Цейтнот

Прим. автора: решила выложить сейчас из-за долгого своего отсутствия. Я надеялась конечно на сюжет, но видимо не в этом году. Айен немного красный флаг конечно в моей интерпретации, но что делать. Именно таким я его люблю. Читайте с осторожностью.

***

      Черная, струящаяся ткань облегает мои бедра как вторая кожа. Разрез до верха бедра оголяет молочную кожу, выставляя ногу на обозрение. Шлейф платья лежит рядом со мной красивыми волнами. Золотой, металлический корсет спереди, практически невесом, хотя при взгляде на него складывается совершенно иное впечатление. Он удачно приподнимает грудь, визуально делая ее еще пышнее. Но то, что нравится мне в моем наряде больше всего — это скелет змеи на провокационно-голой спине, сделанный из такого же материала, что и корсет. Мне нравится то, что я вижу в зеркале. Нравится настолько, что от воодушевления покалывабт кончики пальцев и хочется без причины улыбаться.        Медуза — женщина, определить возраст которой мне так и не удается. Безупречно выглядящая, стройная, высокая. Ее нервные движения поначалу вызывают у меня дискомфорт своим непрерывным мельтешением, а слишком высокий голос и громкий смех бьют по барабанным перепонкам. Стоит признать, что в моем окружении никогда не было настолько шумных и экстравагантных людей (конечно, если не брать в счет Асторию, но сестрица была таковой в силу возраста). Возможно, поэтому, чтобы привыкнуть к ее поведению, мне потребовалось время. Но к тому моменту, как она со своими помощницами закончила приготовления моего наряда для завтрашнего мероприятия, я была близка к благоговейному обожанию.       — Дорогуша, выпрями спину, это платье будет играть только если ты перестанешь сутулиться, — с ментоловой сигареты, закрепленной на длинном мундштуке, пепел сыпется прямо на мраморный пол, перед портнихой.        — Наконец-то, хоть у кого-то появились минимальные зачатки вкуса. Ты представить себе не можешь, как иногда тяжело работать, — мне остается только понимающе улыбнуться.       — Должно быть самих жителей Цереры все вполне устраивает, — произношу я дипломатично. Медуза же брезгливо морщится, но дальше тему не развивает.       — В любом случае, ты, моя милая, завтра произведёшь фурор. Я уверена. Только не показывай результаты наших трудов Атрау раньше времени. Знаешь, они весьма консервативны, и не думаю, что твоя вольность будет встречена с энтузиазмом, а кто знает, что тебе может быть за своеволие, — я морщу лоб.       Мне не очень нравится такая вольность портнихи, но ее слова откликаются во мне легким чувством тревоги. Дециан также говорил о жестокости и непримиримости моих будущих родственников, но не могут же они ничего сделать со мной за выбор платья. Это же абсурд. Я уже хочу сказать это ей напрямую, как слышу деликатный кашель Соррета, который нечитаемым взглядом смотрит на Медузу, а та, закатывая глаза, удаляется в рабочее помещение, говоря мне напоследок:        — Снимай его, и передай помощницам. За ночь мы все подошьем, а завтра с утра пришлем его через Соррета-консье.        После того как указание портнихи было выполнено, а я облачилась в то, в чем явилась сюда ранее, мы с Децианом и моим охранником, лицо которого к вечеру становилось все более постным (хотя мне казалось, что куда уж хуже), наконец смогли отправиться домой. В тот момент, когда я осознала, что подумала об особняке Атрау как о доме, я на секунду остановилась. Так, что идущий позади Соретт практически врезался в меня. Когда именно я стала думать об этом мрачном месте так?       Не тогда ли, когда стала воспринимать его домом Айена? Разозлившись на себя за мысли о среднем Атрау, я, пожалуй, черес-чур порывисто уселась на сиденье джета и сложила руки на груди.       Я же обещала себе этой бессонной ночью, ворочаясь в кровати с боку на бок, ожидая долгожданный сон, что не буду думать о нем и больше не позволю ему прикоснуться к себе. Для человека, который не так давно говорил, мне о том, что брак без чувств — лучшее решение, и что ему было совершенно все равно, как я буду выглядеть он слишком часто нарушал личные границы. Я же, в свою очередь, как безвольная кукла, позволяла играть со мной. Позволяла и получала от этого удовольствие. Стыдное, острое, такое желанное. Я поймала себя на мысли о том, что я практически перестала вспоминать родителей, сестру, Мейо и свою прошлую жизнь. Что теперь все закольцевалось на Атрау, на моем положении в его семье и на наших не здоровых отношениях.        Мысли эти укрепились сегодня днем, когда вместо того, чтобы думать, какое впечатление я произведу завтра среди представителей всех имперских домов, я думала, насколько сильно Айен оценит глубокий вырез юбки и золотую змею. Для человека, который знал о влюбленности только из книг, я не могла точно понять, что за чувства испытывала. Никаких трепещущих насекомых в моем животе. Никакого благолепия перед ним. Только клубок из раздражения, непонимания и, что самое постыдное, желания. Чем больше мы становились знакомы, тем больше я начинала понимать, что я ничего о нем не знаю. Тем меньше я его понимала. Вчерашний поступок был продиктован ревностью? Но как он может ревновать ту, к которой должен быть равнодушен. Он со всей страстью прижимается ко мне, оставляя на себе свои метки, но при этом не считает нужным сказать хотя бы пару слов. Я настолько ушла в собственные мысли, что не замечала ни очередного серого пейзажа за окном, ни того что Дециан, кажется, уже не первый раз что-то у меня спрашивает.        — Мерцелла, ты настолько устала, что совсем меня не слушаешь, — снова его лучезарная улыбка. Я поворачиваюсь к нему всем корпусом, силясь тоже изобразить на себе ее.       — Прости. Я, кажется, и правда сильно задумалась. За последнее время со мной произошло столько всего, что я просто перестала успевать за сменой событий. Ты что-то спрашивал?        Голос Дециана приглушен, практически на грани слышимости, но я знаю, что Кой слышит каждое его слово. Мне все еще не понятны мотивы Соррета. Вчера мне показалось, что он намеренно пытался вызвать реакцию у Айена. Сегодня же он провоцирует моего телохранителя на то, чтобы строить домыслы касаемо статуса наших отношений. Мне не нравится, когда меня используют в качестве инструмента для достижения собственных целей без моего на то согласия.        — Я поблагодарил тебя за день, проведенный в приятной компании и новый для меня опыт. Надеюсь, ты тоже нашла сегодняшний день приятным для себя.        Я бросаю взгляд в сторону ведущего джет Коя. Тот по-прежнему очень успешно изображает каменную статую, никак не реагируя на внешние раздражители. Отвечаю нормальным тоном, так чтобы телохранителю не пришлось напрягать слух, чтобы расслышать, о чем мы говорим, и так чтобы не вызвать лишних недомолвок. Мне не известно докладывает ли он Айену о каждом моем шаге и слове, а проверять это, ставя себя в двусмысленное положение я не хочу.        — Спасибо, Дециан. Мне действительно очень пригодилась твоя помощь. Не могу представить, чтобы я делала, если бы не ты с Медузой. Твоя дружба действительно очень ценна для меня.       Потом я наигранно прикрываю ладонью рот, изображая зевок (флэшбэком откидывающий меня в вечер, когда я узнала, чей супругой мне предстоит стать).        — Наверное, я нормально не отдыхала с прибытия на Цереру, а сейчас чувствую, что по-настоящему устала.        Соррет понимающе улыбается и кивает. До конца пути мы больше не разговариваем. Совершенно незаметно для меня, даже удается немного задремать. По крайней мере, когда мы останавливаемся возле дома, Дециан аккуратно трясет меня за плечо, а я не сразу могу понять, где конкретно нахожусь. Кой к этому времени терпеливо стоит возле джета, ожидая, когда я выберусь из него наружу.       — Еще раз благодарю за компанию, буду ждать Вас завтра на приеме, — вновь позволяю Соррету поцеловать мою руку на прощание, и быстрым шагом направляюсь в дом.       — Кой-ксайер, я не буду сегодня ужинать и мне бы хотелось сразу оказаться в моей спальне. Бросаю ему через плечо, скрываясь за дверью, отведенной мне комнаты.       Прислоняюсь спиной к стене и наконец выдыхаю. Мне кажется, что усталость всех прошедших дней навалилась на меня тяжелым, будто сделанным из свинца, одеялом. Грядущий день меня пугает своей неизвестностью. Завтра я встречусь с родителями и сестрой, но также мне предстоит увидеть и Мейо. Это заставляет мое сердце заходиться в тревоге. Времени, которое я провела в одиночестве хватило мне для того, чтобы понять — Ланмей не мог так со мной поступить. Не смотря на его прагматичность и хладнокровие, он всегда, с самого детства относился ко мне как к равной. Относился ко мне как к другу. Как к партнеру. Как к человеку, которого бы не смог предать. По крайней мере мне так казалось. И если решение было не за ним, значит за его отцом. Но почему он не смог передать мне хоть какую-либо весть о себе?       Обо всем этом я размышляю, когда смываю с себя пыль и заботы сегодняшнего дня. Когда расчесываю влажные волосы, а после заплетаю их в тугие косы, чтобы за ночь они не спутались. Я вспоминаю детство, проведенное с Мейо. Его теплые ладони, мягкий голос. Его советы и подарки, которые всегда имели скрытое значение. То насколько он контрастирует с Айеном. Нет! Нет! Нет! Мерцелла Истри, ты обещала себе не думать о нем. И уж тем более не сравнивать с бывшим женихом. Все, что произойдет завтра, будет только завтра. Именно с такими мыслями я легла в постель.       Самое странное ощущение дня — тогда, когда только-только просыпаешься. В этот момент между сном и явью сложно осознаешь себя в пространстве. Где ты? Кто? Что сейчас происходит. Я открываю глаза и вижу на кровати сидящий силуэт. Испуга нет. Кой где-то рядом. Он не даст меня в обиду. Сон тянет ко мне свои руки, обнимая и обещая забвение. Но перед тем, как упасть в его объятья до меня доходит. Я в комнате не одна. Так не должно быть. Сонные конечности двигаются словно медленнее. Я отползаю назад себя, вжимаясь в подголовник кровати, и уже когда открываю рот, чтобы закричать так что услышат даже на Гексосе, зрение в темноте немного проясняется.       Передо мной, в расслабленной позе, не скрывая скептической улыбки и внимательно наблюдая за моими действиями, сидит Айен Атрау. Опять он. Хотя кого еще я могла бы увидеть в своей спальне в момент, когда я особенно уязвима? Плохая тенденция. Сердце не успевает переключиться с испуганного ритма, на ритм, диктующий запретность данной ситуации.       — Что ты здесь делаешь? — Глупее вопрос сложно было бы придумать. Я не успеваю прикусить язык, как с него слетает: — Мне кажется, ты не должен врываться в мою спальню без приглашения или чрезвычайной на то причины, — надеюсь мой тон звучит ровно.        Надеюсь, в его глазах я не кажусь обиженной дурочкой. И также надеюсь, что я не выдаю с потрохами то, насколько не смотря на мои слова, мне хочется быть ближе к нему.       Айен никак не реагирует на мою тираду, только двигается ближе ко мне, так что его пальцы касаются кожи щиколотки. От его прикосновения кожа покрывается мурашками. Не может так реагировать организм на присутствие мужчины рядом. Я пытаюсь дернуть ногами, чтобы подтянуть их ближе, но его пальцы обхватывают их, фиксируя ровно на месте. Он не смотрит мне в глаза и выглядит очень задумчивым в тот момент, когда начинает говорить:       — Мне кажется, мы оговаривали с тобой всю важность твоей безопасности. Возможно, тебе показалось, что мои слова и действия дают тебе право выбора. Но это не так, Мерцелла, — голос ровный, спокойный, если закрыть глаза, то можно представить как этот голос окутывает помещение и меня словно туманом. Но я молча продолжаю слушать его, чувствуя как от легкого поглаживания, кожи щиколотки, которое плавно переходит к стопе, посылает по моему телу миллион маленьких импульсов.       — Сегодня мы поймали еще двух шпионов. Они по-прежнему молчат, но то с каким самоубийственным и упрямым желанием планируют причинить тебе вред, говорит о том, что они не остановятся, — он отпускает мои ноги, чтобы резко пересесть еще ближе, взять меня за подбородок заставляя смотреть себе прямо в глаза. — Так вот скажи мне. Почему вместо того, чтобы сделать все, ради своей безопасности, ты предпочитаешь визиты в сомнительные места в компании сомнительных личностей?       Я дергаю головой так, чтобы его пальцы меня отпустили, готовясь к тому, что этого не случится. Но он на самом деле, позволяет мне вырваться. Хотя теперь его взгляд не позволяет мне пошевелиться. Теперь он держит меня сильнее стальных канатов.       — Мне кажется, исправь меня если я не права, но я не должна подчиняться каждому сказанному тобой слову. Мы уже решили, что здесь я не в статусе пленницы. Поэтому я вполне могу поехать по делам в сопровождении амбала, которого, кстати, ты приставил ко мне, без моего позволения, а также уважаемого культурного-атташе. Ты же только и делаешь, что даешь мне противоречивые сигналы. Я уже перестала понимать, что происходит. Я — устала, — вся эта речь произносится на одном дыхании.       В конце я понимаю, что практически проглатываю окончания слов, но я рада, что сказала хотя бы часть того, что накопилось у меня внутри. Он молча выслушал меня. Также молча продолжает смотреть мне в глаза, а потом делает то, чего я точно не могла от него ожидать. Сгибается к своим коленям, рукой проводя по лицу, и кажется я слышу тихий смех.       — Позволь спросить, что именно тебя так насмешило, — вот теперь, наконец, мой голос звучит несколько обиженно и капризно.       Я не успеваю мысленно себя за это поругать, как он снова переводит на меня свой взгляд, и на его лице на самом деле сияет улыбка. Не та дурацкая ухмылка, которой он привык меня одаривать. Нет. Айен Атрау на самом деле улыбается. А потом, я не успеваю даже пискнуть, как он дергает меня за руку так, что я оказываюсь практически у него на коленях, боком прижимаясь к нему. Меня ужасно злит моя реакция, но у меня тут же пропадают все связные мысли. Я облизываю губы, немного ерзаю, чтобы сесть удобнее.       — Кой будет определенно рад, когда узнает, как ты его называешь, — он проводит своей прохладной ладонью по моей щеке, а я непроизвольно тянусь за его движениями. — Ты не пленница, Змейка. Ты моя будущая жена. Но ты должна понимать, насколько ценна твоя безопасность. И дело не во мне и не в тебе. От нее зависит безопасность двух секторов, сотен тысяч людей. Поэтому если ради твоей безопасности мне придется тебя запереть на какое-то время. Я сделаю это.       Его слова звучат удивительно ласково. Настолько, что мозг не сразу обрабатывает информацию, воспринимая ее как угрозу. Когда же до меня доходит смысл сказанного, я возмущенно открываю рот и дергаюсь в его руках, но он к этому конечно же готов.       — Тшшшшшшш. Ты же умная девочка и должна все понимать, — я бью рукой ему по спине.       — Немедленно отпусти меня! — Голос больше похож на испуганный визг.       — Не нужно меня бояться, Мерцелла. Я на твоей стороне и никогда не причиню тебе вреда, — он по-прежнему не выпускает меня из рук.       — Пока что мне кажется совершенно обратное. Ты угрожаешь запереть меня! Может быть стоит в том ужасном подземелье, где твой братец пытает пленников, если я не буду делать как ты скажешь! Он ухмыляется. И как же я сейчас на него злюсь.       — Воистину богатая фантазия, Змейка. Какое подземелье? Просто временно придется находиться дома под присмотром, пока мы не выясним их планы. Не нужно меня демонизировать. Да, мне не нравится твое общение с Сорретом и я видел, как он смотрит на тебя.       Удивленно хлопаю глазами. Что это? Неужели все-таки ревность?       — У меня никак не выходит выкинуть тебя из головы, — он произносит это тише, но из-за того, как он близко, я чувствую его дыхание у себя на губах, а после я снова, как и вчера первая его целую.       Мне кажется, своими действиями я даю ему позволение двигаться дальше, двигаться более смелее. И он меня не разочаровывает. Его пальцы гладят мой затылок, и одновременно спускают ткань ночной рубашки с плеч. Он коротко лижет мою нижнюю губу, чтобы затем, не встретив сопротивления, языком проникнуть в мой рот. На этот раз поцелуй не порывистый, в нем нет борьбы. Горячее возбуждение снова накатывает на меня волнами. Он полностью одет, в то время как я по пояс обнажена. Все это кажется мне ужасно несправедливо. Я мычу ему в рот, пытаюсь отстегнуть ворот плаща, но он прерывает все мои попытки. Спускается поцелуями по шее.       — Я ужасно хочу оставить на тебе свои следы, но завтра такой важный день, — он говорит мне все это таким голосом, от которого еще больше ползут мурашки. Наверное, только Айен умеет так. Хотя откуда мне знать?       Он широко лижет ключицы, прикусывая выступающие косточки зубами, настолько чтобы почувствовать укус, но не настолько чтобы действительно заклеймить им. Аккуратно опускает меня на спину, так что я снова оказываюсь под ним. Почему-то я совершенно не испытываю стыд, когда раздвигаю ноги, чтобы ему было удобней. Не испытываю стыд даже тогда, когда его губы накрывают мой сосок, а зубы прикусывают, его затвердевший кончик. Я ахаю и выгибаюсь дугой. Его ладонь сжимает вторую грудь, пока он продолжает посасывать первую.       — Но здесь ведь их никто не увидит, — говорит он, всасывая нежную кожу рядом с ореолой. Мне кажется, что между ног мне плеснули кипятка. Там все горит и плавится. Течет. Мои пальцы вплетаются в его волосы, приближая голову еще ближе. Нравится, что все его движения балансируют на грани легкой боли. Он спускается еще ниже, целуя покрытый мурашками, живот. Грудь часто вздымается, не успевая за дыханием. Каждая проведенная с ним минута, кажется, до краев наполняет меня новым опытом.       Двумя руками он разводит мои бедра в сторону, буквально выпячивая напоказ все то, чего до него никто не касался и не видел. Я рада тому, что он не включил свет. В полумраке можно быть намного смелее, чем я есть на самом деле. В полумраке не видно моего горящего лица, и я надеюсь, не видно просящего взгляда. Айен задирает подол ночной рубашки мне до талии. Теперь я хочу сдвинуть ноги, но он мне не позволяет сделать это. Вместо этого нежно, успокаивающе гладит большими пальцами, тонкую кожу в месатах, где бедра переходят к лобку.       — Не нужно закрываться. Я же вижу, что тебе нравится. Его самоуверенность воистину колоссальна. Конечно же мое предательское тело помогает увеличить ее до галактических масштабов. Ведь когда он проводит костяшками пальцев, между половых губ, он чувствует, насколько я мокрая. Ерзаю задницей по простыне, подставляясь под его касания. Хочется как вчера. Хочется лучше.       — Тебе не кажется, что немного не честно? Ты полностью одет, — я не успеваю договорить, когда он ладонями подхватывает меня под ягодицы, и укладывает мои ноги себе на плечи. Которые четко ложатся между его шеей и шипами на плечиках его плаща. — Что ты? Мммммхмммм, — большими пальцами он раздвигает горячие, мокрые складки в сторону, и делает широкий лижущий жест. Слизывая влагу, проходясь по клитору, всасывая его губами, чтобы потом пощекотать кончиком языка. Я хаотично дергаюсь вперед и назад, хватаюсь за его голову, пытаясь прижать ее ближе (или оттолкнуть от себя?).       — Остановись пожалуйста, — неужели интимная близость всегда должна быть такое? Острой как самое опасное лезвие?       — Нет.       Его горячее дыхание ласкает нежную кожу, губы снова принимаются мучить напряженный комок нервов. Он то всасывает его в себя, то легко прикусывает. Я, кажется, даже вдыхаю через раз. Интересно можно умереть от удовольствия?              Когда он неглубоко вставляет внутрь указательный палец, мне кажется, я тут же рассыплюсь пеплом. Из-за того насколько я расслаблена, или из-за того, что подо мной даже промокли простыни, я не чувствую дискомфорта. Он сгибает его внутри, продолжая лизать меня. Хватка в его волосах ослабевает, я отпускаю его голову и вцепляюсь в одеяло по бокам. А когда он заменил свой рот большим пальцем, начав круговые движения на клиторе, а к пальцу, находящемуся внутри меня, добавил свой язык, меня подкинуло на кровати так, что мне показалось я могу сломать ему челюсть. От оргазма, прошившего мое тело, я с силой сжала бедра, зафиксировав его между моих ног, через секунду попыталась отползти, от слишком яркой стимуляции, ведь он не прекратил свои движения до тех пор, пока я не перестала содрогаться и напоследок оставив поцелуй.       Я посмотрела ему в глаза и снова заметила, что зрачок практически съел радужку. Мой магнетар.Он поднялся на ноги. Я, ощущая дикое чувство дежавю прикрылась краем одеяла.       — Останься, — не убегай. Шаг назад и два вперед. Почему так?       Он качает головой. Облизывает губы, на которых, должно быть до сих пор, моя смазка. И спокойно произносит:       — Не могу.       А потом делает несколько шагов к двери, и когда он, не оборачиваясь произносит фразу, с которой попрощался со мной вчера, я с громким ревом кидаю ему в спину подушку, но она прилетает уже в запертую дверь.        Его «доброй ночи, Змейка», остается без ответа.