Старшая Кровь бывает горячей

Тревога сдавливала грудь, лёгкие болели, бесконечные блики размывали взгляд, почти выжигали глаза. Была ночь, но ночь в этом мире красилась яркими пятнами. Поворот, плеск луж, пляшущие блики, выжигавшие световые силуэты в глазах, здания, низкие и высокие, запах травы. Поворот, блики, лужи, всплески, поворот, блики, лужи, трава… На грани сознания эхом отдавались чьи-то вопли. Кого настигли всадники? За что убили их, неудачливых ночных бродяг? Переулки и здания не менялись, а дышать становилось всё тяжелее. Странно – Цири выдерживала долгие погони, так почему же в лёгких горело? Она остановилась посредине длинной улицы, вдоль которой прогуливались люди, даже семьи с детьми, к чьим запястьям привязали надувные шары. Кто-то зажигал хлопушки, кто-то установил огромную музыкальную коробку, и небольшой группой танцевали вокруг. Возвращались с празднований. Ведьмачка вильнула в очередной переулок, надеясь отвести охотников от людных улиц, но куда бы она ни бежала – на пути встречались люди, счастливые, пьяные, накуренные. Она выругалась в очередной раз, пытаясь сбросить панику, но страх не отступал. Кричащие в муках голоса на грани сознания становились громче, чаще. Она закашлялась, остановилась, пытаясь набрать воздуха, оглянулась назад – лампы рассеялись в густом дыме. Дым? Откуда? В новом приступе кашля ей показалось, будто в горло вонзили тысячи игл, и глаза начинали жечь, слезиться. Цири побежала прочь от проклятого дыма, тщетно пытаясь засечь глазом хоть что-то, что могло бы вывести её к солдатам Шизы. В одном из переулков на неё прыгнула гончая, но ведьмачка увернулась, полоснула чудище краем меча. Та зашипела, но не остановила погоню, и вскоре на девушку начали выпрыгивать другие гончие, в какой бы закоулок та не свернула. Оказавшись в весьма неприятной ситуации, со смогом за спиной и стаей чудищ напротив, Цири с сожалением совершила скачок – небольшой, в надежде, что её не засекут. Площадь. Людная, полная смеха и музыки. В глазах плыло, но Цири опознала – она оказалась в самом центре города. Почему? Неужели болезненный смог нёсся с окраин? Она в панике осмотрелась, пытаясь сфокусировать зрение, но мозг плавился, мысли застывали, а глаза слезились. Где Аваллак‘х? Жив ли он? Она вновь побежала, не понимая, куда ведёт эта погоня, всё ещё ловко огибая пьяных прохожих, сгонявшихся в толпу. Вправо, ещё вправо, оборот, толчек… И бежавшая грохнулась наземь, меч зазвенел по асфальту. Тут же раскрыв глаза, она увидела расплывшееся детское лицо, скорчившееся, словно дитя вот-вот заплачет. Родители подбежали к ребёнку, попылась поднять того на ноги, но мальчик лишь зажмурился, поджал колени и пронзительно закричал. Цири мысленно выругалась, про себя отметив, что точно не готова к материнству, попыталась встать, как на неё кто-то навалился, обездвижив той ноги и зажав локти за спиной. В этот раз Цири выругалась сквозь зубы. Мадам, зачем вы носитесь с лезвием в публичном месте? Какого черта ты бежишь? Не видишь что ли, дети кругом! А если бы эта хрень поранила кого-то? Да она накуренная! Смотри, как мышцы дёргаются! Лесбиянка какая-то, наверное… Причем тут лесбиянки? Где ты видел лесбиянок с мечами? Девушка, вы в порядке? — Бегите, черт вас подери!!! Бегите!! Голос надорвался, и со сжатой груди вновь вырвался кашель. Она бессильно уронила голову на мокрый асфальт. Кто-нибудь, вызовите полицию! Держи её крепче, бро! И всё вдруг затихло, после чего послышался мягкий скрип. Щеки защипал холод. Металлический, словно вердикт колокола, приближался ритмичный, резкий звон. Дук. Дук. Дук. Звон металла об асфальт больно отдавался в отравленном мозгу. Она посмотрела вверх, как могла, но увидела лишь спокойно шагающие к ней эльфские латные ботинки, и оцепеневших людей, покрытых ледяной корой. Плачущее дитя напротив так и замёрзло, с перекошенным лицом. Эредин подошёл, словно палач. От него веяло холодом. — Зираэль, неужели? Мы всё же тебя поймали? В ответ Цири вновь закашлялась. Всадник опустился на одно колено, прошёлся острыми наконечниками латных перчаток по голове застывшего ребёнка. Ведьмачка почти моля, в ледяном ужасе уставилась на него, на металлическую маску напоминавшую череп. — Эредин, нет, тебе в-ведь нужна только я! Только я!! — выкрикнула та, и снова грудь сжалась в спазмах кашля. — Я никогда не отрицал этого. Поэтому тебя, как мою очень нужную добычу, я оставлю в живых. Металлический череп приблизился к щекастому лицу, пальцы обогнули детский ореол лица. Сила, вместе с оглушающим воплем, устремилась зелёным столбом вверх. То, что последовало за ней, было неясным, но оно было большим, и оно вырвалось из-под земли. Замерших людей в последние моменты Цири больше не видела, но яркая, бесформенная синева осталась в памяти. Тяжело дыша, Цири раскрыла глаза, готовая закричать. Тело покрылось потом, оно рвалось драться, бежать, сечь мечом воздух. Всего лишь сон, сон о том, что она оставила в этом мире. Она прислушалась: Аваллак'х мирно спал. Он никогда не храпел, не сопел, и его дыхание было почти бесслышным, словно он являлся вовсе не статным эльфом, а нарисованной дивой. Тяжело вздохнув, пытаясь унять сердцебиение, девушка закрыла глаза.

***

Эльф разбудил её мягким безразличным «Зираэль». Они молча привели себя в порядок, выбрались из отеля, поглазели на закрытое заведение с аниме-девочками, и глянули в небо. Солнце спряталось за белёсым слоем облаков, в которые врезался где-то в стороне шпиль стеклянного гиганта. Здесь они назывались «небоскрёбами» и для Цири являлись одновременно любимым и столь же пугающим атрибутом этого мира. Она заворожённо смотрела на шпиль, когда эльф коротко скомандовал: вперёд. Она знала, что он имел ввиду, поэтому изумрудно-зелёным потоком перенесла их к основанию шпиля. — Отличное перемещение, — в голосе Знающего слышалась лёгкая нота похвалы. — Более оно не создаёт никакого дискомфорта внутри тела, это похвально, Зираэль. — Конечно, — хмыкнула Цири. Город простелился под ними смесью старых (и всё же новее её времени) зданий и совершенно новых, невероятных, удивляющих своими формами и размерами. Однако, невероятнее всего здесь виднелись ни размеры города, ни наполненность и даже не небоскрёбы. Цири смотрела, наполняя своё сердце ужасом, на огромную тёмно-синюю сферу, больше, наверное, самого города, что неведомой силой превращала всё вокруг себя в небытие. Цири видела, как вокруг синей сферы окольцевали дамбы в море и высоченные стены со стороны суши, а в пространстве между кольцом и сферой природа исчезала, образуя прозрачный купол, который рисовался глубокой дамбой и разноцветными слоями земли. У неё появилось ощущение, словно вокруг сферы подавлялось само понятие существования: некогда высокие здания обвалились, принеся ряд разрушений, однако те, что выстояли, плотно прилегали к невидимой зоне небытия. Она видела высоту дамбы, что сдерживала воду от внезапного исчезновения в зоне вокруг сферы, и видела слои почвы, на которой её возвели: разноцветные, они стелились под купольным сечением. — Это произошло тогда, верно? — ужас осознания просачивался сквозь напускную уверенность в голосе Цири. — Да, — безразлично молвил эльф. — Напомню, мы здесь, потому что последствия твоего выживания так и не покинули твоё сердце, Зираэль. — И каким образом ты предлагаешь мне это исправить? — Твой Дар создал проблему, он же её и устранит. Однако, сперва нам следует обратиться за помощью. Она поморщилась, прекрасно зная, что в этом мире, не имея удостоверения личности, истории жизни и истории жизни предков, они приравнивались к криминальным слоям населения. Поэтому, будучи своего рода преступниками, помощи приходилось просить у соответствующих персон. — Я поняла. Пойдём, сменим одеяния, а то он ещё обсмеёт нас за странный вид. Эльф молча двинулся за ней. Им пришлось выдержать немало любопытных взглядов в свою сторону, чувство стыда и даже страха усиливалось количеством зрящих: в этом мире города были населены намного плотнее. Нужно было изучить всё и вся, на чём красовалась одежда: людей, манекены, большие экраны с изображением разодетых личностей, стоящих в неудобных позах, листовки, даже большие квадратные машины, на которых что-то изображалось. Затем возникли трудности с ценами, ведь украденных ранее денег хватало не на всё, однако самой большой трудностью, к истерическому смешку Цири, оказался Аваллак'х. Впрочем, она позабыла, что в прошлый раз они прошли через этот ад. Никакие изыскания моды этого мира не приходились ему по душе, отчего им пришлось обойти приличную часть города под неумолимыми взглядами прохожих, какие притягивал его экстравагантный наряд. Спустя какое-то время она нарочно двигалась вдали от Знающего, боясь подойти к нему ближе чем на три метра, дабы не получить дозу любопытных взглядов и нежеланных комментариев. Аваллак'х же, проявляя эльфское упрямство во всей красе, шагал вперёд с видом, словно только он во всём этом городе обладал чувством стиля, и эти плебеи не были достойны понять его. В конце концов он нашёл то, что ублажило его глаз, в тихом переулке, где било в нос сильным ароматом жасмина, смешанным с ароматами из соседних лавок, разрисованных пятилепестковыми растениями и странными карикатурами. Магазинчик, вжатый между этими лавками, и являлся источником почти едкого жасминового аромата. Зайдя внутрь, они встретили несколько темнокожих мягколицых личностей, с акцентом, из-за которого Цири хотелось хохотать. Они разговаривали, словно дети, смягчая каждый звук и забавно качая головой: — Страстуйте – страйтуйте! Сэр, как ви можемь вамь помочь, сэр? Как вамь помочь? Аваллак'х прошёлся взглядом по выставленным костюмам: столь же экстравагантным, как и его собственный, если не хуже. Длинные, украшенные множественным узором, с не менее затейливой накидкой на одно плечо[KS1]. Цири отмахнулась: меньше всего ей хотелось участвовать в выборе излишне пёстрого наряда для излишне самовлюблённого эльфа. Спустя какое-то время она заметила, что эльф заболтался и уже активно примерял длинный сюртук, метясь в сомнениях, на каком плече накидка смотрелась лучше. Смуглые, мягколицые люди столь же активно кивали и тараторили комплименты. Запах жасмина сжигал полости носа. Когда Цири исследовала окрестности вдоль и поперёк, сбежала от старика с мыльными глазами, попыталась спасти двух кричащих девушек только для того, чтобы обнаружить их полуголыми, кричащими от удовольствия, и когда солнце прошло зенит, Аваллак'х всё же остановился на бело-голубом убрании, расшитом золотом, со странным названием «шервани». Цири показалось, что эльфская одежда была всё же ближе к современной моде нежели то, что теперь висело на нём, ещё и пахло жасмином. Хуже всего, чрезмерно сложное одеяние стоило цифры, которыми обычно хвасталась нильфгаардская армия, и пришлось обратиться к гипнозу. Любопытные взгляды ничуть не уменьшились, однако наблюдательный Аваллак’х объяснил это необычными чертами лица своей расы (про павлинское одеяние он, конечно же, ничего не сказал) и слишком уж чёрными веками Цири. Под этими взглядами она даже согласилась зайти в косметическую лавку - магазин - и взять себе палетку теней с чёрной подводкой. Обед поднял настроение Цири, – кухня этого мира была в разы вкуснее и интереснее её собственного, – поскольку она почти дружелюбно спросила: — Аваллак’х, а ты заметил, что люди здесь тоже отличаются? Не ушами, конечно, но, в сравнении с нашим миром, тут расы слишком уж варьируются. — Заметил, — он покрутил на вилке странное сооружение из риса и полусырой рыбы. — Беря в расчёт эту вариативность, расизм здесь куда более уместен, нежели в вашем мире. Однако, думаю, человечество здесь слишком развито для таких… сегрегаций. Цири с иронией хмыкнула. — Ты хотел сказать, необусловленных классификаций? — Вовсе нет, Зираэль. Видишь ли, если я скажу, что различия между эльфами и людьми заключается только в форме ушей - совершу ужасную ошибку. В здешнем мире разумно полагать, что люди отличаются только внешними признаками и некоторыми культурными особенностями, продиктованными территориальным расположением и развитием, однако к sidh, ghenain и dh’oine такие утверждения не применимы. — То есть, высокомерными твои суждения о людях уж никак нельзя назвать? — Верно. — Но ты только что сказал, что расизм в нашем мире не так уж и уместен. — Потому что ваш мир богат расами не одного вида, а нескольких. Здесь же вид один - люди. — На что ты намекаешь? На абсолютное превосходство одного вида над другим? — Я намекаю на естественное разделение видов, Зираэль. Говоря вашим языком, волки не станут делить свежего оленя с шакалами, когда шакалам природой отведена падаль. Та же история с Sidhe и dh’oine. — Только ты всё пытался скрестить грязную dh’oine с прекрасным Aen Elle, — Цири язвенно улыбнулась. — Ген Hen Ichaer делает тебя наполовину прекрасной Aen Elle. — И всё же я остаюсь наполовину грязной dh’oine, наглой дщерью Крегеннана из Лёда. — Нет. Цири чуть прищурилась, в глазах заиграл огонёк.       — Itche, Zirael. Нас ждёт тяжёлый день. Она дёрнула губой, но принялась доедать. Очевидно, этот разговор вёл в никуда: несмотря на странную чувственность с его стороны, она не верила, что эльф проникся к ней внезапной добротой и резко избавился от всех предрассудков. Хитрый Лис, он найдёт любое объяснение своим обнадёживающим «нет», и даже тем странным эмоциям, что показал ей за последние несколько дней и тогда, на острове туманов. Возможно, он использует одну из своих редких масок: не равнодушие, но напускная забота? Цири смотрела на синеющую сферу, заполонившую собой часть неба. Они стояли на верхнем этаже в одном из полуразрушенных зданий, высящемся над высоким бетонным ограждением, что окольцовывало прозрачный купол. Они перенеслись сюда внезапно, даже не осмотрев окрестности – и не нужно было. Цири подобрала кусок из руин, спустилась на ограждающую стену, подошла как можно ближе к краю и кинула булыжник в купол. Тот исчез, словно магическая иллюзия: чётко, миллиметр за миллиметром, без обманок сознания. Она ушла и вернулась с длинной доской, опасливо протянула её, и края начали исчезать. Потянув обратно, ведьмачка обнаружила, что исчезнувшая часть не вернулась. Ужас липким слоем осел в её затылке, спустился вдоль спины к ногам и приковал ступни к земле. Неужели люди, которые в тот момент находились там, где сейчас сфера… — Зираэль. Она вынырнула из оцепенения, словно из ледяной воды: ей удалось повернуться к нему, но её движения остались скованными. — Сейчас мы будем фокусироваться не на сфере, Зираэль. Ты попытаешься пройти сквозь стену. — Зачем? — Чтобы потом войти в Сферу, как ты это сделала с Белым Хладом. — Если я это уже проделала с Белым Хладом, тогда зачем мне учиться ходить сквозь стены? К тому же, разве я не должна магическим образом «понять» что нужно делать, когда «придёт время»? — Уверен, ты помнишь, что помимо надежды на спонтанное осознание, мы всё же готовились к твоему столкновению с Белым Хладом. Феномен был предсказан и изучен множеством Знающих как я, однако, — эльф повернулся к Сфере, — с данным явлением мы имеем дело впервые. Более того, умение преодолевать препятствия путём трансмиссии выведет тебя невредимой из многих, с виду безысходных ситуаций. Цири стушевалась, с притворной уверенностью бросила последний аргумент: — Но этим людям помощь нужна сейчас… — Мы не знаем, живы ли эти люди. Вероятно, они не испытывают в данный момент никаких чувств, и тебе стоит набраться терпения. Ведьмачка выдохнула, молча принимая горечь в сердце. Она оставила Знающего без ответа, давая тому начать первый урок. — Слушай, Зираэль. Ты можешь изменить полярность своей энергии под ту, какой обладает объект. Следующие несколько часов прошли в лекциях и попытках. Аваллак’х сначала безучастно, потом уже более внимательно рассказывал, что такое энергетическая полярность и каким образом её можно менять, даже привёл, на удивление Цири, шкалу полярностей. Он учил, как точно измерять полярность предметов и как подстраиваться под неё, интересным оказался факт, что сам он играться с полярностями был практически не в состоянии. Точнее, для этого ему требовались сложные магические формулы и тонна концентрации. Цири, безусловно, формулы не требовались, а вот концентрация нужна была в миллионы раз сильнее, нежели Знающему. Понимание того, что ей нужно научиться делать что-то без применения сочетаний формул, ещё более усложняло задачу. «Это как учить эльфский без словаря и грамматической книги. Нужно просто понять его и всё», — жаловалась Ласточка. «Как тело учится отталкиваться от земли без изучения физических формул, так и ты сможешь оттолкнуться от своей энергии» — мудрил Креван. Попытки прошли безуспешно, но оба предпочитали смотреть на то, как Цири старательно давит на стену, пытаясь просунуть руку, нежели препираться о значимости времени в спасении неизвестно живых ли людей. Крики внизу заставили Кревана отстраниться от холодной стены здания: это были первые звуки снизу за всё то время, что они провели здесь. Знающий выглянул наружу, заметил троих людей, идущих с чем-то в руках. Один - или одна - из них не то разразился рыданиями, не то кричал, двое других шли молча. Он не смог разглядеть, что конкретно они несли, пока не перевёл взгляд на пункт их назначения. В этот момент выглянула Цири, и, точно так же проследив за ними, сжалась, распахнув изумрудные глаза. У основания огромной стены стелилось поле цветов, одиночных или собранных букетами, а вся стена, где могли достать человеческие руки и стремянки, увешана портретами или сюжетами с людьми. Тогда они поняли, что троица тоже несла цветы, а звук стал больше напоминать неумолимый плач. — Аваллак’х, — голос Цири дрогнул, и она замолчала. — Это не твоя вина, — спокойно констатировал тот. — Ты не знала и не могла знать, что это произойдёт. Девушка не ответила, медленно повернулась к Сфере. Неизвестное тело не бурлило энергией, от него не исходило силой или страшными звуками, разум не путался, оставался чист перед ним. Сфера была статичной, словно инертной к миру и его обитателям. Тёплая ладонь эльфа в притворной уверенности легла на её предплечье. — Цири, — чуть обеспокоенный голос. Ладонь чуть сжала её, потянула, в попытке отвернуть девушку от Сферы. Та послушалась, исподлобья взглянула на эльфа. — Это не твоя вина. Давай продолжим. Фыркнув, она выдернула руку, вновь подошла к стене и со злобой вдавила в неё ладони. — Тебе легко говорить, Аваллак'х, — процедила ведьмачка, буравя стену взглядом. — Даже если это не моя вина непосредственно, это не умоляет того факта, что мы должны поспешить. Ты прав, люди внутри могут быть мертвы, но тем, кто остался снаружи, не насрать, как тебе! — Зираэль, я понимаю… — Нихрена ты не понимаешь! —…если ты не можешь избавиться от гнева, используй его для собственной мотивации. Цири прорычала в бессилии, ударив ладонями в стену, и обратилась к Знающему: — Хватит на сегодня. Доберёшься сам как-нибудь. Трое не заметили, как над их головами вспыхнул изумрудный поток, и как эльф остался наедине с плачущим эхо. Цири хотелось что-нибудь сломать. Перерезать, покромсать, покрошить. Ей не нравился факт, который она прекрасно понимала, но не хотела до конца принимать: исследуй она сотню миров вдоль и поперёк – не найдётся в этой череде никого, кто мог бы помочь ей совладать с этим бременем, кроме этого несносного Знающего с его «наберись терпения». Очередная улица – пятая, десятая, двадцать пятая – люди заполонили собой пространство, разноцветные, яркие, шумные. Город гудел так громко, что у неё начинали болеть уши, но шум вытеснял мысли об эльфе, как машинный газ вытеснял свежий воздух. Она отметила, что снова столкнулась с прошлой проблемой: в этом мире ей с трудом давалось вдохнуть полной грудью. Воздух перенасыщен ароматами, газами, людскими запахами. Ей хотелось подняться обратно на крыши, где воздух был, по ощущениям, чуть чище, но заставляла себя оставаться внизу: она должна была привыкнуть, если уж собралась задержаться здесь на неопределённый срок. Дважды она наткнулась на людей с плакатами, на которых чернели и краснели яркие цифры. Большие, пугающие цифры. Люди громко негодовали о бездеятельности властей, выставляли напоказ портреты – «фотографии» - пропавших родственников и друзей, среди которых часто проскакивали детские лица. Цири остановилась, смешавшись с группой протестантов, шедших вдоль одной из сотен улиц, сопровождавшейся людьми с огромными чёрными агрегатами, направленными на них. Шедшие впереди, смотрящие в чёрные аппараты, говорили во что-то вроде мягких дубинок, значительно усиливающих громкость голосов. «Микрофоны, и… камеры, — вспомнила девушка. — Это протест?». Она остановилась на углу пересечения улиц, опёрлась о фонарный столб, принялась молча наблюдать. Очевидно, государство либо не торопилось устранить Сферу, либо никак не могло найти способ это сделать. И, как поняла Цири с многочисленных разговоров прохожих, плакатов, и особенно громких протестантов – всё это продолжалось на протяжении трёх лет. Когда шествующая толпа полностью прошла, и ведьмачка не услышала ничего нового, с давящей смесью вины и безысходности она ушла прочь.