Путеводная звезда

***

Работа никогда не заканчивалась. Я бегал между столами, как белка в колесе, то хватая грязные тарелки, то собирая пустые бокалы, то протирая залитые соусами и алкоголем столики. Полы тоже надо было держать чистыми, особенно после визитов тех, кто умудрялся проливать свои напитки или ронять куски еды прямо на пол. Посетители всё приходили и приходили, каждый со своими капризами, и никто не обращал внимания на мальчишку, который едва успевал за всеми их прихотями. Для них я был просто фоном, безликой частью обстановки. Никаких поблажек, никакого сочувствия. Иногда мне казалось, что они даже забывали, что я человек. Особенно тяжело было с пьяницами. Я не мог смотреть им в глаза, каждый раз чувствуя, как внутри всё сжимается от страха. Когда кто-то начинал громко говорить или смеяться, я вздрагивал, словно ждал удара. — Эй, пацан! Ты там ещё долго возиться будешь? — раздался голос из-за спины. Я тут же замер, сжимая грязную тарелку в руках. Медленно повернулся и увидел мужчину, сидевшего за одним из дальних столиков. Он был явно пьян: лицо красное, глаза мутные, рубашка на одной пуговице. — Давай-давай, шевелись, а то я тут всю жизнь ждать буду! — гаркнул он, мотнув рукой в сторону столика. Я быстро кивнул, стараясь не смотреть ему в глаза, и кинулся убирать. Пальцы дрожали, а ноги будто сами хотели убежать куда подальше. "Просто сделай свою работу. Ничего страшного. Он не тронет тебя," — пытался я убедить себя, но сердце бешено колотилось в груди. Когда я собрал все грязные тарелки и направился к кухне, послышался звук упавшего стакана. Я обернулся и увидел, как другой посетитель — ещё один пьяница — уронил бокал с пивом на пол. — Эй, малец! — его голос был грубым и громким, от него мурашки пробежали по коже. — Поднимай! Ты что, тут только воздух пинаешь? Я замер на секунду, но потом поспешил к нему, стараясь не выронить тарелки. Опустился на колени, чтобы собрать осколки, но мужчина вдруг расхохотался. — Смотрите на этого пацана! Словно кролик перед волком! — он указал на меня пальцем, и за его столиком раздался общий смех. Щёки запылали, и я быстро собрал осколки, даже не чувствуя порезов на пальцах. Главное — убрать и уйти отсюда. Когда я вернулся на кухню, руки дрожали, а в груди была странная тяжесть. Водой я быстро промыл порезы, хотя боль почти не чувствовалась. "Просто ещё одна смена. Просто переживи это," — шептал я себе, закрывая глаза на пару секунд. Но передо мной всё ещё стояли эти красные лица и слышались громкие насмешки.

***

Балансируя на стареньком деревянном стуле, который жалобно скрипел под моим весом, я медленно тянулся к самой верхней полке шкафа. Там стояла небольшая шкатулка, треснувшая сбоку, с отколотым уголком. Когда-то её подарила мне мама — это был единственный раз, когда она решила сделать что-то для меня без повода. Шкатулка сама по себе не стоила ничего, но для меня это была память о тех временах, когда она ещё улыбалась. Я осторожно схватил её, почувствовав, как стул подо мной немного пошатнулся. На секунду замер, но быстро спрыгнул на пол, чуть согнув колени, чтобы смягчить приземление. Поставив шкатулку перед собой, я присел на холодный пол, чувствуя, как старые доски слегка покалывают через тонкую ткань штанов. Открыв крышку, я взглянул на содержимое. Внутри лежали мелкие безделушки, которые я собирал на протяжении последних нескольких лет: значок в виде улыбки, ржавая пуговица, ключ, который ни к чему не подходит, и немного засохших листьев, что когда-то показались мне красивыми. В глубине шкатулки аккуратной стопкой лежали деньги — всё, что я смог накопить за время своих подработок. Я вытянул из кармана полученную сегодня зарплату, разделяя её на части. Большую часть я отложил к неприкосновенному запасу в шкатулке, а остальное пойдёт на моё проживание. Моя улыбка чуть дрогнула, когда я пересчитал купюры. Не густо, но по крайней мере уже что-то. Если я продолжу экономить, к окончанию школы у меня должно хватить, чтобы снять хотя бы комнату в общежитии или какую-нибудь старую квартиру. Этой мысли оказалось достаточно, чтобы я почувствовал тепло надежды. Я уеду отсюда. Эта идея крутилась в моей голове как мантра. Уеду, сниму жильё, найду подработку. Даже если придётся работать ночами, даже если придётся терпеть. Я справлюсь. Главное — уйти отсюда, от вечного недовольства отца, от мрачного взгляда матери, от тяжести этой квартиры, где кажется, что стены давят с каждой секундой сильнее. Сложнее всего — поступление. Оценки у меня так себе, особенно по точным наукам. Но я ведь не обязан быть биологом или химиком, верно? Может быть, я смогу поступить на что-то, связанное с искусством? Я люблю рисовать. Конечно, мне ещё далеко до профессионального уровня, но я стараюсь. А вдруг? Что, если я смогу создать что-то своё? Картины... или даже комиксы? От этой мысли я чуть не засмеялся. Комиксы. Смешно, правда? Но было бы здорово. Я представил, как рисую целые истории, оживляю своих персонажей, которые могут стать для кого-то такими же друзьями, какими для меня стали герои из книг и фильмов. Я чуть крепче сжал крышку шкатулки. Пока что это просто мечты. Но они были моими. И пока я жив, я буду держаться за них, как за спасательный круг. Убедившись, что шкатулку не видно, я аккуратно вернул её на место. Встав на стул, я еще раз оглядел полку, чтобы убедиться, что всё лежит, как было, а потом осторожно спрыгнул на пол. Всё, можно выдохнуть. Потянувшись, я зевнул и юркнул в кровать, под свой старенький, поеденный временем плед. Он был немного колючий, но тёплый, а это главное. Завернувшись в него, я свернулся клубком и закрыл глаза. Где-то за стеной снова начались звуки. Глухие удары, хлопанье дверьми, крики, ругань. Я уже перестал воспринимать это как что-то новое. Каждый день одно и то же: отец срывается, мать вяло пытается ему возражать, всё заканчивается шумом и тишиной, пропитанной напряжением. Но я научился отключаться. Словно завожу внутри себя невидимый механизм, который просто глушит всё это. Сейчас — только я, моя тёплая кровать, плед и сон. Это уже хорошо.

***

Мне снился странный сон. Я оказался в каком-то спальном районе. Но это были не те улицы, что я привык видеть в своём городе. Здесь всё выглядело богато: высоченные заборы, идеально подстриженные газоны, огромные дома с блестящими окнами. Каждый из них был похож на маленький дворец. На обочинах стояли машины, такие дорогие, что я даже не знал их названий. Наверное, у нас в городе вообще таких нет. "Вот же люди живут," — подумал я, проходя мимо очередного особняка. Дорога вывела меня к повороту. Любопытство заставило свернуть туда, и я пошёл дальше, оставляя позади роскошные дома. Здесь дорога начала подниматься вверх, уходя в лес и будто бы отдаляясь от всего, что я видел раньше. Я шёл всё дальше, пока деревья не начали расступаться, и передо мной не открылся вид, от которого я замер на месте. Показался огромный дом — или, скорее, целая крепость. Подойдя ближе, я увидел, что перед этим домом стояли высокие, чёрные железные ворота. Они возвышались почти на два метра, а за ними тянулась кирпичная кладка массивного каменного забора. Всё здесь казалось неприступным, строгим и каким-то чужим. Дом был высоченным, с огромными окнами, через которые не пробивался свет. Три этажа, стиль странный: одновременно современный, но с элементами чего-то старинного. Всё чёрное, словно дом поглощал любой свет вокруг себя. Перед зданием раскинулась лужайка, на которой в беспорядке росли деревья и кустарники. Но что бросилось в глаза сильнее всего — это новогодние украшения. Они висели по всему периметру дома, на деревьях, на крыльце, на заборах. Яркие гирлянды, которые, казалось, давно выцвели на солнце, и цветастые шарики, облезшие от времени. Странно, снега не было, да и вообще дом выглядел заброшенным, но украшения словно замерли в ожидании праздника, который никогда не наступит. Я стоял у ворот, вцепившись в их холодные металлические узоры, и разглядывал этот странный дом. Поджав губы, я вцепился в металлические прутья ворот, стараясь их открыть. Силы у меня было немного, но даже если бы я был сильнее, ворота не поддавались. Петли проржавели, а запор намертво заклинило. Я толкал их изо всех сил, но безуспешно. — Ладно, — пробормотал я себе под нос. — Раз ты не пускаешь, я сам пройду. Моё любопытство оказалось сильнее страха. Я схватился за узоры ворот и начал взбираться наверх. Руки скользили, металл оказался холодным и неровным, но я все равно лез. Когда, наконец, удалось перелезть через острые пики наверху, я почувствовал, как сердце колотится в груди. Прыгнув вниз, я приземлился на траву, чуть не упав, но вовремя удержал равновесие. Я победно выпрямился, оглядываясь по сторонам. Никого. Только я и этот огромный дом. Дом возвышался надо мной, будто гора. С этой стороны он казался ещё больше, ещё выше. Чёрные стены уходили в небо, а огромные окна смотрели на меня, словно глаза, молча наблюдая. — И что я здесь забыл? — пробормотал я, чувствуя, как вся моя храбрость медленно тает. Каждый шаг вперёд давался всё труднее. Я почти волочил ноги, чувствуя, как с каждой секундой мне всё сильнее хочется развернуться и уйти. Но что-то удерживало меня. Я не мог объяснить, что именно — словно дом звал меня. На первый взгляд он был пугающим: такой огромный, чёрный, весь скрытый в тени. Но чем дольше я на него смотрел, тем больше начинал замечать что-то другое. Это была не пугающая тьма, как в страшилках про вампиров или привидений. Нет, эта темнота казалась… тёплой. Как будто она оберегала дом и тех, кто в нём жил. "Кто жил здесь раньше?" — мелькнула мысль. Мой взгляд скользнул по фасаду. Гладкие чёрные стены, вычищенные до блеска, казались почти новыми. Но кое-где штукатурка начала трескаться, а под окнами свисали остатки старых гирлянд. Эти украшения выглядели странно: современные по стилю, но выцветшие и облезлые, как будто пролежали здесь целую вечность. Я остановился у ступеней, ведущих к входной двери. Ноги замерли, а внутри всё похолодело. Внезапно я ощутил себя совсем маленьким. "Может, это плохая идея?" — мелькнула мысль. Но что-то продолжало тянуть меня к дому. Я не понимал, что именно. Внутри было ощущение, что я уже был здесь. Будто этот дом был мне знаком. Я поднимался по ступеням, слыша, как каждый мой шаг глухо отдаётся эхом. Оказавшись у двери, я протянул руку к ручке. Она была большая, из чёрного металла, прохладная на ощупь. "Открывать или нет?" Моё сердце забилось ещё сильнее, но я всё-таки повернул ручку. Дверь приоткрылась, скрипнув, и холодный воздух будто коснулся моего лица. Я сделал шаг вперёд, сердце стучало так громко, что я едва слышал окружающий мир. Что-то внутри меня замерло в предчувствии — за этой дверью было что-то важное, что-то, что я должен увидеть. Но я не успел сделать следующий шаг. Сон резко оборвался. Я очнулся, резкий звук будильника разорвал тишину моей комнаты. Глаза раскрылись, и первое, что я увидел, — это потрёпанный край своего старого пледа. — Что?.. — пробормотал я, чувствуя, как ещё недавно чёткие образы сна ускользают из головы. Сон был таким ярким, таким реальным, что мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь. Я лежал на своей кровати, в комнате, где всё было знакомо до мелочей. Звуки за окном, слабый свет, пробивающийся через шторы, всё это вернуло меня в реальность. Я поднялся, сев на кровати, и начал тереть лицо руками, пытаясь вспомнить детали. Мысли кружились в голове, но ни одна из них не давала ответа. Только странное ощущение пустоты, как будто я потерял что-то важное. Но размышления прервались, когда будильник снова завопил, напоминая о том, что пора вставать. — Ладно, — пробормотал я, выключая его. Сон придётся оставить на потом. Вздохнув, я спрыгнул с кровати и пошёл собираться в школу.

***

На перемене я сидел за своей партой, уткнувшись в листок бумаги. Карандаш скользил по поверхности, выводя линии и очертания дома, который я видел во сне. Огромный чёрный особняк, словно вырезанный из ночного неба, с новогодними украшениями, оставленными по периметру. Дом выглядел хорошо сохранившимся, но каким-то пустым, покинутым. Я старался передать каждую деталь, даже то странное ощущение, которое он оставил во мне — смесь уюта и тревоги. Тихо напевая под нос мелодию, я почти не обращал внимания на воркующих неподалёку девчонок. Они что-то обсуждали, хихикали, но я давно научился игнорировать их щебетание. Неожиданно одна из них приблизилась, останавливаясь у моего стола. Я заметил её краем глаза и замер, карандаш застыл в руке. Девочка переминалась с ноги на ногу, явно стесняясь. Я поднял голову, слегка растерянно глядя на неё. — Э-э, привет, — начала она, теребя край своей школьной формы. — Мне… ну, нам нужно убраться в классе, и я подумала, может, ты мне поможешь? Ведро с водой тяжёлое, а я… ну, ты же видишь, какая я хрупкая. Я моргнул, пытаясь понять, почему она обратилась именно ко мне. Может, потому что я был ближе всех? Или просто выглядел достаточно безобидным? — А… да, конечно, — пробормотал я, чувствуя, как уши начинают гореть. Девочка улыбнулась, чуть склонив голову набок, и прежде чем я успел сказать что-то ещё, она ловко подхватила меня под руку. — Спасибо! — радостно сказала она, почти потянув меня за собой. Я поднялся, поспешно убирая рисунок в тетрадь, и позволил ей вести меня к умывальнику, стараясь не споткнуться. Её рука была тёплой, но хватка уверенной, будто это я был хрупким и нуждался в поддержке. — Ведро там, — указала она, едва мы подошли к умывальнику. Её голос звучал беззаботно, а в глазах мелькнула какая-то тень веселья, будто эта ситуация забавляла её больше, чем должна была. Я тихо выдохнул и кивнул. Я едва успел коснуться ведра, как из-за угла с грохотом выбежали двое парней из нашего класса. — Лови подарок, дохляк! — заорал один из них, и прежде чем я понял, что происходит, они дружно перевернули ведро на меня. Ледяная грязная вода обрушилась, заливая меня с головы до ног. Я застыл, чувствуя, как холод пронзает тело, а мутные потоки стекают по лицу и одежде. Это была не обычная вода — она пахла землёй и химикатами, скорее всего, её стащили у уборщицы из ведра для мытья полов. Секунда — и вокруг раздался взрыв хохота. Весёлый, громкий, искренний. Их смех звучал, будто они только что увидели лучшее зрелище в своей жизни. Девчонки за спинами парней прикрывали рот руками, а кто-то даже указывал на меня пальцем, едва сдерживая слёзы от смеха. Я поджал губы, чувствуя, как в груди нарастает горячий комок. Глаза защипало, но я упрямо моргал, стараясь удержать слёзы. Не хватало ещё дать им повод назвать меня плаксой. Тихо опустив голову, я сделал всё, чтобы скрыть своё лицо. Вода продолжала стекать с волос и одежды, капая на пол. Я слышал шёпот и перешёптывания, кто-то даже подошёл ближе, чтобы рассмотреть меня вблизи. — Эй, смотри, он, кажется, сейчас расплачется! — крикнул один из парней, наклонившись, чтобы заглянуть мне в лицо. Словно по щелчку, смех стал ещё громче, напоминая свору собак, нашедших лёгкую добычу. Я чувствовал себя маленьким, грязным и ненужным. Каждое их слово, каждая улыбка были ножом, режущим моё сердце. Я тихо выдохнул, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Всё, что я мог сделать, — это стоять, опустив голову, пока эта пытка не закончится. Я не помню, как сорвался с места, но ноги сами понесли меня прочь. За спиной раздавались громкие крики и смех: — Заяц опять драпока дал! Сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот выскочит из груди. Я влетел в уборную, захлопнул за собой дверь и метнулся в самую дальнюю кабинку. Закрыв её на щеколду, я уперся плечем в дверцу, стиснув рот рукой, чтобы никто не услышал мои всхлипы. Лоб упёрся в холодную металлическую дверцу, а слёзы текли сами собой, оставляя мокрые дорожки на щеках. Но их веселье на этом не закончилось. Через минуту я услышал топот ног и хлопки дверей. Они пришли за мной. — Давайте, проверяйте! Он где-то здесь! — раздался знакомый голос. Мальчишки по очереди дёргали двери кабинок, громко смеясь и переговариваясь. Девчонки, их было трое, не заходили дальше входа, но остались за порогом, издавая восторженные смешки. — Нам сюда нельзя, — жеманно сказала одна из них, и я услышал, как кто-то фыркнул. — Да ладно тебе, это же весело! Дверь моей кабинки дёрнули, но она не поддалась. — Здесь, он точно тут! — возбуждённо прошептал один из них, и смех за дверью стал громче. Сначала было затишье. Потом тихие шаги, шорохи и, наконец, насмешливый отсчёт: — Один… два… На «три» дверца резко заскрипела от удара, а сверху, прямо на меня, посыпался мусор. Разноцветные бумажки, грязные тряпки и обрывки какого-то пакета обрушились мне на спину. Я сжался, будто пытаясь стать меньше. Следом за мусором что-то гулко ударило меня по лопаткам — ведро. Резкая боль отозвалась в теле, но я даже не успел вскрикнуть. — Ха-ха, плакса опять ревёт! — прокричал кто-то за дверью. — Пугливый заяц испугался ведра! Смех наполнил уборную, звонкий и безжалостный. Я прижимал ладони к рту и носу, пытаясь заглушить свои рыдания, но всё было бесполезно. Слёзы продолжали течь, а тело содрогалось от рыданий. — Эй, звонок, пойдёмте! — кто-то из них обратился к остальным. Громкая толпа высыпала из туалета, оставляя за собой тишину и грязь. Я остался один. Колени не выдержали, и я рухнул на холодный кафельный пол. Руки дрожали, тело казалось ватным, и я больше не мог сдерживаться. Рыдания вырывались из груди, пока я сидел там, среди мусора, жалкий и беспомощный. Когда я более-менее пришёл в себя, рыдания утихли, но дыхание всё ещё было неровным. Стараясь не смотреть на грязь, которая всё ещё липла к одежде, я дрожащими руками отодвинул щеколду и открыл дверцу кабинки. Шагнув к раковине, я оперся на неё, глядя на своё отражение в зеркале. Оттуда на меня смотрел жалкий, перепачканный грязью мальчишка с красными глазами и опухшим лицом. Горло перехватило, и я закусил губу, чтобы не разреветься снова. Но, как всегда, слёзы не подчинялись. Они текли по щекам без остановки, горячие, обжигающие. — Перестань, хватит, — шептал я себе, но голос звучал слабым и сломанным. Пытаясь игнорировать собственную слабость, я повернул кран и плеснул холодной водой на лицо. Она была ледяной, и это помогло немного прийти в себя. Я смыл грязь с волос, насколько это было возможно, намочив их и причесав пальцами. Вода стекала по щекам, смешиваясь со слезами, но я делал вид, что это просто капли, просто вода. Потом принялся отрывать от себя грязные бумажки и пакеты, которые прилипли к одежде. Это было отвратительно — запах, ощущения, всё. Грязь въелась в ткань, но я старался не думать об этом, просто выкидывал всё в мусорное ведро, стоявшее у стены. Когда я наконец почувствовал себя чуть менее грязным, то глубоко вдохнул и решился выйти из туалета. Осторожно приоткрыв дверь, я выглянул наружу. Коридор был пустым — сейчас шёл урок. Я быстро прошмыгнул в сторону своего шкафчика. Приходить на уроке в таком виде было невыносимо. Мои спортивные штаны и футболка были единственным спасением. Добравшись до шкафчика, я открыл его, дрожащими руками доставая чистую одежду. Она пахла чем-то знакомым и успокаивающим. Я осторожно снял мокрую рубашку, чувствуя, как холодный воздух касался кожи, и переоделся прямо там, в углу, где меня никто не мог заметить. Теперь хотя бы внешне всё стало немного лучше, но внутри меня всё ещё кипело. Когда я, наконец, добрался до класса, мне казалось, что весь мир ополчился против меня. Спортивная форма сидела неловко, не по уставу, а ещё и опоздание... Я был уверен, что учительница выкинет меня в окно, если не накажет чем-то похуже. Дверь в класс скрипнула, и я вошёл, стараясь не встречаться взглядом ни с кем. На меня тут же обратились десятки глаз, и я почувствовал, как щеки вспыхнули жаром. Шепот и сдержанные смешки раздавались отовсюду, хоть одноклассники и пытались быть незаметными. — Ким Джун, — голос учительницы был как удар плетью, — вы опоздали. И почему вы в спортивной форме? — Простите... — пробормотал я, глядя в пол. — Простите? Только и можете, что извиняться? А где форма? Где уважение к уроку? Я кивнул, но ничего не ответил, глотая обиду и унижение. Голоса в классе становились всё тише, но смешки всё равно прорывались. — Быстро садитесь, — отмахнулась учительница. — После урока поговорим. Сглотнув, я направился к своему месту. Спина горела под их взглядами, как будто они сверлили меня насквозь. Когда я сел, то, чтобы удержать слёзы, закусил нижнюю губу так сильно, что почувствовал металлический привкус крови. На парте лежал мой рисунок. Я остановил на нём взгляд, и горло сжалось от нового прилива обиды. Вместо того чтобы увидеть дом из моего сна, который я так старательно рисовал, я увидел перечёрканный, испорченный лист. На нём красовались уродливые каракули, какие-то кривые рожицы и, конечно же, "гениальные" художества в виде непристойных рисунков. Они даже подписали это, добавив несколько издевательских надписей, от которых стало только противнее. Я скомкал бумагу в руке, чувствуя, как пальцы дрожат от злости и беспомощности. Откуда-то в глубине поднялась новая волна слёз, но я заставил себя не плакать. Нельзя. Не здесь. Не перед ними.

***

Я стоял перед столом учительницы, опустив голову так низко, что едва не смотрел на свои ботинки. Пальцы нервно теребили подол спортивной кофты, а голос выходил тихим и дрожащим. — Я... испачкал форму, — пробормотал я, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. — И подумал, что будет плохо приходить грязным на урок. Поэтому задержался, переодевался. Простите. Она посмотрела на меня поверх очков, и я ощутил этот взгляд, словно он был настоящим ударом. — Неряшливый, как всегда, — гаркнула она. — Как умудрился так испачкаться? Ты вообще понимаешь, как важно быть опрятным? Я вздрогнул от её тона и только сильнее сжал пальцы. — Простите, — выдавил я снова, не зная, что ещё сказать. — Следи за собой, Ким Джун, — строго продолжала она. — Это урок на будущее. Научись быть аккуратным, а то как тебя люди воспринимать будут? Её слова резали по живому, но я не поднимал головы. Всё, что мне хотелось, — чтобы она закончила. Наконец, она махнула рукой. — Ладно, иди. Но запомни: следи за собой! Я быстро кивнул, собрал грязную форму и вышел из класса, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не привлекать внимания. В коридоре никто меня не заметил — все сидели по кабинетам, и это было спасением. С грязным свёртком в руках я вышел из школы, почувствовав облегчение, как только оказался на улице. Но это длилось недолго. На улице толпились ученики из старших классов, и я, чтобы избежать их взглядов, быстро нырнул в ближайший переулок. Там было темно, тихо, пахло сыростью и мусором, но мне стало чуть легче. Я скользил вдоль стен, стараясь не шуметь, как будто даже переулок мог меня выдать. До начала подработки оставалось немного времени, так что я поспешил домой. Нужно было успеть постирать форму и накопившуюся одежду до прихода родителей. Когда я открыл дверь квартиры, меня встретила привычная тишина, лишь глухое гудение холодильника напоминало, что здесь кто-то живёт. Скорее раздевшись, я собрал всю грязную одежду в кучу и бросил в стиральную машину. В спешке насыпал туда порошок, плеснул немного кондиционера для белья и, выбрав самый короткий цикл, нажал старт. Машина загудела, а я облегчённо выдохнул. Теперь оставалось разобраться с другим вопросом: поесть. Желудок напоминал о себе громким урчанием, будто протестуя против моего невнимания. Я пошёл на кухню, надеясь найти хоть что-то, чтобы утолить голод. Открыв холодильник, я уставился на его содержимое. Там, как всегда, почти ничего не было. На полке стояли две банки пива и пластиковый контейнер с недоеденными сухариками. Я закусил губу, но выбора не оставалось. Взяв сухарики, я сел за стол и начал их жевать. Они были жёсткими и немного несвежими, но желудок требовал хоть какой-то еды. — Сойдёт, — пробормотал я себе под нос, чтобы не чувствовать, насколько это отвратительно. Закончив стирку и быстренько прибравшись, я переоделся в чистую одежду и выскочил из квартиры. До подработки было время, чтобы дойти пешком, и я решил этим воспользоваться. Автобус? Нет, спасибо. Если можно сэкономить на проезде, я лучше прогуляюсь. Это даже полезно — свежий воздух и разминка после целого дня в школе. А главное — больше денег останется на еду. Голод всё ещё напоминал о себе, но я твердо решил: сначала работа, потом еда. Если всё пойдёт по плану, куплю себе что-то простое, вроде кимбапа. Самое дешёвое, но хотя бы горячее и съедобное. В животе приятно заныло от этой мысли. Но пока об этом думать рано. Сейчас главное — дойти до места и вовремя приступить к работе. Я ускорил шаг, стараясь не отвлекаться на мысли о еде.

***