Как дышит лес

У монастыря их, вылезших из канализации посреди сада, грязных, мокрых и уставших, подхватила Кандакия на неприметном форде. По дороге Сайно успел выслушать сводку от Дэхьи, задаться тысячей новых вопросов, бросить пару десятков подозрительных взглядов на Нахиду и раза два перепроверить, как у Тигнари обстояли дела с ушибом. Тот изобличающе морщился на каждое прикосновение, но не жаловался из чистого упрямства — а Сайно всё ещё думал, как реагировать на то, что, даже оставленный в безопасном доме под присмотром всей команды, Тигнари умудрился попасть в перестрелку. Сам он отшучивался, что ему просто на такие вещи везёт, но все шрамы Сайно говорили, что даже со сноровкой и годами опыта везение имеет свойство заканчиваться. Если однажды Тигнари не отделается ушибом, если их враг больше не видит в нём особой ценности, если любой их день может превратиться в ситуацию без контроля — какими словами Сайно потом просить прощения? Как обеспечить ему безопасность, если у Тигнари на одно её упоминание дёргается бровь и включается аллергия? Пока Сайно ограничился тем, что сменил ему повязку. Хорошее начало, молодец. На новой кухне, в пять раз теснее и в сотню грязнее, он пересказал им свою часть истории. В отличие от Дэхьи, ему рассказывать было нечего: он водил спецназовцев по кругу, стрелял, когда появлялась возможность, разнёс пару колонн и статуй в надежде, что этого никто не заметит. Французы раздобыли нашивки, но не позаботились о бронежилетах — пули попадали в них без особого труда, и умирали они, как все обычные люди. Сайно мог описать это одним красноречивым «слабенькая перестрелка», если бы последнему — тому самому, который с ними говорил — не удалось уйти. Сайно так и не сумел организовать ему смертельный выстрел. Добрался лишь до плеча, и с учётом того, как фальшивая форма трещала на его мышцах, пуля вряд ли прошла навылет. Он не мог с уверенностью судить об остальных, но этот парень — широкоплечий, твёрдый, как скала, и будто псом выдрессированный на чёткие регламенты перестрелок — точно был из военных. Сайно на девяносто процентов был уверен, что они ещё встретятся: десять оставшихся приходились на надежду, что смерть от потери крови случилась раньше медицинской помощи. [ Когда они остались один на один и Сайно мог почти слышать, как кровь толчками вытекает из чужого плеча на пол, между ними воцарилась тактичная, едва не дуэльная тишина. У него было ещё четыре патрона. Четыре шанса пополнить список своих убийств. — Эй, — послышалось из коридора слабое. Сайно не стал утруждаться тем, чтобы выглядывать из-за колонны: ему нравилась своя голова и отсутствие пулевых в черепе. — Ты же понимаешь, что отсюда будет тяжело уйти. Хочешь прихватить и меня в могилу? Голос звучал сквозь зубы. Сайно позволил себе лёгкую усмешку: славно, значит, ему больно. И крикнул в ответ: — Стрелять начал не я, — ответом ему послужило молчание. Сайно хотелось курить. — Ты у них главный, верно? Ты отдавал приказы. Значит, выше тебя только Арлекино. На этот раз в коридоре эхом отразился сухой смешок. — Что с того? Меня не уболтаешь, парень. — Я не болтаю с теми, кто вместо знакомства пытается меня убить. Обычно у них плохо получается. Снова молчание. Сайно рискнул на мгновение выглянуть из-за колонны, и мимо его уха, в каком-то сантиметре от линии волос, тут же пронеслась пуля. Она разнесла кусок барельефа за спиной у Сайно, и тот нырнул назад, почти смеясь от того, как это было близко. — Если хочешь познакомиться, — предложил вдруг голос, будто ничего особенного только что не случилось, — мои люди зовут меня Цербером. ] Тогда Сайно решил, что это какое-то дерьмовое прозвище для человека, у которого наверняка найдётся нормальное имя. Но после, когда пыль от перестрелки осела по мозгам, он спрашивал у Тигнари, не было ли об этом Цербере каких-то упоминаний в Каире. Тигнари лишь качал головой: — Я и так рассказал тебе, что помнил. Среди тех охранников, которых я видел, его точно не было, но это правда всё. Теперь мы можем поесть? Их новый дом стоял в паре километров к северо-востоку от Джафны, время после раннего ужина постепенно клонилось к закату, а Сайно так и не получил ответов ни на один свой вопрос. Тигнари расквартировал Нахиду в одной из спален, и когда они осторожно попытались её разбудить, то не получили никакой реакции. Сайно начинал подозревать, что это и правда что-то дальше и сложнее обычного сна — «некое подобие гибернации», как высказался аль-Хайтам, затяжной период восстановления сил. Вот только каких всё-таки сил? За девчонкой уже числились осознанные сны, неизвестные языки, магия, которая, по словам Тигнари, даже магией толком-то не была… и способность ломать дорогие драгоценности, которые она сама доставала из воздуха. Аль-Хайтам на этот красочный рассказ смог только плечами пожать: — Предположу, что это поглощение, — и в ответ на недоумённые взгляды глубоко вздохнул. При ином раскладе из аль-Хайтама вышел бы неплохой учитель: делать вид, что ему не хочется просвещать окружающих, у него выходило просто замечательно. — Мы все знаем, что магия может присутствовать в людях, а может в неодушевлённых объектах. Я не совсем уверен, одинаковый ли это тип, но… — Чувствую я одинаково, — скромно кашлянул Тигнари, — просто где-то сильнее, где-то не очень. — И как было сегодня? Кавех, откопавший на кухне самую большую чашку из возможных, мощным насосом втягивал из неё кофе. Он пропустил всё веселье и, пережив первые огорчения, переключился на стадию горящих глаз и жадных выпытываний — скупые сводки Сайно и Дэхьи его, очевидно, не устраивали. — В храме я бы по силе дал баллов… двенадцать? — Тигнари неуверенно пожал плечами. — Очень сильно. Такой магии не было почти нигде, она буквально сбивает с ног. Точно так же я чувствовал… Он бросил вороватый взгляд на Сайно, и от этого взгляда будто укололо длинной толстой иглой. «Точно так же я чувствовал джинна». — Спасибо, — лаконично кивнул аль-Хайтам, избавив от необходимости продолжать. — Словом, есть магические существа, а есть магические артефакты. Но судя по всему, что вы рассказываете… Нахида каким-то образом делает первое из второго. Поглощает магию из артефактов внутрь себя. Сайно обернулся на выход из кухни — туда, где дальше по коридору Нахида ворочалась в своей кровати. Этот дом был меньше предыдущего, на подъездной дорожке они с Дэхьей оставили патруль на случай нападения, и всё равно ему не хотелось узнать, что Нахида снова провернула с ними загадку запертой комнаты. Кавех стукнул кофейной чашкой о столешницу чуть громче положенного. — Классно. А зачем? На это у аль-Хайтама, судя по поджатым губам, ответа не нашлось. Сайно подавил напряжённый вздох: им следовало двигаться дальше, но никто не мог представить, в какой стороне это «дальше» вообще находится. Следовало убраться из страны, отчитаться Сехти об отсутствии отчётов, придумать мало-мальски пригодный план. Планы Сайно понимал — они хотя бы обрисовывали ему конечную точку, а здесь каждый поворот выводил в туман всё плотнее. Он набрал в грудь воздуха. — Так, — кухня подняла на него взгляды, Сайно хрустнул шейными позвонками. — Мне нужно поговорить с Нахидой. Без неё нам нечего делать. — Она спит, — указала Кандакия тоном, который не рассматривал её подъём как опцию. Сайно подавил вздох: стольких проблем можно было бы избежать, если бы аль-Акара не решил притащить на раскопки дочурку. — Но если вы с ней правда можете общаться во сне… — …я могу тебе врезать, — жизнерадостно предложил Кавех. Тигнари издал странный звук, похожий на попытку замаскировать кашель; Сайно устало ущипнул себя за переносицу: — Мне нужно заснуть, а не вырубиться. Это разные вещи. — Ты уверен? Мы всё равно не узнаем, пока не попробуем. Уверен Сайно не был. Но после напряжения сегодняшнего дня он не был уверен ни в чём — в том числе что сможет заснуть, а не проворочается в кровати не сомкнув глаз. Нахида нужна была ему прямо сейчас, и на этот раз падать в пропасть без единой крупицы ясности он не собирался. Но Кандакия подала голос раньше, чем он успел в этом объясниться. — Необязательно тебя бить, — она едва сморщилась. — Я собиралась сказать, что Сехти оставил нам кучу бесполезного магического мусора, но… там есть варган, который усыпляет, пока на нём играешь. Это гораздо гуманнее, сойдёт? — А здесь кто-то умеет играть на долбаном варгане? — Я могу, — не смутилась Кандакия. — Это несложно, нам ведь не нужна конкретная песня. Сайно свёл брови. После истории с ушабти аль-Хайтама он не доверял тем артефактам, которые предполагалось использовать на себе — особенно артефактам, которые оставил им «в свободное распоряжение» мутный миллионер. Но согласно всему тому, что они нарыли на Сехти и его частную коллекцию, она была вполне себе настоящей и подтверждённой оценщиками, а оставлять им что-то, что угробит ещё до выполнения поставленной задачи… проще было пристрелить его сразу в парижском особняке. Таких, как они, Интерпол искать не будет. — Вряд ли мы чем-то рискуем, — медленно проговорил Сайно. — Хрен с ним, можно попробовать. Не дожидаясь полноценного приказа, Кандакия скользнула со стойки и исчезла в коридоре. Кавех несколько долгих секунд смотрел ей вслед, а затем наигранно вздохнул: — Оставил меня без закрытого гештальта. Как бесчеловечно… — У тебя врезать мне в гештальтах стоит? — поднял бровь Сайно. Кавех только отмахнулся: — Всем нам в жизни нужна невыполнимая цель, не обижайся. Иногда тебе правда есть за что врезать, но ты платишь мне зарплату, это было бы невежливо. — Как плачу, так и перестану, — усмехнулся Сайно. Кавех явно не поверил: в руках у него уже была новая кружка кофе, и Сайно подозревал, что с его неуёмной энергией играть на варгане придётся скорее ему. Когда Кавеха долго не пускали взрывать пещеры, грабить музеи или швыряться гранатами, он сосредотачивался на болтовне, суете и пустой философии. В Париже Сайно отправил его на крышу с винтовкой лишь потому, что иначе Кавех захватил бы какое-нибудь маленькое государство, а сейчас ему снова не находилось достойного дела. Возможно, думал Сайно, Нахида поможет это исправить. Зазвучали быстрые шаги: Кандакия вернулась с варганом в руках. Тот выглядел старым и потёртым, сделан был из бронзы, и на первый взгляд ничего магического в нём не было — такие мешками продавались на каждом рынке Центральной Азии. Но Тигнари тут же суетливо заёрзал по стулу, и это сказало Сайно больше, чем говорили описи Сехти. Кандакия без особого восторга покосилась на стену, о которую Сайно опирался. — Лучше приляг. Будет мало радости, если ты рухнешь где стоял. Аль-Хайтам без слов поднялся из потёртого кресла в углу комнаты, и Сайно занял его место. Он с сомнением смотрел, как Кандакия берётся за варган и пробует трещащую, неуверенную ноту: тело говорило, что лучше пробежит ещё пару-тройку километров, чем покорно уснёт, однако, стоило звуку проплыть по кухне, глаза начали закрываться. — Мы уверены, что он вообще проснётся? — шёпотом поинтересовался Кавех, зажимая уши ладонями. Тигнари бросил на него возмущённый взгляд. — Что? Это магия, с ней не угадаешь. Ноты, похожие на треск охрипшего сверчка, крались в самую голову, но вместо того, чтобы бить по ней своей резкостью, плавно оседали на подкорке мозга. Сайно приподнял тяжёлые веки, пробормотал из чистого упрямства: — Кавех, я точно урежу тебе зарплату, — и за пеленой в глазах успел увидеть, как тот с улыбкой фыркает в сторону. Это было последним, что сознание вообще сумело зафиксировать. Затем Сайно провалился в сон. Поначалу — долгие секунды или часы — он плавал в бессознательной темноте, той самой, которая единственная вспоминается после пробуждения. Затем темнота начала вихриться плотным туманом, обрела цвет и форму, а затем из завихрений собралась полноценная картина. Ноги получили опору, глаза — способность видеть, уши — слышать. Сайно снова стоял посреди внутреннего двора храма Кандасвами, а Нахида снова болтала ногами в маленьком пруду. На этот раз Сайно не стал тратить время на светские беседы и наигранную вежливость. Он чётко помнил, что случилось в последние секунды ясного сознания, прекрасно понимал, что спит и не контролирует этот сон. И ему нужны были ответы. Он зашагал к Нахиде, не спуская с неё взгляда: она смотрела в ответ чересчур внимательно, будто оценивая. Сайно навис над ней, снова не понимая, что в ней с их прошлого сна успело измениться. Нахмурился: — Что с тобой происходит? Нахида перевела взгляд на пруд. В её глазах отражались пальмы, шевелящие листьями на слабом ветру. — Я кое-что поняла, — сказала она медленно. — Славно, я весь внимание. — Пуджания нария. Священная лисица, — Нахида помолчала. — Вот почему твоё сердце кажется мне знакомым. Магия валука шуна — это и моя магия тоже. Деревья, рост… жизненный цикл. Как колесо Сансары. Сайно приподнял бровь: он не замечал у Нахиды ни ушей, ни хвоста, ни привычки огрызаться на людей, которые ей дороги. Но та продолжила так, будто во сне мысли Сайно звучали для неё чистым голосом: — Я уверена, что как-то с этим связана. В моей голове слишком много… и слишком мало. Всего, — короткая, сосредоточенная пауза. — И я поняла, откуда знаю тебя. Ты отголосок моих старых воспоминаний. Я чувствую в тебе… друга. — Друга, — повторил Сайно без единой мысли в голове. Какие, к чёрту, старые воспоминания, если впервые он увидел эту девчонку три дня назад? — Ты связан с джиннами, — пояснила Нахида рассеянным взмахом руки, — в твоих костях их энергия. Я уверена, что когда-то знала… никогда тебя не видела, но мы знакомы. Теперь Сайно и правда был уверен, что спит. Обычно именно такими бессвязными его сны — те, которые приходили до кошмаров с гробницей — и ощущались. Он машинально поднял руку, тронув себя за грудь — там, где её перечёркивала тонкая нить первого и единственного шрама, оставшегося на память от старой безграничной силы. Нахида чувствовала в нём джинна. Не просто чувствовала — знала его, знала существо, которое тысячи лет прожило в плену старых руин посреди пустыни. Сколько же ей на самом деле было лет? — Двенадцать, — просто сказала Нахида. Сайно крупно вздрогнул. — Или несколько тысяч. Пока мне сложно понять. Нужно… знать больше. Я как будто, — её глаза сощурились в мимолётном раздражении, — собираю мозаику, в которой не хватает деталей, а пробелы не могу додумать сама. Сплошная пустота. — Паршивое чувство, — пробормотал Сайно, просто чтобы что-то сказать. В голове медленно брезжила догадка. — Это ты делаешь? Собираешь силу из артефактов? Нахида снова помолчала. В пруду под движением её босых ног мерно волновалась вода, и на короткое мгновение Сайно показалось, что в зеркальной поверхности отражается лицо не девочки, потерявшей отца и прежнюю жизнь, а кого-то другого — женщины на много лет старше, с мудрым взглядом и спокойной улыбкой. Но затем рябь по воде стёрла картинку, и Сайно невольно повёл плечами. Во сне он не был так уверен, не показалось ли. — Не силу, — ожила Нахида, — знания. И внезапно какие-то части её мозаики выплыли для Сайно из тёмного тумана. Нахида смогла заговорить сразу после того, как из лагеря пропал тот цветок, что Дэхье отдали деревенские. После сцены в храме она стала изъясняться предложениями ещё полнее. Её неизвестный язык, её чувство связи с существом настолько древним, что у двенадцатилетней девочки этого чувства быть попросту не могло — и, наконец, та необъяснимо сильная магия, которую описывал Тигнари. Это была и не магия вовсе. Это… — Знания, — кивнула Нахида живее. Её лицо озарилось слабой улыбкой, будто Сайно стоял у её личной доски и наконец решил элементарный пример. — Всё, что случалось в мире, пока я спала. Всё, что было со мной. Людская вера, накопленная в одном месте за сотни и тысячи лет… она помогает мне понять. Заполнить пробелы. Она восстанавливала сознание. И даже не своё. Кого-то другого, кого экспедиция аль-Акары разбудила в древней индонезийской пещере на склоне вулкана. Кого-то сроком жизни в тысячи лет, кого-то равного по силе джинну… а может, в разы сильнее. Не будь Сайно во сне — наверное, ему потребовалось бы присесть и залпом выпить стакан чего-нибудь крепкого. Но здесь, в чужом мире с чужими правилами, голове будто легче было обработать и принять происходящее, как любой бредовый кошмар, который мозг безоговорочно принимал за правду. Сайно смотрел на Нахиду в упор — и медленно понимал, что из этой правды для него следовал лишь один вывод. — И что случится, — толкнул он сухим, непослушным горлом, — когда пробелов не останется? Кто ты вообще такая? Сайно надеялся на конкретный ответ. Желательно тот, который поможет ему точно оценить риски и просчитать угрозу. За хорошие деньги ему приходилось добывать артефакты, сравнимые по могуществу с посохом Алого Короля, но если Нахида к нему даже приблизится… на что она была способна? И если за ней охотились — не лучшим ли выходом будет… — Я слышу, о чём ты думаешь, — заметила Нахида спокойно. — Не знаю, правильно ли это. Я знаю, что я Нахида. Что мне двенадцать лет, что мой отец мёртв. Знаю, как звали мою первую кошку, как зовут учителей и друзей. Но ещё я знаю, как проникать в чужие сны, понимаю языки, которых не учила, и помню вещи, которые случились ещё до моего рождения. Джинны так не могут. Кулаки Сайно сжались в карманах до побелевших костяшек. «Не знаю, девочка. Проникать в чужие сны у них получается отлично, и я живой тому пример». — Ты точно не джинн, — сообщил он вместо этого горькой усмешкой, — Тигнари отличил бы. Уж с этим он знаком. — Тогда у нас остаётся не так много вариантов, верно? — Нахида смотрела не мигая. Её пронзительный зелёный заставлял Сайно чувствовать себя… чёрт возьми, он не хотел признавать, но временами девчонка его и правда пугала. — Я не могу гарантировать, что не причиню кому-то вред. Я и сама не знаю. За ней охотились. Она могла стать живым оружием. Вес тысячи лет человеческих знаний, сосредоточенный в одной маленькой девочке — кто-то такой, как Арлекино, вполне мог найти им достойное применение, не поведя и бровью. А Сехти — не это ли он искал? Что за сокровище может лежать в храме Сурастаны, что привлечёт человека, у которого и так есть деньги на любые прихоти? — Может, — продолжала Нахида — неумолимо, нарочито задумчиво, будто оценивала, что ей съесть на завтрак, — если я действительно опасна, стоит попросить тебя… — Хватит. Сайно сморщился, уперев пальцы в висок. Проклятье. Мысли сейчас были всё равно что стая птиц, которая разлетается и мелькает перед хищником, лишний раз сбивая с толку и гомоня на разный тон. Ему стоило проснуться и как следует подумать — о многом, чёрт возьми, подумать. Но одно он мог сказать Нахиде уже сейчас. — Понятия не имею, насколько хорошо ты успела меня изучить, но я не убиваю детей. — Возможно, когда не останется пробелов, — тихо, обречённо возразила Нахида, — не останется и ребёнка. В её лице ничего не изменилось — ни разочарования, ни облегчения, только живое спокойствие в ярком тропическом лесу. Её невозможно было прочитать, невозможно было предсказать эмоцию, и даже во сне это кололо Сайно иглами лёгкого раздражения. Что бы тут ни происходило, он не контролировал ситуацию. Но это был и не его сон. — Если так и случится, — продолжала Нахида, — если я правда буду представлять угрозу. Ты сумеешь?.. Любой другой на её месте — любой, не только ребёнок, кто, нахрен, угодно — не удержал бы тон голоса так ровно, как сумела она. От любого другого на её месте Сайно бы отмахнулся: он готов был разбить древнюю реликвию, сжечь старинную книгу или взорвать гробницу, чтобы её слишком опасный секрет никому не достался. Но человеческая жизнь? Это было решать не ему. И решению Нахиды Сайно почти готов был довериться. Почти. «По-настоящему ведь, — ворчала обычно Дэхья, — ты всё равно не веришь никому, кроме себя». Едва совладав с голосом, Сайно сухо бросил: — Для этого мне самому не помешало бы знать больше. К чёрту. Он не способен был соврать той, кто слышала его мысли, и не способен был дать правдивый ответ — не сейчас, глядя девочке-подростку в глаза. Его сердце, воскресшее из мёртвых, давно хранилось в чужой груди, но даже так Сайно чувствовал, как по нему скребло едва ли не первым в жизни нежеланием нести за такое ответственность. Он приблизился к Нахиде достаточно, чтобы сесть рядом у ограждения пруда. Во сне этого быть не могло, но сейчас Сайно чувствовал, что ему как никогда нужна сигарета. Табак прочистил бы голову лучше, чем ответы, которые вышли чуть глобальнее нужного. Он боком разглядывал Нахиду. Думал, что случится, если в один день к её виску придётся приставить пистолет. А на её лице красным неоном отражалась мысль, которую она без труда доставала прямо из его головы — и не выражала по этому поводу никакой обеспокоенности. — Ты можешь почувствовать? — осведомился Сайно напрямик. — Как чувствовала с этим храмом. Где следующая точка? Сколько ещё их нужно до того, как… «До того как мы создадим супермощную магическую бомбу из всех человеческих знаний». Кавех оценил бы метафору, но вряд ли Сайно вспомнит её, когда проснётся. Нахида чуть повела плечами и нахмурилась: — Я… не знаю, не уверена. Пока всё очень путается. Попробую, но… Не закончив, она закрыла глаза. Сайно её примеру не последовал — и уже спустя секунду понял, что это было его ошибкой. Сон начал меняться. Под его ногами по брусчатке прошла лёгкая дрожь, будто всё окружение было плотно натянутой тканевой декорацией. В этот раз тумана не было: вместо него пальмы вокруг поплыли, кляксами меняя очертания, а золотой блеск храмовой башни растворился солнечным бликом над головой. На долгое мгновение, полное ощущения лёгкой тошноты, Сайно оказался в центре абстракции какого-то сумасшедшего художника — неизменной оставалась только Нахида, сосредоточенно хмурившая тонкие брови. Затем сон принялся собираться в картину. Из завихрений красок выступили заснеженные горные пики — но тут же распались, уплыв в пустоту. Им на смену пришла живописная водная гладь, затем сформировались узкие, запруженные народом улицы, затем каменные храмовые башни. Ни одна из картинок не держалась дольше секунды, будто Нахида перебирала полароидную плёнку и отбрасывала каждую в поисках нужной. Сайно потянулся к ней: калейдоскоп зарябил быстрее, в глазах уже плясали цветные вспышки, и на мгновение ему стало дурно до тошноты. Нахиде стоило остановиться. Но раньше, чем Сайно тронул её за плечо, та открыла глаза сама. Вихрь картинок замедлился, съёжился и пропал, а на его место вернулся храм, из которого они только сумели сбежать. Лицо у Нахиды было потерянным. — Я не понимаю, — шепнула она сухими губами, — везде слишком много. Меня тянет, но я… не могу решить, куда. Сайно позволил себе выдохнуть. Сердце продолжало отбивать бешеный ритм в груди, будто он только что прыгнул с обрыва. — Знакомые места, — сказал медленно, пробуя голос. Во сне он подрагивал не так отчётливо, как мог бы после такого аттракциона наяву. — По крайней мере, у нас есть страна. «И я даже видел на её карте кое-что, что может нас заинтересовать». Нахида чуть посветлела, но на этом её радость снова источилась. Проклятье, Сайно совершенно не умел утешать детей — любого возраста и любой магической принадлежности. — Может, ближе к ней я пойму больше. Пока это как… — её брови беспомощно сошлись к переносице, в голосе заиграла досада, — как стоять в кондитерской и выбирать между кучей вкусов мороженого. Сайно не сумел удержаться от сухого смешка. Утратив свою неуловимую мудрость и разом потеряв в лице лет двести, Нахида буркнула в его сторону: — Что смешного? — Ничего, — он поднялся на ноги. Сложно было уловить, что греет кости сильнее — тепло, мимолётно вернувшееся вместе с окружением целостного сна, или: — Просто рад, что кое-что от ребёнка в тебе пока осталось.

***

Сайно не помнил, что вырвало его из сна и было ли что-то после того, как Шри-Ланка в голове сменилась Шри-Ланкой реальной — но, когда его глаза открылись, солнце ожесточённо било в окно, а он лежал на подушке в адской духоте. — Наконец-то, — констатировал знакомый голос откуда-то сбоку. — Доброе утро, генерал. Сайно кое-как поднял тяжёлую голову. Осознанные магические сны плохо влияли на его натасканную годами привычку просыпаться напряжённым и готовым ко всему: туман перед глазами упрямо не сходил, а усталость навалилась с такой силой, будто он не спал, а в лунатизме бежал марафон. Но разглядеть в крохотной спальне Тигнари, сидевшего на полу в куче бумажек, Сайно всё-таки смог. — Сколько времени и что ты делаешь? — Почти обед, — Тигнари улыбнулся, начисто проигнорировав вторую часть вопроса, — так что вылезай из кровати, иначе Шохрэ всё доест. Он поднял на Сайно взгляд. По какой-то причине Тигнари снова взбунтовался против хаки — возможно, думал, что благодаря хорошим отношениям с генералом избежит выговора, — и его вид в любимых домашних штанах на секунду почти заставил Сайно поверить, что они в Каире. Было так легко отпустить последние недели, окрасить стены вокруг в нужный цвет, дорисовать кровати немного уюта, изолироваться от звуков снаружи и представить, что впереди их ждёт спокойный выходной… Сайно рывком сел. — Что с Нахидой? — Ничего особенного, — Тигнари отложил то, что читал, и с ногами забрался на кровать. Та издала мучительный предсмертный скрип, но выдержала. — То же, что всё время — спит. У вас с ней получилось?.. Сайно кивнул. Сейчас вдаваться в подробности не хотелось: он всё равно должен будет повторить это остальным, а Тигнари всё равно не станет любопытствовать раньше времени. Он стал серьёзнее, мелькнула в голове быстрая мысль. С того единственного раза, как они работали вместе… Сайно помнил его первые дни в лагере: закатанные глаза, беспрестанно дёрганый хвост и голос, который не умел звучать без недовольства всем и сразу. Сейчас было по-другому. Сейчас Тигнари будто понимал, что если они где-то просчитаются — он рискует не только своей жизнью, и это понимание делало и его на пару лет взрослее. Пальцы Сайно на автомате, почти независимо от мозга, нашли кончик его уха и провели до корней волос. Тигнари слабо ему усмехнулся: — Кто-то успел соскучиться, надо же. — Не соскучиться, — Сайно покачал головой, но вместо «ты за три дня изменился сильнее, чем за год» выбрал куда более ему понятное: — Ты так и не сказал, что делаешь. Тигнари окинул взглядом бухгалтерский кошмар, в который превратил их тесную спальню, и с невинным видом пожал плечами: — Аль-Хайтам поделился отчётами экспедиции. Я искал что-то полезное, думал, может, узнаю или вспомню по маминым рассказам… пока ничего. Вместо ответа Сайно снова выбрал зарыться пальцами ему в волосы и почесать ухо у самого основания. Тигнари дёрнул им, как сердитая лисица, но отстраняться не стал. Однажды он сказал Сайно: «Когда ты прикасаешься ко мне, я знаю, что тебе спокойно. Просто не гладь против шерсти, и я не стану кусаться». Сайно и раньше удивлял контраст между тем Тигнари, который ступал в молчаливую комнату-ловушку в Ай-Хануме, и тем Тигнари, который заносил его нож над посохом Алого Короля. Но теперь к нему добавились новые мазки: домашний Тигнари, жарящий фалафель в растянутой футболке, нынешний Тигнари, без единой жалобы делающий всё, чтобы помочь делу. Сайно казалось, что они проведут вместе ещё многие годы, а он так и не узнает человека, которого полюбил, до самого конца. И в отличие от всех остальных людей, которых ему нужно было препарировать до последней кости, чтобы не ждать от них неприятностей, — здесь Сайно был не против, если до этого самого конца Тигнари не перестанет его удивлять. — Эй, генерал, — позвал мягкий голос над ухом, а в следующую секунду Сайно больно ткнули в ребро. Тот сморщился: — Ты ведь давно можешь меня так не называть. — Могу, — согласился Тигнари с улыбкой, — но мы на работе, а тебе всё равно нравится. Сайно рефлекторно нахмурился, но крыть ему было нечем. В отличие от всех остальных людей, на губах Тигнари «генерал» звучало… как ещё одна причина в него влюбиться. — Я собирался спросить, — продолжил тот, потягиваясь, — не поработал ли ты продуктивнее моего. И если да, то нам лучше правда пойти пообедать, потому что тахчина скоро не останется. Сайно медленно кивнул. Голод ещё не проснулся, но сейчас им стоило сосредоточиться на том, чтобы покинуть страну как можно быстрее — и с тем, что у него в голове уже была следующая точка, откладывать собрание было пустой тратой времени. — Ты иди, — он выбрался из-под одеяла, по пути обнаружив на себе отсутствие штанов. — Собери всех, я покурю и присоединюсь. Тигнари выразительно сморщил нос: кошмар, от тебя снова будет вонять табаком. Но вместо недовольства Сайно достался один его медленный, глубокий поцелуй-согласие — а в следующее мгновение Тигнари уже был на пороге комнаты. — Штаны не забудь, — усмехнулся он, и дверь за ним закрылась. Штаны нашлись под ворохом бумаг, заботливо кем-то сложенные вместе с телефоном, зажигалкой и пачкой сигарет. Сайно выкурил одну прямо в маленькое окно, чтобы ни с кем не сталкиваться до того, как приведёт мысли в порядок, и на каждую затяжку приходилось по одной стыковке кусков пазла в цельную картину. Он знал, куда им надо. Знал, что Нахида делает. Знал её ценность для Арлекино, и непонятное шестое чувство, которому Сайно обычно доверял меньше фактов и принципов, шептало, что и для Сехти тоже. Он не отдаст девочку никому из них. Сейчас она была ценнейшим призом, которому ещё следовало помочь до него дорасти — по пути надеясь, что этот самый приз не превратится в бомбу. И Сайно подозревал, что, если они не справятся, по уровню угрозы Нахида оставит вопросы джиннов и их контроля далеко за спиной. После первой за день сигареты проснулся аппетит. Но Сайно позволил себе ещё пять минут в одиночестве — глядя в окно, открывавшееся на депрессивный коричневый пустырь, он настрочил Сехти самый скучный и непримечательный отчёт из всех, что пришли ему в голову. Сехти почему-то настаивал на том, что все бумаги должны дублироваться обычной международной почтой, но Сайно не собирался возражать: его деньги, его и причуды. По их с Дэхьей хронологии, они только-только должны были расчистить завал в пещере в Индонезии, и у них была ещё пара дней форы, прежде чем Сехти заподозрит что-то неладное. Пара дней, за которые Сайно надеялся получить ещё немного ответов. Когда он наконец вышел из комнаты, Тигнари охранял его порцию тахчина от нападок, Дэхья дымила собственной сигаретой в кряхтящую вытяжку, Кавех и аль-Хайтам едва уместились вдвоём в его вчерашнем кресле, а Кандакия домешивала чай в шести кружках одновременно. Всё выглядело так, будто тесная кухня вот-вот превратится в вечер карточных игр, но, когда Сайно переступил порог, тихая болтовня тут же оборвалась. Всё замерло и напряглось, как хищник перед прыжком — даже Кавех прекратил вертеть в руках… чем бы его нагромождение деталей ни было. Вместо карточных игр Сайно получил почти готовый военный совет. На секунду он замер, думая, какая мысль первой стоит внимания. Затем кивнул сразу всем: — Есть новости, и они вам не понравятся. «Или понравятся — смотря кому здесь больше по вкусу отпуска на пляжах, а кому горнолыжные курорты». Сайно заранее знал, что толпа аравийцев и заснеженные горные пики — вещи плохо совместимые; несколько раз им доводилось проверять. Но если им сказочно повезёт, до гор они даже не доедут. Тем не менее от Кавеха он авансом получил закатанные глаза и бурчащее в сторону: — Да, ты умеешь себя подать. — И поспать продуктивнее нашего, — поддержала Дэхья в затяжку. — Что у нас? Сайно выдержал паузу, за время которой запах тахчина добрался до него и предательски вкрался в ноздри. Он сел рядом с Тигнари, рука дрогнула в направлении тарелки, но если он примется за еду — с планёркой можно будет распрощаться. Взвешивать и думать Сайно предпочитал голодным. — Ты, — он кивнул Тигнари, — чувствуешь от Нахиды не магию. Это знания. Только произнеся это вслух, Сайно понял, в чём пряталось ключевое отличие сна от реальности. Там он мог воспринимать любой происходящий бред как чистую правду; здесь Тигнари уставился на него, как на идиота, и недоверчиво протянул: — Ага. Тогда почему от аль-Хайтама не фонит? Тот усмехнулся: чувство юмора ему не изменяло, когда речь заходила о комплиментах. Сайно поднял руку, обрывая возможный виток шутки от Кавеха, стойко попросил: — Сначала новости, потом обсуждения. Вероятно, от аль-Хайтама не фонит, потому что он свои знания получает из интернета, а не буквально из тысячи лет человеческой истории. Он пересказал им весь разговор с Нахидой, умолчав лишь о её просьбе на самый крайний случай. Никакой свой сон Сайно не смог бы вспомнить так отчётливо, как помнил эти задушевные беседы у храма — и это заставляло мозг плавиться от того, какой размытой казалась граница. Обычно Сайно не доверял тому, что не происходило перед его собственными глазами. Обычно он не брал на задания людей, которые не могли сопоставлять риски до конца. Обычно он не давал ребёнку слово убить его, если всё зайдёт слишком далеко. Проклятая работа. Слишком много попранных принципов за раз. Но гораздо больше Сайно напрягало тотальное недоверие в глазах. Никто его больше не перебивал — но, видимо, звучало бред бредом. Он привык полагаться на команду во всём, кроме неоправданных жертв, а сейчас сощуренные глаза Дэхьи и тяжёлые морщины на лбу аль-Хайтама так и кричали: «Возможно, он свихнулся, а мы и не заметили». Полноценно винить их за это Сайно не мог, особенно когда и сам себе не до конца верил, но… — Нахида уже указала нам на одну точку, — говорил он. Кандакия где-то на середине монолога подсунула ему чашку чая, и Сайно держался за неё механически, лишь бы занять чем-то руки. — Сейчас у нас есть следующая. Рано или поздно мы выйдем на тот храм, который ищет Сехти, и Нахида — наш единственный способ… — он осёкся: Кавех поднял руку. — Что? Тот помялся, накручивая на палец безнадёжно отросшую чёлку. Что бы ему ни хотелось озвучить, сейчас пойдут те самые слова, которые Кавех подбирал, боясь на любом из них что-нибудь взорвать. — Просто маленькое уточнение, — и его лицо говорило, что речь не о маленьком уточнении, а о большой проблеме. — Не выходит ли этот тур немного… за пределы наших полномочий? Допустим, мы найдём этот храм Сурабаи… — Сурастаны, — поправил аль-Хайтам машинально. Кавех отмахнулся: — Да, как скажешь. А что потом? Мы вообще планируем получить за эту работу деньги? Кандакия, без обид, но чем мы девчонке вообще обязаны? Пусть Сехти разбирается сам. А вот лицо Кандакии говорило, что обиды всё-таки будут. Сайно вздохнул, чувствуя желание затянуться новой сигаретой: Кавех ткнул в ту точку, которую справедливости ради им стоило обрисовать, но Сайно пока не был готов объявлять о ней во всеуслышание. Иначе точка разрастётся до чёрной дыры, и вместо этой работы их засосёт туда, откуда парой перестрелок не выбраться. И она всё ещё могла оказаться ложью. — Хорошо, — медленно кивнул Сайно, — допустим, прямо сейчас мы отдаём девочку Сехти, забираем свои деньги и забываем обо всём этом, как страшный сон. Допустим даже, что он не убьёт Нахиду, как только она найдёт для него храм Сурастаны и он получит то, что ищет, — Кавех выразительно сморщился: эта мысль явно не приходила ему в голову. — Но вот что интересно лично мне. Какая сила может лежать в храме, чтобы представлять интерес для человека с его деньгами? Тигнари открыл было рот, но Сайно остановил его взмахом руки: он спрашивал Кавеха. Брови у того дёргались, он напряжённо думал. — Да хрен его знает, — сдался Кавех, откинувшись на стуле. — Явно что-то ценнее пары древних артефактов, раз он столько лет на такое положил. Сайно поймал взгляд аль-Хайтама: такой его взгляд под сведёнными бровями не обещал ему — им всем — ничего хорошего. — Ты сказал, — аль-Хайтам чуть прогнулся вперёд, кивком получив одобрение говорить, — что Нахида собирает знания. Допустим, эта гипотеза верна. Тогда в самом конце мы получим… существо, которое аккумулировало в себе абсолютно всю историю нашей цивилизации. Все научные сферы, все религиозные догмы, всё творчество, всю магию. Опустим, что за существо вообще на это способно, представим, что теоретически это так, — и, вконец помрачнев, закончил мысль: — Какой будет потенциал у миллиардера с такими знаниями под рукой? В воздухе холодком повисло простое: «Да какой, нахрен, угодно». Сайно дал им пару долгих секунд взвесить то, что пришлось на его утреннюю сигарету. Затем перебрал пальцами по столешнице, отрывая Кавеха от красочных мыслей об апокалипсисе: — Вот почему Сехти нельзя ничего сообщать, пока мы не разберёмся в ситуации. Дадим Нахиде самой решать и самой делать свою работу, наше дело — не допустить, чтобы кто-то положил на неё глаз. И прямо сейчас у нас есть другие проблемы. Это была точка. По взгляду Дэхьи Сайно мог предсказать, что они ещё вернутся к этому разговору — просчитывать риски наедине за вечерней сигаретой, подальше от чужих ушей. Никогда ещё Сайно сам не был так близко к тому, чтобы признать: они откусили кусок, который может оказаться им не по зубам. Даже проведя три месяца под дверью храма в марокканской пустыне, он надеялся обойтись своими силами. Даже в разборках с трикстером в Англии пару лет назад он сдался лишь после того, как тот едва не погубил всю команду разом. Сейчас одна хрупкая догадка о том, кем Нахида может оказаться на самом деле, рушила Сайно всю картину мира. И — вряд ли он скажет об этом Дэхье, но пора было признать хотя бы для самого себя — нагоняла настоящий страх. — Непал, — Сайно усилием воли заставил себя вернуться на кухню. На него смотрели со скепсисом, но стоило взяться за дело — и недоверие сметёт рутиной, а недовольство заменится целью. — У нас нет точки конкретнее, но если брать аналогию со Шри-Ланкой… Хайтам, есть там что-нибудь близкое по размаху к местному храму? Тот повёл плечами, по-прежнему не отпуская мрачное выражение с лица. — Первое, что навскидку приходит на ум, — Пашупатинатх. Он один из самых крупных в стране, если мы берём именно индуистские храмы, и свидетельства о том, что туда приходили паломники, находили ещё в четвёртом… — Это Катманду, верно? — аль-Хайтам поджал губы, но кивнул. Сайно дал себе пару секунд поразмыслить. — Хорошо. Проверим для начала. До завтра останемся здесь, но, Кандакия, попасть туда нужно как можно быстрее. Я отправлю пару человек на разведку в город, и пусть Кавех следит за новостями с фестиваля — как там дела с оцеплением. Хайтам, составь список похожих храмов по Непалу, чем древнее, тем лучше. Я должен отличать их визуально на случай, если Нахида снова решит поговорить без особой конкретики. Дэхья, попробуй узнать что-нибудь про ситуацию в Непале. Если мы с Тигнари не ослепли, а Радкани говорил правду, французы ещё могут быть там. Сайно замолчал, поймав себя на том, что теперь ему действительно нужно поесть. Тигнари рядом невежливо тронул его хвостом по ногам: — А для меня никаких распоряжений не будет? — Будут. Тебе нужно сменить бинты. — Фаворитизм, — буркнул Кавех в сторону. Сайно его проигнорировал, Тигнари выразительно — так, чтобы наверняка увидели и поняли — закатил глаза. Понемногу из кухни утянулись все, кроме них двоих. Вместо тарелки с тахчином Сайно видел перед собой храмовые башни и горные хребты, пытаясь воссоздать в памяти ту сожжённую карту и определить, где именно на ней стоял крест. Нездоровое предчувствие перестало тихо шептать на ухо и теперь кричало во весь голос: Арлекино искала именно то, что Нахида могла попросту почувствовать. И если сопоставлять всё, что Сайно уже знал… тогда Арлекино подобрала то, что принадлежало вовсе не ей. Рано или поздно им придётся столкнуться лоб в лоб. Сайно поднял взгляд: Тигнари молча, искоса наблюдал за ним из-за своей чашки. Почему-то у него единственного в ней плескался кофе, и Сайно мог бы ещё поспорить, у кого тут в отношении Тигнари проявлялся фаворитизм. Тот часто жаловался, что от кофе ему только сильнее хочется спать — приобретённый за годы в медицинском иммунитет. Раньше, чем Сайно уплыл бы мыслями совсем далеко, принявшись думать, как изменилась бы его собственная жизнь с высшим образованием, Тигнари повёл ушами. И прямо заявил: — Нас никто не слышит. Что ещё она тебе сказала? Первой реакцией Сайно было сверкнуть сталью в глазах и открыть рот для сурового: «Ничего». Но ради всего святого… Тигнари вытрясет свой ответ, а Сайно откровенно устал носить подозрения в себе. Он даже не удивился такой прямоте. — Она не сказала, — Сайно отставил тарелку, сердцем чувствуя, как тяжелит сама мысль принять такое на веру. — Но у меня есть все основания думать, что… Он помедлил. «Тогда у нас остаётся не так много вариантов, верно?» — …что в той пещере экспедиция аль-Акары столкнулась не с артефактом, а с божеством, — Тигнари недоверчиво сузил глаза, и Сайно отпустил на одном выдохе: — И это божество выбрало своим сосудом Нахиду.