Жизнь с истёкшим сроком годности

***

Я проснулась от солнечных лучей, которые откуда-то сверху били прямо в лицо, заставляя меня моргать и потирать веки. Глядя вверх, я не сразу смогла сообразить, где именно нахожусь, постепенно осознавая, что моя постель намного тверже обычной. Я лежала на грубой поверхности крыши под бездонным, без единого облака, голубым небом. На краткое мгновение окружающий мир показался мне чистым и невинным, пока реальность не начала обрушиваться на меня волнами вчерашних воспоминаний. Я подняла голову, пытаясь вспомнить, как оказалась здесь, на этой крыше. Вчера вечером я пришла сюда не одна. Со мной был он — странный парень в белоснежной кофте, неуловимой улыбкой и глазами, скрывающими тысячи загадок. Но сейчас он бесследно исчез, оставив меня одну среди бесконечного голубого неба и сумбурных мыслей относительно его загадочной персоны. Крыша была пустынной, и только легкий ветерок шептал что-то невразумительное, развевая мои волосы. Все события предыдущего дня казались какими-то нереальными, как и вообще все, что произошло со мной за последние несколько дней. Тем не менее, болезненные ощущения в коленях и тяжелый пакет с медикаментами для Чотты напомнили мне о том, что всё это — не выдумка, и мне следует поторопиться, чтобы как можно скорее оказать раненым друзьям медицинскую помощь. А ведь мне ещё предстояло выяснить, где точно я нахожусь, чтобы найти мое временное пристанище в виде мебельного магазина. «И куда меня завел этот блондин?» — думала, поспешно спускаясь по лестнице. Оказавшись на улице, я огляделась, и едва не выронила из рук пакеты, осознав, что всю ночь провела на соседней улице, всего в нескольких шагах от своего временного пристанища — мебельного магазина. Перейдя дорогу, я прошла по улице и завернула за угол, наконец обнаружив мебельный магазин, который теперь назывался моим домом. Шурша пакетами я вошла внутрь и остановилась, прислушиваясь к тишине. «Почему так тихо? Слишком тихо для утра. Где все?» — волнение сжало моё горло, а сердце забилось в тревожном предчувствии. Оставив пакеты у входа, я вбежала в комнату и с облегчением выдохнула, когда увидела своих товарищей по несчастью, сидящих за столом, поглощенных завтраком. — О, а мы уже подумали, что ты заблудилась! — поднимая вилку, с набитым ртом проговорил Арису, не прекращая жевать. — После завтрака как раз собирались на твои поиски. — Ну… Не так уж и ошиблись, — ответила я с лёгкой улыбкой, не вдаваясь в подробности о том, что смогла заблудиться в трех соседних домах на одной улице. — Я действительно немного сбилась с дороги. — Присоединяйся, — сказал Карубэ, и широким пригласительным жестом указал на свободное место за столом. — Шибуки сегодня приготовила великолепный рис, — добавил Чотта, обращая полный нежности и смущения взгляд к сидящей рядом с ним девушке. От чего мне сразу стало ясно, что происходило между этими двумя и какими гастрономическими утехам они были заняты, пока мы пытались спастись от коня с пулеметом. А вот сама Шибуки встретила меня гробовым молчанием, даже не пытаясь скрыть свое разочарование от того, что я жива и вернулась. Ее взгляд был таков, что я опасалась подавиться рисом от такого «приветствия». И поэтому, несмотря на то, что я была совсем не против позавтракать, все же решила воздержаться от приема пищи в ее присутствии: — Спасибо, я не очень голодна. Ночью удалось немного перекусить. — Мы тебе оставим. Поешь, когда проголодаешься, — добродушно произнес Чотта, чем заслужил долгий, убийственно яростный взгляд Шибуки. Тем временем Карубэ уже доел и, видимо, по привычке, выйдя из-за стола, глубоко зевнул и потянулся всем телом, но тут же скрючился от боли. На белом бинте проступила полоска крови. — Ой, сейчас! — посмотрев на Карубэ, вспомнила я и побежала ко входу за пакетами с медицинскими принадлежностями. — Вот! Я спешно вытряхнула на стол медикаменты, повязки и бинты. — Ого! — присвистнул Арису. — Здесь полный набор. Ты прям как знала, что надо брать. — Мне помогали, — вполголоса ответила я, отводя взгляд. — Как вовремя, а то как раз последний бинт закончился, — подошел Карубэ, держась рукой за бок и морщась от острой боли. — Арису… Мне потребуется твоя помощь, — сказала я, мысленно осуждая себя за неготовность к таким ситуациям, в которых надо оказывать помощь другому человеку. Все эти лекарства и бинты казались чужими и тревожными предметами в моих руках, и я уже сожалела, что никогда не относилась серьёзно к этим вопросам. — Одна я не справлюсь с дезинфекцией и перевязкой. Поможешь? — Конечно, не вопрос, — без промедления откликнулся Арису, подходя ближе, чтобы взяться за дело. Мы вместе начали обрабатывать рану Карубэ, который терпеливо сносил все наши манипуляции, стараясь не казаться слишком слабым перед нами. «Все мы здесь временно неуклюжие, временно бессильные» — я нашла оправдание своей неуверенности, параллельно открывая пузырек с дезинфицирующим средством. Помощь Арису оказалась бесценной, и я почувствовала, как увеличивается моя симпатия по отношению к этому взбалмошному парню. Этот момент сближения нашей необычной компании превратился в что-то гораздо большее, чем просто лечение раны. Он будто символизировал наше взаимное доверие и поддержку, которые в таких условиях становятся настоящим спасением, не только физическим, но и душевным. Когда мы закончили с Карубэ, оставив его лежать в комнате, я собрала в пакет всё оставшееся и подозвала Арису, отойдя почти в самый конец магазина. — Послушай, Арису, — начала я вполголоса. — Шибуки смотрит на меня так, будто я совершила что-то непростительное и теперь виновата во всех ее бедах. Поэтому вот, передай ей все эти медикаменты и расскажи как применять каждое средство для лечения ноги Чотты. Я тебе сейчас все подробно объясню, — я попыталась воскресить в памяти всё, что мне сказал Чишия. — Так что внимательно слушай и запоминай. Начинать надо с… — Ты ведь провела ночь с тем парнем? — бесцеремонно прервал меня Арису, испытующе заглядывая мне в глаза. — Да… то есть… Нет, — произнесла я, запутавшись в смысле его неожиданного вопроса. — Я, собственно, имел в виду совсем не это, — заметил Арису с лукавой улыбкой, которая мгновенно вызвала у меня прилив смущения. О, Господи, как меня угораздило подумать об этом? Почему мои мысли всегда выбирают самые кривые тропы? Лицо раскраснелось, я почувствовала, как загораются щеки от такой мысли, а по спине прокатывается обжигающая волна мурашек. — Иногда наши реакции подсказывают нам больше, чем мы осознаём, — подшучивал надо мной Арису, пощелкивая языком. — Это ты меня сбил с толку, — разозлилась я на него за то, что попалась в эту словесную ловушку. — Мог бы и яснее выразиться. — Я задал вопрос достаточно ясно, а ты истолковала по-своему, — Арису уже вовсю потешался надо мной, но добродушно, без тени злобы. — По правде говоря, этот парень показался довольно-таки скользким типом, — лицо парня вдруг обрело серьёзный вид. — Да… — задумчиво ответила я, вспоминая, как Чишия стоял с телефоном и говорил, что время скоро истечет. — Он так настаивал, чтобы ты открыл дверь и первым столкнулся с неизвестностью, что скрывалась за ней. — Я тоже это понял, — кивнул Арису. — Но разве у меня был выбор? Не стану же я тебя толкать к этой двери, если он сам боится её открыть. Слова Арису были полны непритязательной искренности и бескорыстия, вызывая у меня слезы, которые уже были готовы вырваться на свободу, собравшись в уголках моих глаз. Многим из нас необходим человек, на которого можно положиться, и который сможет подбодрить нас, сказав: «Так держать!», помочь и направить в минуты слабости и равнодушия, и время от времени трясти, чтобы разбудить и сказать, что все будет хорошо. Арису виделся мне именно таким человеком. И я поняла, что мне не хватало таких людей в моей жизни. Однако, я не могла отрицать, что была окружена людьми, которых, по сути, не заслуживала. Поразмыслив о том, как сложилась моя социальная среда, я осознала, как сильно на это повлияла сложная иерархическая структура японского общества, которая пронизывала каждый аспект жизни: от личных отношений до профессиональных взаимодействий. Поэтому мне не приходилось сталкивался с такими людьми, как Арису. Слишком уж отличались наши жизни. «Кто они, все эти люди, которых затянуло в мою жизнь?» — задумалась я. И ответ был неутешителен. Вокруг меня обычно вились иллюстраторы идеальной жизни, каких только можно встретить в рекламных проспектах: всегда с идеальной улыбкой, всегда в окружении сверкающих вещиц, которые, якобы, должны были делать их счастливыми. Все они — мастера по созданию впечатления «состоявшегося» человека, в душе ведущие сложную и разнообразную жизнь, связанную с гонкой за призрачными целями, пытаются доказать что-то, теряя на этом пути счастье и способность получать радость от простых и понятных вещей. И вот, обдумывая всё это, я смотрела на Арису, который, не обладая ничем из того, что так ценилось моим окружением, оставался по-настоящему человечным, способным на искренние жесты и настоящее сострадание. — На самом деле это он помог мне собрать необходимые для Чотты средства и посоветовал, что делать с моими разбитыми коленками, — выйдя из размышлений, вернулась к разговору о блондине и, приподняв штанину, с удовлетворением отметила, что раны начали затягиваться. — Он, что ли, врач? — скривившись спросил Арису, продолжая быть скептически настроенным в отношении нашего нового знакомого. Его бровь недоверчиво поднялась, придавая его лицу ироническое выражение. — Не думаю, что да… — ответила я, задумчиво глядя в сторону. Мне на мгновение представился Чишия в белом халате. А его пальцы… Вспомнив случайное прикосновение его пальцев, которые были обжигающе холодны, словно инструменты хирурга, я вздрогнула от неожиданной живости своего воображения, и тут же одернула себя, стараясь избавиться от непотребных мыслей, проникших в голову вместе с воспоминаниями. — Мне показалось, что он знает об этих играх гораздо больше, чем мы, — поделился предположением Арису, задумчиво потирая подбородок. — Вполне возможно. Но, так или иначе, мы вряд ли еще увидимся, чтобы у нас была возможность это проверить, — ответила я. Почему-то эта мысль задела какую-то струну где-то глубоко внутри, заставив меня почувствовать незнакомое прежде ощущение, странную тоску, словно что-то ускользнуло из моей жизни, едва появившись. Я поспешно отошла к приоткрытому окну, невольно проведя ладонью по волосам, как бы пытаясь стряхнуть с себя это наваждение, которое внезапно овладело мной. Все ненужные, хаотичные мысли я списала на то, что мозг все ещё находится в растерянности и сам не понимает, о чем думает, а я здесь совершенно не причем. Это объяснение каким-то образом успокоило меня. — Но тебе он понравился? — огорошил меня своим вопросом Арису, снова взбудораживая мой, едва успокоившийся, мозг. — Кто, он?! Нет, конечно! — ответ вылетел из моего рта слишком поспешно и слишком возмущенно, словно я отбивалась от навязчивой мысли. — И всё же, это — «да», — Арису, глядя на меня, уже откровенно смеялся надо мной и моей реакцией на его слова. Но его смех был таким мягким и искренним, что я не могла не улыбнуться в ответ, несмотря на легкую досаду. — Просто у тебя лицо меняется, когда ты говоришь о нем. — Оставь свои психологические трюки, — отшутилась я, устраиваясь поудобнее на мягком диване. — Лучше расскажи, ты-то как до такой жизни дошел? Вроде взрослый парень, а на перекрёстке вел себя, как последний идиот. Из-за вашей выходки мне пришлось резко затормозить, и весь мой кофе оказался на брюках. Еще каких-то два дня назад пролить на светлые брюки кофе для меня это являлось едва ли не самой большой проблемой в моей жизни. Я горько усмехнулась, отмечая, как легко и быстро меняются приоритеты, когда жизнь внезапно вносит свои коррективы. — А я и есть идиот, — невозмутимо улыбаясь, ответил мне Арису. Его глаза, обрамленные темными ресницами, смотрели на меня с непринужденной откровенностью. — По крайней мере, в глазах моего отца. Мать я потерял еще в детстве. Я недоуменно пожала плечами. Его слова заставили меня удивиться. Я никогда не испытывала трудностей с родителями, несмотря на то, что мой отец был весьма властным и строгим человеком, и часто указывал на то, как мне надо и как не надо жить, а мама переживала за меня как за экзотический цветок в морозных условиях. Поэтому мне было очень сложно представить, что явилось источником таких странных взаимоотношений между Арису и его отцом. — Сочувствую тебе из-за матери. Наверное, это очень тяжело — потерять самого близкого человека. — Спасибо. Но я ее плохо помню, и эмоции постепенно стерлись вместе с воспоминаниями. — А в чем проблема с отцом? Он плохо обращается с тобой? — Нет, не плохо, но он постоянно сравнивает меня с моим младшим братом, — начал Арису, и его голос слегка дрогнул. — Мой брат — как звезда в семейном небосводе: всегда идеален, всегда на высоте. А я… я всегда где-то рядом, но никогда не на том же уровне. Всю свою жизнь я чувствовал, что живу в тени брата. Отец видит меня, но только через призму его успехов. И вот этот день на перекрестке… я просто хотел сбежать от всего этого. — Интересно, — задумчиво промолвила я, начиная осознавать, в чём могла заключаться суть его проблемы и почему так недоволен был его отец. — А ты не работаешь, судя по всему? Живешь за счет отца? Заранее зная, каким будет ответ, я прищурилась, еле скрывая улыбку, готовясь к маленькой мести за его шутку, которая поставила меня в неудобное положение. — Э-э… да, — неохотно признал Арису, выглядевший так, как будто его ткнули носом во что-то очень неприятное. — Пока ты зависишь от него, у тебя есть обязанности. Разве не так? — А вот уже не завишу, — с вызовом сказал Арису. — Как раз два дня назад, в тот день, когда очутился в этом мире, я ушел из дома. — Это было мудрое решение, — поддержала я его, одобрительно кивая головой. Арису недоуменно выпучил на меня глаза. Одобрения по этому вопросу он, явно, от меня не ожидал. — Попробуешь пожить своим умом, тогда, может, поймёшь: что такое обязательства, — сказала я, уверенная в том, что через недельку он гордо вернётся домой. Но потом вспомнила, где мы находимся… — Ну ты мастер, конечно, поддержать в трудной ситуации, — вздохнул Арису, но в тоне его голоса не звучало ни капли обиды. — Ещё скажи, что одобряешь домашнее насилие. И вот тут я не выдержала и рассмеялась. — Послушай… Арису… Ну не выглядишь ты как измученная жертва насилия. Скорее, как капризный инфантильный человек, которого задели несколько обидных слов или неудачные социальные взаимодействия. И ты нисколько не похож на жертву насилия, а вот черты лентяя и бездельника видны невооружённым взглядом. Арису медленно обернулся ко мне и, глядя на него, мне на мгновение показалось, что я пошла слишком далеко в своих словах. — Знаешь… — начал, присаживаясь рядом и нервно запуская руку в свою шевелюру, изрядно ее взлохматив. — Этот мир, в котором мы сейчас находимся, делает меня… — задумался он на мгновение, подыскивая нужное слово. — Ответственным, что ли… — Да, я думаю, он меняет всех нас… — мягко согласилась я, чувствуя, как моё сердце теплеет от его искренности. — Это как зловещий и изощрённый, гениально спланированный замысел в отношении каждого человека. Мне уже с трудом верилось, что я когда-то жила обычной, нормальной жизнью. Время растянулось словно медленный, изнурительный сон. Несколько минут мы провели в молчании, погруженные в свои раздумья, вспоминая какими мы были ещё два дня назад… И что же осталось от тех, наших прежних «я». Словно очнувшись от тяжелых мыслей, придя в себя, Арису резко встал, схватив пакет с медикаментами: — Пойду отдам пакет Шибуки. Чотта ждет. — Конечно, — кивнула я. И прежде, чем уйти, он на мгновение задержался в дверном проёме, как будто желая сказать мне что-то ещё, но в итоге передумав, пошёл дальше. — Не забудь объяснить ей, в какой последовательности и что именно нужно делать! — крикнула я ему вслед. — Помню, не волнуйся, — заверил меня удаляющийся голос. Оставшись в комнате наедине с собой, я легла на диван, закинула руки за голову и, бесцельно скользя взглядом по трещинам на потолке, стала обдумывать слова Чишии, заодно пытаясь понять, почему они так сильно засели в моем сознании. Наверное потому, что я не считала, что он был прав. Это крайне трудно — спокойно и взвешенно обсуждать смерть. Мысль о смерти всегда была для меня чем-то вроде занавеса, за который не хочется заглядывать. Меня всегда раздражало и в то же время невольно забавляло, когда кто-то уверенно заявлял, что не боится смерти. Такие утверждения казались мне либо игрой в безрассудство, либо самообманом, скрывающим глубоко укоренившиеся страхи или полное непонимание того, чего они так уверенно отрицают. Особенно если человек, заявляющий подобное, здоров физически, его ум ясен и психичиски эмоционально стабилен, не омрачен какими-либо невротическими осложнениями. Я никогда не верила, что такие люди могут воспринимать смерть других настолько спокойно и не испытывать страха перед собственной. Всё это казалось мне лишь поверхностной храбростью, не имеющей под собой реальной основы. Но этот блондин Чишия вовсе не казался таким, и сбивал меня с толку своим загадочным и непредсказуемым поведением. Быть может, его спокойствие перед лицом смерти — ни что иное, как отсутствие страха перед неизбежным или, возможно, глубоко личный опыт, который заставил его примириться с этой реальностью раньше других. Неожиданно для самой себя я обнаружила, что я испытываю по отношению к этому парню острое, практически неприличное любопытство. Я не хотела о нем думать, и всячески старалась выбросить из головы этого странного человека, который, казалось, должен был вызывать у меня лишь отторжение и неприязнь. Однако, его образ уже прочно укоренился в моем воображении, мысли о нем уже были допущены в мозг и избавиться от них было также сложно, как от навязчивых мух, чувствующих опасность, но все равно норовящих влезть туда, где их присутствие крайне нежелательно.

***

Утро следующего дня выдалось довольно-таки сносным. Солнечные лучи лениво пробивались сквозь пыльные окна магазина, который мы временно облюбовали в качестве убежища, окутывая все вокруг тёплым, мягким светом, который придавал этому дню иллюзию чего-то лучшего. Когда я вошла в просторное центральное помещение магазина, которое сейчас служило нам и кухней, и гостиной одновременно, все только начинали собирать завтрак на стол. Воздух был наполнен ароматом свежесваренного кофе и звуками утренней суеты. Возиться бок о бок с Шибуки не было никакого желания, поэтому с радостью предпочла помогать Карубэ, который усердно раскладывал содержимое пакетов с едой из ближайшего супермаркета. — Ого! И когда вы только успели ограбить магазин? — шутливо удивилась я, глядя на обилие продуктов. — А мы проснулись несколько часов назад и решили сходить. Зато еды и воды набрали столько, что на несколько дней точно хватит. — Как твои дела, уже полегче? — спросила я, заметив, как он избегает лишних движений, и обеспокоенно окинула взглядом его забинтованный бок. — Значительно, — Карубэ подмигнул и поднял вверх большой палец, показывая, что его состояние улучшилось. Пока мы разобрали сумки, Шибуки уже успела приготовить какую-то лапшу. Я даже не стала интересоваться ее вкусом. Главное, что еда была тёплой и казалась утешительной, внося нотку уюта в нашу неопределенную жизнь. Как только мы расселись за столом, Карубэ, нахмурив брови, вдруг начал рассказывать интересные вещи, способные пролить свет на наше, уже кажущееся безнадежным, положение, чем мгновенно захватил внимание всех присутствующих: — Вчера, после завершения игры, я остался наедине с трупом какого-то незнакомца. Этот парень пришел на игру вместе с военным, который решил использовать его в качестве живой мишени для водящего, заманивая того в ловушку. Но отвлекающий маневр не сработал: парень умер, а водящий продолжил охотиться за нами. Шибуки манерно подняла изящную бровь в знак заинтересованности, но ее равнодушный взгляд не выражал никакого сочувствия к тому несчастному парню. — Так вот… — Карубэ сделал паузу, успевая прожевать лапшу прежде, чем продолжить. — В его кармане находилась рация и она была в рабочем состоянии… Карубэ снова замолчал, в этот раз намеренно добавляя драматизма, и оглядел всех нас, словно пытаясь измерить воздействие своих слов, заставив нас поддаться накалу ожидания. — Ну же, Карубэ, не томи! — с полным ртом возмутился Арису, раздражённо глядя на него через стол. Карубэ медленно обвел нас всех загадочным, полным интриги взглядом и продолжил: — Из этой рации доносился голос, который настойчиво повторял одно и то же сообщение: «Возвращайтесь на пляж. У нас есть ответы…» — На пляж? — переспросила я, удивленная тем, что такое жизнерадостное и приветливое место, которое обычно ассоциируется с отдыхом и развлечениями, может иметь связь с этими кровавыми играми, в которые мы насильно были втянуты. Лица всех остальных присутствующих отразили ту же смесь недоумения и внезапного любопытства. Ситуация обретала все более запутанные обороты и уже становилась похожей на детективную историю с очень кровавым сюжетом. Мы получили какую-то информацию, но совершенно не знали, что с ней делать. Эта информация могла быть как ключом к разгадке, так и очередной ловушкой в этом извращенном мире. — Нам придётся обойти все пляжи и найти ответ, — решительно заявил Арису, как всегда напористо и без тени сомнения в голосе. Я задумалась о том, сколько времени займёт такой поиск, учитывая, что мы лишены возможности пользоваться транспортом, но предпочла промолчать. — А может «пляж» — это аббревиатура? — предположил Карубэ, подкидывая интересную идею и пробуждая новый круг размышлений. Но его предположение, как и все наши предыдущие догадки, не давало нам конкретной зацепки. Мой взгляд скользнул по Чотте и Шибуки, которые сегодня казались необычайно молчаливыми и замкнутыми. Поймав мой взгляд Чотта заговорил. Его лицо было встревоженным, а голос звучал расстроенно: — Сегодня у меня и Шибуки заканчиваются визы. После этих его слов на пару минут воцарилась тишина. Все мысли о рации и пляже отступили на задний план перед лицом более срочной угрозы. Я поежилась, осознавая всю серьезность их положения. Момент молчания затянулся, делая атмосферу еще более напряженной. Никто не решался разорвать эту тяжелую паузу. Еда, недавно казавшаяся нам спасением, теперь остывала на тарелках, уже никому ни в радость. Всех занимали слова, сказанные Чоттой. Напряжение не спадало, делаясь все ощутимее и гуще. Наконец, Арису не выдержал. С громким звоном положив вилку на стол, резко отодвинул стул и встал. Подойдя к окну, он глубоко вздохнул и твёрдо произнёс: — Значит сегодня мы опять должны отправиться на игру. Все вместе. Нет. Не все. Я очень тепло относилась к парням, но вот с Шибуки отношения не складывались. Я чувствовала определённую осторожность по отношению к ней. Ее холодные и хитрые глаза следили за каждым моим движением, и я чувствовала исходящую от нее скрытую угрозу. Предательство казалось частью её сущности, и я предполагала, что буду первая, кем она, не задумываясь, воспользуется или пожертвует. Поэтому я твердо решила, что больше не пойду с ней ни на одну игру.

***

День медленно тянулся в ожидании неизбежной игры и каждый час добавлял к угнетающей атмосфере новую порцию тревоги. Чотта с Шибуки, словно скрываясь от всех, закрылись в своей комнате, избегая общения с остальными и не появляясь до самого вечера. В это время Арису и Карубэ, словно заблудшие души, бесцельно бродили по помещениям, не находя себе места. Изредка они выходили на террасу и вглядывались в готовившийся к закату город. Когда я осталась наедине с Арису, тревожно наблюдая, как алеет небо, он спросил: — Ты пойдёшь с нами? Я чувствовала, что его вопрос был лишь формальностью: ответ он знал еще до того, как задал вопрос. — Нет, — тихо ответила я, покачивая головой. — Сегодня без меня. — Это из-за Шибуки? — Да, она одна из причин, — кивнула я. — К тому же, предыдущая игра показала, что я могу быть скорее балластом, чем помощью. — Я бы тоже предпочёл не идти с ней, — пробормотал Арису, смотря на город, где последние лучи солнца скользили по крышам. — Она вызывает примерно столько доверия, сколько таблетка аспирина в банке с ядом. Но я не могу оставить Чотту одного, а Карубэ еще не окреп после ранения. Я почувствовала укол тяготившего меня чувства долга от осознания того, что оставляю их в такой опасной ситуации, но быстро подавила его. — Ты хотел мне что-то сказать вчера, перед тем как уйти, — не удержалась я от вопроса, вспомнив его колеблющуюся фигуру у двери. — Или мне показалось? — Не показалось, — немного помедлив, ответил Арису. Я смотрела на него в ожидании. — Я просто хотел предостеречь тебя … — он вдруг замолк. — О чем же? — О том парне, который заставил меня открыть дверь. Чишия… Или как его там… — Арису глубоко вздохнул, прежде чем выдать последние слова. — Не связывайся с ним. Он не тот, кем кажется. — Господи, Арису, ну ты что… — я попыталась улыбнуться, но вышло как-то неуверенно. — Я вполне серьёзно говорю. Гораздо серьёзнее, чем тебе бы того хотелось. — Вряд ли мы ещё встретимся. То, что мы оказались в одной игре, это просто случайность. — И случайности бывают неслучайными. Но я тебя прошу и делаю это без шуток. — Да хорошо, конечно. Я тебя поняла, — пообещала я Арису, пожав плечами. *** К вечеру лица всех становились все мрачнее и мрачнее, а молчание было всё напряженнее. Пока мы с Арису перебинтовывали Карубэ, Шибуки молча обрабатывала ногу Чотты. Первым не выдержал Арису и прервал затянувшуюся тишину. — Заодно может удасться выяснить что-то про этот загадочный «Пляж», — с преувеличенной бодростью сказал он, но лицо его было напряженным, выдавая скрытое беспокойство. — Да, хорошая мысль, — подхватил идею Карубэ. — Разузнаем про пляж, отыщем гейм-мастеров. Мне стало не себе. Я понимала, что парни хотят просто отвлечь себя от гнетущих мыслей. В этом мучительном ожидании неизвестности время тянулось, словно густая смола, и мгновения казались часами, как-будто откладывая неизбежность, тем самым заставляя всех томиться от тягостных, изматывающих раздумий о предстоящей игре.

***

Спустя время мы все собрались на открытой терассе, всматриваясь в темноту. Тишина окружала нас. Казалось, что ночь сама задерживала дыхание вместе с нами. Я чувствовала как лёгкий ветерок касается моего лица, принося с собой прохладу и запах сырой земли. В одном из зданий, которое находилось недалеко от нашего прибежища, внезапно зажегся свет. Повернувшись, я посмотрела на парней. — Я буду вас очень ждать… — проговорила я, еле сдерживая предательски подступающие слезы. — Спокойно! Еще успеем тебе надоесть, — Карубэ обнял меня и подмигнул, попытавшись подбодрить. Его уверенность была заразительной, но всё же мне было тревожно. — Всех вас буду ждать… — говорила я, обнимая каждого по очереди. Даже Шибуки слегка коснулась моего плеча в ответ. Моя грудь сжималась от страха потерять кого-то из них. Я провожала их взглядом, молча умоляя только о том, чтобы они вернулись. Как только я осталась одна, неизвестно откуда набежал порывистый ветер, подвывая и раскачивая верхушки деревьев. Погода начинала медленно портиться, предвещая надвигающуюся бурю. Постояв еще какое-то время, я зашла внутрь и взглянула на часы. Игра, должно быть, уже началась. В груди защемило беспокойное предчувствие. По спине пробежал холодок и я накинула куртку, чтобы хоть как-то согреться. Отгоняя от себя мысли о том, что может случиться, если хоть один из них не справится с задачей, я попыталась сосредоточиться на найденной Карубэ рации и неизвестном «Пляже». Ничего стоящего и заслуживающего внимания я не надумала, но зато за этими мыслями удалось скоротать время и даже успокоиться. Я вскипятила немного воды и сделала чай. Завернув горячую чашку в несколько салфеток, я поднялась обратно на террасу. С каждым глотком согревающая жидкость растекалась по телу приятным теплом, немного успокаивая нервы. Здание, где проходила их игра, все еще было освещено. Поставив чашку на парапет, я начала разглядывать унылый мрачный город сквозь мелкий моросящий дождь, который призрачно размывал горизонт и обволакивал улицы, деревья и здания в сероватую, холодную пелену. В этой тишине, прерываемой лишь шумом дождя, я молилась, чтобы всё прошло благополучно и мои друзья вернулись целыми и невредимыми. Несколько игровых площадок все ещё были освещены, выглядя как декорации к фантастическому фильму. Время от времени с неба кому-то на голову, резко разрезая воздух, падали красные линии лазеров. Меня настолько поглотила эта сюрреалистическая картина, что я, отвлекшись от всех мыслей, пропустила тот момент, когда в нужном мне здании погас свет. Сердце беспокойно забилось. Я ещё немного задержалась на террасе, ощущая на губах горький вкус остывшего чая, и вернулась в помещение. Время шло медленно и мучительно. Но никто так и не вернулся. Ощущение неизвестности судьбы ребят и собственного бессилия накапливалось во мне пока, наконец, не переполнило, заставив меня вновь выйти на улицу. Мелкий моросящий дождь тут же хлестнул мне в лицо. Стоя на мокрой улице я всматривалась в темноту, пытаясь увидеть знакомые силуэты. Никого. К горлу подступил ком, делая каждый вдох всё более трудным. Я почти бегом направилась к тому самому зданию. Холодный ветер теребил и спутывал мои волосы, создавая дополнительное ощущение хаоса вокруг, а мелкая морось оседала на лице и одежде, словно стеклянная пыль. Так много вопросов вертелись в моей голове: «Где они сейчас? Живы ли они вообще? Что, если я никогда больше их не увижу?» Неизвестность этих ответов терзала меня, делая каждый момент ожидания невыносимым. В моем воображении прокручивались худшие сценарии, каждый из которых углублял мою панику и ужас перед возможной потерей. Уже знакомое мне из моей прошлой жизни невысокое здание ботанического сада органично вписывалось в окружающий пейзаж. Светлая постройка, слегка поблекшая от времени, солнца и дождя, выглядела скромно, тихо и сдержанно, окутывая мягким умиротворением. Но сегодня вечером за этими стенами не было ни капли покоя. Атмосфера была пропитана волнением, растерянностью и бесконечным страхом. Сейчас от него исходил зловещий ужас неизбежной смерти, подтверждая мои самые плохие опасения. Не в силах принять произошедшее, я бросилась обратно, на бегу вытирая то ли слезы, то ли пригоршни капелек дождя, попадающих на мое лицо, уже не различая их. В груди бушевала буря эмоций: ошеломляющая боль потери, горечь неизбежности и всплеск вины, который обрушился на меня с новой силой. Но в сердце все ещё теплилась надежда, что мы просто разминулись. Я застыла перед входом в магазин не в состоянии шевельнуться. Мне было страшно распахнуть тяжелую входную дверь и никого не найти. Закусив губу до боли, я зашла внутрь. Помещение встретило меня тишиной и пустотой. И лишь только легкий шорох раздуваемых ветром жалюзи из-за приоткрытого окна нарушал эту тишину, нисвергивая меня в бездну отчаяния. С каждым моим шагом по скрипучему полу сердце сжималось в предчувствии страшной утраты. Я чувствовала, как каждый мускул в моем теле напрягается от страха, и каждый шорох заставлял меня вздрагивать. Тяжелые стеклянные двери террасы отворились с неприятным скрипом, словно это был стон усталой души, и я вышла наружу. Мозг отказывался верить в их гибель. Моросящий дождь сменился настоящим ливнем и уже грозился разразиться ураганом. Имена моих друзей, вырвавшиеся из моих губ, разносились по ветру, который тревожно завывая, будто старался сказать мне что-то важное, что-то, что я отчаянно не хотела слышать, уносил слова в неизвестном направлении вместе с моими бессильными слезами, забирая тепло и вызывая озноб. Прежде у меня никогда не было такого горя, и я не знала, что делать, как отогнать этот едкий туман мыслей, не ощущать этой потерянности, ужасной внутренней паники и отчаяния. А время все шло и сливалось с неизмеримым внутренним напряжением, которое обретало в моей душе какие-то фантасмагоричные очертания. И эта чертова тишина, что громче любого крика, когда она наполнена отсутствием шагов, голосов, дыхания тех, кого больше нет рядом. Этой ночью я не спала, вглядываясь то в темноту ночи, то в зарождающийся рассвет, который напоминал мне, что моя жизнь все ещё продолжается.

***

Рассвет проникал в комнату, озаряя углы тусклым, сероватым светом, который лишь подчеркивал мрачность моего состояния. Утренние лучи рассеянно пробивались сквозь приоткрытые жалюзи, несмотря на их попытки удержать наступление нового дня. Они ложились на зеркало, в котором я видела себя впервые с того момента, как привычный мир рухнул. То, что я увидела в отражении, было похоже на отблеск кого-то, кого я когда-то знала, но теперь лишь едва узнавала. Рассматривая свое лицо, я не обнаруживала на нем никаких эмоций. Потеряв привычную мимику, оно стало словно безразличная застывшая маска обречённости вместо живого лица. Бледная кожа с неприятным зеленоватым оттенком придавала мне вид больного человека. — А что с глазами? В какой момент я успела приобрести этот странный взгляд? — в ужасе размышляла я, мысленно разговаривая с человеком напротив. На меня отрешенным взглядом смотрела одна пара потухших, безликих, пугающих глаз. Пытаясь разглядеть в себе хоть что-то знакомое, я не находила ничего, кроме пустоты. Этот взгляд казался чужим, как если бы кто-то другой занял место в моем отражении. В голове начала созревать мысль, что с этого момента мне придется учиться жить заново, не пытаясь заводить друзей или строить планы. Теперь для меня в этом мире нет ничего, кроме бесконечной борьбы за выживание. Но не к возвращению к прежней жизни, а к приспособлению к новым реалиям. Я решила, что буду просто перелистывать дни. Один за другим без больших ожиданий и глубоких чувств, пытаясь сохранить свою сущность в мире, который уже не требует от меня быть кем-то еще. Решив, что собственное отражение — последнее, что я хочу видеть на регулярной основе, я серьезно задумалась о том, чтобы занавесить зеркало. Или вообще выбросить его. Какой смысл наблюдать за своим постепенным исчезновением? Идея занавесить зеркало символизировало мое желание отвернуться от самой себя, от той, кем я стала. Я не хотела больше видеть это отражение, не хотела напоминать себе о потерях и изменениях, которые произошли со мной. Я отвернулась от зеркала, отметив для себя, что мир без зеркал хоть и обманчиво уютен, но предпочтительнее, чем вечный суд над собственной тенью. Лучше уж оставить свое лицо вне поля зрения, чтобы не сталкиваться с этим чужим и одновременно таким знакомым взглядом.