Как дышит лес

«Последний судья дождётся своего часа, и да сохранится в вышине гор и глубине озёр её наследие». Сайно сжёг и эту карту, как только убедился, что они с Тигнари и Дэхьей запомнили точку — так ему казалось надёжнее, чем таскать с собой копию после уничтожения оригинала. Но символы, которые Нахида подала как «примерный смысловой перевод», не шли из головы до сих пор. Хотя, казалось бы — Сайно думал об этом, глядя на заснеженные шапки гор где-то вдалеке, — давно стоило найти этой самой голове другое применение. Например, позаботиться о том, чтобы все они спустились к уровню моря живыми. Они покинули Катманду на рассвете, через день после того, как на гугл картах удалось очертить примерную область поиска. Сайно не сомневался, что передвижная библиотека аль-Хайтама или строительные краны с французской маркировкой сузят эту область до какой-то конкретной точки, но день уже клонился к закату, а в обоих вариантах его ждало сплошное разочарование. [ — Это Мустанг, — с каменным лицом выдал аль-Хайтам, когда Сайно сунул ему под руку карту с переводом. — Я имею в виду — не машина, а бывшая монархия на территории Непала. Но ничего полезного нам это не даст. Вытаскивая сигарету, Сайно на удивление флегматично отметил, что ничего полезного и не ждал. Аль-Хайтам был специалистом по историко-культурным экскурсам и — если повезёт — примитивным загадкам, которые лет пятьсот назад казались лучшим оружием против расхитителей гробниц. В индуизме он, как сам не забывал постоянно напоминать, «смыслил чуть больше туриста в Индии и вряд ли догнал бы живой аккумулятор человеческих знаний». Тем не менее Сайно вежливо попробовал сквозь дым: — Почему? — Потому что, — аль-Хайтам пожал плечами, ткнув в крест на карте кончиком карандаша, — это огромная труднодоступная территория, куда не пускают даже всех непальцев подряд, не то что иностранцев. Для этих людей пару-тройку раз в год случайно наткнуться на заброшенную библиотеку с тысячелетними манускриптами — всё равно что для нас встретить на улице верблюда. Иногда бывает, и нечему удивляться. Нужный Нахиде храм может стоять на улице, а может быть закупорен в горах, и таких храмов там спрятаны десятки, если не сотни. Не говоря уже о том, что её не устроил даже образец пятого века, а многие тамошние храмы — едва ли старше пятнадцатого. Поэтому, — с видом триумфатора аль-Хайтам откинулся в кресле, сморщившись на дым, — ничего полезного нам это не даст. ] На заправке где-то у подножия гор, пока Тигнари сбежал поговорить с Коллеи в человеческом количестве палочек связи, Кавех милостиво поделился тем, что сумел вытянуть из аль-Хайтама сам. Вращая ладонями, как лопастями вентилятора, чтобы отогнать от себя дым — на вкус Сайно, занятие почти бесполезное: ветер у подножия уже гулял нешуточный, — он пояснил: — Как я понял из его занудства, точку определить практически невозможно. Воды в горах хватает, на территорию этого Мустанга нас даже не пропустят без госпошлины — разве что заниматься подлёдной рыбалкой у каждого озера по очереди… — И Нахида будет вместо наживки на крючке, — перевёл Сайно ещё раз. Кавех в ответ беспомощно пожал плечами: из всех плюсов, которые здесь можно было найти, он для себя выделил только то, что пока ему не нужна была горнолыжная куртка. — Если нас ведёт девочка, то… нет, не подумай! Как показала практика, из всяких сверхъестественных тварей тоже выходят неплохие командиры, — Сайно приподнял бровь: слово «тварь» слишком метко било в цель, но он предпочитал думать, что командиром вышел сам по себе, а не из-за джинна. — В общем, это я к чему. Мы вообще можем ей доверять? Едкий дым с радостью устремился не в то горло, и Сайно едва не закашлялся. Только Кавех мог обыденно подойти к нему на заправке в пустой, неприглядной дикости непальских гор и в лоб выпалить что-нибудь… такое. Будто почуяв своим шестым чувством, что разговор идёт о ней, из дальнего в веренице крузеров выглянула сонная голова Нахиды. Взгляд обежал бензоколонки, на долю секунды остановился на Сайно, а затем она снова исчезла в теплоте салона. Тем не менее Сайно отдавал себе отчёт, что она может услышать его ответ, если захочет. И лаконичное: — Нет, — говорил с непонятной тяжестью на душе. Хотя Нахида и это наверняка понимала, Сайно плохо давалось осознание, что она уже давно не та двенадцатилетняя малышка с фотографий из лагеря. — Мы даже не знаем, что она такое. Но пока она может нам пригодиться… — Это как таскать при себе тигра в надежде, что однажды он перегрызёт глотку Рахману, а не тебе, — Кавех вздохнул. Спорить он не собирался, но с аль-Хайтамом свой лимит переживаний на сегодня явно исчерпал, а Сайно стал первыми свободными ушами, которые попались под руку. — Ладно уж. За вертолёт, кстати, я даже не буду говорить тебе, что «я же говорил»!.. — Плюс за попытку, — прохладно усмехнулся Сайно, — но пока нет. Сегодня им предстояло покрыть оставшееся расстояние до базового лагеря неподалёку от первых вершин. Остановиться на ночлег можно было в любой деревне — их по пути туристических маршрутов хватало, как грибов, — но Сайно отдал Кандакии чёткий приказ держаться от местных максимально далеко. Для трекинга сезон был неудачным: склоны гор активно поливали муссонные дожди, и можно было надеяться, что в базовом лагере они продержатся на отдалении от любых случайных туристов. Или что их не смоет первым же оползнем, например. Дальше всё зависело только от Нахиды. И Сайно готов был умолять всех известных ему богов — и её заодно, раз уж она котировалась где-то рядом, — чтобы её не понесло куда-то, где Кавеху действительно позарез понадобится вертолёт. В другой ситуации он был бы только за. Вертолёты над Гималаями — явление привычное, как элемент окружающего пейзажа; только пока они добирались из Катманду в Покхару, их цепочку крузеров по направлению к Лукле обогнало штук пять. Но ни один из этих вертолётов не был военным и не собирался летать над территорией, куда туристам запрещено подниматься. Сбить их будет легче, чем прихлопнуть муху, и между «вот дал бы ты мне вертолёт, мы были бы уже на месте» и «да, если это место — кладбище» Сайно пока выбирал второе. Но, когда они тронулись, оставляя заправку как последний островок цивилизации на ближайшее неизвестно сколько, оказалось, что спонтанное желание Кавеха подтвердить лицензию пилота — пока что наименьшая из их проблем. Будто почуяв, что нужно пользоваться умирающей связью, пока есть возможность, на всю машину зазвонил телефон. Сайно рефлекторно нахмурился: в дороге они пользовались рациями, и никто из команды не стал бы нарушать правило. На экране с приборной панели высветилось интригующее «Номер скрыт», с заднего сиденья послышалось ворчание заснувшего было Тигнари, и Сайно ткнул в кнопку, не успев даже прикинуть личность звонившего. Но до тошноты вежливое, раздавшееся из динамиков в салоне: — Господин аль-Харад, вам удобно говорить? — дало ему ответ секунду спустя. Сайно скрежетнул зубами. Чтоб тебя. — Чем обязан? — он глянул в зеркало заднего вида, знаком показав Тигнари быть потише. Что ж, теперь у него появится возможность заочно познакомиться с виновником всей этой заваренной каши. — Последний отчёт должен был дойти вчера. В нём что-то не так? Стоило отдать Раване Сехти должное: несколько секунд он старательно изображал такую растерянность, будто набрал номер чисто случайно и рассчитывал попасть на доставщика пиццы. — Что вы, господин аль-Харад, отчёт безупречный. Смею сказать, образцовый, возможно, даже слишком… тем не менее нельзя ли немного поторопить события? Если вы только приступили к обыску пещеры, а господин аль-Акара уверял меня, что она не такая большая… Одна беда — Сайно и ему больше не верил. Не то чтобы собирался с самого начала, но с Нахидой в одной из машин эти вежливые переливы в динамике звучали как пение какой-нибудь сирены, которая затем протянет руки и утопит его к чертям. Он мог бы наплести что угодно, на что хватит фантазии — что-нибудь про ненадёжные подпорки, вулканические испарения или сломанную ногу. Насколько Сайно знал, своих глаз у Сехти в Индонезии больше не водилось, иначе он не распалялся бы, посылая на поиски экспедиции наёмников. И всё же, выворачивая крузер на тряскую горную дорогу вверх по неуверенному подобию склона, ограничился сухим: — Вы только за этим звоните? — Разумеется, нет, — и тут в голосе Сехти снова произошла та почти незаметная перемена, какую Сайно наблюдал в парижском особняке. Он зазвучал отрывисто, низко, будто змея медленно поднимала голову перед броском: — Я звоню вам, потому что вы имеете право знать. Дочь господина аль-Акары объявлена в международный розыск. …наверное, только многолетний опыт вождения пополам с каким-то подобием выдержки остановили Сайно от того, чтобы вдарить по тормозам и спровоцировать аварию. В заднем зеркале уши Тигнари встали торчком, сам он крупно дёрнулся, в секунду прошибленный страхом. Капля этого страха просочилась и Сайно за шиворот, оставив вязкий холодок на загривке. Проклятье, только этого им для полного счастья не хватало. — Я посчитал, — продолжал Сехти тем временем, легко и невозмутимо, — что это услуга даже больше той, которую оказываете мне вы. Знания — очень ценный ресурс в наше время, господин аль-Харад, распоряжайтесь им правильно. Машину нещадно затрясло на ухабах, так что Сайно не был уверен, в такт чему клацают его зубы — этому или пульсирующей в груди злости. Он сумел выдавить только рваное: — Надо думать, в розыск подали именно вы? Сехти будто не услышал. Заговорил ещё отчётливее, так, что после каждого слова должна была стоять точка: — Если отец этой девочки, мой хороший друг, действительно мёртв, я с радостью о ней позабочусь. Решите доставить её в Париж — прекрасно, мой номер у вас есть, я похлопочу о том, чтобы в ближайшем аэропорту вас не задержали как предполагаемых похитителей. Где вы сейчас, ещё на Шри-Ланке?.. «Ещё на Шри-Ланке», надо же. Все конверты с отчётами уходили через Абу-Даби, причём анонимно, без обратного адреса и почтового кода — кто их сдал? Радкани? Французы? — В ином случае… господин аль-Харад, я говорил об этом при первом знакомстве, повторю ещё раз. Я не люблю вранья. Верните девочку мне, и на этом ваша работа закончится. Остальное я сумею довести до конца и без вашей помощи. Сайно выкручивал руль чисто механически, позабыв обо всех правилах дорожного движения и точке их назначения. Мышцы окаменели, отправив все ресурсы в мозг, и теперь мысли носились по нему, мячиками отскакивая от стен. — Забавно, — он услышал свой голос как со стороны и сам себе удивился: настолько хрипло и неестественно он звучал, — что вы не единственный, кому она так нужна. Может, мне просто выставить её на аукцион? Он отключил телефон раньше, чем Сехти придумал бы тошнотворно-вежливо-угрожающий ответ, и неподвижным взглядом уставился на пыльную дорогу. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Тигнари на заднем сиденье стряхнул оцепенение и осторожно поинтересовался: — Сайно, мы же не собираемся… — Нет, — он даже не отметил, как обыденно воспринял это «мы» из речи человека, который становился «нами» только дома, в Каире. Нервы были напряжены так, будто юристы Сехти под предводительством непальской полиции поджидали их за следующим же поворотом. — Но он меня достал. Тигнари вяло хихикнул: — Тяжёлый клиент, ещё бы, — и машина погрузилась в ледяное молчание. Они оба понимали, что это значит. Международный розыск — не самая большая проблема, когда добрая часть команды хотя бы однажды засветилась в криминальной сводке случайной страны, но переводилась эта проблема примерно как «предварительные меры, пока я не дотянусь до вас лично». Сехти не мог назначить награду за Нахиду в открытую — юридически у него не было на это права, а пресса тут же связала бы это с той самой экспедицией, в которой он так старался не светиться, — но анонимное заявление в полицию… достаточно, чтобы, играя по правилам, стать на ступеньку ближе к главному призу. «Больше никаких дел с богатыми пижонами», — пообещал себе Сайно мысленно, как обещал каждое такое дело до этого. А затем ожила и внутренняя рация, которая аккуратно прокашлялась и голосом Дэхьи протянула: — Сайно, а мы долго собираемся ехать по этой дороге? Ты свернул не туда километра три назад — решил показать лисичке красивые виды на Гималаи?..

***

Базовый лагерь оказался заброшен — более того, закопан в прибрежной грязи. Но даже так сейчас это устраивало Сайно больше, чем перспектива встретить пару альпинистов-блогеров, которые в последнем отеле по дороге сюда, листая новости, наткнулись на фото девочки в розыске и через пять минут увидели её в окружении гималайских верхушек. Медленно, но верно он начинал превращаться в параноика. Судя по состоянию лагеря, пару недель назад реку неподалёку залило сезонными дождями, она вышла из берегов, унесла по течению с дюжину палаток и успокоилась до следующего мощного ливня. Никто из местных не позаботился о том, чтобы восстановить лагерь к следующему восхождению — пустынное плато на высоте двух километров над уровнем моря было в их полном распоряжении. Сайно это более чем устраивало. О звонке Сехти они с Тигнари больше не говорили; тот лишь спустя долгое время повисшего в машине молчания отпустил характеристику в виде пары испанских проклятий, а Сайно не знал, как поддерживать такой разговор без переводчика. Он занялся привычной, монотонной работой — ставить палатки, разгребать оружие и расчищать землю от камней. Думать об этом не приходилось, так что все мысли переключились на проблемы дальше неровно забитых колышков. Он уже много лет не замечал пейзажи, которые для кого-то могли оказаться мечтой всей жизни. Он валялся в обломках костей в катакомбах на Сицилии, падал с водопадов в глубине африканских джунглей, копал заледеневшие могилы на шотландских кладбищах и нырял в поисках затонувших португальских кораблей в треугольнике дьявола. Может, для необразованного туриста виды и стоили пары тысяч долларов за билет на самолёт — но для Сайно эти красивые, утопические открытки давно перестали быть бонусом к хорошей зарплате. На Сицилии мёртвые монахи оказались не самой приятной компанией, африканские водопады кишели крокодилами, а дело с шотландскими кладбищами и вовсе… лучше не вспоминать. За каждым таким пейзажем скрывалась история — при оптимистичном раскладе просто жуткая, при самом худшем нёсшая за собой чью-то смерть. Сайно перестал эти истории даже считать. Помнил только смерти. Двадцать девять человек за все годы, что он провёл во главе собственного маленького предприятия по расхищению мировых культурных ценностей. Поэтому и гималайские горы не производили на него должного впечатления: он не собирался делать фотки на фоне или восхищённо вертеть головой из палатки. Обозвать их можно было тысячей слов, от монументальных до потрясающих воображение, но гадал Сайно лишь о том, какую историю увезёт с собой на этот раз — и увезёт ли вообще. Отсюда им придётся стартовать в неизвестном направлении. Они подобрались настолько близко к закрытой территории Мустанга, насколько это было возможно с огромными внедорожниками на отвесных склонах — дальше их ждёт или пеший марш-бросок в отдаление от туристических треков, где никто заботливой мамочкой не вбил страховочный трос заранее… или романтический полёт над Гималаями в компании самого одержимого пилота в мире. За бездумным перебором горного снаряжения Сайно даже не заметил, когда перестал различать в полутьме собственные руки. На горы опускалась ночь, температура падала, и перед тем, как идти в заново отстроенный штаб, пришлось без особого удовольствия сменить лёгкую весеннюю куртку на горнолыжный нордфейс. Внутри его ждала картина на грани грустного смеха: загорелые и подтянутые наёмники, упакованные в огромные куртки, как в мешки, передавали по кругу подогретое пиво. Кавех сделал попытку спрятать своё, но так отчаянно плевался от горячего хмеля, что Сайно махнул на него рукой. Им холода, как правило, не нравились. Но в каких условиях только не заработаешь на лишний отпуск на Багамах, верно, Дэхья?.. Сама Дэхья обнаружилась в дальнем углу палатки — в попытке напоить Тигнари последним пакетиком кофе, украденным из риада в Катманду. Сайно позволил себе пару секунд перед тем, как подать на ужин горячее из очередных плохих новостей, бросил в их сторону: — Тёплое пиво настолько дерьмовое на вкус? — Там виски, — проворчал Тигнари вместо внятного ответа. — Я же не похож на ирландца… Его уши поникшими лепестками болтались по волосам, а хвост пушился так, будто в него предстояло заворачиваться вместо спальника. Как-то Тигнари говорил, что холод особой погоды ему не делает, если одеваться как нормальные люди, но с набором высоты Сайно предпочёл бы оставить его в лагере под надёжной охраной. Дело было не только в горянке: на таком разреженном воздухе нога могла свалить его в секунду, и Сайно сам себя ненавидел за то, как расчётливо по голове гонялись эти рассуждения. Вкус потенциальной ссоры на эту тему осел на языке, и Сайно попытался прогнать его скептическим: — В Ирландию нам всё равно нельзя. Хотя в свете новых обстоятельств — нам нельзя никуда, где есть телевизоры, интернет и полиция. Больших удивлений Сайно не ждал, и их закономерно не случилось. Если бы в международный розыск объявили не Нахиду, а — опять — кого-нибудь вроде него, или Дэхьи, или Кавеха, раздались бы даже смешки, звон монет в кошельке и расплата по старым пари. На Нахиду как будто никто не ставил, но это казалось вопросом времени. Они укрывали её от свихнувшегося на собственном богатстве бизнесмена — конечно, что здесь могло пойти не так. — Купим ей коробку конфет? — хмыкнул Кавех, когда Сайно пересказал весь короткий разговор в машине. — Девчонка с нами меньше недели, а уже в розыске. Абсолютный рекорд, даже у меня ушло больше времени!.. Тигнари поддержал его тихим смешком: Дэхья всё-таки продала ему кофе с виски, а отпереживать своё он успел ещё в машине. Но сама Дэхья предпочла сходу вычленить самое главное. — Нет идей, откуда Сехти вообще узнал? Сайно оставалось только головой покачать. — Я уже связывался с Абу-Даби. Наджах клянётся, что последний конверт отправляла в полном соответствии с инструкцией, маячков на нас нет, а ни один артефакт из барахла Сехти не записан как «передаёт геопозицию владельца прямо в Париж». — Только если он не заменил пару букв в своих описях и нас не развели, как детсадовцев, — вставил аль-Хайтам. Но об этом Сайно успел подумать, пока оборудовал пятую по счёту палатку. — Тогда у нас дыра в показаниях. Сехти уверен, что мы ещё на Шри-Ланке — а если ты прав, то уже должен прекрасно знать, куда мы убрались и сколько раз чихнули в аэропорту, — Сайно дал себе пару секунд и прибавил: — Хотя все его артефакты я бы всё равно сбросил в ближайшую трещину. Пользы от них никакой. Он поймал взгляд Дэхьи, и та с явной неохотой, но кивнула. После стольких лет плечом к плечу слова были без надобности — кривая складка губ сложилась в: «Я от такого багажа тоже не в восторге. Раз мы всё равно воюем против него, то ладно уж». — Единственное, что мне приходит в голову, — после долгого молчания очнулся Тигнари, — это то, что он случайно засёк нас в новостях. Дэхья с хмыканьем пихнула его локтем в бок: — Думаешь? Листал за круассаном утреннюю газету, а там наш генерал на первой полосе интервью даёт? — Если Сайно когда-нибудь даст в газету интервью, я сохраню это на своей памятной стене с детскими фото, — Тигнари нашёл его взгляд своим, улыбнулся в тех пределах дружелюбия, на какие был способен в утеплённой палатке посреди горной долины. — Нет, ему достаточно было какого-нибудь репортажа с фестиваля у храма. Оцепление и перестрелка точно не остались без внимания журналистов, а мы… ну, валука шуна и две седые головы — достаточный ориентир, чтобы привлечь внимание в толпе. Сайно замер, так и не дотянувшись до подсунутой аль-Хайтамом бутылки пива. Это вполне могло быть рабочей теорией — и объяснило бы такую грубую несостыковку во времени, которая отметала любые варианты хвоста. А других у Сайно… — Точно нет, — зевнул Кавех. Проклятье. — Я же потом два дня от новостей не отлипал. Мы не такие фотогеничные, всё внимание камер ушло этим псевдовоенным. Сайно, а ты не думал и нам какую-нибудь форму раздобыть, если это настолько просто?.. — Тебя не было с нами в последний раз, когда мы пытались такое провернуть. — Да? А что случилось? — Ничего такого. В Ливан нам после этого тоже нельзя. Сайно всё-таки добрался до положенной бутылки и поймал себя за одну из самых апатичных мыслей за весь день: сегодня они больше ничего не добьются. В горах темнело, снежные вершины уже давно скрылись за низкими облаками, а спускаться вниз не было ни малейшего смысла, пока Нахида не укажет точное направление. Если французы сами не наткнутся на них во время какого-нибудь ночного похода в туалет, до рассвета не случится ничего примечательного. А сидеть в палатке, обсуждая варианты и гоняя по кругу теории одна нелепее другой, они могли и всю ночь. — Давайте расходиться, — подытожил он сквозь нестройный гул шёпотков. Без чёткого командования любое совещание всё равно становилось похожим на клуб анонимных сторонников теории о плоской земле. — Дэхья, выставим патрули по всей долине, и на сегодня хватит. Это был его способ сказать Тигнари: «Ждать меня придётся не слишком долго». Тот кивнул ему, прихватил свой ирландский кофе и первым вынырнул из палатки на колючий воздух. Сайно малодушно надеялся, что он заснёт до того, как ночной холод примется донимать ушибленную ногу, но как сказать и об этом, ещё не придумал. Они с Дэхьей выходили последними. Сайно не провёл в палатке и получаса, но в горах, когда солнце скрывалось за самыми высокими вершинами, темнело и холодало в секунду. Сейчас долина казалась мёртвой — только в жёлтых альпинистских палатках, как светлячки, мерцали приглушённым светом переносные лампы и мелькали длинные, почти фантасмагорические тени. Сайно распорядился не разжигать костёр и не включать генераторы — лишний шум, усиленный эхом, или огромный столп дыма в ночное небо сейчас был им абсолютно ни к чему. В Гималаях стояла тишина, но он прекрасно знал, что они не одни. Он скосил взгляд на Дэхью — вернуть себе внезапно потерянное знание, что рядом есть живой человек. Всегда бойкая и не лезущая за словом в карман, сейчас она казалась молчаливее и мрачнее самого Сайно. Пока они шагали по долине и оба боролись каждый со своей сигаретой, она не сказала ему ни слова, но Сайно знал её не первый день — и знал, как смел надеяться, достаточно хорошо. Когда Дэхья наконец вышла победительницей из короткой схватки с зажигалкой, Сайно позвал её через плечо: — На взводе? — тихое ругательство сквозь затяжку стало ему достаточным ответом. Глаза Дэхьи за огоньком светились, как у львицы, готовой к прыжку: она казалась расслабленной, но пистолет из-за пояса вытащила бы в секунду. — Что не так? — Да всё сразу, — Дэхья чертыхнулась ещё раз, пряча волосы под капюшон куртки. — Не знаю, Сайно. Что будем делать с девочкой, когда всё закончится? «С девочкой». Не с Сехти — с ним вариантов оставалось не так много. Если они поступали так, как диктовали поступать правила чёрной археологии — читать как кидали заказчика ради собственной выгоды, — от заказчиков либо прятались, либо… устраняли корень проблемы. Как вырезать этот особо упорный сорняк, скрытый под своей золотой тарелкой, Сайно пока не представлял: возвращаться в Париж и пробовать у него не было желания. Осадок остался мерзкий. — Если всё закончится, — спокойно поправил он наконец, — не думаю, что ей вообще пригодится наша помощь. А сейчас мы можем только подсунуть ей очередную древнюю библиотеку. Он обвёл взглядом тёмные треугольники далёких верхушек. На закате, когда солнца ещё хватало, аль-Хайтам демонстрировал Кавеху свои познания в гималайском ландшафте и называл каждую чуть ли не поимённо, но Сайно, смотря на весь этот открыточный пейзаж, видел только высокие стены и решётки своей новой тюремной камеры. В горах они были как в капкане. Впереди — пара сотен храмов, в которые Нахиду потащило, как будто только чтобы усложнить им жизнь. За спиной — Сехти, который старался усложнить им жизнь уже безо всяких «как будто». Даже оставаясь на месте, они могли привлечь себе на голову пару залпов дружественного огня. — А ведь хорошо было, когда нам просто платили за какую-нибудь древнюю безделушку, — вздохнула Дэхья. Под её ботинками покатились мелкие камни. — Теперь у нас передвижной детский сад… — Сехти предлагал её вернуть. Дэхья помолчала. С выразительным «Конечно, чтобы он и не предложил». — Надеюсь, ты послал его куда подальше? — Само собой. Они переглянулись с усталыми улыбками на губах — и до самого конца, пока не обошли долину по периметру с ночными патрулями, не сказали друг другу ни слова. В этом была вся Дэхья: ворчала она временами не хуже аль-Хайтама, особенно отрезанная от благ цивилизации, но лёгкое решение проблемы сама отправила бы к чертям. Сколько раз они это проходили? Просто отдай посох Сангема-бай — получишь деньги, и всё закончится. Просто отдай девчонку Сехти — получишь деньги, и всё закончится. Но когда Дэхья явилась к нему в лагерь в Руб-эль-Хали, дошла до его палатки под прицелами конвоиров с поднятыми руками и заявила, что «хочет пройти собеседование», Сайно сказал ей: «Может случиться так, что тебе не понравятся мои методы работы». Дэхья на это лишь осклабилась: «Твои люди за тебя горой — я видела, они в меня стреляли. Если этого ты добиваешься своими методами, меня более чем устраивает». Она стала первой, кто явился к Сайно сам, по доброй воле. Кого-то из команды он знал даже дольше, чем Дэхью, но покривил бы душой, если бы сказал, что… — Чему улыбаешься? Шутку новую придумал? …что она боялась его так же, как все остальные. Верность прикладывается, а вот заставить уйти страх, думал Сайно, — это редкостный подвиг. — Если бы, — он легко передёрнул плечами. — Просто рад, что ты на моей стороне. Дэхья фыркнула, но так и не ответила. Ей и не требовалось — но что-то под рёбрами у Сайно занялось из слабых углей, когда он увидел, что она враз повеселела. Они разошлись в центре лагеря, каждый к своей палатке. Сайно ждал, что Тигнари будет внутри, зашитый во все одеяла в обнимку с хвостом и ирландским кофе — но верными оказались только последние два пункта. Тигнари сидел на пороге, хвост упаковался на коленях, а поверх, отогревая белые в полутьме руки, слабо дымилась жестяная кружка. Сайно задержал на его лице взгляд. Годы, проведённые в компании сторонников философии «выжить — это повод выпить», научили различать его все стадии пьяного сознания, но Тигнари не выглядел так, словно его проняло — всё тот же цепкий огонёк в глазах, та же полуулыбка и ровный лоб без единой морщинки. С его характером, подумалось Сайно вдруг, его и первая седина не раньше восьмидесяти возьмёт. Это натолкнуло его на новую мысль. И он, присев на порог палатки рядом, заметил с усмешкой: — Знаешь, у меня не всегда были седые волосы. Тигнари наградил его глубоко задумчивым взглядом: — Правда? Я-то думал, это хороший осветляющий порошок, — и переложил хвост на его колени. Осторожно, чтобы не получить ворчливый выговор за «опять против шерсти», Сайно зарылся пальцами в мех. Приятное, родное тепло. — Я вышел таким, — он помедлил: детские воспоминания всегда сложно переводились в слова, — из тех руин. Где нашёл лампу. Думаю, что… в тот момент, когда я впервые почувствовал эту силу — я не чувствовал и страха сильнее. Не понимал, что происходит, в моём теле как будто ломалась и зарастала заново каждая кость, кровь стала как кипяток. На мгновение я даже решил, что умру. А потом очнулся, — с невесёлым смешком Сайно поддел сам себя за переднюю прядь, — и увидел это. Тигнари смотрел на него во все глаза — так даже самую интересную в жизни книгу не читают. Интересно, о чём он гадал раньше всё это время? И — это в секунду показалось Сайно даже более важным — почему ни разу не спросил сам?.. Он позволил Тигнари молча протянуть к себе руку и пальцами ослабить завязанный хвост. Безжизненная солома колючими иголками рассыпалась по плечам, и Тигнари легко прочесал волосы от макушки до кончиков. — Какие они были раньше? Тёмные? — Тёмные. Как у всех арабов. Тигнари молчал ещё несколько долгих секунд — оценивающе перебирал пряди, зачем-то вспарывал пытливым взглядом его лицо. Затем играючи оставил на щеке точечный поцелуй и улыбнулся: — Не закрашивай. С такими тебе даже идёт, — и не успел Сайно удивиться такому обыденному комплименту, как Тигнари тут же поймал новый шанс его разговорить. — А твоя татуировка? Как она вообще работает? — Что значит — «работает»? — Ну, — Сайно чуть свёл брови, и Тигнари будто за мгновение смутился. Отвёл взгляд, кашлянул: — Насколько я помню, ты… не управлял своим исцелением. Не мог лечиться, только когда хотел. У тебя наверняка не бывало сепсиса, или похмелья, или даже банального насморка. Как так вышло, что пара сотен иголок… я имею в виду, если я всё правильно понял, то чернила тоже должны были… Тигнари прянул ушами, точно пристыженный собственным любопытством, и Сайно, коротко усмехнувшись, наконец понял, на какую стадию его опустил этот ирландский кофе. Такие вопросы таким тоном Тигнари задавал в первые месяцы их знакомства — когда ещё не до конца был уверен, что ему не прилетит сталью в голосе. Видимо, сейчас даже ему Сайно казался слишком напряжённым. А всё проклятые горы. — Ладно, хорошо, — он вытянул ноги, помедлил, взвешивая мысли. Татуировка относилась к категории не самых приятных воспоминаний, и теперь в ней даже не было надобности, но Сайно не хотел её сводить. Пусть останется как урок. — Я получил её в первые же дни, когда меня нашёл Радкани. Сам не знаю, почему она не исчезла — со всеми остальными, если я пробовал, не выходило. Но Радкани заявил, что это будет хорошим… давай скажем, что ограничителем. Конечно, ему хотелось заиметь себе человека с такой силой, но когда эта сила опасна и плохо поддаётся контролю — её хорошо бы выдрессировать. Очертить границы. Дрессировкой он исправно занимался много лет, а вот границами должна была служить татуировка. Тигнари зябко передёрнул плечами, хотя в долине не пролетело ни малейшего порыва ветра: — Говоришь прямо как… — Прямо как про собаку, знаю, — Сайно повёл плечами. Что с того? — Не хочется отдавать Радкани честь, но после этого управляться с силой и правда стало легче. В глазах Тигнари яркими мазками плескалась целая гамма эмоций — волнение пополам с любопытством. Ни один из них, заметил Сайно, за всё время этого разговора про его весёлое прошлое ни разу не произнёс слово «джинн». Он и рад был бы оставить этот эпизод жизни позади, прожить оставшуюся как полноценный человек, а прошлую запереть на все замки в глубине подсознания, но… так уж вышло, что кошмары приходили снова и снова. В глубине души Сайно понимал, что неведомые таланты Нахиды, притаившиеся в паре палаток отсюда, не дадут ему с закрытыми глазами снова нырнуть в гробницу Дешрета. Проклятье, он за такое был ей даже благодарен. Но сидя бок о бок с Тигнари, с пальцами в его хвосте и с одним сердечным ритмом на двоих, он как никогда чётко осознал, что сейчас ему не хочется засыпать. — Знаешь, что? — он потянулся, чтобы заглянуть Тигнари в кружку. Хорошо. Хватит ещё на полчаса-час. — Спрашивай. Сам я понятия не имею, что тебе рассказывать, а так мы… Он замолчал, но Тигнари, судя по взгляду, понял без слов. За целый год вместе они не заглядывали ни в далёкое прошлое, ни в далёкое будущее — с такой жизнью настоящее было важнее. Тигнари делился историями охотнее, но ему, в отличие от Сайно, не хотелось их забывать. А Сайно, позволив ему снова рисковать жизнью рядом с собой, мог отплатить хотя бы парой болезненных, но явно ему интересных воспоминаний. Не самый равноценный обмен, но Тигнари казался таким счастливым, что сейчас ему вряд ли нужно было больше. …кажется, они говорили до глубокой ночи. Изо ртов валил холодный пар, сигареты догорали быстрее лучин, горы молчали спокойствием и редкими огоньками патрулей. Под конец у Тигнари отчаянно слипались глаза — и, рухнув в спальник, он мгновенно уснул. Последним, что он сказал Сайно, стало заплетающееся, но всё равно ворчливое: «Знаешь, я ведь и правда полюбил тебя до конца жизни». Сайно хотел было украсть у себя ещё хотя бы пару минут сна — раскатать в голове эти слова, погреться ими вместо меха хвоста. Но не продержался и пары секунд. Сознание уволокло его в сон раньше, чем Сайно успел хотя бы мысленно повторить эту раскатанную по гласным нежность.

***

Реальность соткалась вокруг такой быстрой вспышкой, что Сайно рефлекторно заслонил глаза. Он ожидал увидеть горные вершины, снежные шапки, развалины храма, на которых поджидала бы Нахида, на худой конец — но правила этого странного мира божественных сновидений решили сыграть против него. Вспышка оказалась солнечными лучами, а лёгкие вдруг отчётливо резануло жарким, спёртым воздухом. Сайно проморгался от цветных кругов под веками, отнял ладонь от лица — он стоял на полу из песчаника, в шаге от широких золотых колонн. А за колоннами, далеко внизу, простиралась бесконечная пустыня. Будь у Сайно возможность говорить, он выказал бы удивление вслух. Но изо рта не вырвалось ни слова; вместо этого голос, чужой и абсолютно точно не принадлежащий Нахиде, вдруг ожил за его спиной. — Эта затея погубит вас. Сайно обернулся. Песчаный пол и золотые колонны оказались балконом — балконом высоко над пустыней, вход на который был задрапирован белым пологом. На него вышли двое — мужчина и женщина, и мужчина тяжело опирался на… Сайно выразительно подавился воздухом. Кажется, его затянуло в новый виток собственного кошмара. В руках у мужчины был — вот это сюрприз — посох Алых Песков. Сам он едва ли соответствовал стандартам современной моды. Острые, грубоватые черты лица, какие могли быть у каждого второго аравийца, глубокие карие глаза, нос формой с клюв хищной птицы и резко выраженные скулы — а вместо одежды льняной белый схенти и золотые браслеты. Тёмные волосы прятались под капюшоном плаща. Сайно знал этот цвет: так выглядели волосы, высушенные за долгие годы жизни под пустынным солнцем. На вид мужчине можно было дать лет сорок, но во сне Сайно будто чётко понимал, что на самом деле ему намного, намного больше. А вот женщина была его полной противоположностью. Мягкое, круглое лицо с большими зелёными глазами, небрежные толстые косы, дружелюбная улыбка мудрой старушки, хотя она казалась молодой, едва ли не подростком — она на фоне пустыни выглядела как клочок оазиса, как мираж, который только моргнёшь — развеется. И было в ней что-то абсолютно неуловимое, то ощущение, когда пытаешься уцепить разгадку за хвост, но… — При всём уважении к вам, госпожа Руккхадевата, — мужчина церемониально поклонился, пропуская её на балкон. Сайно они уделили ровно столько же внимания, сколько полагалось годами простоявшей здесь колонне, — я думал над этим много лет. Медлить больше нельзя. Если у вас есть иное решение… Руккхадевата. Имя не звучало как египетское, да и женщина на египтянку похожа не была — её кожа явно не знала жаркого солнца, её платье больше походило на индийское сари. Она садилась в простой плетёный стул, как садятся на трон. — Я сделала что могла, — в её чистом, звонком голосе сквозило сожаление. — Валука шуна в лесах будут чувствовать себя как дома, я сдержу своё слово. Но, боюсь, дальше вам предстоит рассчитывать только на себя. Если бы царь Дешрет желал моей помощи, он оставил бы посох мне, а не вам. Мужчина склонил голову в поклоне. Посох, который Сайно больше не рассчитывал увидеть целым и невредимым, поймал в себя отблеск послеполуденного солнца — и такой же внезапной вспышкой до мозга добралось осознание. Царь Дешрет. Оставил посох. Сайно смотрел на Касалу. — Тем не менее, — кривая улыбка человека, который умер тысячи лет назад, казалась вымученной и безнадёжной, — я имею на этот посох столько же прав, сколько и вы. Даже меньше, если подумать как следует… он должен вернуться к валука шуна. Это их наследие, не моё. Руккхадевата смотрела тяжело. Дорого бы Сайно отдал за то, чтобы вместо стояния безмолвным истуканом понять, о чём они вообще говорят. — Это риск для вашей жизни, — наконец заметила она мягко. — Даже Дешрет не устоял перед искушением перехитрить джинна — и теперь пустынное царство на пороге войны, а я не имею права вмешиваться. — Моя жизнь, госпожа, в сравнении с силой посоха — всего лишь разменная монета. Посох сдержит любого джинна, пока это будет необходимо, — Касала перехватил древко, его взгляд был взглядом человека, который давно принял решение и не нуждался в уговорах. В одно мгновение Сайно показалось, что у них на двоих стало одно лицо. — А после того, как я выполню задачу… мне уже всё равно, что со мной будет. Главное — умереть с чистым сердцем. — Я так и не смогла его переубедить, — прозвучал вдруг новый голос. Нахида сидела рядом с Сайно, прямо на балконных перилах, без опаски болтая ногами над пропастью пустыни. Только теперь, взглянув на неё с новыми мыслями, Сайно понял, что в этой женщине в кресле не давало ему покоя. Они с Нахидой выглядели как один человек. И почему-то из всех вопросов, которые грызлись в голове за право первенства с самого начала этого сна, Сайно выбрал очевидное: — Значит, ты и есть… она. Нахида свободно пожала плечами. Она снова казалась старше, чем в реальности, смотрела без лишнего любопытства, будто давно всё поняла. За их спинами продолжала разыгрываться эта странная сцена, но теперь голоса отдавались гулким эхом, как за толстым стеклом, и Сайно больше не улавливал ни слова. — Я не она. Я всё ещё Нахида, но её воспоминания — это и мои воспоминания тоже. И я помню этот разговор, — она с грустью покачала головой, — и чем он закончился. — Касала заключил сделку с джинном, — Сайно не спрашивал, а констатировал факт, но Нахида всё равно кивнула. — И ты не смогла его защитить. Говорить такое в середине сна, которому набежали тысячи лет, было странно. Даже допускать саму мысль — странно. Но Сайно не впервые порадовался, что эта лёгкость в теле и путаные мысли, которыми награждало само состояние сна, уберегали его от полного осознания, насколько действительно странно. — Я не властна над пустыней, — Нахида будто жаловалась, — как Дешрет не был властен над тропическими лесами. Всё, что я могла сделать, — это уберечь его любимых подданных от кровопролитных войн за право сесть на пустующий трон. Я укрыла их. Наградила тёмным мехом, чтобы в моих лесах им легче дышалось. Какое-то время валука шуна даже воспринимали как моих подданных, хотя я просто выполняла просьбу хорошего друга… понимаешь? Сайно не понимал. Но кивнуть пришлось. — А Касала… — Ему нужно было только время. И сделка с джинном дала достаточно. Я… наверное, я рада, что в конце концов он добился своего. И умер своей смертью, когда решил, что это время больше ему без надобности, — Нахида устремила взгляд Сайно куда-то за плечо. На миг в нём промелькнула затаённая нежность матери, которая любуется успехами своего ребёнка, и Сайно мысленно пожелал себе больше никогда не видеть такого выражения в глазах двенадцатилетней девчонки. А затем Нахида мягко заметила: — Я думаю, этого хватит. К тебе сложно пробиться, когда ты сам думаешь о моих воспоминаниях. Она протянула ему руку. Сайно в последний раз обернулся на балкон — туда, где в кресле сидела тысячелетняя версия Нахиды, а над ней странным стражем замерла тень Касалы с посохом Алых Песков. Сайно никогда не считал себя большим любителем давних историй, но в какой-то степени конкретно эта давняя история касалась и его тоже. Впрочем, с утра это всё равно окажется сном. Без гарантий, что этот разговор существовал хоть где-то, кроме памяти маленькой богини. Сайно ухватился за её руку, и их калейдоскопом из цветных клякс и водоворота красок унесло из пустыни прямиком на горный склон. — Это здесь. Нахида стояла рядом, по щиколотку утопая босыми ногами в снегу. Сон привёл их на одну из горных вершин — к сожалению, Сайно не был аль-Хайтамом и не мог сказать, на какую именно, — ветер ревел и бесновался бешеным зверем, а в лицо летели огромные хлопья снега. Однако холода Сайно не чувствовал. Только лёгкое головокружение от сменившихся за секунду впечатлений. Внизу простирались бесконечные Гималаи. За спиной оказался их лагерь — палаточный городок, который уменьшился до россыпи жёлтых точек и ночных огней, и чёрное скопление крузеров чуть поодаль. Слева начиналась новая горная гряда, которую широкой голубой лентой опоясывала замёрзшая река; на миг Сайно даже показалось, что ледник медленно сходил вниз и дребезжал, как многотонная груда стекла. Справа дорога уводила из долины ниже — этой дорогой они добирались сюда. Зато прямо впереди… Прямо впереди высокие верхушки окружили маленький озёрный пятачок. По скромным прикидкам, Нахида завела его на отметку не меньше пяти километров. На такой высоте любая вода должна была превращаться в лёд, но это озеро беззаботно отражало ночное небо и подмигивало редкими всполохами звёзд. Вода в нём была кристально прозрачной, а площадь — едва ли меньше хорошего футбольного поля. — «В вышине гор и глубине озёр», — напомнила Нахида шёпотом. — Смотри дальше, у самого берега. Он там. Она указала пальцем вдоль озера, и Сайно наконец увидел. Храм был утоплен. Наполовину в воде, которая зубрилась разрушенными колоннами — наполовину в горной скале, будто высеченный прямо по ней. Его очертания терялись во мраке, и выглядел он не величественно и не загадочно, как представлял Сайно до этого, а скорее… несчастно и покинуто. Так выглядел бы, наверное, простой деревенский дом на лесном отшибе, чьи жильцы давно умерли, а больше он никому не пригодился. — Почему именно здесь? — он повернулся к Нахиде, так и не избавившись от смутного ощущения, что вся эта экскурсия в Гималаи — просто затянувшаяся детская шутка. — Он давно заброшен. Не уверен, что за последние пару веков сюда хоть кто-то приходил помолиться. Нахида не обратила на него ни малейшего внимания. Она улыбалась храму, как старому другу, с которым не виделась много лет. — Здесь меня ждут, — сказала спокойно. Сайно лишь покачал головой. Раз уж воющий ветер во сне не беспокоил даже его причёску, он без опаски присел на заснеженный пятачок. Холод разве что щекотал тело острыми снежинками, но не больше. Ему нужно было задать ещё один вопрос. Разобраться окончательно. — У тебя, — начал медленно, — у той версии тебя, которая не ты. Не осталось никого, кто мог бы желать тебе зла? Кто хотел бы отобрать твою силу? Звучало как на полицейском допросе, но ничем лучше Сайно собственную голову всё равно бы не подкормил. Ему никак не удавалось отделаться от конкретной, но крайне навязчивой мысли: откуда Сехти знал, что ищет? Кто или что рассказало ему про храм Сурастаны, если даже аль-Хайтам впервые услышал это название от самого Сайно? Насколько древним должен был быть его источник? Одно дело — легенда о посохе, едва ли не достояние общественности, но мистическое место, о котором не было никаких сведений ни в одной электронной библиотеке… такое с Сайно случалось впервые. И верилось с большим трудом. Нахида вдруг легкомысленно рассмеялась: — Это и правда глупый вопрос, прости. Думаю, людей, которые хотели бы себе мою силу, было достаточно в любое время, но хотеть и уметь справляться — это совершенно разные вещи. Едва ли даже ты сумел бы такое пережить. — Спасибо за комплимент, — едко отметил Сайно. Конечно, чего ещё он ждал. Больше Нахида не сказала ни слова. Сайно оглядывался по сторонам — хотел было наметить лучший путь через горную кряду, но его ждало разочарование за разочарованием. Отвесный подъём по склонам и льду в два-три километра они одолеют хорошо если за несколько дней, а затем им предстояло точно так же спуститься в озёрную долину. А с ребёнком на прицепе и без местных проводников… Нет, нечего было и мечтать. Обходных путей в долину не было; горы замыкали её в такой же капкан, в какой Сайно загнало решение не торговать детьми на чёрных рынках. Оставался только вариант, без которого он малодушно надеялся обойтись. Когда эта мысль оформилась в мозге, Сайно понял, что небо над их головами светлеет. Нахида мягко тронула его за плечо, как только из-за дальней вершины прорезался неуверенный, ярко-оранжевый солнечный луч. — Мне кажется, пора просыпаться, — сказала с лёгким сожалением. — Ты ведь уже знаешь, что делать. Ответить ей Сайно так и не успел. В этот раз сон растаял мягко, как плавная прибойная волна, и в следующий раз он открывал глаза в тёплых объятиях пушистого хвоста и затёртого спальника. Тигнари лежал рядом — не спал, смотрел на него с лёгкой улыбкой. В своих руках Сайно обнаружил кончик его хвоста: кажется, его попросту решили не тревожить. — Ну, как твои удивительные магические сны? — поприветствовал Тигнари вместо пожеланий доброго утра. — И чем я заслужил такие странные взгляды? У Сайно ушло несколько долгих секунд, чтобы понять: он неприкрыто пялился на чёрный мех его ушей. Фрагменты сна постепенно возвращались в голову, вставая на места настоящих воспоминаний, и с пробуждением, когда тело было ещё ватным и плохо слушалось, осознавать всё произошедшее казалось… вот теперь — да. Полноправно странным. Знать, что Тигнари наградила его тёмным мехом девчонка, спящая в соседней палатке, было странным. — Плохие новости для нас всех, — проворчал Сайно, поднимаясь на локте, — и хорошие для Кавеха. Он кое-как выпутался из спальника, и Тигнари тут же собранным, живым комком любопытства оказался рядом. Видимо, слова, которые Сайно предстояло сказать, были крупным кеглем набиты прямо у него на лице, потому что Тигнари с невинной улыбкой спросил: — Нам нужен вертолёт? Над лагерем светало. Сайно был в шаге от того, чтобы авансом воспроизвести в голове всё, что услышит от Кавеха через каких-нибудь полчаса. И с упавшим сердцем подтвердил: — Нам нужен вертолёт.