Жизнь с истёкшим сроком годности

***

— В прежнем мире ты когда-нибудь становился причиной смерти другого человека? — с любопытством поинтересовалась я, не отрывая взгляда от тарелки, с удовольствием поглощая очередную порцию рамена. Возвратившись с улицы с полными пакетами сухой еды и ароматическими свечами, я нашла, оставленную предыдущими посетителями этой заброшенной квартиры портативную плиту и быстро заварила две упаковки рамена. И совсем скоро на столе появились две миски, наполненные горячей едой, а завитавший в воздухе запах свечей с их нежным ароматом яблока и ванили, добавил комнате иллюзию уюта. Сейчас все мои предыдущие эмоции, казалось, притупились, и я больше не собиралась позволить им взять над собой верх. «Жалеть себя, винить обстоятельства и надеяться на чудо? Ну, нет. Пока я жива, я продолжу бороться. Нужно верить в себя и не сдаваться». Еда приятно распространялась по желудку, заодно успокаивая и нервы, а теплый свет, исходящий от ароматических свечей создавал видимость умиротворяющей атмосферы, насколько это было возможно в компании Нираги. Я заворожённо наблюдала, как постепенно, не торопясь, от жара свечи плавится воск. «Ни что иное, как романтический ужин при свечах с чудовищем», — иронично подумала я, когда внезапно раздался голос Нираги. Он сидел напротив меня, поглощённый раменом, полностью потерянный в своих мыслях, и я уже смирилась с мыслью, что он и вовсе не собирался отвечать, на заданный мною вопрос. — Убивал что ли имеешь ввиду? — Тон его голоса сквозил неподдельным удивлением. Я молча кивнула, выжидающе глядя на него. — Ну ты и чокнутая, конечно, хотя по виду не скажешь, — заметил Нираги с сухой усмешкой и покрутил пальцем у виска. — Откуда же мне знать чем ты раньше занимался, — я пожала плечами, делая вид, что мне все равно, хотя на самом деле мне было любопытно узнать больше о нем. — Я вижу чем ты тут занимаешься, отсюда и выводы. — Разработчик VR-игр вообще-то, а не уголовник, — сказал Нираги так, словно это что-то меняло, и даже выглядел обиженным на мой намек, словно не мог поверить, что я могла подумать о нем подобное. Я лишь хмыкнула в ответ. — Хотя… — начал Нираги, но вдруг замолчал. Он хотел что-то сказать, но остановился, черты его лица приобрели каменное выражение, а лоб прорезала глубокая складка. Он словно отступил в себя, уходя в темные уголки своего внутреннего мира. — Это не важно, — проговорил Нираги сквозь зубы, и тень некого тяжелого воспоминания омрачила его лицо, делая его еще более искаженным и устрашающим. И я поняла, что его мысли коснулись чего-то очень личного и болезненного. В его взгляде было что-то, заставляющее меня замереть, словно внезапный холодный ветер пронесся по воздуху, оставляя за собой тень неясного предчувствия. Мне вновь стало не по себе. В этот момент, показалось, что пространство комнаты сузилось до размеров моих опасений. Стоило мне ненадолго забыть о том, что я выхаживаю хищника, готового напасть при первой же возможности, как он снова напомнил о своей неоднозначной натуре, демонстрируя мне свой оскал. Это было крайне неосмотрительно даже на мгновение отпустить мысль о том, что я нахожусь рядом с потенциально опасным существом. Вдруг Нираги, взглянув на меня, разразился хохотом. И это звучало так абсурдно и внезапно, что я даже вздрогнула. — Чего испугалась-то? Не беспокойся, я не стану тебя трогать, по крайней мере, пока мне это не выгодно, — слова его звучали как нелепая попытка утешения. Я промолчала, ощущая себя неуютно рядом с этим сумасшедшим парнем. Теплый рамен на столе уже не казался утешением, а запах свечей потерял свою успокаивающую силу. — Знаешь игру «Три солнца»? — такой обычный вопрос прозвучал неожиданно, словно Нираги решил разбавить атмосферу, видя мое подавленное состояние, сменив тему. Я, немного оживившись, кивнула. — Ещё бы. Она в топе VR-игр года. Но сама не играла. — Так вот, это моих рук дело, — не без гордости заявил Сугуру. — Ничего себе… — я недоверчиво приподняла брови, не зная, верить ли его словам. — Эй, детка, да, я весь полон сюрпризов, — улыбаясь сказал Нираги, но улыбка на его лице была скорее насмешкой, чем признаком доброжелательности. — Видишь ли, я изначально учился на программиста, но увлекся гейм-дизайном, поэтому сейчас работаю именно в этой сфере, — пояснил он, с аппетитом жуя рамен. — Точнее работал до определённых событий. — Удивлена, да? Думала, что я лишь на диване валяюсь, да девушек преследую? — спросил Нираги, высмеивая мои представления о нем. — Не стану отрицать, что даже не подозревала, что ты способен на что-то большее, чем принудительный флирт. Была уверена, что вся твоя работа заключается в съеме девушек. — Ты думаешь, что я псих? — с убийственной серьёзностью задал вопрос Сугуру. — Откровенно говоря, да, — призналась я со вздохом. — И кроме этого, я воспринимаю тебя как типичного бабника — поверхностного и агрессивного. Но сейчас ты меня удивил. Ты оказывается не глуп и явно умеешь зарабатывать на своих знаниях, а также иногда бываешь и заботлив. — О, так ты все же признаешь, что я не так уж плох, — с иронией отозвался Нираги, но в его глазах мелькнула тень самодовольства. - Я, знаешь ли, многогранная личность. Я сделала паузу, и мой взгляд скользнул на забинтованное плечо — молчаливое напоминание о его неожиданном проявлении доброты, и заодно о том, что он помешал мне совершить одну из самых больших и непоправимых глупостей в моей жизни. — Выходит, что у тебя есть все задатки хорошего парня, — подвела я итог нашему разговору, ощущая, как сложно мне было признать это вслух. — Пфф… — Нираги с усмешкой резко откинулся на стул, который затрещал от такого грубого действия. — Думаю, как минимум, три сотни девушек встали бы в очередь, чтобы возразить тебе, детка. Но знаешь… Я в любом случае рад, что ты так считаешь, — произнес он. — Может быть, я и впрямь не так прост, как кажусь. Отправив в рот последнюю порцию рамена и удовлетворенно отодвигая пустую миску, я подняла голову, и мои глаза внезапно столкнулась с его осмысленным взглядом. В нем не было прежней наглости и самодовольства, так раздражающих меня все это время. — Тогда объясни мне… Почему? — спросила я, глядя в его глаза, решив, что раз уж у нас случился вечер откровений, то настал мой черед провокационного вопроса. — Почему что, детка? — Нираги скрестил руки на груди. Его голос звучал сыто и безмятежно. — Почему ты расстреливал невинных людей? — выпалила я, не сдерживая эмоций, имея ввиду, то, что он сотворил на игре «Десятка червей». — Почему, черт возьми, ты убил столько человек?! И я почти стала одной из них! — А-а-а, это… Забудь об этом, — протянул Нираги и задумчиво почесал подбородок. — Оставим минувшее. — Минувшее?! Прошло всего два дня! — мой голос стал громче, отражая все возмущение и недоумение, переполнявшие меня. — Ты придаешь времени слишком большое значение, — махнул он рукой, словно это все было ничего не значащим, будто он и вовсе отрицал всю серьезность произошедшего, а два дня для него были вечностью. — Неужели? Странно слышать подобное от того, кто никак не может отпустить прошлое, — скептически пробормотала я себе под нос, но Нираги кажется не понял, что я имею ввиду, либо не обратил внимание, проигнорировав мои слова. — Ты устроил кровавую бойню, и считаешь это мелочью?! — Не надо драматизировать, — ехидно отозвался Нираги, сжимая обоженный рот в тонкую линию. — Я просто делал то, что счел нужным. — То, что счел нужным?! Стрелять по невинным людям?! На свой страх и риск я не унималась и твердо решила узнать, что побудило Нираги забыть о том, что он человек и убивать себе подобных. — Невинным? — Внезапно его взгляд стал жесткий и колючий. И Нираги, до этого момента, казавшийся невозмутимым, вдруг изменился. — Ты действительно веришь в это?! Открою тебе глаза, детка: нет невинных! Давай не будем наивными. Все люди — монстры, если им дать возможность. Оставь человека одного наедине со своими инстинктами, и ты увидишь, на что он на самом деле способен. Он становится существом, которое готово грабить, насиловать и убивать! Вот она истинная сущность всех людей! Убивать или быть убитым — вот все, что имело значение в «Десятке червей», а я лишь следовал этим правилам. Я всё пыталась понять, верит ли он действительно в то, что говорит, или это лишь попытка оправдать свои действия. Но его уверенность казалась несокрушимой. Он сделал паузу, словно вспоминая те события: — Это была игра на выживание любой ценой, и я сыграл по правилам. Я выжил, а они нет. Вот и вся история. Так что не надо тут лить слезы о невинности и жалеть тех, кто остался позади. Его слова звучали с презрением, и отвечая, он с вызовом смотрел мне прямо в глаза без намека на компромисс. Я ощутила пробежавший по спине холодок. В резких словах Нираги не было сожаления, только глубокая убежденность и жестокость. Возможно, мне не следовало задавать этот вопрос, но противоречия вновь поглотили меня. Может не стоило спасать того, кто даже не испытывал ни капли раскаяния за содеянное, продолжая утверждать свою правоту и считать свои действия оправданными. Не исключено, что я не до конца понимала, с кем имею дело. Я незаметно дотронулась до кармана куртки, где лежал пистолет. Ощущение металла, слегка натягивающего карман, придавало мне уверенности в этом нелегком разговоре. — И ты думаешь, это оправдывает твои действия? То, что ты… — я не смогла договорить, потому что его взгляд стал еще более пронзительным. — Да, это оправдывает. В этом мире выживает сильнейший, и я просто делал то, что необходимо для выживания. Ты думаешь, я уникален в своей жестокости? — Нираги насмешливо улыбнулся, но его улыбка была полна цинизма. — Нет, детка, я не исключение. Я просто открыто признаю то, что другие боятся даже признать себе, — Его голос звучал уверенно и безжалостно. — И если тебе кажется, что ты не такая и выше этого, то ты просто еще не столкнулась лицом к лицу со своей собственной тьмой. Такие слова были ожидаемы от него — я знала, что Нираги пережил гораздо больше, чем могла себе представить, и его цинизм и безжалостность были ответом на жестокость, которую ему пришлось испытать на себе. Его слова были жестокими и беспощадными, но в них чувствовалась определенная доля правды, которую я не хотела признавать. — Но каждый человек сам выбирает каким быть! Это твоя свобода выбора. Ты просто слишком плохого мнения о других людях, да и о себе тоже, — возразила я, ощущая, как дрожит мой голос от эмоционального напряжения. — Однажды я уже выбрал! — взревел Нираги, ударив кулаком по столу. Пустые миски подпрыгнули и зазвенели от силы его удара. — И что?! — я уперлась локтями в стол и подалась всем телом в сторону сидящего напротив собеседника. Эмоции захлестывали меня. — Доволен результатом своего выбора? Это то, что ты хотел? Ты счастлив? — Ахахаха, — Нираги рассмеялся, но его смех звучал коротко и едко, словно он насмехался над самой идеей счастья. — Счастье — это иллюзия, детка. Его не существует! Оно просто химическая реакция в мозгу. Счастье — это всего лишь вопрос собственного отношения, и поэтому я принял решение, что продолжу жить, презираемый другими, буду навлекать на себя ненависть. Да, я отправлюсь в ад, но хотя бы с гордо поднятой головой! Я ощущала, как каждое его слово врезается в меня, как лезвие. В его убеждениях не было места для доброты или сострадания, только выживание в мире, где каждый сам за себя. Я понимала, что передо мной человек, потерявший веру в добро и человечность, искалеченный собственными переживаниями, убеждённый в своей правоте и крепко держащийся за свои искаженные принципы. Также я понимала, что скорее всего мои попытки найти в нем что-то большее, чем горький цинизм, будут напрасными, но всё же я решила попробовать. — Вытащи уже себя из прошлого! Это, как минимум, глупо быть обеспокоенным тем, чего уже нет! — Обеспокоенным? Где ты увидела беспокойство?! Разве не очевидно, что я наслаждаюсь каждым моментом жизни? Что плохого в том, чтобы жить по-настоящему? А? — саркастично ухмыльнулся Нираги. — Нет у тебя никакого настоящего! Ты просто тонешь в своем прошлом, позволяя ему контролировать тебя. Просто живешь переживаниями, которые уже давно позади! Это не настоящее! Но ты в любой момент, в любое время, мгновенно можешь выбросить из своей жизни все, что угодно и быть другим… Произнеся это, я поймала себя на мысли, что, возможно, зашла слишком далеко, высказываясь так открыто, и мои слова звучат слишком вызывающе, что может обернуться против меня. От нахлынувших эмоций я забывала, с кем имею дело. Мне вдруг стало не по себе от того, что я могла спровоцировать Нираги на что-то непредсказуемое. Голова окончательно пошла кругом. — А ради чего? Разве есть хоть в каком-то в мире что-то, что действительно имеет смысл, кроме выживания?! — сказал Нираги со зловещим спокойствием, при этом смотря мне прямо в глаза, и я ощущала, как внутри меня что-то ломается. Возможно, я надеялась найти в нем хоть что-то, что можно было бы понять и простить, но его слова оставляли меня в недоумении перед истиной, которую он так безжалостно высказывал и так яростно защищал. — Мир не только черно-белый, Нираги. Есть миллионы оттенков между, делающих жизнь более значимой, чем просто выживание. Есть любовь, дружба, теплота человеческих отношений. Есть моменты радости и счастья, которые не сводятся к простому выживанию. — говорила я, пытаясь достучаться до его замкнутого мира. — Это то, что делает нас людьми, а не хладнокровными машинами для выживания, даже если мир вокруг нас неидеален. И каждый из нас имеет выбор — сосредоточиться на темной стороне или найти и увидеть светлое в жизни. Или ты настолько ограничен, чтобы это понять? Внимательно меня слушая, Нираги на мгновение замер, словно взвешивая мои слова, а затем ответил с характерной для него резкостью и сарказмом. — Любовь, дружба, радость говоришь? — с иронией в голосе передразнивая меня, повторил он мои слова. — Это всего лишь миражи, созданные, чтобы скрыть жестокую правду мира. Ты думаешь, что эти вещи дают смысл жизни? Нет, детка. Они призваны только отвлекать от реальности. Его глаза сверкнули вызовом. — Да и к тому же, — продолжал он, — с какой стати ты думаешь, что все эти связи искренни? Видишь ли, любовь и дружба — это просто средства манипуляции. Человек использует их, чтобы получить то, что ему нужно. Люди — эгоистичны по своей природе, они рядом с тобой, пока ты приносишь им пользу. Как только ты становишься бесполезным, они бросают тебя. Например, именно так поступил твой крысеныш Чишия. Люди могут говорить о сострадании и понимании, но когда дело доходит до выживания, они выберут себя. Вся эта мораль и этика мгновенно превращаются в пепел. — А доброта? — презрительно фыркнул Нираги. — Это слабость, которая лишь делает тебя уязвимым. Чем ты добрее, тем легче стать жертвой. Радость? Это всего лишь мимолетное чувство, которое исчезает, как только наступают трудности. Мы создаем эти иллюзии, чтобы скрыть от себя жестокость и бессмысленность существования. А настоящая жизнь — это борьба. Борьба за выживание, за власть, за контроль. И в итоге всё сводится к одному — кто сильнее, тот и прав, только сильнейшие остаются. Нираги поднялся со стула, в его движениях чувствовалась напряженность. — В конечном счете, все мы одиноки в этом мире, — продолжил он, нервно расхаживая по комнате. — Все эти теплые чувства, о которых ты говоришь, исчезают, как только наступает испытание. Он остановился, глядя на меня с презрением. — Так что, продолжай верить в свои сказки и искать в этом какой-то смысл, если это помогает тебе жить. Но помни, что в момент опасности никто и ничто не сможет защитить тебя, кроме твоего желания выжить. И единственная сказка, в которую тебе стоит верить — это сказка о выживании. Я была абсолютно обескуражена его словами, ощущая, как его цинизм и безнадежность подрывают мои попытки найти хоть какой-то свет в его мрачном мировоззрении. Его убеждения были крепки, и он казался абсолютно уверенным в своих словах, оставляя меня в смятении и раздумьях о сложности человеческой природы. — А смысл в том, Нираги, чтобы оставить после себя что-то большее, чем просто факт своего существования. Создать что-то, что будет жить после тебя. Да, выживание несомненно важно, но жизнь — это не только борьба за существование. Это просто бесчеловечно так думать. — Оставить после себя что-то? — Взгляд Нираги стал задумчивым, а голос безучастным. — А зачем? Так или иначе, все, что мы создаем рано или поздно обречено на уничтожение. Опять же, взгляни на историю — целые цивилизации исчезли, словно они никогда и не существовали. Так зачем тратить наше и без того краткое существование на что-то, что неизбежно будет забыто? А что касается человечности… Мое человеческое «я» давно уничтожили, и поверь, без него жить намного проще и безопаснее. И знаешь, детка, сейчас я даже благодарен им за это. Те кто это сделал, показали мне мир таким, каков он есть на самом деле и благодаря им я стал тем кем стал, сильным и несгибаемым. Когда ты лишен чувств, ты становишься сильнее. Ты не боишься, не чувствуешь боли, не страдаешь от сомнений. Ты непобедим, потому что ничто человеческое уже не касается тебя. Это и есть истинная сила. Теперь я вызываю у людей самые сильные эмоции. Я навлекаю на себя ненависть, и это наполняет меня ощущением власти, над всеми, кто все еще уязвим для жалости, любви и сострадания. Я стал тем, кто диктует условия. Тем, кто не колеблется и не сдается. Меня боятся и презирают, но это знак того, что я занимаю место над ними. Выбранный мной путь дает контроль и власть, и я не собираюсь его менять. Мои желания исполнились и я больше не жертва. Теперь я только наслаждаюсь своей жизнью и этими играми. Поэтому человечность для меня — ненужный балласт, «что-то иллюзорное». Я просто раньше других понял, на что способен человек. Все скрывают свою истинную сущность под маской человечности, но это всего лишь маска, детка. И тогда объясни где же в моей логике ошибка, если слово «человечность» так часто произносится, но так мало значит? В тот момент, когда он задал этот вопрос, я осознала, насколько глубоко Нираги был разочарован в людях и как сильно это разочарование исказило его восприятие мира, дав старт череде плохих решений, приведших его, к этому печальному состоянию. — Нираги, ты же сам путаешься в своих словах. У тебя же, здесь и логики нет, — я пожала плечами, разводя руки в стороны. — Ты просто рассказал о своих переживаниях, а не о логике. Ты видишь человечность, как «что-то иллюзорное» потому, что тебе ее не хватает — ты не доверяешь никому, и себе тоже. Слушая меня, Нираги лишь ухмылялся, словно мои попытки пробудить в нем человечность, были для него чем-то забавным. Он не проявлял никаких признаков восприятия. Но я продолжала вглядываться в его глаза, ища там отклик или хотя бы малейший признак понимания. — Скажи мне… Сугуру, размышлял ли ты когда-нибудь о том, что на самом деле означает власть? Ты гонишься за ней, но не задумываешься, какую пустоту она оставляет в душе. Не бросает ли тебя в дрожь ощущение, что постоянное одиночество и беспощадность лишают тебя возможности разделить жизненно важные моменты с кем-то, кто мог бы понять тебя по-настоящему, а не только бояться или ненавидеть? Не хочешь ли ты найти путь к себе как человеку, который может чувствовать, а не только доминировать и властвовать? Неужели ты не испытываешь потребности в искреннем общении, в понимании, в тепле человеческих взаимоотношений? В конце концов, не думаешь ли ты, что победив всех, ты проиграешь самому себе и твоя так называемая сила превратится в твою самую большую слабость? Нираги, сжав губы в тонкую линию и сузив глаза внимательно разглядывал стену, но все эмоции без труда читались на его искажённом от нахлынувших воспоминаний лице. Я почувствовала, как каждый из моих вопросов ударяет по его защите, пытаясь проникнуть через его цинизм и равнодушие. — Что ты чувствуешь когда просыпаешься каждое утро, зная, что вся твоя жизнь — это не что иное, как бесконечная война с самим собой и окружающим миром? Скажи, Нираги, ты действительно уверен, что выбрал правильную дорогу? Или это лишь твой способ избежать столкновения с собственными страхами и слабостями? Не утомил ли тебя этот путь, обречённый на вечное одиночества? Не… — Все! Хватит этой ерунды! Наслушался! — он с раздражением пнул ногой старенький, с намеком на антиквариат, стул, который, видимо, до встречи с ногой Нираги, пережил не одну эпоху, и который сейчас моментально развалился от сильного удара. — Я сказал, хватит! — разъяренно проорал Нираги. — Прекрати играть в святую! Не подходит тебе эта роль! Он смотрел на меня, его глаза были полны злости и презрения: — Кого ты пытаешься обмануть? — яростно вопрошал он, срывающимся голосом. — Ты думаешь, ты что-то знаешь о моей жизни?! Понимаешь о моих решениях?! Ты просто — эгоистка, не лучше других. Все твои слова о доброте и сострадании — не что иное, как тщеславие. Маска за маской, ложь за ложью! Его внезапный всплеск ярости, этот крик и агрессивное поведение, были не просто проявлением обычного гнева, а отражением того, что мне все же удалось коснуться чего-то значимого, чего он старался избегать и прятал в самых дальних уголках своей души. Это было похоже на отчаянную попытку отстоять свои убеждения и скрыть свою уязвимость. — Нираги, я просто… — начала я, пытаясь оправдаться, мгновенно ощутив страх перед его неожиданным всплеском эмоций. — Да, конечно, ты просто… — его губы тронула кривая издевательская улыбка, — Просто решила командовать, что мне чувствовать?! А может ты мне ещё и помочь хочешь? Вытащить бедного Нираги из дерьма?! О, как это трогательно! А ты не подумала о том, что мне нравится моя жизнь такой, какая она есть? Может, я нашел в ней что-то, чего ты никогда не поймешь?! Считаешь, что я заблудшая душа, нуждающаяся в твоем свете?! Спасибо большое, но я не нуждаюсь в твоей благотворительности и лекциях о морали, — Начал паясничать Нираги. Он снова пнул обломки стула, словно отбрасывая в сторону все мои аргументы. — Дружба, любовь, или какие там у вас, «невинных» добродетелей ещё есть инструменты в запасе, которыми живет ваше эго?! — Нираги разошелся не на шутку, его гнев обрушивался на меня как лавина. — Не надо мне помогать, я в отличие от всех вас не прикрываюсь ничем! Я настоящий в этом фальшивом мире и отлично живу без этих прикрас и буду дальше жить своей жизнью, как хочу, и никакие твои проповеди не изменят моего пути! Его слова были полны насмешки и вызова. Я молча наблюдала за ним, позволяя ему проораться, понимая, что любые мои реплики будут бессильны перед его разгоревшимся негодованием и глубоко укоренившимся цинизмом. Вставая из-за стола, я только вздохнула, покачала головой и пожала плечами, беззвучно принимая бесполезность моих усилий, чувствуя как мое тело наполнилось усталостью и разочарованием. Вернувшись к неудобному креслу, я опустилась в его глубокое объятие, и пружины скрипом встретили каждое мое движение. Нираги же неподвижным изваянием стоял ко мне спиной и пялился в окно. — Знаешь, что, детка… — лишив свой голос эмоций, изрек он, с непривычной монотонностью. — Если ты ещё хочешь, то можешь застрелиться. С твоими попытками найти свет, там где его быть не может, ты так или иначе, не выживешь. Твои призрачные идеалы только тянут тебя на дно. Таким слабакам как ты, тут нет места. Этот мир не прощает слабость. Повернувшись ко мне, бесстрастным, сухим тоном внес ясность Нираги, ставя точку в нашем разговоре. Словно пытаясь защитить себя от его ядовитых слов, создавая иллюзию убежища, я прижала колени к груди, опустив на них руки, обнимая саму себя в поисках утешения и понимания, и отвернулась от Нираги, больше не желая видеть его искаженный цинизмом взгляд. На этот раз я решила, что молчание будет моим ответом на его слова. Было совершенно очевидно что Нираги полностью погряз в собственной злобе, окончательно утратил способность видеть и ценить что-то, кроме собственной ненависти и нашел удовлетворение в том, чтобы быть презираемым и опасным, воспринимая свои извращенные заблуждения как единственную истину. И никакие мои слова уже не имели значения. Я абсолютно ничем не могла помочь ему. С раздражением Нираги начал задувать одну за другой, почти догоревшие, свечи, и с каждым его дуновением пламя колебалось, словно не хотело угасать, стремясь осветить его скрытые мысли и чувства. И с каждой потухшей свечой, воздух наполнялся легким ароматом горящего воска, а комната погружалась в плотный полумрак, превращая силуэт Сугуру в едва уловимую, призрачную тень. Когда последняя свеча погасла, взметнувшись тонкой струйкой дыма, витиевато поднявшегося вверх и медленно растворившегося в воздухе, Нираги на мгновение остановился, словно наслаждаясь тьмой, окутавшей комнату. Затем он повернулся и медленно направился к кровати. Его шаги были тяжелыми, словно каждый из них был отягощен весом невысказанных слов и неразрешенных чувств. Нираги присел на край кровати, задерживая взгляд на пустоте перед собой. Несколько минут он сидел неподвижно, словно презирал саму идею отдыха, но тело предавало его, выдавая боль и усталость, которые он так упорно пытался скрыть. Спустя несколько секунд я услышала как его кулак с силой врезался в стену, выпуская оставшиеся злость и напряжение. После чего комната окунулась в мертвенную тишину, глубокую и непроглядную, как пелена, поглощающая в себя все звуки и эмоции, оставляя лишь ощущение пустоты и отчуждения.

***

…Мне снился холод. Густой, неотвратимый. Это был не просто холод, а целый мир безжалостного безразличия, сотканный из колючего, жгучего льда. Этот холод был не просто отсутствием тепла, это была вселенная безысходности и замерзшего отчаяния. Тысячи острых, словно осколки стекла, снежинок, подобно маленьким, злобным существам, окружили меня со всех сторон, вонзались под кожу, словно пытались достать до самой души. Казалось, что должно было быть больно, но нет… Не было ничего, ни боли, ни страха, ни желаний. Все вокруг ощущалось безнадежным, чувства замерзали вместе со мной, а время останавливалось. И вокруг только снег — бесконечный и всепоглощающий снег, неумолимый в своем мощном натиске, заставляющий тонуть глубже и глубже, до полного исчезновения… В этом снежном плену мне казалось, что я потеряла всё. Но что-то всё же оставалось непокоренным этому безграничному льду. Что-то теплое и живое мешало мне полностью раствориться в холоде. Это было ощущение твердой земли под ногами или, возможно, тепло чьих-то невидимых, неосязаемых, но крепких объятий, которые подобно нитям, связывали меня с жизнью, пытаясь согреть и удержать от погружения в бездну абсолютного забвения… Внезапно до меня донёсся голос, грубый и одновременно усталый, вырвавший меня из зябкого оцепенения сна, заставивший моментально проснуться. — На самом деле я чертовски устал быть один. Устал быть непонятым, чужим… Я, охуеть, как устал от этого, — произнёс Нираги и тихий саркастический смешок сорвался с его губ. — Но я слишком далеко зашел, чтобы вернуться назад. А все то, о чем ты говорила, похоже на пламя — яркое и горячее. Но… что ты знаешь о пламени? Оно всегда жжет. Сказав это, он отвернулся, и больше не проронил ни единого слова. Этот момент, вероятно, был первым, когда он делился чем-то подобным. Может быть, это даже было самое искреннее и глубокое признание, которое он когда-либо допускал в своей жизни. И именно в этот миг, Нираги впервые показался мне по-настоящему уязвимым, впервые обрел человеческие черты, и я поняла, что мой выбор отказа от мести был правильным. Нираги сам стал живым доказательством того, куда ведет этот путь. Это было похоже на мгновение, когда слепящая завеса упрямых представлений о человеке вдруг растворяется, оставляя за собой только неприкрытую, необработанную правду, которая болит больше любого обмана. И после этих его слов, моя жалость бесполезная и неловкая, осторожно протянулась следом за ним, наугад, в темноту. Потому что этот человек, с которым я добровольно провела почти сутки своей жизни, не был способен простить себя сам, и, значит, нужно, чтобы его простил кто-нибудь другой. А кроме меня, в этой комнате, больше никого не было. Мое прощение, было единственным, что я могла ему предложить в качестве утешения. Потерянная в собственных мыслях, я продолжала задумчиво смотреть в окно. На улице уныло светало, в щели штор едва просачивался безжизненный луч тусклого восхода, словно само солнце не желало просыпаться, медленно и нехотя рисуя новый день на палитре ночи. Мои уставшие глаза закрывались против воли, снова устремляя меня назад в объятия сна. Потерев кулаками веки, я зевнула и прислонила голову на жесткую, обитую облезлой тканью спинку кресла, позволяя мыслям свободно плыть. В этом потоке смешивались яркие всплески воспоминаний, переплетающиеся с эмоциями и словами, каждый фрагмент которых отражал все мои страхи, надежды, радости и печали. Эти воспоминания были как фотографии, застывшие во времени, но оживающие в моем воображении. Усталость обрушилась на меня, подобно волне, мощной и неотвратимой, накатывающей и уносящей в море бесконечностии, где я не могла ей противостоять, теряя всякую способность к сопротивлению, снова погружаяясь в сон. Это было не просто физическое переутомление, а сильное эмоциональное истощение, исходящее из самых глубин моей души.

***

Этот мирный момент, когда сознание еще балансирует на тонкой грани между сном и бодрствованием, обманчив и хрупок. Мой разум медленно и неотвратимо пробуждался от последних остатков сна, возвращаясь к реальности этого беспощадного мира. Постепенно, неизбежность бодрствования начинала проникать сквозь туман сновидений. Открыв глаза, я увидела, как в окно, даже сквозь задернутые шторы щедро лился утренний свет, в косых лучах яркого солнца плясали пылинки, создавая иллюзию безмятежного начала дня. Солнце уже давно встало, но оно не несло в себе тепла, а лишь обнажало пустоту и разрушение вокруг. Просыпаться после тяжелого дня и непростой ночи было сложной задачей. Я чувствовала себя совсем неотдохнувшей, с головной болью и тяжелыми, словно свинцовыми мышцами, которые жалобно отзывались на каждое движение. — Доброе утро, спасительница. Прошу прощения, что не успел сварить тебе кофе, — С издёвкой донеслось с кровати. Эти слова, прозвучавшие так неожиданно, заставили меня вздрогнуть и оглянуться. Скрестив руки, Нираги сидел в углу, привалившись к подушкам и выглядел таким чертовски усталым, словно целую ночь так и не сомкнул глаз. Я поспешно отвернулась от его взгляда. «Как я могла до такого дойти? Докатиться до того, чтобы именно Нираги, был тем человеком, что желал мне доброго утра», — вопрошала я саму себя, чувствуя как воспоминания о прошедшей ночи, наполненной разговорами и спорами, пытаются вновь овладеть мной. Собравшись с силами, я встала и быстро сделала все утренние процедуры, управившись с помощью одной бутылки воды. Раздвинув тяжёлые драпированные шторы, впустила в комнату яркий солнечный свет, который ворвавшись в комнату бесцеремонно разогнал остатки ночной тьмы и без лишних слов направилась к входной двери, желая как можно скорее покинуть это тоскливое помещение, наполненное воспоминаниями о непростом для меня ночном разговоре и его эмоциональных последствиях. Нираги, со своим циничным взглядом на жизнь, все же удалось посеять в моем сердце семена сомнения, которые усиливались вспоминаниями о поступке Чишии. «Возможно, я действительно слишком идеализирую мир и людей в нем, и это делает меня уязвимой?» Поступок Шунтаро, такой неожиданный и подлый, лишь добавлял веса аргументам Нираги, заставляя меня сомневаться в своих собственных суждениях. «Если Чишия, воспользовавшись моим доверием и доверием других людей, мог так легко предать, разве не могут поступить так же и другие, а значит ли это, то, что моя вера в людей наивна?» «Может быть, мой идеализм действительно ослепил меня, не позволяя видеть мир таким, какой он есть на самом деле — полным предательства и эгоизма?» С другой стороны, в глубине души я все еще искала оправдания для Чишии. Может быть, он имел веские причины поступить так, и его действия являлись вынужденной необходимостью? Эта мысль только усиливала мое смятение в попытке понять, где же граница между доверием и наивностью, между верой в людей и слепым игнорированием очевидных фактов. Задержавшись у двери, я замерла, на несколько секунд погрузившись в раздумья, затем извлекла из кармана пистолет и небрежно бросила его на кровать к Нираги. — В твоем состоянии, тебе он нужнее, — Я медленно повернула ручку двери, чувствуя холод металла на пальцах. — А мне здесь больше делать нечего. — Значит, все-таки собираешься покинуть меня, детка? Я поджала губы, подняв глаза на Сугуру. В выражении его лица читалось разочарование, но я не нашла в себе слов. Я чувствовала его взгляд на своей спине, но не позволила себе колебаться. Не обернувшись, я молча оставила за спиной дверь, которая закрылась с тихим щелчком, отделяя меня от человека, находящегося за ней, и вышла на залитую солнечным светом улицу.