Путеводная звезда

***

Я сидел на старых бетонных ступеньках в жилом районе, который казался почти заброшенным. Старые, пошарпанные дома, выцветшие ставни, трещины на стенах. Здесь никто не шастал — ни одноклассники, ни хулиганы, ни пьяницы, которые часто создавали проблемы. Весь район словно замер во времени, и я мог просто быть. Передо мной лежал мой альбом для рисования. Я сосредоточенно выводил линии, изображая что-то, что никак не покидало мою голову. Сны. Непонятные места, силуэты без лиц и имён. Какие-то дома, которые я никогда не видел, и люди, которых не знал. Я отмахивался от мысли, что это может быть чем-то важным, списывая всё на бурную фантазию. Мой карандаш скользил по бумаге, пока я рисовал руку — странную, будто не совсем человеческую. Острые длинные когти, чешуя, похожая на драконью, и мелкие шипы, тянущиеся вдоль предплечья. Я сосредоточенно вёл карандаш дальше, пока не почувствовал, как что-то внутри меня сжалось. Голова начала гудеть, словно кто-то пытался стучать изнутри. — Чёрт… — прошептал я, отложив карандаш и прижав пальцы к вискам. Звон усиливался, резкий, как сигнал тревоги, разливаясь эхом в моей голове. В какой-то момент мне показалось, что я слышу чей-то голос — едва уловимый, словно далёкий шёпот. "Я... Чо… Услы..." Я напрягся, не понимая, что это было. Кто-то говорил со мной? Но голоса стихли, сменившись лёгким смехом, будто смеялся ребёнок. Или девушка? Он был тёплым, но каким-то необъяснимо чужим. Внезапно поднялся порыв ветра, холодный, но не обжигающий. Он ударил прямо в лицо, заставив меня вздрогнуть и закрыть глаза. — Эй! — воскликнул я, когда листок с рисунком вырвался из альбома и взлетел вверх. Ветер, словно живое существо, кружил листок передо мной, играя с ним. Листок взмывал вверх, скользил в сторону, но не падал. — Вернись! — крикнул я, схватив свои вещи и бросившись следом. Ветер швырнул листок вниз по улице, и я побежал за ним, стараясь не упустить из виду. Он петлял, залетая за углы домов, но ни разу не давал мне его поймать. В моих ушах всё ещё звучало это тихое, игривое хихиканье. Листок в конце концов поднялся по лестнице к крыше одного из домов. На самой крыше находился небольшой обшарпанный домик, старый, но всё ещё жилой. Ветер наконец прекратился, прижав мой рисунок прямо к двери этого домика. Тяжело дыша, я остановился, глядя на неподвижный теперь листок. "Ну наконец-то..." Я осторожно поднялся по лестнице, подойдя ближе. Подняв рисунок, я быстро осмотрел его на наличие повреждений, и, убедившись, что всё в порядке, посмотрел на дверь. Не успел я полностью развернуться как дверь скрипнула, и я поднял взгляд, чувствуя, как сердце резко ухнуло вниз. На пороге стоял Минсу. Он смотрел на меня так, будто обнаружил выброшенную бутылку возле своего порога — равнодушно, чуть приподняв одну бровь. Его светлые волосы были растрёпаны, а серо-синяя рубашка слегка смята, будто он только что встал с дивана. — Что ты тут делаешь? — спросил он, его голос был низким и каким-то ленивым. — Я… — я сглотнул, ощущая, как пальцы сильнее сжимают листок с рисунком. — Н-ничего. Минсу медленно выдохнул, прикрыв глаза, как будто моя неловкость вызывала у него головную боль. Затем он резко развернулся, оставляя дверь открытой, и начал что-то искать на тумбочке. Я стоял как вкопанный, не зная, что делать: уйти или дождаться, пока он закроет дверь? — Если ничего, — сказал он, даже не оборачиваясь, — то почему ты стоишь здесь? — У-упал… — пробормотал я, поднимая рисунок, будто это что-то объясняло. — Угу, — коротко бросил он, напяливая куртку. Минсу выглядел таким спокойным, что казалось, ему всё равно, сгорела ли кухня или внезапно начался ураган. Его лицо оставалось невозмутимым, а движения — размеренными и чёткими. Он молча поправил воротник, бросил взгляд на себя в зеркало у двери, и только тогда снова посмотрел на меня. — Ты всё ещё тут? — Я… э-э… — я почувствовал, как краска заливает лицо. — Простите! Я резко развернулся, собираясь сбежать, но в этот момент Минсу сделал шаг вперёд, чтобы выйти из квартиры, и чуть не налетел на меня. — Тише, — буркнул он, хмурясь, будто я только что оскорбил его. — Пр-простите, — выдавил я, пятясь к лестнице, стараясь сделать всё максимально тихо. Мы снова замерли, теперь уже друг напротив друга. — Ну? — бросил он, поднимая бровь. — Ты ещё что-то хочешь? — Нет! — Я быстро покачал головой. Минсу вздохнул, снова отворачиваясь. Казалось, его совершенно не тронули мои попытки быть вежливым. — Тогда иди, — бросил он, запирая дверь. Я метнулся вниз по лестнице, сжимая в руках свой рисунок, сердце гулко стучало где-то в горле. Я стоял внизу лестницы, всё ещё переваривая произошедшее. Сердце грохотало так громко, что я едва слышал собственные мысли. "Минсу… Этот самый Минсу из магазинчика. У него здесь дом?!" Пальцы сжимали листок с рисунком, и я, кажется, начинал его мять, но отпустить его было невозможно. Всё это казалось таким нелепым, будто сон, от которого невозможно проснуться. И тут меня прервали. — Эй. — Низкий голос раздался чуть выше. Я вскинул взгляд и замер. Минсу спускался вниз, уже переодетый и, кажется, собиравшийся куда-то уходить. — Ты проход перекрыл. — Ой! — я резко отскочил к стене, чуть не сбив локтем лестничные перила. — П-простите! Он не смотрел на меня. Вообще. Его взгляд был направлен куда-то в сторону, будто я был лишь частью декораций. Я прижался к холодной стене, оставляя ему путь, и старался не шевелиться, как мышь под метлой. Минсу спускался медленно, лениво, будто время его не торопило. Когда он подошёл ближе, я почувствовал лёгкий запах табака и мыла. Это странно… Такой резкий человек, а запах у него совсем не угрожающий. — Чего встал? — бросил он, даже не повернув головы в мою сторону. — Э-это… — я запнулся, судорожно хватаясь за листок, который теперь казался мне слишком лёгким, будто мог снова улететь. — Н-ничего. — Тогда двигай, — коротко бросил он, уже шагая мимо. Я дёрнулся, стараясь ещё сильнее прижаться к стене, как будто это поможет уменьшиться и стать невидимым. Минсу прошёл мимо, ни разу не посмотрев на меня. Будто меня вообще не существовало. Сложив руки в карманы своей потёртой куртки, он вышел на улицу и, даже не оглядываясь, скрылся за углом. Я выдохнул, чувствуя, как ноги подкашиваются. "Он меня просто не замечает. Совсем. Это хуже, чем злость или раздражение…" Я вытер вспотевшие ладони о брюки и только теперь понял, что дрожу.

***

После школы я, как обычно, старался проскользнуть через двор незаметно, выбрав боковую тропинку за зданиями. Здесь редко ходят люди, но я всегда смотрел по сторонам, словно ожидая, что кто-то всё равно выскочит из ниоткуда. В этот раз предчувствие меня не обмануло. Стоило свернуть за угол, как из тени выбрались они. Двое старшеклассников, высокий и коренастый, с ухмылками, которые я ненавидел всем сердцем. — О, наш дружок, — протянул один из них, ухмыльнувшись. — Что, опять прячешься? Я отступил назад, но они уже обступили меня, прижав к стене. В руках одного из них был небольшой мяч, которым он лениво подбрасывал и ловил, словно нарочно задавая ритм того, что должно было произойти. — Давай кошелёк, — коротко сказал второй. — У меня ничего нет, — пробормотал я, стараясь не смотреть им в глаза. — Ага, конечно. Знаем мы таких, — сказал первый, уже протягивая руку к моему карману. Я пытался сопротивляться, но один рывок, и они вытащили мой кошелёк. — Что тут у нас? — усмехнулся второй, открывая его. — О, целых две тысячи вон! Как раз на пару бургеров. — Верни! — вырвалось у меня, прежде чем я успел подумать. Это было ошибкой. Они начали бить. Удары сыпались один за другим, меня прижали к стене так, что я едва мог двигаться. Гул боли раздавался в голове, но я не мог даже закрыться. Я подумал: хорошо, что я ничего не ел. Если бы хоть что-то было в желудке, то я бы сейчас точно это выблевал. Когда они, наконец, отпустили меня, я рухнул на асфальт. Голова кружилась, губы были разбиты, а правая рука ныла от удара. — Лови, художник! — засмеялся один из них, бросив мой пустой кошелёк прямо мне в лицо. — Счастливо, нищеброд, — бросили они на прощание, уходя, всё ещё смеясь. Я остался сидеть на земле, глядя на кошелёк. Последние деньги. Теперь и их нет.

***

Я сидел на лавочке, скрюченный и держась за живот, который сводило голодом. Я не ел с обеда прошлого дня, и сейчас казалось, что внутри будто кто-то крутит тугой узел. Голова кружилась, и я ловил себя на том, что едва могу сосредоточиться. Единственное, что занимало мой разум, — это еда. Но денег больше не было. Куда бы я ни посмотрел, перспектива остаться голодным становилась всё более реальной. Я провёл языком по губам, чувствуя солёный вкус крови. Губа была разбита в нескольких местах, и это только усиливало боль. Я поджал губы, ощутив, как злость на самого себя, на свою слабость и безвыходность, медленно накатывает волной. Я сжал лямки теперь порванного рюкзака, как будто это могло помочь справиться с внутренним отчаянием. Взгляд остановился на магазине через дорогу. Это был маленький, дешёвый магазинчик. Камер там не было, охраны тоже. Продавца я видел раньше — странный парень, который, казалось, вообще не замечает окружающего мира. Всё, что он делал, — читал что-то или просто пялился в стену. Я понял, что у меня есть шанс. Я не хочу. Не хочу. Но что мне делать? "Я только возьму что-нибудь поесть, — убеждал я себя. — Всего лишь немного еды. Это не то, что навсегда. Я потом верну, честно... как-нибудь." Я всё ещё сомневался, переминаясь с ноги на ногу перед входом. Сердце гулко стучало в груди, руки дрожали, а в голове всё время звучал внутренний голос: "Это неправильно. Это кража. Ты этого не сделаешь." Я знал, что голодно сейчас, а не в будущем. Но если начать забирать деньги из шкатулки... это словно разорвать обещание самому себе. Да и родители, они скорее всего были дома. Они не должны знать об этих деньгах. Отец… он мог бы забрать их в любой момент. Мог бы просто открыть шкатулку, переложить в карман и сказать, что теперь они ему нужнее. Но желудок рычал так громко, что это мог бы услышать весь район. Я почувствовал, как горло сдавливает от спазмов. Не думая больше, просто заглушая этот внутренний вой, я шагнул в магазин. Магазин был крошечным, стареньким, и его витрины давно потеряли свою прозрачность из-за грязных разводов. Здесь всегда было тихо, покупателей почти не бывало, а единственным обитателем оставался тот странный продавец, который вечно либо сидел, уткнувшись в телефон, либо читал что-то за кассой. Я стоял перед входом, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Сердце бешено колотилось, а желудок скручивало от голода. "Это просто один раз. Возьму только один кимбап, ничего больше. И я верну деньги, как только смогу." Эти мысли кружились в моей голове, как мантра. Дверь открылась с тихим скрипом. Я вошёл, стараясь двигаться как можно тише, но в пустом магазине каждый мой шаг казался гулким. Внутри было всё так же, как и всегда. Продавец, парень лет двадцати с чем-то, сидел за кассой, лениво пролистывая ленту на телефоне. Он даже не посмотрел в мою сторону. Я медленно направился к полке с едой, каждый шаг отдавался гулом в голове. Наконец, передо мной оказался ряд упаковок кимбапа. Самая дешёвая еда, которую я всегда покупал. Я протянул руку и взял одну упаковку, чувствуя, как пальцы слегка дрожат. Я стоял, сжимая кимбап, словно это было что-то огромное и тяжёлое, и сомнения накатывали с новой силой. "Может, не стоит? Ну подумаешь, не покушаю. Может, просто упаду где-нибудь в обморок, и ладно." Но как тогда идти на работу? Если я потеряю силы, то вообще ничего не смогу сделать. Я попытался себя успокоить: "Я верну деньги. Обязательно верну." Тихо вздохнув, я осторожно выглянул из-за стеллажа на кассу. Продавец даже не поднял голову. "Он ничего не заметит. Просто бери и уходи." Я опустил глаза, быстро запихнул упаковку кимбапа в рюкзак и направился к выходу, стараясь не издавать ни звука. Сердце колотилось так, что казалось, его стук был слышен на всю округу. Пальцы дрожали, я чувствовал, как ладони вспотели. — Эй, ты, — раздался неожиданный оклик за спиной. Я замер, как вкопанный. Каждая мышца моего тела напряглась, а по спине пробежал холодный пот. Оборвав дыхание, я медленно обернулся. Продавец лениво поднял голову от телефона. Его кошачьи глаза пристально посмотрели на меня, будто пронизывая насквозь. Я ждал чего угодно: крика, вызова полиции, насмешки. Но вместо этого он лишь слегка нахмурился, его взгляд на секунду скользнул по моему лицу, задержавшись на запёкшейся крови под носом. — У тебя лицо всё грязное, — буркнул он, кивнув в сторону стойки с платками. — Умойся хоть. Я моргнул, растерявшись. Он не кричал, не злился, не вызвал полицию. Просто указал на платки, которые стояли прямо у кассы. Рука его едва заметно дёрнулась, как будто собирался взять что-то с прилавка, но передумал. — Вон там, справа, — добавил он, словно заметив, что я не двинулся с места. Его голос звучал отстранённо, но в интонации проскользнуло что-то мягкое. Не осуждение, не угроза — что-то другое. Я кивнул, не сказав ни слова, подошёл к стойке и вытащил бумажный платок. Движения были деревянными, как у марионетки. Продавец, казалось, не обращал больше на меня внимания, снова уткнувшись в экран телефона. Но я всё равно ощущал его взгляд. Словно он проверял, чтобы я сделал, как он сказал. Я аккуратно протёр лицо, ощущая, как кровь и грязь исчезают под прохладной поверхностью платка. Всё это время я боялся поднять на него глаза, словно любое движение могло сломать этот странный момент тишины. — Лучше? — спросил он, не поднимая взгляда от экрана. Я промычал что-то невнятное, не осмеливаясь произнести даже слово. Он кивнул, словно говоря, что разговор окончен, и снова вернулся к своему телефону. Я стоял несколько секунд, не веря в свою удачу. Всё внутри меня дрожало. Потом, словно проснувшись, резко развернулся и выбежал из магазина, едва сдерживая себя, чтобы не перейти на бег. На улице я остановился и обернулся, чтобы проверить, не идёт ли он за мной. Но за стеклянной витриной был виден только силуэт продавца. Он сидел за кассой, его голова была чуть наклонена, а лицо скрыто экраном телефона. Что-то в этом моменте показалось мне странным, но я не мог понять что. На улице я остановился и обернулся, чтобы проверить, не идёт ли он за мной. Сердце всё ещё колотилось, но я, словно на автомате, посмотрел через стеклянную витрину магазина. Продавец больше не сидел за кассой. Он прошёл к той самой полке, где я только что взял кимбап. Я замер, наблюдая, как он достал одну из упаковок, ту же самую, которую я украл. В руках у него мелькнули деньги — он спокойно подошёл к кассе, пробил товар, закинул сдачу в ящик и вернулся обратно. Моё дыхание прервалось, когда я увидел, как он снова ставит оплаченный кимбап на полку, точно туда, где он лежал раньше. Я застыл, не веря своим глазам. Что он делает? Почему? В голове роились тысячи вопросов. Из магазина снова показался силуэт продавца. Он лениво вернулся на своё место за кассой, снова уткнувшись в телефон, как будто ничего не случилось. Я стоял на тротуаре, смотря через стекло на продавца, который снова склонился к своему телефону. Он выглядел так, будто ничего особенного не произошло, будто всё это было для него обыденным. Но именно это и жгло меня изнутри. Горло сдавило, будто я проглотил комок. Глаза заслезились, и я почувствовал, как по щеке скатилась первая горячая слеза. Я пытался сдержаться, но в груди всё сжалось. — Простите… — всхлипнул я, голос сорвался, почти шёпотом. — Простите… Ноги сами понесли меня прочь. Я рванул с места, словно за мной гналась целая толпа. Ветер бил в лицо, и слёзы текли, смешиваясь с грязью, но я не мог остановиться. Всё внутри кричало: "Беги, беги быстрее!" Я мчался вперёд, не разбирая дороги, спотыкаясь на каждом шагу, а губы шептали слова, которые никто не слышал: — Простите… Простите… Я верну. Обязательно верну. Слова тонули в шуме улиц, но я повторял их снова и снова, будто это могло хоть как-то стереть вину, которая грызла меня изнутри.

***

Я сидел на лавочке в сквере, стараясь не привлекать внимания. Развернув украденный кимбап, я смотрел на него с ужасом, как будто это была не еда, а что-то грязное и недостойное. Сердце всё ещё сжималось от стыда. Я никогда не крал до этого и точно не хотел продолжать. "Это был самый ужасный ужин в моей жизни," — пронеслось в голове, пока я медленно, почти без удовольствия, жевал. Каждый кусок отдавался тяжестью в горле, как будто мне приходилось проглатывать не пищу, а камни. Я понял, что не смогу жить с этим. Нужно вернуть деньги. Как только смогу. И чем быстрее, тем лучше. Оставив упаковку с недоеденным кимбапом в рюкзаке, я поднялся с лавочки и направился в сторону дальнего района, где, по слухам, был ресторан, который иногда нанимал подростков на подработку. "Если меня возьмут посудомойщиком или хоть кем-то, я заработаю и верну долг этому продавцу. Я всё верну." Путь занял почти час. Холодный воздух обжигал лицо, а босые ноги мерзли, но я упрямо шёл вперёд. Когда я наконец добрался, передо мной оказался небольшой ресторанчик с яркой вывеской и уютным светом внутри. Сквозь окно я видел, как люди за столиками ели, смеялись и разговаривали. Внутри пахло чем-то невероятно вкусным — аромат жареного мяса и специй был таким густым, что от него кружилась голова. Я вошёл, робко оглядевшись. За стойкой стоял мужчина средних лет с усталым, но доброжелательным выражением лица. — Чем могу помочь? — спросил он, когда я приблизился. — Я... я ищу работу, — выдавил я, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Посудомойщиком... или кем угодно. Мужчина посмотрел на меня с интересом, затем внимательно оглядел с ног до головы. — Ты ещё школьник? Я кивнул, чувствуя, как щеки заливает румянец. — Мы не берём несовершеннолетних. Закон не позволяет, — вздохнул он, но его взгляд оставался мягким. — Ты извини, парень, но ничем не могу помочь. — Я... Я могу работать вечером. Или в выходные. Бесплатно, пока не увидите, что я справляюсь! — выпалил я в отчаянии. Мужчина покачал головой: — Я понимаю, что ты стараешься, но это невозможно. Прости. Стиснув зубы, я кивнул и выдавил: — Спасибо. Я вышел из ресторана, чувствуя, как холодный воздух больно бьёт по щекам. Не сдаваясь, я продолжил обходить одно заведение за другим. На этот раз я чувствовал себя чуть увереннее: я был обут и одет, хотя и не в лучшую одежду, но хотя бы не выглядел совсем как бродяга. Я заходил в кафе, рестораны и даже небольшие продуктовые лавки, везде спрашивая одно и то же: — У вас есть работа? Хоть что-то. Я готов помочь на складе, мыть полы или посуду… Некоторые люди сразу качали головой, даже не дослушав. — Извини, паренёк, у нас тут всё забито, — говорил старик в небольшом киоске, где пахло кофе и свежими булочками. — У нас тут серьёзное место, нам нужны опытные люди, — заявила строгая женщина в бежевом костюме, бросив на меня взгляд, полный недоверия. Некоторые, напротив, пытались быть милыми, но от этого становилось только больнее: — Ох, милый, я бы с радостью помогла тебе, но сейчас такие времена… Мест нет, сам понимаешь, — сказала кассирша в пекарне, пожимая плечами. С каждым отказом ноги становились всё тяжелее. Холодный воздух щипал нос и уши, но я не останавливался. В какой-то момент я оказался в совсем уж крошечном магазинчике, где было темно и пахло сыростью. За стойкой сидел мужчина, который выглядел так, будто сам нуждается в помощи. — Работа? — пробормотал он, окидывая меня взглядом. — Ты что, шутишь? Иди отсюда, не мешай. Стиснув зубы, я развернулся и вышел, стараясь не показывать, насколько мне больно. "Почему всё так сложно? Почему никто не даёт мне даже шанса?" — думал я, глядя на тротуар перед собой. Скоро стало уже совсем поздно, а я всё ещё брёл по улицам, заходя в любые открытые двери, в надежде, что хоть кто-то даст мне возможность заработать. После бесконечных поисков, я всё-таки сдался. Ноги налились свинцом, каждый шаг отзывался болью в ступнях. Глубокая ночь окутала улицы густой тишиной, лишь иногда раздавался шум проезжающих машин. Денег не было даже на автобус, поэтому я тащился домой пешком. Леденящий ветер пробирался под одежду, обдавая кожу холодными уколами. Каждый шаг казался последним, но я всё равно двигался вперёд, будто автомат, заглушая усталость и голод. Добравшись до дома, я с трудом влез через окно и едва не свалился прямо на пол. Не раздеваясь, я рухнул на кровать, свернувшись клубком. Тепло одеяла показалось почти нереальным, но даже оно не могло согреть меня до конца. Я не помню, как уснул, но помню, как резко вынырнул из сна, когда зазвенел будильник. Звон разорвал мою голову, и я отчаянно застонал, прижав подушку к ушам. — Школа… Чтоб её… — пробормотал я, глядя в потолок с таким чувством, будто тот собирался обрушиться мне на голову. Поднявшись с кровати, я медленно начал собираться, старательно игнорируя усталость и боль в теле. Приведя себя в порядок как мог, я забросил в рюкзак учебники, снова почувствовав их раздражающе знакомую тяжесть, и выскользнул из комнаты, стараясь не шуметь.

***

— Ким Джун! — раздался резкий, словно удар, голос учительницы Хан. Я вздрогнул так, будто по мне ударила молния, и замер на месте, не в силах поднять взгляд. — Ты что, решил, что можешь просто сидеть здесь и смотреть в стену?! Где твоя домашняя работа?! — её голос становился всё громче, превращаясь в почти оглушающий крик. Я открыл рот, пытаясь что-то сказать, но слова застряли в горле. Что я мог ответить? "Извините, я был слишком занят поиском еды, чтобы сделать задания?" Конечно, нет. Никому это не нужно. — Ты вообще понимаешь, что из-за тебя класс теряет время?! Как ты собираешься сдавать экзамены, а? — она подошла ближе, её каблуки громко стучали по полу. — Или ты думаешь, что это не важно? Ты хочешь всю жизнь мыть полы?! Последние слова больно ударили по ушам. "Мыть полы"… как будто у меня есть выбор. Я сжался, словно пытался стать меньше, спрятаться от её взгляда. У меня не было ни оправданий, ни сил на объяснения. Она продолжала говорить, а её слова сливались в один сплошной шум. — Посмотри на себя! У тебя даже вида нет, словно ты ночевал на улице! И что это за пятна на рубашке? Ты вообще чем думаешь, Ким Джун? Весь класс молчал. Некоторые украдкой бросали взгляды в мою сторону, кто-то хихикал, но большинство просто делало вид, что ничего не происходит. Никому не хотелось оказаться на моём месте. Я опустил голову ещё ниже, почти касаясь подбородком груди. В какой-то момент крик прекратился, и я услышал, как она вздохнула, словно от меня уже окончательно отмахнулись. — Садись! — резко бросила она. — И запомни, Ким Джун, это твоё будущее. Никто не будет вытаскивать тебя из грязи. Сев на место, я почувствовал, как моё лицо заливает жар. Слова застревали в голове, словно раскалённые иглы: "грязь", "никто", "твоё будущее". Стараясь не смотреть ни на кого, я уткнулся в потрёпанный учебник, но буквы расплывались перед глазами. После последнего урока, когда звонок известил об окончании занятий, я надеялся исчезнуть так же быстро, как дым на ветру. Но надежда рухнула, когда ко мне подошла учительница Хан. — Ким Джун, в учительскую. Немедленно, — сухо произнесла она. Я кивнул, чувствуя, как грудь сдавливает страх, и побрёл за ней, как приговорённый. Путь до учительской казался бесконечным. По дороге кто-то из одноклассников нарочно выставил ногу. Я споткнулся, чуть не упав, но удержался на ногах. За спиной раздался приглушённый смех. — Заяц спотыкается! — хихикнул кто-то. Я сжал зубы, стараясь не обращать внимания. Не поднимать голову. Просто дойти. Когда мы добрались до учительской, учительница Хан захлопнула за собой дверь и села за стол, скрестив руки на груди. Её лицо выражало полное отсутствие сочувствия. — Садись, Ким Джун. Нам нужно серьёзно поговорить. Я медленно опустился на жёсткий стул перед её столом, с трудом сглатывая ком в горле. — Ты понимаешь, что находишься на грани отчисления? — начала она, откинувшись на спинку кресла. — Ч-что? — ошеломлённо выдохнул я, взметнув голову так резко, что на мгновение перед глазами потемнело. — Ты всё понял правильно. — Она произнесла это так спокойно, будто сообщала о погоде. — Ещё один провал, ещё одно нарушение дисциплины, и ты покинешь эту школу. Мы не можем позволить себе ученика, который портит наш имидж. — Но я… я не… я не хулиган! — выдавил я, руки непроизвольно сжались в кулаки на коленях. Она резко перебила меня: — Ты ходишь весь в синяках, постоянно создаёшь проблемы. Твоя успеваемость — ниже всякой критики. Постоянные конфликты с одноклассниками. Это недопустимо. Я хотел возразить, хотел объяснить, что это не я устраиваю конфликты, что это всё они, но слова замерли на языке. Внутри всё сжалось от беспомощности. — Ещё один инцидент — и тебя здесь больше не будет. Это ясно? — Она пристально посмотрела на меня, как будто ждала подтверждения. Я лишь кивнул, чувствуя, как губы дрожат, а глаза наполняются слезами. — Можешь идти, — отрезала она, махнув рукой, словно отгоняя надоедливую муху. Я вышел из учительской, чувствуя себя пустым и выжатым, словно из меня вытянули всё тепло и силы. Снова оставшись в одиночестве после беседы в школе, я вышел на улицу, сжимая лямки рюкзака, будто это могло дать мне хоть немного уверенности. Я знал, что должен что-то делать. Найти работу. Убедить себя, что есть способ выбраться из этого круга.

***

Я бродил по городу, стучался в двери кафе, магазинов, даже пекарен. Я готов был мыть полы, таскать ящики, делать что угодно, но везде мне отказывали. Люди только бросали на меня быстрые взгляды, словно оценивая, насколько я бесполезен. — Извини, но ты не подходишь, — слышал я раз за разом. Скорее всего, дело было не в том, что я "не подходил". Просто кому нужен худой, побитый подросток с глазами, полными усталости? Когда стемнело, я уже едва держался на ногах. От холода меня начало потряхивать, но это было меньшее из зол. Голод всё больше сжимал мой живот. В последний раз я ел тот несчастный кимбап, и с тех пор мой желудок издавал только жалобные урчания. Когда я, наконец, добрался домой, ночь уже обвила город своими объятиями. Пробравшись через окно, я упал на пол, сил даже на то, чтобы переодеться, уже не осталось. Но я знал, что не могу позволить себе отдых. Школа. Домашние задания. Если я не сделаю их, это только приблизит момент, когда меня выгонят. С трудом поднявшись, я зажёг настольную лампу и разложил учебники и тетради. Глаза резало от света, а буквы перед глазами сливались в размытую кашу. Я пытался сосредоточиться, выводил буквы и цифры дрожащей рукой, но всё больше и больше ошибался. Мой разум плыл. Казалось, воздух в комнате стал вязким, как мёд, каждое движение давалось с трудом. Наконец, я почувствовал, как голова склонилась на стол, а сознание стало ускользать. Последнее, что я увидел перед тем, как провалиться в беспокойный сон, — это свет лампы, размывающийся до неузнаваемости.

***

С утра всё шло наперекосяк. Я едва поднялся с кровати, тело будто налилось свинцом, а голову сжимало, как в тисках. Гудела она так, словно внутри кто-то играл на барабанах. Шатаясь, я добрался до школы. Путь казался бесконечным, а каждый шаг отдавался болью в ногах. Как только я зашел в класс, первым делом рухнул на парту, уткнувшись лбом в её холодную поверхность. "Просто переждать. Минуту. Или две…" Голова отказывалась думать, тело ныло. Грудь сдавливало от холода, и я начал тихо кашлять. Похоже, простуда решила добавить масла в огонь моей жизни. "Всё супер. Простуда, голод, недосып. Может, в следующий раз сразу молния ударит, чтобы не мучиться?" Я услышал, как звенит звонок, но сил подняться не было. Учитель зашел в класс, и я заставил себя подняться. Шаткие ноги с трудом удерживали моё тело. — Ким Джун! — голос учителя словно пронзил меня насквозь. — Встать ровно и быть внимательным на уроке! Я выпрямился, изо всех сил стараясь не упасть. Глаза с трудом фокусировались, и мне казалось, что учитель расплывается передо мной, как пятно на стекле. — Да… — выдавил я еле слышно. Урок начался, а я сидел, держась за стол, словно за спасательный круг. Тело протестовало, голод мучил, но я понимал, что поблажек не будет. Их никогда не было и не будет. Держаться до последнего. Только так. Уроки шли, но я словно находился не здесь. Голова кружилась, перед глазами всё плыло. Голоса учителя и одноклассников смешивались в бессмысленный шум. Когда меня снова отчитали за не сделанную домашнюю работу, я едва понял, что на меня ругаются. Слова учителя будто отражались от стен, не доходя до сознания. Я просто кивал, не пытаясь даже оправдываться. С каждым часом становилось хуже. Температура явно поднялась, лоб жёг, как печка. Казалось, я горю изнутри. Меня шатало, ноги отказывались держать. Едва дождавшись окончания уроков, я побрел домой. Это была настоящая пытка. Холодный ветер обжигал кожу, тело дрожало от слабости. Каждый шаг был испытанием. "Только бы добраться… Только бы лечь… Никакой школы завтра. Выходные. Всё равно не выживу." Я сам не понял, как оказался у двери. Дрожащими руками открыл её, прошел в дом, захлопнул за собой и, не разуваясь, буквально рухнул на пол. Сил больше не было. Резкий крик и грохот разбудили меня, словно удар грома. Я распахнул глаза, тело сразу наполнилось страхом. Дверь распахнулась с треском, и отец ворвался в комнату, его голос гремел, заполняя всё пространство, как взрыв. — Ты только позоришь нашу семью! — кричал он, слова сыпались с ненавистью. В панике я пополз назад, но куда бежать? Угол комнаты и так был рядом, и отец с лёгкостью настиг меня. Его рука схватила меня за волосы, резкая боль прошила скальп, словно огонь. Я вскрикнул, теряя равновесие, и упал на пол. — Стоять, ты, ничтожество! — его голос резал слух, как нож. Я попытался подняться, но ноги дрожали, не слушались. Отец с силой дернул меня, таща по полу. Моё тело будто разорвало на части — от голода и слабости я едва мог сопротивляться, только плакал, тихо всхлипывая. — Ты только и делаешь, что позоришь меня! Учителя жалуются, школа жалуется! — он осыпал меня оскорблениями, а я мог только всхлипывать, хватаясь за его руку, которая казалась железной хваткой. Меня бросили на пол, удар о твёрдую поверхность заставил всё тело задрожать. Отец возвышался надо мной, как гора, его взгляд пылал ненавистью. Я боялся поднять глаза, каждый звук его голоса был как новый удар. Я услышал шорох в зале. Мама сидела на диване, смотря какое-то шоу. Она даже не повернула голову, не подала знака, что замечает нас. Отец шагнул ближе, схватил меня за воротник и врезал кулаком в бок. Воздух вырвался из лёгких, я закашлялся, пытаясь вдохнуть. Второй удар пришёлся в плечо, а потом я оказался прижатым к полу. — Ты ещё будешь отвечать за своё поведение, понял? — его голос звучал, как грохот грома, я едва мог разобрать слова. Боль разрывала тело, слёзы текли ручьями, но никто, никто не пришёл на помощь.

***