Ушки, Хвост, Два Топора

Вечером должно отдыхать — скажет любой работяга; согласен! — поддержит лентяй, палец о палец не ударивший за весь день. Однако же, кто-то может лишь мечтать о вечере, как о времени досуга, ведь оно словно золото; тратить попусту бесценную вещь некоторые просто не способны, а некоторые очень хотят, но обстоятельства ставят их на путь труда, слёз, крови и пота... В северной части Орарио, где дом нашли десятки семейств, на небольшом участке заделанном под дальневосточные мотивы, происходило нечто, к чему здешние не суть привыкшие — спартанские тренировки! — Больше... не... могу! — Всё ты можешь! Чигуса, подложи углей. — Не надо! Лекс с выражением вселенской боли и обиды смотрел, как под него насыпают горсть тлеющих углей — он застыл в упоре лёжа на локтях, одетый в одни лёгкие шорты; под его животом, где едва-едва но виднелись очертания мышц кора, юрким ветром распалялись остатки костра. На коже виднелись красные пятна — ожоги, потому их гордый владелец не спешил уважить отнявшиеся мышцы в очередной раз. Лекс блеял и постанывал, всеми силами сопротивляясь земному притяжению, тянущему прямиком на раскалённые угли: — Такемикадзучи, изверг! — Есть есть силы болтать, значит можешь ещё. — Бог поднял небольшой кувшин с песком и установил его посерёд спины бедолаги. Тот что-то сдавленно квакнул и не продержавшись даже десяти секунд, свалился. Следом раздалась ругань на неизвестном языке; каждый понял, что это была брань хотя бы по интонации Лекса. На другой стороне площадки тренировки так же проходили гладко — Белл летал от одного края её до другого: — Гха-х! — Микото швырнула его через бедро, приложив спиною о уплотнённый грунт. Если от старшего порой и слышались восклики (в основном гневные), то младший держался скромнее и почти молча принимал невзгоды по становлению сильнее. Он поднялся с земли вновь, вытер пот тыльной стороной ладони и стал в стойку, которой его научил Такемикадзучи. Микото довольно ухмыльнулась и скоро принялась отрабатывать удары и учить молодую кровь уму-разуму. Бог боевых исскуств наблюдал за происходящей ковкой железа с искренней улыбкой, у самого бурлила кровь, глядя на старания ребятишек Гестии, а у ж про его детей говорить не стоит — Микото и Чигуса сами просились участвовать в их тренировках, ведь видели шанс научится новому и стать сильнее, запал девушек лишь рос, подпитываясь щедрыми стараниями Белла и Лекса. Остальные дети Такемикадзучи не являли столь возбуждённых настроений — Кашима Оука, командир паствы, всегда стоял в стороне и участвовал лишь во время спаррингов. К нему в пару всегда ставили большего из братьев; и как не Богу знать, что на самом деле Оука каждый день с нетерпением ждёт этого момента. Аска, Кин и Джин пока не принимали участия в тренировочных мероприятиях, ведь у них были и свои занятия, но те с удовольствием смотрели, как их Бог, оказывается, умеет издеваться над людьми. Кашима, уже который вечер наблюдавший за едва ли не пытками ребят из союзной семьи, не удержал комментарий: — Такемикадзучи-доно, это не слишком? — Хм? Они сами сказали, что желают стать как можно сильнее. — Вы нас так не истязали, хотя мы тоже этого хотим. Бог не расставался с мягкой улыбкой, а после вопроса старшего дитя и глаза прикрыл: — Какой отец будет мучить своих дорогих детей? Лекс, услышав это, воскликнул: — А чужих значит можно? — Если они этого хотят ради получения силы и опыта быстрым путём. И настоящие ваши тренировки ещё не начались. Он махнул рукой на Бога и жадно припал к кувшину с ледяной водой. Торс от груди до паха горел, но не ясно от чего сильнее — от жара углей, или перенапряжённых мышц. На той стороне площадки Микото снова отправила Белла в полёт, поймав его на ошибке. Лекс скривился от звука падения дорогого брата, но как бы больно не давались новые тренировки, парни смиренно терпели. Ясно почему занятия столь болезненны — он уяснил это как только начал спускаться в Подземелье: фална, это чудо; чтобы добиться сильного и крепкого тела будучи носителем благословления, нужно не как не меньше происходящего на площадке Такемикадзучи. Было жаль потраченного времени на те жалкие «разминки» с камнями; Лекс корил себя за глупость. Тело с благословением восстанавливается аномально быстро и эффективно, лишь критические повреждения могут сказаться на общем самочувствии носителя, а повредить его, это та ещё задача: каждая клеточка эластичнее, крепче, прочнее, сильнее чем у обычного человека. Заставить мышцу покрыться трещинками, чтобы она зажила и стала сильнее — задача трудная даже для обывателя, а для авантюриста сто крат сложнее, ведь уж Лекс, после всего пяти минут передышки, почувствовал, что снова может приступить к выполнению статичных упражнений и при том показать результат не меньше предыдущего — фална, особенно развитая, это чудо с неба. Он отставил кувшин и пошёл к месту пыток. Отпинал разбросанные, ещё горячие угли босой ногой в кучу — мотивации ради — и собрался продолжить адскую планку, но Такемикадзучи прервал: — Лекс, сейчас спарринг. Потом укрепление пальцев. — Так скоро? Оука, стоявший рядом с Богом, размял шею: — Ты под конец совсем никакой, может хоть сейчас что-то покажешь. — он смахнул с себя верх укороченного ги, обнажив бургрящийся закалёнными мышцами торс. Лекс, будучи таким же высоким и большим, как соперник, но при том по сей день мягковатым, нервно сглотнул — уж четвёртый день к ряду отправится целовать грунт. — Правила такие же, как и всегда. За ошибки — бокен. — мужчины стали друг напротив друга в стойки. Стиль боя и тактика не ограничивались правилами, ведь нужно было всего лишь победить максимально быстро и эффективно. — Начали! — два бугая схлестнулись в явно неравной битве, так как столько бы Лекс не бил, припоминая очень давние занятия муай-тай, Оука блокировал и уклонялся от всего, да сам не стеснялся бить — мастерство человека, тренируемого Богом боевых искусств с самого детства, было неоспоримо. Ушастого неофита ловко вывели из строя приёмами, которых он отродясь не видел. Лекс закончил лёжа на земле. Снова. И уже знал, что его ждёт после. — Работа над ошибками. — Такемикадзучи взял бамбуковый меч и с силой начал бить, ведая о проблемах: по рукам, за нарушенную стойку, по ногам, за сбитый центр тяжести, по спине и торсу за всё остальное. Лекс шипел от боли, вздрагивал по каждому удару, но смиренно терпел. Вспышки гнева гасились одним единственным пониманием — зачем всё это происходит? Сила... Сила здесь, это словно деньги в прошлой жизни. Сила, это единственное, что может помочь в Орарио и под Орарио. От осознания всегда становилось легче. Белл и Микото, закончившие контрольный спарринг, с болью смотрели на Лекса. Для него были избраны тренировки много тяжелее, чем для молодого тела юноши. Тот занимался в основном с Микото и Чигусой, учился ведению боя с оружием и без, развивал чувства во время поединка, реакцию; тренировки тела отошли на второй план в угоду излишней худобы и возраста. — Не повезло ему, Такемикадзучи-доно суров. — Я-я не думал, что настолько... — замешательство юноши понятно, потому как обычный Таке сильно отличается от Таке-доно. Сколь добр Бог в обычное время, столь и суров на тренировках. Белл совсем не завидовал старшему в везении по наставнику — его тренировали милые девушки, в отличии от двух суровых мужчин на стороне Лекса. — Белл-кун, вы же помимо вечерних тренировок и Подземелья ничем не занимаетесь? — Е-ещё по стене бегаем каждое утро... — он отчего-то покраснел, сильно замялся. — Вам не слишком тяжело? — Нет, на самом деле... Хотя я могу говорить только про себя. Лекс кажется совсем уставшим, даже на гитаре вечерами не играет. — отсутствие мелодичного дребезжания струн разочаровывало более всего. — Прости. Порой Всевышний очень увлекается. Если хочешь, я скажу ему. — Нет-нет, всё хорошо. Лекс сам говорил, что сперва будет очень трудно и нужно терпеть. Мне тоже кажется это перебором, но если он хочет... Мы будем стараться, как бы ни был трудно. Микото никогда не видела таких людей, как Белл — оказывается, от них можно заряжаться запалом и даже жгучей силой. Она поднесла ему бокен, почти такой же, каким лупили старшего, но короче. — Раз так, не будем отставать. Ни ты, ни я. — он принял бамбуковый меч и с новой силой стал разучивать приёмы. Лекс всё слышал. Обрывками, но слышал даже через хлёсткие удары и боль. Обострённый слух часто являлся проблемой, но так же часто выручал, ведь не слова Белла и Микото сейчас — сорвался бы. Ещё, одновременно было совестно, но хотелось смеяться, ведь после услышанного крайне неловко говорить наставнику и остальным, что всего спустя четыре тренировки из двоих останется только один — это произошло сегодня утром. 2 Западная стена города который день встречала единственных её посетителей в ранний час. Кроме сонной пары авантюристов никто не посещает великую красавицу, да и то, они используют её совсем не по назначению: Лекс протяжно зевнул. — Бе-е-ел, может ну его, эти пробежки? — Нет! Ты же сам говорил. — Да-да-да, говорил... — как чистокровный полуночник, а иными словами — сова, он презирал ранние подъёмы, но иронично — спал до обеда лишь в день, когда у всех Богов выходной. Юноша, в свою очередь, излучал бодрость, ведь всегда просыпался по щелчку пальца и раньше первых петухов; типичный жаворонок. Так, две совершенно разные птицы, не торопясь начали утреннею рутину, уже давно привычную. Они побежали по стене к северной её части, по дальнему кругу. — Вот что хорошо в пробежке, так это то, как она бодрит. — А я никогда не бываю сонным... — Даже не знаю, повезло тебе, или нет. Сперва ребята бежали трусцой, но с каждой минутой наращивали темп — самый обыкновенный бег авантюристу многое не даст, это лишь орудие в бою, но бег на износ совсем другое дело. Испытание выносливости утром, днём — стойкости, а вечером силы. И правда, основные очки к характеристикам даже с подобным распорядком дня зарабатываются в Подземелье, но лишняя единица к выносливости в день, это тридцать единиц в месяц. Беллу хватало и этого, но Лекс, ненавидящий часы раньше девяти, подбадривал себя дополнительно — культура тела совершенно не развита в мире, где за идеальные пропорции безвозмездно берётся Фална; он намеревался усилить этот эффект и если не получить сильного прироста к мощи, так стать счастливым человеком, ведь одна мечта исполнится — заполучить шикарное тело. Он бежал и думал об этом, прибавил ходу. Через некоторое время, по границе заданной и южной стены, ребята достаточно разгорелись интервальным бегом и приступили к основной идее каждого утра — бег максимальной скорости насколько хватит выносливости. Лекс рванул первым по безлюдной, пыльной достопримечательности Города Героев, Белл поспешил за ним, сжав зубы. Эту часть занятия он не любил. — Как думаешь, хоть до восточной добежишь? — Лекс, не дразнись! Они перекрикивались на бегу, будучи рука об руку: стена была достаточно широкой, чтобы вместить не двух паралельно бегущих людей, а целых пять. Белл надулся на колкость товарища, ведь тот мог и промолчать — "ушастый", как его обозвал юноша в мыслях, обладал выносливостью почти финального ранга на первом уровне, в то время как младший лишь приблизился к середине пути этой трудной характеристики; поэтому он всегда отставал и плёлся позади, а Лекс бежал и бежал, поддразнивая. Хоть их скорость в целом равна, разница в выносливости мерила гигантскую пропасть между ними; это негодование подкармливало мотивацию для становления с каждым днём лучше. Ребята разогнались на максимум спустя полчаса бега и стали выжимать из себя что есть мощи. Шли рука об руку, но недолго, ведь разница почти в пять рангов выносливости, но не скорости, давала о себе знать. Через долгие, почти вечные Беллу минуты, он стал замедляться и отставать — Лекс не ждал, ведь на то тренировка не рассчитана. Вскоре, по восточной части стены Орарио он бежал один, тяжело дышал, но ощущал ещё достаточную силу в ногах и лёгких для первого полноценного круга за всё время утренних забегов. Скорость была нешуточная, держать ушки прижатыми к затылку уже не получалось, потому они развивались на ветру и звучно хлопали, иногда до боли. Бежал в таком темпе он долго, встречал разгорячёнными вдохами рассвет. Но в моменте, когда метался между желаниями перейти на шаг, или продолжить истязать ноги, Лекс добежал до высшей точки северной стены и остановился — издали смотрела прекрасная девушка, которой он совсем не ожидал здесь встретить. Она держалась за зубец стены и с любопытством осматривала вторженца в её личное место для раздумий. Он тут же вытер лицо от пота, выровнял дыхание и через пару минут шагом оказался пред Айз, в любопытстве осматривающей с головы до пят. — Привет, не помешал? Мы тут с Беллом на пробежке. — Привет... — и больше ничего, продолжив с любопытством разглядывать. Лекс стал в ступор, ведь упомнил, что ни разу не общался с Айз Валленштайн и не знает какова златовласая красавица в "реальности". Она оказалась задумчевее и отстранённее чем предпологал. — Эм... Я тут Белла тогда подожду, хорошо? Если не мешаю. Девушка молча кивнула, и кажется не собиралась отводить от Лекса взгляд; особенно долго она всматривалась в его уши. Тот в неловкости отошёл подальше... Однажды, мечница спасла их, но за это уже давным давно оговорены слова благодарности, а про события монстрофилии говорить не хотелось — на том сошли на нет мысленные попытки парня найти тему для разговора; бродил шагом туда-сюда, осматривая сторожевую башню, делая вид, будто никого здесь нет. Однако же, как утренний лёгкий ветерок, Айз внезапно очутилось рядом с ним, и шороха не издав. Он почувствовал — кто-то стоит прямо за его спиной, и вздрогнув обернулся: — Эм... Что такое? — Вы веселитесь? «Что хочет мне сказать этот блаженный человек?» — подумалось Лексу. — Веселимся? Не сказал бы, мы тренируемся. Айз оживилась. — Тренируетесь? Как? — Бегаем. — ...Бег, это тренировка? — на абсолютно безэмоциональном лице девушки промелькнула тень удивления. Лекс усмехнулся — перед ним хоть и стояла сильнейшая и самая необычная авантюристка в мире, а всё же шестнадцатилетняя, при чём недалёкая девушка: — Для твоего уровня бег это точно не тренировка, а вот для нас, пока что — да. Если бежать на износ и очень долго, то это принесёт свои плоды. Не так эффективно как драться с монстрами, но всё же. — Айз выглядела очень заинтересованной, золотые глаза и тёмные брови ясно выражали эмоции, в отличии от остального лица. — Помимо простого увеличения выносливости, можно научится разным техникам бега и дыхания, что поможет в будущем. — Вы тренируетесь... Это похвально. Изумление лёгкой улыбке Айз, едва уловимой, затуманило какие-либо мысли. Лекс часто моргал, думал — сон, где запечатлел ту самую красоту Принцессы Меча, о которой в народе говорят. Но опомнившись, его будто молнией удалило и догадка пришла вспышкой: — Слушай, Айз, может немного нагло, но у меня к тебе просьба... Девушка заинтересованно хлопала длинными ресницами. — Можешь совсем немного потренировать Белла? Совсем немного, если тебе конечно не в тягость. — Потренировать... Белла? Твоего брата? — Да, именно его. Мы так-то не братья, — пощипал мех на кроличьем ухе, — Но всё же семья. Было бы замечательно, если бы ты научила его чему-нибудь — отплачу чем смогу. Пожалуйста. Айз не возмутилась просьбе, к удивлению говорившего, а всё так же раздумывая молчала. После, ответила привычным безэмоциональный тоном: — ...Я выполню просьбу. Но скоро у нас экспедиция. — Правда? Вот уж спасибо, я твой должник! А когда ваш спуск? — Через неделю и два дня. Он не знал отчего она согласилась, от внезапности ситуации, или от собственного интереса, но счастье то было невозможное; Лекс почти светился. — Больше тебе спасибо! Я и так перед вашим семейством круглый должник, но как-нибудь отдам долги, спасибо. — Хорошо... Если бы Лекс имел опыт общения с такими люди как Айз, то понял бы, как на самом деле быстро бьётся её сердце: дружеский диалог с едва знакомым, но вроде бы хорошим человеком, который часто на слуху; понимание, что не она одна каждодневно трудится даже для малых чисел на спине; и внезапная просьба стать наставником. Слишком много для социально отстранённого человека, потому она просто соглашалась со всем, не особо задумываясь. Лишь сила воли помогала ей участвовать во внезапно трудном диалоге, а не пялиться на его уши, намного больше и пушистее, чем у Ракты. Сложно сконцентрироваться. Айз опомнилась. — Когда начинаем? Здесь? Счастливая светяшка Лекс кивнул ей за спину: — Тут уж сами разберётесь. — обернувшись, девушка увидела Белла, всячески наводящего на своём взьерошенном от тренировки образе марафет. Он шагом, покрасневший, приближался к ним. — З-здравствуйте, Мисс Валленштайн! — почти отсалютовал. — Привет... Лекс едва сдерживал смех; предвкушал реакцию Белла на его слова: — Я нашёл тебе другого наставника, к Такемикадзучи сегодня пойдём вместе, а дальше уж я сам. Белл не понял, не понимал долго, пока не стал похож на рыбу, выуженую на горячий песок — молча открывал и закрывал рот, даже потряхивало слегка. — Л-л-лекс?! Тот коварно ухмыльнулся и побежал прочь трусцой: — Давай, крепись, Белл! Айз, большое тебе спасибо! — быстро набрав темп, исчез в арках сторожевых башен. Он оставил два социально неполноценных человека наедине — злодей. Но каков счастлив был! Лекс выполнил одно очень давнее обещание. 3 В последнее время мы возвращались домой очень поздно. Утренние пробежки, следом Подземелье, а затем тренировки Такемикадзучи выжимали из нас все соки, но благо некоторые решения из прошлого пришли на выручку — уволившаяся с работы Гестия каждый вечер встречала нас теплом, едой и заботой. Ворчать она тоже не забывала: — Я с вас поражаюсь... А больше с тебя, Лекс! Мало того, вдвоём себя калечите, так ты ещё и Белла этой Вален-как-её-там отдал! Мальчишка был неподалёку, в холле, натирал броню и держался скромно, то и дело смущаясь на пустом месте. Гестию это жуть бесило и оттого она бубнела. Я перехватил поварёшку из её руки и сунул обратно в кастрюлю — любит она использовать этот столовый прибор не по назначению. — Неудобно перед Такемикадзучи, но ты сама понимаешь какой это шанс. — Понимаю, но а вдруг она! Вдруг эта приспешница Локи... моего Белла! На опасения Богини я лишь коварно ухмыльнулся, конечно же за тем, чтобы больше её раззадорить — когда все вокруг упоены любовными вопросами, а ты один будто невольный наблюдатель, и не такое устроишь. — Я-я думала ты мне помогаешь! — обижено воскликнула. Что я? Что мне? Вышел из кухни тихонько хихикая — прибавил шагу, когда услышал, как она снова достала поварёшку. Белл мечтательно ухаживал за бронёй и напевал мелодию, а когда увидел меня, освежился: — Снова препираешься с Богиней? — Да так, немного. Чую, снова буду острый суп есть. — Ты как сегда... Я сел на диван и подтянул гитару, но вовсе не для игры, а затем чтобы ослабить струны; пальцы адски болели и почти не сгибались под бинтами; во всём виновата концовка моей тренировки. Укрепление пальцев, это та ещё боль... Не будь на моей спине Фалны, пришлось бы их отрезать после тех мучений с песком и кувшинами. Расстроив гитару, я раскинулся на диване, хотелось отужинать и наконец уснуть. Немудрено с таким графиком — ни минуты покоя; остаёшься наедине с головой лишь перед сном. Но раз всё делается во благо, то ничего страшного, ведь как говорится, тяжело в учении, легко в бою. Пока мы ждали кормёжки — Гестия сегодня припозднилась — делать было нечего, спать нельзя. Внимание привлёк новый предмет мебели, преподнесённый нами в дар Богине — зеркало в полный рост, купленное у заезжего из Мерена торговца. В полный рост оно было лишь Гестии, потому стоило относительно недорого. Я стал напротив и задрал футболку на животе: — Уф... — повсюду на коже зияли красные пятна от ожогов. Но не они были моим вниманием, я смотрел на удивительную для себя вещь — плоский живот. Если задуматься, таковым я его никогда не видел; присмотреться, и проглядывались очертания мышц, стройный стан. — Кушать подано! Заберите суп на плите! — Гестия вошла в зал с тарелками и заметила меня за странным занятием. — Ты собой любуешься? — Знаешь... Немного. Вот, грущу за пропавшим товарищем. — хлопнул по ожогам, скривился. Богиня раскладывала тарелки; с толикой ностальгии ответила: — А когда ты только пришёл, у тебя правда был животик. Сразу видно — пекарь! — В том- то и дело, что я пёк, а не ел! Я всегда пухлым был, а тут за месяц... — Бедный, иссохшийся! Кушай скорее, а не то рассыпешься! — Уже иду~ Что говорить, ужин как всегда был вкусным. Хоть Гестия неуклюжа повседневно, а готовка её идеальна, без сучка без задоринки. Мой суп, на удивление, острым не был, в отличии от взгляда Богини, коий слишком уж часто падал на меня. Как бы то ни было, а в любовных похождениях не без проблем, на что намекают мои действия. Ужинал я молча, лишь те двое бесконечно болтали обо всём и не о чём, иногда отвлекаясь на еду. Я не я, если лягу спать с уставшим телом но светлым разумом, нужно к концу дня и голову измучить под стать остальному — плохая то привычка, или нет? Очень трудно нынче думать... Столько всего лезет на первый план мыслей, что невольно отключаешься от мира, будто перегружаешься, как неисправная мыслительная единица. В последние дни поток самых разных событий, действий и последствий посещает голову чаще и чаще, а обратить на него внимание, скрипя сердцем, не выходит. Вокруг вечно что-то происходит, вечно какие-то события, сумбур и движение. Я к тому не привык, я так не жил, но почти месяц здесь исправил меня в сторону иную... Не верится, что когда-то были дни, где ни разу не было повода сказать хоть слово, или что-то сделать. Былые дни лени вспомнилась, словно слон, словно что-то невозможное, ведь сейчас куда не пойди, куда не посмотри, а нужно что-то сказать, или сделать, где-то проявить смекалку, где-то промолчать, с кем-то поторговаться. Жизнь переменилась ещё больше, чем месяц тому назад — моё изменившееся к лучшему тело лишь доказывает сумбурность, и главное, живость происходящего вокруг. Привычный к серому спокойствию человек будет не в своей тарелке, будет беспокоен и тревожен, захочет остаться наедине с самим собой — и я хочу, ибо такой же, хочу взять гитару и снова уйти учится петь, к озеру, чтобы проникнуться прошлым и загрустить. Но нет — жизнь разворачивает меня обратно, и как сегодня утром, заставляет действовать. Тренировки Белла и Айз это то, о чём я совершенно забыл, так как смирился с окончательным отхождением од изначального сценария мира без меня. Наша внезапная встреча с ней выбила из колеи и лишь чудом мне удалось вспомнить почему Айз была именно в тот час на стене — бегая, мы прибежали к её месту уединения и раздумий. Об этом я совершенно позабыл, но успел воспользоваться шансом; оказывается, очень много силы в обычном "пожалуйста". Неудивительна моя забывчивость — в голове беснуются мысли о будущих событиях, о настоящих и прошлых, к ним примыкают мои нынешние решения и проблемы: Лили и её семья, тренировки в доме Такемикадзучи. Я нарушил всё что мог, изменил и перекроил до чего дотянулся; это вызвало проблемы: неводомо ни мне, ни кому либо другому, что случиться после тренировок Айз и Белла... Месяц пройден, характеристики для повышения уровня набраны, но не доведены до пика, и не боится мой младший никакого минотавра, ничто не останавливает нас на пути к силе, лишь образ свирепого Аллена страшит, но и то... скорее ненависть. Нет озабоченности Белла златовласой красавицей, есть лишь ориентир на её образ, влюбленность красотой и восхищение силой — нет причин выходить за лимит, только стать лучше, взрослее. И не знаю я к чему это приведёт... Не было ни одной ночи, когда я не думал об этом — скоро должное случится повышение, но как? И к тому, что делать с семьёй Лили? Изначально, её паства должна была забыть о ней, посчитать мёртвой и возвратить нескоро, но сейчас дела другие — семейство Гестии буквально заявило, что украло члена другой паствы, я заявил. Очень стыдно, не люблю ругаться и выходить из себя... становлюсь дурным. И во время всего этого, я думаю о будущем; дела настоящего не решены, а мысли мои там, где-то далеко, в Кноссе и Квартале Удовольствий, у Урана и у Фрейи. Прошлое полнолуние, выйдя на улицу, я трясся чтобы не увидеть вспышку в небе, вспышку смерти Харухиме; в это полнолуние буду делать то же самое... И лишь вопрос времени, когда мы семьёй станем помогать ныне нашим друзьям, пастве Такемикадзучи. Это настанет, потому боязно и страшно, но больше бесит — мы слабы, стараемся, но хочется быстрее. Для ускорения у нас есть все инструменты, которыми мы пользуемся; у меня они тривиальны и понятны, но у Белла то ещё чудо:

«По стопам Героя – Аргонавт»

• Коли гнев застилает душу — Бей!

Зависть, тьма? Не стесняйся, беги!

Если счастье бьёт ключом — Крепни.

Жизнь ударит, не слабей!

Я честен, я чист, я не виноват!

Побежит страх по телу? Уклонись!

И любовь когда оживёт — то магия.

Так ты живи, живу и я — Аргонавт!

• Навык перманентно повышает характеристики, исходя из Летописи Первого Героя.

Зная Аргонавта, не удивляюсь этой писанине. Скорее всего, за тысячу лет, эта надпись, высеченная где-то на каком-то камне простаком-героем, теперь осталось лишь у Белла на спине. Аргонавт был простым человеком, вольным и простым, поэтому рифма и он, это вещи далёкие... Глупый стих. Мы думали над ним всего одним вечер, ведь как и Герой, он до боли прост — эмоции даруют новые характеристики; Беллу всего лишь нужно стараться стать сильнее, чего-то желать, чего-то боятся, кого-то любить, и просто жить. Очень в духе того невероятного человека. Наши инструменты понятны, пользуемые каждый день и эффективны, к Фалне есть лишь один вопрос — что с магией? Белл прям, как рельса, бросается молниями только в путь, куда не глянь там вспышка и труп. Его показатель магии неуклонно растёт, и это радует, но не могу понять эту скорость — растёт он то частого использования заклинания, или от любви? Та ещё загадка... и едва ли даже Белл на неё ответит. За эту силу ответственны Гестия и Айз, в этом я уверен и надеюсь, в будущем скорости роста лишь прибавится, что бы это не значило! Моя же магия — загадка. Занимает львиную долю размышлений и ответственна за просвещение некоторых людей великим и могучим. Я которой день над ней бьюсь, ругаюсь и пытаюсь понять — не зря. В свете событий раньше, я смог использовать её, но неосознанно и того не желая! Это грандиозный прогресс, ведь хоть магия и протекла незаметно, а я ухватился за её осадок, почувствовал, как она струилась по телу: сперва гневом, после энергией разума, а за тем магией и ударом. Совершенно призрачное чувство бурления по венам иной крови, будто тягучей и горячей. Очень походило оно на ощущения колдовства Лефии на монстрофилии, но отличалось. Я не забывал это чувство ни на секунду и каждый миг, когда предоставляется возможность, я тренируюсь — на отработках одиночных ударов в стойке часто стараюсь при том использовать магию. Это нарушает концентрацию на правильном исполнении ударов и Такемикадзучи злится моей рассеянности, но оно того стоит. Не знаю как чистый гнев связан с лёгким исполнением безмолвной магии, но то факт. И несколько раз у меня получалось — воздух вокруг пальцев дрожал от высвобожденной магии, словно жар на горизонте летним днём. Магия... Я использовал магию. Это божественное чудо. И насколько же она сильная! До того дня, когда Лилируку схватили, я не мог понять перспективы своего "колдовства", но тот удар по дереву, который я в порыве хотел сделать не сильным, но звучным, всё мне рассказал. Магия, позволяющая касанием заставить кору дерева взрываться, а всё за ней покрыться трещинами, не может быть слабой. С того дня я больше не ругался на свою магию, ведь в ней сколько загадок, столько и потенциала.

«Правая Рука Тюра»

• Безмолвная магия.

• Поговаривают, что сам Бог Войны, Тюр, мог разрушить гигантскую гору, ударив через хрустальный бокал, тот ни разбив, ни сдвинув.

• Позволяет использовать ману для усиления тела. Каким образом – решает Владелец.

• Ограничения:

× Сон Морфея. Пользователю запрещено использовать какое-либо оружие кроме собственного тела. Касание ко всему, что сочтётся орудием, приведёт к долгому сну. Возможно сопротивление при достаточном количестве энергии разума.

Даже с такими условиями можно считаться, если мои ожидания окажутся правдивы... Ничего кроме надежды здесь не поможет, но другого и не нужно? Отужинав, мы прибрались и в очередной раз не стали прощаться, не смотря на поздний час. В последнее время мы порознь, особенно наша любимая Гестия; без нас она скучает, потому вечером старается насытится нашим вниманием вдоволь: — Лекс, тренируем вокал! — Богиня... Стыдно. — Бегом-бегом, с твоим-то голосом и талантом к музыке станешь звездой! — Морской? — Хватит дручаится, я тут тебе учебную программу написала, пока делать было нечего. Вон там на тумбочке возьми, — указала пальцем, ведь сама достать не могла. Белл делал ей массаж спины, будучи цвета своих глаз с головы до пят... Та ещё картина, учитывает излишне открытое платье Богини. Я поплёся за кипой подозрительных бумажек. Они были исписаны строчками песен, куплетами, пояснениями музыкальных терминов и различного рода планами для развития певчего голоса. — Ну Гестия... — Живенько! Тяжело в учении, легко в бою! Нас с Беллом передёрнуло. — Знала бы ты, сколько раз мы уже слышали эту фразу... — я сел на диван, почитал, принялся выполнять по пунктам. Наш подвал на один вечер стал пристанищем моего стыда, моих мычаний, стараний и вновь тренировок. Жизнь не стоит на месте. И я скучаю по тем ленивым дням, когда я только-только освоился с Подземельем. Знал бы я сейчас, что скоро станет ещё сложнее.