Свобода выбирать

У моих родителей была договоренность. В зависимости от того, какую планету вы называете домом, вы можете предположить, что мои родители существовали в браке без любви, оставаясь вместе ради детей, или, возможно, спросите, не отыскали ли мои родители любовь за пределами своего союза, но оставались в браке ради удобства. Но на Вулкане договоренности — нечто совершенно иное, глубоко укоренившееся в нашей культуре и неотъемлемое от нашего образа жизни. Они столь же распространены, как песок, и никто о них не говорит. Я сидела в грандиозном вестибюле, практически лишенном элементов декора или каких-либо опознавательных знаков, под осуждающим взглядом одинокого администратора за стойкой, ожидая, когда и сама смогу заключить подобную договоренность. — Сера? — раздался холодный и властный женский голос. Поднявшись на ноги, я обернулась и обнаружила, что голос соответствует его владелице. Она была высока, худощава и чрезвычайно красива, может, тридцати лет от роду, а, может, и семидесяти. Вулканцам весьма повезло, что период их жизненного расцвета длится несколько десятилетий, в отличие от других разумных видов, например, телларитов, которые могут рассчитывать всего на пятнадцать-двадцать лет оптимальной красоты и здоровья. Я не ответила. Что мне было сказать? Я глянула на инфочип в ладони, прежде чем быстро сунуть его в карман. — Следуйте за мной, — произнесла она тоном, одновременно приглашающим и устрашающим. Низкие каблуки ее туфель выбивали быстрое стаккато по твердому полу; она провела меня по короткому узкому коридору в кажущееся стерильным помещение, где обнаружились миниатюрный переговорный стол и шесть стульев. Она жестом пригласила меня сесть, и я выбрала место у окна с видом на оживленное шоссе внизу. — Прежде чем мы начнем, вы должны дать согласие на подписание соглашения о неразглашении, — объявила она, тоже садясь и бесшумно придвигая мне ПАДД по гладкой поверхности стола. — Я полагала, что уже сделала это. — Это было соглашение, присланное вам в качестве приложения к предварительной анкете, его назначение — дать вам понять, что мы не раскроем вашу информацию третьим лицам. Данное же соглашение гарантирует, что вы не будете говорить с кем-либо о том, что мы будем обсуждать здесь сегодня, оно уделяет особое внимание сохранению конфиденциальности клиентов из наших баз данных. Штрафы за несоблюдение этих условий могут быть довольно суровыми. Я бегло просмотрела предложенный документ и заметила в нем раздел о вычетах из заработной платы и штрафных взысканиях. Какое все это имело значение? Основная причина, по которой я здесь оказалась, состояла в том, что в настоящее время я была безработной, а половина от нуля — все еще нуль. Без колебаний и церемоний я поставила свою подпись под соглашением и вернула устройство владелице. Она кивнула и промурлыкала: «Давайте начнем». — Могу я узнать ваше имя? — прерывать ее казалось неуместным, но также казалось странным начинать и без того уже странный разговор без какого-либо знакомства и малейшей доли близости между нами. — Мое имя не имеет значения, — произнесла она с такой решительностью, что я не стала далее настаивать. — Расскажите, зачем вы здесь. — Я уже направила вам заполненную анкету, — отвечала я. — Анкета говорит о том, что вы надеетесь получить от этой договоренности, но не о том, почему вы ищете ее. — Вы не думали о том, чтобы включить этот вопрос в анкету и тем повысить ее эффективность? — спросила я. Уголки ее рта дернулись, словно она почти готова была улыбнуться. Но все же не улыбнулась. Ни один уважающий себя логичный вулканец этого не сделает. — Я предпочитаю просить людей дать мне личное описание, чтобы убедиться, что они сами отвечают на данный вопрос, — сообщила она. — Анкета дает возможность собрать предварительную информацию, но интервью требует спонтанных рассуждений, что я нахожу очень полезным для оценки искренности собеседника. — Вы спрашиваете, не заставляет ли меня кто-то это сделать? — А вас кто-то заставляет это сделать? — Нет, — и это было правдой. Но мысль о том, что по договоренности людей могут обменивать, словно товары, расстроила меня. — Такое часто случается? — Не в этом агентстве, особенно потому, что мы очень тщательно проверяем наших клиентов-мужчин и соискателей-женщин. Тем не менее, я не могу говорить за некоторые менее уважаемые агентства, особенно те, что занимаются межвидовыми отношениями. — Что же делает ваше агентство таким уважаемым? — Мое такое одно на многие тысячи. Я заработала довольно хорошую репутацию благодаря успешному сведению амбициозных молодых женщин и состоявшихся мужчин, которые помогают партнершам в достижении их целей. Я тяжело сглотнула. Трудно было признать, что именно этого я и хотела, пусть даже мне не нравилось, насколько отстраненно и по-деловому это звучало, произнесенное вслух. — Какими же договоренностями занимаются другие агентства? Ее лицо приобрело полную безэмоциональность, она чуть заметно пожала плечами. — Существуют агентства на любой вкус. Пожилые женщины в поисках более молодых мужчин, однополые отношения, межвидовые отношения, те, в которых оба партнера имеют необычные наклонности. Для любых отношений, склонностей или фетишей, которые вы можете себе представить, я уверяю вас, существуют агентства, которые могут осуществить подобную договоренность. Однако, основываясь на вашей анкете, я подумала, что мое агентство наиболее соответствует вашим интересам. Мое лицо обдало жаром, но, решив не унижать себя румянцем смущения, я ответила: — Я уверена, что оно мне вполне подойдет. Женщина кивнула. — Хорошо. Так почему же вы ищете договоренности? — Пять месяцев назад я окончила Вулканскую академию наук со степенью в области молекулярной биологии и обнаружила, что найти полноценную работу весьма трудно. — Я понимаю вашу мотивацию прихода сюда, но зачем искать договоренности? Разве вы не были обручены в детстве? — Мы оказались несовместимы, — я старалась подавить свое раздражение. Вся эта информация имелась в анкете, которую она сейчас держала в руках. — Можете пояснить, в чем состояла эта несовместимость? — Повзрослев, он обнаружил, что предпочитает мужчин. Подобные вещи вряд ли можно назвать неслыханными. — Верно, но зачем искать себе договоренность, если можно посетить брачное агентство и подобрать более подходящего мужа? — Я не имею никакого интереса становиться чьей-либо женой. — Вы противник концепции брака? — Нет. Я верю, что брак прекрасно подходит для многих, но я хочу не этого. — Почему? Ее крайне личные вопросы начинали раздражать. В большинстве других ситуаций такой допрос показался бы возмутительным, возможно, даже по человеческим меркам. Я взяла себя в руки, насколько могла, обдумала, как лучше сформулировать, и наконец сказала: «Я никогда не встречала того, кто стоил бы брака. Я предпочитаю научную карьеру домашнему хозяйству». — В вашей анкете указано, что вы сами являетесь результатом договоренности. — Это так. Я бы хотела организовать что-то подобное и для себя. — Уточните. — У моей матери была договоренность с моим отцом. Они не жили вместе и не общались друг с другом вне периодов пон фарра. Моя мать предпочитала воспитывать меня и моего брата без его вмешательства. Мой отец предпочитал позволять ей это. — Вы знаете, кто ваш отец? — Да. — Вы с ним встречались? — Я встречала его однажды, в очень юном возрасте, еще до того, как повзрослела достаточно, чтобы понять: он из очень старой и уважаемой семьи и не осмелится пойти на риск публичного установления связи со своими незаконнорожденными детьми. В итоге он женился на другой и разорвал договоренность с моей матерью, но даже после женитьбы продолжал обеспечивать достойную жизнь ей, мне и моему брату. Его связи помогли мне поступить в Вулканскую академию наук. — Если его связей было достаточно, чтобы обеспечить вам образование, почему бы ему не помочь вам найти также и работу? Ее вопрос был практичным и невинным, но ранил так же беспощадно и беспристрастно, как осколки взорвавшейся бомбы. — Моя мать всегда сама организовывала подобные вещи и выполняла роль посредника между нами. Все средства, которые отец предоставлял для нашей поддержки, были записаны на ее имя. — А ваша мать недавно скончалась, — она произнесла это как-то неопределенно — то ли вопрос, то ли обвинение. Мне становилось все труднее контролировать свои эмоции. Мать всегда говорила, что я эмоциональнее, чем большинство вулканцев. — Да. После ее смерти все средства были возвращены отцу. — Вы не думали о том, чтобы обратиться к своему отцу? — Нет, — я отреагировала слишком быстро, чтобы можно было изобразить хотя бы видимость нейтрального ответа. — Нет. По правде говоря, я не уверена, что его новой жене известно о самом существовании договоренности с моей матерью. Я чуть не призналась, что упомянутая женщина вдобавок была человеком. Вулканцы могут не одобрять договоренности публично, но, по крайней мере, они их понимают. Как сможет понять человеческая женщина, на что толкает вулканцев пон фарр? — Понятно. Поэтому вы предпочитаете заключить договоренность, в рамках которой вы будете встречаться со своим партнером лишь один раз в семь лет, чтобы содействовать ему в разрешении его пон фарра. — Именно. — В вашей анкете также упоминается, что вы хотите иметь детей. — Да, — ответила я, задаваясь вопросом, что нового она может узнать, зачитывая мне вслух информацию из моей же анкеты. — Одного или двоих. Как только моя карьера обретет достаточную стабильность. — И вы хотите, чтобы их отцом стал тот партнер, которого мы вам подберем? — Если он согласится. Если же он этого не сделает, я воспользуюсь другими методами. Я лишь подумала, что, поскольку я уже собираюсь периодически вступать с кем-то в половые сношения, это будет более эффективно: так я избавлю себя от траты времени и средств на посещение клиники по оплодотворению. — Логично, — согласилась она. — Логично ли также предположить, что, по примеру договоренности, заключенной вашей матерью, вы ожидаете от партнера финансовой поддержки? — Только с целью содержания детей, которых мы, возможно, произведем. — Вы бы возражали против партнера, у которого уже есть дети? — Я особо не рассматривала подобную возможность, — призналась я. Потом задумалась на мгновение и добавила: — Мои требования минимальны. Мне все равно, чем он занимается в обычной жизни, лишь бы был достойным человеком. Поскольку характер той договоренности, которой я ищу, налагает свои ограничения, я не могу представить, каким образом возможно ожидать от него помощи в воспитании потенциальных детей, поэтому вопрос о том, есть ли у него дети, меня не волнует. Если они все же существуют, мне лишь было бы желательно знать, что он хорошо с ними обращается и обеспечивает, если они несовершеннолетние. — Многие из наших клиентов находятся в возрасте, когда их дети уже достигли совершеннолетия, — ответила она. — Я хотела бы отметить, что вы не указали устраивающий вас возрастной диапазон партнера. Я подумала о любопытной природе вулканского долголетия. Вулканки, как правило, были фертильны примерно двенадцать десятилетий, детородный возраст начинался ближе к двадцати годам и часто длился до 140 лет или чуть позже. Вулканские мужчины оставались фертильными практически всю свою жизнь после наступления полового созревания, были известны случаи, когда они становились отцами даже после достижения двухсот лет. Другим разумным видам, возможно, показалось бы странным, что у вулканцев дяди и тети могли быть значительно моложе племянников. Многие вулканцы ждали лет до сорока, прежде чем создать свои семьи, но не было и ничего необычного в существовании у кого-то правнуков старше его некоторых детей, и не было чем-то из ряда вон выдающимся, когда пять поколений одной семьи размножались в одно и то же время. Я прочистила горло, не зная, как лучше объяснить, что не хочу связываться с подростком или пожилым мужчиной. Я надеялась на кого-то близкого мне по возрасту, или, по крайней мере, не более чем вдвое старше. — Я понимаю, что наша беседа вступает в сложный этап, поскольку мы переходим к более конкретному обсуждению характеристик потенциальных партнеров, — наконец заметила она. — Мы построили данный процесс так, чтобы сделать его максимально логичным и свободным от стыда. Цель моих вопросов не в том, чтобы доставить вам дискомфорт, но они необходимы. Мы все только выиграем, если вы будете честны в том, чего хотите. — Полагаю, я готова принять партнера от двадцати до шестидесяти. — У нас очень мало клиентов моложе сорока, — ответила женщина. — Как я уже объясняла, это агентство в первую очередь работает с влиятельными мужчинами, желающими помочь молодым женщинам в достижении личных и профессиональных целей. Очень немногие мужчины моложе сорока лет могут похвастаться подобными возможностями. Я не обладала информацией, способной подтвердить ее слова, но, похоже, она говорила правду. — Вы не желали бы рассмотреть вопрос расширения возрастного диапазона потенциальных партнеров? — настаивающе добавила женщина. Я перебирала в уме все возможные варианты, стараясь мыслить логически, а не поверхностно, но постоянно возвращалась к мысли, что большинство мужчин к девяноста годам начинают седеть, и возможность быть с кем-то, по возрасту годящимся мне в деды, не казалась мне привлекательной. — Полагаю, будет приемлемым возраст от сорока до ста. Мышцы ее лица расслабились. — У нас много клиентов в этом диапазоне. Любопытство терзало меня, и я выпалила: «А у вас много клиентов свыше данного интервала?» — Старейшему нашему клиенту на данный момент 187 лет, — каких бы усилий ни стоила мне попытка контролировать выражение лица, она, должно быть, с треском провалилась, потому что женщина добавила: — Пон фарр — это недуг на всю жизнь, и многие мужчины никогда не выходят из возраста, когда он случается. Но в том, чтобы пойти навстречу пожилому партнеру, есть ряд своих преимуществ. — Объясните. — Мне рассказывали, что многим мужчинам, достигшим возраста поздней зрелости, не требуются многочисленные спаривания для разрешения пон фарра; некоторым может понадобиться лишь единичное спаривание. Кроме того, мне сообщали, что они относятся к процессу со значительно меньшим… энтузиазмом, чем их более молодые сотоварищи. Возможно, вы могли бы рассмотреть более зрелую кандидатуру? Я ответила не сразу. Женщина, казалось, приняла мое молчание за резонные размышения и продолжила развивать свою концепцию. — Тот мужчина, о котором я упоминала ранее, владеет значительной собственностью в Голе, а также домом в городе. Он последний представитель своей семьи, и других претендентов на его имущество нет. Он готов завещать все, что имеет, любой женщине, которая согласится с ним спариться. Какой бы шокирующей ни была эта идея, я решила, что было бы нелогично хотя бы не обдумать ее. В возрасте 187 лет этому мужчине остался, наверное, всего один цикл пон фарра, может, два, если у него исключительное состояние здоровья. Провести, лежа на спине, несколько часов или даже меньше, и получить взамен собственное поместье в Голе? Мои обязательства в данном случае были бы минимальны, но я не могла выбросить из головы образ иссохшего хрупкого тела поверх моего. Слишком вежливая, чтобы отказаться напрямую, я спросила: «Не считаете ли вы, что данный вид договоренности носит довольно эксплуататорский характер?» — Было бы нелогично отрицать, что практически все договоренности подразумевают определенную степень эксплуатации. Многие мужчины готовы пойти на что угодно ради шанса продлить свою жизнь, но в большинстве случаев вся власть сосредоточена в женских руках. У вас есть свобода выбора себе партнера, в то время как мужчины мало что могут сделать, лишь ждать, выберут ли их, и смогут ли они таким образом избежать смерти. — Но не кажется ли вам, что это порождает определенную степень неравенства? Мужчина, обладающий значительным состоянием или обширным влиянием, скорее всего, привлечет больше предложений, чем не имеющий этого. — В этом агентстве да, — призналась она. — Но, как я уже говорила, существует множество агентств, и многие мужчины, ищущие партнершу, в конечном итоге найдут свою. — Но не все? — Нуждающихся мужчин гораздо больше, чем тех, кто готов им помочь, — признала она. — Иногда мужчины умирают в ожидании партнерши. Это была отрезвляющая мысль, и внезапно цель моего нахождения здесь приобрела новый смысл. Я бы не стала отдавать кому-то свое тело из милосердия, но какими бы неприятными ни были существующие договоренности, правда состояла в том, что они спасали кому-то жизнь. — Вы не желали бы рассмотреть возможность оказания помощи более чем одному из наших клиентов? — Множественные договоренности? — Они не так редки, как вы можете предположить. У нас есть несколько клиенток-женщин, у которых в настоящее время более десяти постоянных договоренностей. — Десяти? — повторила я, не в силах скрыть удивление в голосе. — Это большое число, — согласилась женщина. — Но хотя почти четверть наших клиенток состоит в отношениях с несколькими мужчинами, среднее количество партнеров в данной демографической группе составляет всего около трех. — Что если я начну только с одного? — наконец проговорила я, уверенная, что одного будет более чем достаточно. — Хорошо, — она провела пальцем по гладкой поверхности ПАДДа, прокручивая заполненные мной формы и готовясь задать больше неудобных вопросов, на которые я, вероятно, уже отвечала в ее крайне обширной анкете, но по какой-то причине она хотела услышать мои ответы вслух. — В дополнение к тому, что вы не указали возрастной диапазон, вы также не перечислили никаких физических качеств, которые ищете в партнере. Я не знала, какой ответ будет подходящим. Если бы эти отношения и вправду были лишь вопросом чисто практического обмена спаривания на профессиональное продвижение, разве не было бы логичнее с моей стороны искать самого молодого, здорового, красивого и влиятельного партнера, который только возможен, особенно если я заинтересована в вопросе заведения от него детей? Почти наверняка я не получила бы всего желаемого, но какое из этих качеств было самым важным? — У меня нет каких-то конкретных предпочтений, — слова будто сами вырвались из моих уст. — Я не требую от него исключительной привлекательности. Полагаю, что я открыта практически для всех предложений, но я не буду знать, кого предпочту, пока не пойму, какие у меня есть варианты. Женщина еле заметно кивнула. — Тогда, полагаю, у меня достаточно информации, чтобы двигаться дальше. Вы являетесь исключительно подходящим кандидатом и уже успешно прошли тест на совместимость с многими партнерами. «Многие» — это крайне неточное определение. — Можно поконкретнее? — Мы предварительно сверили вашу анкету с нашей клиентской базой данных и нашли 2 126 совместимых партнеров. Я ощутила, как краски покидают мое лицо, но заставила свои черты застыть в том классическом невозмутимом выражении, которым так славился мой народ. Но более двух тысяч мужчин? Может, было бы логичнее с моей стороны все же указать более конкретные требования. — Но мне будет позволено принять окончательное решение? — спросила я, отчаянно нуждаясь в ободрении. — После проведения медицинского обследования мы проанализируем ваш генетический профиль, чтобы найти потенциальные совпадения для отсеивания возможных родственных связей, ради генетического разнообразия нашей популяции и гарантий, что вы произведете на свет детей без несовместимых с жизнью генетических дефектов. Этот процесс очень похож на тот, с помощью которого родители ищут подходящих партнеров для своих детей по достижению ими нужного возраста. — Но каким способом вы рекомендуете мне сузить круг вариантов? — спросила я. — Генетический анализ, вероятно, отсеет лишь небольшую часть кандидатов. — Мы используем определенный алгоритм для сортировки наших клиентов в зависимости от местоположения и срочности их потребностей. Затем мы принимаем во внимание вашу анкету и результаты генетических тестов и определяем десять наилучших совпадений, которые и представим вам в досье. — И мне нужно будет выбрать из них? — Если вы не найдете среди них подходящего, мы предложим вам следующие десять кандидатов на основе оценки вашей совместимости. — И что произойдет после? Позволено ли мне будет встретиться с ними, чтобы помочь принять решение? — В процессе принятия решения вы можете встретиться с любым из них, если они давали на то согласие. — Почему бы они могли не согласиться? — удивилась я. — На кону их жизнь. Мы оба уже заранее согласились на спаривание. — Наш сервис существует для того, чтобы подыскивать пары со схожими целями. Мы предоставляем услуги агентов, таких как я, для проверки претендентов, юристов для составления контрактов и врачей, чтобы убедиться, что обе стороны достаточно здоровы для участия в сексуальной активности и не имеют каких-либо заболеваний, передающихся половым путем, но сами договоренности заключаются напрямую между партнерами. Некоторые предпочитают анонимность и соглашаются на спаривание без знакомства с личностью партнера. — Они могут не знать имен друг друга, но им все равно придется взаимодействовать, — возразила я. — Все равно видеть друг друга. Женщина приподняла бровь. — Порой у нас бывают клиенты, оговаривающие использование масок и костюмов или же скудное освещение в качестве условий своего соглашения. Как-то один мужчина сконструировал особый ящик с маленьким отверстием, чтобы он мог спариваться с партнершей с минимально возможным физическим контактом. Вас бы заинтересовало подобное? — Нет, — ответила я, не желая даже секунды размышлять о том, чтобы запереться в ящике или надеть на голову мешок. — Я хочу придерживаться безличностного и редкого общения, но все же желаю знать, кто он. Женщина кивнула и тихо проговорила: «Я предполагала, что вы так ответите, но просто хочу напомнить вам, что цель нашей службы — удовлетворить любой запрос в пределах разумности». Я подозревала, что наши определения разумного могут отличаться. Она проводила меня через холл в другое помещение, где меня приветствовала полная женщина во врачебной униформе. По стенам располагалось различное медицинское оборудование, а центр помещения занимала глянцевитая смотровая биокровать. Она взяла у меня две ампулы крови и велела лечь на спину, чтобы кровать просканировала мое тело. Врач просматривала результаты осмотра в режиме реального времени, комментируя мое кровяное давление, словно из учебника, типичные форму и расположение матки, а также нормальный размер и функцию всех репродуктивных органов и желез. После полного изучения моих первичных и вторичных половых признаков, она пришла к выводу, что все необходимое наличествует и правильно функционирует, а затем отдала мне результаты анализов крови. У меня не обнаружилось заболеваний, передающихся половым путем, и в настоящее время я не была беременна — эти два факта меня не удивили, учитывая, что всю свою жизнь я предпочитала придерживаться целибата. Она велела мне вернуться обратно в ту маленькую переговорную. Я шла медленно, внезапно осознав, что сгибаюсь под гнетом какого-то совершенно нового эмоционального груза, от которого, вероятно, не удастся избавиться даже после месяцев медитации. Войдя в нужное помещение, я приблизилась к окну и уставилась на дорожное движение внизу, благодарная за тонированный солнцезащитный экран, покрывающий алюминостекло окна. Экран предотвращал попадание в помещение жестких ультрафиолетовых лучей, но вдобавок не позволял снаружи заглянуть внутрь. Я не хотела, чтобы меня кто-то видел. В том, что я делала, не должно быть стыда, но он все же был. Я соглашалась обменять свое тело на материальные блага. Теллариты назвали бы это грехом. Терранцы назвали бы это проституцией. На моем родном языке для этого было свое, особое слово: «бол-захлайя». В древнем вулканском этот термин подразумевал неизбежное зло, но в современном языке слово приобрело отчетливо сексуальный оттенок. Я сомневаюсь, что в Стандарте существует что-либо подобное, кроме слова «договоренность». Я подавила улыбку, вспомнив случившееся несколько лет назад обращение к Федеральному сообществу, в котором президент Федерации высоко оценил заключение торгового соглашения между Федерацией и навсикаанцами, но вместо того, чтобы использовать термин, описывающий дипломатическую договоренность, «экхарталайя», универсальный переводчик применил «бол-захлайя», что, как знал каждый вулканец, подразумевало сексуальную договоренность. Когда трансляция вышла в эфир, в моем родном мире она стала причиной многих поднятых бровей, и мне нравилось представлять, как бесчисленные вулканские родители вынуждены были усадить рядом своих детей и объяснить значение сказанных слов. Без сомнения, объяснение это стало для них крайне неудобным, потому что все аспекты сексуальности вулканцев так же подавлены, как и наши эмоции. Пон фарр, половой акт, беременность и роды считаются совершенно естественными вещами, но, в то же время, похоже, вулканцы предпочитают закрывать на них глаза и терпеть их лишь при необходимости, а не принимать как часть жизненного цикла. Я чувствовала себя тягостно и пыталась укрепить свой дух, но не могла избавиться от чувства, что совершаю ошибку, намереваясь вверить себя подобным презираемым отношениям, а не законному браку. Затем я вспомнила слова женщины о том, что по крайней мере несколько тысяч мужчин ждут кого-то, кто поможет разрешить их пон фарр. Я никогда не чувствовала себя такой счастливицей за то, что родилась женщиной, и потому избавлена от необходимости испытывать это прискорбное состояние. Какими бы неприличными ни являлись подобные договоренности, они были необходимы примерно десяти процентам мужской популяции в случае вдовства или отсутствия брачных уз. Мои действия спасут чью-то жизнь и сделают это таким образом, что мне не придется играть скучную роль жены. Я смогу свободно заниматься наукой и воспитывать своих детей как посчитаю нужным, как это делала моя мать. Дверь распахнулась, вырывая меня из раздумий. Женщина вернулась с ПАДДом в руке и с довольно пугающим выражением некоего удовлетворения на лице. Я вновь села на свое место, ожидая вердикта. — Я подобрала девяносто четыре весьма многообещающих кандидата, как с точки зрения ваших предпочтений, так и с точки зрения генетической совместимости. Вот досье наиболее подходящих претендентов, — она повернула ПАДД так, чтобы я могла видеть экран. Первый мужчина был довольно красивым, и у меня почти возникло искушение выбрать его, основываясь только на этом факторе, особенно учитывая, что избранный женщиной алгоритм определил его как «весьма многообещающий». Чтобы не показаться слишком согласной сразу, я прочла его краткую биографию, гласящую, что он — пятидесятишестилетний инженер-строитель, бездетный, в семье которого имелись случаи близорукости. Следующий мужчина обладал более заурядным лицом и более низким ростом, но при этом был главным исследователем весьма уважаемой лаборатории в Академии Ши’Кара. Если мои устремления и вправду направлены в первую очередь на достижение профессионального роста, он стал бы лучшим вариантом, чем красивый инженер. Они все казались идеально подходящими и обладали всеми качествами, что я искала. Тем не менее, почему-то ни один из них не представлялся достаточно правильным выбором. — Есть ли логичный способ выбрать? — спросила я, поднимая взгляд на женщину. — Полагаю, лучше выбрать того, кто нравится вам больше всего. — Что будет с теми, кого я не выберу? — я остановилась на биографии шестидесятитрехлетнего профессора астрофизики, чьи потребности классифицировались как чрезвычайные, подразумевая, что он умрет в течение месяца, если не найдется подходящий партнер. — Вы намерены выбрать их всех? Я тяжело сглотнула. Я не могла отрицать, что эта мысль начинала приходить мне в голову, хотя бы ради них самих. К сожалению, это были лишь десять наиболее совместимых со мной кандидатов из 94 членов суженой выборки из более чем двух тысяч. Разве возможно отдать себя для спаривания им всем? — У каждого из этих мужчин своя судьба, независимо от того, решите ли вы помочь или нет, — добавила она. — Вы в состоянии помочь хотя бы одному из них, но ваша жизнь также важна. Даже выбор одного из них является щедрым вкладом с вашей стороны и будет иметь существенное значение. Я перелистнула с девятой биографии на десятую, пораженная явным отсутствием информации на последней странице. Там говорилось лишь: «мужчина, восемьдесят четыре года, политик и молекулярный биолог». Его потребности также классифицировались как чрезвычайные. — У последнего это вся информация? Женщина вздернула брови. — Этот клиент является крайне заметной общественной фигурой, и потому он решил ограничить информацию о своей биографии, хотя, если вы серьезно рассматриваете его кандидатуру, он готов встретиться с вами. — Как я могу заинтересоваться кем-то, основываясь на столь скудной информации? — Вы выразили заинтересованность в продвижении по карьерной лестнице и желание, чтобы избранный вами мужчина тайно стал отцом ваших детей. Этот мужчина имеет все возможности для того, чтобы обеспечить ваших детей, и если вы действительно хотите сделать карьеру в молекулярной биологии, он будет чрезвычайно полезен в достижении ваших целей. Возможно, больше, чем любой другой клиент в моей базе данных. — Тогда я могу с ним встретиться? — Я могу это устроить, хотя он попросил, чтобы любая потенциальная партнерша сначала прошла предварительную проверку у его помощника. — Помощника? — повторила я. — Я узнаю его, если он придет лично? — Насколько внимательно вы следите за политикой? — спросила она. — В той же мере, как и любой обычный гражданин, полагаю. — Тогда вы точно его узнаете. Это определенно стоило обдумать. Я жестом указала на ПАДД и спросила: «Могу ли я побыть в одиночестве, чтобы снова изучить биографии и рассмотреть имеющиеся варианты?» Она церемонно кивнула и удалилась. Я ходила по комнате туда-сюда, изучая фотографии, предоставленные девятью из десяти мужчин, и мучительно размышляя, какой выбор был бы наиболее логичным. Врач. Отмеченный наградами химик. Каждый кандидат казался логичнее предыдущего. Они все были логичными. Они все были личностями. У них была своя жизнь, друзья и близкие, но обстоятельства оставили их в одиночестве, и сейчас они боролись с разрушительным, опасным для жизни состоянием. Как я могу выбирать разумно? Спустя короткое время дверь вновь открылась, и я с ошеломлением обнаружила, что прошло уже два часа. Женщина проговорила: «Вы приняли решение?» — Нет, — тяжкое бремя поражения слышалось в моем голосе. — Было бы вам полезно узнать, что, согласно данным компьютера, вы потратили в три раза больше времени на изучение биографии десятого кандидата, несмотря на то, что в ней содержится меньше всего информации? Меня это не удивило. — Как я могу выбрать мужчину, если даже не знаю, как он выглядит? — Если я правильно помню, вы сказали, что не имеете предпочтений в отношении физических данных, и настаивали на том, что цель данной договоренности — обеспечить себе лучшее будущее. Я глянула в ее черные, блестящие глаза и кивнула. Мне нужно каким-то образом сделать свой выбор, так почему бы не выбрать того, кто может принести мне наибольшую пользу? — Тогда это он.