Старшая Кровь бывает горячей

Запах влажной земли и застоявшейся пыли ударил в нос. Цири осмотрелась по сторонам, узнавая осевшие когда-то в голове облики: идеально ровные серые короба, без лепнины и даже простой фактуры, с квадратными, где-то прогнившими окнами. Они напоминали деревенские хатки, однако, отличались размером, плоскими крышами и «пупырчатым» материалом. Некоторые, правда, были гладкими, но обшарпанными. По некоторым цвёл плющ или что-то похожее. Ещё незнакомые странные сооружения из длинных, идеальной формы цилиндров. Где-то помятых, где-то продырявленных. Металлические тонкие палки, с облезлой краской и с явной ржавчиной, образовывали что-то на подобие крыльца. Очень примитивного, словно тот, кто его делал, внезапно забросил его на нижнем каркасе. Коробки были высокие, Цири насчитала пять этажей. Лишь в двух горел свет, но окна были зашторены. Она сделала шаг и дёрнулась от резкого звона, который, словно надоедливый комар, не прекращал звенеть. Металл блеснул в свете окон, и она узнала смятую баночку. — Алюминиевая, — тихо произнёс эльф. — Это тот мир, мир металла и вещества «пластик». Либо он, либо какой-то очень похожий. — Он. И похожий. Таких миров великое множество, Зираэль. — Наш мир тоже имеет… похожих? — Наш? Ласточка, чьё лицо он видел лишь частично, дёрнула уголком губ. Они были укутаны тихой тьмой этого странного мира, мира будущего, который навевал тяжёлые воспоминания, будоражил спящие чувства вины и сожаления. Он мог сколь угодно увиливать от ответа, чем являлся этот мир, но Госпожа Пространства и Времени знала. Знала, что здесь, в этом мире, произошло всё то, чего не должно было произойти, и выбор, который им пришлось сделать, навсегда оставил след в этом мире и в её искорёженной душе, она знала, где она находится, и знала, во что превратился этот мир. Казалось бы, зачем же он привёл её сюда? Чтобы избавить от свинцовых чувств, впитавшихся в тело? Они прошли вдоль незамысловатого здания и пустились в витание по многочисленным улицам и переулкам, с каждым разом натыкаясь на подобные серые или покрытые «плющом» здания-короба. Луна в беззвёздном небе и редкий свет окон могли осветить бóльшую часть пути. Тишина улиц вызывала противоречивое смешение спокойствия и тревоги: Цири по опыту знала, что тьма вместе с тишиной скрывают потенциальную опасность, и знала, что этот феномен может стать аксиомой для одной страны и выпасть в исключение для другой. В смешанных чувствах, быстрым шагом, они стремились вдоль улиц и всё-таки набрели на одинокое маленькое здание, из большеватых окон которого лился белый свет. Стены маленького домика были разрисованы, и, подойдя ближе, она узнала живописные натюрморты фруктов, хлебных булок, мяса и прочего. Чуть выше красовалась какая-то надпись. Она не поняла. Цири резко остановилась. — Зираэль? Мягкий голос эльфа притупил тревожное чувство потенциальной опасности в этой странной смеси. Однако, тревога обрела другой оттенок. — Я сомневаюсь. — В чём? Как хорош вопрос, думалось ей. Сейчас её мозг старался сообразить, как бы им объясниться перед торговцем в лавке или, как выражались в подобных мирах, перед «продавцом в магазине». В целом, конечно, она сомневалась, стоило ли снова доверять эльфу и пускаться в это путешествие. — Что мы скажем им? — она кивнула на здание. — У нас нет денег. — Ничего, Зираэль. Как и в прошлые разы. Она бросила на него секундный взгляд и повернулась к зданию. Медленно зашагала, всматриваясь в окна, так же медленно, почти неуверенно, толкнула дверь, которая, как и окна, была «пластиковой» или обита им. Резкий звон колокольчиков, свисающих с потолка, заставил её напрячься, но она не дрогнула. Пройдя внутрь, Цири снова осмотрелась, замечая знакомые «пластиковые» прозрачные и цветные упаковки, причудливые формы и два гудящих аппарата, один высокий с бутылками внутри и один пониже, но широкий. Она не рассмотрела, что было внутри второй гудящей вещи, но снова отметила, что обе внутри освещались. Обилие мелких цветных пятен в сочетании с белым светом утомляло. Дверь на другой стороне отворилась, и оттуда вышла грузная женщина. Она вскинула тонкие чёрные брови, обвела пришельцев взглядом, и захлопала длинными чёрными ресницами, исподлобья глядя то на девушку, то на эльфа со странной ухмылкой. Ни брови, ни ресницы не казались Цири анатомически естественными. — Ну, товарищи косплэеры, — она громко хмыкнула на последнем слове, — зачем пожаловали? Слова влились в мозг девушки неизвестным, и всё же, каким-то образом, понятным сочетанием звуков. Последовало лёгкое нагревание внутри головы: мозг словно бы слишком интенсивно впитывал в себя язык. — За чаем. У вас есть чай? — Цири надеялась, что звучала максимально убедительно. — Чёрный, зелёный? — Зелёный. Женщина развернулась к стойке позади, где стоял современный чайный набор, и тут Аваллак’х провёл трюк, какой проводил во множестве других миров, где встречались люди: ввёл женщину в гипноз, и начал задавать вопросы. Дата, страна, город. Все эти названия ведьмачка уже слышала, и даже название моря, на котором стоял этот город. Она начинала потихоньку вчитываться названия продуктов, кое-как разбирая буквы, написанные разными, иногда совершенно странными шрифтами, внутри головы покалывало. — Важные политические аспекты мира? — холодно чеканил Аваллак’х. Женщина отвечала не своим голосом: — В жопе. Он моргнул. — Конкретнее? — мягко добавила Цири. — В конкретной жопе. — Где можно найти постоялый дом? Настала очередь женщины бесстрастно моргать. — Гостиницу? Отель? — Эльф не сдавался. — А… вам на восьмую. — На что восьмую? — Улицу. — Как далеко? — Минут двадцать. Цири облегчённо выдохнула. — Пешком? Ездой? — Машиной. Цири про себя выругалась. — Отвези нас туда. — Я не вожу. — Кто может отвезти? — Никто… Такси. «Такси», как помнила девушка, нужно было вызывать. Не в прямом смысле, без магических формул и эльфских разглагольств, только с помощью светящегося прямоугольника. — Пожалуйста, вызови, — вклинилась она. — Пусть отвезёт нас на восьмую улицу, — женщина кивнула и почти механическим движением достала прямоугольный предмет - «телефон» - но Цири остановила её. — Дай мне пергамент и перо. Она снова заморгала. — Руча?.. Ручка? Мне нужно написать кое-что. Пока девушка писала свою записку, Аваллак’х вглядывался в её лицо, уже зная, что она собралась делать. Осуждал он, понимал, удивлялся или даже поощрял, она не могла знать, но продолжала ругаться про себя, ибо буквы выводились тяжело: заклинание эльфа позволяло понимать и читать при первом столкновении с языковым носителем, однако подобрать определённый стиль буквам было не способно. Женщина вынимала, считая, деньги из ящика; достала телефон, что-то потыкала в нём, приложила к уху и почти неживым голосом заговорила в него, назвав их местонахождение и гостиницу, в которую им предстояло отправиться. Цири отвязала мешочек с камушками и парой золотых, вручила их вместе с запиской потерпевшей. Та долго смотрела на подачу пустым взглядом. На левом виске, почти сливаясь с кожей, формой выделилось металлическое бежевое кольцо размером с ноготь мизинца. И Цири окончательно убедилась. Это действительно тот мир. «Такси» или «машина-такси» – металлическая или «металлопластиковая» конструкция вроде самоходной кареты – неслось с загипнотизированным кучером - «водителем» - во главе вдоль местами разбитой, но, в идее строивших, идеально ровной дороги. Внутри было темно, только свет высоких уличных фонарей волнами накатывал и отбывал, рисуя причудливые тени. Дома оставались такими же длинными, с редко светящимися жёлтым окнами. Дорога отличалась совсем редко появляющимися похожими машинами, хотя все они немного отличались, словно масти лошадей. Встречались, правда, и большие, более угловатые, и даже очень большие, похожие на все те же длинные дома, но с окнами только спереди. Все они освещали себе путь встроенными лампами. В чуть более красивой части города идеальная дорога иногда сменялась на столь привычную ей брусчатку. Определённо, металлический паланкин испытывал проблемы с ездой по таким дорогам, из-за чего все сидящие жутко тряслись, а внутри конструкции что-то вечно пугающе стукало. Цири думала, этим машинам не хватало мягкости, с которой шагали лошади. Впрочем, лошадиный бег тоже не отличался комфортом. Аваллак’х глядел в окно, аккуратно положив руки на оба колена. Сначала ей показалось, он совершенно равнодушен к виду проносящихся изящных зданий со светящимися вывесками. Однако, «автомобиль» в очередной раз остановился, как удалось выяснить Цири, из-за красного цвета тех трёхцветных фонарей, и в окне на добрые полминуты выскочило чёрное нерельефное здание с разноцветными «неоновыми» вывесками и интересной группой людей вокруг входа. Вывески показывали рисунки странно нарисованных девочек, и, если память ей не изменяла, в этом мире они назывались «аниме». Девочкам на вид было по 16 (возможно, такой эффект придавали страннее всего из изображённого — лица), художник одел их в бельё, покрывавшее или оголявшие туловище полностью, сетчатые колготки или чулки, одарил кроличьим хвостиком и обручем-ушками. Аваллак’х не отвёл своего, казалось бы, безразличного взгляда. Ниже, в стеклянных цилиндрах, танцевали на шестах юноши и девушки в различных столь же странных, извращённых нарядах, вульгаризм которых варьировался от намёка на одежду до многоскладчатых черно-белых платьев. Около и поодаль них ошивались люди, которых Цири в своё прошлое путешествие какое-то время считала местными крестьянскими пьянчугами-бандитами, пока не узнала, что мир уже пару сотен лет не делился на классы. Немножко реже появлялся другой тип людей, роскошный и приличный, но с лицами такими же, как у пьянчуг-бандитов. Крестьяне и богачи были разнополыми. Как выяснилось в прошлый раз, набор полов у людей в этом мире превышал два. Среди разношёрстной толпы виляли две потенциальные девушки, одетые как девочки на вывесках, с такой же разноцветной и даже светящейся выпивкой на подносах. Аваллак’х всё ещё не отводил глаз. Цири чуть нагнулась, чтобы лучше разглядеть его лицо, остававшееся каменным. Машина завернула на пересекающую улицу и здание открылось им с другой, парадной стороны. Всего там виднелось больше. Больше «аниме» девочек, разноформенных и разодетых на любой извращённый вкус. Больше стеклянных цилиндров с девушками, юношами, женщинами, юношами-девушками, и девушками, больше походившими на девочек. Больше странных людей вокруг. Больше бегающих официанток в сеточке и кроличьих ушках. «Зайки!» - гласила милая светло-розовая вывеска на входе. Это была первая надпись, которую Цири смогла прочитать в этом мире после, наверное, цифрового номера на машине. Кучер - «водитель» - остановился всего в нескольких метрах от здания с аниме девочками, под таким же «Зайки», но с подписью «Отель». — Сорок три пятьдесят, — послышалось от «водителя» Перед путниками резко вспыхнули цветные квадраты с суммой и различными значками. Экраны, которые в её мире оставались всё же магическим термином, очевидно, были встроены непосредственно в передние сидения. Цири, оцепеневшая в непонимании, спохватилась перебирать цветные плотные листики, пытаясь разглядеть на них нужные цифры. Светлячок, посланный эльфом, помог ей в этом, однако водитель не обратил на летающий объект внимания, всматриваясь в свой собственный светящийся прямоугольник. Нужное количество никак не строилось, так что, отсчитав чуть больше, Цири протянула странные деньги водителю. Тронула его плечо, чтобы он всё же взглянул на сумму, но тот, увидев подношу, нахмурился и с подозрением посмотрел на своих пассажиров. Оглядев обоих с ног до головы, хмыкнул: — Кэш так кэш, — и забрал врученное. Пересчитав, выдал остаток. В своё прошлое путешествие они вдоволь наездились на автомобилях, и мышечная память порадовала умением открывать самые разные дверцы. Такси уехало, оставив их глазеть на розовую вывеску «Зайки! Отель», поглядывая на просто «Зайки!» и всё причастное к «Зайкам». Красные и сиреневые огни в окнах «Отеля» с мельтешащим жёлтым отсветом намекали, по крайней мере в сознании Цири, на весьма соответствующую «Зайкам» обстановку в комнатах. Она перевела взгляд на эльфа, поджавшего тонкие губы, и прочитала на его обычно каменном лице нескрываемую озадаченность и даже растерянность. Несколько секунд спустя, она встретилась с его аквамариновыми глазами, и они оба растерянно глядели то друг в друга, то на здание. Цири пробило на смех. Она снова с иронией взглянула на место их временного проживания, фокусируясь на колоритных окнах, спросила, хихикая: — Кажется, твоей магии не хватало точности в инструкциях, раз она отправила нас сюда… Но раз уж мы здесь, какие выберешь: красные, сиреневые или, может, голубые? Изумруд в её глазах искрился неподдельным весельем и жгучей иронией. Аваллак’х, будь он на пару сотен лет моложе, бросился бы в краску, однако сейчас он был благодарен своей многовековой дрессировке за неизменно мраморное лицо. — Сиреневые. Эльф прошёл ко входу, ведя за собой Ласточку, с чьего лица не спадала насмешливая ухмылка. Девушка в вызывающем наряде очаровательно улыбалась неестественными, слишком ровными, слишком белыми зубами. Всё её лицо неестественно поблёскивало в красно-сиреневых лучах здешних ламп, её черты казались неестественно идеальными, ровными, эльфьеми. Аваллак’х легко мог причислить её к эльфской расе, если бы не закруглённые уши и словно бы смазанное лицо. Снять комнату без применения гипноза ожидаемо не удалось: в этом металлопластиковом мире везде требовалось доказательство того, что человек являлся собой. Аваллак’х, как казалось Цири, наученный опытом с женщиной-«продавцом», уточнял, насколько возможно, какая именно комната им требовалась. Очень настоятельно просил раздельные кровати и даже раздельные купальни - «душевые» или ванные - к сожалению, отель мог удовлетворить только первое их пожелание. Цири хотела было попросить вовсе раздельные комнаты, однако, как оказалось, даже под применением гипноза девушка по ту сторону стола просто не могла выдать им комнаты без предоплаты – ей не позволяла система – поэтому проживание, особенно раздельно, вылетало им в копеечку. Другая не менее вызывающе одетая девушка провела их в комнату. Аваллак’х сохранял каменное спокойствие даже когда она, почти нагая, с фальшивыми эльфскими ушами очаровательно ему улыбалась и предлагала роль танцора в «Зайках» по соседству, убеждая, что видит его предназначенное для этого дела удивительное лицо и весьма подходящее тело. Цири озадаченно оглядела закутанного в несколько слоёв одежды эльфа, неистово пытаясь понять, каким образом лже-эльфка разглядела в нём тело страстного танцора-соблазнителя. Когда они подошли к своей комнате, кто-то окликнул их проводницу «Роберто» и она грубым мужским басом ответила «Я Ники! Сейчас», отчего Аваллак’х вздрогнул, уставившись на неё (него?) со смесью непонимания и даже ужаса, совсем не так, как позволял эльфский этикет гордости. Цири тихонько хихикнула, однако «Ники» зыркнула на неё, и девушка ещё тише извинилась. Злобный взгляд лже-эльфки Ники тут же сменился прежней очаровательной улыбкой. Вручив путникам какой-то пластиковый прямоугольник, она пожелала сладеньким голоском доброй ночи и удалилась к звавшему. Они проводили её взглядом, Аваллак’х – шокированным, насколько он мог себе позволить, Цири - любопытным. Вращающийся диск на стене менял цвет и яркость освещения. Девушка, снова хихикнув, остановилась на сиреневом. Эльф оценивающе оглядел залитую сиреневым комнату: кровати действительно оказались раздельными, только вот судьба всё же отыгралась на них с помощью совершенно прозрачной «душевой». Аваллак’х стоял за дверью, по его меркам, уже более получаса, со скорбящем сердцем вслушиваясь в звуки льющейся воды, доносившиеся из их сиреневой комнаты. Его ожидания скрашивали совершенно уникальные человеческие создания: мимо него прошли уже четыре любовных жрицы, включая лже-эльфку Ники (Роберто?), все играющие свои собственные неповторимые образы. Они удивлённо вглядывались в него, одна пожелала удачи в работе. Он не был уверен, какую именно работу она имела ввиду, однако запомнившееся предложение стать танцором-ублажателем навязчиво витало в мыслях. Когда звуки утихли, Знающий преисполнился надежды на скорое возвращение в комнату, однако, надежда утекала так же, как и время, проведённое за дверью в гробовой тишине. Наконец дверь отворилась. Запах чего-то фруктового, свежего, ударил в нос. Креван чувствовал себя не на своём месте, будто его вовсе не должно быть там, где он сейчас находился. Не должно было быть этого сиреневого света, этого сладковатого запаха и Ласточки в своей привычной одежде с мокрыми пепельными волосами. Он чувствовал себя так, словно зашёл в её личную комнату, и пусть он подавил это чувство, что-то здесь всё же было не так. И он понял что. — Зираэль, Йеннифэр тебя не учила, что надевать грязную одежду поверх чистого тела - бессмысленно? Она не удостоила его взглядом. — Предлагаешь расхаживать перед тобой в негляже? — Предлагаю попросить меня о помощи. Как всегда, его голос звучал равнодушно и мягко одновременно, так по-эльфски, как говорили только Aen Elle. Цири хмыкнула: — Хорошо. Ведун произнёс заклинание, как показалось Цири, на диалекте, ведущим свои корни ещё во времена образования AenUndod, и в его руках материализовалась шёлковая длинная рубашка с резными рукавами. Безусловно, шёлк ощущался мягким, ласкающим кожу. Очередные несколько минут в коридоре уже не показались Аваллак’ху мучительными. Стояние за дверью, как ему казалось, станет неотъемлемой частью их начавшегося путешествия, и его подопечная нарочно одевалась в разы медленнее, чем обычно. Ведун отомстил ей со столь же каменным лицом. Цири прекрасно знала, что он мог быстро ополоснуться и магией облачить себя во что угодно, однако, он предпочёл уже её выставить за дверь и потратить её треть часа. Она могла бы начать войну, однако, медленные переодевания раздражали и её саму, так что девушка решила, что их молчаливой перепалки ожиданий хватит на весь путь. Впрочем, прекращать выставлять эльфа за дверь она не собиралась. Легли без лишних слов. Цири долго ворочалась, проклиная всплывавшие воспоминания их прошлого пребывания здесь. Точнее то, чем оно закончилось: неистовыми криками тысяч людей, внезапно обрывавшимися вместе с их существованием, вместе с существованием   улиц и зданий. Сломленные жизни, которые она оставила после того, как сбежала отсюда ради своей собственной. И Аваллак’х, ведающий о том, что цена тысяч сломленных жизней стоит одной, более ценной, несущей в себе Ген Старшей Крови. Ей хотелось вскочить и задать ему, этому пресловутому Ведуну, зачем же он привёл её сюда исправлять последствия. Зачем он рискует Геном Старшей Крови ради спасения жизней, которые его не заботили. «Чтобы удержать меня, — заключила Цири, — чтобы заставить меня внимать его словам и поступать так, как ему угодно». — Аваллак’х. Он не ответил. Но выработанный тренировками ведьмачий слух уловил движение его головы: он слушает. — Мы закончим здесь и я уйду. «Откажет» — Как скажешь, Зираэль. Я не держу тебя. Цири помолчала, оценивая сказанное. Она видела в этих словах подвох, хотя другая часть её разума вовремя вспомнила о том, что тогда Аваллак’х, несмотря на ложь и частые ограничения её действий, всё же дал ей выбор. Он позволил ей выбрать там, где всё сводилось к столь важному для него Предназначению. Он дал ей выбрать здесь, в этом мире, как направить свою судьбу, предложив план рискнуть своей жизнью и остановить Белый Хлад самой. Она имела право отказаться. Она имела право не рождать Дитя, не заботиться о Белом Хладе, имела право разобраться с Дикой Охотой и уйти в закат, никогда более не беспокоясь о том, что будет с другими мирами. С её миром, с миром AenElle. И когда он пришёл вновь, пролив столь эксцентричные откровения, – вновь дал выбор отказаться. Если я буду играть на своих условиях – он ответит на все мои вопросы. — Зачем ты привёл меня сюда? — Для обучения. Твой Дар нуждается в соответствующем контроле. — Нет, — холодно бросила она. — Есть что-то ещё. — Всему своё время, Зираэль. Цири ненавидела эти слова, ненавидела до самого дна своего сердца. Знала, что просто настаивать – бесполезно, он не ответит. Ей хотелось врезать ему по лицу, но разговор с Регисом, вовремя всплывший в её голове, остановили порыв. Она обязательно ударит его, когда он поможет ей исправить то, что ей пришлось оставить после себя, а сейчас нужно играть. — Ты буквально день назад утверждал, что у меня времени нет. Неужели я не заслуживаю знать правды? Я столь низка, как дщерь Крегеннена из Лёда, так ли это? Эльф едва слышно вздохнул: — Если я отвечу тебе сейчас, ты не поверишь и начнёшь злиться. Однако, гнев не утешит твоего любопытства и не успокоит твой сон. — Знаешь, утаивание правды тоже ничего не утешает и не успокаивает. — Я привёл тебя сюда, чтобы исправить последствия наших действий в прошлом. Уверен, ты преисполнена желанием загладить вину перед этим миром. — Зачем? Откуда ты знаешь что я вообще чувствую к этому миру? — Я Знающий, Зираэль, и я знаю многое о твоих чувствах. Цири прыснула, с трудом удерживаясь от колкости. Ей всё приходилось напоминать самой себе, что ссоры в данный момент только утомят и не приведут к ответам. Но этот эльф умело танцевал на её нервах. — Снова злишься, Зираэль, — подлил тот масла, как всегда, равнодушно. Ведьмачка всё же отвесила грубость, саркастично намекнув, что если бы он давал чёткие ответы, то злости не было бы места. Но в ответ Аваллак'х поднялся, подставил подушку у изголовья кровати и умостился в полусидящей позе. Спокойно, с нотой усталости продолжил. — Злишься, когда не могу ответить тебе, ибо не имею ответов. Препираешься и дерзишь, когда честно говорю об этом. — Откуда мне знать, что в твоих словах честно, а что лживо? Ты требуешь от меня доверия, хотя я для тебя – грязная dh’oine, чьё доверие можно пару раз предать и быстро выпросить обратно?! Аваллак'х промолчал, уставившись в стену напротив кроватей, потом отклонился от изголовья, обнял руками колени и положил на них подбородок. Цири отметила, в какой по-человечному уязвимой позе видела эльфа, и сколь озадаченно вглядывались в никуда глаза, в которых отражались уличные огни за окном. — Вероятно, твой гнев идёт не от моего честного признания в неведении собственных целей, а от страха, что любое моё признание – нечестно? — Надо же, — съязвила она, — ты бахвалишься знанием о моих чувствах, а об этом узнал только сейчас? Ну и трепло ты, Аваллак'х! — Ну и трепло я, Зираэль. Печальная улыбка и обречённость в его словах вновь застали ведьмачку врасплох, но она лишь скривилась. Знающий потеребил сомкнутыми пальцами, молча упёр лицо в колени, и блондинистые волосы спрятали его профиль. Огни за окном обрамляли его фигуру, печальную и словно бы сдавшуюся под тяжестью мыслей. Было тихо. — Ты права, Зираэль, — голос его звучал сухо и потерянно. Он медленно отнял лицо от колен, вновь уставился сквозь стену, и пара светлых прядей непослушно легли перед глазами. — Я Знающий, и я твержу о том, что должен знать обо всех и обо всём, ибо такова моя природа, таково Предназначение моё. Но, по правде, после завершения нашей миссии – я не знаю ничего. Я говорил это всё ранее, но ты не представляешь, каково это – не знать, когда весь твой смысл заключается в знании, не представляешь, Зираэль, какого это – не знать самого себя, спустя устоявшегося представления о том, кем ты должен быть. Спустя столько лет, спустя завершения эксперимента, который был твоим смыслом – ты не знаешь, кто ты и что ты, и что ты должен делать. Огни в глазах эльфа отражали лишь пустоту, смешавшуюся с серой печалью. Цири вдруг вспомнила о том, что ей нужно было дышать, и, едва слышно выдохнув, робко спросила: — Но, Аваллак'х, какое к этому отношение имею я? Почему ты обратился именно ко мне? Аваллак'х позволил себе едва заметную, печальную улыбку. — Я не знаю. Глупо, Зираэль, противоестественно и нерезонно, но я моя натура AenSaevherne подсказывает, что обратиться к тебе – правильный путь. Единственное знание, что мелькает в моём разуме. Комната вновь погрузилась в тишину на неопределённое время. Тяжесть дум ощущалась в воздухе, и мысли обоих заплетались, не знали, куда деваться и что выражать. И они, запутанные и потерянные, молчали. Молчали о том, чего не понимали, молчали об уязвимости, молчали о столь непривычно сокровенном, о близком, о желании. Желании понять, простить, и принять, желании быть понятыми, прощенными и принятыми. Отыскать нечто, ускользнувшее от них давно: чем оно было? Вновь непривычно робкий мужской голос прервал тишину: — Быть может, я хочу узнать тебя, Зираэль? Ты поверишь этому ответу? — А ты? — Прошу тебя, два года назад я бы дезинтегрировал себя за сказанное. Честнее с самим собой я ещё не был. — Ладно, ладно. Ты в последнее время действительно часто оголяешь душу, — хмыкнула Цири, развернувшись на другой бок и зарывшись в одеяло. — Только не подумай, что я сразу доверюсь тебе. Аваллак'х промолчал, взглянул в потолок, размышляя. — Спасибо, — послышалось из-за спины. Не поворачиваясь, она уточнила: — Пожалуйста. Это за доверие? — Не знаю, Зираэль. За всё. Цири зажмурилась, пытаясь отогнать мысли. Ещё одна короткая слабость Эльфа, о которой он несколько часов назад просил забыть. Сколько ещё подобных слабостей она застанет, сколько раз он попросит её не вспоминать об этом, и к чему их откровения приведут? Она надеялась, ей не будут сниться сны. Надеялась, уснёт скорее, чем это возможно в её случае. Надеялась, всё ещё надеялась, что Креван Эспане Аэп Каомхан Маха, Знающий, Авллак’х, не лицемерит, играя в добродушие, хотя бы в этот раз.