокойный. Но только в плане ласк… В разнообразии нашего секса он генератор идей. До сих пор помню, как проснулся от того, что он додумался заняться со мною сексом пока я сплю. Это было дико, но, черт возьми, как же мне это понравилось — мне было плевать на то, что я не давал согласие, что мог и не узнать о таком странном акте. Утренний секс — это что-то невероятное. Из не самого стандартного — секс под действием наркотиков. Не помню, что мы приняли, но это был первый наркотик, который попал в наши организмы через иглу. Да, я сказал, что больше не буду баловаться наркотиками, но… Черт возьми, Филипп убедил меня — о моём желании закончить все на первой дозе метадона он не знал, а я и не сказал ему даже на следующий день после такого секса. Конечности болели, было не очень приятно, ещё и боль в заднице не давала покоя, но зато у нас был секс и я кончил больше трёх раз, что до этого момента было моим личным рекордом. Филипп был очень заботлив в тот день, мне пришлось вставать с кровати только, чтобы вымыть ноги от спермы и просто сходить в туалет, не желая делать испытания над собственным мочевым. Наша любовь была дикой, страстной и, может, немного нездоровой, но я был счастлив и хотел, чтобы так и продолжалось. Поцелуи, обычные ласки, объятья, секс — это всё открыл для меня Филипп и я оставался полностью довольным этими аспектами наших отношений.

11 августа 1982. . .

Иногда в жизни случается переломный момент. В наших отношениях он тоже произошел… Не совсем переломный, но мне было неприятно из-за случившегося, пока Филипп не видел в этом проблемы. Хуже всего то, что это был мой день рождения, день которого я всегда ждал с огромным желанием и рвением. Кажется, Филипп забыл про мой день рождения, иначе я не могу объяснить причину того, почему его нет с утра, а сейчас уже обед. Мне очень не хватает его рядом. Уже какой час я сижу на кухне, куря любимые сигареты Филиппа, потому что чувствую себя таким ничтожным и покинутым без него… Даже родители, с которыми мои отношения были очень напряжёнными в последнее время, позвонили мне и поздравили с днём рождения. Если честно, то сейчас я бы предпочел праздновать свой день рождения с семьёй, а не сидеть тут и ждать, когда же наконец Филипп окажется дома… А что, если Филипп сегодня не вернётся? Такое уже один раз было. Он ушел на целый день, ничего мне не сказал, а на следующий вернулся, весь такой громкий и перевозбужденный. Я простил его тогда, только потому что Филипп нагнул меня на кухонный стол и трахал меня так долго, что у меня чертовски болели колени, но мне было приятно, поэтому я и не стал злиться из-за его отсутствия весь день. Как никак, целуя меня, измученного после нескольких оргазмов, в уголки губ, Филипп клялся, что это первый и последний раз, когда он пропал на весь день. Сегодня мне приходится принять для себя, что Филипп — врун. Он оставил меня, даже не предупредив о своем уходе. Я чувствую обиду и от нее нельзя избавиться сексом — надеюсь, Филипп не будет думать, что, нагнув меня, он избавится от моей злости по этому поводу. Я тушу сигарету об поверхность стола и скакиваю со стула, когда слышу щелчок входной двери. Вернулся всё-таки виновник торжества и даже не на следующий день. Мне очень хочется поскандалить в этот момент, потому что понимаю, что я этого заслуживаю — нельзя так поступать с человеком, которого ты любишь. — Ну, и где ты, черт возьми, был?! — недовольно спрашиваю я, остановившись у выхода из кухни. Филипп улыбается мне, словно не видит в своем поступке ничего плохого — так привычно для него и, на самом деле, большего и не ждешь — свои ошибки он замечать не умеет, хоть головой его об стенку бей, громко указывая ему на это. — Эй, что за агрессия, Джереми? — непонимающе интересуется Филипп. Улыбка всё ещё остается на его лице и это усугубляет ситуацию. — Ты обещал, что больше никогда не уйдешь на несколько часов, не предупредив меня об этом! — я развожу руки в сторону, выражая своё недовольство с его поступков. — Ты спал, — спокойно отвечает Филипп. — А толкнуть меня или немного растормошить ты не додумался? — восклицаю я, не понимая его позиции. Можно было и запомнить, что уснуть я легко могу даже после того, как меня разбудили и долго что-то объясняли! — Я же ещё тогда сказал, что мне тяжело и тревожно не знать, где тебя носит! А если бы с тобою что-то произошло?! Филипп, ты вообще не думаешь о моих чувствах. — Спокойнее, спокойнее, — машет он ладонями. — Хорошо, хорошо, я понял. Я совершил ужасную ошибку. Успокойся, пожалуйста. Извини. Это точно последний раз, когда я так делаю. Я просто не хотел тебя будить. Я вздыхаю… Еще один шанс Филиппу дать ведь можно — люди не идеальны! Это я как ненормальный разозлился из-за пустяка. Заметив, что я больше не злюсь по этому поводу, Филипп наклоняется, чтобы стянуть с себя обувь. Я вспоминаю о том, что злюсь на Филиппа не только из-за того, что он не предупредил меня о своем уходе, только тогда, когда он направляется к двери в комнату. Я громко останавливаю его. — Ну, что ещё такого я успел натворить, пока меня пол дня не было дома? — раздражённо спрашивает Филипп, повернувшись ко мне. Я хмурю брови. — Сегодня мой день рождения, — напоминаю я. — Ты забыл о моем дне рождения. — Я не забыл, — не соглашается со мною Филипп. — Пошли, — он подходит ко мне и хватает за руку, чтобы отвести в комнату. Я спокойно позволяю ему сделать это, не жалуясь. Я всё ещё не верю в то, что он помнил о моем дне рождения, но, может, как идиот себя веду сейчас только я. Вместе с Филиппом я захожу в нашу комнату, где он усаживает меня на кровать, а потом садится тоже. Приблизившись ко мне, Филипп сначала целует меня в уголок губ. Его губы, однако, не касаются моих, когда он понимает, что я не тянусь к нему за поцелуем. Я все ещё обижен и, как я уже отметил для себя, прощения получить поцелуями и сексом у Филиппа не получится. — Хорошо, хорошо, я понял, ты обижаешься, — вздыхает Филипп и отстраняется от меня. — Но я помнил про твой день рождения! Джереми, я серьезно, я… — Филипп тяжело вздыхает, опуская взгляд, но быстро переводит свое взгляд обратно на мое лицо. Уголки его губ слабо приподнимаются. — У меня даже подарок для тебя есть, если ты мне не веришь. Закрой глаза. Мне не верится, что у Филиппа есть подарок для меня (серьезно, пока я не упомянул о факте моего дня рождения сегодня, он не выглядел как человек, который мог помнить о таком важном событии. Кого он пытается обмануть?), но глаза я всё-таки закрываю. Я слышу как Филипп поднимается с кровати, слышу как он передвигается по комнате и открывает дверцу шкафа. Через пару секунд Филипп возвращается на кровать, касаясь ладонью моего запястья. Чувствую его пальцы на своей коже, но не понимаю, для чего он прикасается ко мне. Он ничего не говорит, а я в свою очередь ничего не делаю, но потом… Я раскрываю глаза, из-за чего Филипп вздрагивает и слишком резко вгоняет содержимое шприца в вену на моей руке. — Какого черта, Филипп?! — недовольно спрашиваю я. Филипп выбрасывает шприц на пол и сжимает мои запястья. — Спокойнее, спокойнее, Джер, — шепотом говорит он. Я пытаюсь высвободить свои запястья из рук Филиппа, но он сжимает их ещё сильнее. — Какого черта?! — не успокаиваюсь я. — Ты решил из меня наркомана сделать?! — Успокойся, Джер! — громко говорит Филипп. Я дергаюсь, когда он садится на меня, но все мои попытки отдалить Филиппа от себя напоминают жалобный шепот в темном лесу — слишком бессмысленно. Филипп заставляет меня прижаться спиной к кровати и ещё сильнее сжимает мои запястья, не давая мне подняться. — Успокойся! Тише! Тебе нужно успокоиться! — Филипп! Поверить не могу, что Филипп решил окончательно испортить этот день. Ушел, не предупредив меня, забыл про мой день рождения, а теперь ещё и вколол мне наркотик! И как назло через пару минут моя злость уже не имеет место быть… Конечно же, наркотик в этом плане успокаивает меня. Теперь я уже не против, когда Филипп, радуясь совершённому, целует меня в губы. Ненавижу Филиппа сейчас, но как же, сука, люблю Филиппа в общем.

* * *

— О какого чёрта… — я издаю тихий стон, когда утро следующего дня начинается с самой конченной парочки — с головной боли и боли по всему телу. Мне приходится превозмочь себя, когда я поворачиваюсь на бок. Перед собою я вижу Филиппа, который спокойно спит спиной ко мне. В голове тут же вспыхивают воспоминания вчерашнего дня. Всё ещё не могу поверить, что Филипп мог так поступить со мною… Разве подобное делают с людьми, которых любишь? Я переворачиваюсь на спину, сдерживая все стоны из-за того насколько это тяжело делать сейчас. Я продолжаю вспоминать вчерашний день и с каждым воспоминанием мне становится лишь хуже. Игнорируя всю боль, разливающуюся по моему телу, я поднимаюсь с кровати, направляясь в туалет. Знаю, что наркотик я из себя уже никак не «выведу», но от вчерашнего меня тошнит… Мне плохо с самого себя, почему-то чувствую себя чертовски грязным. В туалете, наклонившись над унитазом, я засовываю два пальца в рот, пока меня не начинает рвать. Делаю я это дольше, чем я думал… Я тяжело вздыхаю между рвотными позывами и сильнее сжимаю пальцами поверхность унитаза. Жаль, ужасно жаль, что наркотик нельзя выблевать… — Джер! Мои плечи дрожат, когда я слышу голос Филиппа сзади. Удивительно, я смог разбудить его звуками того, как меня рвет уже чёрт знает какой раз. Филипп подходит ко мне, садится рядом и хватает меня за волосы, придерживая у унитаза. Хотя и я злюсь на него за вчерашнее, в душе я понимаю, что мне приятно с такого жеста. Он не оставил меня здесь одного. Он находится рядом, пока меня всё ещё рвет и горло уже от этого болит просто невероятно как сильно. — Джер, я… — начинает Филипп, когда мои рвотные позывы наконец-то прекращаются. Почти мертвым взглядом я смотрю на рвоту в унитазе. Ничего не чувствую по этому поводу. Серьезно. Все чувства куда-то вдруг собрались, размахивая платками на прощание. — Только посмей хоть ещё раз накачать меня наркотой, — серьезно говорю я, перебивая Филиппа. — Я не хочу становиться наркоманом… И тебе советую принять такое же решение. — Джер, я просто балуюсь. — Вчера ты тоже баловался? — не унимаюсь я. Филипп отпускает мои волосы и я поворачиваюсь к нему, все ещё сидя на полу. Филипп сидит тоже. — Я не хочу принимать наркотики даже чтобы побаловаться, Филипп. Больше не смей вытворять то, что вытворил сегодня. Филипп кивает. Если честно, то я уже не уверен, стоит ли доверять ему и верить в его обещания… В любом случае я подползаю к нему на коленях и касаюсь лбом его плеча. Одна рука Филиппа неуверенно ложится мне на спину. Тяжело, когда ты ловишь себя на том, что начинаешь ненавидеть человека, в которого ты влюблен. Надеюсь, Филипп понимает это тоже. Понимает как мне тяжело прямо сейчас, но пока у него есть все шансы исправить ситуацию, а потом будет уже поздно…

* * *

Я делаю еще одну пометку в глубине моих мыслей — нужно было еще давно перестать надеяться в то, что Филипп умеет сдерживать обещания, а не нагло врёт мне в лицо каждый раз, когда дело касается его проебов. Мы уже несколько раз говорили о том, что Филипп стал зависимым от наркотиков, но он продолжает вешать мне лапшу на уши, говоря о том, что он просто балуется. Просто балуется? Смешно до боли в животе. Нельзя баловаться наркотиками каждый день, время от времени принимая два наркотика за раз. Нельзя баловаться наркотиками каждый раз, когда ты пытаешься написать новую песню, а потом рвешь листы с текстами, потому что тебе что-то не понравилось. Кого Филипп обманывает? Меня? Себя? Нас двоих? Он зависим. Я не понимаю как вбить ему в голову это, как доказать это… Сколько ещё раз он должен сказать мне о том, что он не наркоман и помощь ему не нужна? А сколько раз я должен давать ему деньги на дозу? Филиппу доза дороже чем я. Это он тоже отрицает… Он клянется мне в том, что бросит принимать наркотики, когда это начнет угрожать нашим отношениям, но он не понимает, что это уже случилось — наши отношения уже не такие, как прежде… В нас нет той искры и от этого мне грустно и больно. Конечно, наркотики заставляют его быть таким радостным, помогают чувствовать возбуждение, но сложно чувствовать себя также, когда я вижу как он теряет вес, как злится если не принимает наркотики, как просит деньги не только у меня, но и у других. Я не помню, когда мы целовались, потому что действительно хотели этого оба, когда обнимались и прижимались друг к другу, потому что это невероятное чувство — чувствовать тепло чужого тела, хотя и должен признать, что у Филиппа всегда были холодные руки, но это лишь делало мои чувства сильнее, когда мы скрепляли руки и его холодные подушечки пальцев касались моей разгоряченной кисти. И чего я точно не помню это когда у нас был секс и не просто секс, а тот, которым я хотел заниматься — если в последнее время мы и трахались, то делали это против моего желания — мне приходилось терпеть, прыгать выше своих убеждений и переступать через себя. А возбуждение? Когда я чувствовал его в последний раз? Пару раз Филипп забывал и о моем отказе от наркотиков. Он предлагал мне присоединиться к нему, говорил что доза для меня будет меньше, чем для него. Конечно же, я не мог согласиться — не хотел, не жаждал этого. Это был первый раз, когда я запретил себе унижаться перед Филиппом. А через пару месяцев мне в голову пришла одна идея… Я хотел показаться Филиппу, что ситуация вышла из-под контроля и он не может прожить без дозы. Организовать это всё было легко — я обыскал всю нашу комнату и нашел, куда Филипп припрятал наркотики. Тогда я не понимал почему он продолжает скупать всё новые и новые порции, если у него и так было много наркотиков, но потом я понял, что здоровому никогда не понять больного, а больного не понять никогда. К счастью, в квартире была еще одна комната, которую мы обычно не использовали, но она подходила для того, чтобы спрятать в ней наркотики и какое-то время сидеть там, потому что я знал, что так просто Филипп не примет то, что я задумал. Я оказался прав. Филипп с первой же минуты, как он понял о моем решении, не одобрил его. Я выстоял его недовольный взгляд и заявил, что этим самым я хочу показать ему, что ситуация — беда. Кроме того, мы договорились, что если Филиппа будет ломать слишком сильно, то этим он только докажет мою мысль. Филипп не хотя согласился с такими как бы поставленными мною условиями. Он был уверен, что проблемы не возникнет. Проблема возникла через пару часов. Идея с использованием другой комнаты на некоторое время сработала — у меня была возможность сидеть там. Филиппа ломало — кто бы мог подумать. Его крики я слышу до сих пор, каждый раз когда я думаю о том, что происходило в те моменты… Сложно забыть как громко он кричал, совершенно не стесняясь вылетающих выражений из его рта — я наслушался многого, узнал кем я был в его глазах в данный момент и даже услышал угрозу. Конечно же Филипп ради дозы был готов задушить меня, стоило бы мне только выйти из комнаты. Но я был умным. В какой-то степени. Страдал Филипп, страдал и я. Когда он не долбился в дверь, я мог поспать, но даже тогда, когда Филипп на некоторое время засыпал (и я знал, что он делал это прям в коридоре, у запертой двери), из комнаты я не выходил — не хотел случайно встретиться с агрессивным Филиппом, потому что ничто не мешало ему сдержать своё обещание убить меня — это было бы единственное обещание за последнее время, что он сдержал (несколько секунд я смеялся от этой мысли, но смех сменился слезами и я некоторое время бился головой об дверь, пока та не разболелась). Страдал Филипп, страдал и я. Для меня было испытанием прожить некоторое время без еды (вода, к счастью была, хотя и бутылок в комнате стояло не так много) и нормальных условий жизни… Конечно же, я вообще не выходил из комнаты, а это значило, что и в туалет сходить я не мог в том нормальном смысле, что приходит в голову в первую очередь. Я даже не стесняюсь думать о том, что над мочевым я не издевался и делал все дела в горшок, что я нашел на балконе, прилегающем к нашей квартире. Запах мочи был стойким, мне становилось от него плохо, но я напоминал себе, что это не навсегда — ещё пару дней и я выйду из комнаты… Голодные обмороки, к слову, были тоже. И вот что я могу сказать — очнуться и сразу почувствовать запах мочи — просто отвратительно. На самом деле мой план в каком-то смысле провалился. Я понял это через пару дней, потому что Филипп перестал долбиться в дверь и орать (да, именно орать, а не кричать — с каждым днем он сильнее напрягал горло, потому что без дозы ему было хуево). Тогда я всё-таки позволил себе открыть дверь и разузнать в чем дело. Счастливый Филипп сам ответил на вопрос в моей голове. Он внезапно вспомнил о том, что в тот день, когда я начал эту пытку над нами двоими, он купил новую порцию метамфетамина и, понятное дело, принял её сейчас. Мое разочарование, я был уверен, виднелось на моем лице, но Филипп ничего не сказал об этом, как и не сказал о том, что продолжал злиться на меня. Идеальная картинка в каком-то смысле, не так ли? — Теперь-то я доказал тебе, что ситуация вышла из-под контроля? — спросил я у Филиппа, подходя к нему и беря его за руки… Его ладони были холоднее чем обычно и тогда это заставило меня волноваться. — Ты не против обратиться к специалисту, что поможет тебе? — Но ситуация не вышла из-под контроля, Джер, — помотал головою Филипп. Этим он дал мне многое понять. Сразу же после эти слов я ушел в ванную потому что понимал, что за эти пару дней стал едва ли походить на нормального человека, похожий больше на бомжа, которого только с улицы прихватили. После я вылил мочу с горшка, расчесался и переоделся в чистую одежду. Находиться в квартире рядом с Филиппом мне было противно и я решил на пару дней скрыться с его глаз. Я позвонил Джону и тот спокойно принял меня к себе. Из двух приятелей Филиппа Джон нравился мне больше — он был спокойным и понимающим. Когда я приехал к нему, он ничего не спросил у меня про Филиппа, но я уверен что он понимал что именно в нём была причина моего звонка. Сейчас я сижу на кровати в комнате Джона и сжимаю телефон в руках. Филипп звонит мне весь этот день, но брать трубку я не хочу. Наверно, он хочет, чтобы я вернулся… А я уже не понимаю, чего именно хочу Я. Я бросаю телефон на подушку, ложусь на кровать и прижимаю к себе колени. Прошла любовь, завяли помидоры, как говорится…? Я не хочу прекращать отношения с Филиппом, но пока, находясь в них, я чувствую себя ужасно.

24 марта 1983. . .

Подумать только: прошел почти год с моей попытки убедить Филиппа в его проблемах с наркотиками… Сегодня мы «празднуем» месяц с момента, как я убедил его на детоксикацию — до сих пор не понимаю, как я смог этого добиться, но я рад. Хотя и до сих пор боюсь того, что Филипп снова начнет принимать. Страсть в наших отношения уже не вернуть, многое притупилось и все чаще мы просто ограничиваемся теплом тел друг друга — просто валяемся по вечерам в кровати, обнимаясь, но не переходим на что-то иное — секса почти нет, поцелуи редко. Сегодня мы проводим время вместе с Джоном и Тимоти в баре. Поначалу я был не очень открыт такому времяпровождению, всё-таки алкоголь — это тоже не самая милая вещица, но, уже зайдя внутрь, я расслабляюсь. Немного выпить можно. Это просто отдых вместе с Филиппом и его друзьями… Мы ведь давно не собирались вчетвером — у Филиппа совсем всё плохо с фантазией в последнее время, творить он не может, но о распаде группы мы ещё не допускаем мысли — верим в то, что все нормализуется, но моя вера во многие вещи уже давно потухла, она и тут не горит слишком сильно. Идея пойти в бар быстро перестает мне нравиться, когда к нам подходит какая-то девушка, как позже я узнаю — Мелания, и Филипп слишком сильно уделяет ей внимание. Я стараюсь оставаться спокойным, но, черт возьми, я ревную… Всё чаще в голове возникает отчетливое желание схватить эту суку за волосы и увести от нашего столика. Филипп — мой парень, ему нахуй не сдались другие люди — не девушки, не парни… Джон и Тимоти тоже разговаривают с Меланией, но я же вижу, что её больше интересует Филипп. Ревность становится явнее во мне, когда я отворачиваюсь на пару мгнвоений, а, когда возвращаю взгляд в сторону Филиппа, не вижу его за столом. Тимоти указывает большим пальцем и я смотрю куда именно. Филипп и Мелания идут в сторону туалета. — Кажется, Филиппу надоело быть пидором, решил исправляться, — шутит Тимоти, наливая себе в стакан новую порцию алкоголя. — Рот закрой, — недовольно отвечаю я, делая глоток. Я сдерживаю желание вылить остатки алкоголя на его рубашку, а потом кинуть в него стаканом. — Сам видишь, с кем именно Мелания пошла в туалет… — Рот закрой, — повторяю я чуть громче. Я ставлю стакан на стол. Моя ладонь под столом сжимается в кулак. Я ревную и злюсь… Еще и алкоголь ухудшает ситуацию. — Какой-то ты слишком агрессивный, — смеется Тимоти. Теперь его очередь делать глотки. Делая очередной глоток, он улыбается мне, показав свои идеальные зубы, если не считать того, что у него выбит один зуб и мне очень хочется, чтобы к нему присоединилась еще парочка. — Неужели у Джереми Фитцджеральда недотрах? — Я тебя убью! — не выдерживаю я и поднимаюсь из-за стола. — Ребят, спокойнее! — встревает Джон. — Джереми, сядь. — Только после того как я выбью ему пару зубов! Рука Джона касается моего плеча. Приходится всё-таки сесть. — Мда, наверно, не стоит тебя всё же злить, — со смешком говорит Тимоти. — А то еще изнасилуешь, пидор ты наш. Я ничего не отвечаю на это. Бесполезно. В глазах Тимоти я сейчас просто пидор с недотрахом. Просто чудесно… Я поднимаю стакан и делаю глоток. А через пару минут я чуть не поперхнулся, потому что Филипп и Мелания вернулись и я заметил в уголках губ Филлипа ее помаду. Вот сучка… Филипп не замечает мой взгляд всё оставшееся время. Вернувшись на квартиру, я все еще злюсь. — Джер, помнишь, у нас свободные отношения, — напоминает Филипп, садясь рядом со мною на кровать. Я чуть отворачиваюсь от него. Вот чёрт меня тянул тогда согласиться на это. — Мы можем трахнуться с кем-то ещё, но это не значит, что наши чувства друг к другу пропали. — Почему нельзя было трахнуть Меланию в другой раз? Не тогда, когда я имею возможность видеть, как вы вдвоем уходите такие счастливые и веселые в туалет! — срываюсь я, поворачиваясь обратно к Филиппу. — Ты весь день разговарил только с ней, а на меня тебе плевать было! Спасибо, что не с ней дом пошел, а всё-таки со мною! — Джер, — Филипп качает головой и касается ладонью моего плеча, — я подумал, что ты не хочешь болтать — ты был отстранен в этом плане, с самого начала молчал, а Мелания очень хотела поболтать… — он вздыхает, когда его слова никак не влияют на меня. — И, если ты так переживаешь, то мы не занимались сексом. Она просто мне отсосала и мы вернулись. К тому же, сосет она просто отвратительно, ей еще долго до такого крышесносного минета, как у тебя, — Филипп подсаживается ближе ко мне. — Джер… — Ты даже не представляешь как мне плохо из-за всего этого, — вздыхаю я и провожу ладонью по лицу, чтобы вытереть слезы. — Филл… — Джер, я люблю тебя и только тебя, — шепотом говорит Филипп. Его рука убирается с моего плеча, но потом ложится на мою спину. Я шмыгаю носом и прижимаюсь к нему, утыкаясь лицом в плечо. — Извини. Я ничего не отвечаю и лишь сильнее прижимаюсь к Филиппу. Пожалуйста, просто пожалуйста пусть эти слова Филиппа являются правдивыми, он любит только меня и ни на какую шлюху он меня не променяет…

13 мая 1983. . .

Я очень редко поддерживаю связь с родителями в последнее время, но я не могу проигнорировать новость о том, что в Харрикейн на пару дней приехала тетя Орабэль. С самого детства мне очень нравилось проводить время вместе с ней, поэтому, конечно, сегодня я решил вернуться на немного домой, чтобы напомнить себе, как мне хорошо было с тетушкой. Встреча с тетей Орабэль оставила только положительные эмоции и на свою квартиру я возвращаюсь с улыбкой на лице. Так и хочется поделиться приятностями этого дня с Филиппом! Вот только я останавливаюсь, когда вижу, что дверь в нашу комнату закрыта. Обычно Филипп так не делает… Самое тупое сейчас — это то, что я совершенно не думаю об этике и не стучу, прежде чем открываю дверь. Дверь я открываю совсем чуть-чуть, но этого хватает, чтобы ненавидеть себя за это решение. Я закрываю дверь и пытаюсь найти увиденному другое объяснение. Но что вообще можно подумать, увидев голого Филиппа и такую же голую Меланию, что оседлала его?! Конечно же они трахаются! И черт знает первый ли это раз за сегодня! «У вас свободные отношения», — напоминает мне часть воспоминаний, но она упускает один момент. У нас свободные отношения, да, мы можем трахнуться с кем-то другим, а потом рассказать друг другу об этом (это одно из главных условий), но дело в том, что мы договорились не трахаться с одним человеком несколько раз. То, что в баре Мелания просто отсосала Филиппу, всё ещё считается за то, что акт у них был и больше Филипп с ней встречаться для сексуальных утех не должен был. Я не мог спутать Меланию с другой девушкой… А еще мы не должны заниматься сексом с другим человеком на нашей квартире — это мы тоже обговаривали, но Филиппу, как оказалось, было на это по барабану. Я вновь приоткрываю дверь, но совсем чуть-чуть. Мне просто хочется слышать звуки из комнаты — хочется знать, когда они закончат, а потом открыть дверь полностью, чтобы поймать Филиппа на измене. Именно что на измене. Он наплевал на все условия наших отношений. Позже я понимаю, что сделал это зря — зря остался стоять у двери. Через пару минут Филипп наконец кончает в Меланию и я слышу как громко она стонет его имя. Судя по звукам, вставая с его члена, Мелания тут же оказывается в объятьях Филиппа. Слышу как они громко целуются… — Филл, — первая игла вонзается в грудь там, где находится сердце, потому что только мне можно было называть Филиппа сокращенной формой его имени, — я всё хотела обсудить… Когда ты уже наконец бросишь Джереми? — к первой игле присоединяется вторая, но у меня ещё есть надежда в чувства Филиппа. — Мелания… — Нет, не надо мне врать, что любишь его, — перебивает его Мелания. — Ты сам сказал мне, что согласился на эти отношения прикола ради — даже не думал, что всё уйдет в такое русло. Ты не гей. Тебе не нравятся мужчины. Вообще. Ты даже не бисексуален, понимаешь? Ты гетеросексуален. Так вот, когда ты уже наконец бросишь Джереми? Я слышу как Филипп громко вздыхает. — Скоро, — наконец отвечает он после небольшой паузы. — Найду момент и сделаю это как можно мягче. Я закрываю дверь и прижимаюсь к ней спиной. Поверить не могу, что всё это время наши отношения были ебаной ложью. Я любил Филиппа, а он меня — нет, но он, черт возьми, соврал мне и врал долгое время, не давая мне даже подумать о том, что наши отношения начались слишком быстро и внезапно, а это было тревожным звоночком. Я закрываю глаза, чувствуя как слезы текут по лицу. Вот же я баран… Угробил часть своей жизни из-за человека, которому так легко было растопать мои искренние чувства. Мне уже не хочется открывать дверь и заявлять о том, что я все слышал. Лучше бы не слышал, лучше бы не знал… Я злюсь, на себя и Филиппа. Как же можно было так сглупить… Как можно было так долго врать? «У нас свободные отношения, помнишь?» — вспоминаю я слова Филиппа. Я помню. Всегда помню, и помню как каждый раз приползал к Филиппу после акта с другим мужчиной, потому что чувствовал себя изменщиком. Филипп никогда не считал это изменой… Ну, конечно. Разве можно считать изменщиком человека, которого ты не любишь? Знаю, что поступаю крайне хуево, но сейчас я чувствую, что хочу снова побыть изменщиком этим вечером. Хотя, нет, я не изменять собираюсь. По крайней мере не Филиппу.

* * *

К отношениям с Филиппом я всегда относился серьезно, но мысль о том, что мы в свободных отношениях иногда успокаивала меня, когда я переживал о том, как не испортить всё какими-то своими бзигами. Я редко оказывался в кровати с другими мужчинами, но всегда сообщал об этих разах Филиппу, каялся в том, что изменил и просил прощения. Все мои половые партнеры до этого были моего возраста, два раза попадались партнеры, что были младше, но никогда не было партнера постарше. Сегодня я пополняю свой список половых партнеров мужчиной старше меня. С Рональдом Куинном я знакомлюсь (если это так можно назвать) в баре… В том самом, в котором Филипп познакомился с Меланией. Как же это символично. Я нахожу партнера на эту ночь там, где Филипп нашел мне замену. Рональд начал разговор со мною первым — он даже заказал мне бокал самбуки — выбор интересный и я могу сказать, что это замечательный вид алкоголя. Мы болтаем с ним несколько часов, почти не касаясь личных тем, а потом всё-таки уезжаем к нему домой. Он совсем не против заняться со мною сексом, а я не против это сделать с ним. Оказавшись в комнате Рональда, а самое главное на его кровати, я первым целую его в губы — страстно и долго. Руки Рональда изучают мое тело, пальцы заползают под ткань одежды и прижимаются к моей коже. Кончики его пальцев поглаживают мою кожу и это очень приятно. Пока мы целуемся и Рональд поглаживает мою разгоряченную кожу, я сжимаю пальцами ткань его рубашки, мечтая стянуть её, чтобы она оказалась на полу рядом с пиджаком, который он стянул с себя сам, еще до того, как я оказался на его кровати. Прекращая поцелуй, я помогаю Рональду стянуть рубашку, а потом поворачиваюсь к нему спиной. Он помогает мне справиться с моей одеждой, оставляя меня первым без такой лишней сейчас ткани и я прижимаюсь спиной к его груди, а задницей к его паху. Я закусываю губу, когда чувствую его стояк, что упирается мне в зад. Мои руки касаются его штанов. — Хочешь? — шепотом спрашивает Рональд, говоря мне в ухо, когда он убирает мои руки с его штанов, чтобы начать стягивать их сам. — Хочу, — выдыхаю я, без продолжения понимая, о чем именно он говорит. Рональд стягивает с себя штаны и бросает их на пол рядом с пиджаком. Его стояк вновь прижимается к моей заднице, но он быстро отстраняется. Он стягивает с меня трусы и через пару секунд я чувствую его пальцы внутри. Я закусываю губу, когда он начинает двигать ими, чтобы растянуть меня. — Пожалуйста… — скулю я, когда пальцами он задевает слишком чувствительную зону. Рональд вытаскивает из меня пальцы, но быстро заменяет его своим членом. У меня звёзды в глазах. Это просто невероятно — он входит в меня так невероятно нежно, что это вызывает больше эмоций, чем грубый секс. Рональд просто замечательный партнер, такой чувственный, и я не помню, когда чувствовал себя так хорошо. Блять, он даже не забывает ласкать мой член, так умело обхватывая пальцами то головку, то ствол. Сегодня я ломаю ещё один шаблон своих привычных половых актов не с Филиппом — всех партнеров до этого трахал я. Рональд единственный, кто трахает меня и это лучше всех моих разов. Сука, даже Филипп не так хорош! Пусть хоть до смерти вытрахает свою эту Меланию! Даже скучать по его члену не буду, потому что понимаю, что Рональд — слишком очаровательный любовник. Любовник… От этого слова мне становится так хорошо, что я тут же кончаю на руку Рональду — обильно и очень громко… Через несколько толчков кончает и Рональд… Еще один сломанный шаблон — он не использовал презерватив. Пососи мой член, Филипп Лоу. — Тебе помочь помыться? — спрашивает Рональд, когда мы перестаем так тяжело дышать. Я киваю. — Было бы неплохо, — соглашаюсь я. Рональд помогает мне дойти до его ванной и, можно уверенно сказать, что мы вместе принимаем душ, при этом Рональд помогает мне, смывая сперму с моих ног. Господи, я чувствую себя так хорошо — эта забота слишком непривычна для меня, но мне приятно, очень приятно. Я издаю стон, когда пальцы Рональда вновь оказываются во мне — он раздвигает мою заднюю дырку, чтобы остатки спермы потекли по ногам на пол. Он помогает мне подмыться и там — внутри. В отношениях с Филиппом мне всегда приходилось делать это самостоятельно. Мы проводим еще некоторое время в душе, уже просто моясь под струями теплой воды, а потом возвращаемся в комнату Рональда, не забыв посушить волосы. Мне немного стыдно о таком просить, но он легко понимает меня и уже через пару секунд мы в одних только трусах лежим на его кровати так рядом, что мне становится жарко где-то внутри себя. — Когда я был в твоем возрасте, у меня была жена и ребенок, но я внезапно понял, что женщины меня никогда не возбуждали — я наивно верил, что любил Кэрол, — зачем-то делится со мною Рональд. — Я до сих пор чувствую вину за то, что так резко рассказал ей правду и прекратил отношения, поэтому я до сих пор отправляю ей деньги. Забавно, что она даже не злится и всё понимает. Ее новый муж тоже ко мне плохо не относится. — Я влюбился в своего одногруппника, — я решаюсь тоже поделиться своей историей жизни. — Сегодня я узнал, что он никогда меня не любил, а согласился на отношения со мною прикола ради… Он всегда говорил мне, что любит меня и только меня, — я закрываю глаза. — У нас были свободные отношения, но… Но я знаю, что ему нравится одна девушка и сегодня я видел как они занимались сексом… — я резко переворачиваюсь на бок, чувствуя стыд за то, что я натворил. Разговор Филиппа и Мелании подслушал, Филиппу изменил и, самое главное, втянул во всё это дерьмо Рональда. — Извини, я занялся сексом с тобою, потому что злился на Филиппа. — Всё в порядке, — успокаивает меня Рональдо и похлопывает по плечу, приблизившись ко мне. — Тебе понравилось со мною? Я киваю. — Это был мой лучший секс, — признаюсь я. Уголки моих губ слабо приподнимаются. — А мне понравилось с тобою, — со смешком говорит Рональд. — Хочешь закурить? — Буду не против. Рональд поднимается с кровати и я пользуюсь возможностью, чтобы перевернуться на спину. Он достает с подоконника пачку сигарет. Я сажусь на край кровати и вытаскиваю сигарету, когда он протягивает мне пачку. Рональд использует свою зажигалку и только потом вытаскивает сигарету для себя. Мы одновременно делаем первую затяжку. Это забавно. А еще я чувствую себя очень расслаблено после слов Рональда. Мы выглядим как партнеры… Всю красоту момента портит трезвон моего телефона. — Филипп решил вспомнить обо мне, — недовольно бурчу я, вытаскивая сигарету изо рта. — Вам стоит закончить эти отношения. Официально. — Ты прав, — я киваю и делаю последнюю затяжку. Рональд поднимается с кровати и забирает с подоконника пепельницу, я оставляю там сигарету. — Извини, но мне придется уйти. — Я всё понимаю, — Рональд просто кивает. У меня сердце разрывается из-за того, что он так хорошо ко мне относится. — Ты можешь оставить мне свой номер? — спрашиваю я, натягивая штаны. — Я… Я ведь могу встретиться с тобою еще раз? — Конечно, Джереми, — соглашается Рональд. — Одевайся. Сейчас напишу тебе номер на листке бумаги. Тебе я всегда буду рад. Партнера у меня нет, а тебе нужна будет поддержка после расставания — я готов составить тебе комфортную компанию. Я улыбаюсь Рональду и застегиваю ширинку на штанах.

* * *

Я слабак. Я чертов слабак и готов в этом признаться сам себе. Я сказал Рональду, что первый собираюсь закончить отношения с Филиппом, зная о том, что чувства между нами никогда не были взаимными и любил его только я, но, попав в квартиру, я лишь думаю о том как я посмел изменить Филиппу. — Джереми! — Филипп выходит из комнаты, когда я закрываю входную дверь. — Господи, ну разве можно так долго не отвечать на звонки! Я переживал где ты был! Он переживал… Глаза против моего желания становятся мокрыми. Я шмыгаю носом и подхожу к Филиппу, чтобы опуститься перед ним на колени. Плача, я обнимаю его правую ногу и прижимаюсь лицом к его штанине. — Филл, я изменил тебе, — шепчу я между рыданиями. Я продолжаю обвинять себя в изменах даже сейчас… — Прости, прости меня… Пожалуйста, прости меня… Филипп касается ладонью моей макушки, поглаживая меня по волосам. — Джереми, у нас свободные отношения… Я не считаю это изменой… Как и всегда, как и всегда. Как можно считать изменщиком человека, которого ты никогда не любил? Он просто занимается сексом, на что он имеет полное право, ведь чувства невзаимны. Я ещё некоторое время хнычу Филиппу в штанину, а потом мы уходим в комнату. Я стараюсь не думать о том, что на нашей кровати сегодня лежала Мелания, когда Филипп обнимает и целует меня. Я пытаюсь скрыть то, что у меня нет желания прикасаться к нему хоть как-то. А может… Может Мелания не была права и Филиппу всё-таки нравились мужчины? Это он только из-за неё усомнился в этом. Какая же она шлюха — нет у меня уважения к такой девушке. Вот только во время секса я получаю ответ на свои мысли. Ни я, ни Филипп во время громкого стона не произносим имена друг друга. Я произношу имя Рональда, Филипп — имя Мелании. Мы делаем вид, что не слышали этого, но я уверен, что мы понимаем всё… Понимаем, что нашим отношениям осталось недолго.

* * *

Прошла неделя, а я все ещё не могу найти в себе силы закончить наши отношения. Филипп же продолжает трахаться с Меланией у нас на квартире, пока меня нет. Пару раз я специально уходил на некоторое время, чтобы проверить, приведет ли он сюда Меланию. Два раза я наблюдал за их сексом, слегка приоткрыв дверь. Они меня не заметили, а я понял для себя, что Филиппу все-таки лучше с Меланией. Их секс выглядит лучше, чем наш — видно, что они любят друг друга… А ещё Филипп вновь начал принимать наркотики и делает это вместе с Меланией. Сдохнуть бы им двоим от наркотической зависимости. Филипп видит, что я отдаляюсь от него, но ничего не говорит по этому поводу. Мы уже не спим в объятьях друг друга. Я пытаюсь закопать свои чувства к нему. Тяжело, вспоминая счастливые времена, но я напоминаю себе, что все это было ложью — просто приколом. Через ещё одну неделю я звоню Рональду и с этого дня начинаю жить у него. Мы не навешиваем друг на друга ярлыки. Нет, мы не встречаемся, мы не в отношениях. Мы просто живём вместе и занимаемся сексом, когда мы оба этого жаждем. А с Рональдом сложно не возбуждаться. Он красивый, добрый и внимательный. Переехав к Рональду, я сразу предупредил его о том, что не могу просто морально находится постоянно в его доме. Он нормально отнёсся к моим словам о том, что я буду время от времени сбегать в кровать к другим мужчинам, какое-то время жить у них и изредка приезжать к родителям (они постоянно спрашивают меня об Филиппе, а я молчу. Не могу рассказать им правду… Они и так ненавидят Филиппа). — Ты прекрасно выглядишь с макияжем, — шепчет мне на ухо Рональд, когда он возвращается с работы в тот день, когда я решаюсь сделать то, что делал несколько лет назад — использовать косметику. Меня никогда не волновало как я выгляжу с макияжем и я рад, что Рональд не имеет ничего против этого. — Спасибо, — я улыбаюсь и прижимаюсь спиной к его груди. — Классный цвет теней, да? — Очень тебе подходит, — соглашается Рональд. Его рука скользит по моему оголенному бедру, вызывая мурашки по коже. — Даже не хочу портить эту красоту… — Всё в порядке, — успокаиваю его я. — Если потечёт, то значит плохая косметика и долго она не держится, — шучу я. Рональд смеётся над моей шуткой и целует меня в лопатку. Я издаю стон. Он совсем недавно узнал о том, что это моя эрогенная зона и пользуется любой возможностью поцеловать меня в лопатку, чтобы услышать звуки моего удовольствия. Сегодня Рональд впервые делает мне минет, ссылаясь на то, что так макияж не сильно испортится. У меня чувства искрятся и подгибаются колени от его минета. Рональд великолепен. После я отвечаю Рональду тем же. Мне становится невероятно тепло на душе, когда я целую его в живот, оставляя на его коже след от помады, и он смеётся из-за этого. Это прекрасно, что мы оба остаёмся довольны, когда оказываем в постели не для того, чтобы поспать. — Джереми, что ты думаешь об сексе втроём? — неожиданно спрашивает у меня Рональд перед сном. — Не знаю, — я нервно смеюсь. — Никогда не думал об этом, а что, ты нашел себе партнёра и… — Нет, просто познакомился с парнем, который хочет попробовать секс втроём. Может, мы можем ему помочь? — Я не против, — соглашаюсь я. — Но если это твой партнёр, то мне придется бежать, чтобы он не ревновал, — отшучиваюсь я. Рональд смеётся над моей шуткой и целует меня в лоб. На следующий день я пробую секс втроём. Ощущения необычные, но мне понравилось… И все же не думаю, что в дальнейшем предпочту заняться таким сексом ещё раз. Рональд принимает мое мнение и рассказывает о том, что ему не понравилось, потому что за последнее время он привязался к ощущению его члена во мне. Приятно. Вечером мы опять занимаемся сексом, только уже вдвоем и у меня как всегда звёзды в глазах, когда я кончаю в очередной раз. С Рональдом невозможно устать от секса… Завтра убегу к родителям. Надеюсь, Рональд не подумает, что я сделал это из-за неудовторления от сегодняшнего секса вечером.

* * *

11 февраля 1994. . .

Жизнь с Рональдом прекрасна, меня всё устраивает, но я не могу перестать думать об Филиппе даже спустя несколько месяцев. Я рассказал об этом вчера Рональду. Он отреагировал крайне спокойно. Сегодня я решил поставить точку в истории моих отношений с Филиппом и на этот раз я уверен в своем желании. Я сделаю то, что планирую. Филипп не открывает мне дверь. Это заставляет меня переживать… Я касаюсь ручки двери и оказывается, что дверь все это время была не заперта. Это заставляет меня переживать. Я захожу внутрь квартиры и вижу, что она не в лучшем состоянии — всюду мусор, грязь, пустые пакетики и шприцы… С отвращением я отвожу взгляд от кучки использованных и нет презервативов. Кажется, Филиппу было весело… Но где, черт возьми, виновник торжества и почему он не открыл мне дверь? Филиппа я нахожу в когда-то нашей комнате… Мертвым. Черт возьми, Филипп мертв. Как бы я ненавидел его последние месяцы слезы на могут образоваться в моих глазах, когда я сажусь рядом с его телом. Не знаю сколько он уже тут, но смотреть на него до жути больно. Я еле как достаю телефон, чтобы сообщить о его смерти… Заканчивая звонок, я хватаю Филиппа за ближайшую ко мне руку и приближаю её к своему лбу… Чертовски холодная. Я ненавижу себя. Действительно неневижу. Я любил Филиппа всё это время, любил и до сих пор люблю, как бы он ко мне не отнёсся, но я не спас его, я не помешал ему довести себя до такого состояния. Я мог спасти его. Мог, если бы не был упрямым бараном, что думал только о себе. Как можно любить человека и позволить ему довести себя до такого? Я виноват. Чертовски виноват… Надеюсь, Филипп ненавидел меня все эти последние месяцы и он никогда не простит меня за это. Такое невозможно простить. Я предал Филиппа, предал свою любовь к нему. Я возвращаюсь к Рональду убитым. Он проводит весь вечер со мною, выслушивая то, как я обвиняю себя в смерти Филиппа. Он успокаивает меня, обнимает и прижимает к себе, позволяя рыдать ему в грудь. Интересно, больно ли ему слышать и видеть как я страдаю из-за Филиппа прямо сейчас? — Рональд, я… Прости, — я утыкаюсь ему в грудь, продолжая рыдать, но уже по другой причине. — Мне жаль, но… я не могу больше жить рядом с тобою… боюсь, я просто не смогу нормально функционировать, если останусь… Дело не в тебе, правда, но… Но я очень хочу вернуться к родителям… — Я всё понимаю, Джереми, — спокойно отвечает Рональд. Он поглаживает меня по голове. — Береги себя, это самое главное. Это ещё не конец. Я угукаю. — Ты был лучшим любовником, — со вздохом говорю я. — Ты был замечательным любовником, — в моей манере отвечает Рональд. Я поднимаю голову и, хоть и слабо, улыбаюсь ему. Мы целуемся в последний раз, очень долго и медленно, чувственно, и только потом я начинаю собирать свои вещи. Рональд помогает мне — я так ему благодарен.

* * *

Вернувшись домой, я рассказал родителям о том, что случилось с Филиппом — о том, что он умер из-за передоза наркотиками. Как я и думал, они разозлились из-за этого, но они старались быть рядом со мною. Со мною совсем всё стало плохо. Мне было так плохо, что я нашел себя в алкоголизме. Каждый день я выпивал дешёвый алкоголь, рыдал и злился сам на себя… На самом же деле страдал не только я, но и другие из-за меня. Я столько раз начинал драки с отцом, получая от него по лицу, потому что я всегда был слабее его, столько раз злился на мать и поднимал на нее руку… Я знал, что веду себя отвратительно, но не мог ничего с собою поделать. Повезло, что тетушка Орабэль смогла убедить меня обратиться за помощью. От алкоголизма я избавился, а вот отношения с родителями вообще испортились — даже после лечения от алкоголизма домой вернуться они мне не разрешили. На некоторое время я переехал к тете, потому что больше не было других вариантов. С Рональдом же я «порвал», да и тогда бы я уже не смог вернуться к нему. Я ведь начал спиваться не только из-за Филиппа, но и из-за Рональда, только чуть позже, потому что в какой-то момент я узнал о том, что он повесился — причина была неизвестна. Это было какое-то проклятье. Я был проклят. Хотелось и самому наложить на себя руки, но тетя спасла меня от мыслей об этом… В какой-то степени.

* * *

5 августа 1984. . .

В нашей с Филиппом квартире, после его смерти, ещё с самого начала было найдены какие-то листы, которые полиция передала мне. Я решил прикоснуться к ним только спустя некоторое время. Это было очередное решение из разряда «зря я это сделал». Филипп писал на этих листах в последние дни своей жизни, медленно помирая из-за наркотиков. Я помнил, какой хороший почерк был у Филиппа, но то, что было на листах, не могло напомнить что-то, что мог написать Филипп… Если смотреть на почерк, а не на содержание. На большинстве из этих листов было написано два слова: «Джереми, вернись», которые полностью занимали пространство, во многих местах сливаясь друг с другом. Из-за этих листов произошла моя вторая попытка убить себя — меня опять спасла тетя. Листы тётя сожгла, чтобы я больше на них не смотрел…

* * *

Так, пожалуй, и закончились мои отношения с Филиппом. Он оказался мертв, а я убивался из-за его смерти.