Как дышит лес

[ — Мам, ты не сильно занята? У меня тут… Мама подняла голову от ежедневника и поставила диктофон на паузу. Тигнари всегда любил её за возможность делать сразу несколько дел одновременно: обхаживать старую бронзовую вилку кисточкой, зарисовывать её на чистой странице, вслух отчитываться о первичной экспертизе и перекусывать супом из пакетика. По их палатке разносился запах порошочной курицы, и Тигнари, как бы ни привык к таким сухпайкам в экспедициях, всё же сморщил нос. — Нари? Что такое? Тигнари выложил перед ней пухлую записную книжку. Куратор их нынешней экспедиции, герр Штефан, разрешил ему проглядывать свои заметки на досуге: едва завидев, как Тигнари в свои десять с половиной управлялся с совком лучше студентов археологического, он немедленно решил, что «этого лисёнка ждёт блестящее будущее». Мама только смеялась: «Немцы всегда видят потенциал, но тебе необязательно видеть следом за ним инструкцию к жизни». Записную книжку Тигнари взял из чистого интереса, но теперь… — У герра Штефана тут есть кое-что, — он ткнул маме в нужную страницу. — Наверное, тебе понравится. Слегка нахмурив брови и прикусив внутреннюю сторону щеки — она не умела читать по-другому, будто каждая книга, попадавшая ей в руки, сначала должна была заслужить право ей понравиться, — мама склонилась над заметками. Но едва проглотив первые строки, усмехнулась: — Сразу видно — только не выдавай меня, — что герр Штефан черпал по верхам. Спасибо, милый, — её рука вскользь прошла по макушке Тигнари, почесав за ухом, — но у него в первом же абзаце грубейшая ошибка. Тигнари обиженно надул щёки, немедленно почувствовав, как его грызёт досада. Он-то ничего не заметил. — Не переживай, — мама села перед ним на корточки, уложила руки на плечи. Её хвост, который даже в вечной пыли гессенских карьеров выглядел как только уложенный, слегка пощекотал его под коленом. — Тебе проще в такое поверить, но наш народ… у нас вполне однозначные трактовки, понимаешь? Все валука шуна сходятся на том, что царь Дешрет был именно царём. Не богом. Вот где ошибка. Тигнари склонил голову набок в стойком непонимании. Мама рассказывала про Алого Короля столько историй, что о нём у Тигнари сочинение вышло бы больше, чем то, как он провёл лето. Но кем тогда стоило считать величайшего египетского фараона, который, согласно всем сохранившимся летописям, прожил больше тысячи лет? Кто тогда заслужил право называться богом? — А поче… — Потому что, Нари, — играясь, мама свела брови, будто посерьёзнела, — всё на самом деле очень просто. Богов не существует. ] Богов не существует. Тогда за кем Тигнари присматривал, пока вся команда гуляла по городу? Они больше не могли останавливаться в отелях — Сайно не хотел рисковать, оставляя фальшивый паспорт Нахиды с её лицом на ресепшене, — но в Катманду с жильём оказалось получше, чем во всей Джафне. Тигнари даже мог понять, почему конкретно этот дом: его подковообразные арки, ярко расшитые ковры и пальмы в имитации риада, должно быть, напоминали о родине далеко в Магрибе. Аль-Хайтам, правда, говорил, что это классическая архитектура для страны, на девяносто процентов состоящей из индуистов, но его коллективно решили не слушать. У них были и другие вопросы, в поисках ответов на которые аль-Хайтам принёс бы больше пользы. С тех пор как Сайно произнёс при Тигнари слово на букву «б», тот всякий раз, оставаясь наедине с Нахидой, чувствовал себя посаженным на мину. Присматривать за ней было несложно, когда бо́льшую часть времени она спала, но Тигнари — и после их разговора, и после Шри-Ланки в целом — не мог больше видеть в ней ту девочку, с которой они встретились в палатке на склоне вулкана. Теперь в ней было что-то другое. Что-то, что скручивало живот в тугой узел, что-то древнее и наверняка опасное. [ — Если тебе правда так кажется, — говорил Тигнари полушёпотом, продолжая прислушиваться к шагам за дверьми, — мы можем спросить аль-Хайтама… Сайно сильнее стиснул в пальцах сигарету. С уходом Дэхьи он занял её место у вытяжки, и теперь в маленькой кухне нестерпимо воняло табаком. — Нет, — отрезал сталью. — Аль-Хайтам не должен знать. Никто из команды не должен. Тигнари недобро сощурился: — Снова секреты, Сайно? Уже проходили, тебе не кажется? ] Нахида сонно завозилась в кровати, и Тигнари, наблюдавший за ней из-за перегородки с греющимся от вкладок в браузере телефоном, скосил взгляд. Тишина. Вздохнув, он вернулся к собственному маленькому аль-Хайтам-тебе-не-поможет-расследованию. [ — Дело не в секретах, — Сайно ущипнул себя за переносицу — красноречивее была бы только прямая фраза «как же вы все меня бесите». Здесь Тигнари положено было обидеться. — Дело в том, что боги… Он заколебался. Тигнари привстал, поймав себя на том, что его дрожь по хвосту могла быть откликом другой эмоции — той, которую чувствовал далеко не он. Той, которая говорила, что Сайно действительно чего-то боялся. — …не существуют, — закончил Тигнари за него. — Тогда почему ты решил, что Нахида… — Потому что я не знаю, чем ещё она может оказаться. И пока я не знаю этого наверняка, — раздавленная в пальцах сигарета посыпалась табаком на плиту, — я не хочу, чтобы в девчонку тыкали пистолетом почём зря. И в мрачном изломе бровей Сайно читалось отчётливое: «К тому же я не уверен, что пистолет вообще сможет её убить». ] Вся беда мифологических изысканий Тигнари была в том, что весь их мир — мир, в котором существовали и люди с ушами и хвостами, и джинны, которых в глаза видели лишь единицы, и ушабти, подчинявшие себе чужой разум — быстро вернул свою самую древнюю черту и принялся объяснять любое непонятное сверхъестественными силами. Как-то в детстве Тигнари даже разминулся с маминым знакомым, уверенным, что электричество изобрели бы намного раньше, если бы пару лишних столетий не записывали его на счёт древнеримских вентусов и древнегреческого Зевса. Именно поэтому гугл целый вечер отказывался говорить с Тигнари на понятном ему языке. Всю жизнь он жил со спокойным «да, есть особенно сильные магические существа, но зато богов точно не бывает». Если и бывают, ни один историк не мог это подтвердить и ни один наёмник, если брать слова Сайно на веру, с ними не сталкивался. Тогда кто сейчас досматривал за перегородкой десятый сон? Чем ещё она может оказаться? Тигнари был на середине огромной статьи про непальских кумари, когда уши уловили шорохи громче переворотов под одеялом. Он убрал телефон, поднялся из кресла — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нахида открывает глаза. Рука сама собой потянулась к рации — Сайно просил сказать, если она вдруг проснётся, — но Тигнари оборвал себя раньше. По телу мерно растекались волны огромной силы, но в который раз рядом с Нахидой он ловил себя на том, что это ощущение слишком далеко от того, что он чувствовал в джиннах. Джинны были намагниченной молнией, яркой и пускавшей по хвосту заряды статического электричества, а Нахида казалась чем-то ближе к… редкому тропическому дождю. Будто капли тихо били по пальмовым листьям и напитывали каждый мускул тяжёлой влагой. — Проснулась, — тихо констатировал Тигнари. — Доброе утро. Не без опаски, но он шагнул в комнату, твердя себе, что маленькой девочки нечего бояться. Сайно с десятком людей, шантажом заставив аль-Хайтама надеть на себя бейдж гида-экскурсовода, отправились в тур по городу; в доме осталась охрана, и где-то наверху Кавех копался в поломанных рациях. Тигнари куда больше стоило бояться, что у него что-то взорвётся. Но своей загадочностью Нахида и правда его пугала. От Кавеха Тигнари хотя бы знал, чего ожидать, а от неё… Нахида села, потирая глаза. Когда они поняли, что ей без проблем удаётся спать целыми сутками, Дэхья забила на то, чтобы подыскивать ей пижаму, поэтому сейчас она ничем не отличалась от девочки с фотографии, которую Тигнари показывали ещё в Индонезии. Это было меньше недели назад — а ему казалось, что прошла всего пара часов. С такой работой встретишь пенсию и не отдашь себе в этом отчёт. Медленно, но верно до Тигнари начинала доходить одна простая истина: если у него недели одиночества в Каире тянулись бесконечно длинной и безвкусной жвачкой, то Сайно, должно быть, мог потерять из жизни целый год и даже не заметить. Сейчас Тигнари был рядом с ним, на его месте. Сейчас в голову кралось слабое понимание. — Можно… — Нахида хрипнула сухим голосом, — воды? Она приложилась к стакану с жаждой человека, который в последний раз пил перед тем, как пересечь пешком всю Сахару. Тигнари наблюдал за ней, гадая, что происходит в её снах, когда они с Сайно не ведут там задушевные беседы. Что могло сниться без пяти минут богине, которая ещё пару недель назад была обычным ребёнком — куски из старой жизни, фильм о развитии человеческой цивилизации, кошмары? Снятся ли богам вообще кошмары? Наверное, Тигнари буравил Нахиду слишком пристальным взглядом, как необычного пациента — с ним случалось. Вернув ему пустой стакан, та едва заметно улыбнулась: — Я не испепелю тебя, можешь так не смотреть. Наверное, — у Тигнари дёрнулся глаз, Нахида подвинулась, освобождая место в изножье кровати. — На самом деле… можно я взгляну? Она кивнула на бинт на его ноге. Тигнари прикусил внутреннюю сторону щеки, не до конца уверенный, что Нахида может смыслить в ушибах больше полутора врачей в команде — но природное любопытство сделало своё. К тому же малая его часть всё то время, которое Тигнари хромал за бешеным темпом этой новой гонки по странам, уже начинала задумываться о необходимости заключить какую-нибудь сделку с джинном. Просто чтобы боль в ноге не доканывала. Он осторожно вытянул её по кровати, и Нахида уложила кончики пальцев поверх бинта. Прикрыла глаза, чуть нахмурилась. В ощущениях ничего не изменилось, но от того, как близко была её двенадцатибальная сила, хвост дрожью простёрся по одеялу. — Я вряд ли смогу её исцелить, — сообщила Нахида тихо, — но могу попробовать сделать так, чтобы не так сильно беспокоила. Если ты мне веришь. Тигнари не верил. Сайно, всё, что он знал о магическом мире, и всё, что успел нагуглить в своём бебиситтерском одиночестве, кричали о том, что верить и не стоило — но им вразрез шло какое-то непонятное шестое чувство. То самое, которым Тигнари определял саму магию, которое в ответ на неё посылало по телу дрожь и тепло. И оно как раз к Нахиде… тянулось. Как к чему-то давно забытому, но знакомому. Безопасному. Медленно, не без опаски, но Тигнари кивнул. И тогда ощущения сменились. Ушиб под бинтом слабо, приятно закололо, будто кто-то невесомый щекотал его горячим пуховым пером. Тигнари едва дёрнулся, по самой кости успокаивающе прошлась волна тепла, а на языке вдруг появился привкус родного каталанского крема — того самого, который в Гранаде готовила его мама. Взмах рукой из далёкого детства. Тигнари даже не успел полноценно уплыть в счастливые воспоминания, а Нахида уже отняла ладонь и с типично детским любопытством уставилась ему в глаза: — Ну, как? Лучше? Боль и правда утихла. Не ушла совсем, да и сам Тигнари чувствовал, что огромный синяк не исчез — но больше не напоминал о себе с каждым неловким движением ногой. Медленно привстав, Тигнари даже не поморщился. — Лучше, — охнул он, не скрывая удивления. — Как ты… — Не знаю, — Нахида застенчиво улыбнулась. Казалось, она сама не ожидала, что получится. — Мне почему-то… мне кажется, это как с вещами, к которым у тебя есть талант. Когда берёшь гитару в руки и хочешь играть. Я знаю, что не могу исцелять, но знаю, как работать с воспоминаниями. Тигнари отстранённо кивнул, всё ещё прислушиваясь к ощущениям в ноге. По коже как будто моросил тёплый летний дождь, ушла даже лёгкая сонливость. Но тот кусок мозга, который до сих пор считал себя аспирантом в Каирском университете, обязан был получить ответ на один вопрос. — Значит, и с плохими воспоминаниями тоже? Тигнари не хотел, чтобы в голос прокралась насторожённость, но было уже поздно. Лоб Нахиды пошёл раздражёнными морщинками, она по-детски пфыкнула и забилась под одеяло. — Наверное, да. Не хочу проверять. Хвост изогнулся в растерянности. Тигнари застыл над кроватью, не понимая, какими словами и за что тут следует извиняться — за допущенную мысль, что абсолютная сила может оказаться абсолютным злом? Что ж, у него уже были примеры, и слепо верить богине только потому, что у неё было тело ребёнка… О нет. Он превращался в Сайно. Тигнари не дали полноценно осмыслить этот факт — помяни дьявола. Оставленная в кресле рация захрипела и голосом его новой личности выдала содержательное: — Мы бегло осмотрелись в центральном храме, но пока всё тихо. Следов французов тоже нет. Возвращаемся. Тигнари хотел было подхватить рацию и отчитаться — прежде чем Сайно решит, что его успели похитить снова. Но, сделав шаг, остановился. Нахида тихо буркнула в одеяло: — В Пашупатинатхе ничего нет. Я уже была там, — Тигнари повернулся, и она как само собой разумеющееся уточнила: — Во сне. Тех знаний, что там есть, недостаточно, нужно что-то… — снова нахмуренный лоб, — древнее. И дальше. Забыв про рацию и своё мнимое похищение, Тигнари вернулся к кровати. Аль-Хайтам с самого начала говорил что-то похожее — что-то о том, что по историческим меркам храм и как полноценный храм стал функционировать совсем недавно, — и если Нахида подтверждала его правоту, то быстрой вылазкой в город за сувенирами они не отделаются. Древнее и дальше. Историю Непала Тигнари не знал, но попытался хотя бы ткнуть наугад: — Может, храмы в горах? Там должно было остаться что-то достаточно древнее. Он бросил быстрый взгляд в окно. Комната выходила не на цветущий пальмами риад, а на узкую мостовую — по меркам Катманду, где низкие дома нарастали друг на друга, как грибы, это был почти проспект. В городе было своеобразное очарование старого королевства, где чередовались буддистские пагоды и индуистские гопурамы. Уезжать отсюда ради гималайских склонов, холода и меховой куртки вдогонку к хвосту Тигнари откровенно не хотелось. Но Нахида, видимо, через их совместные сны вытащила для себя ключевую черту Сайно — не всегда считаться с тем, кому там чего хочется. Она потёрла виски пальцами, будто ловя головную боль, но затем вдруг посветлела: — Возможно, ты прав. Я чувствую место, видела его мельком во сне… — её глаза снова закрылись, но Тигнари даже не успел испугаться, что сейчас она уснёт на неделю-другую. Нахида бормотала себе под нос: — Камень… тёмный. И холодно. И вода… много воды. Да, оно далеко. И высоко, — она в отчаянии подняла взгляд, — но нам нужно туда. «Нам», не «мне». Тигнари помялся на долгом вздохе — что ж, не могло же ему вечно везти с пустынями и джунглями. — Сможешь его узнать? По картинке, например? — Думаю, да? Переносной библиотекой в голове аль-Хайтама Тигнари не обладал, но если сотни научных работ и природное любопытство его чему-то и научили, так это возможности нагуглить любой огрызок информации — если задаться упрямой целью его найти. К тому же перспектива того, что Тигнари, оставленный нянькой, сможет узнать больше, чем Сайно, который с этой целью усадил его на скамейку запасных, неплохо грела самолюбие, и ему Тигнари был уже не в силах отказать. Он уселся искать расплывчатое всё подряд. Нахида упала на подушку с прикрытыми глазами, но в виде исключения её дыхание не ровнялось до мерного спящего — пару раз Тигнари тронул её за плечо, подсовывая фото из телефона, но на всё она безучастно качала головой. — Нет. Ещё древнее. Тигнари попробовал перекрёстный поиск по горам, воде и индуистским храмам. Прогулялся по панорамам гималайских склонов, на которые сумели забраться гугловские картографы. Проглядел пару научных статей, где описывали известные раскопки. Гималаи изобиловали белыми пятнами на карте, изучать их рвались только те, кто не боялся погибнуть на вершинах, а живущие там народы не то чтобы стремились выкладывать в интернет свою храмовую архитектуру. К тому моменту как рация ожила снова и сообщила, что экскурсионная группа Сайно уже на подходе, Тигнари от отчаяния скрипел зубами. Его самолюбие грозилось замёрзнуть где-то рядом с зелёными ботинками, и загремевший по лестницам Кавех лучше не сделал. Поинтересовался, только ступив на порог: — О, так вы не спите! Порадуете хорошими новостями? Из всех хороших новостей Тигнари мог предложить ему только коллекцию спонтанного самообразования про население гималайских гор. Он бросил телефон в одеяло, махнул рукой: — Порадую, только если у тебя есть хорошая горнолыжная куртка. — Целых две! А мы… — лампочки Кавеха хватило на секунду осознания, затем он моментально скис. — Нам нужна не городская груда камней, да. Вопроса в его интонации не прозвучало ни на грамм. Нахида неуютно поёрзала в своём коконе, будто ей самой промозглый горный ветер уже надул за шиворот целый сугроб, но говорить не стала — Тигнари каким-то педиатрическим инстинктом казалось, что других людей она всё ещё побаивалась. Так что он выложил Кавеху их скромные подвижки сам. Тигнари не учёл одного: рассказывать о горных храмах человеку, перемазанному машинным маслом, с толщиномером и связкой динамита за пазухой будет ужасной идеей. На его последних словах Кавех успел заново перекроить лицо и нашарить засбоивший выключатель — он улыбался открыто, широко и, на скромный вкус Тигнари, той улыбкой, после которой что-нибудь громко бахало. — Так, ну, — Кавех отряхнул ладони и присел прямо на ковёр, — у нас есть точка, которая с вероятностью в девяносто девять процентов — с погрешностью на то, что потусторонний радар сбоит — находится где-то высоко в горах. Это же элементарно. Он точно улыбался той самой улыбкой. Тигнари резко перестала нравиться не только его предполагаемая затея, но и вся своя жизнь в целом. — Мы доедем до какой-нибудь туристической стоянки, разобьём лагерь, а дальше, чтобы осмотреть местность… Хлопнула входная дверь, послышались голоса: в дом вернулись остальные, но Кавех даже не дёрнулся. И, аккурат когда в комнату заглянул аль-Хайтам, с видом триумфатора завершил: — …дальше нам нужен всего лишь хороший вертолёт.

***

— Абсолютно точное и совершенно категорическое «нет», — отрезал аль-Хайтам. После драки за ванную Тигнари выдернули из спальни Нахиды на очередной дурацкий военный совет. Сидя в просторном холле и болтая в кресле ногами, он впервые задумался, что у этих соревнований «кто быстрее разнесёт идею другого» должно быть нормальное название — но если и было, Сайно на таких не походил ни на кого другого, кроме какого-нибудь главнокомандующего. Простите, генерала. И сейчас у этого генерала было такое лицо, будто он достанет им вертолёт, только чтобы кого-нибудь из него выбросить. — Это может сработать, — подчеркнул он суховато, — и сработать быстро. Лишняя фора нам сейчас не помешает. Дэхья закинула руки за голову. — Я согласна, — лицо у неё было не слишком довольным, — с аль-Хайтамом. Вертолёт в Гималаях — это чертовски опасная затея, нас может смести первой же бурей. Не говоря уже о том, что если где-то в этих горах в альпинизме практикуются французы, мы можем с тем же успехом послать им на корпоративную почту наши координаты. Не говоря уже о том, что с нами девчонка и гражданский. Тигнари милостиво решил не обижаться: он слишком её любил. Дэхья первая прыгнула бы в этот самый вертолёт, если бы «девчонка и гражданский» не подпортили ей картину — ту, в которой сначала заботились о сохранности членов команды, а потом о собственной шкуре. Вертолёты в горах были единственным способом перебрасывать группы альпинистов между базовыми лагерями и спускать страдающих от горной болезни — но это вертолёты на туристических маршрутах, облазанных и изученных вдоль и поперёк. Вертолёт над местностью, где никто не живёт, станет их личной сигнальной шашкой. Но тут у Кавеха иссяк последний запал на восторги своей же идеей и подключился запал на недовольство. Он вскинул руки, адресуя потолку мученическое что-с-вами-всеми-не-так. — Да с каких пор мы стали так осторожничать! Я не предлагаю сажать в вертолёт всю толпу… — Да, но ты предлагаешь усадить в него Нахиду. — Хорошо, давай гипотетически, — Кавех тут же злобной стрелкой компаса ткнулся в аль-Хайтама, изобразив пальцами кавычки, — представим, что нужные нам развалины где-то на стометровой высоте от твёрдой земли. Угробим пару месяцев, чтобы построить девочке комфортный лифт? Или отправим на курсы скалолазания? Или, может, всё-таки… — Перестаньте. Кавех переставать явно не желал, но под стальным взглядом Сайно прикусил губу и забился глубже в кресло. Тигнари заранее знал, что так будет: так было с каждой второй его идеей, а ведь эта даже не включала в себя си-четыре. Но если бы Сайно сейчас ушёл от военной диктатуры в демократию и объявил голосование, Тигнари честно не знал, что ему нравилось больше. Единственной константой оставалось то, что ему не нравилось вообще всё. Ты, напомнил он себе с лёгким раздражением, сам выбрал здесь быть. И, глядя на косой шрам Сайно по предплечью, поймал за хвост ещё одну тревожную мысль: и вечно ни тебе, ни ему везти не может. — Кавех, — позвал Сайно тем временем, — сколько человек нужно, чтобы управиться с вертолётом? Тот едва заметно посветлел. Чувствовал, что, пока идею не спускают на тормозах, жизнь ещё не так плоха. — Зависит от погоды, модели и будем ли мы с кем-нибудь драться. В теории я могу пилотировать сам, — почему-то новость о том, что Кавех умеет пилотировать вертолёт, не стала для Тигнари удивительной. В нём жила уверенность, что Кавех и с космическим кораблём разберётся в секунду. — Но в горах с низкой видимостью… и если кто-нибудь сядет на хвост… двое. Лучше трое. И вертолёт нужен минимум спасательный, в идеале — военный. Сайно кивнул. Ещё несколько долгих секунд по холлу растекалась тишина: Тигнари слышал, как мысли методично гоняются теннисным шариком по его черепной коробке, из одного угла в другой. За и против, безопасность и скорость, куда им нужно, что им делать. В их прошлое приключение Сайно редко выпускал Тигнари из виду и редко перекладывал ответственность на чужие плечи. Но на Шри-Ланке, пока он гулял по снам Нахиды, Тигнари видел, как дыры в командовании прикрывала Дэхья — расставляла охрану, заметала следы, проверяла новости. Когда Тигнари ранним утром выполз из-под одеяла и явился к ней на кухню, Дэхья сначала буркнула что-то про проверку периметра, а уже после этого посмотрела ему в глаза. И Тигнари наконец досталось положенное: «А, лисичка. Не сделаешь мне кофе? Что-то я… да». Тогда Тигнари ничего не спросил, но сейчас он видел, как отсутствие бодрящей таблетки в виде джинна усложняет им командование — кому-то всегда нужно быть начеку и думать о том, с чем не разобрался другой. Временами Тигнари даже казалось, что Сайно… жалеет об избавлении от того, что не раз спасало ему — им — жизнь. Но потом он целовал Тигнари спокойно и легко, как самый обычный человек, или хмурил брови во сне, пока Тигнари прекрасно знал, что за кошмар ему снится — и эта иллюзия уходила. Нет. Не о чем тут жалеть. — Так, — позвал Сайно, и Тигнари поспешно отвёл взгляд от его кругов под глазами, — мы не будем брать вертолёт. По крайней мере, сейчас. — Ну и зря, — фыркнул Кавех в сторону. Сайно предпочёл вежливо его проигнорировать. — В городе оставаться больше нет смысла, нам придётся забраться глубже в горы, пока Нахида не сможет сориентироваться точнее. И забраться придётся всем без исключения, потому что французы… Точно. Французы. Тигнари кашлянул, прекрасно понимая, что ему за слово на букву «р» положена будет квота в один кислый взгляд: — Сайно, а господин Радкани? — тот одарил его кислым взглядом. Что ж. — Если его люди тоже в Непале… — У Радкани в Непале дел больше нет, — отрезал Сайно — на вкус Тигнари, чересчур грубовато. Он рефлекторно нахмурился: значит, рассчитывать на лишнюю помощь не стоило. — И, надеюсь, не появится. Но вероятность столкнуться с французами слишком высока, если учесть, что мы с ними ищем одно и то же. Хайтам, — он резко обернулся, аль-Хайтам дёрнулся так, будто его посреди пятого сна вызвали отвечать к доске, — ты выяснил что-нибудь про ту карту, которую забрали французы? С аукциона у аль-Азифа? Аль-Хайтам бросил на Кавеха осторожный взгляд, явно проверяя, не прыгнет ли тот из окна прямо в кабину вертолёта, если на секунду отвлечься. Затем прочистил горло. — Да, кое-что есть. Карта и правда невероятно древняя, аль-Азифу её продали с год назад, а до этого выменяли, если верить слухам, у кого-то из здешних. Оценивается в две тысячи лет — минимум. — Кто-то из перекупщиков знал, на что она вообще указывает? — У одного из них мы могли бы спросить лично, — аль-Хайтам вдруг безрадостно усмехнулся, — но он мёртв. Аль-Азифу её передали люди Рахмана. — Надо же, и здесь успел, — скрежетнула Дэхья в потолок. Теперь игнорировать посторонний шум выбрал аль-Хайтам. — …но — опять же, если верить слухам — никто и понятия не имел, что эта карта означает, где и кем была сделана или на что конкретно указывает. Работает условный рефлекс: если это карта, значит, обязательно к сокровищу. Человек аль-Азифа, с которым я говорил, утверждал, что прошлые покупатели отправляли по этому маршруту людей, но мало кто возвращался. Разумеется, самой карте такие легенды только набивают цену, поэтому я не стал бы утверждать наверняка, что всё сказанное — чистая правда. Кавех приподнял бровь в саркастичном изломе: — Ну, раз уж французы ориентируются на эту карту, можно просто дождаться, пока их сожрёт загадочное нечто. Тигнари помрачнел с Сайно практически синхронно. А потом Сайно озвучил его недобрые мысли вслух: — Боюсь, если Арлекино уже отправила туда людей, она знает, как не наступить дважды на те же грабли. И знает, что делать с «загадочным нечто». У нас нет возможности ни банально осмотреть местность, ни подождать лишние пару месяцев: Сехти, знающий, что мы давно не в Индонезии, и девочка без пяти минут в пропавших без вести — это роскошь, которую мы себе позволить не можем. И таким голосом, который тяжестью должен был проломить пол, завершил: — Нам остаётся либо надеяться, что они роются в другом месте… либо пробиваться. — И тащить в это пекло Нахиду, — тихой тенью ожила Кандакия из угла. Сайно поджал губы, но — Тигнари от осознания пробрало неуверенными мурашками по загривку — так и не ответил. А раз не возразил, значит, и сам понимал, какая разворачивается картина. Пара десятков дрессированных военных, которые уже три месяца копаются в заснеженных горах, против команды с «девчонкой и гражданским». Раньше Тигнари сказал бы, что у них есть все шансы — но теперь уже не был бы так уверен. Вечно везти не может. Он так плотно завернулся в свои дурные предчувствия, что так и не сумел отследить, когда собрание успело закончиться. Голос Сайно, который диктовал Кандакии список припасов и велел остальным заняться проработкой маршрута в горы, долетал обрывками — через собственные тревоги и интуицию, которой всё это не нравилось. Но нравились Тигнари обычно простые, мирские вещи — тёплый чай вечером после работы, рассветы в ленивый выходной или когда Сайно ему улыбался. В их нынешних условиях трудно было рассчитывать на такую роскошь. Очнулся Тигнари, когда уши перестало резать обычными голосами и принялось раздражать острым шёпотом. Он поднял голову от коленей: в холле остались только Сайно с Дэхьей, которые переползли на пол и склонились над исчёрканным листком, Дэхья ожесточённо шептала: — …дать Сехти больше того, что мы ему пытаемся скормить, иначе кроме французов нам придётся разбираться ещё и с ним. Сайно смотрел на неё тяжёлым, нечитаемым взглядом. — Рано или поздно придётся. Но осторожнее. Я всё ещё не могу до конца понять, какой смысл ему в храме Сурастаны и зачем такие ресурсы, чтобы его найти. — Какой смысл во всех человеческих знаниях? Ну, даже не знаю… Тигнари прикрыл глаза. Какая-то мысль медленным червём проедала ему путь в мозг. А несмотря на то, что он толком ничего за сегодня не сделал, долгий ночной перелёт и деревянная спина наконец добрались до тела и теперь требовали компенсации здоровым сном. — Вот именно, Дэхья, — сквозь прищур век Сайно выглядел… встревоженным. Редко какие разговоры вызывали в нём тревогу настолько явную. — Что потом с ними делать? Использовать, чтобы заработать ещё больше денег? — А почему бы и нет? Сколько бы ни было денег — всегда нужно ещё больше, ты же знаешь эти чёртовы проблемы богатых ублюдков. Проблемы… Тигнари подавил желание зевнуть. Да. Лини говорил о какой-то проблеме… Мысль наконец добралась до мозга. Глаза открылись под её вспышку в голове. Лини говорил так, будто вся эта гонка, где на финише ждала упакованная в подарочную коробку Нахида, призвана была не просто поставить галочку в списке дел типичного наёмника. Не для того, чтобы продать её подороже или воспользоваться для… чего бы там, нахрен, ни было. А для того, чтобы «наша проблема всё-таки не стала местным апокалипсисом». Будто бы они пытались что-то остановить. Защититься. Но что тогда… Чья-то рука осторожно тронула его за плечо, и Тигнари на рефлексе дёрнулся. Сайно стоял над ним, от тревоги на его лице осталась только лёгкая вина, словно будь его воля — он бы подоткнул Тигнари одеяло, а не пытался разбудить. — Прости, — тут же покаялся он, — я бы не стал тебя трогать, но может пригодиться твоя помощь, — и на непонимающий, подёрнутый туманом взгляд пояснил: — Ты хорошо запоминаешь карты. Взглянешь? Тигнари неохотно распрямил ноги и выбрался из кресла. Сонливость постепенно растворялась в шевелящихся мышцах, а с ней утекали и все те мысли, которые он не успел даже привести к малейшей конкретике. Он рухнул к ним на пол, и Дэхья заботливо подсунула ему свою чашку кофе. Их исчёрканный листок оказался набором штрихов и линий — Сайно явно пытался воспроизвести карту по памяти, но получалось у него паршиво. — Мы подумали, — возвестила Дэхья с улыбкой, — что французы тоже могут немного нам помочь. Если через карту мы сузим круг поисков, то Хайтам сможет найти нам какие-нибудь конкретные храмы — а там подключится Нахида. — И так мы точно узнаем, нужен ли нам вертолёт. Тигнари поднял на Сайно взгляд: тот смотрел не мигая, как волк на зайца, ожидая реакции. Пришлось покачать головой: — Три из десяти. Даже непонятно, шутка ли это, — Сайно хотел было возразить, но Тигнари уже склонился над картой. В первый раз он увидел её мельком, через окно на большом расстоянии, а во время импровизированного побега его больше занимало происходящее вокруг, но… — Мне кажется, центральный крест стоял южнее. А вот здесь… Он требовательно протянул руку, и Сайно вложил в неё карандаш. Тигнари принялся чёркать, почему-то чувствуя, что оказывает им медвежью услугу: в конце концов, он и в своей памяти никогда не был уверен. Такая карта могла увести их из Непала в какую-нибудь Атлантиду. — К тому же, — бормотал Тигнари параллельно с рисованием, — на ней были надписи. Какие-то символы, и этот язык мне незнаком, так что даже примерно я не… — Я могу помочь. На загривок будто упали первые капли тропического дождя. Тигнари запоздало повернулся к ощущению, как магнит, коря свои уши за то, что не услышал шагов или скрипа половиц — в холле нерешительно мялась Нахида. Глаза у неё делили общее с Тигнари желание слипнуться, но в остальном, кажется, она вполне могла стоять на ногах. В её отношении целое достижение. Вмиг отчего-то напрягшись, Сайно едва-едва скользнул по полу так, чтобы загородить Тигнари хоть краем плеча. Тот не успел даже возмутиться: Дэхья, не заметив — или притворившись, что не заметив, — с энтузиазмом помахала рукой: — Надо же, солнышко! Иди сюда. Придумалось что-то толковое? Тигнари ценил широкую душу Сайно, которая диктовала защищать его даже от сонных девочек-подростков, но всё же сдвинулся, давая Нахиде присесть. Она воззрилась на них с нерешительностью ребёнка на первом приёме у врача, Сайно осторожно поинтересовался: — Много ты услышала? Дэхья пихнула его локтем в бок, но Нахида лишь сморгнула: — Чуть-чуть. Про эту карту. Я всё ещё не чувствую, куда нам надо, но с ней, — она кивнула на листок, вконец измочаленный стараниями Тигнари, — могу попробовать помочь. Сайно сложил руки на груди. На неё он теперь смотрел внимательнее, но подозрительность из глаз никуда не уходила — будто в бодрствующей Нахиде он видел больше угрозы, чем в той, которая таскала его в собственные сны. — Интересно. И как же? Нахида замялась. Зато Тигнари, кажется, понял. — Воспоминания, — подсказал шёпотом. — Она может достать полную карту из наших воспоминаний. Теперь подозрительный взгляд достался ему. — А ты откуда… — По-моему, звучит просто супер, — преувеличенно дружелюбно отрезала Дэхья. Её лицо говорило: «Только попробуйте при девчонке что-то друг на друга вякнуть, я не посмотрю, что вы после этого пойдёте спать в одной кровати». — Значит, теперь ты и так можешь? Её улыбка сделала половину терапевтической работы за них всех: Нахида улыбнулась в ответ, чуть увереннее. — Думаю, да. Я могу вызывать воспоминания, значит, смогу и достать нужные. Мне кажется, это как… — она сморщила лоб, — галерея в телефоне. Выбираешь и смотришь. Тигнари подавил желание смешливо фыркнуть: слышать от девочки, которую Сайно лёгкой рукой записал в богини, что-то про галерею в телефоне казалось чуть ли не сюрреализмом. Но затем он вспомнил, что Нахида не просто соткалась из воздуха, а всего месяц назад была обычной девочкой — как Коллеи, — и фырканье из горла как ветром сдуло. Сайно смерил взглядом каждого по очереди. Тигнари пожал плечами, Дэхья хрустнула костяшками, Нахида перебирала пальцами по коленям — не найдя ни в одном из них невербального отражения слов «это плохая идея», Сайно вздохнул. — Если это поможет нам продвинуться… ладно. Попробуй. Я… — Нет, Сайно. Пусть достанет мои. Поджатые губы Тигнари встретил лёгким взмахом кончиком хвоста. Прибавил терпеливо, зная, что просто так одного упрямого генерала не переубедить: — Я смотрел на эту карту дольше, чем ты. К тому же ты сам сказал, — и позволил себе кроткую улыбку, — что я хорошо их запоминаю. Чего у Сайно было не отнять — так это того, что в жизни, а не в картах, он умел принимать поражение. С явным недовольством и «я всё равно не хочу» поперёк лица, но умел. Он молча поднял руки пустыми ладонями вверх и сдвинулся, освобождая Нахиде место. — Только… — попросил мученическим вздохом по губам, — осторожнее. Тигнари усмехнулся: как самому лезть в сны к богине и болтать с ней ночами, так он первый на очереди, а как переворошить воспоминания и достать оттуда пустяковую древнюю карту, которая, вероятно, убила пару-тройку наёмнических команд — так «осторожнее». Он в самом зародыше задавил шутку про воспоминания, которые Сайно просто не хочется показывать ребёнку, и повернулся к Нахиде. — Давай, — кивнул с улыбкой. Нахида закрыла глаза и протянула руки к его голове, уложив пальцы на виски. По мозгу тут же растеклось приятное, уже отдалённо знакомое тепло — будто Тигнари глотнул алкоголя после целого дня на морозе, — и по прикосновению затрещали слабые искорки магии. — Ты тоже закрой, — попросила Нахида одними губами, — так легче. Тигнари послушался. Последним, что он увидел за цветной чернотой, стало то, как она сосредоточенно хмурит брови, и впившееся тревожным наблюдателем лицо Сайно где-то на периферии. Потом голову медленно, через силу заволокло туманом. Тигнари казалось, что он ходит по зыбкой границе сна, уже успев задремать после тяжёлого дня — мысли ворочались вяло и неохотно, перед внутренним взглядом обрывками появлялись случайные картинки, чтобы тут же раствориться в темноте. Тигнари вдруг опознал среди них карту раскопок в Гессене, когда ему было десять, затем карту мира из учебника по географии и даже карту, выбитую трещинами на алтарном камне в мадагаскарском храме. В голову легло глупое: «Она просто запустила поиск по ключевому слову». — Попробуй не думать, — шикнула вдруг Нахида обидчиво, и её голос пробился чётче и громче всех окружающих звуков, увесистым бревном врезав по голове. — Это немного мешает. На фоне как будто фыркнула Дэхья. Нахида пробивалась сквозь воспоминания, карты сменялись и впрямь как фотографии: раскопки, страны, города, топография, спутники… Тигнари честно попытался отключить голову насовсем, выдохнул, расслабил тело. Сознание постепенно утекало в сон, но когда он решил, что вот сейчас пришло самое время завалиться набок и засопеть… — Есть! Нужная карта вдруг встала перед глазами так отчётливо, будто Тигнари наяву подсунули её под самый нос. Контуры плыли и терялись в тумане, но сам рисунок походил на лучшую в мире фотографию — казалось, можно было рассмотреть мельчайшие линии горных хребтов и каждый штрих в символьных надписях по краям. Теперь Тигнари видел, что время этот кусок пергамента и правда не пощадило, но задумываться об этом было некогда. — Я удержу образ, — в уши снова прокрался голос Нахиды, — а ты зарисуй. Только быстрее, это воспоминание почти случайное, оно долго не продержится. Кто-то снова сунул Тигнари в пальцы карандаш, на колени опустился лист, и он, не открывая глаз, принялся повторять контуры. Талантами к рисованию он не отличался — анатомические схемы в конспектах не считались, — а уж талантами к картографии вслепую тем более, но рука двигалась так уверенно, точно Нахида влезла и в остальное тело. Быстрыми штрихами Тигнари копировал вязь незнакомых символов и переносил одну горную гряду за другой. И скорее почувствовал, чем понял: всё. — Всё, — выдохнул одними губами. И картинка ушла из головы так быстро, будто Тигнари в жизни её не видел. Он с опаской открыл глаза: желание рухнуть прямо на пол и свернуться калачиком выветривалось, как послеполуденная дрёма, Нахида опустила руки, чтобы тут же прикрыть ими зевок, а на коленях у Тигнари лежала заново начерченная карта. Он прищурился, не до конца веря своим глазам. Точная копия, определённо нарисованная его рукой — они вряд ли могли рассчитывать на бо́льшую удачу. — Вау, — тихо прокомментировала Дэхья. — Просто вау. Солнышко, была бы ты с нами на пару лет дольше — я насчитала бы раз двадцать, когда эта твоя штука могла бы пригодиться. Тигнари вяло пошевелил ушами. Взгляд нашёл Сайно: тот как будто сидел на метр ближе, чем когда он закрывал глаза, и лицо полнилось всё большей тревогой. Тигнари отмахнулся: — Немного хочется спать, но на этом всё, можешь убирать аптечку, — Сайно пфыкнул, и Тигнари шлёпнул его хвостом по бедру. Он вернулся к карте, обежав глазами Юго-Восточную Азию, которую минуту назад ещё помнил наизусть. — Мы сможем перевести эти символы? Сайно покачал головой: — Это не аль-ахмарский. И не язык валука шуна, если ты их тоже не узнаёшь. Других вариантов у меня… — Очень похожи на те, — вмешалась Дэхья, — что были в пеще… в Индонезии. На пустом пьедестале. Если так, тут даже Хайтам не переведёт. Пару секунд они втроём смотрели на карту так, будто пристальные взгляды гарантировали немедленный автоматический перевод. Затем Нахида протёрла глаза и сонно пробормотала: — Веданагари, — Тигнари поднял брови. Он начинал уставать удивляться всему, что касалось талантов этой девочки. — Это письменность времён Дешрета, если не старше. Мы постоянно спорили… — она осеклась и недоумённо помотала головой, тут же исправившись: — Дайте мне секунду. Возможно, я вспомню перевод. Держалась она с трудом: кажется, подвиг с ворошением воспоминаний вернул её к необходимости проспать ещё часов двадцать, но Тигнари почти не обратил на этот совестливый укол внимания. Их с Сайно взгляды столкнулись, и он прочёл в его темноте то же самое опасливое, что вертелось в голове у него: «Спорили с кем — с Дешретом?» Но и эта мысль стала одной из всех сегодняшних, что Тигнари пришлось торопливо отложить в ящик на попозже. Потому что Нахида подняла голову и улыбнулась: — Я знаю место.