Серые слёзы. Серая кровь

Жил-был Лис. Это случилось так давно, что помнит лишь земля и ветер, что снует меж острых горных вершин. Жил-был Лис, жил в своей норе, пусть и узенькой, но тихой, охотился на мышей и опасался волков. Но увы, волки его однажды отыскали. Глаза их горели жутким огнем, а из пасти вырывался дым. Они гнали Лиса, пока тот не свалился с ног от усталости — он тяжело дышал, но ещё тяжелее ему было понимать, что сейчас он умрет. Как вдруг откуда ни возьмись выпрыгнул человек. И этот человек не был похож на всех остальных, которых Лис видел издалека: ростом он был поменьше, лохматый, а из внешней съемной шкуры, которую так любил люди, у него на бедрах висела только маленькая тряпка. И от него исходил странный запах, звериный, совсем не как у других. Человек этот яростно вскрикнул и ткнул в ближайшего волка палкой, и его ошалевшие сородичи возмутились и тут же пошли в наступление. Но человек не растерялся — он, что за диво, согнулся пополам, кости его затрещали, и он в мгновение ока обернулся вдруг огромным котом! И с яростным ревом бросился на волков, и те, скуля и поджав хвосты, убежали. Так началась дружба Лиса с котом-оборотнем. И так он восхищался умением превращаться в человека, так хотел это умение заполучить, что однажды кот-оборотень не выдержал и сказал, что не видать ему этого как своих ушей, ибо только коты-оборотни на это способны. И Лис, наполовину обезумевший от страстного желания научиться превращаться в человека, побрел прочь. Так и жил он в горах, снова одинокий, и только издалека наблюдал за котами-оборотнями, завистливо вздыхая, но те всегда его прогоняли, и бывший друг его шел в первых рядах. — Не тому я открыл свою тайну, — то были последние его слова, сказанные Лису. Так и чах Лис от зависти, пока однажды не встретил одну колдунью. Она увидела его, исхудавшего и несчастного, и спросила, что случилось. И Лис, подвывая от отчаяния, все ей рассказал. Колдунья рассмеялась и ответила, что может научить его обращаться в кого угодно, а не только в этих противных людишек. И когда-нибудь он сможет стать даже котом-оборотнем. Вот что она сказала: «Убей того, в кого хочешь обратиться, или найди умирающего и дождись, пока он сам умрет, скажи особые слова и съешь его сердце. И тогда ты сможешь украсть его лик». Обрадовался Лис и отправился он искать тех, кто умирает, потому что сам был слишком слаб, чтобы убить кого-то. Ему повезло — нашел он медведя, который свалился со скалы. Медведь еле дышал и к вечеру уже издох, и Лис, произнеся заветные слова, разодрал его шкуру и съел сердце. И обратился в медведя. И тогда-то стал он убивать всех подряд и есть их сердца, и собрал уже тысячу обликов, когда коты-оборотни прознали о его злодеяниях. Они напали на Лиса, и как бы тот ни отбивался, в кого бы ни превращался, не мог одолеть их. Он обратился в птицу и улетел далеко-далеко, но коты-оборотни не простили его наглость, не простили желание убить другого кота и украсть его облик. И по сей день каждый кот ищет Тысячеликого Лиса-оборотня, вглядываясь в каждую птицу, каждого зверя и каждого человека, какого только встречает на своем пути. *** Забота об отряде оказалась куда более сложным делом, чем предполагала Талика. Кроме того, она все ещё дулась на Деса, так предательски бросившего ее, но потом на это не осталось времени. Надо было составить точный список людей, найти снаряжение, оружие и доспехи, включить отряд в распределение питания и потом ещё найти место во всей армии, собиравшейся завтра выдвигаться на Урубаен. Плестись позади всех рядом со стадами и обозами с провизией ну очень уж не хотелось. Томас жил у одного купца. Богатого. Красивого. Томас всегда стоял позади него и следил, как бы кто его не убил. Все равно убили, и Томаса, исхлестанного плетью, бросили умирать в темнице. Он всего лишь хотел, чтобы никто не смел хлестать его. Она бегала весь день как сумасшедшая. Какими-то невероятными усилиями ей удалось включить отряд в режим питания, уговорить квартирмейстера поставить людей в правую часть войска («мне все равно, идите где хотите! У меня тут тысячи варденов, а с ними ещё и эти сурдийцы, и гномы, и нас ещё эльфов встречать! Пойдете с капитаном Годфри!»), и к вечеру она уже валилась от усталости. — Что по обмундированию и оружию, сэра? — тягуче спросил Томас. Таким титулом в Драс-Леоне величали благородных женщин, и все в отряде так ее называли. — Разберемся завтра на Большом привале, — устало махнула рукой Талика. Марув таскала тяжести в озерном порту. Ее хозяин сдавал ее за несколько медяков в день и кормил протухшей рыбой, так что Марув потом тошнило всю ночь. А на следующий день она снова таскала тяжести. Остатки ее женского достоинства спасало лишь то, что она была исключительно уродливой в глазах нищих рыбаков. Ну, и то, что она могла удавить их одной рукой. Она просто хотела есть нормальную еду. Талика притащила свою палатку к восточной границе лагеря — туда, где были ее люди. — Не могу же я их оставить там одних, — пожала она плечами, глядя на Джо Рида. Йоль, понятное дело, мучила свежепойманного Сильфа, Дес где-то бродил, и возле их маленького лагеря оказался только он, Джозеф Риддарх (уже без фамилии, так как от титула своего он благополучно отказался). Разумеется, он пошел с ней, оставив в палатке Йоль маленькую записку. Хоть это и было лишним — найти друг друга по их связи ни для кого не составило бы труда — Талику все равно тронул этот жест. Джо Рид всегда помнит про других. Хотя, стоит, наверное, и про себя помнить. Она сидела со своими людьми вокруг костра и слушала. А они говорили и говорили и будто не боялись всех тех ужасов, которые рассказывали, будто для них это обыденность, а Талика сжимала зубы так, что они скрипели, и сжимала кулаки так, что ногти раздирали кожу. Ее люди рассказывали свои истории, и она все больше понимала, почему они всё-таки пошли за ней. Над лагерем царила ночь, вдалеке кричали часовые, и старшины отрядов объявляли отбой. Вардены затаились и тщетно пытались заснуть, зная, что завтра они пойдут на последний город, на последнюю битву. Томас уже отправил всех спать, Джо Рид в своей палатке то ли читал, то ли дремал, а Талика все сидела, смотрела на костер и думала, что так нельзя. Так нельзя… с людьми. Табик был красив. Радость это или проклятье, он так и не понял — впрочем, у других рабов жизнь была и похуже. Его научили красиво стоять, красиво владеть шпагой, его водили к врачу, если он хворал, и показывали, как красивую дрессированную собачку всем гостям. За Табика предлагали много денег. Хозяин говорил: «Он стоит как породистая лошадь». Табик просто хотел, чтобы кто-то видел в нем живого человека. Вардены выдвинулись утром. Талика ожидала какой-нибудь пламенной речи от Эрагона, чего-то вдохновляющего — в конце концов, впереди их ждёт последний бой, и от того, как он завершится, зависит судьба всей Алагейзии. Но к ее разочарованию, Эрагон так и не появился. Все оказалось таким… обычным. Командиры просто скомандовали выступать, солдаты просто пошли, обозы просто двинулись за ними, огромные стада коров и прочего скота потянулись следом. Ее люди нестройно шагали, и Талика знала, что скоро они повалятся наземь. Они все могли сражаться, она это знала. Она сама с ними сражалась, ведь так? И все же им казалось, что они умрут. Тридцать пять человек, те, кто решил остаться, те, кто могут сразиться с тираном, позволяившим существовать такой отвратительной вещи, как рабство, верили, что умрут, но их прежняя жизнь была куда хуже смерти. Джо Рид плелся рядом на высоком гнедом коне, а позади тянулись его пожитки — Йоль раздобыла для него маленького ослика, который тащил тележку с его палаткой и книгами. «Нельзя, чтобы они так думали, верно?» — Талика посмотрела на него и ощутила, как он выплывает из омута своих мыслей. «Как?» «Ну, что обязательно умрут. За что им тогда сражаться?» Джо Рид пожал плечами: «Если хочешь искоренить какую-то мысль, ее надо чем-то заменить. Пустота всегда чем-то заполняется, но тебе лучше проконтролировать, чем заполнится пустота в их разуме». В конце концов, они остановились на большой привал, и Талика знала, что у нее есть часа два, чтобы решить вопросы с вооружением, потому что у бывших рабов не было ничего. И решить вопрос с тем, чем заполнить пустоту их головах — вряд она сможет засунуть туда что-то совсем уж возвышенное. Велев Томасу проследить за питанием и присмотреть за Джо Ридом, который тут же погрузился в очередную книгу, она отправилась к Фредерику. Точнее, попыталась отправиться, потому что сначала его надо было отыскать. Перепрыгивая через дремлющих варденов, она поймала пронзительный взгляд капитана Годфри, и холодок пробежал у нее по спине — он был совершенно седой. Впрочем, капитан ее не побеспокоил, он ведь помнил, что она из рода крон-герцогов, и Талика спокойно проложила свой путь. После расспросов, объяснений и — неожиданно — вопроса «А ты та самая Талерика Бранвен, которая положила кучу людей в Драс-Леоне?», она смогла-таки найти Фредерика. Окруженный десятком повозок, он громогласно командовал молодыми солдатами, которые разбегались от его криков словно цыплята от ястреба. — Туда первую повозку, я сказал, туда, полевка тупоголовая! Мечи всегда идут вперёд копий, что же ты не поймёшь! А ты! Ты… — он протянул это «ты» так обличительно, будто паренёк совершил, как минимум, убийство, и тот, кому это было адресовано, вжал голову в плечи: — Ты почему ещё не принес нам еды?! И несчастный убежал так, будто его тут и не было. Талика вздохнула и подошла ближе. Доспехи Фредерика были сделаны из бычьей кожи, и от них отвратительно несло. И хотя вся армия не особо благоухала, Фредерика можно было назвать чемпионом в этом деле. — Фредерик? — позвала Талика, стараясь придать голосу как можно больше уверенности. Видимо, недостаточно, потому что посмотрел он на нее с явным пренебрежением. «Сейчас опять эти «девчонки» пойдут, — вздохнула она, — надо будет голос повышать и доказывать… что-то… как надоело». Но Фредерик, на ее удивление, только усмехнулся: — А, это ты, Бранвен, командирша рабов. — Они не рабы! Эрагон всех освободил! — рявкнула Талика, и это разозлило ее куда сильнее, чем «девчонка». — Хошь не хошь, а в голове они как были, так и останутся, — авторитетно заявил Фредерик, сложив руки на груди. — И мне хорошего оружия на сброд, который все равно сдохнет, жалко. Так и знай! Его помощники, довольные, что на них больше не кричат, столпились вокруг и нагло улыбались. Они смеялись над ней, но что хуже (для них), они смеялись над ее людьми! Талика шумно вдохнула, и внутри заклокотала ярость, ярость, ярость, и это ярость Деса, ярость Сингвета, но уже было не важно, и лицо ее, она знала, исказила злобная гримаса, и слова, полные злости, яда, слова, после которых она точно ничего не получит, уже готовы были сорваться с ее губ, как вдруг все оказалось разбито тихим свистом. Кто-то позади насвистывал незатейливую детскую мелодию. — Ах, Фредерик, Фредерик, — радостно заявил голос позади. — Перед тобой будущая крон-герцогиня Бранвен, Золото с кровью Драс-Леоны, леди, которую посвятила в рыцари сама Насуада, госпожа Талерика, а ты позволяешь себе такое? — и голос этот оказался ни высоким, ни низким, а таким средним, что запомнить его практически невозможно. Наконец, незнакомец показался в поле зрения, и внешность его… пожалуй, напоминала ей лисью — острый нос, чуть прищуренные глаза, наверное, большие, если бы не прищур, тонкий рот, скривившийся в усмешке, и волосы… совершенно седые, а ведь на вид незнакомцу явно не было и тридцати! — А ты ещё кто? — фыркнул Фредерик. Мужчина улыбнулся, и в улыбке его показалась усмешка, но такая лёгкая и незаметная, что ее вполне можно было списать на разыгравшееся воображение, и достал откуда-то из-за пазухи медальон. Цепочка тихо звякнула, а Фредерик вздохнул. — Хальфред? — Тайная служба все ещё поддерживает решения нашей предводительницы, знаешь ли, — незнакомец выгнул бровь. А у Талики внутри все звенело и зудело. Где, где она его видела, почему он так ей знаком? А он вкрадчиво продолжил: — Я слышал, много кто проявил себя во время этой войны, и я тут подумал… Случись что, уверен, мы обязательно найдем тебе достойную замену. Никто и никогда не захочет пойти против тайной службы, у которой и названия-то толком не было, зато была возможность раздавить кого угодно. — Хм… я… — Фредерик вдруг покраснел, сжал кулаки, а потом выдохнул: — Ладно! Сейчас все будет! И развернувшись, он заорал, чтобы его подмастерья разбирали одну из телег. Несчастные, поняв, что представление закончилось, и нужно возвращаться к работе, страдальчески застонали и бросились выполнять приказания. А Талика повернулась к незнакомцу. — С кем имею честь говорить? Он усмехнулся, будто она спросила что-то по-детски глупое. — Не думаю, что со мной много чести говорить. Меня зовут Роуэл. Погодите-ка… так это Роу, которого Йоль вытащила из Белатоны? Тот самый Роу… — И почему вдруг тайная служба взялась мне помогать? — тихо спросила она, но ее вопрос потонул в криках Фредерика. Впрочем, Роуэл ее расслышал. — Во-первых — он начал загибать пальца, и это, казалось, доставляло ему удовольствие, — он впечатлен твоим поступком. В конце концов, это ведь и есть то, за что сражаются вардены верно? Во-вторых, он действительно уважает действия Насуады. В-третьих, он считает тебя перспективной. Ты ведь знаешь, Джормундур и Хальфред служили ещё Аджихаду, отцу Насуады. Старый пёс и старый лис. Все старые когда-нибудь умрут. А ты — молодая. Он надеется, ты будешь хорошей опорой Насуаде. — Если мы ее спасем. — Не разрушай его единственную причину. — Сражаться? — Жить. Талика замолчала, наблюдая, как Фредерик перечитывает оружие и доспехи. Пару раз он походил и уточнял детали: кто какое оружие предпочитает, у кого какой размер — Талика все помнила наизусть — и в конце концов сообщил, что во время дневки ее люди смогут получить все, что нужно. Наконец, Талика развернулась. Роу тоже развернулся и сказал, что хотел бы взглянуть на ее отряд. — «Золото с кровью Драс-Леоны»? — задала последний вопрос Талика. — Ну, — Роуэл пожал плечами, — если учесть, что ты там устроила, неудивительно, что свидетели этого так тебя прозвали. «Какое отвратительное прозвище», — подумала она, возвращаясь обратно. Нин жил в канаве. Мать говорила: «В канаве родился, в ней и помрёшь». Ведь и правда померла, а Нин остался. Он умел драться — сначала его часто били, потом он научился отвечать. Нечестно — бросал грязь в глаза, колол предательским кинжалом, но по-другому в канавах не выжить. Когда его поймали, назвали рабом и кинули в каменоломню, ему было пятнадцать. Он просто хотел жить… не в канаве. — Вы должны как-то себя назвать. Это будет только ваше решение. Не смотрите на меня, выбирайте сами. Армия остановилась на ночлег. До отбоя оставалось полчаса, и Талика не хотела, чтобы эти полчаса ее люди обсуждали, что они обязательно умрут. Пока они шагали к месту ночлега, Джо Рид принялся читать какую-то древнюю книгу по военному мастерству, и в ее голове то и дело всплывали обрывки, которые казались ему наиболее интересными. Впрочем, она не возражала. «Имя есть нечто определяющее. Имеющие имя связаны с этим миром куда больше, чем безымянные. Имеющие имя уже могут искать причины жить». — Назвать, сэра? — низким голосом уточнила Марув. — Да, назвать! Вы же не собираетесь все время зваться «отрядом рабов»? Надо найти себе имя, иначе все вардены запомнят вас именно так! Завтра в полдень на большом привале все должны сказать хотя бы один вариант! А теперь… Томас, командуй отбой. Когда они с Роуэлом вернулись, он вызывался поговорить с Томасом, объяснив, в чем именно заключаются обязанности хорошего сержанта (заодно по дороге он побеседовал с Талерикой, объяснив, в чем именно заключаются обязанности хорошего командира, но она никому и никогда не рассказывала, что конкретно он ей сказал). И потому Талика сразу же нырнула в палатку и, утонув в бесконечных мыслях Джо Рида, практически сразу заснула.