Гнездышко

Мы сильно сблизились? Задаю я сама себе вопрос, наблюдая за пациентами в общей комнате. Больных выводят туда каждый вечер для социализации, где разные группы лиц находят себе компании для игры в шашки, «UNO», рисования или же чтения. Кто на что горазд, как говориться. Это помогает не только поддерживать социальные взаимодействия, многие находят здесь единомышленников, ведь карабкаться по сложной лестнице выздоровления намного легче с тем, кто прекрасно понимает, что ступени состоят не из податливого светлого дерева, а из раскаленных листов железа, опаляющих кожу до массивных ожогов при любом соприкосновении. С одной стороны, возможно я слишком скучала по таким интересным случаям, потому что лечить очередную депрессию, не самое интересное занятие. С другой, может быть мне не хватает банального человеческого общения? В последнее время мой кружок «людей с которыми можно поболтать» состоит из коллег – Евы – Люли. (Ну еще мистера Полдня можно туда включить, но он скорее благодарный слушатель, нежели собеседник.) А тут такое яркое пятно в виде гениального Разумовского со своим огромным тараканом в голове. К слову, этот самый «таракан» скорее всего лишил бы меня пары зубов за такие высказывания. Улыбаюсь этим мыслям, продолжая наблюдать за девушкой-пациенткой из клиники Рубинштейна. Хотелось бы выяснить как она себя ведет в более неформальной обстановке вне приема. И ситуация вроде бы хорошая: вон сидит что-то активно мазюкает зеленой краской по листу. Не нравится мне ее постоянное бормотание. Она словно вечно находится не здесь, общаясь с некоторыми галлюцинациями, а иногда тихо завывая короткие четверостишия из «Фауста». Не знаю, что-то меня очень сильно напрягает, но сформировать мысль нормально не могу. Плюсом к этому абсолютно не помогающая терапия. Первый препарат пока не дает никаких результатов. Записав свои мысли в блокнот, топаю в сторону кабинета. Из дел у меня осталось нудное заполнение бумажек. В момент прохода до лифта мне звонит Люля и предлагает сегодня съездить в новый бар, который не так давно открылся около её салона красоты. Раздумываю над этой идеей секунду три. Я же ведь сама жаловалась, что есть во мне некоторое рабочее затворничество в стенах кабинета. Так почему бы не съездить в новое место, развеется? Может подцепить кого-то? Ладно, последнее плохая идея, вести одноразовую интрижку домой к сестре не очень хочется, а не ночевать вне квартиры – стресс. С печальным вздохом, соглашаюсь и сбрасываю звонок. *** Новый «бар», как назвала Люля, на самом деле является небольшим ресторанчиком с авторскими коктейлями, открытый на Патриках. Оформление в стиле арт-деко с мраморной плиткой на полу и перьевыми плафонами на золотых ножках, радует. Но вот мой официальный прикид, простой черный костюм и белая водолазка под ним, чуть не вяжется с настроением этого места. Вот Люля, выглядевшая так, словно только что сошла с Голливудской дорожки как минимум больше вписывалась в клиентку этого места. Но хостес, ничего не сказавший по поводу моего вида лишь мило провел нас к низкому столику и полукруглому темно-изумрудному диванчику. - Итак, я жду историю почему ты так быстро согласилась на мое предложение? – скользя взглядом по меню, спрашивает подруга. - В смысле? – недоуменно вскидываю бровь я. Люля на мои действия поворачивается и копирует выражение лица, только с более издевательским окрасом. - В смысле, что согласилась встретиться не у себя дома или на моей работе, а где-то еще, Ада. Это нонсенс, ведь я ожидала двадцатиминутной тирады о том, что Ева и кот без тебя точно не справятся один вечер дома или на работе завал, поэтому ты просидишь там до утра, - после её слов становится несколько стыдно, что я как человек, который должен понимать важность отдыха столь сильно заваливаю себя делами. – Поэтому жду историю о человеке, который наконец вправил тебе мозг. - И это опять Елена, - устало говорю, спрятавшись за меню. - Думаю этой великолепной женщине скоро памятник придется воздвигнуть, - хихикает подруга, ловя взгляд официантки. - Я подумаю над твоим предложением. Перед Еленой я действительно в огромном долгу, ведь она не только заинтересовала меня в своей специальности, но и помогла выйти из тяжелой депрессии, которая огромным пластом меня сжирала пятый и шестой курс университета из-за… навалившихся разом событий. В не очень радостных думах, смотрю названия коктейлей. Взгляд привлекает «Белые ночи», во-первых, знаменитое произведение Достоевского (можно ли вообще так называть алкоголь? Авторское право и тд?) А во-вторых есть тут у меня один рыжий питерский миллиардер с бедовым воробушком в голове, который все никак не хочет покидать мои мысли. Сам коктейль вроде из себя тоже ничего особенного не представляет. Мешанина из джина, лаймового сока и чего-то сладенького, но так чертовски подходящее под эту тягучую, светлую и веселую атмосферу освещенных питерских ночей. Что я заказываю еще один, а потом еще. И вот в прекрасном запахе ягод можжевельника мне видятся не светлые вечера в центре Питера, а рыжая копна волос, по которым мне пару раз довелось провести рукой. Когда последняя мысль окончательно созревает и формируется в моем сознании, я решаю, что пора бы уже закругляться с авторскими коктейлями, потому что ведут они на темную дорожку алкоголизма и не правильных решений. Люля на мои доводы о слишком позднем времени согласно кивает и мы, расплатившись, покидаем заведение. *** Разумовского оставляю в покое на пару деньков, просто захожу по утрам проведать и спросить о самочувствии. В пятницу, прямо перед длинными выходными, решаю побеседовать подольше, потому что я пригласила специалистов, а именно пульмонолога и токсиколога, которые наконец должны были помочь определиться с тактикой лечения. Открывая дверь слышу голос Сережи за ней. Снова разговаривает с Птицей? Нахожу Разумовского в несколько странной позе: он согнул ноги так, словно на кровати сидел кто-то помимо него, поэтому локализацию галлюцинации определить не составляет труда. Заметив меня, мужчина сразу трепыхается на кровати, пытаясь выбраться из окрутившей его ноги простыни, словно бабочка, попавшая в сети к пауку. Понимая, чем примерно может закончится данное действо, пытаюсь скорее подойти к Сереже, чтобы поймать его, но тот все равно умудряется шлепнуться с кровати. - Сереж, ты в порядке? – чуть придерживая за локти помогаю подняться, надеясь, что такое приземление не повредило колени. - Да, прости, я просто… - Разумовский весь поджимается и пытается оправдаться передо мной. Не знаю за что правда. - Не переживай, - успокаивающе глажу его по руке, как делаю с Евой, когда та, перенервничав, начинает постоянно вертеть что-то в руках. Наверное, не стоило снова начинать эти контакто-поглаживающие манипуляции. Я ведь хотела чуть поменьше думать о Разумовском, но глядя на такого бесконечно нуждающегося в человеческом тепле создании, подобные мысли быстро капитулируют из черепной коробки. Сережа в ответ на мои легкие касания расцветает маковым полем, алый расплывается по скулам и ушам, контрастируя с бледностью остальной кожи. Решаю дальше не мучить мужчину и со словами: - Как твое самочувствие? – отхожу с сторону стола. Разумовский быстро кинув взгляд на кровать, подходит и садиться напротив, и мы начинаем стандартный опрос. Я спрашиваю про двойника и не успевает мне Сережа дать хоть каких-то ответов, как странно замирает напротив, вытянув шею. В сомнениях беру его за руку, помещая пальцы так, чтобы можно было прощупать пульс на лучевой артерии. И после пары секунд становиться очевидно, что он нервничает. - Сереж, тебе плохо? – снова накрывают иллюзии двойника? Ну вот что Птица за гаденыш? Вроде бы есть нечто оберегающее во всем его поведении по отношению к главной субличности, но зачем тогда эти пугающие видения? Чего пытается добиться Птица? Бей своих, чтобы чужие боялись? - Да, просто… Птица? – последнее произносится уже как вопрос-обращение, соответствующим тоном. Разумовский пару секунд сидит и просто смотрит куда-то за мою спину, после весь покрывается пятнами смущения. И… это странно. - Сереж, что он творит? Ты весь красный, - мужчина, успевший отвести взгляд от моего лица, снова поворачивается. Глаза у него скользят по верхней части меня, в ужасе расширяются, и он звучно опускается в стол. Пять секунд мы сидим абсолютно без движения. Я – в непонятках происходящего, он – очевидно из-за каких-то неведомых мне действий Птицы. Сережа тяжело глубоко дышит, краснота так и не смылась с его ушей и теперь ярко зияет, оттеняя рыжую копну. Подниматься от стола он очевидно не планирует. - Снова разодрал меня? – решаю, что сидеть так не дело. - Хуже, - бурчит Разумовский. Что он там, голову в иллюзии оторвал? - Пояснишь? - прошу я, поглаживая его большим пальцем по руке. Разумовский словно бы только сейчас вспоминает о наших переплетенных пальцах и какими-то рваными движениями пытается выбраться из хвата. Теперь мне думается, что Птица решил натянуть мне на голову маску Рубинштейна, ибо тактильный Сережа вдруг решил уйти от прикосновений. На мой вопрос мужчина лишь отрицательно мотает головой, так и не подняв её со стола. - Если хочешь можешь позвать его, и мы поговорим, - предлагаю я. Скажу пару ласковых пернатому, который решил портить мое исследование. Но Разумовский внезапно начинает говорить: - Он…он н-на вас-с, то-то есть т-тебя, - снова начал заикаться, очень плохой признак. Пару секунд снова молчание, но сидим мы не в тишине, а в звуках тяжело дышавшего Сережи. И после он добивает меня словом. – Раздел. - Раздел? – глупо повторяю я, словно пробуя на вкус. То есть стойте. Правильно ли понимаю, что агрессивная субличность вместо того, чтобы показывать расчлененку решило устроить Сереже стриптиз, без моего явного согласия? Да и разрешения Разумовского на это кажется никто спросить не потрудился. – Сереж, ты можешь не переживать так сильно. Он сложил галлюцинации из уже увиденных когда-то образов, поэтому формально ты все еще не видел меня без одежды. Кажется, это успокаивает мужчину в малой степени, потому что он медленно сползает под стол, так и не подняв головы. Ладно, будем надеется, что лезет туда от смущения, а не от желания посмотреть на меня еще и без штанов. Кхм! Я сама немного начинаю нервничать от всего этого. Не в первый раз становлюсь объектом сексуализации, многие мужчины в припадках говорили не очень лицеприятные вещи: как и в каких позах. Но чтобы одна субличность начинала другой внушать непотребство со мной в главной роли… интересный опыт. - Сереж, а такое с тобой в первые? – ладно, так даже интереснее. Поднимать Разумовского с пола – бессмысленно, если ему там комфортнее, то пусть сидит. Лучше продолжить опрос и выяснить зачем субличность начала этот цирк, да и все предыдущие тоже. - Д-да, - тихо говорит мужчина откуда-то с пола. Так-с, то есть у нас есть Птица, который неугодных ему разрывает на глазах у Сережи. Да и его самого не брезгует немного покалечить. Но вот раздеть кого-то решил в первые. Какая странная смена интересов у субличности: с жестокости, до голых женщин. В голове как-то совсем не произвольно вспыхивает образ какого-то подростка, в периоде очередного кризиса. Мысль интересная… цепляющая. Плюсом ко всему Птица имеет максимально однобокие и утрированные взгляды на жизнь, как бывает при подростковом максимализме. Кажется, кроме обычной работы с тревожащимся Сергеем предстоит обуздать травмированный характер Птицы, что интеллектом хоть и вырос вместе с Разумовским, но социальным поведением и образом мыслей все еще остался эре юности, когда все взрослые дураки, а мир кажется большой помойкой.