Ушки, Хвост, Два Топора

Продуктов раздолье — от одного края стола до другого. Уверен, стол в этой бедной кухне никогда не держал на себе столько еды и ингредиентов. Вот-вот начнется шоу для сидящего неподалёку юноши. Белл притащил из холла табурет, и потягивая сок, наблюдал за моей подготовкой к приготовлению плотного ужина. Ему до коликов стал интересен мой опыт в поварской сфере, ведь, уж моя беда, я рассказал ему очень много того, что умею и могу — он ждёт чуда, а кто я такой, чтобы рушить его ожидания? — Лекс, а что будешь готовить? — Ну... Для начала замешу тесто, в потом сделаю что-то вроде рагу по моему личному рецепту. — Поскорее бы... — о нетерпении вкусить домашней еды, вместо пайков, которые мы обычно едим в Подземелье, говорил не только он, но и его тело — то ли от сладкого сока, то ли от голода Белл то и дело сглатывал поступающую слюну. Выглядело мило — маленький голодный кролик. — Нравится сок? — Ага! Он из ягод Подземелья? Дорогой наверно был... — он протянул мне стеклянную бутылку, в которой не хватало ровно одной кружки жидкости. Я отказался, ведь взрослый: моя задача баловать младших и отказываться от их вкусностей. — Нет, спасибо. У меня есть свой сок. — Где? Тот бочёнок? А что там? — Пиво. — А-а-а... Желание испить то самое пенное подгоняли руки, но в целом спешить было некуда, ведь Гестия ещё долго будет на работе — без неё ничего не начнётся. Пока мы одни, стоит заняться приготовлением хлеба, а после и основного блюда. Всё сготовится как раз по прибытию Богини. Я стал расставлять продукты со стола по кухне, дабы не мешали. Благо, на втором столе, где почётно занимала место «грейка» и странно футуристично-средневековая плита, оставалось достаточно пространства для остального. Наконец наша кухня начала преображаться — доселе была пустой, очень практичной, а сейчас наконец полнится нужными вещами, а не только полупустой банкой старого риса. По стенам тут и там на странной высоте прибиты полочки, меня всегда это интересовало: — А почему они так низко? — постукал по одной из них, еда доходящей мне до груди. — Богиня просила прибить их так, выше не достаёт. — Ха-х... Ладно, с чего начнём? — С мяса? — Есть хочешь, да? — Да... — Терпи. Начнём мы с теста, — вымыв руки, я стартовал: горка из пышной, словно облачко, муки; туда отправились тройка яиц и немного теплого молока. Спустя время и растопленное сливочное масло подоспело, а уж затем опытные руки взяли ту горку в ход. После, в недоделанное тесто отправилась жидкость из баночки, которуя я получил в одной пекарне у доброго пекаря — кисловатый запах закваски резко ударил в нос, Белл скривился, но даже и не подозревал как тяжело мне, циантропу с невероятно чувствительным обонянием. К сожалению, измерить граммовки я не могу, ведь уж чего, а весов, даже самых простых, на кухне не наблюдалось. Пришлось пользоваться опытом, делать на глаз. — Смотри и учись, Белл, — мои руки стали творить с тестом «любовь», отчего юноша заворожился. — Ого! — С тестом, как с женщиной, нужно быть аккуратным, но настойчивым. Белл наблюдал за мои движениями и пропорциональном секундам краснел. Видимо представил на месте теста красавицу, либо её часть. — Ты запоминай, старший плохому не научит! —Х-хорошо... — тот смутился. Ясно чего на него девицы липнут — смущать его одно удовольствие, ведь на той белой коже румянец виден всегда, даже самый бледный. Хорошо сейчас Гестия одна такая, а ведь дальше хуже, боюсь как бы времени на Подземелье у него осталось, ведь с моими-то наставлениями все девицы Орарио лягут... Молодость страшная сила. — На, взбивай, ловелас... — А? — я дал тому миску с белками, путь работает, набивает руку, его избранница скажет мне спасибо. — Мне просто делать вот так? — пару проверочных движений трёхзубой вилкой. — Именно. И постарайся побыстрей, а я пока займусь основным блюдом. Алый колобок был укрыт полотенцем и дожидался, пока в него вмешают взбитые белки. Пора приступит к излюбленному гастрономическому удовольствию всех студентов — «Сковорода». Тушёное мясо с овощами, что естся хлебом прямо из горячей сковородки. Поистине жемчужина; праздничное блюдо! Я шустро обжарил мясо на невероятно мощной плите, а тем собрал для Белла перекус — немного овощей, того мяса, да хлеба, купленного для сравнения с моим. — Держи, замори червячка. — тот поблагодарив, накинулся на еду с вольчим аппетитом, а я изъял его труд и закончил замес теста. То отправилась отдыхать под одеяло на кровать Гестии. Интересно, выйдет ли хлеб Божественным в таком случае? — Значит, чтобы тесто вышло хорошим, нужна тишина и тепло? — Конечно, а ещё любовь. — Любовь? — Когда моя бабушка пекла хлеб, то в доме стояла абсолютная тишина. Домашние ходили на носочках и говорили шепотом, чтобы тесто взошло идеально. Любовь и уважение. — Вау... А мы редко пекли хлеб, если вспомнить. Дедушку вечно угощали тётушки по соседству. — Хах, угощали? Наверное не только хлебом? — Да-да, они много чего нам дарили. Это казалось мне странным... И сейчас тоже кажется. — А вы, в ответ? — Конечно, но точно не так много, как они. Белл поднялся со стула и пошёл в ванную комнату мыть свою посуду. Но отсутствовал минуту, но этого хватило дабы вдоволь насмеяться. — ...Лучше тебе не знать как дедушка зарабатывал подарки. — зная Зевса и то, насколько он здешний похож на знакомого мне, ответ на дилемму очевиден. Пронырливый старый. Белл вернулся с чистой посудой и поутихшим голодом: — Ты что-то говорил? — Н-нет, хотя... Как звали твоего дедушку? — Зесс Кранел. А что? — Вот как. Ничего, просто интересно. Спустя час разговоров ни о чем и ещё пары перекусов, рагу приготовилось, а тесто поднялось так сильно, то нам едва удалось утащить его с кровати Гестии. В противном случае искали бы мы по вечернему Орарио где купить новый комплект постельного белья. — Уже пятый час, а Всевышней всё нет... — Дурацкая её работа в этом ларьке. Каждый день приходит как с пыток... Надо бы уговорить её уволиться. Не пристало Богине Вечного Огня харчи кметам варить. Уж лучше пусть нам варит. — Хах... Наверное не выйдет, — Белл раздосадованно посмеялся. — Почему это? — У Богини... Ну... Долг. — Долг? Когда успела? — ...Спалила прилавок. Тем временем, я формировал тесто, но услышав причину долга Гестии, залился хохотом. — Пф-ф-ф, спалила целый прилавок?! Ах-ха-ха! — конвертик из теста порвался в руках, те дрожали от смеха. Белл подхватил волну, но счёл грешным смеяться над Богиней, поэтому сдерживался, не поддавался на мой хохот. — А ведь точно... Не её случаем Лихом Северной Улицы кличут? — А откуда ты знаешь? — Угадал. Ну ничего страшного. Не будет же долг за прилавок непомерно большим? Как-то отдадим и освободим нашу милую Богиню. — Да! Будем работь ещё усерднее! — Молодец, Белл, а теперь, будь добр, помоги мне с формовкой. Это последний этап перед выпеканием. — Конечно! Что делать? — Смотри, сперва берёшь булочку за края и слегка встряхиваешь, но не сильно, чтобы не порвалась, — Белл аккуратно повторил точь в точь, — А теперь вкладывай растянутые уголки в центр и аккуратно, не разрывая получившегося когвертика, повтори это с противоположной стороны, — руки двигались автоматически, а мальчишка наблюдал за ними пристально, будто я творил чудо из чудес. — В-вот так? Ой, конвертик распался... — Ничего, главное не мни слишком сильно, ибо воздух выйдет и хлеб не поднимется. Слышишь, как пузырьки внутри лопаются? — Да... Это выходит воздух? — Именно. А теперь переверни булочку и скатай из неё аккуратный колобок вот такими вот... Движениями... Оп! — гипнотизирующие покатывание колобка, плавные касания теста к ладоням в муке и финальный шлепок по мягкой, вызывающей некие ассоциации, нежной хлебинке. — Я повторю! — Не спеши, Белл, не спеши... Он посыпал стол и ладони мукой, положил розовую булочку на стол и сперва двинул первой рукой, сложенной лодочкой, а затем левой. Движения были нежными, боязливыми, но наполненными любовь и теплом, почти как в печи. Люблю это движения, особенно в таком исполнении — покатывание теста, запечатывание краёв булочки, лучшее в формовке. И не только мне оно любо — Гестия уже давно стояла в дверях кухни и смотрела на любимого зайчонка, чьё лицо каким-то образом испачкалась в муке. Любовь в её глазах сияла неподдельной чистотой — смотря на Белла, таяла она. Мне было совестно, я немного ревновал. Хотелось, чтобы и она хоть чуточку взглянула так же на меня, но оттого и было совестно — жадный я к такому. Люблю свою Богиню, всегда любил, но куда деть эти странные чувства — не знаю. — Ну как, у меня получилось? — Да, Белл, молодец. А теперь давай и с остальными такое провернём. Ты делаешь три и я три. — Давай! А как... О, здравствуйте, Богиня! — он наконец удосужился заметить Гестию. Её улыбка заставила цвести ту пыльную, полупустую кухню — метаморфозы тут и там: то пыль обратилась нектаром, то из настенных трещин распустились цветы. Гестия подбежала к юноше и девичьим движением смахнула муку с его носа. Тот покраснел и робко посмеялся. — Ты такой милашка, Белл! — Н-ну, Всевышняя... — Хи-хи! Хоть и ревность, хоть и крупица зависти, но, всё же, сердцу приятно смотреть на это. Конечно мне нравится Гестия — она всем нравится, но что делать когда она рядом? И не думал о таком. Благо, с ней никому и никогда ничего не светит, кроме Белла, оттого спокойно на душе. Хочется видеть больше их сближения. Уж надеюсь «в этот раз» что-то получится, гештальт не останется открытым. Только вот проблема... Гестии бы по-хорошему подождать ещё годика четыре хотя бы, а то выглядит это... Странно. — Лекс, неужели у нас будет домашний хлеб?! — А? Что? Да... — вылетел из мыслей, — Да, но не только он, — я поднял деревянную крышку со сковороды и явил на свет апофеоз сегодняшнего дня. — Вау! Это всё нам?! — Ну кому ж ещё? Только ещё подождать надо — хлеб печётся. — Хочу уже! — воскликнули они в унисон. — Терпите, малышня!

2

Застолье начиналось. Розовые колобки обрели аккуратные разрезы на боках и отправились в печь. Под пристальные взгляды гостьи небесной и её зайчиков, хлебушек стал медленно расти и румяниться, но жаль не видно было — духовка та сплошной куб и ни одна из её сторон не была стеклянной. Лексу приходилось скрипя сердцем открывать «грейку» и проверять хлеб, впуская внутрь воздух. Неприемлемо, но то на то и шло. Как опытного пекарня, того подобное не радовало, но булки всё равно получались — спустя тридцать минут томительного ожидания те настолько подросли, что не было конца удивлению Лекса. Хлеб насущный, мягкий и воздушный. — Кстати, а что празднуем? — Ну-с… Поводов на самом деле много. В конце концов пополнение семьи Гестии! — Пополнение?! Кем?! — воскликнула Богиня. Лекс нахмурился: — …Мной. — А, ой! Хе-хе… Просто я так привыкла к тебе, что и забыла. Хе-хе — Режете без ножа, Богиня. — Ну прости! — звонко засмеялась беззаботное Божество, наградив своё дитя ободряющим жестом, — А сколько ты потратил на всё это? Столько продуктов, бочонок пива, тот сок, что пьёт Белл… — Ну… Немного. Праздник вот-вот должен был начаться, но Лекс случайно проговорился про количество денег, потраченных на сегодняшний вечер. Казалось бы, парень тратил свои кровно заработанные, но от неохотного наказания Гестии ему было не скрыться — на кухне оказалось слишком мало места. В итоге, всё повторилось. Снова Лекс сидел перед диваном, повёрнутый спиной к своим мучителям. Гестия, отпившая немного из бочонка и Белл, почему-то будто выпивший, уже были знакомы с этим невероятным чувством погружения пальцев в пушистые, толстенькие кроличьи ушки. Их било нетерпение. — Деньги надо экономить! — …Но они же были моими! — Цыц! Ты мог бы купить себе новое снаряжение, зелья, или оплатить долг за гильдейское оружие и броню! — возмущалась Богиня. — Мог… Но а как же отпраздновать? — Хах! Я знала, что ты охотен к плотским утехам! За это ты будешь наказан! — в этих словах явно было что-то личное и от Лекса это не ушло. Будто находящийся в гильотине преступник, последний раз вдохнувший, парень драматично ухмыльнулся и в следующий момент каждую мышцу свело фантомной судорогой. Спина выгнулась, а губы побелели — казалось бы, боль в чистом виде, но на самом деле то лишь попытки не испытать удовольствие от подобного «наказания». Ушки — чувствительное место. — Ну как тебе, Лекс? — Гестия… Я буду мстить! — Хи-хи! Богиня вдоволь натрогалась, а Белл насмеялся. Последний был крайне весел, чем удивлял и улыбал остальных: — Белл, ты такой забавный! — а Богиня, приложившаяся ко второй кружке пива на пустой желудок, тому веселью лишь рада. Лишь смущение пока трезвой головушки ограждало её от затеи обнять Белла и загладить до смерти. Лекс стоял в дверях кухни и глядел на робкие попытки Всевышней подвинуться поближе к любимому на диванчике — у неё не получалось. Каждый сантиметр ближе к юноше оборачивался дециметром расстояния, будто что-то внутри Богини отбирало всю смелость и напор. Такие сцены повторялись каждый вечер на протяжении всей недели прожитой Лексом вместе с семейством Гестии. Так уж сложилось, что любовь Богини почему-то расцвела сто крат сильнее, чем помнил Лекс. То ли это было связано с «реалистичностью» окружающего мира, то ли его присутствие отразилось на жизни здешних сильнее, чем он мог представить. — Ах, Богиня! — О-ой, прости! — Вы вся в со-Ик-е! Сегодня случилось жарко — не только на кухне, где духовка во всю пыталась выпечь первую партию гигантских хлебушков, но и в холле, где два(?) охмелевших жителя одного подвала завалились друг на друга. Когда Лекс вернулся из кухни на странный звук, то застал картину: между грудей Гестии застряла кружка Белла, содержимое которой расплескалось и тут и там. Её белое платье, хоть и плотное, но явило запретные штучки. Большой кролик опёрся на дверной косяк и присвистнул: — Фью-ю… А вы времени не теряете! Я ведь только на кухню отошёл… — Не смотрите! — Вскрикнула Богиня, чьё декольте и странной физики ленточки окропил сладкий сок из ягод подземелья. Белл тут же отвернулся, став алее своих глаз. Лекс последовал его примеру, но зоркий взгляд, особенно на такие вещи, успел передать мозгу информацию о всё таком же нежелании Гестии носить что-либо стесняющее свободу груди. Это, кстати, служило ещё одной причиной, отчего Лексу трудно находится рядом с Гестией долгое время. Богиня забежала на кухню, прикрывая мокрое сверху платье полотенцем: — Лекс, извини, а у тебя есть запасная… Рубашка? У Белла все в стирке и мои платья... Тоже. — смущённый вид девушки, невероятно красивой, завораживающей, буквально принудил его мысленно перекреститься. Через некоторое время Гестия, чью кружку с пивом отобрал подаривший ей затёртую футболку, вновь сидела рядом с Беллом и смеялась со странного поведения мальчишки. — Белл, ты сегодня такой смешной! А расскажи ещё раз о том, как вы сражались с толпой монстров! — Сей-сейчас как расскажу! — Лекс слушал их диалог, точнее пьяную белиберду своего братишки, стоя за плитой. «А когда он успел накидаться? Он же не пил пиво?» — не понимал, но очень хотел разобраться. Однако перед этим, Лекс вытащил из печи противень с тремя колобками, похитившими его сердце с первого взгляда. Хлеб получился невероятный. Будь он дома, в прежнем доме, то та пекарня стала бы его. Сковорода взгромоздилась на деревянной дощечке в правой руке, а хлеб на такой же, в левой. Он вышел из кухни, гордо вскинув голову. К низкому столу его сопровождали воодушевлённые вздохи голодающих и хлопки в ладоши. — Принимайте! — деревянные дощечки с едой хлопнул о стол. Прозвучало в унисон: — Ура! Приятного аппетита! — начался стук деревянных ложек о посуду. Лекс неспеша подвинул табурет к столу и, в отличии от семьи, не стал накладывать в миску гуляш, он взял булку хлеба, подбросил её пару раз, удивившись мягкости, и оторвал от неё небольшой кусочек. За ним наблюдали пристально, ведь он показывал как правильно есть приготовленное им блюдо — кусочек хлеба окунуть в сковороду и зачерпнуть им юшки да мяса. Белл и Гестия нервно сглотнули — непосильно сдерживались, чтобы не разорвать поданное блюдо под чистую. — К-как вкусно! — Лекс, у тебя в Фалне не было магии, как ты это приготовил?! От похвал нагрянул пунцовый оттенок,. Парень прекратил есть и с улыбкой взглянул на своих, будто маленьких деток, друзей: — Вы просто голодные, — попытался отнекаться он, но услышал лишь недовольное бурчание набитых ртов. Кончено ему нравилось когда еду приготовленную им едят с таким аппетитом — тут любой расстрогается. Их праздник так и длился. Хлеб, рагу исчезали волшебным образом, а пиво и сок только успевали журчать в стаканах. Когда всё было сметено под чистую — ребята, хватаясь по животам, откинулись на спинки кресел, а кто сидел на табурете — упал на пол. — От так да-а-а... Праздник живота. — Обращайтесь... — Вот что значит мужчина у плиты — не экономит, за то очень вкусно. — Спасибо, Богиня, но я всё же надеюсь, что именно вы будете готовить в этом доме. — Но я на работе... С радостью, но... — Увольтесь. — Легко сказать. Там... Ситуация. — Да знаю я. Выкрутимся. Нам будет очень приятно и полезно есть именно вашу еду в Подземелье, а не сухпайки. — Д-думаешь? — Конечно, ваша готовка просто шикарна, да, Белл? От соседнего с Гестией места не доносилось и звука, лишь один — сопение. — Белл? — ещё раз позвал Лекс и поднялся с пола. Юноша спал. Сопел и спал, что-то тихо шурша себе под нос. — Он спит. — Спит? — Гестия подсела ближе и погладила его по волосам, тот всхихикнул. Старший опешил — сегодня не устали они в Подземелье настолько, чтоб вот так просто вырубаться. Он покосился на чашку, из которой пил Белл, а затем сделал оттуда глоток. — Так это ж вино! — А?! — Гестия выхватила кружку и тоже отхлебнула. В подвале повисла тишина. Разразилось возмущение: — Ты что, решил Белла мне споить?! Он ещё маленький! — Да не знал я что это вино! Оно не пахнет... И вообще, не тебе говорить о возрасте Белла! — Что ты сказал?! А ну давай свои уши сюда! — они закружились вокруг дивана, где спал Белл. Рычащая, пьяная Гестия, и Лекс, не менее пьяный, за языком не следящий. Их догонялки длились недолго, с дивана раздалось: — ...Тоже х-чу... Кр-той... Навык... Минуту спустя дверь на кухню без скрипу закрылась. Белл остался один, мирно спал. На кухне раздался раздражённый, а затем и виноватый шёпот: — Ты зачем ему вино дал?! — Ну не знал я что это вино! Я сок просил — мне продали. Сам-то не пробовал... — Ну ты конечно! — Ну я конечно... Ладно уже, пусть спит. Алкоголь из него не вынешь. — Тц! Злодей ты. — Ну да, косяк, а что поделать? Эх, завтра он будет недоволен... — Почему это? — Я как-то рассказывал ему о вреде алкоголя, не думаю что он всё понял, но он точно знает — это вредно и мешает стать сильным. Он этого точно не потерпит... — Вот как... Не думаю что вреда будет так много — голова поболит и всё. Но всё равно! — Ты ведь слышала, что он сказал: «Тоже хочу крутой навык». Ему это даже снится, поэтому он точно будет не рад замедлению роста... Каждый день он старается всё сильнее и сильнее, чтобы не отставать от меня. Понимаешь? — Не сказала бы, что вы очень далеки меж собой... И как у вас мальчиков выходит так понимать друг друга? — Мы же, по сути, почти одинаковые, оттого и понимаем. У всех у нас в возрасте Белла одинаковые желания — стать сильным, гарем какой-нибудь завести. — Вот-вот, гарем! Что за дурное желание?! Разврат! — Ну, это дедушка Белла постарался, хотя все мы парни не без этого. Тут в бочонке ещё осталось, будете? — А ты? — Буду конечно. — Тогда наливай... Ох уж этот дедушка Белла постарался... В такую чистую голову впихнул этот бред! — Не кричите, разбудите. Вот ваше пиво, Госпожа-Богиня. — Спасибо... — И вообще, это лишь прикрытие. Ничего вы не понимаете, Гестия. — Чего? Прикрытие? — Вот поэтому вы женщина. — Эй! Поясни уже, не паясничай! — Белл хочет стать героем. Нечего пояснять. Дедушка вбил ему больше эту мечту, нежеле какой-нибудь там гарем. Герой — обладатель всего. И сила у того будет, и ум, и деньги, и тот же гарем красавиц. Все хотят быть героями, но чаще всего, в жизни появляется нечто, заставляющее стать реалистом... Гестия молчала. — Например, появляюсь я, неведомо откуда. Совершаю глупость и получаю ненормальный навык, на который никогда и ничего не предпосылало. Моя сила — вопрос времени. Белл умный мальчик, понимает, но куда ему деться, когда он отстанет от меня? Вот он и старается, из кожи вон лезет, но мои статы уже почти как как у него... Гестия молчала. — ...Будь я на его месте, то обзавидовался бы до смерти. — Белл другой. Он не станет. — Я знаю. Поэтому вы его и любите. — Э-это так видно? — А чего ты смущаешься? Не помню чтобы ты пыталась это скрыть — каждый день к нему ластишься. Думаю, даже он уже понял. — Д-думаешь?! — К сожалению да, шотаконщица... — К-как ты меня назвал?! — Ой, не ори. Ну а что ты хотела? Ему всего четырнадцать. Пятнадцать только зимой будет. И то, это всё равно слишком мало. Странные вы Боги. — И ничего странного! Любовь наша чиста и непорочна. — Ваша? Интересно, а Белл о ней знает? — Я тебя сейчас за ухо дёрну. — Тише там, всё равно не дотянитесь. — Я подожду пока ты уснёшь. — Вас понял... Молчу. — Вот-вот. — Но как бы то ни было, любовь ваша, какой ты ее видишь — сказка. — Э-эй! — Дай договорить... Имею ввиду, что непорочной любви не существует, это романтизация обычной любви. Вот ты, допустим, как видишь любовь? Обычные обнимашки и проведение времени вместе? Куда там. А поцелуи? А исследование тел друг друга? А когда Белл подрастёт, то и нечто большее... — Э-э-это всё разврат! Что ты городить вообще! Ты! Ты! — Да не орите вы... Просто говорю правду. Не знаю какая там любовь у чистых и невинных Богов, но у людей именно такая. Без «этого» любви нет. — ...Т-ты так говоришь, потому что утонул в пороках! Тебя исправить нужно! Всё что ты назвал — разврат! — Разврат, но только если с человеком, которого не любишь по-настоящему. Когда хочешь просто испытать удовольствие. — Ну ты!.. Ужас, Лекс! И с чего ты вообще начал этот разговор? — Не знаю... Наверно просто пытаюсь уберечь Белла. А то по тебе тюрьма плачет... — И никто не плачет! Я понимаю всё что ты говоришь, и неужели ты думаешь что я совсем ничего не глупая? Твои опасений напрасны! Я всё сама прекрасно знаю! — Вы и не представляете насколько травмоопасный первый опыт... Испортите всё и потом будете плакаться, что не слушали меня. В ваших книжках в спальне всё графомания — такого в жизни не бывает. — Ой, можно подумать ты у нас очень опытный! — И правда, не очень. — Ты тоже в любви профан. Твои потуги тоже видно... — Ч-что? — Продолжаешь любоваться, делать комплементы, думать о чём-то таком, задумываться... Хотя знаешь, что я не могу ответить на твои чувства... Взаимностью. — А? — Извини... Я уже люблю другого... — Ч-чего?! Это вы мне так мстите за сказанное?! — Н-нет, просто не знала когда и как по-другому сказать... Извини. Лекс прикрыл лицо руками, поставил кружку на стол — залился краской по самые кончики ушей. — Н-не знаю что сказать... Правда так заметно? — Да... Я видела это в тебе сразу. Чёртики в глазах бегают. — Ох-ох... Ну да, чёртики. Не настоящая эта любовь. Не ваша, не та, о которой мы говорили. Другая. — Какая же? — ...Плохая. — Я так и знала, извращенец! — Гестия приложилась к остаткам в кружке и театрально отвернулась. — Ну падок я на на низких девушек, ну каюсь! — Всё равно. Будешь наказан! — Ладно уж, буду... — Будешь, ещё как будешь, развратник! Вот тольк есть вопрос — я заметила это ещё когда брала тебя в семью. Ты знал обо мне? Я тебе понравилась на расстоянии? У тебя дома? Как это? — Ну... У нас там были... Рисунки... Да, «рисунки» вас, Богов. Вот вы и попались мне на глаза... Низенькая, милая — думал выдумка, а вот оно как... — Я не выдумка! — Вижу. Ну я и попал... — Точно попал — но знай, моё сердце уже занята навсегда и бесповоротно! Так что... — Знаю-знаю, не нужно повторять. Я и на на что не надеялся, только думал... Грех подумать? — Ещё какой. Будешь наказан два раза. Лекс не ответил. Он откупорил вино и налил себе в чашку — очень хотел напиться. Гестия подвинула и свою. — Тоже хотите? — Нечего добру пропадать. — Да-да... Наверно жалеете что отвергли меня и тоже хотите напиться. — Ни капли! — Потеряли такого мужчину... А готовлю как! И Красавец ещё! Ай-яй-яй... — Молчал бы уже, красавец... Мне Белл готовить будет. — Он не умеет. — Ты научишь его. — Ах-хах! Всё-то у вас схвачено, Гестия. — Конечно! Ещё как. Сидя на кухне, выразительно шепчась, они продолжали пить и говорить — оставшийся хлеб доедали. Разговоры смягчились, будто старые друзья сидели, общались, говорили обо всём. — Кстати, Лекс, мне вот интересны эти твои «рисунки». — Да-да? — Значит ты и других Богов видел? Тебе кто-нибудь нравится? Кроме меня конечно. — Гестия, во-первых, режете без ножа, во-вторых, почему вы продолжаете говорить на эту тему? В-третьих, да. — И кто же? Деметра, раз такое дело? — она показательно выпрямила спину, акцент на бюст. — Деметра тоже очень красивая, но нет. — Хм? А кто же? — Локи. Та подавилась вином: — Л-локи?! Ты-кха-х-спецаильно?! Мстишь мне?! — Хе-хе... Неожиданно да? Но на самом деле не мщу, просто Локи мне тоже нравится, как и вы. Она милая. — Да ты не в своём уме! Нет причин её любить совсем! — Как это нет? Она красивая, хитрая, игривая, смущается когда дело доходит до любви, хоть и грубая характером но я уверен — нежная. А ещё фигура. — Аргх! Ты вообще не знаешь Локи! Она демон! И какая там фигура — после меня твой взгляд упал на неё?! — Гестия снова выпрямила спину, но на сей раз явно указывая свою большую, для её роста, грудь, — Серьёзно? — Беллу это показывать будете. А я вообще-то больше по попкам и ножкам. Богиня, сперва, порозовела, затем поалела, а после и покраснела — от злости. — Будешь наказан! Три раза! — Да ну... О вкусах не судят! Беллу вон тоже ножки нравятся! — Всех накажу! Обоих! — Ой... За дверью, в комнате, что спальня зал и холл, спал юноша и видел десятый сон. Иногда он просыпался, ворочался от резких голосов с кухни, но здоровый сон крепок. Утром Белла ждёт большой сюрприз.