Пейринги

Все, что он сейчас чувствовал — это боль. Безумная, выворачивающая наизнанку и заставляющая кататься по полу. Болело все и сразу. Складывалось ощущение, будто во все тело разом впивались миллионы острых иголок, кости выкручивало, голову будто сдавил раскаленный обруч, а в горло словно влили раскаленный свинец. Сил больше не было, их выжгло бушующее внутри пламя. Хотелось кричать, но Кот боялся даже вздохнуть, опасаясь новой волны боли. И что самое ужасное, медики лишь разводили руками. Никто не знал, когда же закончатся мучения. Им так и не удалось выяснить препарат, который успел вколоть Ионову один из бандитов. А главное, что оставалось загадкой - это то, почему тот же самый препарат никак не подействовал на Уманову. Повезло, природный иммунитет или же меньшая доза? Олеся застыла в нерешительности, глядя на Кота сквозь стеклянную дверь. Парень свернулся на койке в позе эмбриона и не шевелился. На какое-то мгновение ей даже показалось, что он не дышит, но девушка тут же отмела эту мысль — приборы уже давно бы пищали. — Почему он так лежит? Подошедший Виктор Сергеевич взглянул на каплея и неопределенно пожал плечами. — Не знаю. Наверное, так боль слабее. — А обезболивающие?! — Ума сверкнула глазами, — Сделайте что-нибудь! Ему же больно. — Кололи. Организм сжигает их за считанные минуты. Остается только терпеть. Олеся стиснула зубы. Терпеть… легко сказано. Она даже представить не могла то, что испытывал Вася. Могла только догадываться, когда несколько часов назад его вдруг выгнуло дугой, а из горла вырвался звериный крик. А потом он рухнул на землю и уже не смог подняться. — Можно к нему? — Можно, — кивнул медик, — только ненадолго. И Олесь, не дотрагивайся до него лишний раз, пожалуйста. Кот не спал. Уставился широко распахнутыми глазами в какую-то точку на стене и пытался абстрагироваться от боли. Пока не получалось, все тело до сих пор сжимали тиски, кости выкручивало, а кожа горела, горела, горела… Ее шаги он услышал, едва отворилась дверь, но обернуться не решился. А когда девушка подошла ближе и вовсе сжался. Недавно навещавшая его Багира ласково коснулась лба, а было ТАК больно. А что, если и Леся сейчас захочет его пожалеть? — Ты как? Если бы он мог, то обязательно бы разлепил губы и ответил, но ничтожных сил хватило только на то, чтобы растянуть губы в неком подобии улыбки. И даже это простое движение отозвалось дикой болью во всем теле. В карих глазах блеснули слезы, и девушка закусила губу. Как бы она хотела помочь. Забрать хотя бы часть боли. Ему же больше всего на свете хотелось потерять сознание. Но как назло, сознание-то как раз оставалось ясным. — Уже скоро приедет этот важный профессор. Как его там? Ну, в общем, не важно, как его. Ты, главное потерпи. Кот кивнул. И снова вспышка боли, и с губ срывается стон. Олеся подскакивает к кровати и протягивает руку, касаясь его лица. Мысль о том, что Виктор Сергеевич просил ее этого не делать, приходит слишком поздно, и она тут же отдергивает руку назад. Вася несколько секунд прислушивается к внутренним ощущениям, а потом, еле ворочая языком, жалобно шепчет: — Не убирай. Так хорошо. Ума вновь нерешительно касается пальчиками его волос. Кажется, не больно. Парень постепенно расслабляется и устало прикрывает глаза. Багира, ворвавшаяся в палату через полчаса находит его спящим, а Уму ласково поглаживающую его по голове. Улыбается своим внутренним мыслям и уходит, так и не проронив ни слова. Через три дня он уже появляется к комнате отдыха, чем вызывает искреннее удивление ребят и смущение Олеси. Девушка старается отвернуться, спрятать глаза, пытается казаться как можно незаметнее. Но от пронзительного взгляда голубых глаз не скрыться ни за дверцей собственного шкафчика, ни за широкой спиной Бизона. И она очень боится остаться с ним наедине. Но группа отправляется в тир, а ее хватают за руку в последний момент. — Ты поцеловала меня. Кот не спрашивает, констатирует факт. — Чего? — Олеся выдергивает свою руку. — Тебе приснилось. — Нет, это был не сон. Почему? В голове вертятся десятки вариантов ответов, начиная от самых идиотских и заканчивая желанием послать молодого человека. Но врать Ума не любит. К тому же сама виновата, дала волю чувствам. — Не знаю. Хотела забрать боль. Она не успевает ничего понять, Кот наклоняется слишком быстро, а его поцелуй лишает возможности мыслить. Ее бесцеремонно прижимают к крепкому мужскому телу и перехватывают руки, не позволяя вырваться. — Помогло, спасибо, — он нехотя отрывается от ее губ и заглядывает в полные удивления карие глаза. — Лесь, а что ты вечером делаешь? С ее губ срывается нервный смешок. — А что? Что-то болит?