Жизнь с истёкшим сроком годности

***

Я приоткрыла дверь и осторожно вошла в комнату. Это был стандартный одноместный номер, выполненный в спокойных коричнево-бежевых тонах интерьера, сочетающих в себе типичную для Японии лаконичность. В самом центре комнаты под картиной, изображающей цветущую сакуру, стояла кровать, изголовье которой было вплотную придвинуто к стене. Белоснежные простыни выглядели так, словно их только что выгладили — ни одной складки, всё идеально ровно и аккуратно. Рядом располагалась небольшая тумбочка с ночником. Небольшой шкаф со сдвижной дверью занимал левую часть комнаты, а чуть поодаль стоял небольшой кофейный столик из светлого дерева и мягкое кресло песочного оттенка. Справа от входа, за скромной матовой дверью, скрывались душевая кабина и туалет. Едва оказавшись в комнате, я попросту не смогла удержаться от желания растянуться на кровати: раскинув руки я издала облегчённый вздох и, зажмурившись, завалилась лицом вниз на матрас, в буквальном смысле утопая в этом островке позабытого комфорта. Я чувствовала приятное расслабление, смешанное с невыносимой усталостью. Всё тело ныло от напряжения и постоянного стресса, готовое провалиться в сон в ту же секунду. Однако покоя не случилось. Дверь номера щелкнула — кто-то бесцеремонно открыл ее снаружи. Я едва успела повернуть голову, как внутрь стремительно ворвалась девушка с дредами. Я перевернулась и села на кровать, недоумённо уставившись на внезапную гостью. Мне казалось что она, завидев меня, смутится, скажет, что ошиблась дверью, и уйдёт. Но нет: девчонка, шевеля дредами, с видом человека, абсолютно уверенного в своей правоте, причмокнула тонкой, похожей на бамбуковую, палочкой, которую зачем-то держала во рту, задвинула дверь локтем и с размахом плюхнулась в единственное кресло, недвусмысленно намекая, что она здесь надолго. — Я — Куина. Приятно познакомиться. В ответ я невежливо промолчала, пытаясь осознать, что происходит. Наверное, на моём лице была целая гамма эмоций: от изумления до лёгкой досады, а где-то внутри уже начинал формироваться вопрос: «Кто она вообще такая и зачем явилась? — Не волнуйся, я не заблудилась, — поспешно пояснила девушка. — Чишия попросил меня заглянуть к тебе. Услышав знакомое имя, я немного расслабилась. Значит, всё не так странно, как могло показаться. Конечно, внезапное вторжение в номер не стало от этого менее шокирующим, но хотя бы яснее стала причина. — Ну, раз так… Меня зовут Эрин, — я вежливо поклонилась. — Тоже очень рада знакомству, хоть и несколько удивлена, если честно. Куина улыбнулась, явно оценив смесь смущения и формальной вежливости, отразившиеся на моём лице, а затем спросила: — Ну как ты, обустроилась уже? — Если это можно так назвать. Пока всё, что успела — упасть на кровать, рассчитывая хоть чуть-чуть отдохнуть. — Понимаю, — кивнула она. — Но, боюсь, отдых придется отложить. У меня к тебе срочный разговор. Чишия попросил, чтобы я вкратце рассказала тебе о ситуации на «Пляже». Я с интересом кивнула. — Ты уже пересекалась с боевиками? — спросила Куина. И, конечно, она намекала не на каких-то рядовых ребят с оружием, а на вполне конкретную компанию. При упоминании «боевиков» по коже пробежали мурашки, а внутри все содрогнулось при воспоминании упертой в живот винтовки и ощущении чужой слюны на щеке. — Да, — ответила я. — И знакомство это вышло, мягко говоря, мерзким. Одного из них, кажется, назвали «Нираги». Он не только потыкал в меня своей винтовкой, но и… ну… облизал мне лицо. Я даже не поняла, что происходит, всё случилось очень быстро. Куина тяжко вздохнула, словно ей приходилось слышать об этом не впервой, и пояснила: — Точно, это Нираги Сугуру, он номер «четыре». Считается самым опасным из всего отряда боевиков. У него в голове давно всё перемешалось. Нираги непредсказуем — и от этого вдвойне опасен. — Опасен? Я бы сказала — отвратителен. — Он и то, и другое. Так что держись от него подальше, — серьёзно добавила она. — Ну, я уже поняла, что он не самая адекватная личность, — я кивнула, стараясь не выдавать всей охватившей меня неприязни. — Спасибо, что предупредила. Буду иметь в виду. Постараюсь держаться подальше. Не хотелось бы повторения. — И не считай, что он тебе просто досадил и больше не повторит «шуток», — мрачно добавила Куина. — Он действительно может творить что угодно без капли сожаления. С ним связываться не стоит: он ведёт себя как дикое животное, когда чувствует власть и безнаказанность. — Что ж… Ну, зоофилией я точно не страдаю, — попробовала я пошутить в ответ на ее слова о «животном», но вышло скорее иронично. — Было бы тут только это, — покачала головой Куина. — У него, как и у многих здесь, давно поехала крыша. Абсолютно отмороженный тип. — А второй, тот, что весь в татуировках? — спросила я, припомнив другого боевика с «приветливым» взглядом. — А, это номер «восемь», он сам себя зовёт Ласт Боссом, — криво ухмыльнулась Куина. — На самом деле его имя Самура Такатора, но он упорно не признаёт своё настоящее имя. Любит, чтобы к нему обращались только «Ласт Босс». У него своё кино в голове, — вздохнула девушка. — Он не такой активный, как Нираги, но лучше стараться избегать и его. Просто не привлекай лишнего внимания и он будет держаться особняком. Я почувствовала, как внутри растёт тревога: мне совсем не хотелось оказаться в центре чьих-то психопатических забав. Гадкое чувство собственной беспомощности накатывало с новой силой. Я вздохнула и осторожно спросила: — На этом «Пляже» вообще есть кто-то… нормальный? Или пребывание здесь автоматически приводит к сумасшествию? — Ну-у, — девушка, задумавшись, сморщила нос, — Смотря, что ты называешь «нормой». Тут у каждого хватает своих «тараканов» в голове. А в целом ситуация такая: правят здесь две фракции. Первая — это идеалисты во главе со Шляпником и его приближенными, среди которых Кузурю Кейичи, Ан Ризуна и Миро Кано. Вторая — фракция боевиков, возглавляемая Агуни Моризоно. У него же в подчинении Нираги и Ласт Босс. Теоретически, они должны поддерживать порядок, поэтому только боевикам позволено носить оружие, но, как понимаешь, всё давно вышло из-под контроля и между этими двумя фракциями назревает нешуточный конфликт — в любой момент может начаться война за власть. Мне казалось, что мои глаза становятся всё больше и больше с каждым новым словом. Серьёзные конфликты, две противоборствующие группировки, странные прозвища и нумерация… Всё это походило на какой-то запредельно причудливый сериал. — Это уже больше похоже на военную хронику, чем на «райский» «Пляж», — я горько усмехнулась, пытаясь спрятать растерянность за сарказмом. — Здесь мало что осталось от рая, — вздохнула Куина. — И чем дольше здесь находишься, тем сильнее это чувствуешь. — А что насчет Чишии? К какой группе принадлежит? — как можно небрежнее спросила я, скрывая любопытство за невинным тоном. — Чишия входит во фракцию Лидера. Хотя, по правде говоря… Он сам по себе. Но Нираги давно мечтает украсить его гениальными мозгами какую-нибудь стену. «Надо же было так вляпаться!» — с досадой думала я. — «Похоже, мой знакомый лис умудрился нажить себе крайне колоритных врагов. И, разумеется, меня он потащил за собой в это болото». Я уже представляла, как кто-нибудь из этих психов догонит меня в коридоре, припечатает к стене и начнёт с неподдельным интересом выискивать место, куда повесить мои мозги рядом с его гениальными. Весёленькие тут порядки, ничего не скажешь. — Слушай, а этот, главный, как его там… Пляжник… — Шляпник, — хихикнула Куина. — Да какая разница… — махнув рукой, я раздражённо наморщив лоб. — Этот внушающий благоговение лидер, — я подняла ладони и в запугивающем жесте пошевелила пальцами. — Он всерьёз считает, что единственный способ выжить — это покорно следовать его правилам и верить, будто его система приведёт нас обратно в реальный мир? Что мы должны напрочь отказаться от собственной воли и смиренно соглашаться со всем, лишь бы угодить его безумию? С затаённой надеждой уставившись на Куину, я полагала, что услышу возражения или опровержение, что она сейчас закатит глаза и выдаст что-то типа: «Ой, да перестань, не всё так страшно». Мне отчаянно хотелось, чтобы она сказала, что я ошибаюсь, что Шляпник вовсе не тот диктатор, каким кажется, а лишь не понятый мною лидер. Но вместо этого девушка задумчиво нахмурилась, жуя кончик своей пластиковой палочки, а затем нехотя подтвердила: — Ну да. В целом, так всё и обстоит. Тишина, наступившая между нами, отдавала в груди неприятным пустым эхом. Я разочарованно выдохнула, почувствовав, как внутри всё сжимается. Чишия. Чёртов Чишия. Нервно проведя рукой по волосам, я мысленно проклинала свою доверчивость и его вечную насмешку в глазах, и ту снисходительную улыбку, которая с самого первого дня не давала мне покоя. Размышления о том, что делать дальше, обжигали разум. — Куина, а не подскажешь, пожалуйста, в каком номере обитает Чишия? — мне потребовалось немалое усилие, чтобы говорить как можно более спокойно, хотя внутри бурлила злость, которую я уже едва сдерживала. — Восемьсот пятый, — растерянно отозвалась она. — Но… насколько я знаю, его сейчас там нет. — Подумаешь, нет. Я подожду. — выпалила я, резко вставая с кровати. — У меня к нему парочка срочных вопросов. Заодно узнаю, что он задумал, и постараюсь найти причину не убить его на месте. Оставив недоумевающую Куину в кресле, я вышла из комнаты. Гулкое эхо от хлопка, закрывшейся с размаху, двери прокатилось по коридорам «Пляжа», преследуя меня вплоть до номера Чишии. Оказавшись на месте, не раздумывая, я повернула ручку и распахнула дверь, на которой красовались золотые цифры «805». Еще с порога изысканность обстановки обуяла меня ощущением чего-то возвышенного. Повсюду царил какой-то особый, почти стерильный, порядок, глядя на который ни за что нельзя было подумать, что здесь обитает человек. Я сделала несколько неуверенных шагов, разглядывая интерьер номера, который, безусловно, тянул на статус «делюкс». «А этот лис неплохо устроился» — пронеслось в голове, пока я оглядывала роскошь просторных комнат, которых оказалось две: гостиная и спальня. Массивные кожаные кресла, кофейный столик из светлого дерева с причудливо изгибающимися ножками, роскошный диван в гостиной и огромная кровать в спальне, которая была застелена с пугающей безупречностью. Как и предупредила Куина, Чишии здесь не оказалось. Я нервно прошлась из гостиной в спальню и обратно, сверля глазами интерьер и не зная, куда деться от переполняющих меня не самых приятных эмоций. Во мне кипело желание немедленно выговориться, но, увы, стенам было всё равно на мой праведный гнев. В конце концов, я снова добралась до спальни, уже изнывая от бездействия, и решилась на маленький акт бунта: запрыгнула на идеально ровное покрывало — упругий матрас тут же отозвался пружинящим движением, легонько подбросив вверх, тем самым приведя меня почти в детский восторг. Забывшись на мгновение я почувствовала себя словно пятилетней девчонкой в гостях у богатой бабушки. С каждым новым прыжком, я все больше забывала, почему была зла. Но в самый разгар этого детского веселья дверь бесшумно отворилась и на пороге возник сам Чишия. Я замерла на мгновение, но тут же заставила себя нагло улыбнуться, порывисто вставая с кровати. — И снова здравствуй, — протянула я, пытаясь скопировать его собственную манеру — ленивую, равнодушную, но с оттенком иронии. — Что ты тут делаешь? — поинтересовался Чишия, опустив взгляд на идеально ровное покрывало, которое теперь было смято мной. — Разве не очевидно? — я вскинула брови, изобразив искреннее удивление. — Тебя жду. Твоя проницательность сегодня тебя подводит. Я увидела, как в глубине его глаз промелькнул лёгкий укор — он явно не был в восторге от того, что я заявилась без приглашения. — Куина сказала, что меня нет, — произнёс в ответ Чишия, не обращая никакого внимания на мой сарказм. — А мне не терпелось увидеть тебя снова. Особенно после того, что я услышала об этой странной иерархии на «Пляже». И ещё о твоей роли в ней. В конце концов, кто откажется от встречи с тобой, когда по «Пляжу» ходят такие слухи о твоих «гениальных мозгах»? Чишия молча глядел на меня и его лицо не выражало абсолютно ничего. И меня это раздражало. — Ясно, — бросил он наконец. — И? От одного этого «И?» мне захотелось запустить в него подушкой, но я сдержалась. Руки у меня хоть и дрожали от переполняющих чувств, но сейчас нужно было говорить. Ведь я и пришла, собственно, ради разговора. — Что «и»? Может объяснишь, наконец, зачем ты привел меня сюда? Чишия, казалось, небрежно пожал плечами и посмотрел куда-то мимо меня: — Тебе не понравился твой номер? —Да причём тут номер?! Мне вообще не нравится эта вся, так называемая, идеальная утопия, с так называемым Шляпником, который кажется мне абсолютно чокнутым. Да и, признаться, меня несколько раздражает твоя манера вовлекать людей в опасные дела, не соизволив даже предупредить. — Я всего лишь предложил присоединиться к месту, где есть все удобства, — в его голосе не было ни намека на заботу. Только тонкий, едва уловимый сарказм. — Ты приняла решение сама. — Но ты не сказал главного! Что на этом сумасшедшем «Пляже» полно отмороженных игроков, руководит которыми человек, уже окончательно слетевший с катушек! От его самоуверенного тона у меня почти перехватило дыхание. Прикусив нижнюю губу, я сжала руку в кулак, пытаясь отрезвить себя ощущением впивающихся в ладонь ногтей. Мне следовало догадываться, что за «едой, водой и электричеством» что-то кроется и самой задать больше вопросов, прежде чем идти за ним. — Ладно, я не буду спорить, — выдохнула я, опуская руки. — Меня злит не то, что на самом деле ты хочешь поднять свой ранг, приведя ёще одного «нужного» человека для добычи карт. Меня злит, что я узнаю об этом после факта. Мог бы честно сказать: «Эй, пойдём к Шляпнику, вместе будем рисковать жизнью ради чужих амбиций и делать вид, что это безопасное место — зато у меня будет повышение!» Понимаешь, это был бы хотя бы откровенный разговор. Я умолкла, вглядываясь в его лицо, надеясь заметить хоть малейшую реакцию. Но Чишия по-прежнему оставался непроницаемым, словно поставил между нами невидимую стену. С каждым его молчаливым вздохом во мне всё громче звенело внутреннее возмущение. Казалось, он не испытывает ни понимания, ни желания объясниться, ни сочувствия, ни злобы — ничего. Он просто стоял с заправленными в карманы руками и невозмутимо смотрел, как я распинаюсь перед ним. — Так в чём дело, Чишия? Ты привел меня сюда собирать карты для какого-то Шляпника? Рисковать жизнью ради него? Или ты хочешь убедить меня, что это ради моей же пользы? — проговорила я, пытаясь справиться с дрожью в голосе. — Отлично. Только нет. Уж лучше я буду мыться водой из бутылок и питаться сырой лапшой, чем останусь тут дольше, чем ещё хотя бы на десять минут. — Сомневаюсь, что проживешь и столько, если попробуешь уйти, — равнодушно ответил он. Его слова заставили меня вздрогнуть. Они звучали так, будто мои переживания были чем-то тривиальным, недостойным обсуждения. — Ты прекрасно слышала, что сказал Шляпник. — Я не собираюсь всерьез принимать слова этого, выжившего из ума, типа, — отвечаю я, насмешливо фыркая. В ответ Чишия чуть приподнимает бровь: — Очень зря. — На самом деле у меня имеется встречное предложение. — Слушаю. — Давай уйдем отсюда. Вместе. Ты, я и… ну, можешь взять Куину. Она мне искренне понравилась, в отличие от большинства обитателей этого «райского» места. Чишия чуть скосил на меня взгляд, будто оценивая эту идею. За этим коротким мигом молчания я уловила нечто похожее на искру интереса во взгляде, но тотчас она погасла. — Не заставляй меня усомниться в твоей разумности. — Послушай… даже если мы здесь остаёмся, игры не становятся проще, а риск погибнуть не исчезает. Ты номер «одиннадцать» в этой, так называемой, «очереди на спасение», а я… — взглянув еще раз на свой браслет мне даже не хотелось произносить эту цифру вслух. — Прежде, чем дойдёт очередь до нас, есть огромный шанс просто не дожить до этого момента. Смысл отдавать эти карты Шляпнику, спасать Кузурю или, тем более, эту надменную Миру? Втроем мы быстрее насобираем эти проклятые карты заново. — В твоих рассуждениях есть логика, однако… Отстранившись от стены, Чишия двинулся к двери и, приоткрыв её, бросил короткое: — Идём. — Куда? — его внезапная решительность меня насторожила. Чишия повёл меня через небольшую дверь бокового выхода в задней части отеля, отдалённой от центрального бассейна и «весёлой» тусовки. Сразу за порогом начиналась грубая дорожка, выложенная поблекшими бетонными плитами: теперь по ней бежали тонкие трещины, а кое-где торчали вздувшиеся осколки цемента. — Пришли, — сказал Чишия, остановившись. Место, куда он меня привел, находилось на окраине огороженной территории: здесь было куда тише, чем в центральной части отеля. Перед нами раскинулось нечто, напоминающее свалку: горы битого хлама, сломанная мебель, чьи-то разорванные матрасы, пустые бочки с чем-то прогнившим внутри. По телу пробежала дрожь — здесь всё выглядело крайне зловеще. Я нервно кашлянула, прикрывая нос ладонью. — Предлагаю тебе посмотреть вот сюда, — Чишия обогнул груду металлолома и подал знак следовать за ним на край платформы, нависающей над странной ямой. Я осторожно сделала пару шагов вперёд, стараясь не наступить на ржавые обломки, и сердце моё сжалось от мрачного предчувствия. С опаской я заглянула вниз и тут же в ужасе отшатнулась, зажав рот рукой, чтобы не закричать: внизу — человеческие тела. Груда трупов, валяющихся в беспорядке в этой огромной яме. Тяжёлый запах гниения накатывает волнами и меня моментально начинает мутить, а в горле становится горько. Кажется, что воздух вокруг сгустился, внезапно превратившись в вонючую трясину, не давая выдохнуть. Ледяной ужас сковывает меня. Необратимость смерти, овеянная запахом разложения, била по мозгу, уничтожая любые иллюзии, которые у меня могли остаться. Я зажмурилась, пытаясь прогнать это видение, но оно прочно застыло перед глазами. Казалось, что теперь я никогда не смогу отмыться от этого. Мне страшно, мне противно. Чишия стоит чуть поодаль, вполоборота ко мне, но не смотрит прямо в лицо. Он словно понимает, что говорить тут особенно нечего — мёртвые тела говорят сами за себя. Я могу лишь догадываться, кто все эти люди: очередные жертвы игр или те, кто осмелился бросить вызов Шляпнику и его приближённым. Здесь нет могил, нет сочувствия, нет времени оплакивать чью-то смерть. На глаза наворачиваются слёзы. Чишия медленно приподнимает голову и в его взгляде вдруг отражается какая-то глубокая усталость, почти сожаление — редкая эмоция, которую я в нём не замечала: — Чтобы ты поняла, уход из «Пляжа» — это путь прямо к этой свалке… или к любой другой, на которую свозят тех, кто слишком самодеятелен. Чишия делает короткий кивок, невесомый, но всё же утвердительный. Я замечаю, как он сжимает ладонь в кулак, прежде чем снова спрятать руку в карман. Кажется, он и сам не в восторге от всего происходящего, но старательно скрывает это за привычной маской невозмутимости. Я беззвучно киваю в ответ, чувствуя, как сердце бешено стучит в груди. Голова кружится от перегруженных эмоций и мерзкого запаха гнили. В тишине, которая нас окутывает, кажется, будто весь мир затаил дыхание. От свалки доносится еле слышное жужжание насекомых, и в этом звуке есть что-то по-настоящему жуткое и обречённое. — Пойдём обратно, — говорит он негромко и отступает на полшага. — Здесь больше нечего смотреть. Мы медленно возвращаемся в сторону отеля, и я не произношу ни слова — вряд ли сейчас смогу сказать хоть что-то, кроме бессвязного «почему всё так?». Под ногами хрустят мелкие осколки стекла и металла, над головой нависает мрачное небо, которого я раньше почти не замечала. Чишия идёт рядом, поглядывая в мою сторону, словно пытаясь уловить, насколько сильно это зрелище меня потрясло. А я в ответ, почти не поворачивая головы, стараюсь разобраться, кто он — друг или враг, спасение или угроза? И остаётся ли в этом беспощадном мире место для чего-то большего, чем просто выживание? Но всё, что я осознаю сейчас, это то, что моя жизнь висит на волоске, а за роскошным фасадом отельных номеров также скрывается своя чудовищная реальность. И рядом со мной идёт тот, чьи мотивы мне пока непонятны, и тот, кто, возможно, единственный в состоянии помочь мне выжить… или же привести к новой пропасти. — Так вот, я бы хотел, чтобы твой выбор был осознанным, — внезапно нарушает молчание Чишия, когда мы уже почти подошли к центральной части отеля, где уже вовсю слышны чьи-то пьяные выкрики, ритмичная громкая музыка, смех, похожий на визг — люди стараются забыть, где они находятся, пытаются переплясать собственную обречённость, топчут её ритмом, заглушают басами. Меня передёргивает от мысли, что мы — словно в гигантском загоне для скота, где все одинаково обречены и никому нет дела друг до друга. Как бы ни казалось, что здесь есть сообщество, на деле каждый сам за себя. — И если ты решишь уйти, — продолжает он, понижая голос. — То через несколько минут твой труп будет возглавлять всю эту гору. Ты же ведь этого не хочешь? Внешне Чишия абсолютно спокоен, но я слышу, как в каждом слове звенит напряжение. Он устал быть свидетелем такого? Или просто научился к этому не прикасаться сердцем? Я не знаю. Он пожимает плечами, будто ему всё равно или просто не даёт себе права на панику, понимая, что роскошь эмоций — это слабость, за которую здесь платят слишком дорого. Возможно, и я сделаю вид, что принимаю эти правила. Возможно, буду плести интриги, искать союзников, бежать от врагов. А, может, стану такой же бесстрастной, как он, чтобы не свихнуться. Но пока я не знаю. На данный момент мне известно лишь одно: назад дороги нет. Его вопрос не требовал ответа. Без любых слов ясно, что мне совершенно не хочется стать частью этого чудовищного безмолвия внутри ямы. Сама мысль о свалке мёртвых тел, которую мы только что видели, все еще холодила кровь, и потребовались усилия, чтобы собрать мысли воедино и задать вопрос: — Я правильно понимаю, что Шляпник всерьёз считает, что убийства вполне оправданы? Во имя некой идеалистической идеи? — Именно, — кивает Чишия.— Здесь не прощают предательства. Предателя рано или поздно вылавливают. Однажды, став участником «Пляжа», ты не можешь покинуть его живой. Он поднимает вгляд в небо, словно там находится невидимый суфлер, вкладывающий слова в его рот: — И ещё. Из тех, кого ты сейчас увидела в той яме, предателей не так много. — Кто же тогда остальные? — спросила я, поежившись. — Тяжело раненные в играх или заболевшие. Их приносят туда, не дожидаясь, пока они умрут сами. Чишия замолкает, опуская голову, словно готовится сказать что-то важное, но лишь бросает негромко: — Дальше всё зависит от тебя. — Ты… покажешь мне, как выжить здесь? — Если будешь слушать и думать, — ответил он, стараясь сохранять свою обычную бесстрастность. Затем сделал паузу и продолжил. — И если научишься видеть дальше своих порывов. С этими словами он сделал едва заметный жест, выражающий прощальный кивок. На его лице по-прежнему не дрогнул ни один мускул, и все же в глазах скользнула тень того, что он не мог или не хотел произнести вслух. Глядя ему в спину, я, невольно, снова вспомнила тот полигон из тел, понимая, что я в ловушке. Эта «идеальная утопия» оказалась очередным витком в бесконечном круге страха. И выбраться из него, похоже, так же трудно, как и дышать после увиденной свалки трупов. Я могла бы продолжать винить Чишию в том, что оказалась здесь, но понимала, что сама виновата. Ведь надо было раньше подумать о том, чтобы поинтересоваться, куда я иду, но я слепо доверилась и сейчас пожинала плоды своего доверия. А ведь за несколько минут до самого предложения он меня предупредил, что ни доверять, ни привязываться мне не стоит.

Тем более к нему.