Цейтнот

Прим. Авт. Ну чтож, мои сладкие, дорогуши и дорогессы. Я обещала сюжет? Но меня опять занесло в неведомые дали кринжа и сладострастия. Когда писала эту главу смотрела много платьев с кутюрных показов. Нашла концепт на следующую главу, когда наша принцесса будет шайн брайт лайк э даймонд. Также прикладываю ссылку на платье из этой главы, чтобы вы понимали масштаб трагедии. А! И да, в этой главе появляется ОМП, но наш малыш больше выполняет роль статиста, так что сильно не беспокойтесь. https://imgur.com/CBugvaG       — Нет! Это все совершенно не то, — я даже особо не стараюсь скрыть недовольство, отбрасывая в сторону очередной наряд, сшитый по моде Цереры.        Кажется, для того чтобы влиться в здешний контингент обязательно следовать нескольким правилам: что-то черное, что-то стальное, что-то совершенно, на мой взгляд, безвкусное. Последнее правило так и вертится у меня на языке в попытках с него сорваться, но все никак не может быть высказано когда я, в который раз, просматриваю приготовленные для меня платья. Озвучить все свои эмоции вслух мне не позволяет воспитание, но поверьте, если все будет продолжаться именно в том же духе, рано или поздно я сорвусь. И уж тогда точно достанется не только «чудесному» чувству стиля XXII сектора, но и всем, кому не посчастливиться находиться рядом в тот момент.       В частности, ехидно улыбающимся Норе и Торе, которые будто бы получают удовольствие о того, что с каждым разом я все сильнее и сильнее раздражаюсь. Готова покляться, что видела, как они хихикали, когда я с трудом смогла втиснуться в обтягивающее, латексное платье под горло, в котором не то, что двигаться — дышать было сложно. Но самое веселое по мнению близняшек началось именно тогда, когда из этого текстильного орудия пыток, меня необходимо было эвакуировать. Да, вы не ослышались. Именно эвакуировать. Потому что еще какая-нибудь пара минут и я точно бы потеряла сознание от нехватки воздуха. То ли швея неправильно взяла с меня мерки, то ли она нарочно шила то, что никак не могло мне подойти, но после третьего забракованного мной наряда на инаугурацию (а негласно еще и на мою помолвку), я готова была попросить иголку с ниткой и самостоятельно сшить хоть что-нибудь более-менее подходящее.       За всей этой раздражающей рутиной я как могла избегала мыслей о том, что произошло две ночи назад между мной и Айеном. В то утро он покинул комнату так ни разу на меня не взглянув, со скоростью, достойной солдата армии Атрарха, оделся и оставил меня одну. На мокрых простынях. С еще не до конца переставшими дрожать ногами. Саднящими следами от его поцелуев на шее и ключицах, а главное — полную разочарования и обиды.       Спустя пол дня ожидания объяснений и моих душевных терзаний, в которых я, то обвиняла себя за несдержанность, то винила его в том, что он в принципе родился на свет, а спустя 26 лет за несколько часов сумел пробраться мне под кожу, на меня волнами начал накатывать стыд. Настолько сильно, что от каждой жаркой вспышки в памяти я хотела провалиться под землю, но пока, мне удавалось только зарываться с головой в одеяла и подушки и досадливо стонать.       Ближе к ночи воспоминания, мучавшие меня, днем, приобрели совершенно другую эмоциональную окраску. На этот раз я сделала то, что не делала уже очень давно. Лаская себя, я пыталась избавиться от навязчивого образа Атрау, но он снова и снова возникал у меня перед глазами, как будто отпечатавшись на внутренней стороне век. Как будто тогда в церкви меня клеймили не древними рунами, а им.       Стоит ли говорить о том, что Айен так и не соизволил почтить меня своим присутствием ни тогда, ни через день? Зато по его распоряжению ко мне приставили шкафообразного охранника, единственным выражением лица которого было выражение полнейшего презрения к жизни. Конечно, мне пришла мысль что он просто страдал от несварения желудка, и я даже хотела было предложить ему отличное средство, но на каждую мою попытку заговорить он еще больше замыкался в себе.        От Норы и Торы я узнала, что его зовут Кой, однако на свое имя он также не откликался, относясь ко мне ничуть не лучше, чем к мебели. Хотя какое вообще может быть отношение к мебели?       На второй день стыд потихоньку начал уступать свое место злости. О! Как же я злилась. Мне казалось, что сквозь все мое тело пустили клубок ядовитых змей, которые жалят меня изнутри своим ядом. Мне казалось, что и я сама ночью обращаюсь в огромную змею и оборачиваюсь вокруг Айена в тридцать три кольца, желая то ли задушить, то ли навсегда сделать своим.       В итоге к третьему дню, меня наконец накрыла усталость. Такое часто бывает, когда довольно долго находишься на эмоциональном пике.       — Я никак не могу понять почему я не могу сама поехать к портнихе, чтобы мы вместе смогли согласовать фасон и материал платья? Мне никто не говорил, что в этом доме я пленница, — Нора и Тора смотрят словно сквозь меня, а я не нахожу в себе сил даже разозлиться.       — Хорошо. Тогда я хочу поговорить с Айен-шаар. Где он сейчас находится?       На лицах близняшек словно молнией проносится выражение лица, которое я никак не могу распознать. Они отвечают в унисон:       — Айен-шаар занят, и просил не беспокоить его, — я стараюсь не начать играть желваками и не повышать голос, но, наверное, все-таки звучу не так, как обычно. Потому что после следующих моих слов, даже Кой удивленно вскидывает свои густые брови.       — То есть он настолько занят, что не может выделить несколько минут для своей будущей жены? Хорошо. Тогда я прошу незамедлительно вызвать Соррет-консье. Надеюсь, мне не запрещено видеться с дипломатическими представителями?       Знала ли я, что данная просьба поставит всех Атрау в безвыходное положение и им придется обеспечить мне связь с дипломатом? Конечно же знала. Но я тоже умею быть категоричной. Особенно в моментах, когда меня загоняют в угол.       Ожидать не пришлось долго. Уже ближе к вечеру мне сообщили, что Дециан Соррет будет ждать меня в оранжерее. Наверное, я до последнего надеялась, что мои слова будут переданы Айену, и он все-таки решит наконец хоть немного прояснить ситуацию, между нами. Однако либо ему была глубоко равнодушна моя просьба и я в целом, либо он действительно был настолько занят, что ее проигнорировал.       Выставив служанок и охранника за дверь, я со вздохом опустилась на аккуратно заправленную постель. Я вытянула вперед свои руки, разглядывая бледную кожу, успевшие немного отрасти ногти, тонкие пальцы. Заслужить уважение. Вот, что я хотела сделать больше всего. Уважение являлось хрупким, но гарантом, моего комфортного сосуществования с Атрау. Не могла ли я самолично оборвать ту тонкую нить, которая только-только начала формироваться? И каким образом вернуть все обратно, если от исходной точки меня отделяет пропасть, кишащая моими же демонами?              Встряхнув головой, и словно, очнувшись от сна, я хлопаю в ладоши и подхожу к гардеробу. Нет, на встречу с атташе я не надену здешнюю одежду. Хорошо, что мне дали привезти с собой мои собственные вещи, которые, впрочем, я не могла носить, чтобы не отличаться от будущей семьи. Откидывая вариант за вариантом, я останавливаюсь на платье с жестким корсетом и открытыми плечами. На моих губах появляется коварная улыбка.       — Я тоже умею играть и устанавливать правила.       Оранжерея стала, пожалуй, моим самым любимым местом в доме. Наверное, в этом не было ничего удивительного. Ведь только здесь я могла дышать полной грудью, представляя, что нахожусь где-то в родных краях. Каменные скамейки в глубине апполескового поля, стали для меня островком временного спокойствия. Я была рада, что Дециан выбрал именно это место для встречи. Подол из тонкого кружева, шлейфом стелется позади меня, создавая легкое шуршание по гравию. Кой идет на пять шагов позади, но я все равно чувствую спиной его неодобрительный и тяжелый взгляд. Увидев издалека сидящего с книгой Соррета, я оборачиваюсь через плечо.       — Я хочу поговорить с Соррет-консье наедине, — отвернувшись снова сделала несколько шагов вперед. И тут же остановилась, когда поняла, что приставленный ко мне охранник (или лучше сказать тюремщик?) проигнорировал мою просьбу.       Теперь уже я развернулась всем корпусом, всеми силами стараясь сохранить на себе маску спокойствия и уверенности.        Действовать напролом в случае с ним было бы глупо. Такие люди сами привыкли действовать через силу, находя в ней энергетическую подпитку. Нет. Тут нужно что-то более изощренное.       — Кой-ксайер, я понимаю, что вам поручено быть гарантом моей безопасности. Понимаю также что никогда и ни в чем нельзя быть уверенным наверняка, особенно когда дело касается покушения на убийство, однако я прошу Вас позволить мне побеседовать с атташе лично. Вы можете остаться здесь. Отсюда хороший обзор на всю оранжерею, а также достаточно близко, чтобы в случае опасности, можно было что-то предпринять, — но недостаточно близко, чтобы ты мог подслушать, о чем я хочу поговорить с Децианом.       Кажется, мои слова заставляют его задуматься. Он коротко кивает мне. Делает еще несколько шагов вперед, так что до места расположения Соррета остается около двадцати метров. И позволяет мне идти дальше одной.       Отвернувшись от него я беззвучно выдыхаю. Напряжение понемногу покидает меня. Дециан наверняка все слышал, но по-прежнему сохраняет невозмутимую безмятежность и отрешенность. Его поза расслаблена, длинные ноги вытянуты вперед, а в руке он держит какую-то книгу. Весь его вид говорит, что он настолько погружен в чтение, что его ничто не может отвлечь. «Дециан Соррет. Что же ты за человек на самом деле?»       Подойдя к нему ближе, я сразу подаю голос, чтобы избежать неловкости.       — Соррет-консье, я рада вас видеть, — протягиваю ему руку для рукопожатия.       Браннис сделал именно так, когда впервые увидел меня, значит этот жест не должен его оскорбить.        Однако, отложив книгу, и поднявшись на ноги, Дециан, в который раз удивляет меня. Улыбаясь своей фирменной улыбкой, которая практически никогда не покидает его лица, он берет мою ладонь своей теплой рукой, и подносит к губам, одаривая легким поцелуем. Так старомодно. Но почему-то от этого простого жеста, я чувствую прилив уверенности в себе и удовлетворение.       — Называйте меня просто по имени, — он приглашающим жестом указывает на скамейку позади нас, и я присаживаюсь на нее, расправляя кружево на коленях.       — Договорились, Дециан.       От меня не ускользает то, что он, даже не пытаясь скрыть свой интерес рассматривает мой наряд. Возможно, для Цереры он слишком откровенен, но я не собираюсь стесняться своей культуры. Тем более я попросила встречи с ним для достижения определенной цели и отступать сейчас по меньшей мере недальновидно.       Ласково улыбаюсь, откидывая вьющиеся, белые волосы за спину. — Дециан. Я хотела увидеть Вас чтобы попросить об одолжении, — Соррет внимательно слушает меня.       Никак не могу понять его участливость искренна или все это маска, чтобы пустить мне пыль в глаза. — Видите ли, мой будущий муж, сейчас слишком занят подготовкой к предстоящему, грандиозному событию. Я понимаю как оно важно для всего сектора. Также я как будущая представительница рода, должна выглядеть достойно. К сожалению, те платья, которые мне предоставили, не в полной мере могут обеспечить это.       Дециан по-прежнему внимательно меня слушает не перебивая. Я же хмурю брови и немного меняю интонацию, чтобы достичь еще большего драматизма.       — Вы как пресс-атташе наверняка осведомлены обо всех талантливых швеях, которые могут помочь мне с этим. Я прошу от Вас лишь сопровождения и содействия, — мне просто необходимо выбраться наружу. Просто необходимо доказать всем, что Мерцелла Истри не какая-нибудь запертая в клетку, глупая птичка. Айен Атрау обязан потерять самообладание увидев меня на этой злосчастной помолвке.       Соррет снова растягивает губы в улыбке. Ему очень идет улыбаться. Особенно когда он делает это искренне. Он понижает голос, чтобы услышать его могла только я.       — Мерцелла. Вы можете просто говорить со мной, не придумывая такие витиеватые схемы. Я Вам не враг, — отвожу взгляд в сторону, закусывая нижнюю губу.       — Мне нужно выбраться в город и пошить себе платье. Швея должна быть анонимна и согласна сделать так, как я ее попрошу. Боюсь в этом помочь сможете только Вы. Мне действительно больше не к кому обратиться, а Вам я доверяю.       Обычно, когда кто-то говорит «я вам не враг» на деле оказывается, наоборот. Но мне правда хочется ему верить. Он некоторое время молчит, а потом чуть отклоняется, чтобы сорвать цветок камелии. Дециан смотрит куда-то мне за спину, берет в руки оставленную рядом книгу, и поднимается на ноги.       — Мерцелла, Вы можете на меня рассчитывать.       То, что происходит дальше, происходит настолько неожиданно, что я не сразу понимаю, что случилось. Он протягивает мне книгу с вложенным в нее цветком. Краем глаза я отмечаю, что это том поэзии неизвестного мне автора. Затем снова берет в руки мою ладонь и подносит к своим губам. На сей раз поцелуй более долгий. От легкого шока, я не сразу слышу приближение чьих-то шагов. А когда понимаю, что мы больше не одни, слишком быстро отдергиваю руку.       — Соррет-консье. Мерцелла, — от этого голоса меня пробирает дрожь, и я чувствую, как оголенные участки кожи покрываются мурашками.       — Айен-шаар, — Соррет продолжает улыбаться. В его глазах блестят лукавые искры. По правде говоря, мне перестает нравиться это представление.       Артак делает шаг в сторону так, чтобы встать ровно, между нами. А затем кивает подошедшему к нам Койю.       — Мерцелла-шаар должно быть замерзла. Климат на Церере не настолько радушен как на Гексосе, — укол в сторону платья?        Чтож значит я не зря его надела. Могу ли я такую реакцию интерпретировать как ревность?       — Мне не холодно, — смотрю ему прямо в глаза ожидая увидеть в них хоть что-нибудь. Но сегодня в них нет магнетара, а есть холодный, серый туман, затягивающий и удушающий.       Дециан откашливается, привлекая к себе внимание. - Я вынужден покинуть вас. Мерцелла, завтра с утра я дам о себе знать, — делает легкий поклон головой. — Айен-шаар.       А потом быстрой походкой направляется прочь из оранжереи. Он уже сделал все что мог. Стоит только поаплодировать такой находчивости и хитрости.       Как-только он исчезает вовсе, Айен кивком головы велит охраннику выйти. И только потом его лицо неуловимо меняется. Видно, что он настолько сильно сжимает челюсть, что та может раскрошиться. Глаза темнеют. Он сжимает и разжимает кулаки. Но его умение держать себя в руках, не показывая истинных эмоций на самом деле заслуживает уважение. Возможно, у кого-то такая реакция могла бы вызвать страх, но во мне она вызывает необъяснимый трепет. Становится на пару градусов жарче, пересыхает в горле и все тело прошивает невиданным ранее томлением.       — Почему ты не сказала мне, что собираешься встречаться с дипломатом. Почему наедине? От возмущения я даже приоткрываю рот. И кем он себя считает?       — Я не думала, что должна отчитываться перед тобой или твоей семьей за каждый сделанный мной шаг. По-моему то, что вы оставили меня в полном одиночестве, было как раз показателем того, что я могу поступать так, как посчитаю нужным, — гордо вскидываю подбородок, не избегая с ним зрительного контакта.       Мне не за что оправдываться. Если ему есть, что мне сказать, то пусть говорит прямо. Но он молчит, по-прежнему разглядывая мое лицо, а после опуская взгляд на фигуру. Ноги и нижнее белье видно под кремовым кружевом ровно настолько, чтобы заставить смотрящего дофантазировать, насколько нежная кожа под ним. Корсет плотно облегает талию, делая визуально еще более тоньше, а аккуратная грудь, под тонким шелком лифа без бретелек соблазнительно выпирает, кажется, одно неловкое движение и ее станет чересчур откровенно видно. Но это заблуждение. Я уверена в этом платье больше, чем в любом из членов семьи Атрау.       От того как Айен слегка приоткрывает рот, и я вижу, как между губ мелькает кончик его языка, я понимаю, что ему нравится то, что он видит. Так почему же он по-прежнему похож на глыбу талласита? Неужели то утро мне приснилось?       — А теперь извини, но я слишком устала за сегодняшний день. Доброй ночи, — делаю шаг по направлению к выходу и в глубине души жду, что он остановит меня.       Как-будто действительно кто-то слишком много перечитал романов. Но нет. Выход из оранжереи все ближе. Разочарования во мне все больше. И в тот момент, когда я уже практически смирилась с его равнодушием, сзади ко мне резко прижимается сильное тело. Он как три дня назад обхватывает меня поперек живота. И как три дня назад я не могу (или не хочу) пошевелиться.       Кладу свои ладони на его, затянутые в плотную, черную ткань, имитирующую чешую рептилии, руки. Пытаюсь отцепить их от себя, но он лишь сильнее стискивает меня в объятьях. От них больно и горячо. Я откидываю шею назад на его плечо, беззащитно выставляя ее напоказ. Он правильно считывает мой знак, перемещая одну ладонь с талии, на горло, а затем не сильно сжимает.       — Отпусти, — лживый язык действует против моего желания.       — Нет, — кажется он уже говорил, что-то подобное.       Он ослабляет хватку ровно настолько, чтобы мне хватило сил развернуться и впиться губами в его рот. Айен прижимает меня к себе, я ощущаю прохладу, исходящую от его костюма. Слышу, как книга подаренная Децианом падает под ноги. Ощущаю, насколько горячий у него рот. Приоткрываю глаза, чтобы увидеть, как трепещут его прикрытые веки ресницы. С такого расстояния можно даже рассмотреть тонкие ниточки сосудов под кожей и тени под глазами. Все это не отталкивает меня, а завораживает еще больше. Я зарываюсь пальцами в его волосы, ноготками царапая затылок. Зубами цепляю его нижнюю губу, оттягивая на себя. Кусаю, не докрови, но он все равно издает глухой звук мне в рот, а потом снова берет за шею, углубляя поцелуй, толкаясь языком имитируя толчки тела об тело, похожие на те, которые тогда так ничем и не завершились. Свободной рукой он дергает вниз лиф платья, тут же обхватывая высвобожденную грудь рукой, сжимая. Хочется быть еще ближе. Вплавиться в него. Стать с ним единым организмом, сплетенным в клубок удовольствия и желания. Меня пугает то, насколько зависимой я становлюсь от новых, не испытываемых ранее ощущений. От того как он прохладными пальцами сжимает затвердевший сосок, а ритуальные камни на его перстне слегка царапают кожу. От того насколько жадный у него язык, как он посасывает мой собственный. Как наше дыхание смешивается и становится одним на двоих. Внизу все пульсирует и заставляет меня сжимать и разжимать ноги, цепляться за Айна руками как утопающий цепляется за жизнь. Он отпускает мою грудь, рукой спускаясь ниже к лобку. Натягивает ткань платья так, чтобы прикоснуться пальцами к нижнему белью. Губами я чувствую, как легко приподнимаются кончики его губ в полуулыбке, когда он понимает, насколько оно влажное. Понимаю, что не спустить, не отодвинуть в сторону его у Атрау не получится, но он поступает по-другому. Ногой подталкивает мою ногу в сторону для того, чтобы я слегка их раздвинула, дав его опытной ладони больше места для маневра. Все это он делает по-прежнему, не прерывая поцелуя. Проводя у меня между ног средним и указательным пальцем через два слоя тонкой ткани, размазывая влагу, сильнее нажимая подушечками доходя до клитора. Водит ими по кругу усиливая стимуляцию. Я хватаю губами воздух. Мне кажется, что он стал вязким и горячим, потому что дышать становится все тяжелее. Мне кажется, что единственный шанс выжить это жадными глотками пить дыхание Айена. Стимуляция внизу становится все интенсивней. Дискомфорт от того, что он касается меня не напрямую, добавляет особую остроту. И когда мне кажется, что я больше ни секунды не вытерплю и хочется отстраниться, он удерживает меня за талию, позволяя содрогаться от конвульсий удовольствия в его руках. Ноги начинают трястись, я сначала встаю на цыпочки, потом наоборот пытаюсь осесть на землю и, если бы не его хватка, я бы точно упала. Поцелуй становится менее напористым, пока он просто не замирает в нескольких сантиметров от моего лица смотря прямо в глаза, а потом делает то, из-за чего меня опять окатывает горячей волной стыда, и неестественного, смешанного с брезгливостью, возбуждения. Он облизывает свои пальцы, мокрые от моей смазки, а потом поправив лиф моего платья, делает несколько шагов в сторону выхода, и не оборачиваясь произносит:       — Доброй ночи, Змейка. загадочное послесловие: следующая глава будет от лица Айена.