Проклятье

В его машине так странно пахло... Мятой, но какой-то химозной, точно под приборной панелью меня ждал целый склад жеванной жвачки. Я прикусила губу. Не знаю, как именно мне удалось дойти до двери, так заботливо передо мной распахнутой, но я это сделала. Села на пассажирское сиденье и пристегнулась, боясь, что если не пристегнусь сама, меня пристегнет альфа. «Альфа, Вася, это его запах. Горьковато-сладкий, резкий и тягучий», – запищала омега внутри меня. Если сегодня удастся добраться до дома, я заглушу этот голос целой горстью таблеток. Хорошо бы учёные будущего научились проводить операцию, которая сможет превратить омегу в бету, самого обычного человека без ненужного гормонального зова. «Это навсегда нарушит баланс вселенной, никто не станет заниматься подобной чушью», – фыркнула омега внутри меня, но я не спрашивала ее мнения. – Вы когда-нибудь слышали о лагерях, Василиса? – голос Александра прорезал шаткую тишину салона. – Летних? – спросила я робко. – Нет, – в слегка наклоненное ко мне зеркало заднего вида можно было разглядеть хищную улыбку, возникшую на лице водителя. – Я говорю о лагерях для омег. Знаю ли я о них? Я вновь утратила власть над собственным телом, невольно повела плечами, когда охотник завел машину. Он не оборачивался, чтобы начать движение, использовал зеркало, идеально чувствуя габариты своей машины. В каждом его слове, каждом движении, взгляде... Было столько уверенности. Я же походила на комок сомнений. Что он знает обо мне? Что он собрался сделать? Я прикусила губу, заерзав на месте. Лагеря. О, о них я знала куда больше простого обывателя, видела в кошмарах его матушек-надзирателей, наблюдала смотрины для выхода в «счастливый брак». Некоторые из выпускниц вываливали на закрытые ресурсы всю правду: они рассказывали о голодовках, изнуряющих тренировках ради подтянутых ягодиц, о гормональных инъекциях. – Не знаю таких, – бесцветно ответила я и наверняка прокололась. – Как удачно, блаженное неведение… Тогда я хотел бы рассказать вам об этом чуть больше. – Честно говоря, не стоит тратить время, – произнесла я слишком уж тихо. – Мне не интересно. – Главное, что это – очень познавательно, – ответил охотник. Я собиралась возразить снова, но он специально резко притормозил, чтобы машину слегка качнуло, чтобы ремень безопасности натянулся до предела, и врезался мне в грудь. Дыхание оборвалось до вдохе, и я замолчала, прекрасно поняв намек. Я убрала за уши две пряди черных волос, вспомнила, что скоро пора красить корни. Первый раз без участия мамы… Хотелось огрызнуться, желчи во мне было с избытком, но иногда нужно уметь промолчать. Альфа повернул машину в неизвестном мне направлении, ясно было лишь одно: мы едем не ко мне домой. Будем кружить по острову и обсуждать лагеря, выберем для меня самый-самый лучший? Омега ехидно хихикнула внутри, лагерь ведь поможет ей раскрыться, взять верх над разумом. – Мои коллеги очень заботливы. Они помогают несчастным созданиям, испуганным юным девам обрести предназначение, – говорил он, смотря на дорогу. –– Обрести новый дом в окружении сестер. – Сестер по несчастью, – вставила я, смотря на мелькавшие мимо дома. – Но в лагерях далеко не все так радужно, как может казаться. А вот это уже интересно. Охотник на омег собрался ругать лагеря, те самые, что крышует его гадкая контора? Я повернулась к нему лицом, ожидая продолжения. Поселок мы проезжали медленно, стало ясно, что капитан кружит без цели, скользит, как курсор по игровой карте. Он заманил меня в машину потому, что отсюда не получится сбежать вот так просто. Я тут же представила себе, как альфа грузит меня на свое плечо и несёт на паром, чтобы отплыть к большой земле. Хорошо, что сегодня – среда, а ближайший паром прибудет в порт в пятницу. Все они были такими гадкими: непонятного то ли оливкового, то ли серого цвета, грязные и поникшие. Не круизный лайнер из фильма о больших деньгах, конечно. – Что вы хотите сказать? Что правительство врёт нам о том, что там омеги как сыр в масле катаются? – спросила я осторожно. – Ну что вы, – усмехнулся мой собеседник. – Врет? Недоговаривает. – Но ведь это ещё хуже, чем прямая ложь? – Значит, вы признаете, что полуправда – вещь отвратительная? – оживился охотник, не убирая рук с руля. Я вновь замолчала. Он снова обо мне... Намекает на то, что я его обманываю или недоговариваю что-то чрезвычайно важное. Я недовольно фыркнула, сделав вид, что эти предположения меня оскорбляют. Чего ради вообще устроена эта лекция? Унизить меня, запугать, самоутвердиться? Просто арестуй меня, раз все узнал, не нужно мучить. Охотник повернул в сторону от города, ехал он медленно, никуда не спешил. Бесконечная почти плоская земля тянулась вперёд, и из-за линии горизонта вскоре показалась синяя нить океана. Красиво здесь, пусть и так гнетуще. – В одном из лагерей Северной Америки альфы пошли дальше, чем мы здесь, в России, – после затянувшейся паузы заговорил мужчина. – В него свозят самых юных омег, совсем крошек. – Лет девяти? – спросила я, предположив, что только с этого возраста нас могут изъять из семьи. – Трёх. – Ебена мать, – вздохнула я. – И как... Как они могут спокойно жить после того, что сотворили? – Вы могли понять меня неправильно, – хмыкнул альфа, тон его голоса оставался холодным. – Возраст, с которого омега может вступать в брак, неизменен по всему миру. Четырнадцать лет, – и ведь это преступно мало. – И эти девочки растут до четырнадцати, а иногда и шестнадцати лет в лагерях. – Зачем же их забирают так рано? – Ради лёгкого перевоспитания, Василиса, – он цокнул языком. – Вот вам, как думаете, легко было бы перевоспитаться в порядочную омегу? Мне не нравился этот танец с ножами, хождение вокруг да около. Если он действительно знал, кто я на самом деле, мог просто сказать?. И снова… Лучше бы охотник просто надел на меня наручники и отвёз в участок до выяснения обстоятельств. Он должен был связаться с моей матерью, сообщить о том, где я и как. Я прикусила губу, подумав о том, как мама расстроится, узнав, что меня наконец поймали. Я – не трёхлетняя девочка, но всё ещё лакомый для многих товар. Двадцать два года – расцвет молодости, пусть и «переучить» меня будет довольно сложно. Александр ждал ответа, и я понимала, что уклониться не получится. – Я никогда не думала об этом. - Тогда я расскажу вам, что могло бы произойти. Трёхлетних девочек закрепляют за альфами с первых же дней пребывания в лагере, их растят, чтобы превратить в идеальных жён. Как щенков, – говорил он тихо. – Им прививают определенный вкус в одежде, музыке, интересы, которые заказал выбравший их альфа... Вся их личность – покорная идеальная жена, статусная игрушка. И трёхлетние девочки не сопротивляются, они ведь и не знают другой жизни. Если им сказать, что они любят красить ногти, – альфа пожал плечами. – Девочки полюбят красить ногти. – А взрослые омеги что на это отвечают? – тихо спросила я. – Перекроить их личность куда сложнее, – вздохнул мужчина, он постучал средним пальцем по своему лбу. – Иногда для качественного перевоспитания приходится пробираться им в голову... Буквально. – В лагерях проводят лоботомию? – Чаще, чем следовало бы, – подтвердил охотник. Мурашки побежали по моим плечам. Я живо представила себе, как сижу в кресле, скованная тугими кожаными ремнями, как кричу и брыкаюсь, пока доктора носятся вокруг. Их белые халаты не блестели чистотой в моем видении, нет... На них были видны брызги крови. Длинная полая трубка замаячила перед моим лицом, и видение растаяло, превратившись в призрачный укол боли. Кололо прямо под ребрами: сердце. Я медленно вдохнула и выдохнула, попыталась расслабиться хоть на мгновение, скинуть с себя этот парализующий липкий страх. Охотник продолжал свою гадкую песню. – Если девушка не выказывает признаков смирения, ее лечат электрошоком или операциями на открытом мозге. Если девушка не соответствует идеалам красоты высокопоставленного альфы, ей удаляют ребра, исправляют глаза, нос, растягивают кости, чтобы сделать на пару сантиметров выше. Их заставляют смотреть определенные фильмы и получать стимуляцию в нужные моменты, чтобы омега научилась... – альфа замолчал, подбирая слова. – Находить удовольствие в определенных видах секса. – Таких, что обычно нравятся только альфам? – Да, – коротко ответил Александр. Ага. Я читала об этом на Реддите. Какая-то омега рассказала, что ее группа, состоявшая из пятнадцати человек, изо дня в день смотрела, как женщины занимаются анальным сексом, и если кто-то пытался отвести взгляд, девушку тут же били током. За послушание в мозг их через проводок поступал определенный импульс, он внушал желание, удовольствие, пока анальный секс не начинал казаться чем-то... Обычным. Хотя бы обычным. Многие омеги ломались окончательно, и фетиш этот заседал в их голове до самого выпуска из лагеря. Что было дальше – автор треда не рассказывала... После выпуска, неминуемого выхода замуж, омеги окончательно теряли связь друг с другом. Ведь у нас не могло быть друзей и собственных интересов, никаких желаний, ничего. Только альфа, только наши многочисленные маленькие дети, наша огромная уютная семья, о которой нужно заботиться и днем, и ночью. Тошнота подкатила к горлу, едва я представила себя в роли хозяйки большого дома. Неужели в этих лагерях совершенно нет возможности... Повеситься? Обмотать шею простыней и придушиться? Котов облизнул губу, словно ощутив сладковатый привкус. Мне одновременно и хотелось, и не хотелось слушать дальше. – А уж какие там изощрённые наказания, гражданка Волкова. Самый одаренный поэт не смог бы выдумать подобного зверства. Если девушка молода, хороша собой до безобразия, если она – настоящий бриллиант, из ее памяти буквально выжигают прошлую жизнь, ей восстанавливают девственность не только с помощью операции на малом тазу, но и тут, – он снова постучал пальцем по моему белобрысому виску. – В голове. – Зачем? – Чтобы та могла забыть прошлую жизнь, чтобы отдать ее в гарем самому высокопоставленному альфе. Вы, к слову, вполне могли бы кому-то приглянуться, – он позволил себе оценивающий взгляд. – Пусть пик молодости, – мужчина осекся на долю мгновения. – Для омеги – прошел, вы все ещё представляете определенную ценность. – Я не понимаю, зачем вы завели этот разговор, господин Котов, – ответила я так холодно, как только могла. Машина, наконец, затормозила, и я поняла, что мы находимся в поле. Я и охотник, запертые в остывающей машине. Запах мяты начинал душить, как невидимые руки страха, все крепче сжимающие мою шею. Я поджимала пальцы на ногах, надеясь, что слух у альфы не так хорош, чтобы распознать этот скрежет. А вдруг меня и правда заберут в чей-то гарем? «А вдруг в этом есть плюсы? Свои плюсы должны быть везде, Василиса. В гареме тебе точно не будет одиноко, там будет целая куча подруг. Ну и если наш альфа будет неприятным... Не придется его часто видеть», – шепнула мне омега. Если бы можно было вытащить ее из своего тела, я бы тут же вскрыла собственную грудную клетку, чтобы схватить эту засранку и выкинуть из окошка. – Я прошу вас отвезти меня домой, как вы и собирались, – продолжила я чуть смелее. – Пожалуйста. – А я снова прошу вас быть со мной предельно откровенной, Василиса, – в его голосе не было и капли тепла, даже искусственного, напускного, что должно было запудрить мне голову. – Я вас ни в чем не обманула, – ответила я осторожно, и ведь я правда ему не врала, только недоговаривала. – Я же сказала вам, что я не пытаюсь запутывать следствие! Увидела мертвую омегу, и... – Я знаю, кто ты. И я прикусила губу. Только сейчас он повернулся ко мне лицом, и когда наши взгляды встретились, я уже не смогла отвернуться. Охотник молчал, брови его нахмурились, но гармония лица не нарушилась. Нельзя было прочитать эмоции, скрытые за этой холодной бледной кожей… Я же, должно быть, побелела сильнее ожидаемого, это было видно по моим рукам. В ушах тут же зашумел пульс, голова закружилась от страха. Он знает, кто я, ну конечно, конечно, он знает! Он ведь обучен ловить омег, рано или поздно я должна была ему попасться. Хотелось сохранить лицо, выглядеть холодной неприступной стервой, но я не совладала с собой. В идиотском порыве повернулась назад и схватилась за ручку двери, судорожно потянув ее на себя. – Дверца заблокирована, – в его голосе снова не читалось эмоций. – Тебе не уйти отсюда, пока мы не закончим эту беседу. – Полагаю, она не продлится долго, – брякнула я от злости. – А ты неплохо устроилась, хочу сказать, – к моему удивлению, альфа не пытался злорадствовать выше среднего. – Спрятаться в этом забытом всеми богами месте – отличная идея. И весь твой... – в мою сторону снова был брошен оценивающий взгляд. – Колючий образ. Интересно. – Вы позвоните моей маме? – спросила я осторожно, я вспомнила ее лицо, представила, как мама навзрыд плачет, получив плохие новости. Она ведь всегда боялась именно этого: не быть рядом, когда охотник закроет меня в клетку, не суметь сказать мне «прощай». Мама плакала, если по телевизору ей случайно попадались документалки об омегах. Через государственное телевидение до ушей народа доходил невероятного уровня бред... Людям рассказывали, будто омеги страдают от своей свободы, будто альфа необходим им и физически, и психологически, необходим им во всех возможных смыслах. Словно блокаторов гормонов не существовало. Я могла только злиться, а мама грустила, понимая, что в ближайшие сотню лет ничего не изменится. Общество продолжит считать нас людьми второго сорта. Вот и сейчас, смотря Александру в глаза, я не испытывала грусти. Я злилась. Этого не должно было случиться, не должно было произойти! Тебя! Не должно было! Быть! Здесь! Я могла жить свою маленькую жизнь, вести научную деятельность, даже строить какую-никакую карьеру. И разрушил все мои планы этот ублюдок. Я сморщила нос, смотря на чёрное пальто его зимней униформы. «Виноват не он, а маньяк», – забубнила омега внутри меня. Охотник осторожно, медленно потянулся ко мне, и даже не увернулся, когда я резко отпряла. Он невозмутимо открыл бардачок и достал оттуда пачку сигарет, снял шуршащую упаковку и протянул мне лакомое угощение. – И с сигаретами, – кивнул он, когда я охотно вытянула одну. – Табачный запах хорошо скрывает природный запах омеги. Я слышал, что некоторые твои сестры принимают ванны с мятой и фенхелем для резкости, но курение замаскирует сладость куда успешнее. – Когда ты меня раскусил? – я больше не хотела изображать из себя вежливую студентку, я перешла с вежливого обращения на небрежное «ты». – В нашу вторую встречу, у магазина. Ночью, – альфа улыбнулся, протягивая мне зажженную зажигалку. – Я учуял тебя, но, что важнее, – я прикурила, не разрывая зрительного контакта. – Ты учуяла меня. И отреагировала очаровательным бегством, все встало на свои места. Очаровательным. Как же я его ненавижу. Страх и отступление кажется альфе... Очаровательным? В его сексуальных фантазиях, должно быть, омега обязательно должна убегать, пытаться спастись от своей судьбы, но все попытки тщетны. Я сделала особенно глубокую затяжку, и крепкий сизый дым закружил голову. На пароме-то мне позволят курить? На пути в лагерь. За его крепкими серыми стенами не будет ни сигарет, ни пива, ни простой чашечки кофе. Омеги не могут себе это позволить. Одна из откровенничающих пользовательниц Реддита рассказала, что им прививали страх перед солнцем. «Ультрафиолетовые лучи отбирают красоту и молодость, а красота – все, что у вас должно быть при знакомстве с альфой». Нам нельзя было наслаждаться самыми обычными человеческими радостями. – И сколько же вам платят за каждую из нас? – я сморщила нос. – Может... Может, я могу заплатить больше? – попытка жалкая, но я не могла вот так просто сдаться. – Чтобы мы сделали вид, будто никогда не встречались? – Не думаю, – усмехнулся Александр. – Вам не дадут такой огромный кредит. Но, возможно, и пробовать не придется, – и тут альфа развеселился особенно сильно. – Почему? – я подавилась табачным дымом и закашлялась, принялась стучать ладонью по груди, и охотник терпеливо ждал. – У меня есть для тебя предложение иного рода, – альфа протянул вперёд руку, приподнял мою голову за подбородок и пальцем стёр слюну с уголка моих губ. Было в его взгляде что-то нехорошее.