Челнок

У Вовы дела шли в гору. Желтый стабильно пару раз в месяц делал заказы на оружие. Не сам, конечно, а через Цыгана. Цыгана же Вова регулярно тренировал навыкам стрельбы. Тот даже между делом предлагал Вове перейти к ним, делом нормальным заниматься, деньги зарабатывать, а не сидеть на складе да пацанов гонять. Вова аккуратно от предложения отказался, так как у Желтого, может быть, дела и серьезнее, но к этим Вова уже привык. Месяцы до конца весны пролетели незаметно во всей этой суете. Марат готовился к экзаменам и постоянно ныл, говорил, что он как Вова быть хочет, а не зубрить херню всякую. Но после долгого разговора все же согласился, что знания в той же области бухгалтерии или юриспруденции будут ему полезны даже если он решит все-таки по криминальному пути пойти. Так что для Марата теперь это было мотивацией, а Вова просто надеялся, что Марат со временем от своих идей откажется. Для поступления выбрали ни много, ни мало — МГиМО. А что, деньги были, место купить можно было. А там и связи хорошие можно было найти, и учили неплохо. И взятки брали на случай, если что-то совсем туго пойдет. Кащей, узнав о намерениях брата Вовы поступать в такой ВУЗ даже помощь предложил, чего от него Вова совсем не ожидал. — У меня, — сказал Кащей, — связи в Москве есть кое-какие. Я поговорю, братва узнает, сколько денег занести надо. А там уже сами занесете, кому скажут. А то че брату такого человека уважаемого с экзаменами возиться. Не тупой уж поди, осилит. Вова отказываться не стал. Но схватился за голову, когда ему цену озвучили. У Вовы денег было накоплено немало, но этого все еще не хватало. Где-то три штуки баксов еще нужно было раздобыть. Кащей же снова удивил. Позвал Вову на разговор, сунул деньги со словами: — Среди нашего брата образованных мало. Так что я такие инициативы с радостью поддержу. Вова потом в напряжении ждал, что Кащей с него что-то попросит за такую помощь, но время шло, Марата уже в список зачисленных занесли — а Кащей ни словом не обмолвился о своей помощи. В голове, конечно, не укладывалось, что этот человек на бескорыстную помощь способен, но факты говорили сами за себя. Когда Цыган сказал, что помощь со стрельбой больше не нужна, и теперь остаются исключительно купи-продай отношения, Вова даже расстроился. с Цыганом было о чем поболтать, а еще он про Желтого иногда, очень редко, но рассказывал. У Вовы на душе почему-то теплее становилось, когда он о Желтом что-то слышал, и волнение необъяснимое в груди рождалось. Правда, образ его из воспоминаний почти стерся, остались какие-то детали — выпрямленная спина, лениво изучающий взгляд и легкая, еле заметная улыбка, которую чудом удалось заметить. Вова за эти месяцы многого насмотрелся. На стрелки поездил, где на его глазах могли сначала друг другу руки пожать, а потом в спину безжалостно выстрелить. Однажды он сам на своих руках к знакомому лекарю тащил еще совсем молодого пацана, который только недавно к ним присоединился. Ему на стрелке руку прострелили. У Вовы еще долго его крик бешеный стоял в ушах, когда наживую пулю из руки вытаскивали и рану зашивали. А Турбо еще рассказывал, что тоже швы умеет накладывать худо бедно — Кащей часто в какие-то передряги попадает и ему помощь бывает нужна. Кстати, о той ситуации в бане и Турбо, и Вова предпочли забыть и не обсуждать. Первое время, правда, было сложно друг на друга смотреть, но со временем и это стерлось. Вова уже с улыбкой вспоминал времена, когда шмотками из Польши торговал. Постоянно приходил к мысли, что все завернулось наилучшим образом. Конечно, быть оружейным барыгой не было пределом его мечтаний, но все же он занимался тем, в чем разбирался, а за это ему очень хорошо платили. Да и с братвой, по сути, было весело. Не только же одни разборки были: были и частые попойки совместные в ресторанах, и в банях толпой отдыхали. Вова сам не заметил, как стал частью тех, кого ненавидел и опасался. Теперь он спокойно ходил по тому же рынку, поигрывая то четками, то ножичком, мог себе позволить за спасибо забрать приглянувшуюся шмотку, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Торгаши еще заработают. Особое удовольствие Вова получал от наблюдения за Турбо и Кащеем. Теперь, зная их большой секрет, все общение между ними выглядело иначе. Если Турбо вдруг болтал обо всем, но ни слова о Кащее — значит, обиделся на что-то. Если молчит и хмурится постоянно — значит, была серьезная ссора и, скорее всего, Турбо нехило отхватил. Иногда молчание сопровождалось разбитой губой или фингалом. Вова однажды и сам видел из своей машины, как на пороге ресторана Кащей сначала что-то говорил Валере, а потом резко заехал ему в челюсть. Турбо на это никак не ответил, разве что развернулся, сел в свою тачку и уехал. Странные они были, конечно, но раз вместе, то их все устраивает. Глядя на них, Вова и сам задумывался, а как бы он сам хотел, но ничего внятного для себя сформулировать не мог. Ну кроме того, что вот так он бы точно не хотел. Да и какие ему отношения, если ему не нравится никто. Пару раз с девчонками встречаться пытался, но быстро соскакивал сам. Все не то. Кащей ему, пьяный, однажды сказал, что в отношениях один любит — другой позволяет, и вообще огонь должен пылать постоянно. Но когда Вова сказал, что тот, кто позволяет, ведь тоже любит, просто по-своему, иначе бы и позволять не стал, Кащей ничего возразить не смог. Даже задумался на какое-то время, изредка кидая взгляды на Турбо, который, как и всегда, был в центре внимания, активно выпивал и что-то рассказывал. Все было ровно, насколько это возможно. Жизнь, к которой Вова привык, казалась ему спокойной, несмотря на периодические перестрелки и разборки. Проблемы начались, когда Кащей наркотой занялся. Принимал он сам или нет — этого Вова не знал, а вот то, что торговать начал, и по-крупному — это факт. То ли надавил кто и в это дело ввязаться заставил, то ли самому все больше и больше денег хотелось. Вова ездил с ним, когда нужно было передать товар и забрать деньги. И те люди, с кем встречался Вова и Кащей на тех встречах, выглядели полнейшими отморозками. В отличие от Кащея, Вове больше нравилось, когда все происходило где-нибудь на пустыре — отдали, забрали, разошлись. Кащею больше по душе были встречи где-нибудь в сауне или вроде того. Чтобы еще выпить можно было, перетереть за всякое, о сотрудничестве договориться. У Вовы на этих посиделках волосы дыбом вставали от рассказов «покупателей». Мокруха на мокрухе, пытки и постоянные отъемы имущества. Нет, Вова иллюзий не питал никаких и знал, что и сам Кащей не без греха. Сколько раз люди, которые его подводили или дорогу ему переходили, исчезали бесследно. Но это было тем, о чем Вова предпочитал не знать. И всегда отказывался, если Кащей просил помочь. Одно дело — в перестрелке кого-то грохнуть, там все быстро, даже переварить времени не было. А когда ты пытать идешь, чтобы деньги, условно, выбить, то ты прекрасно понимаешь, что сам, своими руками высосешь из человека всю жизнь, доведешь его до крайнего отчаяния прежде, чем подарить смерть. Насколько знал Вова, в их группировке таким мало кто занимался, из-за чего Кащей всех в шутку порой называл добрячками. Особенно смешно было слышать это, когда речь шла о бугаях, которые могут без зазрения совести отпинать кого-то, кто просто в магазине нахамил. Добрячки. И сам Вова был таким «добрячком». Когда Марат уехал в Москву учиться, дышать стало проще. До этого приходилось хотя бы дома как-то скрывать истинную суть вещей и чем на самом деле занимается вся эта группировка и чем занимается сам Вова. Ему отчаянно хотелось, чтобы хотя бы из брата выросло что-то толковое. Правда, чем больше он смотрел на мир, который его окружает, тем больше он приходил к мнению, что приличному человеку здесь выжить очень и очень сложно. Вова как раз проверял исправность новых автоматов, которые ему привезли, когда к нему пришел Кащей. — Вов, завтра ты, я, Турбо, Зима и еще пара пацанов едем на сделку. — Наркота опять? — Ага. Партия большая. И покупатели какие-то мутные, не нравятся они мне. Поэтому компанией большой поедем. Проследи, чтобы у всех все стреляло нормально, а то мало ли. — А зачем тогда продавать им, если они мутные? — А кому тогда? Не мутные такое количество покупать не будут. И это, тачку отмой свою, чтобы не позориться. Турбо свою колымагу брать не будет, так что с тобой поедет. — Где встречаемся? — Турбо сюда к тебе подойдет к двум. Оттуда сразу к Универсаму и дальше уже за мной поедем. — А чего сам Турбо не довезешь? Кащей удивленно глянул на Вову. — Не насосал еще на гелике кататься, — хмыкнул он, — шучу. Со мной другие ребята поедут. Которые на передовой постоять могут если что. Ты тоже вперед не суйся, в тачке посидишь с остальными. Но начеку будь, чтобы подскочить если что. Вова впервые видел, чтобы Кащей волновался. Это было еле уловимо, но отдельные жесты, излишне спокойная речь и отсутствие подколов и сальностей выдавали Кащея с головой. Заметив это, Вова и сам начал волноваться, но отказываться, конечно же, не стал. Турбо в день сделки тоже был молчалив, задумчив. Пару раз только рот раскрыл, чтобы сказать, что на подобное мероприятие едет впервые и ему волнительно как-то. Все-таки это не стрелка, а что посерьезнее. Он обо всем этом, где люди встречаются, обмениваются портфелями и расходятся, только из рассказов Кащея слышал и в фильме один раз видел. Вова в свою очередь старался Валеру успокоить, потому что ничего особенного в этих встречах нет и обычно все очень скучно. В этот раз Вова был готов молиться, чтобы все было скучно, и оружие, которое у пацанов было заряжено и пристрелено, не пригодилось. Покупатели тоже приехали толпой — за черным мерином стояло несколько геликов. Перед машиной стояло трое человек с кейсом в руках. Кащей притормозил в паре десятков метров от них, вышел из тачки и за ним вышло трое спортивного вида пацанов. Вова их по именам не знал даже. Турбо тоже порывался из машины вылезти, но Вова его остановил. Но сам все-таки вышел, чтобы за ситуацией следить было удобно. Рука в кармане плаща крепко сжимала пистолет. Кащей с главным в противоположной банде о чем-то говорил сначала, даже улыбнулся пару раз. Потом передали друг другу кейсы. Вова выдохнул — вроде, все прошло нормально. Но рано расслабился. Кащей не торопился расходиться, а вместо этого полученный кейс решил открыть, проверить. Вова успел заметить, как напрягся главарь банды. Успел уловить движения его свиты и вытащить из кармана пистолет раньше, чем раздались выстрелы с противоположной стороны. — Ложитесь, блять! — крикнул Вова, снова и снова нажимая на курок. Перестрелка длилась недолго, беспредельщики, увидев отпор, спрятались по машинам и свалили вместе с товаром, оставив после себя красные следы от ран, куда пули Вовы попали. У Вовы в голове шум стоял, он не сразу в себя пришел. А как отмер и повернул голову, то вмиг похолодел. Как в замедленной съемке увидел, как из рук Кащея выпадает кейс и из него по асфальту рассыпались пустые бумажки. Увидел, как на асфальт начал медленно оседать Кащей, хватаясь за бок рукой. Увидел, как из машины выскочил Турбо и подлетел к нему, падая перед Кащеем на колени. Увидел, как Зима махнул остальным пацанам, чтобы на своих местах оставались и не подходили. Вова подбежал к Кащею у Турбо и замер. Под Кащеем уже растеклось большое пятно крови, а сам он был бледный-бледный, морщился иногда. — Никит, родной, мы тебя сейчас в больницу отвезем, ты только держись, хорошо? — истерично шептал Валера, прижимая свои ладони к руке Кащея, которой он рану прикрывал. Вова уже подорвался, чтобы Кащея на ноги поднять и до тачки довезти, но тот, поморщившись, только легко качнул головой и дрожащей, слабой рукой как мог взял ладонь Валеры. — Не надо, — прохрипел он, глядя на Турбо, — просто… рядом будь. Вова успел только увидеть легкую улыбку, которая появилась на лице Кащея и боль и отчаяние на лице Турбо. — Никит, зачем ты так, пожалуйста, держись… Держись, слышишь? Для Вовы это зрелище было невыносимым. Он отвернулся, отошел чуть подальше и закурил. Зима тоже стоял далеко у машины, смотрел куда-то в сторону. Пацаны остальные сидели в машинах. Было очень, очень тихо. Вова смотрел куда-то перед собой, чувствуя, как к глазам подкатывают слезы. Перед глазами до сих пор стояла картина — переплетенные, испачканные в крови пальцы, рука, еле держащаяся за другую. И Вова весь сжался, окаменел, когда гнетущую тишину на пустыре разорвал истошный, полный боли крик Валеры. Сигарета выпала из замерших рук. Найти силы обернуться оказалось очень сложно. Валера склонился над Кащеем, тряс его за плечи, повторял что-то вроде «очнись ты уже! Очнись, блять!» Щеки его были мокрые, сам он трясся так, что издалека было заметно. Валеру колотило от ужаса и боли. Вове не сразу удалось его оттащить от Кащея. Валера вырывался обратно к нему, орал, что его еще можно спасти. Зима помог затолкать Валеру в машину к Вове. — Мы с пацанами его заберем, все сделаем, — произнес Зима, не глядя ни на Вову, ни на машину, где бился в истерике Валера, — ты пока домой его отвези, побудь с ним, а. — Само собой. Потом дай знать, как закончите, — с комом в горле ответил Вова и сам сел в машину. Валере было очень хуево, и прежде, чем завести машину, Вова просто обнял его, крепко прижал к себе. — Он же обещал мне, что мы с ним в Европу съездим, — шептал Турбо, цепляясь дрожащими пальцами за спину Вовы, — он же обещал мне… — Валер, он не виноват же… — произнес Вова, даже не зная, что вообще можно сказать еще. Слова не шли на ум. — Валер, нам ехать надо, — негромко напомнил Вова, и Турбо отстранился от Вовы. Вроде, немного успокоился, всю дорогу ехал молча, уткнувшись лбом в стекло. Даже не спрашивал, куда Вова везет его. Вова притормозил у своего дома, и только тогда Валера ожил. — Нет, мы поедем к Кащею, — твердо произнес он, — у меня ключи есть. И… — Адрес говори. Через пятнадцать минут уже были у нужного дома. Валера, не разуваясь, прошел внутрь квартиры, оглядываясь так, словно был здесь впервые. — Представляешь, — произнес он вдруг, глядя на картину на стене, — мы с ним позавчера очень сильно напились. И он начал ерунду как обычно нести. Я ему сказал, что он не любит меня, а он сказал, что я ему важнее вообще всех денег и всего, что у него есть. Я ему сказал, что не верю. А он вызвонил юриста своего и дарственную на меня на эту квартиру составил. И юристу сказал, чтобы тот в нотариусе утром все заверил. Валера повернулся к Вове и лицо его исказила болезненная улыбка. — А утром сказал, что он, конечно, долбоеб, но что сделано — то сделано. Сказал, что квартиры он себе еще купит, а такого как я вряд ли найдет. Валера шумно выдохнул и прикрыл глаза. — А мне сейчас это все зачем? Вова все еще молчал. А Валера и не нуждался в каких-то ответах. Он просто говорил — много, рассказывал что-то про Кащея, вспоминал что-то. Пока у самого голова не закружилась. Валера сел на диван и спрятал лицо в ладонях. — Я не верю… — тихо произнес он, — как в это поверить, Вов, а? Как? Как поверить в то, что он сейчас не зайдет сюда, не начнет снова ругаться на всех, а потом сядет и обнимет? Вов, как??? Как без него-то теперь??? Вова просто сел рядом и приобнял Валеру. Они долго так сидели, пока Валера не выплакал все слезы, какие были. А потом он ушел в спальню и попросил его не трогать. Вова иногда только заглядывал, чтобы убедиться, что с Валерой все в порядке. А тот лежал в одной позе на кровати, уткнувшись лицом в подушку и прижимая к себе что-то, что в темноте комнаты Вова не разглядел. Вроде, это было что-то из одежды. Ближе к полуночи позвонил Зиме, благо, тот уже был дома. Попросил приехать. Одному с Валерой находиться было тяжело слишком. Всякие гнетущие мысли лезли в голову. Вова и сам до конца не осознавал, что произошло. Одно дело, когда другие. А тут вот с утра вроде разговаривали, Кащей как обычно обматерил Вову, что тот машину не помыл нормально. Пистолеты вовины пукалками назвал и сказал, что в следующий раз надо брать что-то посолиднее. А потом раз — и нет его. Вообще нет, нигде. Зима приехал с бутылкой водки и сам уже изрядно пьяный. Валера даже не вышел, когда Вова крикнул, что Зима пришел. — Ладно, пусть, — вздохнул Вова, провожая Зиму на кухню, — его сейчас не трогать лучше. Зима только кивнул и молчал до тех пор, пока Вова не разлил водку по стопкам. — За Кащея, — наконец произнес он, — пусть земля ему будет пухом. — За Кащея, — ответил Вова и потянулся, чтобы чокнуться о стопку Зимы, но рука замерла в воздухе. Вздохнув, он залпом выпил все. — А ты тоже знал, да? ну, про него и Валеру? — уточнил Вова, чтобы не ляпнуть чего лишнего. — Ага. У них давно ж уже, — ответил Вахит, глядя в столешницу, — ну я случайно узнал, когда Валера напился и брякнул что-то про то, что они снова поцапались и все такое. Ну а потом уже Турбо сам иногда мне жаловался. Там каждый раз казалось, что скоро разбег6 а нет. Ты не подумай, я не осуждаю. Просто не понимаю много, но… — Что не понимаешь? — Ну зачем самому Турбо это все надо было. Они ж цапались постоянно, Кащей вел себя с ним как с собакой, а он вон как… Вова в противовес этому вспоминал другое. То, что было не на словах. — Не знаю, — ответил он коротко, решая, что раз уж они это прятали, то пусть так и останется их большим секретом. Они так просидели долго, пока бутылка не опустела наполовину. А потом услышали тихую музыку из другой комнаты. Вова осторожно прошел в зал и увидел Валеру, забравшегося с ногами в кресло у магнитофона. Я пророчить не берусь Но точно знаю, что вернусь Пусть даже через сто веков В страну не дураков, а гениев И, поверженный в бою Я воскресну и спою На первом дне рождения страны Вернувшейся с войны Вова эту песню узнал сразу: Кащей на пьянках часто ее просил врубить, подпевал даже своим хриплым голосом. А сейчас Турбо сидел в кресле и тихо, одними губами, проговаривал эти строчки. Сердце Вовы снова сжалось от боли и бессилия. — Валер, может, нужно что-то? — тихо спросил он. Валера сначала покачал головой. А потом произнес: — А вы можете тут посидеть? Ну, как на кухне, пить, болтать, только здесь. Одному тяжело. Вова подал знак Зиме, тот забрал бутылку, стопки, прихватил еще одну на всякий и присоединился к Вове и Турбо в комнате. Сначала было очень неловко. И водка в глотку не лезла, и слов найти не получалось. А потом стало попроще. Валера тоже выпил с ними, начали вспоминать. Всякое хорошее, кто что помнил про Кащея. И хорошего-то много набиралось. Вова его знал не так хорошо, и мнение у него о Кащее было не самое лучшее. А он, оказывается, и хорошим мог быть. И помогал много, кому считал нужным. Оказывается, он не только Вове с деньгами помог. Вахиту вон машину подогнал нормальную, когда его тачка совсем развалилась. И что платил, оказывается, побольше, чем в остальных группировках. И если кому-то нужно было на лечение или себе, или родным — из общака деньги давал, не скупился. Оказывается, к нему можно было просто прийти со своей проблемой и выговориться. Что он делал много плохого и вел себя часто как свинья последняя — но вместе с тем и хорошего за ним немало. В какой-то момент Вова даже поймал себя на мысли, что ему жаль, что он Кащея лучше узнать не успел. Уснули все уже под утро. Валера закрылся в спальне, Вахит на кресле вырубился, а Вова на диване. Под утро проснулся со страшным похмельем и болью в спине от неудобного дивана. Вахит тоже почти проснулся. — Ты езжай, если что, — произнес он, пытаясь открыть глаза, — я с ним сегодня побуду. А то ты вчера на себя весь удар принял, отдохнуть тоже надо бы. И завтра позвони Косому, он там организацию похорон на себя взял, но помочь надо. Вова кивнул. Наспех собравшись, он уехал домой, забрался под одеяло и снова уснул, и до середины дня проспал. Потом началась постоянная беготня с договоренностями по ритуальным услугам, месту на кладбище, выбору памятника. Пока выбрали простой из мрамора и заказали нормальный, дорогой, чтобы память почтить нормально. Работа была сложная, но обещали за месяц успеть. С Турбо все это время был Зима, отлучавшийся только иногда, когда его помощь нужна была. — Валеры на похоронах не будет, — вечером перед похоронами сообщил Зима, — сказал, что потом сам к нему придет. — Ну ты ж ему передал, что мы все красиво сделали? — Конечно. Но ему все равно, если честно. Он еще там, в себе. Кажется, не до конца вообще понял, что произошло. На похороны пришло много людей. Все, кто знал Кащея — все пришли. Могила была устлана цветами и роскошными венками. Для Вовы это выглядело так смешно — вот стараются они, памятник красивый заказали, чтобы сама могила как постамент была для этого памятника. Братва венков накупила вот. А толку-то? Ну лежат сейчас эти венки, цветы завянут, а человеку-то уже все равно. Разве что только для своего успокоения, что вроде как дань уважения отдали. Среди всех людей уже ближе к концу погребения, когда подходило время ехать в ресторан на поминки, Вова в толпе увидел Желтого. Тот стоял немного отдельно ото всех и мрачно смотрел на могилу. Вова долго колебался, подойти или нет, но все же подошел. — Давно знакомы были? — спросил Вова вместо приветствия. — Ага, — ответил тот, не проявив никакого удивления, что перед ним нарисовался собеседник, — со школы. Я классом старше был. Мы начинали вместе, а потом пути разошлись. Я ему говорил, что он рано кончит со своим характером — и не ошибся, как видишь. Желтый мрачно усмехнулся. — Говорят, хорошим человеком был. — А сам-то как думаешь? — Желтый кинул взгляд на Вову. Вова пожал плечами. — Работалось с ним нормально, а так, чтобы близко, мы не общались с ним. — Странно. Вроде ж почти год вместе работали, а близко не общались. — Меньше года. Ну и… я свое дело делал, он свое. — Ну понятно. Разговор не вязался, а Вове почему-то очень хотелось еще говорить. Просто так, о чем угодно. — Ты на поминки поедешь? — вдруг спросил Желтый. — Не знаю, а что? — Да просто спросил. Я не еду, не люблю такие мероприятия. Все сидят, скалятся, хорошие слова из себя выдавливают. Смотреть противно. — А что, про Кащея сказать хорошего нечего? — Да есть, почему нет. Просто погиб-то он не за хорошие дела. Ладно, давай, удачи. Мне ехать надо. — Ага, пока, — растерянно ответил Вова. Желтый ушел, а Вова еще какое-то время ему вслед смотрел. Было очень тоскливо из-за всего. Из-за того, что человек умер. И из-за того, что его и Желтого по сути только Кащей и связывал, а сейчас… Пришлось себе нехотя признаться, что эта встреча стала для Вовы как глоток свежего воздуха. Он вроде и человека-то знать не знает, а все равно. Как-то вот к нему хочется, чтобы хотя бы узнать. Поговорить. Может, так оно и происходит, когда влюбляются? Ну, не обязательно, чтобы пожар вспыхивал и горел, как Кащей говорил. Может же быть так, что просто живешь-живешь, а потом просто рядом оказывается кто-то, пусть еще почти не знакомый, а тебе уже спокойнее, и чтобы этот кто-то не уходил больше. Вечером Вова заехал в квартиру Кащея, но Валеры там уже не было. Может быть, и это хороший знак. Может, все-таки принял, смирился. Или хотя бы пытается это сделать.