Серые слёзы. Серая кровь

Талика осторожно отодвинула ветки — в бликах мерцающего костра виднелись сгорбленные фигуры. Судя по тому, что они по-нормальному не окопались и вообще мало заботились о безопасности, это действительно были смеющиеся мертвецы. По спине у нее пробежал холодок. Мертвецов они насчитали сорок человек, и Дес присвистнул — если учесть, что их всего было тридцать в отряде Талики, то против смеющихся мертвецов ситуация складывалась печальная. — Если мы не получим преимущество внезапности, — возразила Талика, окинув всех уверенным взглядом, и Дес присвистнул еще раз, но уже про себя, чтобы кто что не заподозрил, потому как в голове у Талики был только хаос и сомнения. Он чувствовал это, да она и не пыталась скрыть — ее почти парализовал ужас перед смеющимися мертвецами. Ужас перед той ошибкой, которая привела к смерти... — Мы окружим их, — она положила на землю большой камень и четыре камешка поменьше, — и атакуем с севера, запада, юга и востока. Ночью. Сначала выпустим стрелы, потом ринемся в бой. И помните главное — отсечь голову или любым другим способом мгновенно отнять жизнь. ...Накануне ночью, стоило ей только закрыть глаза, она оказывалась перед ними. Перед их бездушными лицами, их вытянутыми вперед руками. Они хотели схватить Сингвет, они бежали, хрипели и смеялись, смеялись смеялись... Талика закричала и закрыла лицо руками. Она — Синге. Вот что он чувствовал в последние секунды? Вспоминал ли он, по чьей вине это чувствует? Мертвецы окружили ее, оглушая безумным хохотом, но в конце концов, из глоток их вырвалось отвратительное бульканье, и изо ртов хлынула кровь. Талика упала на колени. Это ее конец, не так ли? Завтра случится именно это — они поглотят ее. Почему мертвецы? Почему именно они?! Еще мгновение, и они дотянутся, вцепятся в нее гнилыми пальцами и сожрут... И тут кто-то сзади взял ее за руку и потащил ее назад. Талика, едва дыша, обернулась и увидела... Джо Рида? — Что... — Бежим, бежим скорее! — хриплым от страха голосом прокричал он. — Или они нас заметят! «Не могу позволить и ему умереть от их рук», — подумала Талерика, вскочила и побежала за ним. А он тащил и тащил ее куда-то вперед, даже не разбирая дороги. И только тут она поняла, что они в каком-то болоте, и вокруг какие-то деревья, и этот страх, этот ужас, сковавший ее горло, сердце, душу, постепенно начали отступать. И вот уже вроде не надо обреченно ждать смерти... — Что ты тут делаешь? — прошептала она, прислонившись спиной к склизкому дереву. — Кажется, я попал в твой сон, — так же шепотом ответил Джо Рид. — И не знаю, как выбраться. И не знаю еще, надо ли. Почему ты так испугалась этих жутких тварей? Хотя, понятно, конечно, почему, но ты... ты не могла испугаться. Ты ведь просто не могла, да? Талика опустила голову. Это и правда просто сон, и он управлял ей, вливая в душу страх. Впрочем, окончательно он не исчез, но меч в ее руках... Кстати, где он? Она похлопала себя по бедру — вот он, Сингвет. Сзади послышались шорохи и хрипы, а потом кто-то засмеялся. Захохотал. Так захохотал, что будь это обычный человек, он бы горло себе сорвал, а эти все продолжали и продолжали... Талика встала. Она не может позволить Джо Риду погибнуть тут, даже если это и сон. И она не может позволить Джо Риду считать, что что-то такое может ее напугать. И она бросилась вперед. Главное — рубить головы. — Главное — рубить головы, — сказала Талика перед тем, как ее отряд поделился на четыре поменьше. Одним командовала она, вторым, конечно, Дес, третьим — Томас, четвертым — Марув, у которой оказался зычный голос и полный уверенности взгляд. — Как только мы выпустим первую стрелу, вы тоже стреляйте. Огня у них полно, луна на небе тоже полная, так что их видно прекрасно. Но будьте осторожны — вы тоже не невидимки. Они кивнули, и Талика увела свой отряд — ее позиция самая дальняя, и когда они ее достигнут, значит, все будут на местах. Чтобы их не обнаружили, пришлось сделать довольно приличный крюк, и спустя час она достигла северной точки перед лагерем имперцев. Самый темный час — перед рассветом. И такой час она выбрала для нападения. А рассвет прямо в миг их победы символизирует то, что Галки (несмотря на свое глупое название) способны на многое. Способны побеждать. — Стреляй, — кивнула она Нину, и маленький разбойник, на удивление хорошо управлявшийся с луком, натянул тетиву и пустил стрелу. И звук, свистящий и всегда ассоцициоровавшийся у Талики с Йоль, походил на скальпель, врезавшийся в сердце. Мгновение на страх — вот и вся роскошь. А теперь ей пора собраться. Она не может позволить Джо Риду погибнуть тут. Она не может позволить своим людям умереть из-за смеющихся мертвецов. Спустя еще мгновение со всех сторон полетели стрелы, пронзая полотно ночи, посыпались на лагерь имперцев. Враги закричали — кто-то глухо и протяжно, кто-то издевательски, а потом послышался этот смех... И Талика, вытащив Сингвет, рявкнула: — Руби головы! За варденов! — ринулась вперед, спиной ощущая, как ее люди следуют за ней, краем глаза замечая, как с других сторон бегут остальные отряды. А потом началось безумие. Они ворвались в лагерь — кто-то из имперцев уже успел схватить оружие, кто-то только выползал из палаток. Она подскочила к одному такому и замахнулась. Сингвет свистнул и опустился на шею, но не перерубил до конца, и мертвец еще трепыхался, и Талика замахивается снова и снова, и голова катится по пыльной земле. Повсюду крики, лязг оружия. У имперцев особая форма, с красным, их легко различить. И они смеются. Талерика отскакивает, когда следующий мертвец бросается в ее сторону, размахивая мечом. Блок щитом, уворот, рубануть по кисти, враг роняет меч, скользящим движением направить меч к горлу, резким движением на себя, и вот уже из его горла хлещет кровь. Но этого мало, и она вонзает меч в его глазницу и — как учил Дес — прокручивает. Мертвец умирает по-настоящему. Следующий — на этого она нападает из-за спины, и голова его слетает быстро. Следующий, следующий, снова, снова и так до бесконечности. Она не понимает кто она, она снова следует за Сингветом, который хочет, жаждет, желает крови. Тут и там мелькает Дес и пока не пытается вернуть ее в сознание. Только напоминает — бей чужих, не бей своих. И она бьет и бьет и краем глаза замечает то Марув, то Томаса, то еще кого из Галок, и где-то на границе сознания мелькает радость, что они живы. На грани ночи и земли краснеет порез. Рассвет. Талика почти бездумно замечает его, отражая очередной удар. Хохот мертвеца окутывает ее — он смеется будто захлебывается, и она вместе с ним. Хватит, хватит, она больше не может выносить этот смех! Она замахивается и ударяет его по лицу, шлем слетает, его лицо пачкается в крови. Он направляет на нее копье, но он парирует щитом и кидается вперед, сокращая дистанцию. Удар краем щита в горло, клинок в глаз. И тут огромный имперец выскакивает из-за спины падающего врага и замахивается булавой. Талика с криком отшатывается назад. С гулким звуком булава опускается на щит, и левая рука тут же немеет. Булава ударяется о землю. Талика втыкает Сингвет в землю, хватает щит правой и с размаху ударяет им имперца по голове. Тот стонет, шатается и падает на одно колено, а Талика, бросив щит, хватает двумя руками меч, замахивается. Кричит, вкладывая в этот крик всю боль от смерти Синге, и опускает клинок прямо на его проклятую шею! Вдох. Выдох. Голова катится по земле. Вокруг тишина. Никого не осталось. Она оглядывается по сторонам и понимает, что это был последний. И что она отсекла ему голову одним ударом. Дес смотрит на нее со смесью гордости и жалости, но последнее ее не волнует. Что за странное чувство. Она так устала... Сколько бы мертвецов она ни убила, никогда не искупит своей вины... Сколько бы раз она не пыталась, не сможет простить себя... Она отступает назад. Руки наливаются свинцом, глаза — кровью. В груди как-то тяжело, что хочется сорвать с себя все эти доспехи, и левой рукой она медленно тянет за ремешки, потом все быстрее. Тяжко дышать, тяжко, а остальные смотрят, ну и пусть. Сбросив нагрудник и кольчугу, она окидывает мутным взглядом пораженных Галок и Деса, хватает Сингвет. И резким движением вонзает себе в живот. *** Ей девять лет. В ее жизни нет ни войны, ни проклятий. Они снова едут верхом с тогда еще любимым отцом, и он рассказывает ей истории о рыцарях и чести, о подвигах, славе, величии, и ее глаза горят, а в сердце бьется непоколебимая уверенность, что все эти истории когда-нибудь будут рассказывать о ней. Вокруг луга, поля, где-то вдали поют птицы, и солнце, ласковое, летнее, целует ее в лоб. Все выжжено... Отец смеется, и она тоже улыбается. Он один ее понимает. Он один знает, чего она хочет — захлебывающийся хохот — она ведь не принцесса какая. Хоть сестры ее и дразнят, а отказываться от своей мечты она не собирается. — Хочешь остаться тут? — вдруг спрашивает крон-герцог. Талика смотрит на него и не понимает. А он продолжает: — Хочешь? Тогда не случится всего этого. Всего, что произошло. Тогда в тебе не будет этих сожалений. И тут она снова видит это. Мертвые глаза Синге. — Нет. *** Плач — это первое, что она услышала. Посреди непроглядной тьмы раздавался плач, эхом отражавшийся от... чего? Он оглушал, он захлестывал, громкий, отчаянный... Талика зажала уши, но рыдания проникали сквозь ладони. И вина... всепоглощающее, раздирающее чувство вины, в сотни, тысячи раз сильнее, чем там, тогда, и хотелось воткнуть в себя клинок еще раз, да не было его, разодрать горло до крови, задушить бы себя... А потом она прозрела. Во тьме стояла Дейна — в белом платье, с растрепанными волосами и красными от слез глазами и рыдала. А позади... Талика едва не задохнулась, если бы в этом странном эфемерном месте можно было бы дышать. Позади, едва улыбаясь, стоял Синге. Талика сделала шаг вперед. Скорей, скорей... он совсем близко... она протянула руку... но имеет ли она право? Имеет ли? Он умер из-за нее, и она никогда не сможет переступить через это всепожирающее чувство, никогда оно ее не покинет, и хотелось зарыдать прямо как эта девчонка, рыдать и рыдать вечность, пытаясь выплакать всю боль, застоявшуюся, накопившуюся, отравляющую... Он покачал головой и кивнул на Дейну. Нет, это не ее чувство. Не Талики! Она знает правду, просто никогда не осмеливалась произнести ее. Ей надо взять себя в руки — сколько ни рыдай, ничего не произойдет, так нечего терять время! И Талика встала напротив одной из Проклятых, глупой, погребенной под собственным чувством, и громко и четко сказала: — Хватит! Дейна затихла. Робко посмотрела на нее, но слезы из ее глаз продолжали катиться. — Прекрати рыдать! Ты! Знаешь, кто ты? Знаешь, что ты натворила?! — Прости, — забормотала Дейна сквозь слезы. — Мне жаль, мне так жаль! Талика вздохнула. — Но чего же ты все-таки хотела? Ты хотела казни или утешения? Дейна не смела поднять глаза, и Талике внезапно стало так жаль ее, одинокую, рыдающую, сожалеющую о своих деяниях целую сотню лет. Где все эти бедолаги, которые убили себя из-за Сингвета? Их тут нет, только Дейна и Синге. — Ты сделала этот момент безмятежности, чтобы дать шанс тем, кто не хочет страдать? — жалость превратилась в бесконечную грусть. — Ты позволила им остаться там. Позволила не выбирать тьму, полную только сожалений и горя? Но Проклятая не отвечала, только всхлипывала. Может быть, ей стало страшно за мгновение до смерти? И все же... И все же, сама она здесь. Она выбрала вечное бремя, она выбрала ненавистью и страданиями искупить свою вину, и, быть может, она знала о проклятии, но ничего не могла сделать. Дейна кивнула. — Ты милосердна, — выдохнула Талика. — Ко всем, кроме себя. А теперь слушай. Талика сжала руки — существуй в этом месте боль, ногти впились бы в ладони. — Я сражалась на войне, которая случилась из-за вас. Из-за тебя, из-за выбора, который ты сделала. Ты и твой дракон. Я видела, как умирали люди, хорошие люди. Они хотели просто жить, но стали солдатами и теперь должны убивать. И каждая смерть забирает у них кусочек души. И весь мир трещит по швам из-за того, что вы уничтожили драконов! Он просто распадается, и что с этим делать, не знает никто. Дейна снова заплакала. Талика почти бесшумно прохрипела: — Мой друг умер из-за твоего проклятия. Она закрыла лицо руками, светлые волосы упали на грудь, а хрупкие плечи подрагивали. — И я пережила все это из-за тебя. Я сама убивала, я захлебывалась в крови, меня прозвали Золотом с кровью Драс-Леоны, потому что я стояла на горе рупов и рубила, рубила. Я сражалась на Пылающих равнинах, хотя могла бы просто жить, я проникала в Урубаен и боялась, что меня отловят и будут пытать, я чуть не умерла в рушащеся тюрьме Фейнстера. И вся та боль, что рухнула на меня после смерти Синге... Если бы не твое проклятие, этого бы не случилось! Никогда! — последние слова Талика почти выкрикнула, наполнив темноту яростью. — И как та, кто пережил все это, я... Она закрыла глаза. — ...я прощаю тебя. Дейна замолчала. — Тебя и твоего дракона. Подняла огромные глаза. — Если вырывать глаз за глаз, мир ослепнет. Голубые, как когда-то у Талики. — Ты никогда бы не простила себя сама, верно? Только сильный человек способен на это. А тебе нужно было чье-то прощение. Вот мое. И теперь ты свободна. Казалось, Дейна засияла. Улыбка осветила ее лицо, и по щекам снова покатились слезы, но уже полные... облегчения? Будто цепи сорвались с ее сердца. А она красивая, когда улыбается... Может, сложись все по-другому, Дейна стала бы если не великой, то точно хорошей Всадницей. Она шагнула к Талике, положила полупрозрачную руку ей на сердце и прошептала: — Спасибо. И... исчезла. И Талика осталась один на один с глазами Синге. Не мертвыми. Но и не живыми. — Почему ты здесь? Ты тоже выбрал платить за свои ошибки? Ей не хотелось думать, что он — или осколок его души — все это время был здесь и видел, какая она слабая и как она все время пыталась убить себя. Но Синге покачал головой и слегка улыбнулся. — Из тьмы лучше видно солнце. Она не хотела плакать как Дейна, но комок в горле жег невыносимо, и слезы покатились по ее щекам. — Ты не виновата. Она кивнула: — Теперь я это знаю. Он остался, чтобы попрощаться? — Я знаю это, но тебе тоже пора, куда бы ни вела эта дорога. Пусть удача следует за тобой до края мира. Или... и того дальше. Он улыбнулся широко, такой улыбки она никогда не видела, положил ей руку на плечо и шагнул куда-то за спину, и в конце концов, тьма поглотила все. *** Первое, что она услышала, был гвалт. Невыносимый, будто на ярмарке в праздничный день. Может, ей достанется немного печеных яблок в карамели? — Что с ней? — Это заклятие? — Вытащите из нее эту железку! — Никому не трогать меч! — а вот этот вопль явно принадлежал Десу, и надежда на печеные яблоки тут же отпала. Ох, не зря они назвались Галками, так орать могут только эти зловредные существа. Талика открыла глаза и увидела обеспокоенные лица столпившихся вокруг людей, ее людей. И Деса, свирепо оглядывавшего все это представление. — Вытащите его, — прохрипела Талерика. Амулеты Йоль не заработают, пока у нее в животе торчит меч. Дес неодобрительно покачал головой, выразил свое отношение к происходящему несколькими неприличными словами, обмотал какую-то тряпку вокруг руки и выдернул Сингвет. Талика произнесла особые слова, и кожа неприятно зачесалась. И пока рана затягивалась, Дес объяснял всем, что на Талику какой-то маг наложил заклятье, но, к счастью, он, бравый воин, этого злостного гада прикончил. — Я не видел никакого мага, — крикнул один из Галок. — А ты глаза пошире разевай, болван, — рявкнул Дес и подошел к Талерике. От дыры в животе не осталось и следа, и он протянул ей руку и помог подняться. Надо сказать что-то, да? А то ее люди, Галки, смотрели на нее как на безумную. Да и к тому же, сейчас они пойдут считать павших товарищей. Она подобрала Сингвет и вдохнула поглубже — вот бы уметь как Роран. — Что ж... — начала Талика, и все глаза устремились на нее. Она нервно переступила с ноги на ногу, но продолжила, и голос ее разгорался все ярче и ярче. — Мы выжили! Мы сокрушили не каких-то там обычных солдат, а эту нечисть, смеющихся мертвецов! И это сделали вы! Вы, которые собирались умереть, которые не верили в себя! И вот что я вам скажу — забудьте об этих неверящих людях, пусть они останутся в прошлом, пусть они останутся позади сегодняшней ночи. Вы справились, вы смогли, и самое время начать новую жизнь, и этот рассвет станет началом новой истории, вашей истории, которую теперь писать будете только вы! Галки одобрительно закричали и кинулись поздравлять друг друга. Слишком слащаво, пожалуй, вышло, но они вроде приободрились. И вдруг кожу на груди будто прижгло. Талика зашипела. Проклятье, что это еще такое? Неужели не хватит на сегодня? И пока ее люди обсуждали, кто кого и как сделал, она отошла в сторонку и осторожно оттянула край рубахи, а там, прямо над сердцем сияла Гедвей игнасия, знак Всадников. Это... Подарок Дейны? Но зачем? И тут Талика осознала... Она больше не хотела себя убить. Никаких шепотков в голове, никаких навязчивых мыслей... Она посмотрела на Сингвет, на солнце... оно не ухмылялось злобно, будто смеясь над всеми дураками, которых готово казнить, оно просто... улыбалось, неся жизнь и свет всему миру, как и полагалось истинному солнцу. Сзади осторожно подошел Дес, уже открыв рот, чтобы спросить, что с ней, как Талика вдруг развернулась и коснулась его руки рукоятью Сингвета. — Ты совсем ошалела?! — рявкнул он, отскакивая назад. Это не спасло бы его от проклятия, но Дес не пытался ее убить. Ну, разве что только взглядом — Не работает, — пробормотала Талика, тупо глядя на меч. — Проклятье не работает. Его нет... А если его нет, что спасет ее от драконьего забвения? И она приложила руку к тому месту, где сияла Гедвей Игнасия. Так вот оно что. Она посмотрела на светлеющее вдалеке небо. Похоже, этот рассвет станет символом не только для бывших рабов.