
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Hurt/Comfort
Нецензурная лексика
Повествование от первого лица
Счастливый финал
Обоснованный ООС
Отклонения от канона
Развитие отношений
Рейтинг за секс
Упоминания наркотиков
Второстепенные оригинальные персонажи
Проблемы доверия
Упоминания алкоголя
Разница в возрасте
Fix-it
Отрицание чувств
Элементы флаффа
От друзей к возлюбленным
Упоминания курения
Повествование от нескольких лиц
Новые отношения
Повествование в настоящем времени
Обретенные семьи
Начало отношений
Описание
Древняя мудрость гласит: «Мужчина в своей жизни должен сделать три вещи: посадить дерево, вырастить сына и построить дом».
Джереми Фитцджеральду пришлось сделать три вещи: помочь душам убитых детей, найти Майкла и разобраться в своих чувствах к нему.
Глава VII. Что было раньше не вернуть сейчас
26 октября 2024, 08:08
Я не скажу вам: "Прощайте" Простить это вряд ли возможно То, что звалось моей жизнью Скопище дел неотложных Я не скажу: "До свидания" Свидания — это всё в прошлом Мне и без них уже видно Что в вас прекрасно, что пошло © Алла Пугачева - Из ниоткуда
* * *
16 сентября 1994 Сан-Диего МАЙКЛ
— Джереми, погоди, я- Мне хочется схватить себя за волосы и как можно сильнее потянуть их, желательно до образования слёз в глазах. — Майкл, я не буду повторять несколько раз, — недовольно говорит Нора, из-за которой весь этот пиздец во время звонка и произошёл. Я попросил её подождать, пока я поговорю по телефону, а потом я буду полностью её, как мы и планировали. — Нора, я же попросил немного подождать. — Ты хоть что-нибудь знаешь о возбуждении, а? — Нора приподнимает бровь. — Если я возбуждена, то это значит, что ты мне нужен, прямо здесь и сейчас. — Я не мог сбросить этот звонок... Мне нужно было поговорить, — оправдываюсь я. — Звонил важный человек и... — У тебя что, есть ещё одна девушка?! — перебивает Нора. — Знаешь, что, Майкл? Катись к черту. Я тебе не проститутка. — Нора, пожалуйста, успокойся, — я вздыхаю. Нора подходит ко мне и бьёт меня по щеке своей рубашкой, что всё это время была в её руках. Больно, но я этого заслуживаю. — Найди в себе хотя бы немного уважения к женщинам, Майкл Вильямс. Нора разворачивается на каблуках и уходит из моей квартиры, громко хлопнув дверью. Расстояние между этой пустой комнатой и дверью большое, но я слышу, как Нора закрывает дверь с такой громкостью, словно я всё это время стоял перед дверью. Я тут же закрываю лицо ладонями и громко ворчу. Плевать, что Нора ушла, но не плевать, что мне позвонил Джереми, а я в очередной раз херово повёл себя по отношению к нему. Возможно, мне правда не стоило принимать звонок, сначала нужно было потрахаться с Норой, как она и хотела, а потом уже перезвонить Джереми. Но сейчас я совсем не понимаю его. До этого я пытался игнорировать звонки Джереми, думая, что скоро он перестанет мне звонить, но вскоре я понял, что если Джереми звонит, то лучше взять трубку, потому что, если я всё таки перестану вести себя как идиот и захочу позвонить ему, не факт, что он примет звонок или не пошлёт меня куда подальше. В чём я точно уверен сейчас - если позвонить Джереми, то трубку он не возьмёт... Я выхожу из пустой комнаты и захожу в свою, чтобы лечь на кровать. Я вздыхаю. Для меня все ещё остаётся загадкой, как Джереми терпимо относится к моему уезду. Я повёл себя как дурак, подвёл Фритца и в каком-то смысле даже подвёл Джереми! На месте Джереми я бы возненавидел себя, он же цепляется за нашу дружбу и не хочет отпускать меня из своей жизни. Всё чаще я ловлю себя на мысли, что я хочу, чтобы Джереми похоронил меня, как сделал это когда-то с Филиппом. Да вот только между мною и Филиппом есть огромная разница - он мертв по-настоящему, а я просто сбежал из Харрикейна в Сан-Диего. То, что я стараюсь не связывать себя с фамилией отца, ещё не значит, что теперь я полностью другой человек. Всё это слишком сложно для меня... За последнее время я привык убегать от ответственности, потому что я провалился так много раз за мою жизнь. У меня не получается ничего из того, что я хотел сделать. Но ещё никогда побег от ответственности не делал плохо не только мне, но и кому-то другому. Впрочем, я все ещё помню, как в один день сбежал от Генри. И что в итоге? Я пытаюсь не думать о прошлом, но факт остаётся фактом - после моего побега из моего дома Генри стал для меня отцом, которого мне всегда не хватало... Я был для Генри сыном, даже если не родным и по документами мы все ещё не были родственниками. Хоть и не полностью, но я всё же заполнил ту пустоту, которая появилась после убийства Чарли. Из-за моего побега от Генри его состояние ухудшилось, заметно ухудшилось... Я видел результаты всего этого. Генри был первым, кому я сделал плохо своим побегом, Джереми - вторым. Но почему-то я чувствую больше вины по отношению ко второму. Возможно, потому что когда-то я помог Джереми принять, что лоботомия ещё ничего не значит. Теперь я бросил его. Я знаю, что Джереми возненавидит меня, когда поймёт, что всё это время он был запасным вариантом... В том плане, что мне просто нужны были варианты, где прятаться от отца и прошлого, связывающего нас. Но я не понимаю, когда это произойдет, когда Джереми поймет и откажется от меня... Я переворачиваясь на бок и прижимаю к себе ноги, согнутые в коленях. А когда я откажусь от Джереми? В глубине души я же понимаю, что всё ещё привязан к нему, просто боюсь быть частью его жизни... Я знаю, что все эти связи с женщинами на одну ночь это просто попытка удержать рядом с собою хоть какого-то человека. Хотя бы одну ночь поспать с кем-то... Чувствовать тепло человеческого тепла и, возможно, хоть такое и не со всеми бывает, заботу. Мне не хватает всего того, что Джереми когда-то дал мне. Он был моим лучшим другом и мне было комфортно с ним. Не всегда, но что я, что Джереми научились жить с привычками друг друга, что кажутся дикостью. Привязываться к людям просто отвратительно. Особенно, когда ты понимаешь, что своими действиями делаешь человеку плохо.* * *
15 октября 1994 Харрикейн ДЖЕРЕМИ
Прошёл месяц с того момента, как я и Фрэнк спасли души детей из пиццерии. Как и писали в газетах, здание было разрушено - я лично проверил это. В тот день, когда здание снесли, я надеялся, что тело Уильяма Афтона в аниматронике было уничтожено. Он в любом случае мертв, но ещё лучше, если его останки будут закопаны в земле. За месяц я так и не обсудил с детьми, что они думают о том, что детали аниматроников всё ещё были у Фрэнка дома и их можно было даже починить. Дети не упоминали об аниматрониках всё это время, и я решил, что это знак их незаинтересованности в них. Меня это устраивало. Сегодня я решил устроить очень важную уборку своей комнаты. Мне стоит убрать из комнаты все те вещи, которые так или иначе напоминают мне об прошлом - и неважно с кем именно оно связано, с Филиппом или Майклом. Хотя на этой квартире никогда не появлялся Филипп, я снял её после побега с войны, вещи, напоминающие о нем остались. О чём я, если честно, почти забыл. Но прямо сейчас я сижу по-турецки у кровати, держа в руках подаренную Филиппом гитару. Прошло уже достаточно времени с появления этой гитары у меня, но шуточный автограф Филиппа всё также хорошо виден. В задумчивости я даже прикасаюсь к нему подушечками пальцев. Все ещё помню свои эмоции, когда Филипп прижал кончик чёрного маркера к корпусу гитары. Филипп оставлял свою подпись очень быстро, хватало двух секунд и можно было любоваться красотой его букв. Иногда мне казалось, что он мог написать свою подпись без раздумий. Я таким не отличался. Я постоянно боялся ошибиться в своей подписи, как-то не так вывести букву. Филипп говорил, что я думал слишком много, когда в руку мне попадали ручки, карандаши и маркеры. Я был с этим согласен. Сейчас я стал ещё более аккуратным, когда оставляю где-то свою подпись. Но иногда рука все таки соскальзывает и моя подпись становится уже не такой красивой, буквы летают туда-сюда, однако контролировать такие моменты я не могу. Мне и так пришлось некоторое время вспоминать как двигать рукой, чтобы писать. Я всегда успокаиваю себя этой мыслью. — Ого, это что, гитара? — я дёргаюсь, когда слышу голос Сьюзи сзади. Я думал, что дети сидят в гостиной, как и всегда! — Ты умеешь играть на гитаре? — присоединяется к Сьюзи Фритц. Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, что они вчетвертом стоят у раскрытой двери в мою комнату. Ну, конечно... Закрыться же я забыл! Так и манил открытой дверью, дурак. — Умел, — неуверенно признаюсь я, отводя взгляд. Я помню как играется всего лишь одна песня, но она чертовски личная. Я не могу поделиться тем, что Филипп написал специально для меня. — О, не стесняйся, Фитцджеральд, — тянет каждое слово Джереми, — мы не будем слишком строги, если ты нам сыграешь. — Нет, я серьезно, — я качаю головою. — Я не могу сейчас играть на гитаре. Я не помню, как это делается. — Почему?! — тут же спрашивают они все. — Долгая история... не хочу говорить, — я вновь отвожу взгляд. Я не могу рассказать им о том, что я пережил. Даже для убитых детей это не самый приятный рассказ - я уверен. — А кто такой Филипп? — задаёт неожиданный вопрос Фритц. Я смотрю на него, удивлено подняв брови. — Просто на гитаре написано "Филипп" и... — Это мой лучший друг. Был... — все таки рассказываю я. Что скрывать касательно этого? Дети сами могут додумать для себя, почему он именно, что был. — Я думал, что Майкл - твой единственный лучший друг, — Габриэль закрывает Джереми рот, но слишком поздно, я уже услышал, что он сказал. — Но ведь ещё есть мистер Сото, — не соглашается Фритц. — Я и Фрэнк просто друзья, — я издаю смешок. Надеюсь, они не расскажут ему о том, что лучшим другом я Фрэнка не считаю. Впрочем, не думаю, что Фрэнку есть дело до того, считаю ли я его другом, лучшим другом или просто знакомым. Мы не шибко участвуем в жизни друг друга - мы постоянно встречались только в баре. Фрэнк даже пьяным никогда не оставался ночевать на моей квартире, потому что Майкл был против... У Фрэнка и Майкла всё это время были сложные взаимоотношения, и даже пьяный Майкл всё также был почти негативно настроен к Фрэнку. Понятия не имею, с чем это было связано. Майкл никогда не объяснял причину своей неприязни к Сото. — А что насчёт Майкла, то он был моим вторым лучшим другом. Филипп же был первым. — А как ты познакомился с Филиппом? — спрашивает Сьюзи. — Давайте не будем ворошить моё прошлое? — предлагаю я. — Мне не очень хочется всё это вспоминать. — Что такого сделал Филипп, что ты не хочешь о нем говорить? — интересуется Джереми. Ну просто замечательно. Кажется, привычный Джереми возвращается. Ему надоело быть паинькой, каким он был после первого дня, когда я провёл всю ночь вместе с детьми в гостиной, и теперь он натягивает свою привычную личность. Жаль, что рядом нет никакой тряпки. В руках у меня только гитара, а я не думаю, что, если я кину её, то она останется целой. — Я не хочу об этом говорить, — просто говорю я. — Да ладно тебе, не думаю, что всё так плохо. Расскажи нам, — продолжает свою шарманку Джереми. — Расскажешь и мы уйдем. — Я не хочу об этом говорить, — повторяю я. — Джереми, не надо, — шепотом говорит Габриэль, в любой момент готовый закрыть рот Джереми ладонью. — Я уверен, что там нет ничего страшного, чтобы бояться рассказать нам об этом. Мы просто спрашиваем, как вы познакомились, а не как вы жили... — Сказал же: я не хочу об этом говорить! — не выдерживаю я. О том, что я сорвался на крик, я понимаю только тогда, когда они тут же мчатся из моей комнаты. Я вздыхаю... Зря я, наверно.* * *
11 августа 1983 . . .
— Филипп, тебе не кажется, что сегодня какой-то важный день или что-то типа того? — спрашиваю я, сидя на кровати по-турецки. Филипп сидит за единственным столом в нашей комнате и уже какой час что-то пишет. Когда я задаю этот вопрос, Филипп слегка поворачивается и задумчиво смотрит на меня. — Да вроде нет, — Филипп пожимает плечами и поворачивается обратно. Я пытаюсь не выдать своего разочарования из-за того, что он не помнит о моем дне рождения сегодня. Я надеялся, что слышу поздравление от него как только проснусь, но, кроме типичного "Поспать бы ещё двадцать четыре часа" от Филиппа я ничего не слышал сегодня утром. Вообще, я привык, что свой день рождения я не праздную, но каждый год я слышал хотя бы поздравления. Тяжело, когда лучший друг, не поздравляет, особенно когда вы живёте с ним вместе. Однако, через пару минут Филипп наконец-то встаёт из-за стола и подходит к кровати. — Джер, закрой глаза. — Зачем? — спрашиваю я. Филипп фыркает. — Думаешь, так сразу расскажу тебе? — шутит он. — Давай, просто закрой глаза. А когда я скажу открыть их, ты все поймёшь. Я киваю и закрываю глаза. Остаётся лишь догадываться, что такое выдумал Филипп, но во мне начинает теплиться надежда в то, что он всё таки помнит про мой день рождения. Через пару секунд, хотя, кажется, что за это время ничего не происходит, Филипп говорит, что я могу открыть глаза. — Помнишь я сказал тебе, что однажды ты вдохновил меня на песню? — начинает говорить Филипп, протягивая мне в руки листок. Я забираю его и быстро пробегаю взглядом по написанному. — Я всё думал, когда стоит отдать тебе слова этой песни, но нужен был замечательный повод и, кажется, я его наконец нашёл. Я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на Филиппа, и он улыбается мне. — С днём рождения, Джереми. — О Господи, Филипп, я думал ты забыл! — я смеюсь, параллельно с этим вытирая слезы с лица. За последнее время я стал ещё чувствительнее, начинаю плакать от любой ерунды, особенно если это что-то приятное со стороны Филиппа. — Шутишь что ли?! — смеётся Филипп в ответ. — Я и забыть, что сегодня твой день рождения? Это был бы худший поступок с моей стороны. Жаль, конечно, что подарок не суперский. — Это ты шутишь, Филипп! Это самый лучший подарок, потому что он уникален по своей природе. Кто ещё напишет песню, которая будет вдохновлена моим существованием в жизни этого человека? Только ты. Филипп улыбается сильнее. Я невольно ловлю себя на мысли, что давно не видел такой улыбкой на его лице. Филипп никогда не грустил, но такая улыбка была полна большей искренности и счастьем. Филипп садится на кровать рядом со мною. — Я рад, что тебе понравился этот подарок, хотя я не намеревался делать эти слова именно подарком для тебя... Просто так получилось, что в середине процесса написания песни я понял, что лирический герой вдохновлен тобою. Ты стал отличной музой для меня в первый период моей творческой деятельности. Возможно, я ошибаюсь, но мне даже кажется, что сегодня Филипп не принимал наркотики. Он говорит так спокойно и привычно, нет никаких приувеличенных эмоций, и Филипп не торопится, пока говорит. Если он действительно не принимал наркотики сегодня, то я чувствую себя ещё лучше в этот день. Я поднимаю взгляд чуть выше, чтобы не задерживать своё внимание только на улыбке Филиппа, и понимаю, что мы находимся довольно близко друг к другу. В голове тут же появляется идея, как можно отблагодарить Филиппа, даже если сегодня мой день рождения, однако... — Я оставил на кухне бутылку вина. Давай выпьем в честь твоего дня рождения? — предлагает мне Филипп, поднимаясь с кровати. Он знает, что я не против.* * *
16 октября 1994 . . .
Я так ничего и не выкидываю из комнаты. Одновременно хочется и не хочется прощаться с прошлым, поэтому я встаю с пола и ухожу в гостиную, чтобы попросить прощения у детей за то, что разозлился. Надо научиться справляться с негативными эмоциями. Я подхожу к гостиной, но впервые мнусь перед тем, как просто зайти. Если так подумать, то я разозлился не сильно, поэтому не должен так бояться, что дети меня не простят, но все равно неприятно с этой ситуации. Я всё таки захожу в гостиную и крайне осторожно сажусь на диван. Дети ничего не говорят. Сегодня первый раз за весь этот месяц, когда не включен телевизор. — Я хотел извиниться за то, что поднял на вас голос. Тишина в гостиной продолжается. Для себя я решил, что разозлился не так уж и сильно, но продолжающаяся тишина заставляет меня изменить мнение. — Да мы и не обижались, — наконец отвечает Джереми. — Сам понимаю, что разозлил тебя. — И сделал это нарочно, — перебивает его Фритц. — Это Джереми просит прощения за то, что продолжает быть таким противным. — Сьюзи, ты к нему ближе, пихни его в бок за меня, — просит Джереми. Однако Габриэль пихает его в бок. Краем глаза я вижу, что Джереми удивлен таким поворотом событий. — В общем, да... Я хотел бы извиниться.. — Всё в порядке, — успокаиваю его я. — Кто-то из вас всё ещё хочет узнать, как я познакомился с Филлипом? — Честно? — спрашивают они все сразу. — Честно, — я киваю. — Я, — одновременно отвечают дети. Я поворачиваюсь к ним с удивлением на лице. Они улыбаются мне... Можно ли злиться на таких детей, как они? — Ладно, ладно, — я прижимаюсь спиной к спинке дивана и закрываю глаза. — Я познакомился с Филиппом в медицинском колледже. — Так ты врач? — удивленно спрашивает Габриэль. — По образованию, если только, — я смеюсь и почёсываю затылок. — Никогда не пробовал работать врачом. Да и в колледж я пошел не по своему желанию. — Как по мне лучше было хотя бы попробовать работу врачом, — делится своим мнением Джереми. — Работа на стройке - это не так уж и круто. — А меня устраивает, — я пожимаю плечами. — К тому же, я не уверен, что в те годы меня интересовало что-то, кроме игры с Филиппом в группе... Я тут кое-что вспомнил, — я поднимаюсь с дивана. — Сейчас принесу одну занятную вещицу. Через пару минут я возвращаюсь в гостиную с небольшим альбомом в руках. Я и не помнил, что забрал его с нашей с Филиппом квартиры! Я сажусь обратно на диван и дети садятся поближе ко мне. — На год нашей дружбы я предложил Филиппу вести альбом с фотографиями, чтобы у нас была память о лучших моментах до самой нашей смерти, — я улыбаюсь, вспоминая как была встречена эта идея Филиппом. Он назвал меня гением! Филипп всегда заставлял меня улыбаться в те годы, но тогда я еще долго счастливо ворочался в кровати. Я не ворочался так сильно в кровати от радости даже тогда, когда родители подарили мне подарок на двенадцатилетие. Уже не помню, что это был за подарок, но я мечтал о нём, поэтому был счастлив... — О, а это ты на фотографии, да? — спрашивает Фритц, указывая пальцем на одну из фотографий. Я помню её очень хорошо. Все снимки в альбоме были сделаны моими руками - я нашел дома отцовский фотоаппарат, и именно я находил самые лучшие моменты нашей жизни, которые будет очень приятно вспоминать в будущем. Однако, один раз Филипп без спроса взял мой фотоаппарат и неожиданно сфотографировал меня. Несмотря на то, что я не ожидал этого, на снимке я получился очень хорошо. Филипп даже пошутил, что это признак моей фотогеничности. — Ага, — я улыбаюсь. — Эту фотографию сделал Филипп. — Круто! — радостно восклицает Фритц. — А я всё держал в голове вопрос, всегда ли у тебя были такие длинные волосы! Теперь я знаю ответ на этот вопрос. — Пририсовать бы ресницы и я подумал бы, что на фотографии девушка, — говорит Джереми. Однако, когда мы все смотрим на него, он объясняет, что просто пошутил. Впрочем, такие комментарии о длине моих волос никогда меня не колышили. Люди могут говорить, что угодно об этом. Мне нравились мои длинные волосы и я не считал, что их длина обозначает уровень моей маскулинности. Минусы длинных волос, правда, в том, что ухаживать за такими волосами надо, но мужчинам простителен минимальный уход... Особенно, когда мужскими шампунями хоть обувь мой, хоть машину, хоть еду на них готовь - в общем, одним шампунем можно заменить 12 различных средств для жизни. Мы продолжаем рассматривать фотографии в альбоме и, к счастью, я не чувствую грусть, вспоминая все те моменты, что были запечатлены. Я понимаю лишь то, что скучаю по Филиппу. Возможно, последние месяцы наши взаимоотношения были ужасны и мне становилось всё противнее при общении с ним, но мы пережили много и приятных моментов у нас полно. — Ой, что-то упало! — восклицает Сьюзи, когда при закрытии альбома с него вылетает ещё что-то. Она опускается на пол и достает упавшую штучку. — Ой, кажется, эта фотография немного не отсюда... — Что за фотография? — непонимающе спрашиваю я. — Ой-ой! Тебе лучше не смотреть на нее, — Сьюзи качает головою. — Да ладно, Сьюзи. Дай я посмотрю, — спокойным голосом говорю я и вытягиваю руку, чтобы Сьюзи отдала мне фотографию. Сьюзи вновь качает головою и прижимает ее к себе. — Сьюзи... — Э-э-э... Джереми, забери её у меня! — просит Сьюзи. Джереми тут же подлетает к Сьюзи и забирает фотографию из её рук. — Тебе точно не стоит на неё смотреть, — говорит он, посмотрев на фотографию. — Просто дайте мне эту фотографию, — я не убираю руку. Пока я не думаю вставать с дивана, но, если они продолжат перекидывать фотографию в руки друг друга, то я поднимусь. — Ребят, ну отдайте Фитцджеральду эту фотографию, — просит Габриэль. — Что там такого, что ему нельзя посмотреть? Джереми смотрит на Габриэля странным взглядом и я уверен, что с помощью него он что-то сообщает ему. — Э-э-э, д-да... тебе лучше не видеть эту фотографию, — все таки соглашается с ними Габриэль. Я недовольно вздыхаю и поднимаюсь с дивана. Что может быть такого на этой фотографии, чтобы так сильно не хотеть отдавать её мне! — Давайте не будем играть в догонялки из-за какой-то фотографии. — Звучит заманчиво на самом деле, — задумывается Джереми. Я серьезно смотрю на него. — Мы хотим как можно лучше тебе, — я не приближаюсь к нему, но сохраняю серьёзный взгляд. Джереми пожимает плечами. — Как хочешь, — и всё таки протягивает мне фотографию. Я... Я не помню эту фотографию. У меня в голове нет ни одного воспоминания о том, чтобы Майкл и я обсуждали тему фотографий. Вот только на этой фотографии я вижу именно нас с улыбками на лице. — Мистер Фитцджеральд? — зовет меня Фритц. Я поворачиваюсь в сторону дивана, но вижу там только Габриэля. — Я стою рядом с Джереми и Сьюзи, — объясняет он. Я поворачиваюсь обратно. Фритц показывает пальцем на свою щёку и проводит сверху вниз. Я приближаю руку к лицу и смахиваю слезы. Даже и не понял, что фотография вызвала что-то, кроме сомнений в том, действительно ли на ней то, что я вижу... — Эм... Всё в порядке? Я киваю. — Пойду отнесу альбом обратно в комнату. — Эм, не хочешь сегодня посидеть вместе с нами в гостиной вечером? — предлагает Сьюзи, когда я поднимаю альбом с дивана. — Посмотрим мультики... — Хорошее предложение, — я выдавливаю улыбку и ухожу из гостиной. И все же... Как же хочется вспомнить, когда мы успели с Майклом сделать эту фотографию и при каких условиях мы до этого вообще додумались.