Без средств к существованию

      Ещё одна бесполезная попытка свести мою вспыльчивость к минимуму. Впервые за этот поганый и полный принятия медицинских препаратов месяц Пейдж, чёрт возьми, разговаривает со мной лично. Словно снег на голову, ей Богу. Не знаю, насколько сильно мои действия были похожи на дурачество со стороны, но, тем не менее, я прибывал в диком стрессе. Ладони потели. Мне нужно было видеть всё: от выражения лица её мимики и жестикуляции, вплоть до размера зрачков и даже диаметр расширения ноздрей. Звучит по маньячески, но это правда. Я не знал, что со мной. Жаждал объяснений. Дождался их, спустя некоторое время, после того, как мы прошли в её личный офис.       На столе посреди белоснежно чистого помещения были стопки разных документов, компьютер, микроскоп и прочие мелочи. Особенно хорошо мне запомнилось присутствие заточеной в рамке фотографии, что весь разговор была повёрнута ко мне задом. Пейдж часто на неё поглядывала.       Первые несколько секунд она молчала, словно говорить должен был я. Что ж, это почти навело меня на мысль о том, что я произвёл на неё не лучшее впечатление. Что из меня и слова нельзя вытянуть.       — Я давно за тобой наблюдаю, Сэм. Со слов Дженсена мне известно, что ты делаешь большие успехи.       — Знать бы ещё, в чём именно заключаются эти успехи.       Месяц. Чёртов месяц. Чем они здесь занимались всё это время? Мне стоит спросить сейчас? Ради этого судьба завела меня в кабинет Пейдж? Если да, то какого чёрта ты молчишь, Сэм?       — Ты, конечно же, знаком с Диди...       — С этой выскочкой то? Её трудно не заметить. — тараторю, не подумав, и ведьма несколько секунд немигающе смотрит мне в глаза.       Я её перебил. Довольно глупо с моей стороны, но я не из тех, кто извиняется за свои слова.       — Ты, Сэм, вероятно, считаешь, что здесь жестокий трудовой лагерь для подростков, которые лишились дома и родительского обеспечения. И, отчасти, ты – прав. Мы уже полгода изучаем вирус, поглотивший три четверти цивилизации нашей планеты. На данный момент... Мы... Имеем кое-какие представления о заразе. Взрослым заболеть этой гадостью куда проще, а вот дети... В вас заложено что-то, что помогает противостоять вирусу, пока вы не достигнете зрелости. На сегодняшний день нашей лаборатории исследователей известен лишь один случай заражения среди молодого поколения, инфекция в крови которых распространилась всего за несколько часов и убила на пятый день их мучительного существования в здании полимедики. Врачи так и не смогли помочь этой паре несчастных. Брат и сестра... Им было по восемь-тринадцать лет... И я присутствовала и видела это ужасное зрелище своими глазами...       Морщинистая рука женщины коснулась виска, и тут же опустилась обратно на стол, словно её ударило током. То событие явно причинило Пейдж не мало душевной боли. Не представляю, какого это – смотреть на умирающего ребёнка. Надеюсь, никогда не узнаю.       Доктор взглатывает, вновь приковывая свой взор к фотографии. Разумеется, мне интересно, что на ней изображено, однако, что-то в глубине души мешает спросить. Совесть? Ха. А она у меня есть?       — Ваша семья? — захожу издалека, кивая в сторону рамки.       — Лишь дети. — с заминкой отвечает женщина — Отец бросил нас ещё задолго до того, как жизнь на Земле пошла под откос.       — Можно мне посмотреть?       Молодец, Сэм. Бессовестнее некуда.       — Я имею ввиду... Интересно было бы узнать о вас хоть что-то. Мы ведь с вами почти не видимся... Никогда. Никто из нас.       Молчание настораживает. Пейдж слишком долго выдерживает эту немую паузу, однако, затем, мягко тянется ладонью к фотографии, разворачивая её ко мне лицом, и даже придвигая поближе. Наклоняюсь слегка вперёд, и, в первую очередь, обращаю своё внимание на собаку, широкую шею которой обнимают мальчик и девочка. Сестра старше и со светлыми волосами, брат почти рыжий, веснушчатый. Собака чёрная, как ночь. Большой питомец для такой маленькой семейки. Самой Пейдж на фотографии не было. Она за что-то себя наказывает. Это видно по её реакции. Никогда прежде я не видел в её глазах столько горя и разочарования. Правильнее сказать – вообще не видел, чтобы доктор печалилась. Обычно единственной эмоцией, которую она всем нам показывала, было её запредельное высокомерие.       — Они..?       — Если ты не против, Сэмюэль, я бы предпочла, всё таки, перейти к делу.       — Конечно. Извините.       Фото вновь оказалось повёрнуто лицом к Пейдж, и я внезапно нахожу на его обратной стороне мелкий прописной шрифт. Однако же, расстояние слишком велико, чтобы в полной мере разглядеть надпись. В прочем, очертания отдалённо напоминают собой имена, что было бы довольно логично.       Доктор встаёт из-за стола, обходя его в сторону большой белой доски, и, через секунду на ней вырисовываются голограммы... Не самые приятные для показа детской паре глаз. Не дай вселенная когда-нибудь увидеть такое Чарльзу...       — Если прежде ещё не приходилось смотреть на последствия заражения Вспышкой, то сейчас самое время ознакомиться.       — Это... Человек..?       — То, что осталось от него через пару дней после того, как вирус полностью поразил головной мозг. Внутри, кстати говоря, выглядит не лучше.       — А что у него на плече?       — Внушительный след, не правда ли? Отчётливые рубцы от зубов, если не считать того, что кожа вокруг них почти покончила с последней стадией гниения.       Кадр переключается. И комнату чересчур резко заполняет громкий звук динамиков, который Пейдж неспешно распоряжается убавить. Когда шок проходит, глаза начинают в ужасе наблюдать за существом по ту сторону экрана. Я ожидал всего, но даже не смог представить себе подобный вариант исхода событий.       — Как видишь, на почти что мгновенной смерти для носителя вирус решил не останавливаться. И вот, через пару месяцев после масштабной эвакуации мы получаем это.       — Как он ещё двигается... — вжимаясь спиной в кресло, выдавил я из себя.       — Мы назвали этот новый штамм «Пробуждением». Сначала инфекция поражает все мышечные ткани, вплоть до лёгочной зоны, в последствии чего жертва начинает чувствовать сильное удушье и жар, а после – меняет процесс отмирания на восстановительный, заставляя тело буквально ныть от боли и сводить заразившегося с ума. Когда вирус дойдёт до мозга, человек уже не сможет принимать какие-либо решения самостоятельно. Разум окутает темнота, кровь свернётся до состояния густой чёрной субстанции, а вопли станут напоминать терзающий душу рёв животного. Носитель больше не умирает. Он мутирует.       Как это существо можно называть человеком? Он не воспринимает речь, не нуждается в солнечном свете, перемещается лишь благодаря тому, что мясо от кости ещё не отслоилось... Это просто чудовище. Ни мыслей, ни чувств, ни понимания.       — Зачем вы мне это показали?       — Мы нашли кое-что общее у всех тех заражённых особей, что нам уже удалось словить. Вязкая субстанция... Свернувшаяся кровь. Она преимущественно оседает в продолговатом мозге, но дальше, конкретная зона поражения нам не известна. Мы не можем определить ранние симптомы заражения, которые бы объяснили дальнейшую деятельность вируса. Почему именно мозг? Почему вирус не пытается в первую очередь нанести удар, к примеру, по сердечно-сосудистой системе?       — И вам действительно это интересно? Лично меня бы при подобных обстоятельствах больше волновала сохранность моего здоровья. Разве работа учёных заключается не в том, чтобы разработать вакцину против вируса?       — Пока полностью не изучим происхождение заразы, стоит снизить шансы неоправданного риска.       — То есть... Вы так и продолжите сидеть сложа руки?! — кровь закипает, ноги сами заставляют подскочить с места и в раздражении зашагать из стороны в сторону — Позволите и дальше заражать этим недалёкоразумным тварям планету? А как же бесконечные обещания о безопасности и благополучии осиротевших детей с полигона? Что вы собираетесь делать с ними? Со мной? Чем же вы тогда здесь занимались все эти чёртовы полгода?       — Сэм, присядь, пожалуйста.       Есть грани, которых я ещё не пересёк. Я слушаюсь негрубого приказа Пейдж и вновь приколачиваю своё тело к бархатной поверхности дивана. Однако, внутри меня всё так же продолжает бушевать ураган ярости и полного разочарования.       — Что со всеми нами теперь будет? Тайлер и сейчас травит очередного новичка байками о счастливой жизни и спокойствии, потому что вы нам это привили – учить надежде слабых и беспомощных.       Меня словно ледяной водой окатили, хоть я и считал, что уже ничего не сможет сделать из меня большего пессимиста. Казалось, мрачнее, чем сейчас, моя жизнь просто быть не может. И я должен буду поведать обо всём этом группе?       Паника – удел убогих. Я просто в отчаянии. Больше нет никаких теплых воспоминаний и фантома давно ушедших дней, проведённых под тогда ещё мирным светилом планеты. Теперь я действительно верю, что конец света настал, хотя и сам уже чуть ли не четырежды обещал себе покончить с верой и думами о надежде.       Из всех зол... Больше всего меня сейчас волнует, что будет с малышом Чарльзом.       — Решение есть. И ради этого решения ты сейчас сидишь в моём кабинете. Мы полностью передаём командование детьми компании ПОРОК во главе с мистером Дженсеном, а они, в свою очередь, предоставляют нам все необходимые средства для изучения человеческого мозга. Нас ждёт куча работы, и именно поэтому, скрывать, «чем мы здесь занимались все эти чёртовы полгода», больше нет необходимости. Теперь мы все – ПОРОК. И каждый из нас по своему будет вносить вклад в поиск вакцины.       — Когда информация вскроется, поверьте, не будет никакой командной работы. Эти присвятые ребятишки скорее панику посеят в ваших мирных катакомбах, чем согласятся принять эксперименты с их участием во благо общества. Вы выбрали для испытаний самую пугливую часть населения, и теперь хотите взвалить на них весь этот груз правды?       — А какие у нас варианты, Сэм? Тебя ни молчание, ни истина не устраивает. Может сам тогда и расставишь по полочкам наши обязанности? Поверь, я бы хотела найти более безопасный для нашего положения способ, но его попусту не существует.       — Зачем я здесь? Почему из всех возможных вариантов кандидатом на роль слушателя выпал именно я? Тот же Тайлер в подобных вопросах сошёл бы куда более убедительным.       — Потому что в отличии от Тайлера, тебя мне рекомендовал сам маршал, Сэмюэль.       Снова эта игра в горячо-холодно. Я так и не понял, чего от меня хотят добиться. Пейдж яро утверждает, что доверяет мне всю услышанную информацию. Говорит, что я могу распоряжаться ею, как захочу.       По-хорошему, первым делом, стоило бы обговорить всё это с Тайлером, но... Не знаю... Я ничего уже не знаю... Моя голова забита теми фрагментами из голопрезентации. Вспышкой. Пробуждёнными...       — Сэм.       Укусы... Смерть... Пробуждение...       — Сэм, ты в норме? — на плечо ложится крепкая ладонь Номада.       Укусы. Смерть. Пробуждение.       — Я в порядке.       — Точно? Ты уже пятнадцать минут молчишь, смотря в одну точку.       — Просто задумался.       — Ну, что ж. Если так... — парень протягивает мне эластичный бинт чёрного цвета — Начнём?       — Да. Поскорее.       Диди... А ведь она явно в курсе делов Пейдж?       Чёрт, ну и не нравится же мне эта моя свежая мысль...       — Сэм, ну сколько уже можно, а? — выпрямляется азиат, спуская руки по швам — Я тебе раз восемь объяснил порядок, а ты всё никак не запомнишь? Что с тобой?       — Ничего.       — Это из-за салаги?       — Нет.       Очнись, Сэм. Ты нужен «здесь» и «сейчас», а не «там» и «давно», и... Стоп?       — А что с ним?       — Да вот, сразу после твоего ухода этот юнец не пошёл знакомиться с Тайем... Эрис и Диди утащили его куда-то за собой, ничего не сказав.       — А ты что думаешь?       — Ну, меня больше интересует, о чём вы беседовали с доктором-ведьмой...       Эрис и Диди наставники групп друг друга, и наверняка хорошо общаются между собой. Сомневаюсь, что стерплю нравоучения последней, но вот... Парнишка...       — Планета Земля вызывает Сэма. О нет, Сэм, мы горим! — наигранно пищит азиат.       — А?       — Ну вот, опять. Давай уже, выкладывай всех своих головных тараканов. Что с тобой, чёрт возьми, происходит?       — Сказал же, ничего.       — Сказал же, ничего. — передразнивает Номад — Вижу, что ничего. Ты так весь конец света пропустишь со своим «ничего».       — Мы уже его пропустили, пока ты весело распинался о том, какая рука куда бьёт, и в каких случаях нужно уворачиваться, чтобы не прибили. Делает выпад – отскакивай. После удара – центр тяжести на обоих ногах. Защита закрывает лицо... Ха! Не дай Бог, прилетит по носу!       — Если всё запомнил, то почему бы, наконец, не начать использовать?       — Да, дрыщ! — внезапно выкрикивает с правого плеча появившийся из ниоткуда Мэнни — Почему бы не использовать?       Срань.       — Только тебя здесь не хватало... — на выдохе мямлит азиат — Оставь ты уже Сэма в покое, ну в самом то деле?       — А какие проблемы? У нас же здесь всего лишь вечер спарринга! Ну что, доходяг? Один на один или два на один? Обещаю, бить слабо не буду!       — Да уж, придётся, если хочешь скрасить впечатление от прошлой схватки.       Брови на лице громилы заиграли в недоброй усмешке. Отчего-то я даже внезапно почувствовал боль в плече, куда всего месяц назад заехали его зубы. Вспоминается прошлая ненависть. Кажется, в этот раз я готов отдать этому смельчаку реванш. Не важно, в чью пользу он завершится. Так или иначе, я собираюсь подправить ему нос и подбородок. Если только не объявится Тайлер с его синдромом спасателя...       — Чувак, да перестань ты... Ну что с него взять? — словно ангел-телохранитель, прошептал рядом со мной Номад, оттягивая за предплечье.       — Если победит он – обещаю рассказать в подробностях всю суть моего визита в офис доктора Пейдж.       — Ты конченый.       — Знаю.       Затянув потуже бинт на левом запястье, я отшагнул на противоположную от Мэнни сторону поля. Ни страха, ни сомнений. Я жаждал этого боя сильнее, чем выйти из него живым. Мне просто нужно было проучить его. Проучить Мэнни Скавеля.       И вот, мы вновь друг напротив друга. Краем глаза подмечаю спокойное выражение Номада, скрестившего руки на груди. Я ему вовек не отплачу за свою тупость. Хорошо бы не забыть в мгновении всё то, чему он только что меня научил.       — Ну что, дрыщ? Долго будешь пятками по одному месту топтаться?       Закрываю глаза, представляя себе примерную последовательность возможных комбинаций, как вдруг...       — Они забрали Тима!       Мальчишка бежал явно со скоростью, которую был готов списать на скорость света. Отдышка пришлась чуть ли не в пол, когда он влетел сюда из коридора. Возвращаясь взглядом к Мэнни, я обнаружил, что он на меня совсем не смотрит. Не смей, подонок... Не сейчас...       — Они... Утащили его... Когда он пытался вылезти из вентиляции в запретной секции!       — Куда? Куда утащили? — подоспел с вопросом и испуганный Форест.       — Мэнни! — окрикиваю засранца, но он не реагирует — Мэнни, чёрт бы тебя побрал!       — Успокойся, друг. — приближается ко мне мой без-пяти-минут-наставник.       — Ну уж нет, погоди! Мэнни, на меня посмотри, ничтожества ты кусок! Только попробуй сбежать!       Не слушает. Он уже сбегает. Всё. Спелся! Прихвостень в опасности – бежим скорее выручать! Блестяще!       — Тогда считай это ещё одним проигрышем в свою сторону, симулятор хренов!       — Всё, Сэм, остынь.       — Да к чёрту вас всех!       Срываю с запястий бинты и скатываю их, после чего, швыряю рядом с собой, закатывая волосы ладонью назад. Смешно, насколько легко можно избежать вызова, который сам же и объявил.       После злости приходит апатичность. Вдох-выдох, и я возвращаюсь к своим прежним раздумьям, пока парни в спешке покидают зал.       — С ними пойдёшь?       — Мне так ничего и не объяснили насчёт Коуэла, а тут уже и второго куда-то загробастали. Разумеется, я хочу знать, что происходит. А ты – нет?       Что происходит.       Хотел бы, да не было времени знать. Ни времени, ни сил, ни настроения... Господи, да что со мной не так? Прекращай. Прекращай эту тягомотину. Скоро вернутся Эрис и Диди. Скоро. Узнаешь всё, что тебе нужно знать. Расскажешь всё, что не хотел бы знать никогда. Да. Да, они то мне уж точно всё объяснят: где их черти носят, о чём новичков убалтывают.       — К чёрту. Пошли уже.       Выпархивая из зала в коридор, я задеваю рукой дверной косяк, из-за чего на коже остаётся белый след от зарапины. На боль не обращаю внимания. Ускоряю шаг, пытаясь догнать устремившийся прочь поток подросков. Внезапно на повороте из встречного коридора вылетает Тоби. Я даю ему пространство, в последствии чего он врезается в плетущегося рядом со мной Номада, а я спешно вытягиваю его за собой, не отставая от толпы.       — Что происходит? — вертится по сторонам темнокожий.       — Тим. Охрана застала его в запретной секции.       — На полигоне есть запретная секция?       — Ну, видимо, теперь есть... Не знаю я! Понятно?!       Я бы и дальше слушал их хаотичные расспросы, если бы ноги мигом не устремили меня с конца в самую глубь человеческого потока: парни разных возрастов и телосложения, казалось бы, не только с нашей группы, хотя уверен я не был. Столкнувшись со спиной одного из них, я внезапно понял, что мы остановились. После, меня шатнуло влево, где я вновь врезался в ранее незнакомого мне пацана. Кто-то сзади придержал меня за плечи, и толпа спереди начала расступаться. Показалось лицо Дженсена:       — Расходимся, парни, здесь не на что смотреть! — преодолевая первый шлюз, один из людей под командованием маршала блокирует выход с внутренней стороны, откуда на секунду показывается до немыслимого состояния измученный подросток — Нет, право же! Занимайтесь своими делами!       — Куда его уводят? — требовательно прикрикнул на мужчину из толпы рассерженный Мэнни.       — Юноша сильно провинился. Ему грозит воспитательная беседа.       — Провинился в чём? Неужели нельзя ограничиться простым предупреждением?       — С ним просто хотят поговорить, Скавель, успокойся!       Челюсть Мэнни дрожала, как и его губы. Думал больше, чем хотел сказать, но, конечно же, не настолько глуп, чтобы нарываться на неприятности, переча слову офицера. Дженсен не обратил на меня внимания. Прошёл мимо и совсем близко, даже не заглянув в глаза. В коридоре повисла неловкая тишина, а, затем, охранники в чёрной форме заворот вышвырнули всю подростковую толпу по своим корпусам. По пути в наш, я наткнулся взглядом на стремительно уносящегося по новым делам Эриса. Поскольку шанс следующей нашей встречи был явно не велик, я решил незамедлительно сократить расстояние между нами, шмыгнув за ним в узкий проход у самой входной группы. Достаточно рискованно, но я снова начинаю чувствовать надвигающийся приступ паники от того недавнего разговора с Пейдж. Здесь. Сейчас.       — Ты ведь знал, да? Про мутации?       Блондин вздрагивает от неожиданности, но оборачивается лишь на миллисекунду.       — Где Стивен?       — Не понимаю о ком ты. — банально отмахивается.       — Эрис, чёрт возьми, объясни мне! — бесцеремонно я хватаюсь за его белый халат и оттягиваю к стене, придерживая за ворот — Я говорил с Пейдж. Она придумала какой-то гениальный план, позволяющий нам продвинуться в разработки вакцины. Что это за план, и что они хотят сделать с нами?       — Что? Не мог спросить у неё лично, пока было время?       — Не хами мне, уродец! Спросил или нет – не твоего ума дела. Сейчас я спрашиваю у тебя.       — Слушай, остынь, Сэмюэль. Хорошо? Я знаю не больше тебя, ясно? И я уже должен вернуться к девушкам. У меня, если ты вдруг забыл, есть обязанности. Хочешь что-то обсудить – найди время, в которое нам обоим будет удобно.       Эрис отпихивается от меня, убегая в генераторную, пока я остаюсь наедине со своими переживаниями. Ненавижу, когда меня вот так бросают.       Мне нужно отвлечься. Я категорически не готов терять голову, как бы не старалась доктор Пейдж. Не знаю, чего она ожидала, когда рассказывала мне всю эту ересь с мозгами, но... Я не могу перестать об этом думать. Не хочу говорить об этом ни с кем, кто не в курсе её дел. Мне нужна была точка зрения Эриса лишь потому, что я хотел опровергать собственные. И, честно, не верю я, что ведьма всем всё рассказывает одинаково.       Номад отстранился от меня. Я кажусь ему слишком скрытным и напыщенным, каким он считал наставника женской группы. Каким считал и мистера Дженсена, с его притворственной улыбкой и речами. Кажется, между нами всё слишком сложно. Безусловно, я доверяю этому атлету больше, чем любому из парней на полигоне, но... Доверяю ли я ему больше, чем себе? Боюсь, что нет. И вряд ли доверюсь. Мы по прежнему друг для друга никто. Ничего этого не изменит, пока мы находимся под руководством Пейдж и ПОРОКа.       — Будешь? Стянул на ужине. — протянул мне свою пухлую ладошку с орехами Чарльз.       — Что-то не хочется. Оставь себе.       Салага хороший друг. Удивительно, как быстро ему удалось завоевать моё уважение, ведь он всего лишь ребёнок. Не знаю никого, кто был бы настолько же мил и искренен в свои двенадцать. Иногда мне хочется расспросить его о прошлой жизни, но... Нет. Нет, я не могу позволить себе. Я не готов встретиться с тоской в его глазах. Хочу, чтобы он был счастлив столько, столько ему позволит время. Надеюсь, его у нас с ним будет достаточно...       — Что это с тобой? Решил всех переплюнуть своей мускулатурой? — по доброму усмехается Тайлер, вытирая свои ладони полотенцем — Знаешь, Сэм, тебе никому ничего не нужно доказывать, если ты понимаешь, о чём я. Группа уже тебе безмерно благодарна просто за то, что ты с нами.       Ещё подход... Думать в движении... Оказалось не так тревожно... Пресс действительно лучшее упражнение, когда дело касается быстрого прогона информации.       — Закроешься тогда за собой? Я ухожу.       — Спокойной ночи, Тай.       — Тебе тоже, спортсмен.       И долго я могу вот так здесь валяться на перекладинах? Тишина, темнота, время уже давно перемахнуло за полночь. Рука за затылком затекает, и я позволяю ей свисать вниз, чтобы восстановить отток крови. Лишь сейчас у меня получается быть спокойным и не думать ни о чём, вот так, глядя перед собой в потолок, до которого, между прочим, сейчас, я могу запросто дотянуться стопой. Тоже мне, достижение.       Ненавижу всё это. Пока я горазд на размышления, я заставляю себя верить в то, что уже давно со всем смирился. Как только во мне начинает говорить усталость – я проклинаю всё и всех за их существование. Ненавижу эту планету. Ненавижу людей. Ненавижу себя...       — Нашёл себе место для умиротворения? — голос, что я узнаю из тысячи — Наверняка я должна сопроводить тебя в корпус, но... Эрис сказал, ты беспокоишься, и что ты был на встрече с доктором Пейдж...       — Диди.       Сигнал о том, что я засиделся. Однако, как же мне не хочется сползать вниз с этого положения... Пускай неудобно, но я всё равно продолжаю вырабатывать синяки на спине, довольствуясь отдыхом на железных прутьях тренировочной конструкции.       — Давай поговорим? Ты вроде, не особо расположен ко мне душой, но... Вижу, тебе необходимо с кем-то обсудить случившееся. — медленно шаркая в мою сторону, девушка прижимается плечом к периле, после чего, томно выдыхает — Я тоже была в шоке, когда узнала.       — Давно?       — С того самого момента, как ты здесь очутился.       — Ну разумеется...       Конечно, она давно знала. Никого больше Пейдж не подпускает к себе так близко, как Диди.       — Помнишь осмотр? Мы сдавали с тобой кровь. Именно тогда доктор поведала мне о событиях за пределами полигона. Удивительно, что даже после всего случившегося, мир не опустел. Люди объединяются в группы и живут заново, даже не смотря на то, что всё, что их окружает, погрузилось в разруху.       — Человечество ко всему привыкает. Сегодня у тебя дорогая вилла, яхта и лимузин, а уже завтра ты можешь оказаться одним из сотни убегающих от монстров неудачников.       — Да, ты определённо похож на крупного нефтемагната.       Готов поклясться, улыбку в её голосе можно было услышать.       — Сказала та, от которой буквально веет образом папиной дочки. Особенно, если этот папочка долларовый миллионер.       — Мой папочка был одним из тех, у кого не было времени на воспитание собственной дочери.       — У меня так было с мамой. Вернее... Она уделяла мне время, а я... Сбегал от неё к друзьям и притворялся спящим, когда ей всего лишь хотелось со мной поговорить после тяжёлой рабочей недели. В конечном итоге, она просто решила, что больше мне не нужна.       Слишком много сокровенных тайн на квадратный метр. Я потягиваюсь на спине, слегка приподнимаясь с места, а затем сажусь на край и аккуратно спрыгиваю неподалёку от девчонки.       — Всё хотел спросить. Диди – твоё настоящее имя?       — Это сокращение от имени Диана. Полным меня всегда называла лишь моя бабушка. Мать изредка, только если я её в чем-то сильно разочаровывала.       — Полагаю, такое происходило не слишком часто. Ты вон какая услужливая. — пялю в стену, не понимая, почему я не могу посмотреть ей в глаза.       Девушка отшатывается от перил и скрещивает руки на груди. Тишина доводит меня до того самого состояния, когда стук собственного сердца можно услышать эхом, отражающимся от стены.       — Что будешь делать? Я про твой диалог с ней. Ты ещё не решил?       — Хотел сначала рассказать Тайлеру. Однако, что-то заставляет меня умалкивать. Знаю, что обсудить было бы правильнее, но всё равно предпочитаю своему разуму молчание.       — Ты не хочешь никого беспокоить.       — Не знаю, как надолго меня хватит. Я не понимаю, как передать всю суть именно в том виде, в котором нужно. Любая попытка представить – исход один и тот же. Ты бы на моём месте рискнула?       — Видишь же, что нет.       Молчала столько времени. И продолжит молчать, ведь вся ответственность за информацией о вирусе теперь на моих плечах. Возможно Пейдж и хотела бы, чтобы её план провалился. Подростки устроили бы бунт. Тогда у неё появился бы шанс и причины от нас избавиться, а эксперименту бы подверглась новая партия «спасённых» сирот.       Диди опускает голову, подходя ближе ко мне, и я нахожу в себе силы развернуться в её сторону. Кажется, я слегка ошибся. Мы не одного роста. Я выше её.       — Зачем вам нужен был Стивен?       — Ты про новичка с одичавшим взглядом? Ничего особенного. Мы объяснили ему, что здесь к чему, успокоили.       — У Пейдж на него зуб. Мы с Номадом видели, как она миловалась с ним утром в лаборатории.       — И сразу же после этого, она решила навестить тебя.       Пазл не складывался, хоть наша цепочка диалогов и казалась мне довольно логичной.       — Грядут перемены. Ты это и без меня уже понимаешь прекрасно. Мы начинаем их с того, что открываем для таких же подростков, как мы, правду.       — «Таких, как мы»? И какие же вы вдвоём с Эрисом? Что же в вас такого особенного?       — Мы с Эрисом иммунны.       Это... Так просто сказать?       Я не был готов к такому заключению. О нет... Теперь всё предстаёт передо мной совершенно в иных красках. Иммунитет... Невосприимчивость к заразе... Безопасность. Естественная безопасность организма. Вот почему они особенные... Вот почему особенный... Я?       — И я тоже? В смысле... У меня тоже есть этот иммунитет?       Но она молчит. Сначала выдаёт такое, а теперь просто решила промолчать?       — Да или нет, Диди?       — Пейдж бы не стала тратить на тебя время впустую.       — Ты думаешь, что есть, но не знаешь наверняка, да? Что? Что ты думаешь? Ответь.       — Сэм... — почти шёпотом произносит она.       Моё дыхание становится тише. Она.. Подаётся вперёд? Вот так с ничего?       Холодные и тонкие пальцы осторожно касаются шеи, пока я в исступлении наблюдаю за её тяжёлым взглядом. Она словно измотана. Чем ближе оказываются наши лица, тем больше я понимаю, что перегородка тревожности внутри меня ничтожна, в сравнении с тем, что готова в данный момент преподнести мне жизнь. Жалкие мгновения проходят слишком быстро, и я чувствую, как губы Диди касаются уголка моих, застревая там на не слишком короткий срок. Это вызывает во мне новое чувство. Отречение.       — Тебе не нужно иметь иммунитет, чтобы кто-то находил тебя особенным. Есть гораздо более глубокие причины, по которым ты так приглянулся маршалу, Номаду, Пейдж... Мне...       Она отстраняется, но я продолжаю чувствовать это соприкосновение, словно меня до сих пор целуют. Не испытываю жара или тревоги. Я в замешательстве. Не понимаю, что я должен чувствовать.       — Доброй ночи, Сэм.              — Ты уверенна, что больше ничего не хочешь мне сказать?       Я не вижу никакого будущего у того, что только что произошло между нами. Однако, отпустить её после такого поступка, оставшись в неведении, я тоже не мог.       — Если осмелюсь сказать больше, то уже никогда тебя не оставлю. — сдерживая слёзы, шепчет.       Видишь, как всё просто, Сэм?       — Доброй ночи. — неловко повторяет она, разворачиваясь на носках к выходу.       Ты её не любишь. И никогда не полюбишь.