Бочка яда и ложка но-шпы

Я, слушая причитания ленивца из «Ледникового периода», подтягиваю ноги на диван и закрываю одеялом и их тоже. Привычка ходить по дому без носков иногда дает не самый лучший результат. По крайней мере, после предразводной ссоры с Андреем я теперь всегда надеваю тапочки. Сережа, который не совсем Сережа, сидит в другом углу дивана и смотрит в экран, иногда беспокойно ерзает. Я пару раз спрашивала, все ли в порядке, но он неизменно отвечал, что да, конечно. Сегодня всю вторую половину дня мы провели вместе, ведь я запомнила свое обещание заняться с ним живописью и выполнила его. Все было хорошо, но в конце мне показалось, что он расстроен чем-то, однако на попытки уточнить ответ был тем же: все хорошо. И вот я снова смотрю на него, отвлекшись от Сида и его злоключений. Сережа, сцепив руки в замок, усиленно гипнотизирует взглядом экран, но будто его и не видит. Ладно. — Ты замерз? — спрашиваю я и, опережая очередное «нет, все хорошо», откидываю одеяло и хлопаю по месту рядом с собой. — Иди ко мне, вместе будем греться. На такое прямое предложение Сережа не отказывается, медленно двигается ближе. На самом деле, в квартире еще довольно прохладно, потому что внизу налажали с трубами, и что-то где-то прорвало. В итоге отопления не было весь день, но к вечеру все вернули, о чем и сообщили в домовом чате. Квадратных метров много, и они просто не успели пока прогреться. Я задеваю локтем часть Сережиного плеча, не скрытого рукавом футболки и дергаюсь от того, насколько оно холодное. Чтобы он не понял все неправильно, быстро говорю: — Ничего себе, да ты как ледышка! Иди сюда скорее. Я беру его за руку, тяну ближе, заставляя сесть почти вплотную, и набрасываю на него одеяло. Сев поудобнее, уточняю: — Можно тебя обнять? Сережа часто кивает, и я с удовольствием делаю это. Вот только быстро понимаю, что так, как с Разумовским, ему неуютно. Это как с ложками, кто-то предпочитает быть в объятиях большой, кто-то маленькой. И вот этот Сережа явно относится ко вторым, поэтому довольно быстро я отстраняюсь, сославшись на боль в пояснице, и меняю позу. По итогу нашей возни получается так, что я просто утягиваю его на себя, и мы вместе ложимся на подушки. Сережа, весь напряженный, будто пытается вообще меня не касаться, но в этой позе подобное невозможно. Я привычно думаю о том, не поднимет ли Разумовский вой утром. Может быть, и нет. Он сейчас стал относиться к своей второй личности гораздо спокойнее. Не знаю, для меня старается или еще какие-то факторы повлияли, но спасибо ему за это. Я заколебалась от их разногласий, если честно. Причем, зная второго, могу с уверенностью сказать, что бучу наводит первый. — Тебе удобно? — спрашиваю, когда понимаю, что расслабиться у Сережи так и не получается, и это при том, что к любому прикосновению он тянется, будто котенок. — Да, я… А тебе? — Мне с тобой очень, котенок, — говорю я и удивленно замолкаю. Обращение слетает с губ само, вторя предыдущей мысли. Сережа сначала, вздрогнув, замирает на несколько секунд, а потом льнет ко мне теснее, жмется щекой к плечу. Я вплетаю пальцы в рыжие волосы, расправляю и неспешно глажу. Один от этого кайф ловит, может, второй тоже? В конце концов, такие нехитрые действия работают, и Сережа немного расслабляется, объятия перестают навевать мысль о том, что я его заставляю. Выждав, когда напряжение оставит его окончательно, подаю голос: — Извини, что опять достаю тебя с этим, но не могу не спросить. Мне все равно кажется, что сегодня ты был несколько подавлен, когда мы заканчивали рисовать. Расскажи, пожалуйста, что случилось. Он медлит с ответом, а я мысленно даю себе затрещину за то, что собираюсь сделать, но все равно делаю: — Я волнуюсь, что могла сделать или сказать что-то не так, и это расстроило тебя, котенок. Манипуляция нехитрая и в нашем случае безотказная, даже немного слишком. Не рассчитала. Мои слова пугают его, и он, приподнявшись, с волнением заявляет, что нет, конечно, нет, дело совсем не во мне. — А в чем? — уточняю, потянув его обратно к себе. Сережа ложится рядом, колеблется, но все-таки снова обнимает меня. Я молча жду, вернув руку в его волосы, а другой медленно глажу по спине. Он без возражений переплетает со мной ноги, стремясь быть как можно ближе, а потом тихо-тихо признается: — Я знаю, что был плох сегодня и разочаровал тебя. Прости. — Ты о чем? — удивленно спрашиваю, нахмурившись. Со своего места мне видно только рыжую макушку, лицо он крайне удобно прячет на моем плече. — У меня почти ничего не получалось, и… Прости, пожалуйста. — Ты из-за этого? Все хорошо, котенок, не переживай так. Я же знаю, что ты давно не брался за краски, да даже если и просто не получается, то совсем не страшно. Я помогу. Это же не последнее наше занятие. Мы просто развлекаемся, занимаемся тем, что нравится, и проводим время вместе, не на конкурс же какой готовимся. — Не последнее? — чуть слышно отзывается он. — Нет, — говорю я, обнимая его крепче. — Не последнее. Пусть Разумовский хоть удавится от злости, но больше я следовать его дурацким требованиям относительно второй личности не буду. До Сережи, кажется, не особо доходит, что таким вот дурацким поведением он сам себя и ущемляет. Раз уж так случилось, и собрать свое сознание обратно Разумовский не может, то пора бы научиться с этим жить. Авось, второй будет поспокойнее. Я осторожно касаюсь губами его макушки и шепчу: — Ты умница, котенок. Мне очень понравилось с тобой рисовать. — Мне тоже, — тихо говорит Сережа, и по голосу слышу, что улыбается. А сама думаю о том, что дело может быть и в том, что Разумовский не хочет собирать личность обратно, поэтому ничего не делает для этого. Боится, что в итоге получится, не вернется ли та пернатая гадина. Такой исход меня тоже не прельщает, ибо я вряд ли долго проживу рядом с тем ублюдком, раз он даже Олега не пощадил. Оставив эти мысли на неопределенное «потом», я поворачиваю голову к экрану. И сама не замечаю, как засыпаю. Из сна выныриваю, когда чувствую рядом шевеление. Телевизор выключен, а Разумовский аккуратно переползает вверх, разворачивается так, чтобы я могла устроиться на его груди. Именно это и делаю, зевнув, опускаю голову и прислушиваюсь к мерному сердцебиению. — Как все прошло, ma petite? — негромко спрашивает Сережа, поглаживая меня по волосам. — Отлично, — отвечаю, натянув повыше одеяло. — Я пообещала, что мы повторим. Разумовский молчит некоторое время, затем кивает: — Хорошо. — Ты не против? — Нет, любовь моя, пусть. Может, рядом с тобой наберется немного уверенности и перестанет постоянно паниковать. Мне бы… Знаешь, не хотелось бы, чтобы его вышвырнуло в самый неподходящий момент, и он ничего бы не смог. — Значит, я действую на него хорошо? — Конечно, дорогая Ася, ты на всех нас хорошо действуешь, — заискивающе тянет Разумовский, потрепав меня по затылку. — Тогда какого ж хрена ты вые… — Я люблю тебя, — быстро вставляет он, коснувшись губами моего лба. Шулер. — Очень. Ладно, черт с ним. Пусть думает, что фокус удался. На самом деле, мне просто лень. Не из-за того, что этому чертовому лису невозможно противостоять. Просто. Лень. — А любил бы, если б раньше встретились? — спрашиваю я. — Когда ты был в расцвете своей популярности, и на тебя вешались толпы. Не подумай, они бы и сейчас вешались, если б ты не был мертв. Интересно стало. — Любил бы, конечно, — заявляет Сережа, хмыкнув. — Это ты почему-то веришь, что мы сошлись исключительно из-за обстоятельств. Я уверен, что мы бы и тогда были вместе. — Брось, Разумовский, я бы не выдержала конкуренции с твоими пассиями. — Гуглила? — Предположила. Сережа тяжко вздыхает, явно думая, что лучше бы я спросила что-то вроде «любил бы ты меня, если б я была червем». Ласково взъерошив волосы у меня на затылке, назидательно говорит: — Не было бы рядом с тобой конкуренции, Ася. Ты удивительная, очень красивая и самая чудесная девушка, и позволь тебе напомнить в очередной раз: я заинтересовался тобой еще тогда, на выставке, после которой началась стрельба. Это было притяжение, которое я не смог преодолеть тогда, а несколько лет назад и не пытался бы. Так достаточно красноречиво? — Сладкая песня, — хмыкаю я, но все равно довольно улыбаюсь. — Допустим, верю. А… — Клянусь, дорогая Ася, если ты сейчас спросишь про червя, я отключу тебе интернет. Навсегда. — Ладно, — вздыхаю, закрыв глаза. — Злючка. Не любишь ты меня. — Навсегда, — повторяет он, натягивая мне на плечи одеяло. Прижав к себе, добавляет: — Люблю. Сильно. — И я тебя. *** В середине ночи мы все-таки перебираемся на кровать, чтобы утром не заниматься косплеем Квазимодо, и просыпаюсь я в теплой постели, уютно обнимая… подушку. Разумовский шило из зданицы, видимо, все-таки не достал и ускакал в известном направлении. Я смотрю на часы и прихожу к выводу, что надо бы поторапливаться, а потому иду в ванную приводить себя в порядок. После на кухне обнаруживаю Волкова, который, подперев подбородок кулаком, пьет чай. Подбоченившись, недовольно заявляю: — Я, между прочим, новый поднос купила. — Носи Серому завтраки в постель, — скептически предлагает Олег. — Для этого мне придется вставать в четыре утра. И то не факт, что поймаю. — Огрей его подносом, когда поймаешь. Вырубится, принесешь завтрак в нормальное время, когда очухается. — Можно подумать, он позволит это сделать. — Тебе позволит. Как шея? Я сажусь рядом с Олегом, засыпаю в свою кружку три ложки сахара и отвечаю: — Нормально. Нет уже почти ничего. А твоя спина? — Нормально, нет уже почти ничего. — Я ж проверю, — сердито предупреждаю, глянув на него. — Я, конечно, понимаю, что тебе не терпится меня раздеть, но хоть до вечера подожди. — Попробую, — печально вздыхаю и отпиваю немного чая. — Я докуплю кое-что на завтра, если успею. Если нет, то поеду утром. Разумовский, как назло, вызвался отвезти меня сегодня, а потом забрать. У него какое-то дело, но он не говорит какое. — Не думаю, что там что-то страшное, — говорит Олег с усмешкой. — Я тогда… — Нет, ты не поедешь за покупками вместо меня, — прерываю, с громким стуком опустив кружку на стол. — Отдыхай. — Ладно, суровая Питерская женщина, — бормочет Волков, вставая. — Куда хоть ты едешь? — На курсы записалась. Сегодня первый день. Олег сует свою кружку в посудомойку, протягивает руку за моей. Я залпом допиваю остатки и отдаю ему, тоже поднимаюсь на ноги. — Решила все-таки освоить карикатуры? — насмешливо интересуется Волков. — Нет, это курсы массажа. — Эротического? — Иди ты, — советую, нырнув в холодильник. — Я иду на эти курсы для тебя. — Думаешь, Серый оценит, когда узнает, что ради меня ты пошла на курсы эротического массажа? — с сомнением спрашивает он. — Олег, блин. — Я выглядываю из-за дверцы и мрачно смотрю на него, погрозив кулаком. — Раз ты не даешься в руки врачам, придется мне освоить хотя бы начальные курсы массажиста. От меня ты хрен отвертишься, мы вместе живем. Я достаю из холодильника бутылку лимонада, чтобы взять с собой, и закрываю его. Встречаюсь с Олегом, пребывающим в некотором недоумении. — Для меня? — уточняет он. — Ну да, я же сказала. Не переживай, я попросила инструктора провести потом со мной дополнительные занятия в соответствии с нашими запросами. — Я стучу Волкова по плечу пальцем. — Чтобы можно было с этим работать еще до окончания самих курсов. Так, ладно, пойду дергать Разумовского. Я собираюсь пройти мимо Олега, но он удерживает меня за руку, а потом неожиданно притягивает ближе и крепко, насколько позволяет раненая спина, обнимает. — Спасибо, Ась, — бормочет Волков куда-то мне в макушку. — Правда спасибо. — Обращайся, — отзываюсь я, улыбнувшись. — Первые пару сеансов бесплатно, потом придется смотреть со мной сериал. Разумовский догоняет меня уже в коридоре, когда я решаю слинять самостоятельно, раз он все равно занят. Неодобрительно заявив, что мне от него так просто не отделаться, Сережа, уже полностью одетый, обувается, и из квартиры мы выходим вместе. Уже в машине он как бы между прочим уточняет, что за обучение я выбрала. Хмыкнув, интересуюсь: — Неужто не подсматривал? — За кого ты меня принимаешь, ma petite? — возмущенно тянет он, выезжая с парковки. — Ты отлично знаешь, за кого. — Твое недоверие оскорбляет. — Что, в электронном чеке не было точного названия курса? — Вопиющая небрежность с их стороны, — раздраженно сообщает Разумовский. — Так что? Я вытаскиваю телефон и зачитываю название, а потом и описание. Честно выслушав описание, Сережа уточняет, что сподвигло меня сменить профессию. Я озвучиваю все то же самое, что сказала Волкову, и половину пути наблюдаю за странно притихшим Разумовским, который даже не возмущается, когда я включаю Меладзе. Потом музыка заканчивается, начинается очередной выпуск новостей, и первая тема — это, конечно, происшествие в музее. Ведущий заявляет, что полиция работает, разыскивая тех преступников, кому удалось сбежать, а также просит сохранять спокойствие и не плодить лишних слухов. — А что за слухи? — спрашиваю, убавив громкость. — Ты в курсе? — В основном про контроль над разумом, — отвечает Сережа, пожав плечами. — Некоторые заложники очень агрессивно пытаются доказать, что были под гипнозом. В интернете уже куча разборов, теорий и прочего. — Люди в шапочках из фольги тоже появились, надо полагать. — Куда ж без них. Разумовский останавливает машину перед небольшим бизнес-центром и поворачивается ко мне. Отцепив ремень, двигаюсь к нему ближе, коротко целую и берусь за ручку дверцы. — Я заберу тебя после, как и договаривались, — напоминает он, удержав меня за руку. — Ты сам с собой об этом договорился. Я просила использовать это время для сна. Хоть какого-нибудь. — Выходи через эти же двери, никуда не сворачивай. Изучи план здания, он должен быть в холле. Еще… Он замолкает, потому что я, вернувшись на свое место, целую его снова. Проверенный способ. Отстранившись, шепчу: — Успокойся, параноик мой. У меня в школе были уроки ОБЖ. — Незаметно, — бормочет Разумовский. Ну да, училась бы хорошо, не связалась бы с ним. Последний раз коснувшись его губ своими, добавляю: — Люблю тебя. И выскальзываю из машины, пока он, довольный, не начал свою лекцию по безопасности опять. А потом еще вспомнит, что рядом с ним мне безопасно вряд ли когда-то будет и так далее, тому подобное, легко найдет способ загнаться. Еще больше. Я спешу в здание, чтобы не получить пару наставлений в спину, но план эвакуации все-таки рассматриваю, фоткаю даже, только потом поднимаюсь на нужный этаж. В процессе приходит сообщение от Разумовского: «Умница, ma petite» Закатив глаза, отвечаю: «Не шпионь» Поставив телефон на беззвучный режим, иду дальше по коридору. *** Покидая бизнес-центр спустя два с лишним часа, обнаруживаю машину Разумовского все на том же месте. Он вообще уезжал? Или так и караулил, когда меня явятся добивать? Содрогаюсь представить, сколько теперь всяких маячков в моей машине и вещах. По крайней мере, я точно знаю, что в браслете, который он подарил мне позавчера, есть жучок, отслеживающий местоположение, а заодно прослушивающий все вокруг. Разумовский сам признался, когда я, заподозрив неладное, приперла его к стенке и пообещала выкинуть браслет в Неву. Сейчас он у меня под рукавом пальто, так что драма не состоялась. Да и стоит ли ее разводить, когда вокруг столько угрожающего дерьма? Разумовский выходит из машины, а я подавляю желание осмотреться, чтобы проверить, как на него реагируют окружающие. Когда-нибудь мы сойдемся во мнении, что дурацкие шляпы для маскировки не годятся. Но не сегодня. — Как все прошло? — уточняет Разумовский, обняв меня. — Отлично, — говорю я, чмокнув его в щеку. — Устала только. — Сильно? Я могу отменить наши планы на сегодня. — Учитывая, что ты мне так и не сказал, что там за планы… Поехали, не то от любопытства умру. Который день уже не говоришь. — Всего четвертый, — усмехается Разумовский и в лучших джентльменских традициях подает мне руку, чтобы помочь сесть в машину. — Забавно, — говорит он, заняв водительское место. Ухмыльнувшись, продолжает: — Я будто студентку забираю после занятий. — М-м-м, ролевые игры? Будешь моим преподавателем? Меня всегда привлекали мужчины постарше и седина. — У меня нет седины, — ворчливо заявляет Сережа. — И я не настолько старше. — Ну да, ну да, — бормочу я, притворяясь, что осматриваю его волосы. Разумовский преувеличенно медленно поворачивает ко мне голову. — Что? Я же сказала, что люблю постарше. Так что все в норме. Сережа тяжко вздыхает и смотрит на дорогу, явно спрашивая у высших сил, за что ему это все. Потом я опять включаю Меладзе, и поводов страдать у него прибавляется. От одного бизнес-центра мы приезжаем к другому, только уже к тому, где тренировали Леру. Предполагая, что этот черт вытащил бедную девушку из кровати, чтобы заставить упражняться, я готовлюсь дергать его за ухо. Однако зал пуст, не слышно и шума из душевой. Разумовский ставит на стол спортивную сумку, достает оттуда какие-то вещи и протягивает мне. — Переодевайся и начнем. — Что начнем? — Дело в том, ma petite, что я был не прав, — скорбно признается он. — Ни хрена себе, — бормочу я и лезу в карман за телефоном. — Повтори, мне аудиозапись надо сделать. Олегу скину. — Да, он как раз оказался прав, — морщится Сережа. — Я зря говорил, что тебе незачем учиться себя защищать. Есть зачем. И от меня в том числе. — Так. — Я сую ему одежду обратно и разворачиваюсь. — Позвони, когда снизится градус самобичевания. — Ладно, ладно, — сдается Разумовский, взяв меня за руку, чтобы не ушла. — Не от меня. Но все равно нужно. И я буду тренировать тебя сам, пока Олег не вернется в строй. Мне очень хочется пошутить, начнем ли мы урок с того, как правильно бомжей на столбе вешать или кого он там вешал, но я сдерживаюсь. У меня даже получается. Сережа вновь отдает мне спортивную форму и указывает в сторону раздевалки. Я смотрю на одежду, несколько секунд обдумываю эту идею. В итоге киваю и иду туда. Да, Олег был прав, мне нужно научиться хотя бы базовым вещам. Брат тренировал меня со своим дзюдо, но это сущий мизер по сравнению с тем, что действительно могло бы помочь в нашей ситуации. Ситуациях. Правда, мысль о том, что сейчас в роли учителя будет Разумовский несколько… будоражит. Не зря, как выяснилось. Границы Сережа не соблюдает от слова совсем, и я сейчас не про жесткость самой тренировки. А про то, что он при каждом удобном случае трется об меня! Задевает случайно, прижимается, показывая, как нужно встать, гладит, поправляя руку. В конце концов, я не выдерживаю, пихаю его локтем в бок и требую: — Отошел. От меня. На хрен. Иначе мы сейчас будем заниматься не тренировкой, блин. — Не понимаю твоих грязных намеков, ma petite, — мурлычет он мне на ухо, прижимаясь со спины. — Если хотел потрахаться в спортзале, так бы и сказал. — Ладно, все, сдаюсь. Давай продолжать. Впрочем, надолго его все равно не хватает. В очередной раз объяснив, как именно нужно держать руку, чтобы ударить боксерскую грушу и не поломать пальцы, Разумовский дожидается, когда я соберусь бить, перехватывает за предплечье и, развернув, вжимает спиной в эту самую злосчастную грушу. Я не спрашиваю и не возмущаюсь, я тяну его вниз за футболку, и целую, потому что потренироваться можно и потом, когда-нибудь, возможно. Нужное подчеркнуть, я не уверена, что у нас вообще получится довести до логического конца хоть одну попытку. Сейчас на уме совсем другое. Мы отрываемся друг от друга, оба осматриваемся. Н-да, не густо. Хоть бы козла приперли сюда. Фигурального. Материальный сам пришел. — В душевую, — предлагаю я, все еще цепляясь за его футболку. Разумовский не спорит, но доходим мы туда очень не сразу, буквально останавливаясь у любой поверхности. Если так будет проходить каждая наша тренировка, то в реальном бою я мало что смогу. Вернее, смогу многое, но вообще не в тему. Но и эти мысли в голове долго не задерживаются, потому что Разумовский подталкивает меня к раковине и разворачивает к себе спиной, вжимается так, как явно хотел чуть ли не с самого начала тренировки. Леггинсы мне он явно неудачные выбрал. Точнее, чересчур удачные. Я поднимаю руки, чтобы Сережа стянул с меня футболку, а потом и спортивный лифчик, нетерпеливо ерзаю, пока он скользит ладонями по моему телу и выцеловывает шею. Сама тренировка завела обоих уже донельзя, и уже хочется всего и сразу, почти все равно на ощущения после. — Спешишь? — шепчет он мне на ухо. Я поворачиваю голову, чтобы высказаться, но Разумовский перехватывает меня пальцами за подбородок, возвращает обратно к зеркалу. — Не отвлекайся, — командует, глядя мне в глаза через зеркало. — Ты всегда так персональные тренировки проводишь? — Это эксклюзивное предложение, — отзывается Сережа, а мне уже, строго говоря, по барабану на этот диалог. Я смотрю, как его рука обхватывает грудь, как пальцы зажимают сосок. Другая рука не дает отвернуться, продолжает удерживать за подбородок. — Не терпится? Я киваю, облизываю пересохшие губы. Еще как. Мне его всегда хочется, но в последние дни было совершенно не до того. Зато сейчас тело горит от одних лишь случайных касаний на этой чертовой тренировке, а между ног тянет. Хочется уже чтобы он опустил руку вниз, и я, не устояв, прошу Разумовского об этом, продолжаю наблюдать, как его ладонь ползет по животу вниз, скрывается за поясом штанов. Пальцы не дразнят, сразу ложатся на нужную точку. Я вижу в зеркале, как он ухмыляется, когда мои губы раскрываются в рваном выдохе. — Уже готова для меня? — тянет Разумовский и целует меня в плечо. — Так соскучилась, ma petite? — Да ты всю тренировку ко мне бессовестно приставал, — бормочу я, не в силах больше отвести взгляда от того, как его рука двигается. — Тебе показалось. Он перестает держать, но это уже и не нужно. Зрелище слишком заманчивое, и удовольствие от него затапливает не хуже, чем от самого действия. Я чувствую и вижу его поцелуи, которыми он покрывает шею и плечо, впиваюсь в раковину, чтобы удержать хоть какое-то равновесие, что рядом с ним кажется нереальным. Жарко, невозможно жарко, но хочется больше. Разумовский жмется ко мне теснее, давая ощутить, что ему тоже хочется, скользит пальцами дальше, входит под мой протяжный стон. Всего пара движений, чтобы убедиться в готовности, и он разворачивает к себе, жадно целует, пробуя мое жалобное поскуливание, когда убирает руку. Рывком стягивает с меня штаны и помогает сесть на тумбу рядом с раковиной, после чего снимает их окончательно. Я пользуюсь новой позой, лишая его футболки, притягиваю за волосы к себе и целую, пока он шарит по своим карманам. — Ты явно планировал только тренировку, — хрипло комментирую то, что достает он оттуда блестящий квадрат нашей любимой марки. — Конечно, — шепчет Сережа. — Но я всегда готов к тому, что ты попытаешься меня соблазнить. У меня нет желания его сейчас и дальше подкалывать, я двигаюсь к краю тумбы, пока он надевает презерватив. Тумба хорошо компенсирует разницу в росте. Сережа смотрит на меня, я чувствую, как он приставляет головку ко входу. Глянув вниз, вижу, как плавно толкается внутрь. С ним мне довольно быстро стало плевать на стеснение, сложно отвлекаться на что-то еще, когда ощущения настолько сильные, а желание не поддается контролю. Разумовский входит до конца, его хриплый стон вторит моему, когда наши тела соединяются. Я целую его, судорожно вцепившись в плечи, и тогда он начинает двигаться, поначалу выдерживая ровный, неспешный темп. Иногда я задумываюсь, делает он это, чтобы мне потом не было больно или просто хочет так заставить меня скулить и просить. Действует в обоих случаях. Уже через пару минут я едва могу соображать. Поза не совсем удобная, да и тумбочка как-то опасно пошатывается, поэтому довольно быстро мы перебираемся в душевую кабинку. Сережа вжимает меня в стену, покрывает поцелуями спину, вновь лаская пальцами между ног. Я, прижавшись лбом, к прохладной плитке, больше не стараюсь сдержаться, вспомнив, что мы здесь один. Разумовский дразнит, подводя к краю и прерываясь, и на второй раз получает за это локтем по ребрам. Зашипев, вжимается в меня всем телом, толкается пальцами резче, пообещав в следующий раз пристегнуть меня к кровати и повторять это снова и снова, не сдаваясь на мои просьбы. — Если это угроза, — шепчу я, послушно выгнувшись под его рукой на пояснице. — То хреновая. — Проверим, — обещает Разумовский и одним толчком полностью заполняет меня, заставив вскрикнуть от остроты такого угла. Его пальцы гладят по подбородку, очерчивают нижнюю губу. Я раскрываюсь для них, позволяю проскользнуть внутрь. — Нравится? Нужно будет трахнуть тебя в рот с вибратором внутри. Как тебе идея? Он вынимает пальцы, и я, нетерпеливо подаваясь к нему, отвечаю: — Шик. Но если ты сейчас не начнешь двигаться, то это с тобой сделаю я. — Будто я против, — бормочет Сережа, но послушно выходит и вновь толкается, пальцы возвращаются в мой рот, двигаются в такт. Я закрываю глаза, позволяю ему продолжать так, прогоняя в голове, как будет выглядеть то, о чем он говорил. Разумовский убирает пальцы, обхватив мой подбородок, заставляет повернуть голову. Коротко целует, а потом входит сильнее и резче, быстро наращивает темп. Руку опускает мне между ног, помогая угнаться наконец за таким желанным удовольствием. Я задыхаюсь от прошившей тело волны, едва могу устоять на ногах. Сережа догоняет меня спустя несколько мгновений. *** Я заваливаюсь в серверную ровно в двенадцать ночи, распахнувшаяся дверь громко бьется об стену. Разумовский, ошалевший от такого вторжения, разворачивает кресло и удивленно смотрит на меня. Я, улыбнувшись, подхожу к нему и сгибаюсь, чтобы обнять одной рукой. Второй ставлю на стол разноцветный кактус. — С Днем Рождения, — говорю я, поцеловав Сережу в щеку. — А это вместо цветов. Пусть негативную энергию ловит. — От меня? — скептически уточняет Разумовский, глядя на растение. — Спасибо. — Что ты, конечно, от компьютеров. — Ну да. Сережа притягивает меня ближе, усаживает к себе на колени и целует уже нормально, так, что я забываю, зачем пришла. А пришла я, чтобы утащить его спать, причем до самого утра. — У меня есть для тебя еще подарок, — сообщаю, поднимаясь на ноги. — Но отдаем я его завтра. А сейчас идем в кровать. Ты обещал. — В машине? Ты использовала запрещенный прием, — хмурится Сережа. — Ты не был особо против. Идем. Вздохнув, Разумовский послушно идет со мной сначала в ванную, там мы проводим больше часа, неспешно лаская друг друга в ароматной пене и разговаривая. Я не являюсь фанатом секса в воде, так что этим все и ограничивается. Спать он действительно ложится и, как и обещал, остается со мной до утра. На сей раз из кровати ни свет ни заря первая выскальзываю я, чтобы раскидать по гостиной кучу фиолетовых шариков, рассовать открытки и повесить гирлянду с поздравлениями. Волков честно рвется помогать, в ответ слушает лишь советы, куда пойти. Усилия окупаются, я вижу как под надменно-игривой маской у проснувшегося Разумовского отражается чистый детский восторг. Я решаю обойтись без хлопушек, дабы не бередить возможные триггеры у Олега, и просто напрыгиваю на Сережу с громкими поздравлениями. Он и не против. Даже соглашается уделить своим компьютерам чуть меньше времени, чтобы мы могли устроить праздничный ужин. Приглашать нам некого, так что за стол садимся втроем. Вместо шампанского газировка, потому что Олегу алкоголь нельзя, он таблетки пьет, а мы проявляем солидарность. Сережа выглядит несколько смущенным, но довольным. Я сижу между ними, слушаю истории из детства и с первого курса института, когда они еще были вместе, и наслаждаюсь этим непередаваемым чувством. Будто дома. — Подарки, — вспоминаю я, вскочив. — Я уже, — пожимает плечам Волков. — Ты вряд ли захочешь знать, что именно. — Единоличник. Ладно, сейчас. Я, метнувшись в свою спальню, возвращаюсь с большой коробкой, торжественно вручаю ее Сереже, лишний раз напомнив о том, как я люблю его, как рада, что он тогда подошел ко мне на выставке, и как мне нравится наша совместная жизнь. Потому что невозможно не проникнуться, когда в этом тройничке есть человек, который так потрясно готовит. Волков, усмехнувшись, обнимает меня одной рукой за плечи, Разумовский, закатив глаза, открывает коробку. Удивленно смотрит на ее содержание.Открывает рот, чтобы что-то сказать, закрывает. — Что там? — уточняет Волков. Сережа встает, ставит коробку на стул и достает из нее вещь. Олег несколько секунд сидит тихо, а потом бессовестно ржет, уткнувшись лбом мне в плечо. — Как тебе? — спрашиваю, наблюдая за Разумовским, который разглядывает фиолетовое пальто с леопардовым принтом и широко улыбается. — Сейчас для него холодновато, но весной будет самое то. Сережа надевает пальто, вытягивает руки, чтобы проверить рукава. Выглядит совершенно счастливым, когда наклоняется и берет меня за руку. Я встаю, и тогда он обнимает меня, прошептав: — Спасибо, Ася. Оно шикарное. — Я в начале знакомства надеялся, что чувство стиля у вас разное, — произносит Волков, вздохнув. — Теперь понимаю, как ошибся. — Печально, что это чувство в нашей семье досталось только двоим, — говорю я, кинув в него салфеткой. Повернувшись к Сереже, уточняю: — Точно нравится? По размеру подходит? — Идеально, дорогая Ася, — протягивает Разумовский, прижав меня к себе. Я поправляю воротник и удовлетворенно смотрю на Сережу. Красив, зараза, очень. Главное, чтобы не надевал это на бандитские разборки какие-нибудь, оппоненты охренеют и еще долго в себя будут приходить. После ужина мы оставляем Олега отлеживать свой постельный режим, а сами решаем немного прогуляться по вечернему городу. Погода сегодня нас балует, да и вчерашний ветер стих, а последствия дождя высохли. Грех терять момент. Мы неспешно идем по улице, разговариваем только на обычные темы, где не фигурируют ни бандитские кланы, ни древние боги, ни душные поэты, рассматриваем витрины магазинов и просто наслаждаемся удивительно хорошим вечером. Завтра обещали очередную бурю, но сегодня все спокойно. Увы, но буря наступает раньше. В какой-то момент Разумовский останавливается возле витрины с женской одеждой, притягивает меня к себе. На выставленные образцы смотрит лишь мельком. Поправляет на мне шапку, заправляет под нее прядь волос. Я завороженно смотрю на него, даже на носочки привстаю, чтобы поскорее поцеловать, а потом сказать, как сильно люблю. Сережа касается моих губ лишь мгновение, а потом шепчет в них же: — Не пугайся, ma petite. За нами хвост.