Как дышит лес

— Что такое? Невкусно? Тигнари помотал головой, двигая тарелку подальше от себя. Разбивать он их больше не пытался, но толку от этого было бы немного: теперь ему приносили исключительно одноразовый пластик. — Нет аппетита. Лини протяжно вздохнул. Он сидел в углу большой комнаты, наполовину скрытой тенями, наполовину уставленной коробками — поближе к двери, чтобы, наверное, чуть что подняться на ноги и удрать. Тигнари даже не винил его за лишнюю предосторожность. С тем, что он устроил — чудо, что его не связали по рукам и ногам у батареи. Лини говорил, что прошёл всего день, но Тигнари он казался искусственно растянутой вечностью. Время за пределами инвентарной будто остановилось, узкое окно высоко под потолком не давало никакого обзора, и только по тому, темнело там или светлело, Тигнари понимал, что ему говорят правду. Ещё можно было считать приёмы пищи: Лини кормил его ровно трижды в день. Сначала по тяжёлой металлической двери — как в тюремных карцерах, невесело думал Тигнари — громко стучали. Затем он должен был отступить в дальний угол, дождаться открытия, обменяться с Лини траурными кивками, и только затем тот позволял ему взяться за еду. Они расходились по дальним углам, Лини болтал, Тигнари по большей части молчал. Он знал, что его даже не охраняли, но инвентарная оказалась клеткой потолще, чем номер на пятом этаже. Только попав сюда, Тигнари потратил полночи на то, чтобы, хромая, осмотреть все коробки — простыней в них было столько, что хватило бы прыгнуть хоть с крыши небоскрёба, но полезного больше ни на грамм. Может, Кавех и сумел бы соорудить из кучи местных химикатов какую-нибудь бомбу, но Тигнари был сурдологом, а не лаборантом. Лини он мог предложить разве что бесплатную консультацию по проверке слуха. А для себя не отказался бы от психотерапевта. — Поешь, — вздохнул Лини ещё раз. — Ну, пожалуйста. Ты и так на себя не похож, а если не есть, совсем усохнешь. Тигнари поёрзал на своём спальнике — его Лини принёс вместе с завтраком, но прошлую ночь Тигнари урывками ворочался на грузовых поддонах в другом углу. Он отказывался признавать это исключительно из-за длинного списка принципов и гордости, но Лини, кажется, был единственным его предохранителем от сумасшествия. Тигнари плохо запоминал его болтовню, хотя в ней могло оказаться что-то полезное — попросту не мог заставить себя сосредоточиться. Мысли бестолковыми кругами перекатывались по черепной коробке, со стуком загонялись в лунки и тут же выскакивали назад. Что с Коллеи? Что с Сайно? Прошли целые сутки; если его правда «проще простого» найти, то где этого рыцаря вообще носит? В очереди за извинительным букетом или в бесконечных каирских пробках? — Если не поешь, — не сдавался Лини где-то на периферии, — то хотя бы поговори со мной. Как нога? Тигнари мрачно уставился на него, впуская в голову немного ясности. Нога, будто воодушевлённая вниманием со стороны, радостно отозвалась уколом боли, но Тигнари даже не поморщился. — Не сломана, — глухо отозвался он, — и на том спасибо. По дороге в инвентарную под почётным конвоем какой-то из одинаковых вояк-охранников даже осмотрел ногу — прощупал, игнорируя шипение и сдавленные проклятия, и пришёл к выводу, что кость цела. Тигнари заявил, что он и сам в курсе, и в ответ его поволокли быстрее — и больнее. На первую ночь ему оставили шину в виде деревянной доски и пакет сухого льда, но шину Тигнари накладывал сам, а стреляющая боль так и не дала поспать. К утру на голени красовался здоровенный отёк, испарения льда мешали дышать полной грудью, а Лини принёс к завтраку шведский стол из лекарств: бинт, рассасывающую мазь, новый пакет льда и блистер обезболивающего. Стало немного легче, но встать на ногу полноценно Тигнари смог бы ещё не скоро. Если бы не это — он бы давно нашёл чем выбить и окно в инвентарной. Тигнари не волновало даже то, что он в него не протиснется; ему просто хотелось что-то сделать. Но по собственной глупости возможности делать он лишился и теперь тихо сходил с ума. — Я знаю, — медленно сказал Тигнари, — чего ты добиваешься. Только не могу понять, зачем. Лини из своего угла наигранно приоткрыл рот в удивлённой букве «о»: — Просветишь меня? Даже я не знаю, чего добиваюсь. — Ты хочешь, чтобы я считал тебя хорошим. Думаешь, так у меня отобьёт желание выбраться отсюда? — «Хороший» — так себе понятие. Нет, скорее наоборот. Не хочу, чтобы ты считал меня злодеем. Тигнари поднял бровь в мысленном: «Ты меня похитил, как ещё предлагаешь о себе думать?» Лини только плечами повёл: «Ну, прости, так уж вышло». Может, если бы у Тигнари была возможность оглушить его собственным лубком и на одной ноге допрыгать до выхода, он бы в процессе и чувствовал какие-то угрызения совести. Но полутьма, ноющая нога и застоявшийся запах инвентарной не оставляли ему пространства для иллюзий, и он был прекрасно осведомлён, как работает стокгольмский синдром. Не дождётся. — Хочешь, расскажу тебе кое-что? — предложил вдруг Лини. Тигнари неопределённо тряхнул головой, готовый отключить мозг и вернуться к обгладыванию костей от тревожных мыслей, но Лини сказал: — Я его видел. Тигнари рывком поднял голову. Дыхание спёрло, грудь схватило острой болью. — Кого? — Сайно. Мы разминулись, — лицо Лини осветила наполовину мягкая, наполовину довольная улыбка. — Расскажу, если доешь. Сердце заколотилось быстрее. Тигнари механически, даже не отслеживая связь между мозгом и телом, потянулся за пластиковой вилкой. Взгляд приковался к Лини, шар из черепной коробки с грохотом закатился в очередную лунку. Он жив. Грудь наполнило странное тепло, которое не имело ничего общего с пресным фалафелем с тарелки. Тигнари разжевал бумагу, лёгкие вдохнули шире и свободнее, и ему показалось, что облегчение лампочкой вспыхнуло на всю инвентарную, разгоняя темноту. Лини наблюдал за ним, подперев щёку кулаком, с той же лёгкой улыбкой на губах. — Хорошо. Да, мы виделись, когда меня вырвали в Париж — буквально два дня назад. Если честно, — на лицо вдруг набежала виноватая тень, — буду благодарен, если ты никому не скажешь, но это было… немного самовольно. Я не должен был с ним пересекаться, меня ждали другие дела, и не было прямого приказа, но про генерала аравийских наёмников ходит столько слухов — кто бы устоял? Тигнари впервые слушал его, как змея — заклинателя, боясь упустить хоть слово. Рёбра резануло мимолётной болью: да, кто бы устоял. Тигнари вот тоже не смог. — Я думал… ладно, глупо будет звучать. Я думал, что смогу его переубедить, — Лини вяло хохотнул. — «Хороший» — всё ещё дурацкое понятие, но ты показался мне именно хорошим. Не хотелось тебя втягивать. Но упрямство этого парня… я его недооценил. Тигнари чуть прогнулся вперёд; нога заныла, но он почти не обратил внимания. — Он в порядке? — Живой и здоровый. По уши в проблемах. Ешь, не смотри на меня, — Лини откинулся на стену, у которой сидел, в руках появилась электронная сигарета. С затяжкой инвентарную заполнил призрачный пар и приторно-химический запах вишни. — Знаешь, когда мне принесли отчёт, а там чуть ли не на каждой странице твоё имя — я сначала даже не поверил. Кто бы мог подумать, что у такого непобедимого парня такие очевидные слабости. В конце концов, нас губят наши близкие, да? Он звучал так, будто на собственной шкуре знал, о чём говорил, но сочувствием к нему Тигнари не проникся. Пусть Лини его простит, но себя он в данный момент жалел больше. К тому же главного Лини не знал. Того, что «близкими» их с Сайно теперь можно было считать едва ли с хорошей натяжкой. Ворочаясь первой ночью на коробках с грудой простыней и проклиная бесполезную ногу, Тигнари нашёл в голове место на одну мысль. Он скатал в комок всю злость и бессилие за последние часы, и они вылепились в форме чёткого: пусть. Пусть Лини только перешагнёт этот порог, только откроет рот. Тигнари ему скажет. Скажет, что ждать им некого. Что он избавил Сайно от этой слабости и что теперь тот едва ли станет утруждаться, разыскивая его по всему Каиру. Что единственная подпорка, на которой держалось… чего бы они тут ни добивались — прогнила и рухнула в глубокую яму. Но когда Лини наконец явился, Тигнари ничего не сказал. Не сказал ни за завтраком, ни в обед, не скажет и сейчас. Признать это вслух значило признать окончательно, поставить официальную печать и заверить перед вселенной. А там — кто знает, может, Лини поверит и убьёт его. На его лице во время их разговоров иногда проскакивало то самое тёмное выражение, какое бывало у Сайно — поджатые губы, пустота в глазах, твёрдая челюсть. Убивать ему приходилось. А значит, «хорошим» из них не был никто.

***

Следующую ночь Тигнари провёл в растянутом, как жвачка, вакууме. Полноценно спать мешали нога, прохлада в инвентарной и доканывающие мысли; желудок прилипал к спине, но от воображаемой еды тошнило; за пределами комнаты не слышалось ни шороха. Тигнари ёрзал на спальнике, пытаясь уложить ногу так, чтобы не стреляло болью, и вспоминал другую инвентарную — в которой Кавех сиял бесконечным оптимизмом, только что сделав невозможное, а Сайно был в шаге от оскорбления целого детства Тигнари, собираясь обнести музей. Осторожно допуская в голове, что за ним всё же явятся, Тигнари думал, как именно это произойдёт. Измученная тоской фантазия рисовала картину, в которой металлическую дверь выбивали ногой, на пороге вырастал знакомый силуэт — Дэхьи с дробовиком на плече, или Кавеха, от которого валил дым, или самого Сайно, — и Тигнари хромал им навстречу, не веря, что это не сон. Но… Здание было битком набито охраной, а у Сайно больше не было волшебного щита, который позволял бы без риска принимать на себя весь оружейный запас мира. Ему понадобится план. Сколько времени займёт его составить? К ограблению музея они готовились почти четыре дня. Ещё полнедели в этой коробке Тигнари бы не выдержал. Он начинал понимать заключённых, которые в тюрьме открывали в себе новые таланты. Теперь он чувствовал, что дай ему клубок ниток и пару спиц — он с радостью займётся вязанием, лишь бы не поехать крышей от бесконечной тревоги. Завтрак прошёл… никак. На обед Лини принёс ему свежего сока, новое обезболивающее и ещё немного мази. Обрабатывая ногу, Тигнари без особого интереса спросил: — Почему я разговариваю только с тобой? Сунуть мне тарелку еды и запереть дверь мог бы любой охранник. Лини подмигнул. Сегодня он выглядел пободрее, чем вчера; кто-то выспался, чуть ли не с завистью подумалось Тигнари. — Говорил же, ты мне нравишься. Просто ты не единственный, кого нужно охранять, а у меня гибкий график. — И где все остальные? — Хорошая попытка. Скажем так: работают над тем, чтобы наша проблема всё-таки не стала местным апокалипсисом. Тигнари отложил мазь и без особого аппетита принялся за еду. Время от времени мысли у него делали странный круг и выходили на то, что он заметил, пока позорно не навернулся с высоты третьего этажа. Тот кабинет с картами и статуэтками… на адреналине Тигнари не мог доверять своей памяти полноценно, но теперь ему казалось, что это были очертания Юго-Восточной Азии. Что же они искали так далеко? Тигнари знал, что Лини не скажет. Хотелось думать, что это было и не его дело — но чувства шли вразрез с мозгом, и они вопили: если Сайно соизволит явиться и вытащить Тигнари отсюда, то не отделается от него так легко. «Вы, лисичка, — однажды сказала Дэхья откуда-то из Португалии, — друг за другом на край света, вот что самое грустное». И Тигнари был с ней согласен. Да уж, грустнее не придумаешь, Шекспир удавился бы от зависти. — А та женщина? — позвал он. — Которая… — Мадам Арлекино, — не дослушав, усмехнулся Лини. — Соболезную, что вы познакомились, у неё иногда плохо с первым впечатлением. — Я… — Тигнари заколебался, — я чувствую от неё магию. Что она такое? В глазах у Лини не отразилось ни капли удивления на удивлённом: — Правда чувствуешь?.. Класс. Жаль тебя разочаровывать, но она обычный человек. Тигнари помолчал, ожидая продолжения, но Лини сказал всё, что собирался. Разговаривать с ним было всё равно что по одной вытягивать из колоды карту и пытаться угадать, что попадётся — наверное, ближе к концу колоды выстрелы вхолостую закончатся, но Тигнари едва ли снял первую десятку. Он пытался разгадать Лини, но тот разгадываться упорно не желал. — Ты работаешь на неё? На этот раз Лини, который никогда не лез за словом в карман, слишком долго молчал. Его взгляд приковался куда-то к полу под ногами Тигнари, а когда он наконец поднял голову, на лице не было улыбки. — Эта работа заменила мне семью, — сказал он с тихой серьёзностью. — Ты доел? Давай тарелку, мне надо идти.

***

Следующий стук в дверь должен был означать, что Тигнари получит ужин и новую порцию бега по кругу в попытке что-нибудь узнать. Однако, когда Лини вырос на пороге, подноса с едой при нём не было. А подозрительное волнение во взгляде — было. — Поднимайся, — сказал он сходу, — и за мной. Без глупостей, ладно? Сердце пропустило удар. Тигнари оторвался от пыльной крышки коробки, на которой играл сам с собой в крестики-нолики, поднял голову. — Что случилось? — Мадам хочет тебя видеть. Если Тигнари что и уяснил за время общения с Лини — так это то, что его эмоциям нельзя было доверять. Лини показывал только то, что хотел донести остальным, а всё настоящее прятал далеко за искристыми глазами и лукавой улыбкой. И тем не менее Тигнари готов был поклясться, что сейчас… сейчас он не на шутку волновался. Голос Тигнари просел на пару тонов: — Зачем? — Просто поднимайся. Идти можешь? Тигнари всё ещё хромал, но боль в ноге уменьшилась под собственной тревогой. Эта тщательно скрываемая взбудораженность как-то выползла наружу и, видимо, передалась воздушно-капельным — у Тигнари не осталось чётких воспоминаний, как он встал на ноги, как Лини вывел его в коридор и как глаза медленно привыкали к свету на верхних этажах. Они прошли тем же маршрутом, каким Тигнари конвоировали сюда два дня назад — служебными коридорами на лестницу в холл, но Лини повёл не к выходу из отеля, а ещё выше, на жилые этажи. Тигнари хромал мимо бесконечной охраны и гадал, почему после полного отсутствия интереса к себе он внезапно понадобился. Если только не… В полном молчании Лини проводил его до двери, которую охраняли сразу двое. Тигнари наградил обоих хмурым взглядом, но остановиться ему не дали: короткий стук, бархатный женский голос за дверью и… и тонкая ниточка табака, которая сочилась даже сквозь мешанину других запахов. Того самого табака, который Тигнари отличил бы даже во сне. Он ступал на порог, не чувствуя сердца, уже зная, кого за ним увидит — но всё равно воздух выбило из лёгких на единственном прямом взгляде глаза в глаза. За две недели Сайно ничуть не изменился. Осунулся и побледнел, будто только вернулся с чьих-то похорон, и смотрел на Тигнари как на привидение, восставшее на этих похоронах из могилы. В рёбра кто-то сунул ярко горящий факел, всё остальное перестало существовать — остался только человек, которого Тигнари никогда больше не ждал увидеть рядом с собой. Человек, который пришёл за ним. На мгновение Тигнари показалось, что он спит. Следующее мгновение стёрло из памяти вечер их расставания и целый год редких встреч до этого — телом Тигнари ждал, что ему подадут знак и придётся укрываться от пуль, пока Сайно разносит этот кабинет на кусочки. А мгновением за этим стала возвращаться реальность. Губы Сайно беззвучно шевельнулись в облегчённом «Нари», и факел под рёбрами обуглил их жаром едва не до пепла. На стремительно ослабевших ногах Тигнари качнулся за порог и только там уловил, что никто не тычет друг в друга пистолетами и не швыряется магическими бомбами. Его привели в тот самый кабинет, мимо которого он пролетел два дня назад. Карта со стола исчезла, но зато Сайно сидел за ним в компании той самой женщины — мадам Арлекино. Вдвоём в этой обстановке они казались президентами на саммите, которые сошлись обсудить перспективы импорта нефти. Но ошибки быть не могло. Когда окружение вернулось до последней сандальной отдушки глубоко в носу, до последнего удара сердца в груди Сайно — Тигнари точно знал, что чувствует. Maldita magia. И точно знал, что слышит. — Что скажете, месье аль-Харад? — прорезалось в ушах тонкими льдинками. Голос у Арлекино остался таким же, каким Тигнари довелось слышать его в первый раз — безжизненным и мертвенно-спокойным. — Я готова отдать его прямо сейчас. Моё условие вы слышали. На челюстях Сайно, сжатых до острых углов, играли желваки. Взгляд обежал Тигнари с головы до пяток — широко распахнутые глаза, судорожно поднимающуюся грудь, неровно поставленную правую ногу с лубком. Казалось, он сам едва отдавал себе отчёт в том, что видит не иллюзию. Когда Сайно открыл рот, от хрипотцы в его голосе Тигнари едва не прокусил губу от тихой радости: — Что с ногой? Где-то справа кашлянул Лини. Тигнари сморгнул; хвост нервно дёрнулся. «Меня, нахрен, похитили, и первое, что ты говоришь мне в лицо, — вот это?» — Я… — он прочистил горло, — пытался сбежать. Неудачно прыгнул. Не так он представлял себе их встречу после громкой разлуки. Если быть откровенным — в минуты особого отчаяния не представлял вообще. Сайно натянуто хмыкнул, и душа постепенно окрепла уверенностью. Конечно, чёрта с два он всем естеством покажет, как соскучился, чёрта с два бросится навстречу и закружит в романтичных объятиях, пока на них будут падать лепестки роз — но Тигнари знал, куда смотреть. В глубине тёмных глаз свет был мягче роскошной пуховой перины. Они обменялись быстрыми взглядами. Тигнари позволил себе кроткую надежду, спросил мысленно: «У тебя есть план, как нам отсюда выбраться?» Сайно едва нахмурился: «Работаю над этим». «Значит, импровизируем». «Попытаемся. Своей ногой ты здорово усложнил мне задачу». «Ох, прости, в следующий раз, когда меня похитят, обещаю сначала подождать, а потом прыгать из окна». Костёр в груди грел невообразимым сверхъестественным спокойствием. Одного присутствия Сайно было достаточно, чтобы Тигнари переметнулся на сторону слепой в него веры: раз он здесь, они выкарабкаются. Тигнари ещё не знал, как именно, но у них случалось и хуже — прыжок с водопада был в этом топе его уверенным фаворитом. — Месье аль-Харад, — поторопила Арлекино бархатными раскатами. Сайно неохотно повернулся к ней. Помолчал. Пальцы отбивали по колену нервную дробь, и Тигнари по колебанию плотного воздуха в кабинете видел, как тяжело ему дались следующие слова: — Девочка. Вы убьёте её, да или нет? Казалось, температура вокруг мигом упала ниже нуля. Тигнари похолодел, дрожь прошлась до кончика хвоста: какого хрена? Сайно… торговался за него? Арлекино едко усмехнулась: — Нам всего лишь нужно знать то, что знает она. Передайте её моим людям, и ваш друг выйдет отсюда живым и здоровым. Спина Сайно напряглась мышцами сквозь ткань майки. — Тигнари выйдет отсюда вместе со мной. Сегодня. Это не обсуждается. Прилив благодарности кое-как вклинился в душащее непонимание, но Тигнари больше не смог об него погреться. Его похитили, чтобы обменять на ребёнка? Пожалуйста, мысленно умолял Тигнари, не говори, что всерьёз готов на это пойти. Мы выберемся. Нужно только придумать, как. Он украдкой огляделся по сторонам, но чудесной двери с надписью «Выход на случай безвыходной ситуации» нигде не нашёл. Повторять трюк с прыжком из окна было бы верхом идиотизма, в коридоре их ждала охрана, от Арлекино тянуло непонятной магией, а из преимуществ у них было только то, что они принимали Сайно за неубиваемого вампира. И первая же пуля покажет, что в этом они были неправы. Тигнари потряс головой, отгоняя от себя картину безжизненного тела на белом ковре. Нет, думай. В тот момент, когда он особенно остро ощутил неспособность думать в принципе, Сайно медленно поднялся из-за стола. Запустил руку в карман, Лини рядом дёрнулся к пистолету в кобуре… — Позволите? Сайно так же медленно, будто бомбу, вытащил пачку сигарет и зажигалку. Тигнари не верил собственным глазам: пока они оба застряли в клетке, он собрался выдувать сквозь прутья решётки дымные кольца? Если бы решал он — давно бы тряс Сайно за майку с немым: «Что ты, нахрен, творишь?» В гробовом молчании Сайно затянулся, прошёлся по ковру, избегая взгляда Тигнари. Арлекино наблюдала за ним так, будто не могла решить — отдать приказ в него стрелять или сделать это самой. — Есть кое-что, — заговорил вдруг Сайно сквозь дым, — что я до сих пор не могу понять. То, что искала экспедиция аль-Акары… это ведь не какой-то цельный артефакт, верно? Как мозаика. Девочка — всего лишь её элемент. Кто соберёт больше кусков, тот и выиграл. — Сядьте, месье, — холодом по голосу попросила Арлекино. Сайно её проигнорировал. — Зачем столько стараний ради одного куска? Только затем, если важны они все, конечно, — Сайно остановился у шкафов, забитых документами, провертел зажигалку в пальцах — и вдруг взглянул на Тигнари в упор. В его глазах пряталось напряжение, и таким огнём они горели, только когда он собирался… — Это вам тоже ещё пригодится, я прав? Он резко простёр руку вбок — и подхватил с полки ту самую карту, которую Тигнари видел в кабинете через окно. Древний пергамент без стеклянной защиты опасно дрогнул в пальцах; угол карты медленно спланировал на ковёр. А Сайно, криво усмехнувшись, в мгновение ока поднёс к нему пылающую зажигалку. Лини среагировал так быстро, что Тигнари не успел даже вдохнуть. Секунду назад Лини охранял его на расстоянии метра — а теперь в плечо по старому шраму упиралось дуло пистолета, руки заломили за спину, а его самого дёрнули вбок. Тигнари зашипел, нога протестующе заныла; в голове мелькнуло обречённое: «Опять целятся только в меня». Позабыв об элегантности, Арлекино рывком поднялась с места. Её глаза метали молнии — хорошо, что только фигурой речи. — Положите карту на место, — отчеканила она, — иначе я прикажу стрелять. Губы у Сайно дёрнулись, обнажив сигарету в зубах. Тигнари нашёл его взгляд — пылающий тем самым яростным давай-только-посмей-что-нибудь-ему-сделать. — Уберите пистолет, — отозвался Сайно так, что только глухой не расслышал бы угрозу, — иначе я её сожгу. Тигнари понятия не имел, что это за карта и почему старый пергамент по важности стоял где-то рядом с его жизнью. Если именно это было импровизированным планом, дуло пистолета у плеча Тигнари красноречиво говорило, что пока этот план летит прямиком с пятого этажа. Кабинет замер, боясь лишний раз шевельнуться. Сайно, сжимая сигарету зубами, держал зажигалку у края карты, Лини давил пистолетом Тигнари в плечо, Арлекино переводила оценивающий взгляд с одного на другого. Тигнари успел подумать, что Лини, несмотря на все их душевные посиделки в инвентарной, пристрелит его по первому же приказу. А затем та часть тела, которой надоело ловить на себе все прицелы всех наёмников в этом долбаном мире, подействовала за него. Тигнари очнулся, когда понял, что врезал затылком прямо Лини по носу. Тот выстонал низкое ругательство, хватка на руках ослабла — и Тигнари тут же отскочил в сторону, едва не согнувшись заново от боли в ноге. Пистолет отлетел на ковёр, Лини выпрямился, прижимая ладонь к носу и глядя на Тигнари со смесью недоверия и детской обиды. Долю секунды они смотрели друг на друга — а потом кинулись на пистолет. Тигнари успел первым. Правое колено неестественно подогнулось, и он растянулся на нём по ковру. Хвост подрагивал напряжением, руки крепко держали рукоять. «Указательный палец ровно по оси. Левую руку ниже, она мешает спуску. Ладони вместе». Прицел на этот раз смотрел Лини в лоб. Тигнари побледнел. Знакомая тяжесть пистолета, который он взял в руки впервые за целый год, дала отчётливое понимание: вот он, несмотря на их душевные посиделки в инвентарной, выстрелить не сможет. Сайно сделал к нему скользящий шаг, перекрыв прицел. Зажав одной рукой и карту, и зажигалку, протянул вторую за спину. Тигнари ухватился с благодарностью, стараясь не думать, что первым их физическим контактом за две недели стал не поцелуй, а… вот это. — Сейчас мы, — медленно, как детям, сообщил Сайно, — выйдем за дверь. Вы отпустите охрану и проводите нас к выходу. Если кто-то дёрнется — я дёрнусь в ответ, и карта превратится в симпатичную кучку пепла. Лини скрежетнул зубами. Лицо Арлекино осталось неподвижным, разве что в глубине глаз отсветом зажигалки полыхал огонёк живой ярости. Тигнари не до конца понимал, на что Сайно разменивал его жизнь, но это не мешало сердцу пытаться каждым ударом ломать ему рёбра. Так или иначе — Сайно снова прикрывал его. На этот раз осознанно рискуя собой и подставляясь за него. Ни одна его рана больше не затянется по щелчку пальца, и всё же Сайно крепко сжатыми челюстями выгрызал Тигнари путь наружу. Кажется, Тигнари недооценил силу воскрешения своих нервных клеток. Когда он наконец выровнялся в пространстве, ноги по-прежнему дрожали на адреналиновом пике высотой с хороший горный склон. — Я жду, — напомнил Сайно спокойно. — Что важнее — карта, из-за которой вы уехали так далеко от родной Франции, или какой-то валука шуна? Раньше, чем Тигнари успел оскорбиться, Арлекино подняла на уровень плеч пустые ладони. Бросила отрывисто: — Лини, шаг назад. Мы проводим гостей до выхода. Тот приподнял брови, но возражать не посмел. Арлекино медленно обошла стол, наградила Сайно взглядом, обещающим долгую смерть в мучениях, и прибавила краем губ: — В следующий раз мы встретимся при других обстоятельствах. На вид Сайно остался невозмутим, но мышцы сохраняли стальное напряжение. — Откройте дверь и отдайте приказ очистить этаж. Пойдёте на расстоянии десяти шагов — и без резких движений, мадам. У меня хорошая зажигалка. Арлекино сжала губы до тонкой полоски. Она первой, спиной вперёд вышла из кабинета, отдала резкий приказ на французском, и двое охранников после секундного колебания скрылись за поворотом коридора. Тигнари различал их шаги, пока те не смешались с общим топотом ног. — Уходят, — сказал он тихо. Это фиксировать было проще, чем то, что он всё ещё держал Лини на мушке, и если кто тут и верил, что он может нажать на спуск, то уж точно не сам Тигнари. Сайно скосил на него взгляд, будто читая мысли. Едва заметно указал на карту, шепнул: — Неси ты. Я хотя бы смогу выстрелить, — и уже громче: — Теперь ты, фокусник. Десять шагов, руки на виду. Лини бросил на Тигнари долгий взгляд, и тот попытался придать лицу выражение «Прости за нос. И за него. У нас не всегда так». Удерживая рукав у носа, Лини молча отступил. Сайно в мгновение ока сунул Тигнари карту с зажигалкой и выхватил у него пистолет, а затем достал из-за пояса свой. Сердце у Тигнари упало: с двумя пистолетами Сайно походил на дурацкий косплей на Лару Крофт, а у неё такие авантюры обычно плохо заканчивались. Тигнари взглянул на кусок пергамента, который от такой тряски потерял ещё один угол. Задней мыслью получилось даже похвалить свою память: там и правда была Юго-Восточная Азия, испещрённая неясными линиями и крестами. Где-то в районе Непала светилась жирная точка с подписью на языке, которого Тигнари не то что не знал — никогда в жизни не видел. Это было всё, что он успел разглядеть. Затем Сайно скомандовал: — Ты первый. Осторожнее с ногой. Это у него шло за «Отнёс бы тебя на руках, если бы мог, но я тут немного занят». Тигнари подавил нелепую, наверняка истеричную улыбку, а следом за ней — ещё более нелепое желание расцеловать Сайно на месте. Dios, он безнадёжен. Пробуя ногу, Тигнари сделал крошечный шаг к двери. — Побежать не смогу, — предупредил на всякий случай. Сайно вздохнул: — Стараюсь делать всё, чтобы до этого не дошло. Тигнари поморщился. Не прозвучало как «ну и подставил ты меня», и на том спасибо. Когда он одолел порог и Сайно вежливо прикрыл за ними дверь, губы Лини в десяти шагах по коридору дрогнули в отчаянии. Наверное, скверный его ждёт вечер: пленник уходит через парадные двери, а похитители провожают его под дулом пистолета, и всё потому, что угрожать и шантажировать они вздумали не того человека. Сайно держал Арлекино с Лини на прицеле всё время, пока они медленно пересекали коридор. Пальцы Тигнари, сжимавшие зажигалку в ожидании очередного всё-пошло-не-так-витка, белели и тянули от напряжения, нога предательски дрожала на чересчур уверенных шагах, но тем не менее — они шли. К выходу. Вдвоём. Сам не зная, что делать с мясорубкой ощущений внутри, Тигнари украдкой шепнул: — Спасибо. Сейчас его не хватило бы на большее, но Сайно лишь покачал головой: — Давай повременим с благодарностями. Сначала уберёмся отсюда живыми. Тигнари хватило такта не отвечать: в глубине души он знал, что примерно это и услышит. Где-то в свалке эмоций наверняка нашлась бы и порция напряжения, но мозг всё ещё перемалывал ту мысль, в которой Сайно явился вытаскивать его — на то, что он был уже в процессе, места не осталось. Телом Тигнари понимал, что они бегут из здания, полного охраны, тыча пистолетом в людей, которые его похитили, и угрожая им порчей какого-то древнего имущества. Сердцем он думал: «Сайно здесь», — и волнение рассасывалось в больной кости, позволяя сделать ещё шаг. Они медленно сошли по лестнице к холлу. Видеть его Тигнари ещё не доводилось — огромный полупустой зал с мраморным полом, бесполезной стойкой регистрации и коридорами-ответвлениями к комнатам персонала. Пятки холодило, хвост нетерпеливо дрожал: широкие двери в ночь были всего в паре десятков метров. Если потянуть носом, Тигнари даже мог уловить свежий вечерний воздух. Закрывая спиной высокую фигуру Арлекино, Лини пересёк половину холла, когда Тигнари наконец вспомнил, как именно его вели в первую ночь. — Сайно, — позвал он одними губами, — в ту дверь. Выход на парковку. Он готов был поклясться, что на секундно обёрнутом к нему лице мелькнула сухая улыбка. По меркам Сайно — едва ли не высшая похвала, какую можно было от него заслужить. — Хочешь угнать машину? Я думал, ты хороший. — Хороший, когда меня не похищают. Сайно хмыкнул — да, как же я мог забыть — и вежливо указал Лини направление дулом пистолета. Зная его, Тигнари начинал подозревать, что ему просто нравится целиться в людей, но что случится в конце, когда от безопасности их будет отделять всего пара гарантированных секунд… тут было сложнее. Сайно правда мог их убить и не решить в процессе ни одной моральной дилеммы. Сглотнув эту мысль по враз пересохшему горлу, Тигнари позволил молча довести себя до раздвижных дверей на парковку. Арлекино шагала по пологому пандусу, Лини боком удерживал взгляд на дуле пистолета. Сайно пропустил Тигнари чуть вперёд, целясь из-за его плеча. Их гулкие шаги активировали датчики движения — и на полупустой парковке одна за другой вспыхнули тусклые жёлтые лампы. В их свете купалось с дюжину одинаковых чёрных фордов, брошенных на разметке по всем правилам где-хочу-там-и-встану-паркинга. В стороне от них, как нелюбимый ребёнок в семье, притаился старый мотоцикл — и Тигнари со смесью ужаса и почему-то восторга понял, что они шли именно к нему. — Эй, фокусник, — голос Сайно эхом разнёсся между бетонными колоннами, — ключи. Лини выругался себе под нос: кажется, его уровень симпатии к Сайно только что спланировал с мелководья на дно Марианской впадины. Он медленно сунул руку в карман, Сайно остановил Тигнари простёртой ладонью и поднял пистолет на уровень чужого лба. — Голубей оттуда не доставай, — мрачным для попытки в шутку тоном предупредил он. — Брось на пол. И ногой ко мне. Да, подумалось Тигнари почти печально, он явно записал первую встречу с Лини в топ худших в своей жизни. — Сайно, пожалуйста, не говори, что… — Следи за картой, — оборвал тот. — Нам нужно быстрее отсюда убраться, а не застрять на выезде. Как Тигнари ни хотелось возразить для банального душевного спокойствия — он понимал, что Сайно убийственно прав. Сейчас был ранний вечер, центр Каира забит пробками, как сельдь в бочке, и любая машина здесь прыгнет в эту бочку на первом же повороте. Мотоцикл — единственный вариант. Лини отправил по полу звякнувшие ключи, и Сайно перевёл прицел на Арлекино. Кивнул Тигнари на ручку мотоцикла, где висел шлем: — Давай. Попробуете дёрнуться, мадам — я продырявлю вам костюм. Тигнари сглотнул. С куда большим удовольствием он сейчас растянулся бы на заднем сиденье огромного ранглера и оставил всю заботу о своём спасении людям, которые понимали в этом чуть больше него. Но, кажется, он давно перестал держать под контролем тот маленький аспект жизни, который касался похищений. Он осторожно взгромоздился на мотоцикл и, прижав уши, натянул шлем. В голове стучало, что Сайно хочет его не спасти, а угробить с концами, но Тигнари приказал адреналину заткнуться. Некоторые вещи, говорила Коллеи, надо просто пережить. Бешеные гонки по городу с красным маркером цели на спине, видимо, относились как раз к таким. Сайно спиной шагнул к нему, не спуская Арлекино с прицела. Взял второй шлем, шепнул так тихо, что Тигнари едва разобрал: — По сигналу подожги и брось, — и повысил голос, не успел до Тигнари дойти весь смысл: — Не волнуйтесь, меня интересуют древности, а не мотоциклы. Я его верну. Оставлю где-нибудь на улице. Лини пробурчал в сторону что-то похожее на: «Желаю тебе на нём и сдохнуть». Арлекино скептически приподняла бровь: — Месье аль-Харад, сегодняшними решениями вы подписали себе приговор. Если бы она вздумала говорить такими словами с Тигнари — тот от внутренней угрозы умер бы на месте. Сайно же не особо впечатлился. — Мне так говорит каждый второй, и ни один ещё не добрался до исполнения. Вряд ли и у вас получится. Мотор под ними предупреждающе зарычал, и Тигнари, уже конкретно чувствуя больше ужаса, чем восторга, вцепился Сайно в талию. Хвост дрожал между ними амортизационной подушкой, но Тигнари достаточно падал с разной высоты, чтобы понимать, что защита откровенно хлипкая. В тот момент, когда он задумался, сколько костей сломает, если нечаянно грохнется, Сайно резко снял Арлекино с прицела. Мотоцикл взревел, и в его рёве потонуло громкое: — Тигнари, сейчас! Сердце проделало очередную мёртвую петлю, и Тигнари, не задумываясь о надругательстве над историей, щёлкнул зажигалкой. Пергамент вспыхнул в руках, как сдобренное керосином дерево. Арлекино сдавленно вскрикнула; Лини, даже не дожидаясь приказа, рванул к ним. Тигнари отбросил карту на бетон, ещё мгновение наблюдая, как огонь нетерпеливо пожирает секрет того, что они искали в Юго-Восточной Азии. А затем Сайно вдавил на газ. Мотоцикл сделал широкий крюк по парковке и, выровнявшись, понёсся к выезду. Борясь с желанием завизжать, как девчонка, Тигнари до хруста фаланг вцепился в Сайно и выпустил сквозь зубы всего пару испанских проклятий. «Просто довези меня живым, — молился он под эти проклятия, — желательно целым, но хотя бы живым». Датчики движения не успели среагировать вовремя, и Сайно на бешеной скорости протаранил поднимающийся шлагбаум. Тигнари еле повернул голову: последним, что отпечаталось на сетчатке под шлемом, стало то, как Лини бежит вслед за ними, а Арлекино склоняется над пылающей картой. Ещё долгие секунды ему чудились фантомные выстрелы в открытую спину, но затем Тигнари обнаружил вокруг себя только свежий воздух и быстро мелькающие здания. Мотоцикл вильнул между домами и вылетел на широкополосную дорогу вдоль набережной. Запах нильской воды проник под шлем и забился в ноздри. Понемногу отпуская страх, Тигнари обхватил Сайно плотнее, позволил пальцам уловить его бешеный сердечный ритм, позволил носу сморщиться от извечной смеси табака и сандала, позволил телу наконец чётко понять: они выбрались. Сайно здесь. Это даже не сон. Явно чувствуя попытку Тигнари к себе приклеиться, Сайно склонил голову. Крикнул: — Ты как? Тигнари помотал головой, неспособный выдавить из себя ни слова. Сквозь шлем лица Сайно было не видно, Тигнари с трудом различал даже его глаза — но готов был поклясться, что сейчас они улыбались. — Держись крепче. Отвезу тебя к Коллеи. Даже свист в ушах не смог заглушить его очевидное: «А сам займусь своими делами», — но Тигнари снова позволил себе не думать. Пока в его скромных запросах было выжить, увидеть Коллеи целой и невредимой — и по возможности поцеловать Сайно в тихой, спокойной безопасности. А с тем, какие его ждали дела, они разберутся позже. Факел под рёбрами грел всё увереннее. На губах Тигнари сама собой прорезалась ответная улыбка, которая превратилась в тихий смех. Мотоцикл заложил вираж, обгоняя ленту застрявших в пробке машин, поднялся на мост и с рёвом полетел через Каир. Сайно увозил Тигнари подальше от очередного ночного кошмара. Жалел Тигнари только о том, что после этого с вероятностью в девяносто девять процентов начнётся следующий.