Жизнь с истёкшим сроком годности

Трагедия жизни — не в смерти.

Трагедия жизни в том, чему мы позволяем умереть внутри нас,

пока мы живы.

***

Прохладный ночной воздух бил мне в лицо, будто пытаясь пробудить от зловещего сна. Но сон этот был реальностью. В кармане моей куртки тяжелела «кровавая карта», которую я периодически сжимала, пока уверенным шагом шла домой. Да, я шла домой. Ну, или в то место, что теперь выдавало себя за него. Ведь слово «дом» уже потеряло для меня свой привычный смысл. Карта «Восьмёрка бубны» жгла мою ладонь не меньше, чем душу своим гнетущим напоминанием о стоимости моего выживания. Нет, на самом деле этот груз в моей руке был не просто напоминанием — он был символом жертвы, необходимой для моего существования. Настало время принять реальность, какая бы ужасная она не была. Надежды на лучшее были погребены вместе с моими друзьями, а каждый шаг теперь вел меня все дальше от человечности, которую мне отчаянно хотелось сохранить. Циничный голос в моей голове насмешливо шептал: «Поздравляю, победительница, наслаждайся своим трофеем — жизнью, купленной по цене чужой смерти». Эти слова вгрызались в моё сознание, как нож в мягкую плоть, напоминая, что теперь я не просто участница игры. Я стала частью неё, исполнителем смертных приговоров во имя выживания. «Что там говорил этот Чишия?» А, да — стоит столкнуться с реальностью лицом к лицу и поставить себя перед фактами. Я только что усвоила этот урок, и он оказался чудовищно жестоким. А что касается фактов: мое новое жилье — это магазин, который я называю домом, мои друзья — мертвы, мои руки — окровавлены по моей же воле кровью ни в чем не повинного человека. Моя прежняя, размеренная и упорядоченная жизнь, в которой несколькими днями ранее даже незапланированное изменение распорядка дня вызывало во мне чувство дискомфорта, теперь казалась далеким, практически недостижимым воспоминанием. Я же осознала всю глубину перемен только вчера, а сегодня убедилась окончательно в том, что сущность этого мира заключается в постоянном прохождении игр, в которые каждый, кто тут оказался, обязан принимать участие, чтобы выжить, вопреки тому, что эти игры предназначены только для одного — одни должны умереть, чтобы другие могли продолжать играть. В моей прежней, уютно упорядоченной жизни я никогда не была человеком, который привык жаловаться на обстоятельства. Но то, что происходило здесь, могло сломить волю и сопротивление любого, даже самого непоколебимого и стойкого человека. Кого-то раньше, кого-то позже — это лишь вопрос времени. Но при условии, что человек цепляется за жизнь. Мои мысли непроизвольно возвращались к этому странному и немного пугающему своим поведением парню в белой кофте, который словно находился вне этого хаоса, отстранённо наблюдая за беспорядком человеческих судеб. Его непроницаемое спокойствие и хладнокровие как-будто говорило, что он равнодушен и к собственной жизни, либо очень искусно и тщательно это маскировал. Та избитая фраза — «жизнь коротка» — в этом ужасном мире звучала не как клише, а как жестокая истина. Каждый поход на игру мог стать последним. Каждое действие — решающим. Топографические проблемы, боязнь темноты, гемофобия — неужели я всерьёз считала это всё чем-то значимым? Один неверный шаг, мгновение слабости в самые провокационные моменты — и смерть неминуемо сгладит все следы моего существования. Сейчас выживание за счет смерти других стало новой нормой. И я была обязана привыкнуть к этому, потому что иного выбора этот мир не предоставлял, а лишь требовал от меня отказа от всех человеческих слабостей, превращая каждое мое действие в борьбу за право видеть следующий рассвет. А ведь еще совсем недавно я сидела в своем кабинете, где моей самой большой заботой было сохранить людям их красоту, а сегодня у этих же людей я отнимала жизнь. Все происходящее заставляло мою прошлую жизнь казаться чем-то, что никогда не было реальным, как будто это был далёкий и мутный сон, туманное воспоминание о времени, наполненном простыми радостями и обыденными заботами, словно мой предыдущий мир был не более, чем фрагментом детской фантазии. Всё это теперь казалось таким далёким, таким недостижимым. Терзаемая тягостными мыслями, я шла по безлюдной дороге, чувствуя, как последние крупицы прежней меня рассыпаются, уносимые ветром вместе с кровью на моих руках, которая не принадлежала мне. Но изнутри меня била дрожь нервного напряжения. В душе, словно чёрный змеиный клубок, сплетались между собой мучительные переживания, против воли возвращая мне гнетущее чувство вины и страх перед неизвестностью, и, казалось, что из сгустившейся темноты вслед за мной тянутся кровавые нити, не желая отпускать. Такова была моя теперешняя реальность и ощущалась она как удар в лицо.

***

Войдя в мрачный, пустой магазин я ощутила, как гнетущая тишина обрушилась на меня, как гробовая плита, заставляя внутренний голос взывать от горя. Чувство опустошенности было настолько ощутимым, будто физическая боль скручивала меня изнутри. Хотелось броситься бежать. Но некуда. Я, словно призрак, бесцельно бродила по просторным, тихим помещениям магазина, пытаясь заняться чем-то, чтобы отвлечься, но жуткое одиночество встречало меня на каждом шагу. Желание расплакаться нарастало, но вместо слёз внутри меня всё туже затягивался тугой узел, не дающий вырваться наружу болезненным, разрушающим меня эмоциям. И абсолютно бесполезно я старалась уговорить себя, что все это вокруг — ненастоящее, потому что оно, черт возьми, было самым что ни на есть реальным. До боли. Чтобы хоть как-то сохранить рассудок я решила развеять тьму в комнатах, которая казалась всепоглощающей. Порывшись в ящиках я достала несколько восковых свечей. Подручным подсвечником послужил обычный стакан. Теперь оставалось только найти зажигалку. Глаза уже привыкли к сумраку и я довольно хорошо видела, но потратив немало времени на ее поиски пришлось признать, что она сгинула бесследно. В раздумьях я оглядела помещение… «Где же мне взять…» — размышляла я вслух, и мой взгляд упал на дорогую сумку Шибуки, небрежно оставленную прямо на столе. Некоторое время я колебалась. У меня не хватало духу обыскивать вещь мертвого человека, ведь я всегда считала, что подобные действия оскорбляют память о нем, особенно когда речь шла о таком личном предмете, как женская сумка. Однако в моей памяти всплыл тот самый момент, когда этот блондин, Чишия, сидя на корточках рядом с телом мертвой женщины-водящей, без тени сомнения, обследовал ее карманы. Он не задумывался о морали, его интересы были прагматичны и конкретны. И я решила последовать его примеру. «В конце концов, Шибуки уже нет вживых, и ей все равно, а я пока ещё жива и мне нужна гребанная зажигалка, чтобы хоть как-то осветить эту мрачную ночь» — подумала я и, вздохнув, взяла дорогую вещицу в руки, молясь, чтобы Шибуки простила мне этот маленький грех. Дернув молнию на сумке, я осторожно просунула руку внутрь и сразу же наткнулась на новую, ещё не вскрытую упаковку каких-то успокоительных. «Пригодятся». Не долго думая, я положила их в карман — в моем текущем состоянии они могли потребоваться больше, чем когда-либо. Дальше… противозачаточные. С отвращением я поспешила закинуть их обратно. «Фу, точно не понадобятся» — подумала я, стараясь не касаться их больше, чем требовалось, словно это было что-то заразное. Следом за ними моя рука коснулась щетки с застрявшими в ней волосами. С неприятным ощущением я резко отдернула руку, как-будто дотронулась до чего-то живого. Интересно когда она последний раз ее чистила? Ну и гигиена…Еще раз «фу». Щетка незамедлительно отправилась на дно сумки. С каждым предметом, который я вытаскивала, меня охватывало ощущение вторжения в чью-то жизнь, такую интимную и такую бесповоротно завершённую. Затем мои пальцы наткнулись на какую-то картонку. Карта — «Тройка треф». «Трофей нашей первой игры…» с грустью подумала я, скользя пальцами по слегка помятым краям карты, прежде чем она перекочевала к восьмёрке бубны в моем кармане. И, наконец, на дне сумки я нашла то, что я так отчаянно искала — зажигалку. Вместе с ней я вытащила нераспечатанную пачку сигарет. Хотя в обычной жизни я давно бросила курить, оставив в студенческом прошлом эти нездоровые шалости, сегодняшний день был далек от обычного. Теперь, когда моя жизнь превратилась в ничто, я не видела ничего зазорного в том, чтобы позволить себе сигарету, а то и две. Я вышла на террасу. Зажатые в ладони пачка и зажигалка словно символизировали мой крошечный акт бунта против невыносимой реальности. Ночной воздух был прохладным и я глубоко вдохнула его, надеясь, что он отрезвит меня и прогонит туман разрушительных мыслей. Но он оказался смехотворно слабым ответом на мои внутренние бури. Я достала сигарету и в задумчивости начала крутить ее между подрагивающими пальцами, словно пытаясь выкрутить из неё ответы. Раньше среди дымных спиралей у меня неплохо получалось превращать навалившийся хаос моих мыслей в четкую цепочку и находить логику там, где казалось, что её нет. «Может, и сейчас получится» — подумала я, зажав сигарету губами, и щелкнула зажигалкой. Пламя кратковременно осветило моё лицо в темноте террасы. Прикурив, я слегка перегнулась через парапет террасы и сделала глубокий, решительный вдох. Первая затяжка отдалась в голове мощнее, чем я ожидала. Воздух в легких смешался с дымом, вызывая в голове неожиданно яркое ощущение, словно колокольный перезвон в день религиозного праздника, а весь рот наполнился каким-то гадким привкусом вишни — явный намек на дешевые ароматизаторы в табаке. Мир вокруг внезапно поплыл, в глазах потемнело. Едва не потеряв сознание, я в последний момент успела отшатнуться от парапета, едва удержавшись, чтобы не подарить свою жизнь уличному асфальту. Вторая затяжка была уже менее драматичной, а третья и вовсе принесла долгожданное облегчение. Выпуская клубы дыма, который медленно поднимался над моей головой, растворяясь в ночном воздухе, я тупо взирала на город, который лежал передо мной, словно картинка в старом фотоальбоме — неясный и тускло освещенный половинкой луны. Я стояла на террасе и всматривалась куда-то в непроглядную даль перед собой, не видя ничего конкретного, лишь пытаясь вообразить себе, что кроме этого мрачного пейзажа существует ещё что-то, что способно оттолкнуть навалившуюся пустоту и одиночество, обернуть их в нечто терпимое, менее болезненное, способное вернуть меня к жизни. Дым от сигареты медленно поднимался в воздухе, закручиваясь в неровные спирали, будто сама реальность этого мира была неустойчивой, готовой вот-вот рухнуть. Каждая затяжка кружила голову, делая мой взгляд все более отстраненным и размытым, а душа казалась настолько утомленной, что едва ли была способна на что-то, кроме бессмысленного созерцания. И всё же, сквозь вуаль дыма и усталости, в моем сознании вспыхивали два навязчивых вопроса: «Что такое «Пляж»?» и «Откуда у Чишии и тех парней, с которыми он приехал, взялось топливо?» И почему-то я была уверена, что оба эти вопросы имеют непосредственную связь друг с другом. Ох уж этот блондин… Чишия был действительно не из простых, и я не могла избавиться от ощущения, что он знает гораздо больше, чем показывает. «Может быть, он связан с организацией этих безумных игр? Возможно, даже сам их гейм-мастер и таким образом разлекается, играя в созданные им же игры?» Это звучало дико и почти параноидально, но зато вполне объясняло его странное и даже провокационное поведение. Особенно то, как легко он принимал правила этих игр, будто бы сам их и задавал. «Не стоило мне убегать так поспешно. Нужно было задать ему вопросы и хотя бы попытаться узнать больше …» — с раздражением подумала я. Но в тот момент, сразу после игры, когда я впервые отняла чью-то жизнь, я не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, как мне теперь жить с этим грузом. К тому же, поведение этого светловолосого наглеца было просто из ряда вон выходящим, даже его притягательная внешность не могла отвлечь меня от того, что он сказал мне после игры. Казалось, он воспринимал мой поступок совсем иначе. Его реакция, когда я, спасая себя, пожертвовала жизнью другого человека была просто чудовищной в своей бесчувственности. Он, похоже, не только не осудил меня, но и казался довольным моим решением. Было видно, что его это не только не шокировало, но и, казалось, даже развлекало. «Не хотела бы я стать его врагом» — одними губами прошептала я, выдыхая дым в холодный вечерний воздух, с досадой осознавая, что его подход к жизни и морали был мне совсем не по душе. Именно после вчерашних его слов, мне начали не давать покоя вопросы о том, какие чувства таятся в глубине его души, отчего он выглядит таким спокойным и безразлично-невозмутимым в ситуациях, не дающих к этому никаких оснований. Что происходит у него в голове? Водится ли там что-то нормальное? Хотя, конечно, кому что считается нормальным. Норма — вещь такая. Она как оверсайз футболка — на многое можно натянуть, было бы желание. Но кроме этих недоумений, он вызывал ещё нечто такую… Какую-то необъяснимую, почти извращенную тягу к тому, чтобы добраться до его сущности, как до некой неразгаданной сложнейшей тайны. Это будоражило мою фантазию… И если быть до конца честной, то не только это. Жизнь как будто смеялась надо мной, разжигая непонятный мне огонь интереса, которого не должно быть. Не в этом мире. Однако, сожаление о том, что он оказался сумасшедшим, тяготило меня не меньше, чем разочарование в том, что вряд ли мне доведется встретить его снова. Жизнь редко бывает настолько щедрой, чтобы подарить нам три подобных «случайности». «Возможно, это даже к лучшему» — пришла я к заключению, не без тоски отвергая мысль о возможности его повторного появления в моей жизни. Несмотря на то, что я не спала со вчерашнего дня, усталость так и не превратилась в сон. Поэтому сейчас успокоительные, изъятые из сумки Шибуки, оказались настоящим спасением. Я проглотила несколько таблеток, нарушая рекомендуемую дозировку, оправдываясь тем, что обстоятельства требуют нечто более радикального, в надежде на быстрый и глубокий эффект. Мое тело жаждало покоя, а разум — отключения от непрекращающегося потока тревожных мыслей. Уже лежа на диване, я зажгла очередную сигарету. Дым медленно вился к потолку, размытые кольца плавно растворялись в воздухе. В полудрёме я наблюдала, как темнота этой жуткой ночи сменяется сонной одурью густых серых, предрассветных сумерек. Первые жалкие струи света заползали в помещение магазина, наполняя его светлеющей серостью, позволив распознать усталыми глазами очертания всех предметов, казавшихся в ночной темноте совсем чёрными. Вскоре усталость моего тела и разума слились в одно, создавая одно непреодолимое желание — спать. Поддавшись этому желанию, я осторожно потушила недокуренную сигарету, положив её на пепельницу. Мои глаза, еле справляясь с грузом невыносимой усталости, медленно закрылись, и я окунулась в глубокий, лишенный сновидений сон, который, казалось, не нес в себе ничего, кроме абсолютного забвения.

***

Время уже давно перевалило за полдень и солнечный свет был уже достаточно силён, а я только что открыла глаза. Возможно, столь позднее пробуждение было вызвано вымотавшими меня последними события, либо я просто переборщила с успокоительными, стремясь убежать от давящих воспоминаний. Моё состояние было далеко от бодрости, но отдохнуть удалось. Поднявшись с дивана, я быстрым взглядом окинула помещение — все было так же, как и вчера, ничто не изменилось, кроме моего внутреннего мира. Стеклянные стены мебельного шоурума отражали бледные лучи света, проникавшего сквозь пыльное окно, разбавляя серость этого забытого мира каплями цвета от выставленных диванов и кресел. С помощью пары бутылок воды я провела самые необходимые утренние процедуры, стараясь, насколько это возможно в таких условиях, привести себя в порядок. С сигаретами и зажигалкой в руках я направилась в гостиную, на ходу пытаясь заткнуть внутренний голос, который без устали напоминал мне о предыдущих днях. Воспоминания мучительной пыткой совести скользили по моему сознанию. Насквозь пропитавшее меня чувство вины, вновь остро дало о себе знать, становясь все более ощутимым с каждой проходящей секундой. «Имела ли я право так поступить?» — именно этот немой вопрос я видела в глазах того мужчины, чью жизнь я отняла. Всего несколько слов, но кто мне еще ответит, кроме меня? Нужно лишь набраться смелости и быть откровенным с самим собой. Этот вопрос бесконечно вращался в моей голове, и я не могла найти на него ответа. Я даже начала сравнивать себя с животными, которые действуют инстинктивно. Этот факт казался мне жестоким, но исключительно точным описанием моих действий: животные убивают, чтобы выжить, не пытаясь оправдать свои действия. Я поступила точно так же, стремясь к самосохранению, но разве это оправдание? Зажигая сигарету, глубоко затянулась и выпустила дым. Желание жить — примитивно и ужасающе одновременно. Но мы люди, должны ли мы руководствоваться такими же инстинктами? В отличие от животных, каждый выбор человека отягощен последствиями, и я не могла освободить себя от бремени сознания, также как и не могла избежать размышлений о своих действиях. Животные либо убивают, либо умирают — жестокая простота природы. Я действовала также, и всё, что могла себе предложить в оправдание, это первобытное стремление к самосохранению. Но и этот мужчина, я уверена, безусловно не желал умирать так же, как и я хотела жить. Мои мысли текли мрачным потоком, накатывая на меня волны отчаяния и страха. В душе зияла пустота, словно чёрная бездна, в которую я невольно смотрела каждую минуту своего существования. Страх перед тем, что будет дальше, сковывал меня сильнее любых физических оков. Но каждый раз возвращаясь к мысли о том, что произошло вчера на игре «Восьмерка бубны», я чувствовала, как из меня уходит часть человечности, оставляя после себя только холодную решимость выжить любой ценой. Но по-настоящему ли я была готова стать тем, кого требовали от меня эти игры? Это был, наверное, единственный вопрос, ответ на который я не хотела знать.

***

День тянулся медленно и монотонно, затягивая каждую минуту до бесконечности. Я потерянно и бесцельно слонялась по магазину, не находя в себе сил заняться чем-то действительно продуктивным. Желание сделать кофе и сходить за новой одеждой то и дело возникало в моем сознании, но в итоге день прошёл в невнятных колебаниях и бесконечных перекурах на террасе, где я обещала себе — это последняя сигарета, после которой наконец взбодрюсь и начну действовать. Но как только сигарета кончалась начиналась следующая и я продолжала сидеть на террасе, вглядываясь в далекие крыши домов, поглощенная своими размышлениями, и так и не сделала ничего из запланированного. Время так и скользило сквозь дым, бесцельно и тягостно. Наступление заката принесло необъяснимое облегчение — этот злосчастный никчемный день, наконец, клонился к завершению. Теперь, когда небо переливалось последними лучами уходящего дня, я осознала, что вместо того, чтобы сдаваться бездействию пора отвлечься от пустых переживаний. «Пора что-то менять» — подумала я, отбрасывая очередной окурок с крыши. — Неужели я действительно собираюсь провести эти дни жизни в ожидании следующего вызова, когда мне влепят еще одну смертельную игру? Нет, это плохой вариант. Надо всё-таки заставить мозги поработать, чтобы разгадать, что такое этот загадочный пляж и почему у кого-то все еще осталось топливо. Вечер приближался к своему апогею и я в очередной раз оказалась на террасе с сигаретой в руках. Глубоко затянувшись, я смотрела, как дым медленно поднимается вверх, смешиваясь с остывающим воздухом. Окурок, покидая мои пальцы, описал дугу в воздухе и упал вниз с крыши, словно метафора моего собственного падения в бездну сегодняшнего бездействия. Наконец, отряхнувшись от дневной апатии, я зашла обратно в помещение. Спускаясь на первый этаж магазина я твердо решила, что непременно заварю себе тот самый крепкий и ароматный кофе, о котором мечтала с самого утра. От самой мысли о горячем, бодрящем напитке во мне заново начала пробуждаться жизнь. Тишина в магазине была настолько всепоглощающей, что даже слабый скрип открывающейся двери прозвучал в моих ушах с неожиданной громкостью. Затем последовал едва уловимый шорох шагов, шелестящих по помещению. Я на мгновение замерла, впиваясь пальцами в холодные металлические перила лестницы. Вдруг, столь же неожиданно, как началось, все затихло. Я быстро сбежала с лестницы вниз на первый этаж, боясь упустить тот краткий момент, когда магазин перестал быть только моим убежищем. — Кто здесь? — всматриваясь в темноту, громко задала я вопрос. Голос отразился от стен, возвращаясь ко мне без ответа. Я подождала, держа в руках всё те же сигареты и зажигалку, словно они могли защитить меня. Однако внутренне я надеялась на встречу, возможно, даже больше, чем боялась её: страх смешивался с странной радостью от возможности встретить другого человека. Возможно, здесь был кто-то, кто, подобно мне, потерялся среди этого хаоса и также как я искал путь к спасению. Кто же ещё может бродить по магазинам в столь поздний час, если не еще одна несчастная душа, заблудшая в этом мире. В мире, где все мы не более, чем кучка жалких одиночек, обречённых играть в смертельные игры, чтобы просто остаться в живых. Сама идея смертельных игр для выживания звучала так, словно вылетела из разума сумасшедшего. И правда, кто мог придумать такое? Определенно, только тот, чьи мысли далеки от здравого смысла. И так, стоя среди полок и забытых корзин я ожидала, что тень обретет форму, а ночь — голос. Кем бы ни являлся этот человек, скрывавшийся в темных углах этого магазина, без сомнения он, как и я, был свидетелем этих смертельных игр. Осталось только узнать, будет ли эта встреча предвестником нового союза или новой трагедии. Возможно, вошедший не ожидал, что тут кто-то есть, и испугался. Но несмотря на это предположение мозг непреклонно требовал действий по обеспечению безопасности. С одной из полок я взяла самый длинный и острый кухонный нож. Устроившись поудобнее в кресле я положила нож на подлокотник и, небрежно забросив ноги на деревянный кофейный столик, зажгла сигарету с несносным вишневым ароматом и стала ждать, когда неведомый гость меня найдёт. Но пространство вокруг упорно сохраняло своё молчание, не давая ни малейшего повода для беспокойства. Тишина была абсолютной и мне уже казалось, что я попала в плен своему разыгравшемуся воображению. Или, возможно, нестерпимое одиночество настолько усилилось, что довело меня до галлюцинаций? Чувство собственной уязвимости начало медленно нарастать. Я зажгла свечу, зажала в зубах сигарету, и держа одной рукой стакан с мерцающим пламенем, а в другой нож, начала медленно обходить помещения магазина. — Кто здесь? — я вновь повторила свой вопрос, и пламя свечи, словно откликаясь на мои слова, затрепетало еще сильнее, отбросив на стены дрожащие пугающие тени, которые, казалось, следили за каждым моим шагом. Ответ обнаружился там, где я меньше всего ожидала — в комнате, где я ночевала. В полумраке начал вырисовываться силуэт человека, устроившегося на моем диване. Покрепче сцепив пальцы вокруг ножа и еле сдерживая дрожь в коленях, я подошла ближе. Когда неровная полоска света выхватила из мрака лицо моего ночного гостя, сигарета едва не выпала у меня изо рта. — Это же невозможно… — выдохнула я, не веря своим глазам. — Ты не можешь быть здесь. Но тем не менее, он сидел передо мной, улыбаясь той же снисходительной улыбкой, которая означала, что он наслаждается моментом, видя моё замешательство.