Гнездышко

Сережа скользит взглядом по скулам Аиды и думает, что она похожа на античную скульптуру. Не ту, стоящую в саду чуть поодаль от них, а на мудрую Афину, что покровительственным взором окидывает свои охотничьи угодья. Некогда отвратительный по своей нерукотворной убогости камень в руках мастера превратился в сияющий жизнью и светом образ древнего божества. Сережа тоже благоговеет перед этой аурой. Руки жжет от желания прикоснуться к выбеленной мраморной коже, но он сдерживает в себе этот животрепещущий порыв, до боли стискивая пальцы в кулак. Разумовский в ужасе понимает, что своим прикосновением испортит весь мистической флер божественной сущности, запятнав их низменными желаниями человека обыкновенного. Ада поворачивается к нему. Взгляд у нее сменяется. Тучи, закрывающие высоту небес, проясняются. Раздвигаются, давая лучам света место порезвиться. Сережа с интересом разглядывает вкрапления зеленого и голубого в её радужках, когда они становятся все ближе и ближе. Рука девушки, что до этого твердо сжимала его локоть, поднимается выше и заправляется выбившуюся рыжую прядку за ухо, волосы у Сережи отрасли за несколько месяцев пребывания в психлечебнице. От уха вниз по всему телу бегут приятные мурашки. Руки у его мраморной статуи совсем не холодные, не смотря на мороз на улице, а теплые. Словно Ада до этого держала их у костра, грея самые кончики пальцев под языками пламени. Девушка кладет вторую ладонь ему на лицо, критично осматривает по-лисьи щуря свои очи. У Сережи сбивается дыхание. Он не знает, где можно зацепиться взглядом, чтобы близко находящиеся лик не вызывал смущающей красноты на щеках. - Такой очаровательный, - тихо шепчет Ада, и чуть наклоняет к себе. Нежно чмокая в лоб. А у Сережи виснет мозг от интимной близости с другим человеком. И пусть действия девушки все еще похожи на щепетильную заботу божества о своем верном последователе. И ни одного вопроса в голове. Зачем? Что происходит? А еще у Аиды мягкие губы. Это он понимает по второму поцелую, что раскаленным клеймом опускается на нос. - И милый, - выдыхает девушка, поднимая в воздух клубы белого пара. А после пододвигается ближе, сокращая итак ничтожное расстояние меж их телами. Разумовскому в пору бы собрать остатки мыслей в кучу и спросить: что происходит. Ведь он сам только недавно говорил, что такие как Аида не кидаются на своих пациентов. Но девушка легким движением вынимает все праведные мыслишки из его головы, притягивая ближе и проходясь массажными движениями по затылку – одновременно успокаивая и не давая отстраниться. – Все хорошо, милый, - одними губами шепчет она, чуть бодая его своим носом. А после соединяя их лица вместе. Разумовский не очень вовремя вспоминает, что целоваться толком не умеет и из опыта у него пару чмоков с понравившейся девчонкой на выпускном. Но кажется Аде плевать, потому что она голодно вцепляется в его рот. Зацеловывая то ли с намерениями придушить, то ли действительно съесть. Сережа старается хоть сколько-то отвечать, уже задыхаясь от чертовски долгого единения, но оставить это безумие ему не под силу. Девушка же, чувствуя его беспрекословное подчинение, двигается вперед, усаживается сверху и вжимает в спинку скамейки. Напоследок зубами цепляя нижнюю губу и отстраняется. Разумовский наконец может вдохнуть полной грудью, рассчитывая на кратковременную передышку, но Ада не дает ему такой возможности. Чуть тянет за волосы в сторону, освобождая шею. И кусачие поцелуи проходятся вниз по подбородку к местечку пульсации шейных сосудов. У Сережи тем временем двоится зрение, и он просто зажмуривает глаза, тихо выдыхая. Потому что теплый концентрат от соединения кожи смешивается с его кровью и растекается как быстро действующий наркотик по всему организму, скапливаясь внизу живота. Ада тем временем уже оттягивает часть его больничной куртки, открывая доступ к ключицам и притираясь бедрами еще ближе. Разумовского от таких действий ведет, и он смущающенно прикусывает губы, чтобы не издавать звуков. А потом вспоминает где они находятся. Чертов парк, где полно людей. Сережа в ужасе холодеет и пытается руками чуть отодвинуть Аду за плечи, но девушка просто отталкивает его, прикусив чуть сильнее у основания правой ключицы, а потом мелкими мазками зализав это место. Разумовский даже если бы очень захотел не смог бы совладать со своими голосовыми связками, поэтому предпринял еще одну попытку оттолкнуть. Он же ведь за нее волнуется! Своими действиями Ада просто убьет репутацию как минимум среди остальных работников. И видя его начавшееся активное сопротивление, девушка одним широким движением от ключиц до уха проходится языком по шее и напоследок прикусив мочку, тихо шепчет: - Все хорошо, мой сладкий, - томные вибрации её голоса посылают по всему позвоночнику табун приятных мурашек, доходящих вплоть до коленей. Но Разумовский не может до конца выкинуть из головы тревожащую мысль. В каком-то полуобморочном состоянии откидывает голову и пытается собрать разум в порядок, чтобы хотя бы осмотреться. И натыкается взглядом на Птицу. Тут же весь холодеет, потому что двойник в своей крылатой форме сидит на ветке дерева и как сова не мигающим желтым взглядом смотрит на все происходящее с безумной улыбкой. Сережа уже с силой пытается оттолкнуть Аду от себя, но она до боли вцепляется в шею укусом. - Хватит! – кричит он одновременно обоим. Ада на его не серьезные попытки вырваться лишь гадко улыбается (совсем как Птица, думает он), а прекрасный пепельный взор сменяется на горящий чистым безумием кроваво-красный. - Свет! – зло выкрикивает она, выпрямляясь и возвышаясь над его фигурой. - Что? - Камера! – вновь крик. А Сереже наконец удается скинуть злого двойника-Аду со своих колен. Уже чувствуя, что сон понемногу начинает отступать. - Мотор! –вопит двойник и щелкает прямо у него перед носом хлопушкой-нумератором. Разумовский в ужасе вздрагивает и валится с кровати. Осматривается и понимает, что он всего лишь в больничной камере. Двойник садится на смятые им во сне простыни и помахивая непонятно откуда взявшимися листами ехидно спрашивает: - Понравилось? Сережа дергает вверх часть футболки и вытирает ей пот со лба. Какое нафиг понравилось? Поднимает недовольный взгляд на двойника, который в свете луны казался еще более мистическим, инфернальным, не от мира сего. Хоть сейчас он был в образе человека, без крыльев и перьев. На листках, которыми до этого размахивал двойник красуется большая надпись: «СЦЕНАРИЙ». - Что ты сделал? – голос у Разумовского дрожал. - Ну, - тянет двойник, - Паучиха мне запретила её раздевать, а видя твои непосильные страдания, - предпоследнее слово он театрально выделяет голосом. – Решил немного помочь. - Это не помощь, - устало шепчет Сережа, прислоняясь спиной к стулу. - Дал тебе такую возможность потренироваться, а ты… - наигранно-обиженно тянет двойник – Неблагодарный тюфяк. – И кривится. - Не делай так больше, - просит Разумовский хоть и понимает, что его восклицания скорее всего останутся неуслышанными. - Обойдусь без твоих советов, Тряпка. *** Пока мы с представителем закона шли по длинному коридору до лифта – я раздумывала над тем, что ему сообщить. Очевидно, Стрелков явился сюда ради информации о состоянии Разумовского. И мог ли человек вроде него совершить преступления. И с одной стороны Разумовский с неуправляемой Птицей, которая раз за разом может без проблем перехватывать контроль и идти убивать – серьёзная угроза для мирных людей. А у Сережи нет никакого рычага давления на альта и выпускать их за пределы лечебного учреждения – чуть ли не в ручки Птицы вкладывать ядерную кнопку. С другой, Разумовскому здесь плохо. Какие бы условия содержания у меня в больнице не были, он будет испытывать дискомфорт и коротать дни погруженный в свои мысли, лишь бы дистанцироваться от схожести мест его заключения. А самокопание никогда не приводит к чему-то хорошему. Тем более обе личности страдают от ПТСР, и на обоих стены больницы воздействуют отвратительно. Стрелков лыбится мне в лифте, пока я бесцельно скольжу взглядом по дверям кабинки. Что же ему сказать? Выдавать Разумовского мне точно не хочется, да и не имею право. Закон о врачебной тайне действителен и на органы власти, и потребовать моих официальных заключений он может только после того, как придет с соответствующей бумажкой. С учетом просмотренной мной информации по новостям, сейчас следователь должен искать другого подозреваемого, который и «запугивал» мужчину все это время. Выстроить линию рассказа опираясь на план Птицы? Звучит сомнительно ведь я стану соучастником его деяний. Тем более Разумовский уже был признан невменяемым и грош цена его рассказам. С тактикой я так и не определяюсь. Пофиг, буду действовать по ситуации. Киваю секретарше у кабинета и открываю перед Евгением и его помощником дверь, приглашая зайти первыми. - Подождешь здесь, - бросает Стрелков мужчине и тот послушно выходит в приемную и садится на диванчик. Хоть и удивляюсь такому поведению, но молчу. – Я хотел вот о чем поговорить, Аида Алексеевна. Проводя расследование по делу Чумного Доктора мне не давала покоя мысль об агрессивном поведении Разумовского. И так как заключения Рубинштейна не являются действительными, то ответьте мне вы: мог ли Разумовский в действительности надеть костюм и пойти сжигать богачей? Решил начать сразу, даже без затравки? Ладно, раз уж мы решили пойти с нестандартных вопросов, то поинтересуемся есть ли у него бумажки на такое: - Если вас интересуют личные моменты, которые Сергей обсуждал со своим лечащим врачом, то я такой информации без должных документов дать не могу, - чисто формальным тоном сообщаю ему. - О, Аида, вы не понимаете. Я по другому вопросу, - вновь жутко улыбается мужчина, еще и культяпку свою кладет мне на руку, поглаживая. Ну что за гадкий тип? – Мне интересно, мог ли Сергей совершить все эти убийства, по вашему мнению, - тоном церковного попа на сеансе причастия спрашивает у меня Евгений. М-да, мало того, что мерзкий, так еще и недалекий. А вот принес бы бумажку и пришлось бы ему отчеты показывать, а так могу что угодно наплести. Спросили же мое мнение, а не заключение врачебной комиссии о Разумовском. - Сергей приехал к нам в очень плохом эмоциональном состоянии, поэтому судить мне сложно. Но складывая все факторы его физического и психического самочувствия, мой ответ ближе к отрицательному, - чуть подумав отвечаю Стрелкову. Даже если он записывает наш разговор, то прослушивая в суде данный диалог прикопаться ко мне будет сложно. - Хмм, интересно, - задумчиво тянет он. А после этого следует парочка вопросов цель которых узнать статус Сергея на данный момент. Так же в меня летит просьба рассказать о небезызвестном майоре и мог ли он путать следствие ради какой-то цели. Еще и повествует Стрелков об этом так, словно на Грома у него какой-то большой зуб. Интересно… Стоит иметь такого важного человека поближе, учитывая нашу возможную скорую встречу с питерским героем. - Евгений, - чуть подбираюсь, - А не могли бы вы оставить мне свою визитку или контакты, чтобы в случае каких-то известий я могла сразу вам сообщить. - Конечно, я только сам хотел предложить, - и на манер фокусника вытягивает из кармана свою визитку, - Звоните, если будет информация по делу, - и странно улыбнувшись (мне правда на секунду показалось, что у него тройничный нерв защемило) продолжил: - Ну или не по делу. А после распрощался и вышел за дверь. Я, попросив секретаршу проводить гостей до выхода, брезгливо помыла пару раз руки. М-да, неприятно, когда тебя воспринимают милым украшением, которое поставили на место глав врача за красивые глазки.