Проклятье

«Может хотя бы здесь ты обретёшь свое счастье, милая. Ты заслуживаешь немного счастья». Я перечитывала последнее сообщение от мамы снова и снова, снова и снова, и в горле рос липкий ком горечи. Давно я сдерживала слезы… Мы не должны были так жить, не должны были разделяться тысячами километров, куском океана, вереницей ледяных горных вершин. Я знала, что мама переживает, что она скучает по мне и очень волнуется, но я не могу тащить ее за собой в эту глубинку. Поселок Белушья Губа, архипелаг Новая Земля… Население — пять тысяч человек. Клянусь, в родном Саранске и голубей больше. Мама ответила на мое последнее сообщение — несколько серых фотографий. Маленький, но уютный домик, горные вершины и плоская тундровая земля. Я въехала в новый домик и разложила скудные пожитки по своим новым местам. Благо, что из-за отсутствия прорвы желающих, начальник экспедиции отдавал каждому приезжавшему ученому целый дом в полное распоряжение. Удивительно, и почему люди не рвутся на крайний север, в холодную тундру, а? Впрочем, не стоит иронизировать, для меня-то это крайне важно. «Может быть», — только и ответила я, бегло погладив собаку, решившую поласкаться. Если люди узнают, что я — омега, даже эта жалкая жизнь тут же и оборвется. Экран телефона погас, и я увидела в темном стекле свое отражение. Два глаза, два уха, нос и рот… Все как у сотен, тысяч людей, что меня окружают. Только они отчего-то имеют право существовать автономно, я — нет, я — аксессуар, питомец, не больше. Раньше, в те далёкие времена, когда не существовало четких законов, стандартного разделения на добро и зло, и миром правили лишь альфы и их желания, омег убивали направо и налево. Наш запах сводил альф с ума, и самые слабые из обладателей члена не выдерживали соблазна, давили нежные цветы ногами, не давали нам посеять свои семена. В моем вымирающем роду где-то затесалась несчастная маленькая омега, и проклятье это передалось и мне. Один шанс на сотню тысяч, какая «удача». Жаль, что звание омеги ничего не дает, лишь отбирает право на собственное мнение. Вид наш был спасён всего двести пятьдесят лет назад, и популяция не успела восстановиться. Я прошлась вперёд по пушистому ковру, что заранее заказала в это богом забытое место. Баржа с товарами проплывала мимо и останавливалась в порту раз в две недели, другого сообщения с материком почти не было. Редкие самолеты, почти никаких частных катеров… Видавший виды диван с темно-зеленой полосатой обивкой принял мой вес, и облачко пыли поднялось в воздух. Нужно будет тут хорошенько пропылесосить. «Лучше, чем в лагере», — подумалось мне. Лагеря. Да… Я говорю не о летних лагерях для детей и подростков, желающих потратить лето на вожатство. Я говорю о лагерях, в которых свозили разоблаченных омег. Единственный шанс «спасти нас» — запереть за колючей проволокой, привить необходимые идеалы, разбить кувалдой то, что уже есть, и собрать снова. Собрать так, как нужно им. Альфам. Держать члены в штанах и считаться с нашими желаниями — недоступная опция. Как только омега раскрывает себя, ее изымают из семьи навсегда. Кому-то не везёт пробудиться уже в раннем детстве, кто-то раскрывает в себе омегу при рождении, а кто-то не поймет свою суть, пока не встретит на пути альфу в гоне. Мне повезло ускользнуть от взгляда инспекторов, пройтись по лезвию ножа и не споткнуться. Моя мама работала фармацевтом, отец покинул нашу семью двадцать лет назад и больше никогда не появлялся на горизонте, типичная история для СНГ. Омежья природа вскрылась во мне, едва мне исполнилось двенадцать, и доступ к таблеткам оказался весьма кстати. Я помню, как мама вскрывала упаковку блокаторов дрожащими руками, как протягивала их мне, как вода выплескивалась из стакана, сжатого ее побледневшими пальцами. Жар заполнял мое лицо, и картинка расплывалась перед глазами. — Меня тошнит, — причитала я, не понимая, что происходит с телом. — Василиса, пей, пей же, ну! Пей! Пей ее! — суетилась она, поднося ладонь к моему рту. В тот день что-то в ней надломилось, и рана эта никогда не заживала, периодически пуская маме кровь. Вся наша жизнь разделилась на «до» и «после», и шокирующе-приятным это преображение не было. Каждый день мне нужно было выпивать таблетку, забивающую мои гормоны огромным молотком, раз в неделю я принимала ванну с полынью и ладаном, чтобы скрыть мой истинный запах, я избегала любой сладости в отдушках шампуней, парфюмерии, я боялась подходить к особенно ароматным цветам. «Они узнают и заберут меня», — думалось мне каждый день, снилось в ночных кошмарах. Тот, кто придумал, что тайны следует хранить у всех на виду — горько ошибся. Легче всего остаться незамеченной, если никто с тобой не ведёт бесед, никто не интересуется тобой и не пытается узнать поближе. В школе у меня не было друзей, и в институт я поступала на самый скучный факультет на свете. Геология. Наука о камнях, почвах, обо всем, что лежит под подошвой. Обычные люди проходят мимо, а я склоняю хребет над грязью и изучаю ее состав. — На лежанку, нет, на лежанку, — скомандовала я, когда собака запрыгнула на диван. — Фу! Здесь скоро просто все будет в шерсти. И как назло большая часть мебели имела насыщенный темный оттенок. Да, я привезла с собой собаку, огромную немецкую овчарку редкого белого цвета. Маме он достался ещё совсем щенком, но она не слишком-то хотела оставлять нового друга. Помню, как слёзно молила разрешить мне заботиться об этом писклявом комке шерсти, как давила на необходимость в защите, как клялась, что буду следить за ним, как за собственным ребенком. Грому сейчас было чуть больше пяти лет, пес в самом расцвете сил. Бросив на меня весьма обиженный взгляд, собака тут же слезла с дивана и несмело зашагала в сторону лежанки, большую часть этих вещей привезли вместе с паромом. Пес не боялся лаять на диких и домашних животных, людей, посторонние шумы за закрытой дверью… Но спать в новом месте — это для смелых. Гром предпочитал сидеть там, где уже успела безопасно посидеть я. Уезжая из родного дома, я много плакала. Мне не хотелось оставлять маму и самой оставаться одной. Омеги привязываются к дому сильнее всех других видов: бет и альф… Но я хорошо знала, что в любом крупном городе мне нет места. Рано или поздно я обязательно оступлюсь, и охотники за омегами явятся на порог моего дома, выволокут меня за дверь и увезут. Ах, охотники. Я тут же вспомнила их черную строгую форму, фуражки с маленьким блестящим козырьком. Надменные уроды приходили даже в школу, чтобы читать нам свои проповеди. Я закинула ногу на ногу, вспоминая то неловкое собрание. В те дни я ещё не знала, как правильно нужно скрываться, я ещё пыталась влиться в коллектив, заиметь друзей и приятелей, нравиться всем вокруг. Помню, что сидела в первых рядах и слушала во все уши, кивала и улыбалась. Пропагандой нас пичкали с самого раннего детства. — Ваш священный долг — передать напуганную свободным плаванием омегу в безопасную среду, в заботливые руки лагеря, — говорила женщина лет сорока. — Если омега — это вы, — взгляд ее темно-зеленых глаз до сих пор вызывал у меня мурашки. — Знайте, что вам все равно не скрыться. Сдайтесь по-хорошему, и ваша жизнь устроится лучшим образом. Вам не нужно будет ничего решать, ни о чем думать. Вас ждет счастье. Лучшим образом, ха. Но я знала, знала, как она устроится, если не повезет попасться. Омег ранжируют по трем классам: лучшее, среднее и плохое. Наиболее влиятельные и богатые альфы, разумеется, получают самые жирные сливки… Остальных отдают то высокопоставленным военным, то выдающимся личностям, то случайным везунчикам, которым удается проскользнуть вне очереди. Я прикусила губу, подумав о том, что не желаю быть кому-то призом. Омеги не любят рассказывать о лагерях, о том, что пережили за их крепкими заборами до того, как попали «в семью»… Но все, что просочилось в интернет, ужасает. И не спасет тебя ничего: статус кровной семьи, возраст, врождённые болезни, собственные желания… Ни-че-го. Родиться омегой — проиграть игру в жизнь. Несправедливость эта почти перестает ужасать, когда живёшь в этом мире вот уже двадцать два года. Я слышала, что некоторым омегам удается избежать горькой участи, вступив в брак с альфой по собственной воле. Раньше, чем ее обнаружат охотники на омег, раньше, чем соседи заметят сладковатый запах. Но счастливиц не так уж и много, все больше партнёров сдают их властям за жирную награду, и в итоге сами довольствуются бетами. Не все альфы честолюбивы, не все хотят строить семью только с представительницами моего вида, но все они считают, что просто обязаны решать за нас. Я достала сигарету из пачки и окинула пространство придирчивым хозяйским взглядом. Дома курить не хочется, но и на улицу я сейчас идти не хочу… Погода здесь лучше, чем ожидалось, и все же я не желала морозить пальцы. Экран телефона снова зажёгся, и я увидела уведомление, пришедшее из беседы. «УчЕнЫе». «Девочки, не ходите по улицам одни», — писал мой новый коллега, Дима. Диме было около двадцати лет с виду, и я даже не знала, есть у него высшее образование или нет. Кажется, он здесь родился и вырос, вырос удивительно хилым для таких суровых мест. Дима небольшого роста, худой, словно зеленая веточка бамбука. Казалось, что тундровый ветер может подхватить его и унести далеко-далеко, в самое сердце холодного океана. Он работал на научной станции, где все мы оставляли записи и проводили свои маленькие исследования. Пробирок, стекол и микроскопов не хватит на всех, и приходилось кооперироваться. На станции нас было четверо: метеоролог Дима, антрополог Арсений, ботаник Вика и геолог я. Бюджета на полноценную научную экспедицию не хватало, потому кураторы собрали самых отчаянных студентов и закинули сюда, в самую жопу мира. Вечная мерзлота таяла, спасибо глобальному потеплению, и я изучала породы, скрытые слоем многовекового льда. «Почему?», — у Вики на аватарке стояла прелестная тайская кошечка с голубым бантиком на макушке. «В поселке снова пропала девушка», — ответил Дима, на его аватарке стоял какой-то аниме герой. «Волки утащили? Или подростки снова гуляли вдоль пляжа, пока волна не унесла их?», — спрашивал Арсений, он писал крайне редко, и как любой антрополог сомневался в когнитивных способностях людей, особенно тех, что так долго плодились в изолированных группах. «Почитайте газеты, ребята. Самый верный способ знать все местные новости». «Прямо как в 1850», — ответила я, стараясь игнорировать факт пропажи человека. «Я уехала от опасности, я уехала от опасности, я уехала от большой опасности!», — проносилось в мозгу снова и снова. Нужно почаще это себе повторять, чтобы не сойти с ума от несправедливости мира. Сигарета медленно тлела, зажатая между пальцев, и пепел я стряхивала в собственную кружку: пепельницы не было. Вода все смоет, даже печали и горести, что лежали теперь позади. Я уехала на край света, забилась в самый темный уголок мира, и здесь смогу начать свою новую жизнь. Кто знает, может, я даже смогу стать именитым ученым и выпустить неплохую работу о камнях и грунте. О пропаже людей научные руководители наши тактично умолчали, и первую подобную новость я узнала всего пару дней назад, когда уже сошла на землю, и отступать стало некуда. — Добро пожаловать в Белушью Губу! — Дима встретил меня у небольшого гражданского самолёта, меня и ещё человек пятнадцать, считая серокожего болезненного пилота и стюардессу с неопрятной укладкой. — Василиса, да? — парень дождался, пока я кивну в ответ. — Я — Дима, приятно познакомиться. Здесь не так скучно, как выглядит с воздуха. — Можно просто — Вася, — это имя мне нравилось больше, короче и не так сказочно. — Здесь ещё скучнее? — спросила я, пытаясь удержать собаку, что провела без движения четыре часа. Один плюс в этой безлюдности все же был — пса, несмотря на его габариты, разрешили взять в салон, если я пообещаю, что Гром будет вести себя хорошо. Обещать-то я обещала, но уверенности не было. Дима, пусть и выглядел, как подросток, был вполне миловидным парнем: темно-русая челка, как из 2007 года, пирсинг брови. Уверена, в него влюблены все местные девочки-тинейджеры. Сколько их тут? Десять? В поселке имелся клуб, в котором проводили вечера, два кафе и один ресторан для проведения торжеств, детский сад и школа, наша научная станция, одна единственная больница, три продуктовых магазина и парочка вещевых. Большую часть вещей все равно заказывали с материка. Тундровый климат не давал сильно разгуляться, погода скакала от плюс десяти градусов до минус пятнадцати, и на полуострове могли держать разве что кур, никакого крупного скота. Солнце не припекало, ветры не стихали, и круглый год с неба в любой день недели мог пойти снег. — Зато не нужно тащить с собой огромный гардероб на все случаи жизни, — произнесла я тихо, едва окинув пространство взглядом. И красоваться здесь не перед кем. Я все равно планировала умереть старой девой, заводить отношения в моем положении очень опасно. Мысль о том, что когда мамы не станет, я останусь совсем одна, пугала меня, но я гнала ее прочь, стараясь не зацикливаться. Скрывающиеся омеги организовывали онлайн-общества, мы прятались в темной части интернета, скрывались за сотней шифрованных сигналов и вели свои маленькие беседы изо дня в день. То и дело кто-то пропадал, забрасывал аккаунт и переставал писать, и мы чистили беседы и заводили новые. Если охотники поймали одну, они могут выйти на след любой из нас, дружить — это тоже опасно. Я слышала, что бывают и подсадные омеги, дурочки, что за обещание свободы готовы предать своих сестер по несчастью. Стоит ли говорить, что ничто не спасает их от выполнения «долга»? Никто не даст выбора омеге, что за бред… Последняя затяжка заставила мою голову закружиться, и сизый дым медленно покинул лёгкие, уступая место слегка морозному воздуху. Да. Не нужно курить в доме. Я прикусила губу, убирая за ухо короткую черную прядь волос. Каре я обновила не так давно, покрасилась тоже прямо перед отъездом. Через месяц придется впервые краситься без помощи мамы… Вика, девушка с научной станции, выглядела очень милой. Может я начну общаться с ней чуть плотнее, просто выдержу дистанцию, чтобы не раскрыть себя окончательно. Сбежать в тундру я не смогу, на полуострове почти нет никаких деревьев, нигде не укрыться. Вся местная флора — лишайники, мхи и низкая трава неприглядного бледного цвета. Я не знаю, что именно Вика намерена тут изучить. Все научные работы хранились в открытом доступе, и я могла почитать, если вдруг появится желание. — Что там? — я улыбнулась Грому, когда собака подняла голову и взглянула в сторону двери. Какая-нибудь горная ласка или мышь, решившая спрятаться в тепле? Нет, грызуны нам тут не нужны. Я успела немного разгрести золу в камине и думала уже сегодня его затопить, наполнить дом теплым светом. Небольшое одноэтажное здание казалось весьма уютным, но на улице было всего плюс пять, прохладно. В доме пока не сильно теплее. В моем распоряжении была маленькая кухня с плитой на две конфорки, спальня с узкой одноместной кроватью и гардеробом, рабочий кабинет, санузел и эта комната. Гостиная весьма приятных размеров с двумя диванами, креслом, камином, большим столом. Я даже могла представить себе, что проведу тут остаток своей жалкой жизни, буду выбираться в родной город лишь в отпуск, а после возвращаться сюда, называя полуостров домом. Сама обрасту мхом, как тундровая почва, и местные детишки будут обходить меня стороной, как ведьму. Из задумчивости меня вывел тихий стук: кто-то ждал на пороге. Климат позволял сохранить обшивку удивительно свежей, словно постройке этой было едва больше пяти лет. Полагаю, что на самом-то деле дом этот старше моей мамы. — Секунду! — крикнула я закрытой двери. — Сейчас! Я проверила сигарету, аккуратно брошенную в кружку, и попыталась вспомнить инструктаж, проведенный при заезде в дом. Говорилось ли там что-то о курении и запасных выходах при пожаре? Не припомню. На потолке не было датчиков дыма, а на пороге меня ждал, кажется, один из научных руководителей… Будет некрасиво, если я покажу себя с плохой стороны уже в самый первый день. Из-за отсутствия конкуренции вряд ли меня отправят домой, и все же определенные риски точно были. Я помахала ладонями в воздухе, словно это могло разогнать табачный запах и снять с меня все подозрения. Гром тихо рванул со своей лежанки, поднялся и осторожно побрел за мной: его шаги слышались где-то сзади. Его розовый нос втягивал воздух с хриплым шумом. Ручка скользнула в мою ладонь, и я поспешила потянуть на себя дверь, встретить гостя, которого не ждала. — Здрав, — начала я, и лишь после взглянула в лицо своему новому собеседнику. — ствуйте, — последняя часть слова прозвучала более хрипло, я сожалела о том, что не взглянула в глазок. — Гражданка Волкова, — гость осторожно взялся за краешек своей кепки, за блестящий начищенный козырек, и я поняла, что мужчине придется наклониться, чтобы не стукнуться головой о дверной косяк. — Могу я войти? — приторно-сладкая улыбка расцвела на красивом лице незнакомца. На пороге моего нового дома, расположенного на самом краю мира, стоял охотник на омег, и его черная форма с пугающим девизом сияла чистотой. «Счастье в подчинении сильному».