Серые слёзы. Серая кровь

Казалось, что каждый вдох эхом отдается в это мире. Слишком громко, оглушающе. Перестать дышать — может, это спасет. Он приближался — Эцур кожей ощущал каждый его шаг, колебания воздуха, и с каждым движением смерть становилась все ближе. Под правым боком раздалось глухое рычание. Вряд ли он переживет сегодняшний день, верно? *** Йоль шагала по лесу и щурилась от солнца. Сегодня выдалась до странного приятная погода. В лесу не было слышно криков варденской стоянки, только шелест листьев и пение птиц, и казалось, что нет никакой войны, и все это страшный сон. Немного поодаль, тихо переговариваясь, шагали патрульные — она напросилась с ними, чтобы хоть на на мгновение сбежать от суеты. Пока следов имперских шпионов они не заметили. С поимкой Сильфа они почти все исчезли, хотя, это можно было обосновать тем, что вардены уже вплотную приблизились к стенам Урубаена — еще чуть-чуть, и они увидят опороченный эльфийский город, в котором засел безумец, так зачем шпионы? Но что-то не давало ей покоя, и она решила проверить территорию вокруг лагеря сама. И не зря — патрульные шли совсем расслабленно, почти не оглядывая окрестности — об этом стоит доложить Джормундуру. Как они заметят вражеского разведчика, если едва видят свою тень? Резкий запах крови вгрызся в сознание, и Йоль обернулась. — Я сейчас, — бросила она, и вдогонку ей раздалось «Смотри не потеряйся», на что она только самодовольно улыбнулась. Хотелось ответить «Смотрите сами не потеряйтесь», но она сдержалась. Осторожно ступая, она продралась через заросли. Вытащила кинжал. Пригнулась. Запах становился все сильнее, почти оглушал, и она, осторожно раздвинув листья, увидела… Два тела с разодранными глотками — края ран рваные, из-за чего крови вытекло еще больше, грудь каждого покрыта глубокими царапинами, акетоны тоже порваны. На них напал какой-то зверь. Амуниция не варденская, значит, попались имперские лазутчики, но все же… не стоит оставлять этого кровожадного зверя разгуливать вокруг лагеря. Убрав кинжал, Йоль вытащила лук. Тетива Амока тихонько звякнула — она еще не убивала из него. Тренировалась — да. До мозолей на руках, ибо к другому оружию обязательно надо привыкнуть, но не пускала кровь и ему, этому странному монстру, не терпелось поучаствовать в битве. Она кралась меж деревьев, снова ощутив себя в Спайне, и по телу пробегали мурашки. Как давно она сталкивалась с природой? Не с человеком, не с битвами, осадами, сражениями, а с той силой, рядом с которой она выросла? Она не оставляла следов, ни одна ветка не хрустнула под ее ногами, и внутри клубилась гордость, приятная, хоть и бесполезная в этой войне. За большими зарослями шиповника раздалось тявканье. Так тявкают волчата-подростки, смешные, колченогие, только пытающиеся осознать, каково это — выживать в большом и жестоком мире. А затем — глухое рычание, низкое, свойственное старым волкам. Внутри забилось чувство. Что-то не так, какое-то старое обещание нарушено. Она обошла шиповник. На пригорке, рядом с кустами сидела волчица. В потускневшей шерсти ее виднелись серебряные волоски, но в глазах немедленно загорелась ярость, а на загривке вздыбилась шерсть. Морда у нее вся была перепачкана кровью. Позади волчицы вертелся, как ни странно, волчонок, именно такой, каким его представила себе Йоль, и заинтересованно поглядывал на незнакомку. Волчица снова издала глухое утробное рычание, и тогда Йоль ее вспомнила. «Если вы убьете человека, я найду и убью вас», — кажется, как-то так она сказала тогда. Когда ее преследовали люди Джо Рида. — Ты помнишь мои слова? — Йоль перешла на Древний язык, и волчица навострила уши. — Да, эти люди были моими врагами, но они все еще были людьми. А ты убила их. Но не может у волчицы быть всего один детеныш, верно? Их обычно больше, так куда они делись? — Эти люди напали на твоих детей? Волчица заскулила и села. Волчонок хотел было ринуться к Йоль, но его мать злобно рыкнула, и он тут же вернулся на место. — Ты должна заплатить за это. Ты же понимаешь? Но волчица не издала не звука, только смотрела Йоль прямо в глаза. Это ведь нечестно. Они первые напали. Йоль не хотела убивать волка. Это все равно что... предать воспоминания о Клыке. О сущности, всегда живущей внутри. Она не хотела, и это заставило ее подумать, как нарушить обещание, не нарушая. — У меня есть предложение. Ты пойдешь со мной и будешь служить тому, на кого я укажу. Ты будешь делать то, что он приказывает. А он позаботится о твоем волчонке. Идет? У нее больше не будет волчат. У нее больше не будет волка. Она слишком долго прожила на этом свете и, возможно, закончить свои дни так — не самый худший вариант. И волчица, быстро встав, потрусила вслед за Йоль. *** — Ты привела мне... волка? — еще раз уточнил Эцур. — Тебе же нужны глаза, верно? — еще раз ответила Йоль. Эцур больше ничего не сказал. В конце концов, безумные идеи, приходящие в голову этой женщине, почти всегда оканчивались удачно, хотя порой она и оказывалась на краю гибели, так почему бы не согласиться и на этот раз? Что он теряет? И с того момента ровно полдня он пытался привыкнуть к самой волчице, к ее глазам, обонянию, в общем, всему восприятию. Она видела его по-другому, ощущала по-другому — в ее картине мира существовало куда больше запахов и звуков, и Эцур, сначала погрязший во тьме, а потом ослепленный всем этим, тщетно старался выплыть. К его удивлению, волчица его слушалась беспрекословно, только в образах ее мелькал тот самый волчонок. Эцур назвал ее Хвитр, что значит «белая», так как ее шерсть практически вся поседела. Она уже не была такой быстрой и сильной, как молодые волки, но в ее лапах и клыках все еще чувствовалась воля и мощь. И она умела убивать людей. А волчонка он прозвал Фирн, что значит "война" на Древнем языке. Эцур возился с ними до самой ночи (как он увидел через глаза Хвитр). Он сидел на тренировочной площадке и все пытался как-то наладить их связь, чтобы волчица делала то, что он прикажет до того, как он прикажет, как вдруг его накрыло странное головокружение. Он мгновенно вернулся в собственную тьму, но все оказалось еще хуже — он проваливался под землю, будто сама Бездна, пропасть, в которую он так долго смотрел, решила, наконец, забрать его. «Это оно», — понял Эцур прежде, чем вокруг него вспыхнул свет. То, о чем говорила Йоль, то... Раздражение. Как все злит, невероятно! Как это жалкий выскребыш, единственное достижение которого — пара капель королеквской крови, посмел отвернуться от короля? Он должен был делать, что приказывают, это всегда было единственной его задачей, а тут он посмел... посмел… О, он, Остейн, наконец-то сможет доказать, что его верность куда крепче, чем у маленького оборвыша пустынной девки. Остейн шел по разрушенной деревне, одной из тех, что стояли близко к Урубаену — они тут выглядели приличнее, чем те, что на границе. Вероятно, варены миновали это поселение пару дней назад, но почему-то Остейн решил тут задержаться. Темное небо покрывали капельки звезд, луны видно не было. Как странно... все кажется таким знакомым, будто он видел это раньше. Видел и потерял. Кто он? Кто — он?! Вокруг будто что-то пошатнулось, мир затрещал по швам. Он схватился за голову, с ужасом понимая, что он — не Остейн, но кто? Кто?! — Наконец-то ты пришел, — недовольно проворчал Остейн, и мир опять вернулся в обычное свое состояние. Это не важно — кто он. Сейчас это не важно. И тьма у стены одного из домов ответила: — Я жждал здессь ужже очень давно, человечишшка. Говори, что тебе нужжно, иначе я заберу твое дыххание в обмен на потрачченное время… *** Талика шла по лагерю, пытаясь угомонить Сингвет в ее голове. Как и обещал, во время дневки Фредерик выдал ее людям все необходимое оружие, и им пришлось изрядно постараться, чтобы привыкнуть к нему. Даже несмотря на то, что завтра они отправлялись в путь — это оружие и доспехи через несколько дней, возможно, спасут им жизнь. Она только закончила тренировку со своими людьми — Галками — и теперь ощущала недовольство клинка, которому не позволили отведать крови. Перед глазами то и дело возникали видения из Драс-Леоны, но она прогоняла их. «Золото с кровью»… она не хотела бы, чтобы ее запомнили такой. Она хотела уважения, а не страха — как Насуада. Поэтому так важно ее спасти. Сингвет желал крови, Талика желала его раздробить на куски. Никто из них так и не получил, что хотел. И тогда в голове ее раздался неуверенный шепот. «Эм… кажется, Оррин нанял для меня убийц». Она замерла. «Что? Эцур? Это был ты?» «Это был я, — подтвердил он. — И я только что видел, как Оррин послал одного из ближайших своих соратников в покинутую деревню, которая, судя по архитектуре, находится недалеко от текущего расположения войска, и там этот человек встретился…» «Поняла я, поняла! Я иду!» Она даже не спросила, где сейчас Эцур — в такие моменты не нужно спрашивать. Она и так знала. Резко развернувшись, прижав левой рукой меч, чтобы не бил по ногам, Талика припустила по лагерю. Раз-два, вдох-выдох. Никакой паники! Может, убийца еще не добрался… «Думаю, он тут. Я не могу обнаружить его мысленно, но Хвитр его чует». — Барзул! — рявкнула она в воздух, где-то на границе сознания ощущая, что в ту же самую точку бежит Йоль. Но она слишком далеко — она бросила один из ночных патрулей на границе лагеря, она не успеет. Дес в разведке. Джо Рид в панике. Она свернула за одну из палаток, и выпрыгнула на тренировочную площадку, залитую лунным светом. Светом и кровью. Эцур сидел у покосившегося деревца, тяжело дыша — в его голове крутились отголоски заклинаний, которые он сплел. Пахло паленым. Рядом с ним лежала волчица со вспоротым брюхом и скулила, но страшная рана потихоньку затягивалась. Видно, Эцур приложил много сил, чтобы спасти ее. А посреди площадки, опустив к земле меч, с которого капала волчья кровь, стоял раззак. Са’Шиас’Сиах. Или, скорее, его тень — темные одежды будто впитывали в себя лунный свет, пожирая его, и из-под капюшона виднелся только его отвратительный клюв, с которого, казалось, тоже капала кровь. — Вот мы и встретились снова, хозяин моей тени, — сказала Талика, вытаскивая Сингвет. Клинок вспыхнул в голове восторженным криком в ожидании боя, но она лишь сжала зубы и стиснула рукоятку. Сможет ли она победить? У нее даже щита с собой не было. «Нет! Не смейте ввязываться в драку! Раззак вам не человек!» — кричала Йоль где-то на задворках сознания, но Талика отмахнулась. На этот раз бесполезно взывать к ее разуму — раззак тут и он нападет. Но прежде чем он доберется до Эцура, ему придется разобраться с Золотом с кровью Драс-Леоны… «Только не надо умирать ради меня», — попросил Эцур, и Талика вспылила. «Заткнитесь оба! А ты — помоги мне заклинаниями, если он нападет, понятно?!» Разза двинулся к ней слегка прихрамывая, и в нос ударил странный запах — так пахли жучки, которых она и Лейвнар с искренне детской жестокостью прижигали угольками из костра. Так, значит, Эцур не совсем беззащитен. — Ссолнце и жжизнь… — прохрипел раззак, слегка дернув мечом в ее сторону — его клинок, тонкий и изогнутый, казался когтем неведомого и ужасного зверя. Наверняка, отравлен. — Сснова ты у меня на пути. Она бросилась вперед, атаковав резко, но осторожно, и нанесла несколько ударов, которые раззак лениво отбил. Он не хочет с ней сражаться, это хорошо. Талика снова отпрянула и замерла. — Уйди сс дороги. Мне нужна только его жжизнь. Раззак вдруг бросился к Эцуру, но Талика выкинула руку вправо, Сингвет на что-то наткнулся, полетели искры, и раззака отбросило, но он резко рванул вперед, издавая острые шипящие звуки, и вдруг тело Талики само по себе отшатнулось назад. «У него ядовитое дыхание. Не подходи близко, — предупредил Эцур и вернул ей контроль над телом. — Я расставил вокруг тебя щиты, но мои силы не бесконечны. Не подставляйся сильно». Талика кивнула. Шиас’х выпрямился и снова что-то проклокотал. Позвать на помощь? Нет, это глупо. Слишком много людей поляжет, а раззак может просто ускользнуть в суматохе. Прямое столкновение? Стоит оценить свои силы — она, измученная тренировками и борьбой с проклятием, и Эцур, явно уже исчерпавший свой магический резерв. Остается лишь… — Тебя прислали за ним, но ты его не получишь, — Талика выпрямилась и опустила руку с Сингветом. — И давай сразу все проясним — может, я и не смогу тебя победить. Но я могу отобрать у тебя кое-что поважнее, чем жизнь. И она приложила клинок к горлу. — Я отберу у тебя мою тень. Раззак пошатнулся, протянул к ней когтистую лапу, но Талика прижала острие еще плотнее к коже. Убить. Убить, убить, убить! За все, что она сделала! За смерть Синге! Она заслуживает только… Талика застонала, пытаясь унять разбушевавшееся проклятие. Она хотела — и рука дрожала от этого желания — убрать клинок от горла и вонзить в живот, в живот, в живот! Шиас’х издал невнятный звук. — Что ты делаешшь, сстранная человечка?! — Если я умру раньше тебя, моя тень ускользает во тьму. И ты никогда ее не достанешь. И где ты возьмешь новую тень? Хочешь так рисковать?! Хочешь свалиться с Переломного пути, пока идешь в свой дивный мир, полный добычи?! Гальбаторикс перебил всех раззаков, так где тебе взять партнера, а? Ты растворишься во тьме навечно, пока твои сородичи будут охотиться в свое удовольствие! — она крикнула так громко, что рука дрогнула, кожу будто полоснуло огнем, и по шее что-то потекло. Кровь. Раззак бросил свой клинок на землю и поднял руки. Или… что там у них вместо рук? — Убери меч, ссолнце и жжизнь, — прошелестел он, казалось, как раньше, но в его голосе Талика учуяла панику. — Ты должен — я приказываю — прекратить убийства! Прекрати все это! Иначе я не возьму ученика и умру раньше тебя! Проклятье, да я могу умереть при осаде Урубаена! — Талика вдруг рассмеялась. Раньше ей это в голову не приходило. Ей казалось, что она переживет Урубаен, они все переживут. — В конце концов, в нашей сделке не было условия «не умирать». Раззак вдруг замер. — Ссиинне обещал… — И все же он мертв. Люди — очень хрупкие существа, знаешь ли! — сдерживать беснующийся Сингвет становилось все сложнее. Рука затекла. Талика снова рассмеялась, а потом застонала. Из-за нее, из-за нее, он мертв из-за нее! Голова разрывалась, перед глазами потемнело, мгновение — и клинок касается ее живота, и сейчас она заплатит… Хруст. Мерзкий звук пронзенной плоти. Талика разжала руки. А прямо перед ней стоял раззак и протыкал себя кинжалом снова и снова. И снова. И снова. И этот звук, это хруст… будто наступаешь на огромного мерзкого жука. И тогда раззак как-то странно захрипел, заскрежетал, и она поняла, что он смеялся. — Глупое ссолнце и жжизнь! Я вссе равно ззаберу твою тень! Я умру раньшше! Он вытащил кинжал, высоко вскинул над головой, отчего с его головы слетел капюшон, обнажив уродливую голову без единой волосинки, с жутким клювом. Странная жидкость, заменявшая этому существу кровь, поблескивала в свете луны. И Шиас’х, бросив победный взгляд на Талерику, вонзил кинжал в левую глазницу. Его тело с глухим звуком упало на землю. Талика сделала шаг назад. Еще один. Дальше, дальше от этого существа. — Талика? Кто-то ее зовет. Знакомый голос — но звучит будто из-под толстого слоя ткани. — Эй, Талерика! «Талерика!» Она вздрогнула и обернулась. Эцур так и сидел у дерева, прижимая к себе Хвитр, раны которой почти затянулись, и тяжело дышал. По виску его скатилась капелька пота. — Ты в порядке? — Ты сумасшедшая?! — почти крикнул он. Талика отстраненно улыбнулась. — Мы все сумасшедшие… — Ты собиралась убить себя… ради чего? Меня?! Зачем?! Проклятье, я не понимаю! Шатаясь, она подошла ближе и села рядом. Закрыла глаза. Так ощущает мир Эцур, верно? Может, она и не видит мертвого раззака, но запах крови — волчьей и раззачьей — все равно сводит с ума. — Ты — часть стаи. Мы будем за тебя сражаться. Потом прибежала Йоль, злая, как сто кошек. За ней прибежал Роу. Присвистнул, бросил полный уважения взгляд на Талерику и заявил, что все это надо срочно убрать, чтобы не пугать солдат, и что он позаботится об этом. На этом они разошлись. Талика все пыталась уснуть, потому что завтра марш, но мечущиеся в голове Эцура мысли еще долго не давали ей покоя. Впрочем, она понимала его. Когда-то она тоже не знала, каково это — когда за тебя сражаются.