Я не умер

      Манов заказал мне картину. Заплатил пятьсот баксов вперёд и отдельно компенсировал все затраты на расходные материалы. Написать я должен был свой сон, о котором рассказал зачем-то Манову. Но мы так хорошо лежали с ним на скользком велюровом диване, обнимались и говорили обо всём, что я не следил за языком. Я вдруг перестал бояться. Манов как будто остановил карусель, на которой я болтался всё время после нашего драматичного расставания, и зафиксировал меня. С ним в мою жизнь вернулись определённость, уверенность и покой.       Я таращился на старые голубые обои, на бумажные ворсинки, которые топорщились в солнечном луче, как под лупой, и старался поймать настроение, которое вернуло бы меня в мой сон. Накануне нашей с Мановым встречи мне приснилась пещера, где я проспал самый важный бой в своей жизни. Там был большой и тяжёлый камень, который я, тем не менее, сумел сдвинуть с места. Из-под камня хлынула вода. В пещере было темно и вода из-за этого казалась чёрной. И во сне мне чудилось, что вместе с водой врывается в мир что-то ещё: живое и жуткое.       Манов попросил изобразить это ощущение жути. Чтобы у каждого, кто на картину будет смотреть, по спине побежали бы мурашки.       Перед глазами у меня стоял только отваленный от источника камень и чёрная вода, бьющая ключом из-под него. Но в этом не было ничего страшного. И тогда я понял, что надо добавить руку: вцепившиеся в землю пальцы, как будто кто-то пытался выбраться из-под камня, подтягиваясь на руках. Этого не было во сне, но именно скрюченные пальцы передавали ощущение вторжения чего-то пугающего. Я написал картину именно так и понёс Манову.       Я впервые был в его офисе на Чапаевской. Вместо приветливой девушки у него в приёмной сидел атлетически сложенный молодой человек в дорогом костюме и очках в золотой оправе. Меня сразу клюнула ревность. Этот благополучный мажор гораздо больше подходил Василию Манову в любовники, чем побитый жизнью я. Зачем ему секретарь-мужчина, если он с ним не спит?       Я гордо шагнул в любезно распахнутую секретарём дверь и немного утешился тем, что на него Манов даже не посмотрел: сразу примагнитился взглядом к моему лицу, выискивая на нём любые поводы для тревоги. Но я в этот раз был благодушен и даже почти счастлив. Я снял упаковку с натянутого на подрамник холста и уставился на Манова, чтобы поймать его реакцию. Но тот никаких эмоций не обнаружил: глянул и сразу отошёл к своему столу. Что он там искал среди скрепок, я понял только тогда, когда он вернулся и взял меня за руку. Я ойкнул скорее от неожиданности, чем от боли, когда он проткнул мне булавкой палец, надавил, чтобы выступила капля крови, и этой кровью мазнул по костяшкам нарисованной руки, растирая её моим же пальцем как каким-нибудь инструментом.       − Что ты делаешь?       Я обиделся, но быстро сменил гнев на милость, когда Манов всосал пострадавший палец в свой горячий рот.       − Проверяю свою догадку, − как всегда с готовностью ответил он, лизнув крошечную ранку. Он со всеми разговаривал так предупредительно и любезно, что не возникало мысли, что он может что-то от собеседника скрывать или в чём-то обманывать его. — Подожди меня в рюмочной напротив. Я через полчаса освобожусь и мы с тобой погуляем. Ты ведь свободен сегодня?       Манов гладил меня по руке и я таял. Конечно я был согласен на всё.       Уходя, я оглянулся на свою картину и вздрогнул. Мне показалось, что нарисованная рука напряглась и крепче впилась пальцами в грунт возле камня.       − Что? — с интересом спросил Манов.       − Она… шевелится, − выдавил я из пересохшего горла.       Манов наклонился к картине и по-прежнему невозмутимо кивнул.       − Всё может быть. Так ты меня дождёшься?       Я молча кивнул ему в ответ и пошёл напиваться. Вот только галлюцинаций мне ещё не хватало!

***

      В рюмочной я взял штоф водки, закуску и уселся в свободный уголок. Напивался неспешно, потому что сиделось хорошо. Разговоры волнами, овинное какое-то тепло от тесноты и кучкования вокруг столиков, серый невнятный свет из окон, который делал всё видимое мутным, убаюкивали меня. Наверное я даже задремал, потому что не заметил, когда пришёл Манов. Я сразу увидел на уровне стола чью-то руку: ободранные костяшки пальцев и запекшаяся на них кровь. Меня обожгло: моя кровь! Я вскочил, но Манов тут же нажал мне на плечо, усаживая обратно. Он, похоже, решил, что это я его так встречаю.       − Будем на связи, − сказал он человеку, на чью руку я по-прежнему пялился как заворожённый. И мужик этот сразу ушёл. Я так и не увидел его лица.       Манов с интересом изучил меню.       − Похоже, кроме пельменей у них тут есть и нечего, − весело констатировал он. — Что ж, значит, закажем пельмени. Ты будешь? Или, хочешь, в приличное место сходим пообедаем.       Я отказался и от пельменей, и от приличного места. Никакая еда мне сейчас в горло не лезла. Я не знал, как подобраться к нужной мне теме, поэтому спросил:       − А что за ритуалы вы продаёте?       Манов тоже опрокинул стопку, закусил пельменем, из которого брызнул горячий бульон, и привычным уже светским тоном ответил:       − Да какие закажут.       Я возил пальцем по пластиковой, якобы кружевной, салфетке с претенциозной позолотой и снова боялся. В этот раз — непонятно чего.       − И что обычно заказывают?       − Так заказывают не ритуалы, − охотно ответил Манов. — Клиенты хотят с помощью магии решить свои проблемы, но не знают как. Да и боятся. Ритуалы предлагаем им мы. У меня есть штат спецов, которые восстанавливают их по разным источникам. Если клиента устраивает выбранный нами ритуал, мы составляем смету. Выходит обычно очень недёшево.       − Насколько недёшево? — по инерции спрашивал я.       Меня потихоньку отпускало от этих подробностей. Манов оказался вовсе не могущественным злым колдуном, а продавцом воздуха. Он честно за деньги клиента устраивал театрализованные представления в аутентичных декорациях. Гарантий того, что это сработает так, как ожидает клиент, он не давал.       − Ну, вот недавно мы собирали для одного ритуала омелу. Но источники чётко указывают, что её не должно касаться железо, чтобы она не утратила силу. И мы сделали лезвие ритуального серпа из золота.       Тут меня попустило совершенно. Я уронил голову на руки и захохотал с истерическими всхлипами.       − Э-э-э, да ты совсем пьян. — Манов ласково погладил меня по плечу. — Поехали ко мне. Отдохнёшь, проспишься, тогда и погуляем.       − Ну, нет! − запротестовал я. — Хочу на Волгу, на воду смотреть. Продышаться хочу, голову проветрить. Или ты куда-то ещё хотел?       Манов посмотрел на меня странно: тревожно и с заботой.       − Успеется. Пойдём на набережную, если ты так хочешь. — И после паузы неожиданно жалобно добавил: − Ты знаешь, что ты очень красивый?       − Ты влюбился, Манов? — снисходительно бросил я, хотя сердце в груди от этих его слов у меня перевернулось.       Он не ответил и с улыбкой принялся доедать свои пельмени. Он всё прочёл по моим глазам и остался доволен, потому и оставил без внимания моё хамство. А я вдруг осознал, что сам влип в Манова по самую маковку. Прям болезненно так втюрился, по-маньячески. Потому и секретаря его убить был готов просто за то, что тот хорошо выглядит. Но когда мы уже сидели на набережной и Манов, защищая от ветра, обнимал меня за плечи, мне стало так легко, как ни при какой зависимости быть не может. «Я не умер», − подумал я тогда. — «Я не умер и это классно. И спасибо за это Манову».