Гнездышко

Промозглый питерский ветер трепал волосы и холодными невесомыми руками забирался под одежду, вызывая табун совсем неприятных мурашек. Ежась, запахиваю черное пальто сильнее, в надежде, что длинная флисовая ткань спасет от холодных прикосновений. Лодка, что должна была довести меня до так называемого «Чумного порта» неприлично опаздывала. Что уже вызывало много вопросов. Да простят Великие тот день, когда Михаил отправил меня из моей тепленькой больнички в это недоразумение, которое почему-то зовется психиатрической лечебницей. Проблем у этого местечка было навалом, начиная с огромного финансирования от государства, требующееся на содержание чёртового острова и всей его инфраструктуры, заканчивая странностями с персоналом и прошлыми проверяющими. Если обобщить все те задачи, что вывалил в огромном приказе на меня Михаил, то нужно было съездить и проверить: на что это уходят такие огромные бюджетные вложения и побеседовать с главным врачом этого прекрасного заведения: Вениамином Самуиловичем Рубинштейном. Какими правдами и неправдами он заставляет писать о себе нормальные характеристики, что Министерство Здравоохранения РФ встрепенулись и вызвали тяжёлую артиллерию в виде меня. И странности, начались еще в Питерском филиале, где территориальный руководитель, что по бумагам должен отвечать за эту клинику всеми правдами и неправдами отказывался туда ехать. Хотя обычно, такие люди не прочь сопроводить проверку и все показать. Дима около меня устало зевает и прячет брелок, который до этого вертел в руках. Синие пряди торчат из-под черной вязаной шапки, что наводит на мысли о принадлежности данного субъекта к одной из субкультур. Вообще, его посоветовал нанять один знакомый, дескать: едешь к черту на рога, одна, так еще и с дурными известиями, телохранитель точно не помещает. А после мне вручают номер телефона. Внемля доводам рассудка решаю, что подстраховка лишней точно не будет и вот теперь мы вдвоем едем исследовать этот «Питерский Колизей» на наличие в нем ошибок и недочетов, достаточных для того, чтобы прекратить финансирование этого заведения с наших налогов. Звук мотора отвлекает от бренных мыслей и вот, вместе с лодочником и Димой, мчим по Неве, навстречу, хотелось бы сказать просто работе, но зная все «НО», скорее всего навстречу приключениям. Чем ближе мы к острову, тем сильнее накатывает на меня весь тот… ужас, который мне скорее всего потом еще придется описывать в рапорте. Самое первое, что бросается в глаза, удаленность от инфраструктуры города. Любую больницу по правилам нужно отапливать, электро- и водоснабжать. Исключения составляют лишь очень дальние ФАПы в деревнях и поселках, к которым просто физически тяжело подвести воду и электричество. А тут целая лечебница в Питере «питается» непонятно каким образом?! Далее попасть к этому «прекрасному» месту можно только на лодке, на сколько я могу судить там даже вертолетных площадок нет. Проблема из этого вытекает следующая: один из пациентов ранит санитара в ногу, задевает артерию, работнику срочно требуется мед помощь у специалиста, а его тащат сначала на лодку, потом с лодки на скорую и только потом доставляют в больницу. Вероятность того, что пациент умрет во время транспортировки близится к 80 процентам. Делаю пометку в блокноте, задумчиво глядя на смотрящего вдаль Диму. По легенде, что нужна была лишь для того, чтобы попасть на территорию, я везу подростка с суицидальными наклонностями на прием к врачу. На входе, просто покажу удостоверение и потрясу приказом, о котором больницу уведомляли несколько раз, но увы и ах они не ответили. Хе-хе. Следующую запись в блокноте делаю сразу как выходим на берег. Тут не то, что пирса нет, где можно было бы безопасно припарковаться лодке. Тут вообще ничего нет, просто голая галька, переходящая в бетонные плиты! И ладно уж чертовы нормы постройки современных больниц, это место не отвечает даже банальным требованиям безопасности. А что ждет меня внутри представить страшно! Шарю в сумке и достаю оттуда футляр с очками. Простые прямоугольные очки нулевки, что не так давно мне показала младшая сестра, увидев на каком-то маркетплейсе. Вероятнее всего очень облегчат мне работу в ближайшем будущем. Дима галантно подает руку, чтобы я не поскользнулась на мокрых ступенях и терпеливо ждет, когда я нацелю очки на нос. — Атмосферка как в фильме ужасов, — безрадостно бормочет мой напарник. — Надеюсь, все пройдет быстро и уже к ужину будем дома, — печально вздыхаю я, направляясь ко входу. Больница нас встречает унылым серым вестибюлем, пунктом досмотра и регистратурой, что надежно обнесена решеткой со всех сторон. На входе из охраны только мужичок средних лет да женщина того же возраста в очках за стойкой. Мы с Димой подходим к последней. Та без особого энтузиазма смотрит на нас и молчит. Минуту просто смотрим друг на друга, я — давая шанс женщине хоть немного задобрить меня, хотя бы хорошим отношением к пациентам, она — очевидно, чтобы от нее побыстрее отъебались. — Здравствуйте, — все-таки начинаю я. Играть в гляделки конечно весело, но желания находиться здесь нет, от слова совсем. — Я уполномоченное лицо от министерства здравоохранения Российской Федерации, Полонская Аида Алексеевна. Пришла к вам по ряду вопросов, возникших у моего руководство в ходе документальных проверок вашего заведения. Лицо женщины напротив меняется от скучавшего в очень даже заинтересованное. — Вениамин Самуилович не сообщал о… — начала женщина. — Возможно, ему стоит почаще проверять электронную почту и отвечать на звонки свыше, — говорю я, параллельно скидывая пальто Диме, — Что ж, — приглядываюсь к бейджику регистраторши, Инга Степановна, не покажите ли мне где тут у вас что? У Инги Степановны на лице написано, что единственное, что она хочет сделать — это провалиться сейчас под землю, чтобы не иметь со мной никаких дел. — Но. Венниамин Самуиловч…. — Да-да-да, не сообщал о проверке, я знаю, — и это сугубо ваши проблемы, хочется добавить мне, пока натягиваю халат, что привезла с собой. — Подождите, я позвоню, — женщина хватается за белую телефонную трубку, начиная лихорадочно тыкать на кнопки. — Эй, девушка туда нельзя! Я, совершенно игнорируя металлодетектер и досмотр, бойко перепрыгиваю турникет и прохожу мимо остолбеневшего охранника. Которого после отталкивает от меня Дима, говорящий что-то про министерские проверки. Слева вижу лестницу на второй этаж, куда и направляюсь, слыша ругань мужчины и лихорадочную речь женщины. На втором этаже оказывается стационар, что представляет собой длинный коридор из дверей. На сестринском посту отсутвует персонал, о чем я делаю мысленную пометку и иду искать дальше. Палаты на удивление не плохие… для какого-нибудь псих диспансера в магаданской области — в самый раз! Перед глазами у меня всплывают цифры, которые уходят на финансирования этой шарашкиной конторы… куда черт возьми деваются все те миллионы, которые добрый доктор Рубинштейн постоянно выбивает в грантах? Стремительные шаги Димы слышаться где-то позади. Неужели разобрался с охранником? Но оно к лучшему, с ним действительно несколько спокойнее. Электронных дверей и замков нигде нет, лишь решетки да охранники. И как раз у одной такой меж коридорной решетки я нахожу санитара. Тот встрепенулся и вскочил с насиженного места. — Спокойно, министерская проверка, — прикрикиваю я на агрессивно настроенного санитара и сую ему в нос документы. — Уполномоченная Полонская Аида Алексеевна — прошу сопроводить меня до кабинета глав врача, — вся спесь с санитара мгновенно пропадает, и он несколько тушуется и оглядывается на второго, что стоит по ту сторону решетки. — Вениамин Самуилович сейчас на обходе, — протягивает тот, что стоит по другую сторону. — Отлично, так ведите меня к нему. У меня уже скопились некоторые вопросы, — санитары вновь переглядываются. — Не положено, — как-то уж совсем не уверенно тянет ближайший, — Он сейчас в блоке с особо опасными…. — Что ж, мистер… — Аркадий, — подсказывает он. — Аркадий, если вы будете препятствовать моей работе, то через час здесь будет все министерство с полицией, что поднимет каждый камень и точно найдет то, что им нужно. Вы уверенны, что вашему руководству нужны подобного рода проблемы, нежели заурядная проверочка? — нагло вру, но в ином случае действительно придется приезжать уже с полицией, а это такая тягомотина. А у меня в отеле говорят есть хорошее СПА… — Пусти её, — нахмурившись бурчит дальний и Аркадий вздохнув, тянется в карман за ключом. — Пойдемте, Аида Алексеевна. *** Если можно описать цензурными словами блок, в котором я оказалась, то таких будет по минимуму. Не одного поста медсестер, процедурных или перевязочных кабинетов, НИ-ЧЕ-ГО. Кто вообще додумался сделать здесь больницу, тут же чертова холодрыга и слякоть? Вон на лестничном пролете точно видела угол, проросший черной плесенью! Аркадий на мои вопросы молчит как партизан и все говорит про некую Софу, что всем этим ведает. Уж не знаю кто она здесь, но вопросов к организации этого места у меня уйма. Блок для особо опасных находился на первом этаже форта, с другой стороны причала, где мы высадились на лодке. Тут какая-то темень и желтый давящий свет от двух плафонов. Не одного кабинета персонала, лишь двери, что важно: без окон, но с электронными замками. Окна, к слову, должны быть установлены в любых палатах, если не могут держать открытыми двери, потом что за такого рода пациентами нужен постоянный контроль и просто оставлять их в закрытых комнатах — противоречит нормам! Когда мы проходим на середину коридора нас спешно догоняет рыжая девушка на каблуках. — Стойте, Аида Алексеевна! Стойте, — вот поэтому медсестры в нормальных больницах ходят в специальной униформе, а не в юбках и на каблуках (эх, звучу как злая училка, но в нашей профессии действительно существует профессиональный дресс-код). Внемлив мольбам девушки, останавливаюсь, потому что догнать таким темпом она точно не сможет. — Аида Алексеевна, чего же вы не предупредили, ох — тяжело выдохнув после незапланированной пробежки по больнице, она осматривает меня с ног до головы и улыбаясь продолжает. — Я Софья, старшая сестра больницы, пойдемте ко мне в кабинет, выпьем чаю, и я вам покажу все документы. — Хмм, прекрасное предложение, но вынуждена воспользоваться им несколько позже, потому что сейчас мне нужно увидеться с главврачом, — отворачиваюсь от Софьи и киваю Аркадию, дескать: можем продолжать путь. Какой смысл сейчас в просмотре документов, если буквально все я вижу у себя перед глазами? И как из такой ситуации будет выкручиваться мистер Рубинштейн очень интересно будет посмотреть. Санитар идти дальше не торопиться и чопорно смотрит на девушку. — Вениамин Самуилович сейчас на обходе, он обязательно с вами поговорит, как только закончит, — продолжает медсестра, уже несколько натянуто улыбаясь, — Вы свободны, Аркадий, я сама провожу гостью, — Аркадий кивает и спешно покидает нас, а Софья пытается схватить меня под локоток и настойчиво развернуть. — Софья, ну куда же вы, — я сбрасываю ее руку со своей. — Давайте вместе оповестим Вениамина Самуиловича о моем приходе! — Нет, Аида Алексеевна, давайте я лучше отведу вас в кабинет, отнесу лекарства и все вам покажу, — чувствую себя словно в постановке погорелого театра. — Лекарства? Что за лекарства? — с интересом смотрю на сжатый кулак медсестры…. Она же… не носит лекарства просто в ладонях? Ведь… не носит же… Софья несколько подвисает, но продолжает обезоруживающе улыбаться. — Лекарства, который выписал врач, — словно для не очень далекой поясняет она. — И кому вы их несете? Какая дозировка? Что за препарат? — Копируя ее улыбку спрашиваю я. — Пойдемте, я все вам расскажу, — снова пытается утянуть меня девушка. Но все её попытки рушит сам Вениамин Самуилович, крик которого доносится из правой палаты, через дверь от нас: — Софочка, ты чего так долго? Что-то случилось? Наверное, вы спросите меня, почему решила, что это доктор Рубинштейн. Так вот, во-первых, сложно в пределах больницы представить столь панибратское отношение к старшей медсестре от кого угодно, кроме глав врача. Во-вторых, я видела его выступления на некоторых конференциях, посвященных гипнозу и его применению в медицинской практике. Интерес к девушке у меня сразу пропадает, и я иду знакомиться с виновником торжества. Перед этим кивнув Диме, чтобы ждал меня за дверью. Не станет же такого статуса человек нападать на меня при пациенте? Мы же не в средненьком ужастике, где образ врачей трактуется с точки зрения безумного ученого… Но у Софы были другие планы, ибо уже на подходе к палате, меня грубо хватают с явной попыткой оттащить назад. И вот чего она пытается добиться своими действиями? Неужели не понимает, что только подогревает мой спортивный интерес проверить там все, пока они не провели зачистку всего подозрительного? — Вам не кажется, что это уже переходит границы разумного, Софья? — стараясь сохранить бесцветно-рабочий тон голоса, интересуюсь я. — Мы поговорим в кабинете, — с нажимом повторяет она, продолжая борьбу со мной около палаты. Устало вздохнув, хватаю ее за запястье и выкручиваю свои руки из чужих. По сравнению с отцовским хватом, хиленькая медсестра совсем не представляет большой угрозы в этом плане. Софа дергается, в попытках вновь остановить меня и кажется недовольно шипит, когда я толкаю её к стене, зажимая, и шарю по карманам в поисках карты. Раз полномочия уже превышены, то смысла тут нянчится с ними не вижу. Карта действительно находиться и немедля прикладываю ее к блоку, откуда до этого слышался голос доктора. Отпихиваю Софу в сторону Димы, но женщина не сдается и пытается уже всем своим весом навалиться на меня, заблокировав проход. Тут вмешивается мой спутник и несильно отталкивает медсестру в сторону, ровно на столько, чтобы я смогла открыть дверь и втиснуться в палату. Перед тем как зайти ловлю взгляд Димы и благодарно киваю ему, а после продвигаюсь в комнату. Первое, на что натыкается взгляд — решетка, но уже обычная, как было чуть ранее в стационаре, она открыта, так как сам доктор скорее всего находится внутри и смысла ее закрывать при электронном замке — нет. После, я вижу самого доктора и сгорбленную рыжую фигуру, что сидит в белой смирительной рубашке на полу рядом с ним. Сама палата выглядит очень странно. Первое, за что хватается мой мозг — это отвратный затхлый запах давно не проветриваемого помещения, которое активно мыли хлоркой. Второе, это тусклое освещение — какое-то серое-желтое и явно недостаточное. — Софочка, ты очень вовремя, давай скорее лекарство и закончим на этом, — говорит доктор, даже не смотря в мою сторону и активно что-то записывая к себе в блокнот. — Вениамин Самуилович, какая честь, — тяну я, довольно улыбаясь. Оба мужчины вздрагивают, Рубинштейн поворачивается ко мне, а вот некто на полу наоборот вжимает голову в плечи. — Вы проигнорировали абсолютно все письма из министерства, поэтому мне пришлось лично приехать к вам и устроить себе занимательную экскурсию, — ступаю вперед, проходя вглубь палаты, задаваясь вопросом, какого черта обит мягким материалом только пол? На стены денег не хватило? Или люди в припадке о них не бьются? К слову о стенах… В лучших традициях страшных фильмов все стены расписаны чем-то: символами, рисунками, какими-то словами, что с расстояния разобрать невозможно. Ощущение, что санитары здесь занимаются только тем, что сторожат углы, а не выполняют прямую функцию, по поддержке чистоты как минимум. — Уполномоченная, Полонская Аида Алексеевна, приятно познакомиться, — под конец фразы уже подхожу к мужчине, протягивая руку. — Ох, как не вовремя, — почти на грани слышимости шепчет Рубинштейн, но с улыбкой протягивает ладонь в ответ, — Простите, много работы. Думаю, нам стоит пройти ко мне в кабинет, чтобы не пугать пациента, — и взглядом указывает на мужчину рядом. Тот от упоминания себя сжался еще сильнее и задрожал. А мне кажется, что где-то я его уже видела… Секунду задумчиво гляжу на рыжий затылок. Молодой и худощавый, а еще в смирительной рубашке. Склонность к самоповреждению? — Что за лекарство несла Софья? И почему в руках? Не хватает финансирования на таблетницы? — решаю в лоб спросить о волнующем меня аспекте. При чем это самый безобидный вопрос из тех, что уже накопился. Нужно понять, готов ли сотрудничать данный экземпляр или все-таки полиция? — Аида Алексеевна, я же сказал, пройдемте ко мне в кабинет, вы пугаете Сергея, — уже с небольшим нажимом, но все еще подчеркнуто спокойно проговаривает Рубинштейн, сильнее сжимая бумаги в руках, чем притягивает мое внимание к ним. Сверху лежит какой-то блокнот, а вот внизу большая белая папка, такими кажется еще в СССР пользовались. А потом у меня в голове что-то щелкает. Молодой рыжий парень из Питера, которого зовут Сергей. Не тот ли это питерский маньяк пироман, вообразивший себя мессией и сжигающий сливки питерского общества? О нем столько молвы было каких-то четыре месяца назад, по всем каналам вещали, а в Питере военное положение собирались вводить. Теперь стало донельзя интересно покопаться в папке Вениамина Самуиловича, ведь дело питерского чумного доктора вроде как связывают с диссоциативным расстройством идентичности. Заболевание очень редкое, ни я, ни мой профессор, на своей практике не сталкивались с таким, оттого поглядеть, что там нашел Рубинштейн чертовски интригует. Но все же задачи у меня сейчас другие. — Вынуждена отказаться от столь заманчивого предложения. Видите ли, мне интересно в каком приказе вы увидели, что подобное размещение пациентов является нормой? — все тем же рабочим тоном вопрошаю у доктора, обводя руками помещение. — Давайте я вам и Сергею покажу какие в данном случае его права были нарушены. Обхожу сидящего на полу мужчину с левой стороны, подальше от Рубинштейна, не нравится мне его взгляд, ох не нравится. Но извините, мне на хлеб тоже деньги нужны, а Михаил платит за выезды вместо него очень даже приличные суммы. Вот зачитаю доктору список нарушений и побегу в полицию, нет никакого желания теперь даже на документы смотреть. — Сперва, нормы размещения больных. В палате должно быть окно. Во-первых, потому что солнечный свет и свежий воздух плодотворно влияют на здоровье пациентов. Во-вторых, это возможность проветривания. Вам ли не знать, доктор Рубинштейн, как много различных бактерий живет в воздухе и как быстро они размножаются в закрытом помещение, — пока говорю, мельком осматриваю рисунки и записи на стенах. Шахматные партии, непонятные зачеркнутые рисунки, стихи. Кажется, это что-то из Мандельштама? — Далее, раз уж мы заговорили о бактериях. Что здесь за грязь? По углам плесень, что не удивительно, учитывая где мы находимся. Про свежесть покрытия на полу и изрисованные стены я уже молчу. На кой черт вам вообще в больнице санитары? — Устало выдыхаю и поворачиваю голову на доктора, — Вениамин Самуилович, каким образом люди до меня писали удовлетворительные отзывы об этом месте? Рубинштейн хранил молчание. Он несколько задумчиво глядел на меня, словно размышляя над какой-то высокофилосовской вещью. А после просто взял и пошел к двери, спокойно и чинно, словно решил прогуляться по парку. Я от такой наглости на пару секунд даже дар речи потеряла. Ну что за детский сад? Нет бы на вопросы ответить, сказать, что все исправим, этот гад просто решил смыться! Смотря на удаляющуюся спину доктора взглядом зацепляюсь за свое отражение. Стоп, что? Теперь уже вполне осмысленно смотрю на стену, где был дверной проем. Зеркало. Огромное, черт возьми, зеркало! И пока я, словно громом пораженная, стояла и пялилась на свое отражение, доктор вышел за решетку, достал ключ из халата и закрыл ее. — Не волнуйтесь, Аидочка, только не волнуйтесь, мы сейчас все решим, — бросил на последок этот хмырь и скрылся за второй дверью. Захотелось ущипнуть себя за руку, чтобы осознать реальность происходящего. То есть доктор, кхм, ГЛАВНЫЙ ВРАЧ клиники для душевно больных, взял и закрыл проверяющего с человеком, что сжигал людей в припадках? — Я одна такая особенная или он именно таким способом заставляет людей писать себе хвалебные оды? — задаю риторический вопрос в пустоту, но от моих слов почему-то дергается Сергей. О котором я, честно признаюсь ненадолго позабыла. Хмм, как только доктор скрылся тот перестал так сильно дрожать, но так и сидел, уткнувшись в свои колени. Сергей в целом не создавал ощущение какого-то буйного пациента, наоборот, казался каким-то зашуганным. Поговорить бы с ним, наверное, может сможет мне что-то интересное рассказать? Подхожу к мужчине и присаживаюсь на одно колено рядом с ним, чтобы если он на меня кинется была возможность быстро вскочить. — Сергей, вы меня слышите? — первым решаю проверить в ясном ли сознание находится пациент. Потому что фиг знает, какое медикаментозное лечение придумал для него прекрасный доктор, в чьей клинике нам не посчастливилось оказаться. Мужчина от звука моего голоса вновь вздрагивает, но поднимает голову. Мы секунду смотрим друг на друга, он — испуганно, я — изучающе. В отличие от фото, что крутили по всем новостям пару месяцев назад, Сергей выглядел осунувшимся и уставшим. А еще он почему-то был весь красный. Нос, щеки, уши и часть шеи не прикрытой больничной рубахой ярко аллели на фоне его рыжих волос. Медленно, чтобы не испугать, прикладываю тыльную сторону ладони ко лбу Разумовского. Дьяволы, да он весь горит! И температура тут уже не слабенькая, 38 градусов точно есть. Куда смотрит Рубинштейн? У него тут пациенты с жаром сидят на полу в мокром и холодном помещении, какой карательной медициной он занимается? Сергей шепчет тихое: «Да» в ответ на вопрос, озвученный ранее, и утыкается горячим лбом мне в ладонь. Просто замечательно. Вновь осматриваю палату на наличие места, куда пациента можно было хотя посадить. Находиться лишь кровать в углу, одеяла нет, в изголовье какая-то плоская подушка, что возвышалась над смятой простыней. Решаю, что за неимением альтернатив Разумовского можно переместить туда. И тут у меня пиликает телефон, о существование которого я совершенно забыла. Точно, я ведь в полной мере не проходила досмотр, поэтому средство связи все еще находилось у меня в сумке. Достаю его и набираю 112, напряженно слушая гудки. Сергей ведет себя спокойно, никаких подозрительный попыток выхватить телефон или как-то мне навредить не подает, лишь слегка дрожит, уткнувшись мне в ладонь, его явно морозит. В трубке слышится стандартный набор фраз дежурного экстренного служб. Описать кратко ситуацию в которой оказалась не выходит, поэтому минутку трачу на объяснение, после говорю адрес. Утаиваю лишь тот факт, что осталась на вынужденном свидание с Чумным Доктором, но знать всем подряд это не обязательно, навлеку на себя еще журналистов, не отделаюсь потом. Да и в какой-то мере мне повезло, я не жадная богачка-коррупционерка и на меня вроде как его идеология не распространяется. Будем надеяться… В любом случае ждать помощи стоит как минимум минут 30. А еще меня беспокоит Дима, что остался за дверью. Никаких звуков оттуда в течение всего времени нахождения в палате я не слышала, очень надеюсь, что с ним все в порядке. Хотя бы относительном! Встаю на ноги и пытаюсь приподнять Сергея, чтобы довести до кровати. Тот моим действиям не сопротивляется, но очень хочет юркнуть носом прямо в пол, скорее всего из-за туго стянутых позади рук, что смешают центр тяжести. Я взвешиваю в голове чего мне хочется больше: тащить на руках Разумовского до кровати (ужас, какая пошлятина) или же драться с ним, в случае если он решит, что я все-таки подхожу под его идеологию. Мужчина в таком состояние опасным не выглядит, а во мне окончательно укоренились ростки альтруизма и милосердия. Поэтому я вновь сажаю Сергея на пол и начинаю развязывать узлы на смирительной рубашке. Не с первого раза, но ткань поддается. И на удивление первое, что делает Разумовский не хватает меня за шею, чтобы придушить, а обнимает себя руками, пытаясь сохранить частички тепла. Теперь дойти до кровати составляет чуть более выполнимую задачу, с которой мы успешно справляемся. Садиться на кровать вместе с мужчиной не решаюсь, вряд ли данный предмет мебели выдержит, учитывая шаткое на вид состояние и общий вес нас двоих, поэтому становлюсь рядом. Сергей на смену локации никак не реагирует, лишь вжимает горящий лоб мне в локоть и продолжает мелко дрожать. Платок и пальто в последний раз я видела в руках у Димы, поэтому, к сожалению, единственное чем в данной ситуации могу помочь — это накинуть на Разумовского свой халат. Приходиться ненадолго отцепить его голову от себя, чтобы была возможность спокойно шевелить руками. Легкий шелест ткани и вот мой халат оказывается на плечах пациента. В моменте становиться смешно со старого каламбура про психиатров: мол, кто первый наденет халат в кабинете - тот и врач. А я собственноручно только что отдала мнимый символ власти в руки маньяку-поджигателю. Остается надеяться, что наша бравая полиция не спутает меня с Чумным Доктором, а Сергея с Рубинштейном… А то посадят меня в соседнюю камеру и будем тут вместе куковать. Мои мысли прерывает Разумовский своим шевелением, он плотнее кутается в халат, стараясь погрузиться в него полностью, даже ноги с пола поднимает, вновь прижимая их к себе. К сожалению, иной одежды, что я могла бы беспрепятственно с себя снять, у меня нет. Поэтому наклоняюсь к нему и ладонями начинаю интенсивно растирать плечи, разгоняя кровь. Около 10 минут мы просто сидим в тишине, пока я пытаюсь хоть как-то согреть Разумовского. Будем надеяться, что это поможет ему не свалиться с воспалением легких или чем похуже в будущем. — Вы закроете клинику? — тихий шепот доносится до меня спустя какое-то время. Ну вот и что мне ему ответить? Если выберусь — то конечно. Мой рапорт будет разгромным, тут не то что закроют, по кирпичикам разберут, а Рубинштейна посадят за решетку, не столько за ужасное отношение к пациентам, сколько за распил гос средств. Даже интересно, куда ушли все те деньги, что постоянно поступали на счет клиники? Не выглядит Рубинштейн стандартным мажором, что тратит ворованное на цацки, машины и квартиры. Есть тут где-то двойное дно… — Вероятнее всего. Слишком много нарушений, плюс отрицательная выгода от содержания клиники на острове, — со вздохом сообщаю я ему. — А что будет…. — хрипло начинает Разумовский, но к конце неуверенно замолкает. В целом понятно, что он хочет уточнить про пациентов. — Пациентов скорее всего перераспределят по другим клиникам, если вы об этом, — Сергей на мою речь никак не отзывается, лишь рассматривает мои ботинки или что-то неведомое мне на полу. Не хочется ему сообщать, что перераспределение дело долгое и муторное, скорее всего всех просто распихают по ближайшим клиникам, а людей подобных ему, то бишь особо опасных, снова будут судить и назначать место пребывания. Есть небольшое желание попытаться выведать, что здесь творил Рубинштейн, раз уж пациент сам идет на контакт, но боюсь сделать хуже, ментальное состояние у него не очень располагающее к подобного рода беседам. Мы еще некоторое проводим в тишине, как вдруг Разумовский вновь решает заговорить. — А не могли бы… — каким-то надрывным тоном произносит он. — Не могли бы… забрать меня отсюда, — подняв голову, на грани слышимого шепчет он… У Разумовского несколько мутный, скорее всего из-за болезни и психоактивных веществ, и затравленный взгляд. В совокупности с тоном просьбы, создается ощущение, что меня просят забрать домой побитого котенка, чтобы он окончательно не замерз на улице в проливной дождь. — Сергей, — печально вздыхаю я, — Я не могу ничего обещать в данной ситуации, учитывая ваше положение, но… прослежу, чтобы следующее ваше место пребывания отвечало всем установленным нормам, — пытаюсь придать тону обнадёживающий вид, но кажется выходит не очень. Разумовский вновь опускает лицо вниз и кажется абсолютно разбитым. Я лишь аккуратно глажу его по спине, в знак утешения, параллельно набирая Михаилу, потому что полиции нет уже 20 минут. Пусть хотя бы непосредственный начальник знает место моего захоронения.