Как дышит лес

В полдень, когда стало ясно, что в Сурабае следов аль-Акары не осталось, Дэхья взяла арендованный багги, усадила в него вполне довольного аль-Хайтама, ещё более довольного Кавеха и увезла их на экскурсию по пыльным руинам. — Каждый раз думаю, — пробормотал Кавех, откидываясь на сиденье до упора, — сколько мы платим страховых, если машина нечаянно взрывается. Дэхья косо взглянула на него через солнечные очки и пушащиеся концы волос. Если аль-Хайтаму прогулка по памятнику занудства не повредила бы просто так, то Кавеху она была необходима — чтобы вернуться в колею и напомнить, что у них были проблемы поважнее хандры. Иначе взрыв у Кавеха рано или поздно вышел бы не «нечаянный». Приятно было видеть, что к нему возвращался боевой настрой. И ограничилась Дэхья тем, что усмехнулась: — Ты не хочешь знать, поверь, — а потом мотор завёлся, и их предназначенная для бездорожья машина покатила по обеденным пробкам. Для второго по величине города Индонезии Сурабая искренне старалась производить впечатление первого. Возможно, ощущения обостряла жара — или предвкушение, или болтовня Кавеха над ухом, или что, мать его, угодно, — но Дэхья готова была поклясться, что ни в одной столице такого беспредела не наблюдала. Здесь все уважали только мотороллеры, дружно сигналили, ругались и пытались втиснуться в любой миллиметр зазора, а на их несчастный багги и вовсе смотрели со смешками жалости. В следующий раз стоило бы послать Кандакию за бронированным хаммером. В Индонезии Дэхья бывала — на Бали в качестве очередного отпуска, — но никогда ещё не смотрела на страну под призмой того, что здесь можно похитить, осквернить и продать подороже. Что-то магическое наверняка водилось, при таком колорите не могло не… но если и водилось, то чёрные рынки, судя по сетованиям Кандакии, работали не слишком активно. В тех же Камбодже или Индии был шанс на улов побогаче, а там уже рукой подать до Китая и тамошних разборок за каждый нефритовый жезл. Вот в Китай Дэхья не сунулась бы даже из большой любви к деньгам. Если вдуматься, по сравнению с Китаем здесь было даже ничего. За городом пробки не заканчивались — более того, не заканчивался и сам город. Кажется, в брошюрке в самолёте было написано что-то про «самый густонаселённый остров страны», и только сейчас Дэхья смогла оценить масштаб бесконечных зданий и дорог и задуматься: как аль-Акара умудрился пропасть в месте, где и на землю сплюнуть нельзя без взгляда за плечо? Где жили даже на склонах активных вулканов, а дома громоздились коробками прямо в лесах? В итоге их час пути до храма превратился в два с половиной. Кавех на втором откровенно заскучал и с анекдотов переключился на комментирование дороги, пихая Дэхью в плечо на каждой жёлтой машине. Аль-Хайтам на третьем, наоборот, активизировался: он разложил на заднем сиденье половину дневников аль-Акары и половину всех путеводителей Индонезии, а затем, когда количество информации превысило нежелание говорить, начал делиться. — Итак, храм построили в тринадцатом веке, в эпоху королевства Сингасари, и, судя по состоянию некоторых элементов, так и не завершили строительство. Раньше вокруг него стоял королевский дворец — по крайней мере, так полагают археологи, потому что к моменту установления не осталось никаких вещественных доказательств, что храм строили при знати… Кавех, пластом лёжа под козырьком, широко зевнул: — Нам это интересно? — Тебе навряд ли, — Дэхье, если честно, тоже. — А я пытаюсь понять, что в этом храме могло заинтересовать аль-Акару. Может, смешение течений индуизма и буддизма?.. Кавех зевнул ещё раз — теперь уже в стиле «ясно, дальше я тебя слушать не собираюсь». Аль-Хайтам продолжил извергать Википедию в пустоту, Дэхья продолжила с навигатором продираться через шумную Яву. Остров был заселён настолько, что она даже не заметила точку назначения. А когда заметила, то храм, вызвавший у аль-Хайтама столько размышлений, оказался одним из крупнейших в её жизни разочарований. Наверное, что-то такое испытывали люди, которые впервые увидели египетские пирамиды — «Я думал, они правда посреди пустыни…» — или Эйфелеву башню — «Я думал, она повыше…» — или какую угодно достопримечательность, которые на поверку все оказываются так себе. Но этот конкретный храм в высоту был как обычная пятиэтажка, давно сточился до серого булыжника, а вход на территорию был огорожен заборчиком, который перепрыгнул бы и детсадовец. Вдобавок вокруг храма щедро налепили жилых домов, старого мусора и забегаловок — и когда Дэхья выбралась из машины, в нос ударил стойкий запах рыбы на гриле. — Великолепно, — буркнула она в никуда. — Хайтам, как там поживает твоё чувство прекрасного? Аль-Хайтам картинно сморщился — и вместо ответа с гордым видом отправился за билетами. Его дефиле в туристическом облачении из примятой шляпы и дурацкой рубашки всё же подняло Дэхье настроение. Территория храма — ровное поле стриженого газона и пара дорожек — явно была единственным, за чем тут следили. Дэхья с Кавехом быстро отстали: аль-Хайтам побрёл вперёд, к своей любимой исторической ценности, Кавех наслаждался витамином D, а Дэхья просто на всякий случай разглядывала посетителей и ловила обрывки быстрой речи на всех островных диалектах. Если в Париже они действительно разозлили трикстера, за обстановкой стоило присматривать. Чтобы чуть что — дать дёру, потому что по-другому Дэхья справляться с трикстерами не умела. Разве что можно было прихватить с собой варган и сыграть ему колыбельную, но на этот раз им, кажется, повезло, и нападать никто не думал. Пока что. — Тебе как, — тихо обратилась Дэхья к Кавеху, пока аль-Хайтам замедлился у подножия храма и стучал носком ботинка по лестнице, — не кажется, что за нами и тут следят? Кавех вернул на переносицу сползшие очки. Взгляда за ними было не прочитать, но усмехнулся он расслабленно: — Мне кажется, что не за чем тут следить. Но я ничего подозрительного не вижу, если ты об этом. Дэхья была не об этом, но руку с пояса отпускать всё равно не стала. Открывать перестрелку в людном храме было бы не по-божески — кажется, эту шутку стоило рассказать Сайно, вдруг снизойдёт до кислого смешка, — но до конца от неприятного чувства она не избавилась. — Вообще… знаешь, о чём я говорил Хайтаму? — продолжил Кавех вдруг. Улыбка ушла, тон стал серьёзнее. — Он, конечно, сказал, что я надумываю, но он всегда так говорит. Если прикинуть — кто бы ни… ладно, я буду называть вещи своими именами — кто бы ни похитил Тигнари, он сделал это осознанно. Знал, на что давить, рассчитывал, что мы бросимся за ним, так? Дэхья медленно кивнула. Пока что только это, наверное, и обеспечивало Сайно прикрытие в Египте… и безопасность Тигнари. Надежду, что он вообще жив. — А вместо этого мы разделились. — Мы разделились, — Кавех щёлкнул пальцами. — И пока ни Сайно не подобрался к цели, ни мы. Если бы мне позволяли ресурсы — я следил бы за всеми сразу, просто убедиться, что до поры до времени… — …мы не сунем носа дальше положенного, — криво усмехнулась Дэхья. Обсуждать это буднично и логически, будто на кону была не жизнь Тигнари, а последняя оладья за завтраком, было плевком в душу — но с Кавехом Дэхья чувствовала себя спокойнее. Раз уж он начинал соображать, они были на верном пути. — А когда на что-то наткнёмся — тут и вылезут проблемы. — Да, но… это если бы позволяли ресурсы. А если расчёт был на то, что мы дружной толпой полетим в Египет — значит, и ждать нас должны были в Египте. А не, — Кавех поддел ногой мелкий камень на дорожке, — здесь. Дэхья не ответила: был её черёд задуматься. И чем больше она думала (кажется, это была тенденция последних дней), тем больше вопросов появлялось из пустоты и висело, требуя на себя ответов. С кем они столкнулись, и почему их отворачивали от этой работы? Почему в Париже всё шло наперекосяк, а в Индонезии на вторые сутки всем плевать на толпу наёмников на видном месте? Что искал Сехти, что могло разозлить французское подполье? И — что волновало Дэхью больше всего чисто человеческим волнением — как во всём этом оказался замешан Тигнари? Зыбкий ответ хоть на что-то пришёл, когда они наконец нагнали аль-Хайтама. Что если они должны были не отвлечься, а… обменяться? Что если Тигнари — это та единственная гарантия для людей, которых не напугаешь прямыми угрозами? Что ещё могло заставить Сайно отказаться от работы, если на свою жизнь он давно плевал? Только Тигнари. И это куда менее рискованно, чем гоняться за ними по Индонезии. Есть мишень быстрее, ближе и проще. Всё это промелькнуло в голове за считанное мгновение — так быстро, что Дэхья не успела даже застыть. Взгляд заметался между Кавехом и аль-Хайтамом: сказать им? Прямо сейчас? Что это изменит, и чем они помогут? — Эй, — прокрался в уши смешок Кавеха. — Слышишь? Дэхья поджала губы. Нет. Едва ли Сайно сам об этом не подумал, и едва ли Дэхья огорошит его таким сюрпризом. Пока они не перестанут плавать в тумане из непросчитанных ходов, бросаться на каждую догадку было всё равно что пытаться этот туман ухватить. — Слышу, — Дэхья подобралась, заставила себя расслабить мышцы лица. Морщины им не пойдут, Дэхья намеревалась дожить без них хотя бы до сорока. А свои мысли… до контрольного звонка им лучше оставаться мыслями. — Что у вас? Кавех смотрел на неё на грамм внимательнее положенного — но всё же ни слова не сказал, отступил в сторону, давая полюбоваться. Аль-Хайтам прочно завис над внешней храмовой стеной, утонув в культурном контексте груды камней и даже не видя, как на них косятся все остальные. Может, в широком смысле религию они разделяли одну, но арабской внешности Дэхья ещё не заметила. Типичная одежда компании впечатлительных туристов на отдыхе не выделяться не помогала. — Вот что, — наконец очнулся аль-Хайтам. Он показывал в россыпь трещин на несущей колонне, и Дэхье пришлось сощуриться, чтобы вычленить среди них что-то конкретное. А когда наконец удалось, она только хмыкнула: — И? Аль-Хайтам развернулся лицом, удостоив её взглядом из серии «чего ещё от тебя ожидать». Дэхья простодушно пожала плечами: «Ничего, тут ты прав». — Ни один архитектор индуистского храма, — сообщил аль-Хайтам вежливо, — не будет просто вытёсывать изображения на камне. Любой символ должен вписываться в форму, быть объёмным и — как предполагалось, наверное, в тринадцатом веке — расписанным самой дорогой краской, какую удавалось добыть. Храм всегда рассказывает историю про единение человеческого с божественным, про возвышение человеческого духа… — Иными словами, — перевёл Кавех небрежной улыбкой, — ты пытаешься сказать: «Кто и на кой вырезал на колонне глаз». На самом деле Дэхья была даже не уверена, что это глаз. Точили по камню как будто очень давно — внутрь трещин забились вековая пыль и каменная крошка, контуры сгладились солнцем и ветром. Наверное, аль-Хайтам сказал бы точнее, но сейчас его заботило не это. — Это не просто глаз. Это слепой глаз, — Кавеху акцент явно ни о чём не сказал, аль-Хайтам вздохнул. — Хорошо. С этой стороны — горшок, с третьей — обезьяна… Не наводит на мысли? Три рисунка на трёх сторонах колонны. Все такие же старые, но вырезанные аккуратно и тщательно. Других мыслей у Дэхьи не нашлось. Аль-Хайтам со стоически скрепным выражением лица повёл их по периметру вдоль храма. Следующая колонна — лодка, дом, две человеческие фигуры. За ней — стрела, чаша, яблоко. Две фигуры под крышей, что-то, что Кавех обозвал бобом, а аль-Хайтам — эмбрионом, кость. На последней колонне он сдался, подкупленный форменным человеческим невежеством, и закатил глаза: — Это самые-самые азы индуизма. Колесо Сансары. Символические стадии, которые человек проходит в цикле перерождения, я бы мог даже перечислить их названия, если бы здесь был хороший сигнал. — Замечательно! — возрадовался Кавех. — И что нам с этого? Долгие секунды, что Дэхья разглядывала боб-эмбрион, аль-Хайтам пытался придумать достойный ответ. Но затем всё-таки сдался: — Ничего. Сансара — слишком распространённое понятие, оно есть и в буддизме, и в джайнизме, и в самых небольших индийских религиях. Но кроме этого, если какой-то посох не открывает здесь запертую дверь, храм самый обычный. Дэхья не удержалась от вздоха: если и открывает, они об этом не узнают. И если аль-Акара нашёл здесь внезапное просветление, после которого его потянуло к вулканам — тоже. — Значит, больше ничего, — подытожила она нейтрально. Аль-Хайтам так же нейтрально покачал головой. — Но аль-Акара должен был это заметить? Оскорблённым фырканьем аль-Хайтам ясно дал понять, что должен был. Дэхья ещё раз взглянула на рисунки — просто для галочки, мол, она пыталась почувствовать здесь какое-то уважение, — и сунула руки в карманы. Храм как храм. Встречались и красивее. — Тогда поехали назад. Может, после обеда вся страна не набьётся в пробки. — Минутку, — Кавех галантно кашлянул, — раз уж тут напротив целый рыбный ресторан, никто не хочет организовать себе перекус? — и шёпотом прибавил, склонившись к Дэхье: — Мы выдержали целую лекцию, нам полагается.

***

На обратном пути Дэхья — тоже больше для галочки — сунула в окошко билетёру у храма фотографию аль-Акары крупным планом, но тот только округлил глаза и помотал головой. С пониманием у них здесь клеилось плохо: никто в команде индонезийского не знал, а если бы и знал, с кучей местных диалектов в девяти случаях из десяти всё равно бы промахнулся. Аль-Хайтам подолгу перебирал все свои языки, прежде чем находил тот, на котором можно было ломано изъясняться, но тут даже он не потребовался. Аль-Акару здесь не запомнили, а значит, ничего сверхъестественного он в храме не творил. — Надо было ехать в Прамбанан, — ворчала Дэхья уже в машине, отмахиваясь от запаха щедро наперченной рыбы. — У него хотя бы в интернете фотки красивые. Но на этой маленькой экскурсии в храм стало понятно, что в оживлённых городах, и в бешеной Сурабае в частности, им делать больше нечего. Они могли прогуляться хоть по каждым местным развалинам и вряд ли поняли бы, что аль-Акара в них нашёл. Единственным, кто набрался оптимизма, неожиданно стал аль-Хайтам. — Возможно, — рассуждал он вслух, — нам и нужен Прамбанан. Или Кидал, или Гедонг Сонго — любой из тех, где аль-Акара останавливался. Одной точки мало, чтобы понять весь паттерн. — Только с утра ты сам не хотел никуда ехать, — указала Дэхья. Аль-Хайтам её успешно проигнорировал. — Место, как-то связанное с Сансарой. Перерождения. И то, что они принялись раскапывать у вулкана… — Славно, что тебя это интересует! Потому что туда мы и поедем. Закат ещё не успел как следует оформиться, а они уже вернулись в Сурабаю. Дэхья отдала приказ собирать вещи, швырнула косметичку в рюкзак и вышла в тенистый сад продышаться от островного зноя. Через пару часов — по всей видимости, уже на новом месте — её будет ждать разговор с Сайно. Высказать ему догадку о Тигнари Дэхья была обязана: хотя бы узнать наконец его честное мнение на этот счёт, вытерпев перед этим поток ругани и сжатых зубов. Если Сайно не хотел об этом думать, Дэхья его заставит. А дальше… что ж, дальше она обязана была обеспечить команде хоть какой-то прогресс. Чем больше они смогут понять, прежде чем кто-то подвергнется серьёзному риску — тем лучше. Чёрт возьми, она привязалась к лисичке не хуже генерала-я-вообще-ни-к-кому-не-привязываюсь. Тигнари был как Кавех — умел нравиться людям, только что не старался для этого специально. А помня, каким он свалился на неё в свете фар посреди ночной саванны… Дэхья сжала сигарету так, что та табачной крошкой рассыпалась между пальцев. Вытащить его нужно было как можно скорее. Покинув Сурабаю, они двинулись по той же гряде бесконечных жилых домов и магазинов. Пробки закончились гораздо раньше, солнце пекло не так сильно, багги перестали досаждать тем, что выглядели как детский аттракцион. Навигатор проложил почти тот же маршрут, разве что на этот раз им пришлось насквозь проехать весь Маланг, не сворачивая к храму на подъезде, а оттуда взять курс прямо к вулкану Бромо. Только сейчас, не злясь на духоту и клаксоны, Дэхья смогла оценить Индонезию по-настоящему. Да, даже дорога к склону была усыпана мелкими городами и деревнями — интересно, каково им было жить по соседству с активной непредсказуемой бомбой, — но за крышами домов проглядывались туманные вершины гор и бледные столпы дыма из далёких кратеров. Прямо как с открытки — в пустынях таких пейзажей не увидишь. Их процессия обогнала пару на лошадях, вдалеке мелькнул водопад. Дэхья поддала газу, пытаясь хоть чистым вечерним воздухом урвать себе полчаса свободы и ощущение ловли азарта за хвост. Когда они прибудут на место — проблемы вернутся, а пока её дело было небольшое. Вести машину и не слишком заглядываться на страну, которая похоронила на своих склонах целую матёрую экспедицию. Аль-Акара, возможно, ехал по этой же дороге. Взял крюк у подножия вулкана, миновал бесконечное море папоротников и указатель въезда на территорию национального парка, а затем свернул к не самой приметной колее в зарослях и пустился по склону действующего вулкана. Как выяснилось спустя пару недель — навстречу одной большой загадке собственного исчезновения. Дэхья замедлила ход, когда между деревьями показались первые дома, и только сейчас поняла, что шумели вовсе не моторы. Нет, под ними и впереди рокотал вулкан, и от этого… проклятье, делалось здорово не по себе. Как идти по древнему храму, слышать тихие скрипы и эхо собственных шагов и гадать: обвалится он сейчас им на головы, или что-то там вместо богов даст Дэхье дожить до следующего отпуска. Так или иначе, они приехали. Поселение тенгеров, последняя стоянка аль-Акары и единственный шанс найти реальные зацепки, было прямо перед ними. Дэхья остановила машину на подъезде к широкому плато, где раскинулась деревня на пару сотен человек. Простые каменные дома с черепичной крышей, местами прохудившейся; у каждого дома — маленькая терраса, кое-где — привязанные лошади. Дома стояли невпопад и заползая друг на друга, но всю деревню насквозь прорезала широкая улица, в центре которой раскинулось баньяновое дерево и воздвигли каменный алтарь. Первого света ещё не было, но деревня жила и бодрствовала: из-за зарослей можно было заметить далёкие фигуры. Дэхья глубоко вздохнула. Что ж. Дальше дело техники. Она прошлась по цепочке машин с чёткими инструкциями: не высовываться, только ждать. Тенгеры, если судить по гуглу и записям аль-Акары, к туристам привыкли и встречали их радушно, но вот как они отреагируют на вереницу техники с военной раскраской… Дэхья не хотела начинать знакомство с этого. Она прихватила с собой аль-Хайтама и Набила, как единственных, кто мог с переменным успехом объясниться с деревенскими, подавила желание достать из багажника дробовик — сила привычки, чёрт возьми, — и втроём они спустились по склону в долину. За следующий час Дэхья узнала о культуре тенгеров больше, чем ей полагалось узнать за всю жизнь. Староста — петингги Анпу, как назвал его сверявшийся с очерками аль-Хайтам — оказался индонезийцем преклонного возраста, почти карикатурным дедушкой с деревянной тростью в свободных одеждах. Он сносно изъяснялся на английском и знал пару слов на арабском, встревоженным Дэхье не показался, слишком мутным — тоже. Деревню стоило осмотреть, но вряд ли тенгеры, у которых из всего оружия были только вилы и мотыги, похоронили в жерле вулкана дюжину учёных вместе с охраной. Тем более что им они оказались только рады. Тому, что группу людей в хаки и тяжёлых берцах интересовал недавно живший здесь археолог, Анпу как будто не удивился. Даже больше — с радостью пустился в долгий монолог и провёл их через всю деревню, неторопливо поясняя то, что мог пояснить на смеси иностранных языков. На Дэхью он почти не смотрел: женский пол редко где был в почёте, и Дэхья приучилась не скрипеть на это зубами, но по сравнению с местными женщинами… Тенгеры просто одевались, быт у них тоже был простой, и при виде маленькой девочки над тазом выстиранного белья Дэхья поймала себя на мысли: а ведь так жили бедуины. Так жил Сайно — разве что намного беднее и намного хуже. С большим скрипом аль-Хайтам на пару с Набилом перевели из слов старосты примерно следующее: — Аль-Акара жил не здесь. Его группа прибыла накануне месяца Касада, — что честно совпадало с отчётами самого аль-Акары, — и расположилась в собственном лагере, в холмах за деревней. Сама деревня их внимания не привлекла: раскопки шли ниже, вглубь холмов, где начинался каменный склон и опасные испарения. Люди аль-Акары заглядывали сюда каждый день, тенгеры охотно делились едой, но о работе не спрашивали. Археология им не интересна. Дэхья дёрнула аль-Хайтама за плечо, слегка раздосадованная тем, что её слушать всё равно не станут: — Спроси, не стало ли им интересно, когда двадцать человек в шаге от их деревни провалились сквозь землю. Аль-Хайтам спросил. Анпу свёл кустистые брови, покачал головой и снова завёл длинный монолог — за которым Дэхья беспомощно наблюдала, как лицо аль-Хайтама каменеет пониманием. А затем он, вздрогнув, перевёл: — Они не провалились сквозь землю. Хотя… можно сказать и так. В месте, где они копали, вулканические толчки спровоцировали обвал. Похоронили всех.

***

— Это полный бред, — решительно отмела Дэхья ещё часом позже. К вечному гулу вулкана в ушах было непросто привыкнуть, но она и не пыталась. На склон опустились уверенные сумерки, и они сидели в палатке под светом электрических ламп, бессовестно крадя у аль-Акары остатки бензина в генераторах. Анпу показал им лагерь: крепкие тактические шатры, разбросанные по холмистой долине, так похожие на те, в которых Дэхья провела полжизни под командованием у Сайно. Общее кострище, отдельные палатки для припасов и находок — по большей части пустые — и неплохие деньги, которые Сехти за всё это отдал. Лагерь выглядел обжитым уверенно и надолго: колья успели прочно забить в землю, где-то у входов было разложено на сушку бельё, в общем мусоре покоился целый склад бутылок и консервных банок. Копаться целенаправленно Дэхья не стала, но то, что аль-Акара был любителем орехов в сахаре, в голове почему-то отложилось. Их заверили, что ничего здесь не трогали: еды у аль-Акары не осталось, а одежда, оружие и археологические инструменты тенгерам были без нужды. Так у Дэхьи в распоряжении оказался целый лагерь припасов, который только предстояло осмотреть. Но прямо сейчас её заботило другое. — Вулканические толчки хоронят экспедицию под носом у деревни, которая спокойно держит связь с внешним миром — а местные новости, полиция и сам клятый Сехти не в курсе? — Дэхья откинулась в складном стуле; тот жалобно скрипнул. — Хрень. Почему этот Анпу тогда просто не пошёл и не сказал первому попавшемуся полицейскому: здрасьте, у меня тут заживо закопало двадцать человек? Кандакия, занятая тем, что вместе с Кавехом наугад открывала ящики по всем углам палатки — кажется, здесь у аль-Акары было подобие штаба, так почему бы и Дэхье не воспользоваться, — поддержала скептически: — Как вообще могло закопать абсолютно всех? Всех археологов, всю охрану? Кто-то должен был остаться в лагере, но звучит так, будто они дружно пошли на раскопки и дружно погибли. Дэхья обвела взглядом палатку. Складные столы, ящики бумаг, фонари, батарейки, рации — всё выглядело так болезненно знакомо, будто секунду спустя брезентом хлопнет Сайно, она выслушает поток чётких, уверенных инструкций — и чётко, уверенно примется за дело. Но Сайно не было. Инструкции теперь нужно было не получать, а отдавать. — Он темнит, — решительно отмела Дэхья, — этот староста. — И вся деревня, — прокомментировал Кавех. — Они должны были хоть кому-то сказать, они же не последние дикари… Мысль о том, что вилы и мотыги вполне можно было использовать для убийства, теперь не казалась такой дикой. По существу, имея рядом с собой отдельную палатку, доверху набитую оружием, тенгерам даже вилы и мотыги были без надобности: схватил автомат и вперёд. Сколько у аль-Акары было при себе до того, как деревенские здесь «ничего не потрогали», Дэхья не знала. Проверить они могли, только если где-то в припасах завалялись накладные, а с учётом кучи бумаг проверять можно было до самой смерти. Единственным, кто молчал с тех пор, как отпала потребность в переводе, стал аль-Хайтам. Он сел в свой любимый дальний угол, подтянул к себе ближайшие бумажки и забился в них, как кот в коробку. «Может, хоть здесь написано, что они искали», — пробормотал он и больше не сказал ни слова. Но сейчас вдруг снизошёл. — Может, и темнит, — сказал, откладывая записи на колени, — а может, боится. Дэхья с любопытством приподняла бровь: — Ну-ка? Что там? — Только отчёты о расходах на каждый день, — усмехнулся аль-Хайтам. — Но если предположить, что дело не в вулкане и не в обвале. Что аль-Акара наткнулся на что-то магическое — а что-то магическое он определённо искал, — и оно же похоронило весь лагерь. С деревенских сталось бы списать всё на естественные разрушения, но тогда, вы правы, они бы доложили об этом в полицию. Другое дело — если они знают, что и зачем аль-Акара копал… — …но тогда новый вопрос, — перебил Кавех, хлопая ящиком, — почему просто не сказали: «Не влезай, убьёт»? Раз они все такие гостеприимные и радушные. На это у аль-Хайтама второй раз за день не нашлось ответа. Палатка вернулась к молчанию, шуршанию бумаг и хлопанью ящиков. Наверное, думала Дэхья, глядя, как качается лампочка под потолком, им стоило остаться здесь. Так было проще и эффективнее всего — занять лагерь, одновременно с этим его осмотреть, поднять каждый камень и влезть в каждый спальник, найти где-то среди пустых палаток ответ на вопрос, что аль-Акара копал и что его убило. Потому что если в чём-то Дэхья старосте и поверила — так это в том, что аль-Акара был мёртв. И вся его экспедиция тоже. Пока они шли по долине и Дэхья оглядывала лагерь, первое, что бросалось в глаза, — это поставленное на паузу время. Так выглядела бы квартира человека, который с утра ушёл на работу, а вечером не сумел вернуться домой: всё пустое, затихшее, но сохранившее на себе следы тех, кто здесь жил. Не покинутое. Лагерь законсервировался в одном дне, где на столе в штабе остались чашки с выпитым кофе, стулья были аккуратно сдвинуты, а склад с оборудованием светил пустыми полками. Они не бежали от какого-нибудь извержения или магической угрозы. Они спокойно проснулись поутру, собрали инструменты и двинулись к месту раскопок, чтобы уже не вернуться. И завтра с утра Дэхье предстояло этот маршрут повторить. Лагерь даст им ответы на свои вопросы, возможно — но не на те, которыми задавался Сехти. Она готова была заговорить, когда в голове по пунктам разложился более-менее ясный план… но тут Кандакия тонко охнула. И изменившимся, севшим голосом позвала: — Дэхья… Та подскочила в секунду; за плечо Кандакии сунулся Кавех. Втроём они стояли и смотрели на два листка, которые Кандакия держала в подрагивающих руках: полароидное фото на карточке и записка изящным, явно женским почерком. Дэхья, не раздумывая, накрыла ладонь Кандакии своей, даже не успев понять, что её встревожило. На фото был сам аль-Акара, без сомнений — Дэхья достаточно насмотрелась на этот блеск в глазах и выразительные брови, пока аль-Хайтам шерстил его биографию. Он стоял на фоне тех самых палаток, в которых сейчас копошились другие наёмники, спиной к вулкану, из которого рвались к небу тонкие струйки дыма. А к его плечу, не доставая на целую голову, с улыбкой жалась девочка лет тринадцати. — Это… — Кандакия подняла на Дэхью беспомощный взгляд. — Это ведь его дочь, верно?.. Дэхья молча смотрела ей в глаза, которые стремительно теряли цвет. Карий источился до орехового, голубой — до грязно-серого. Кандакия побледнела, поджала губы, попыталась сделать глубокий вдох, но вышла только череда дрожащих и неровных. — Проклятье, — шепнул Кавех одними губами, — кто потащит на опасные раскопки ребёнка? Хватка на руке Кандакии неосознанно сжалась сильнее. Дэхья знала, что должна что-нибудь сказать, но кроме потока злых ругательств в голову ничего не шло. Лицо девочки как будто отпечаталась на сетчатке: светлые, растрёпанные ветром волосы, большие зелёные глаза, лёгкий румянец на щеках и широкая улыбка. Другой рукой Дэхья бережно отобрала у Кандакии записку. «03.06, каникулы в Индонезии». Каникулы, мать их. Дэхья переглянулась с Кавехом, но вслух сказать очевидное не решился никто. Значит, эта девочка тоже была мертва. Значит, аль-Акара погубил не только целую экспедицию — но и собственную дочь. Весь построенный в голове план в ней же разлетелся по частям, но Дэхья заставила себя собраться хотя бы для тихого: — Даки… Кандакия, — та покачала головой. — Дай это мне. Сядь. Пожалуйста. Глубокий вдох — медленный выдох. Пальцы Кандакии разжались, она подобрала под себя ноги на ближайшем складном стуле и уставилась в пустоту. Только Дэхья, наверное, знала, что двери палатки для Кандакии распахнуты настежь, а за ними склон вулкана греет солнце и обдаёт детский смех. Проклятье, Кандакия слишком любила детей. Кавех отступил, когда Дэхья обошла его и схватилась за первую попавшуюся чистую кружку. Плеснула в неё воды из фляги в кармане и молча сунула Кандакии в руки. Та кивнула и медленными глотками осушила всё досуха. — Я бы предпочла коньяк, — неуверенным, севшим смешком позвала Дэхья, — но это если ты подождёшь, пока я дойду до машины. А я не гарантирую, что по дороге не придушу кого-нибудь из деревенских. Кандакия так же неуверенно улыбнулась: — Нет, я… всё в порядке. Не надо. Пристальным взглядом в глаза Дэхья не отпускала её, пока Кандакия не смогла сделать полноценный вдох, который устроил их обеих. Только тогда Дэхья поднялась: Кавех всё ещё украдкой поглядывал на фото, аль-Хайтам открыл рот, будто хотел что-то сказать, но тут же передумал. Даже у него на лице висела непонятная тень. Со смертями наёмников мириться было просто. Со смертями гражданских тяжелее. Со смертями детей… тут и аль-Хайтама могло пронять. А от ощущения, что сейчас Дэхье придётся выйти из палатки и пойти по той дороге, которой, наверное, сотни раз бегала эта самая девочка с зелёными глазами, её передёрнуло. Но голос она попыталась выровнять так, как от неё должны были ждать. — Хорошо. Тогда сейчас делаем так. Кандакия — порядок? — без железной уверенности, но та кивнула. — Возьми людей, сколько понадобится, и перенесите сюда припасы из машин. Пока не выясним больше, нам придётся остаться здесь. Хайтам — вы с Набилом сходите в деревню, притворитесь, что мы им лучшие друзья, и одолжите что-нибудь на ужин. Если заодно получится что-то разузнать, прекрасно, но я больше не верю ни единому их слову. Кавех — на тебе все остальные. Расчистите штаб, разгребите палатки и осмотрите лагерь, насколько это возможно до полной темноты. Уговор? Кавех вяло усмехнулся и отсалютовал двумя пальцами ото лба: — Есть, генерал. Что-то в душе Дэхьи странно дёрнулось — не то скривилось, не то, наоборот, потеплело. Остальные кивнули. За Кандакию переживать уже не стоило: при деле быстро придёт в себя. Из палатки Дэхья выходила первой, сгребая в кучу то, что следовало передать Сайно, когда аль-Хайтам вдруг коснулся её плеча. Дэхья повернула голову: — Да? Аль-Хайтам постоял молча, пропуская Кавеха с Кандакией. А когда те отошли достаточно далеко, тихо сообщил: — Её звали Нахида. Это уже не играет роли, но… — странно дёрнул губами. И, так и не продолжив, отправился на поиски Набила. А Дэхья осталась стоять у входа в палатку, сжимая в кармане телефон и чувствуя, как в самые уши голодным зверем рычит и плюётся вулкан. Связь здесь практически не ловила: для того, чтобы поймать хоть какой-то сигнал и пробиться к покрытию, пришлось подойти ближе к деревне. Перед этим, поразмыслив, Дэхья наведалась в палатку с оружием и прихватила оттуда короткий складной нож. Это и близко не любимый дробовик, и уверенности не вселяло ни на грамм, но если деревня действительно приложила руку к гибели экспедиции — и девочки, — Дэхью им так просто не взять. Выбрав себе открытое место у бамбуковых столбов, на которых сушились початки кукурузы, Дэхья щёлкнула зажигалкой и на первой сигарете пресно наблюдала за копошением вечерней деревни. В квадратиках окон танцевал живой огонь, на улице практически никого не было. Сквозь гул вулкана Дэхья изредка слышала, как фыркали кони, и видела, как по центральной улице снуют её собственные люди. Куда она их привела? Что если они следующие? Дэхья знала, что её голос даже через ужасную связь будет сочиться тревогой, но — и это, наверное, было её ошибкой — не сделала ничего, чтобы постараться её унять. Они топтали лагерь призраков, и не впервой, но дорого бы Дэхья отдала за возможность хоть что-то здесь понять. Сайно поднял не сразу — и не сразу у Дэхьи получилось расслышать его голос. Гудел вулкан, шуршал динамик, стучало её собственное сердце. Когда сквозь помехи прорвалось нестойкое: — Да? — Дэхья решила начать со своих новостей. — Нашли последнюю стоянку аль-Акары, — доложила без лишних расшаркиваний. — Он разбил лагерь на холме сразу за деревней тенгеров, копал что-то ниже на каменном склоне. Сайно помолчал. Шуршание послышалось отчётливее. — Вы там уже были? — Наведаемся с утра. Пока что мы точно знаем… — зелёные глаза, широкая улыбка. «Её звали Нахида». Дэхья зажмурилась и хрипло поправила: — Нет, мы думаем. Всё указывает на то, что экспедиция погибла. Целиком. Сайно будто не удивился. — А причины? — Деревенские говорят: обвал, но хрена с два я им поверю. Если так, они бы сообщили властям, а обвал на раскопках не мог похоронить всех, — Дэхья зажала в зубах вторую сигарету. — Когда здесь будет посветлее, скажу больше. Может, прожмём деревенских, потому что пока у меня стойкое ощущение, что нам врут и не краснеют. А может, наткнёмся на что-то интересное и без их помощи. У тебя как? На этот раз Сайно молчал дольше. Динамик не доносил никаких посторонних звуков; и вчера, и сегодня с его стороны царила тишина — явно звонил из помещения, но откуда именно? Он остался в доме у Тигнари? Ходил по пустым комнатам, как Дэхья ходила по мёртвому лагерю, и гадал, как гадала Дэхья, что сейчас с хозяином? Сколькими тревогами он изъел себя на вторые сутки — ведь если не звонил сам, значит… Когда Сайно наконец заговорил, то как будто долго и тщательно подбирал каждое слово. — Возможно, я напал на след, — пауза. Тяжёлый выдох. — Пока не могу сказать больше. Но я знаю, где он. Между домами началось какое-то оживлённое шевеление, но Дэхья видела только мыльные пятна. Пальцы нервически сжались на фильтре, дым сорвался с губ на дрожащем выдохе: — Он в порядке? — Да, — Сайно давил каждую букву так, будто сам себя ножом резал. На центральной улице заметались фонарные лучи. — Да, насколько я могу судить. Дэхья на мгновение прикрыла глаза; тёплая дрожь прошлась по кончикам пальцев. Лисичка жив. В порядке. Хоть что-то хорошее. — Сайно, мне надо… — Дэхья торопливо стряхнула пепел, собиралась было отчётливо оформить мысль и донести то, что держала в себе с самой вылазки в храм, но тут случилось сразу несколько вещей. Раз: до неё наконец дошло, что в деревне что-то происходит. Два: потрясая фонарём, на неё от домов неслась неясная тень. — Дэхья! Набил. Дэхья вдавила наполовину скуренную сигарету в землю, притушила носком ботинка, бросила в трубку: — Повиси минуту, — и выпрямилась, свободной рукой нырнув в карман за ножом. Набил поравнялся с ней, быстро дыша и невпопад выбивая фонарём кукурузные столбы; тяжело было судить по вечерним краскам, но он был бледнее смерти. — Что? На кого-то напали? — Нет… нет, там… — Набил беспомощно махнул рукой себе за спину. — Пойдём. Хайтам… — Хайтам на кого-то напал? — уточнила Дэхья, но Набил не сказал больше ни слова. Только головой помотал — хорошо, а то ведь был прецедент. Дэхья быстро глянула на телефон — убедиться, что Сайно слышит — и позволила увести себя к первым покосившимся домам. Только сейчас она заметила, что перенос припасов полностью остановился, наёмники столпились под деревом в центре улицы, а гул недоумённых шёпотков мог посостязаться с гулом вулкана. Дэхья стиснула нож покрепче и, так и зажимая телефон плечом, звучно бросила в кольцо: — Что здесь происходит? Перед ней расступились. За широкими спинами и косыми взглядами Дэхья увидела сначала само дерево — большое, толстое и невероятно старое, оно простёрло скрипучую крону над всей улицей, — затем каменный алтарь в его корнях, а затем… затем подавилась воздухом. У алтаря на корточках с лицом, выражающим удивление и потерянность крайней степени, сидел аль-Хайтам. А на него большими зелёными глазами смотрела девочка лет тринадцати. Смотрела живая и здоровая Нахида.