Бочка яда и ложка но-шпы

Когда мы с Шурой сидим в машине после встречи с Тири, наемник молчит, но делает это очень красноречиво. Я стараюсь не замечать его, думая о своем. Прекрасно понимаю, как все выглядит. И все же. Я видела доказательство того, что эта женщина не просто шарлатанка. Если она говорит, что знает человека, который мне нужен, то у меня, наверно, нет причин ей не верить. Наверно. Осталось только понять, с чем связано ее такое теплое отношение к моей персоне. Не настолько большую кассу я ей делала, чтобы помогать. И откуда она вообще узнала, что мне понадобится эта защита? Сама же сказала, что не умеет будущее предсказывать. Странно все это. Вынырнув из раздумий, я завожу машину и настраиваю навигатор. Вернуться домой не получится, ведь Шуре тоже нужно переодеться. Разъезжаться, а потом опять встречаться, — долго, с собой я его взять не могу, конспирация. Не в салоне же его заставлять корячиться. Поэтому решаю поехать в свою старую квартиру под предлогом того, что хочу осмотреть, как там все после налетов на мою дверь. Наемник соглашается, говорит, что тоже не прочь глянуть. Уже возле дома Шура наконец подает голос: — Так ты из этих? — Он подносит палец к виску, затем, видимо, вспоминает про гонорар и опускает руку. — Которые расписание дня с тарологом сверяют? Я открываю рот, чтобы попытаться объяснить, но вместо этого вздыхаю и говорю: — Да. Из этих. Едва ли рассказ про душного гипнотизера будет лучше. Прихватив пакеты, мы поднимаемся ко мне на этаж, где нас встречает новенькая дверь. Замков теперь в два раза больше, целых четыре. Я некоторое время пытаюсь понять, какой ключ куда сунуть, потому что самое нижнее и самое верхнее отверстие кажутся почти одинаковыми. Объяснения Олега, который и руководил заменой двери, я позабыла напрочь. В конце концов, нам удается попасть в квартиру. Я заказываю сюда клининг раз в неделю, так что толстый слой пыли нас не встречает. — Миленько, — бормочет Шура, осматриваясь. — Спасибо. Холодильник пустой, но могу предложить чай или кофе. С печеньем. До презентации времени еще полно, так что надо бы пообедать. Здесь неподалеку хорошее кафе, я закажу доставку. Привезут быстро. Располагайся пока. Забрав свои пакеты, отправляюсь в спальню, где раскладываю одежду на кровати, попутно звоню Разумовскому, чтобы рассказать про свою встречу с Тири. К амулетам он настроен скептически, но не спорит. Про то, что она поможет мне со свидетелем, я решаю умолчать. На всякий случай. Сереже бы лучше не высовываться и уж точно не лезть к странноватым женщинам с подозрительными способностями. Я Разумовского знаю. Получить засушенной куриной лапой по лбу — наименьшее из того, на что он может нарваться там. — Я уже отправил подарок, — игриво тянет он, когда мои новости заканчиваются. — Очень подойдет к сегодняшнему образу. — Не леопардовые стринги, надеюсь? — Нет. Их не отправлял. Ты определилась все-таки, как представишь своего телохранителя? — Стажером, больше ничего не придумала. И… Я замолкаю перед открытым шкафом, раздумывая, стоит ли предлагать такое. — Что? — уточняет Сережа. — Чего ты вдруг затихла? — Пытаюсь понять, не взбесишься ли ты, — честно признаюсь, вытягивая на свет старую домашнюю футболку. — Не узнаешь, если не скажешь. И, напомни, дорогая, когда это я позволял себе подобное по отношению к тебе? С чего подобные мысли? Я открываю рот и закрываю. И правда. — Эта квартира плохо на тебя влияет, — ворчит Разумовский. — Возвращайся домой. Так что там ты хотела сказать? — Я хочу представить Шуру как стажера, но бросить пару намеков на то, что между нами не только деловые отношения. Не знаю, за ручку трепетно подержаться, какую-нибудь неосторожную фразу обронить рядом с кем-то, кто точно разнесет информацию, за талию приобнять. Такое вот все. Разумовский молчит долгие несколько секунд, лишь мычит какой-то знакомый мотив. — Логично, — наконец произносит он. — Ты же не брала никогда учеников. Многие, наверно, знают, что и не собиралась. Да, пожалуй, идея хорошая. Нам не нужны лишние подозрения. — Ты говоришь это только из-за того, что не хочешь ссориться? Или правда хорошая идея? — Правда хорошая, ma petite. Я же не какой-то неуверенный в себе мальчишка, чтобы так глупо ревновать. — В трубке раздается смешок и бархатное: — Я же знаю, что ты меня не променяешь на кого-то вроде него. Закатив глаза, сажусь на кровать, бросаю быстрый взгляд на разложенную одежду. Ладно, раз уж начали, то надо расставить точки. — Еще кое-что, — говорю, переложив трубку в другу руку. Свободной перебираю пуговицы на пиджаке. — Это первое настолько масштабное мероприятие с момента нашего знакомства. Я не считаю выставки и другие встречи. И… — Ты что, собралась рассказыватьмне,как проходят подобные мероприятия? — деловито уточняет Разумовский. — Нет, не совсем. Я пытаюсь объяснить, что… — Что там будет полно мужчин, взгляды и легкий флирт порой? И что тебе нужно быть любезной зайкой, всем улыбаться, принимать комплименты, поддерживать разговоры и прочие ужимки? Ты это мне объяснять собралась? — Ну… — Или, может быть, расскажешь, что Ольховский к твоему творчеству неровно дышит и порой ведет себя так, будто и к тебе тоже? Я сердито молчу, чувствуя себя идиоткой. Разумовский вздыхает и уже без иронии продолжает: — Я в курсе, любовь моя. Знаю модели таких мероприятий. И знаю, что тебе важно их посещать. По-твоему, я должен устроить сцену? За кого ты меня принимаешь, а? — Не знаю, я просто… — Закусив губу, осматриваю стены, которые не так давно считала своими родными. Чего они только ни наслушались. — Просто. Не обращай внимания. — Когда вернешься домой, будем обсуждать продажу этой квартиры, — ворчливо заявляет Разумовский. — Она ужасно на тебя влияет. Заставляет думать, что я, выбрав красивую, яркую и успешную девушку, буду пытаться ее потушить. — Оставь квартиру в покое, Леше отдам. — Я ему другую куплю. Эта проклята. Ася? — М? — Я люблю тебя. Постарайся развлечься в этом гадюшнике, договорились? — Я тебя тоже, Сереж. Договорились. Не забудь прислать мне фотографии котенка, чтобы я могла выложить у себя на странице и кинуть в парочку местных каналов. Ты говорил, что сам ее снимешь. Сбросив вызов, стаскиваю с себя свитер и надеваю футболку, после чего нахожу приложение кафе и иду выяснять, есть ли у моего телохранителя аллергии и предпочтения. Пока ждем, делаю ягодный чай, который пью, усевшись на низкий подоконник в кухне. Я часто так делала, это приносило немного счастья. А сейчас для него не хватает нескольких переменных. Как же быстро я привыкла, оказывается. Чтобы как-то отвлечься, расспрашиваю Шуру о вполне мирских вещах, таких, как хобби, например. Напоминаю, что стрелять по людям — не хобби, за что мне достается очередной вздох истинного мученика. *** — Твой хахаль не мог расщедриться на водителя? — зевает Шура, отстегивая ремень безопасности. — И на тачку получше. — Нормальная у меня тачка. И я предпочитаю водить сама. — Несолидно, — резюмирует он. Закатив глаза, выхожу из машины. Еще один. Разумовский ему за это тоже приплатил? У входа в здание ресторана уже толпа, состоящая не только из фотографов и журналистов, там еще и обычные люди есть. Вроде. Не удивительно, сегодня будет полно звездных гостей. На нас обращают не так уж много внимания, что пока на руку. Мне нужно осмотреться. Шуру я проинструктировала, так что он удивления не высказывает, когда на входе в банкетный зал я оплетаю его предплечье и жмусь чуть ближе, чем того требуют приличия. Заметив несколько знакомых лиц, направляюсь в ту сторону. Типичная маска заинтересованной доброжелательности цепляется на лицо так легко, будто и не было перерывов. Единственное, что настораживает, — это как мой спутник дергается от вспышек камер, которые оказываются слишком близко. Немного поразмышляв, начинаю догадываться, в чем причина, и выбираю те места, где снимать будут без дополнительного света, иначе рискуют испортить кадры. Все идет неплохо. Наемник, конечно, все еще слегка деревянный, ибо толпа его нервирует, но от него ничего глобального и не требуется. Постоять, улыбнуться, ответить на мои объятия и сделать вид, что мы флиртуем в уголке, а не обсуждаем таланты Ольховского к скульптуре. Да, сегодня он представляет два своих творения, в которых сложно узнать что-то конкретное. Я сомневаюсь, что кто-то вообще пытался, народ пришел себя показать и на других посмотреть. Сам хозяин «бала» объявляется позже всех, сразу на сцену, где рассказывает, как сильно рад нас всех видеть, ведь собрал сегодня самых близких. Врет как дышит, короче. Когда Ольховский спускается к гостям, я оставляю Шуру возле стола с шоколадным фонтаном и спешу приветствовать своего дорогого покупателя. Несколько фотографов добросовестно щелкают своими аппаратами, запечатлев наши теплые объятия. Виктор крайне рад встрече и посвящает мне вопиюще много времени, потом и с Шурой знакомится. Нас обоих ведет к своим творениям, долго рассказывает, «что хотел сказать автор». Я улыбаюсь, всем видом демонстрируя преклонение перед таким талантом. А позже мы договариваемся о покупке очередной моей картины. И не только с ним. Иными словами, вечер проходит крайне продуктивно и не скучно. Домой я возвращаюсь в приподнятом настроении. С Шурой мы расстаемся на парковке возле дома, где он рассказывает, что в гробу такие сборища видел. Пришлось обрадовать еще, что впереди еще два, и это как минимум. Подозреваю, что о своем контракте он уже немного жалеет. В квартире тихо, но предполагать, что все уже спят, — слишком наивно. Разумовского я нахожу в серверной. Едва переступив порог, застываю и с подозрением смотрю на фиолетовый кошачий домик, уютно примостившийся рядом со столом. Провода сдвинуты дальше к стене. Это удивляет гораздо больше, чем то, что Сережа в данный момент листает фотки с презентации, которые уже успели выложить некоторые приглашенные блогеры. Котенок, презрев удобства, спит на тех самых сдвинутых проводах. Разумовский разворачивает кресло и встает, идет мне навстречу. Прокомментировать ситуацию с животиной хочется, но я сдерживаюсь, делаю вид, что ничего странного не происходит. Вместо выяснений целую его, а потом на некоторое время с облегченным выдохом замираю в теплых объятиях. — Как все прошло? — уточняет Сережа, легким движением стаскивая с меня пиджак. — А то ты не видел, — бормочу я. — Там камер разве что в туалете не было. Надеюсь. — Не было, — кивает он. — Вечер закончился без эксцессов, маньяк тоже не вылез. — Я сомневаюсь, что он получает приглашения на подобные сходки. Прекрасно выглядишь, любовь моя. Вживую еще лучше. Обойдя его, рассматриваю фотографии на экране, листаю немного назад. Там есть парочка с Шурой, и да, впечатление именно такое, какое мне нужно было. В сердце заползает ненавязчивая тоска. Если бы мы с Разумовским встретились раньше, то так бы снимали нас вдвоем. А потом его вторая мудацкая половина вскрыла бы мне горло, скорее всего. — А у вас тут как дела? — спрашиваю, повернувшись к подошедшему Сереже. — Ты так и не выслал мне фотки. Он, скользнув ладонями по талии, подталкивает меня назад к столу, усаживает на него. — Забыл, дорогая, полно работы было. Завтра сделаю. — Завтра я и сама сделаю, — говорю, запрокидывая голову. Чужие губы тут же оставляют на обнаженной шее поцелуй, а следом еще и еще. — Ее, кстати, током не долбанет от тех проводов? — Они не рабочие. Можешь не переживать. — Он тянет за тонкую цепочку, которую сам же и выбрал. — Я говорил, как мне нравится видеть на тебе мои подарки? — Пару раз, — шепчу, обнимая его. — Может, пару десятков. — Хоть сотен, — выдыхает Разумовский мне в шею. — Думаю, нам и твою ипотеку обсудить стоит. — Оставь в покое мою ипотеку. — Не вопрос, — мурлычет Сережа, ловко расправляясь с застежками топа. — Я погашу ее и сразу оставлю в покое. — Разумовский!.. Договорить он мне не дает, и довольно быстро, если не сказать мгновенно, посторонние мысли из головы пропадают. Уже перед тем, как отправиться спать, я делаю несколько фотографий проснувшегося котенка, предварительно транспортировав ее в гостиную, где свет лучше. Разумовский, вернувшийся из душа, неодобрительно фыркает и заявляет, что это детский лепет, и нам нужен профессиональный фотограф. Я обещаю найти такого, который не грохнется в обморок при виде хозяина дома. Правда, это будет не быстро. Лет через двадцать снимки мы точно получим. Сережа, закатив глаза, идет наливать себе газировку, а я заглядываю в пакеты, что стоят возле дивана. Н-да, приданое у котенка будет шикарное. Выпрямившись, изучающе смотрю на Разумовского. Но пока не спрашиваю, решаю понаблюдать. Сам признается, когда время придет. В конце концов, нарисованная мною ворона занимает почетное место в нашей спальне, и сходство отрицать трудно. Тут и ситуация, и внешность. — Сережа, — зову, сунув телефон в карман халата. — Мы с Лерой договорились погулять в среду вечером. Ничего? — Ты в последнее время довольно часто с ней время проводишь, — замечает Разумовский. Вернувшись в гостиную, он садится на диван и рассеянно тянется к котенку. — Ну, мы вроде как подружились. Совместная противоправная деятельность очень сближает, тебе ли не знать. Я сажусь к нему на колени, смотрю, как котенок грызет его палец. Сережа и бровь не ведет. — Хорошо, — усмехается Разумовский. — Со своей стороны я ее вечер в среду не займу. А вот над учебой у меня власти нет. — С этим как-нибудь разберемся. Я обнимаю его, уткнувшись носом в шею, продолжаю наблюдать за тем, как котенок оставляет на длинных пальцах россыпь царапин. Есть подозрение, что все, кто заинтересуется объявлением, будут недостаточно хороши. Вопиюще недостаточно.