Проклятье

Где-то на улице лаяла собака. Гав-гав, гав-гав, совсем близко к приоткрытому окну. Голос ее уже начал хрипеть на высоких нотах, бедняжка напрягалась слишком долго. Неужели это хозяйская, смешная черная девчонка с ещё более смешным именем? Пыль. Кто вообще ее так назвал? Я осторожно подняла взгляд и снова увидела товарища Котова: охотник делал какие-то заметки в своей записной книге. Черная обложка скрывала за собой белые странички, и я заметила, что большая их часть плотно исписана черными чернилами. У него аккуратный почерк, ровные круглые буковки радуют глаз. Дисциплина в каждой детали. Я всегда писала как курица лапой. Нервная дрожь прошлась по плечам, когда мужчина с громким шлепком захлопнул книжку и отодвинул от себя. Я вздрогнула, и альфа просто не мог этого не заметить. Он ведь этого и добивался, так? — Вы были с ней знакомы? — спросил он почти шепотом, и мне отчаянно захотелось закурить. — Нет, — ответила я тихо. — Я здесь всего четыре дня, я почти никого не знаю, — пришлось напомнить. — Но вы успели подружиться с группой молодых учёных, ведь так? Так крепко подружиться, что отправились с ними к океану. В шторм, — альфа издевательски изогнул свои светлые брови. — Я — геолог. Это — мои коллеги, — пояснила я, стараясь не выдать волнения. — У нас был тимбилдинг. — Тимбилдинг? — Сложное слово, да? — откуда во мне столько желчи? И почему она пробирается наружу в столь неподходящий момент? Холодный белый свет создавал тени под глазами моего собеседника, он и сам теперь походил на труп. На Александре была черная рубашка, застегнутая до самой последней пуговки: ни кусочка кожи не видно. Плечи у него слишком широкие для офисного стиля, наверняка шьёт рубашки на заказ по индивидуальной мерке. Я даже платье на выпускной покупала в массмаркете. Охота на омегу — дело прибыльное, и я — очередной миллион на его счету. Мурашки забегали по спине, поднимались по позвоночнику все выше и выше, и я изо всех сил старалась не дрожать. Охотник приехал почти сразу, ребята позвонили в полицию, но он примчался раньше. Убитая, как я и подозревала, оказалась омегой. Такой же как и я. Ее звали Женей, ей было всего-то тридцать лет, и жила она тут с самого рождения. Должно быть, пошла за цветами… Как и я. И Александр не должен был об этом узнать. Охотнику не составит труда сложить два и два. Он знает о свойствах мха, знает, для чего омега собирала его ростки, и стоит альфе заглянуть в мой рюкзак — я пропала. Он запросит экспертизу, тест, и у меня не будет права на отказ. Меня запрут на пару дней, чтобы вывести все блокаторы, а после возьмут у меня кровь на анализ гормонов. Практика варварская, потому ее не могут провести без веских оснований. Обнаружить в моих вещах кучу запрещенных к обороту цветов — повод достаточный. Вещи не конфисковали при входе, и рюкзак одиноко лежал на стуле у двери. Вид мертвого тела так напугал меня, что я не смогла незаметно вытряхнуть мох наружу. Альфа смерил меня недовольным взглядом, и в светло-голубых, почти серых глазах его сверкнула сталь остро наточенного ножа. Охотник готовился нанести удар. — Что вы испытали, увидев тело? — спросил он медленно. — Что? — Я говорю весьма четко, — не спросил, но отчеканил охотник. — Что вы испытали, гражданка Волкова? Когда видели ее там, за холмом. Всю в цветах, будто в свежевырытой могиле. — Я… — я опешила, не зная, что можно ответить на такой вопрос. — Я испугалась. — Вы ощущали брезгливость в присутствии трупа? Вам не было неприятно от того, что так близко, совсем рядом с вами находится подгнивающий сгусток плоти? Вам не было не по себе от того, что молодая женщина мертва в расцвете лет? — Я… Наверное, немного, — шепнула я, взгляд сам собой опустился к столу. — И вы не видели девушку живой, так? — Нет. Мурашки снова прошлись по плечам. Боковым зрением я видела, что охотник смотрит на меня, смотрит мне в лицо, и пристально следит за реакцией. Черная рубашка преломляла свет, Александр опустил руку под стол, и я услышала знакомое шуршание: в ладони его оказалась пачка сигарет. Мужчина вытянул одну, обхватил губами фильтр, и я подняла взгляд к его лицу. Альфа не отводил взгляда ни на секунду, и к горлу моему подкатила тошнота. Я вспомнила, как он вышел из машины, отогнал всех от омеги и принялся изучать место происшествия… Как он закатил глаза, увидев меня рядом. Щёлкнула зажигалка, и синее пламя переползло на сигарету, с аппетитом пожирая тонкую бумажку. Сизый дым заклубился над альфой. Вспомнился и весьма странный, неприятный мне жест… Охотник наклонился к трупу и втянул полные легкие воздуха у копны ее рыжих волос. Я кашлянула от подкатившей к горлу тошноты. «Мне не предложишь сигарету?», — подумала я, четко зная, что альфа осведомлен о моей зависимости, мы ведь уже курили вместе у магазина. — Вам очень повезло. А вот я знал ее, — сказал он, продолжая сверлить меня взглядом. — Много раз видел в городе. Омегу тяжело не заметить, они всегда приковывают взгляд, — неприятная ухмылка заняла его губы. — Милая была девушка. — Мне жаль, — хрипло поделилась я. — Мне тоже, Василиса. Но мне предстоит ещё очень много работы, — он затянулся, замолчал на несколько секунд и выпустил из лёгких очередное облако дыма. — Я еще поприсутствую на ее вскрытии, знаешь, нужно будет написать подробный отчет. Она умерла день назад, вскрывать будут завтра, тело уже начало гнить. А я ведь помню, как от нее исходил совсем другой запах… Его черные зрачки не двинулись с места. Я не выдержала, отвернулась, картинка возникла в голове. Рыжая девушка на холодной железной каталке, и искусственный белый свет превращает ее фигуру в яркое белое пятно. После первого же надреза белая кожа красится багряным цветом свернувшейся крови. Я никогда не присутствовала на вскрытии, даже на похоронах не была, ведь у нас с мамой мало родственников. Эта девушка — первый труп в моей жизни. Охотнику, похоже, давно приходится копаться в этом говне… Может он и не занимался поимкой омег, потому не раскусил меня сразу? Может он из какого-нибудь особенного отдела, что занимается защитой нашей популяции? В конце концов, омега — ценный редкий зверь, и на сохранение нашего вида стоит потратить усилие. Я удержалась, не прикусила губу в задумчивости. Александр затянулся ещё раз. — И один только Бог знает, сколько ещё трупов мне предстоит увидеть, Василиса, если я не поймаю убийцу в самом скором времени. — Вы, что, подозреваете меня? — тихо шепнула я. Вместо ответа альфа расхохотался. Наскоро покрашенные в белый цвет стены удержали его смех внутри помещения. Сигарета в этот момент как раз была зажата в его зубах, и Александр поперхнулся табачным дымом. Тот с шумом покидал его лёгкие, и гавкающий смех слился с лаем уличной собаки. Мне показалось, что ещё секунда, и я провалюсь под землю от стыда. Как же он меня бесит… Белые стены начинали давить, дым густел, клубился под низким потолком, будто грозовая туча. Под окном росло какое-то дерево: не слишком большое. Из-за постоянных ветров тут выдувало все посадки, и удержаться в почве могли лишь самые сильные. Их было немного, я видела всего-то три или четыре дерева, и все они испуганно прятались за стенами домов. Александр откашлялся, когда приступ веселья завершился. Последний смешок слетел с его тонких губ, и мужчина вытер глаза тыльной стороной ладони. — Конечно же нет, ха, — усмехнулся он, шмыгнув носом. — Интересная мысль… Нет, гражданка Волкова, я не считаю вас, — он не сдержал улыбки. — Убийцей. Но я хочу напомнить вам, что в ваших силах помочь мне в этом расследовании. — Я рассказала все, что знаю, — голос мой прозвучал по-детски обиженно. — Я просто шла мимо, мой пес залаял и убежал, а потом мы оба увидели труп. Я испугалась и закричала, а коллеги вызвали полицию. Все. — Я очень на это надеюсь, — а его голос вновь вернул себе всю серьезность. — Моя версия событий не совпала с версиями моих коллег? — их Александр допросил раньше и быстрее меня. — А должна была? — Вы меня утомляете, — фыркнула я. — Я не пытаюсь запутать следствие или что-то такое… Я рассказала все, что знаю! Ребята давно разошлись по домам, зачем вы держите меня здесь так долго? — Потому что вы нервничаете, Василиса, — ответил Александр, затушив сигарету. — И не только из-за встречи с вечностью смерти. Я знаю, что вы от меня что-то скрываете, — уголок его губ приподнялся вверх. Черт, черт, черт. Сердце пропустило удар, но я заставила себя смотреть в эти светло-голубые глаза, не отрываясь. Ублюдок меня раскусил, загнал в угол, как выдохшегося после погони зайца. «Соберись, соберись», — судорожно думала я. Но… Но он ведь ещё не раскрыл мой секрет? Нет. Если бы охотник понял, кем я являюсь на самом деле, я бы уже сидела в какой-нибудь камере, дожидалась следующего парома к большой земле. А там до лагеря рукой подать, меня бы распределили на обучение, а после годичных курсов примерной жены отдали какому-то козлу. Такому же альфе, как этот. Я слышала, что омегам даже могут сделать операции по запросу «клиента», увеличить грудь там или уменьшить нос. Сдаваться ещё рано, ведь правда? Я сглотнула слюну, скопившуюся под языком. Гордость не позволила мне попросить сигарету, и я неловко потерла щеку, взгляд скользнул к стене: на крючке висела черная форма охотника, его плащ и фуражка. — Думаете? Просто я вас боюсь, — ответила я тихо, и ещё один смешок слетел с губ мужчины. — Вот видите! — вспылила я. — Вы — неприятный и резкий человек… Больших размеров. И вы постоянно врываетесь в мое личное пространство без приглашения. — Таких уж больших, — сдерживая смех, ответил охотник. — Больше меня в два раза! — сказала я, театрально хлопнув ладонью по столу. — Быть больше вас не так уж и сложно, Василиса, — скучающе ответил охотник. — Но ваши слова меня удивляют, ей богу. Я всегда был с вами вежлив, я даже позаботился о вашей безопасности. — Ваша собака подкралась к моей, — вспомнила я. — А потом уже вы сами подкрались ко мне со спины. — Вы слишком мнительны, — охотник вскинул бровь, я поняла, что моя тактика сработала, он отвлекся от изначальной темы беседы. — А может быть это вы непрофессиональны? — а теперь мне стоит придержать язык. Такой мысли он явно не допускал ни разу в жизни. Нет, товарищ Котов искренне считал, что несёт свою службу безупречно. Он не замечал, как пытается продавить собеседника, прожать в нужную сторону. Это очень в духе альфы… Для них не существует хребта достаточно крепкого, такого, что не склонится перед ними в рабском поклоне. Рамки и границы существуют лишь для бет и омег, альфам позволено все на свете. Все, что сдерживает его сейчас, — форма, висевшая по мою правую руку. Он должен сохранять лицо. Я замолчала, отвернулась, чтобы дать ему понять, как сильно смущена произошедшим. Боковым зрением я видела, как мужчина сжимает губы. Он положил руку на свой блокнот и передвинул его на другую сторону стола. Скрипнула ножки стула: охотник облокотился на его спинку и снова окинул меня взглядом. Где-то сзади зажужжала лампа. — Может быть, — холодно заметил он. — Я ведь лезу не в свое дело и трачу свою энергию на тех, кому это не нужно. — Не нужно что? — спросила я осторожно. — Вам наконец-то выделили автомобиль, — произнес Александр вместо прямого ответа. — Вот, — на стол полетели ключи, которые альфа выудил из кармана. — Чтобы вы не бродили по острову по темноте. — Вы, что, поторопили моих научруков? — спросила я, непонимающе поднимая ключи со столешницы. — Да, мне пришлось надавить на них, напомнить о сроке вашего контракта, — откуда он знает? — Я ведь несу ответственность за потенциальных жертв маньяка, — ответил альфа, и по спине моей пробежал холодок. — Но ведь маньяк… — голос все же дрогнул, я потерла одну руку о другую. — Он убивает только омег? — Кто знает, кто знает, — Котов театрально развел руками. — Все может измениться в любое мгновение. Он знает, ведь так? Он знает, кто я такая… Просто играет со мной в кошки-мышки. В голубых глазах горел огонь, переливались яркие молнии. Мне хотелось как можно скорее сбежать отсюда, спрятаться в укромном местечке и никогда больше не вылезать на белый свет. Охотник отвернулся, но продолжал молчать. Тишина, накрывшая комнату, заставила меня зябко поежиться. На улице уже занимался вечер, целый день прошел в этих пустых разбирательствах. Я прикусила губу, перебирая пальцами под столом. Табачный дым развеялся, как и все мои надежды на спокойную сытую жизнь. И нужно было маньяку появиться именно в этой дыре, на моем почти необитаемом острове, а? И почему тут столько омег? Было, во всяком случае… — Вы свободны, гражданка Волкова, — холодно произнес охотник, и я тут же поднялась с места, будто кто-то снял с меня невидимые путы. — Можете идти. Ваша машина — синяя девятка. Вы же справитесь с механикой? — Да, — ответила я почти шепотом. — До свидания. Но Александр не стал прощаться. Опасность, исходившая от него, была почти инфернальной, я знала, что напротив сидит Дьявол, моя скорая смерть. Не в буквальном смысле, конечно… Охотник на омег никогда не убьет свою добычу, нет. Он просто отправит меня в самые темные глубины ада, приговорит к жалкой жизни домашнего питомца, бесправной зверушки. Если «мой альфа» наденет на меня кляп, никто ему и слова не скажет. А вот если я попытаюсь удрать — меня обязательно вернут для наказания. Я сглотнула слюну, скопившуюся под языком. Ноги слушались плохо, но я все равно шла вперёд, уговаривая себя не оглядываться. Новенькие Мартины натерли ступни, и я точно знала, что под носками меня уже ждут огромные кровавые мозоли. Взгляд альфы был почти осязаем, обжигал меж лопаток, обещал оставить шрам в месте касания. Я осторожно подняла тяжёлый рюкзак со стула и побрела к двери, надеясь. Что мужчина не видит сквозь ткань. Не помню, как покинула этот омерзительный кабинет, но помню почти все его детали: белые свежепокрашенные стены, но дешевая краска кое-где уже начала отходить. Пропитанный влагой воздух прикармливает все известные науке виды плесени, и сохранить презентабельный вид здание на Новой Земле могло лишь под строгим надзором. Здесь, очевидно, не было смотрящего. Котову выделили одно единственное свободное помещение в здании местной полиции. Я выскочила за дверь, в одной руке сжимая ключи от новой машины, и в другой — ручку от рюкзака. За порогом меня встретил Гром, его посадили на поводок и привязали к тому несчастному дереву, что стучалось в окошко. — Так это ты лаял и скулил? — спросила я тихо, и рука сама собой потянулась к мохнатой морде. — Прости, что притащила тебя сюда. Но собаке, очевидно, было все равно. Пока мы гуляли дважды в день, пока я регулярно наполняла его миску любимым кормом, вычесывала его и любила — Гром не замечал большой разницы между локациями. Что Саранск, что Белушья Губа… Он не знал, что такое — убийца, маньяк, охотник. Счастливый засранец. Сердце продолжало бешено колотиться в груди, и я отвязала своего пса от дерева, вызволила его из многочасового плена. Мои коллеги уже разбрелись по домам, полиция допросила их и отправила восвояси. Небо наливалось свинцом, и холод набирал силы. Дима предупредил, что на неделе может выпасть немного снега, тут такое бывает. Интересно, если мне выделили машину, Вику тоже нужно будет подвозить домой? — Идём, — позвала я Грома. Машина и правда стояла под окнами, ждала меня в моей бесконечно милой простоте. Девятка. Такой у меня никогда не было: не досталась от отца по наследству, а иных способов получения этого подобия автомобиля я и не знаю. Я знала, что охотник смотрит на меня из окна. Нет, я не видела его лица за стеклом, но спутать это ощущение невозможно. Он смотрит, и по коже бежит холодок, поднимается по позвоночнику вверх и сжимает мою шею веревкой. Дверца машины открылась, Гром привычно запрыгнул на заднее сидение, и в лицо мне дыхнул дух прошлого хозяина авто: дешевое пиво и прогорклое масло, разлитое в салоне лет пять или шесть назад. Старомодный освежитель в виде зелёной ёлочки висел над приборной панелью, он качнулся, едва я открыла дверь. Машина завелась почти сразу, в окне комнаты допросов погас свет. — Гав, — пес гавкнул удивительно тихо, будто спросил что-то важное. — Сейчас, сейчас… — шепнула я в ответ. Руки упали на руль машины, я сжала пальцы вокруг старой кожаной обшивки и напрягла взгляд: темнота сгустилась. Машина тронулась, вязкая почва задвигалась под колесами, и мне пришлось вспомнить автошколу, советы инструктора по езде по бездорожью. Я плотно сжала губы, разворачиваясь, костяшки пальцев побелели от натуги, и слезы покатились по моим щекам. Я ненавижу этого охотника, ненавижу тот страх, что он зарождает в моей душе. Я. Его. Ненавижу. «Что б ты сдох», — подумалось мне.