Дворец в тени страсти

Следующий день во дворце начался с грозного настроения Каракаллы. Он проснулся, кипя от ярости из-за вчерашнего унижения. Его мысли были хаотичными: «Гета теряет свою силу. Он унижает себя перед рабыней, выставляя слабость напоказ перед всеми. А это недопустимо для императора.» Он ходил по своим покоям, сжимая кулаки, и вспоминал, как брат вступился за Ливию. Глубоко внутри он чувствовал нечто похожее на ревность, но не мог этого признать. Его гнев находил выход в планах мести. Он даже не скрывал своего раздражения перед слугами, грубо отдавая приказы и срывая на них свою ярость. - Гета еще пожалеет о своей слабости, - проговорил император, глядя в зеркало, - и эта рабыня тоже. Дворец был охвачен напряжением. Слуги передвигались по коридорам почти бесшумно, избегая гнева Каракаллы. Их шепот был наполнен слухами: - Слышали ли вы, что Гета защищал рабыню? - Говорят, сенатор готов пойти с жалобой в сенат из-за инцидента. - А что будет с той девушкой? Она стала причиной ссоры между братьями. Высокопоставленные чиновники, которые остались ночевать во дворце, избегали обсуждать эту тему при Каракалле, но между собой они обсуждали все с большим энтузиазмом. Некоторые поддерживали императора Гету за его справедливость, другие - осуждали его за «мягкость». Ливия стала центром этих обсуждений, и все гадали, кем она на самом деле является, если смогла так повлиять на императора. Гета провел беспокойную ночь в своих мыслях. Его разум был переполнен образами вчерашнего вечера. Он не мог забыть, как сенатор ударил девушку, как она стояла, не опустив голову, даже когда страдания были очевидными. Его чувства смешивались: гнев, вина, и что-то более глубокое - желание защитить ее. «Что со мной? Почему я позволяю этим эмоциям управлять мной?» Утром, во время завтрака, он почти не ел. Мужчина размышлял над тем, как преодолеть разрыв между собой и братом, но в то же время понимал, что Каракалла вряд ли изменится. Его охватывали страх и решимость: «Я не позволю ему навредить ей. Не смогу.» В залах дворца распространялись многочисленные слухи. Некоторые сенаторы считали, что Гета начал терять контроль над своим правлением, потому что позволил эмоциям взять верх над обязанностями. Другие, особенно те, кто устал от жестокости Каракаллы, поддерживали Гету и считали его действия проявлением человечности. - Это был смелый шаг, но правильный ли? - размышлял один из них. - Если император не может держать в узде даже своих рабов, как он будет управлять Римом? - спрашивал другой. Разговоры не ограничивались только дворцом. По всему Риму обсуждали «дерзкую рабыню», которая стала центром конфликта между императорами. Слухи обрастали преувеличениями: некоторые говорили, что она была тайной любовницей Геты, другие - что она шпионка, которая должна была разрушить братьев. В сенате также чувствовалась напряженность. Несколько сенаторов открыто выражали недовольство поведением Геты. Один из них - тот самый сенатор, который накануне стал причиной конфликта - объявил, что будет требовать официального расследования его действий: - Император, защищающий рабов, может потерять доверие Рима! Это же позор, - провозглашал он, собирая вокруг себя единомышленников. Однако были и те, кто начал видеть в Гете нового лидера, стремившегося изменить порядок: - Его брат разрушит империю своей жестокостью, - говорили они. - Возможно, император Гета - это именно тот, кто нам нужен. Римский сенат собрался в одном из величественных залов, украшенных мрамором и позолотой, чтобы обсудить последствия вчерашней вечеринки. Напряжение витало в воздухе. Сенаторы обменивались взглядами и тихими репликами, готовя аргументы для обсуждения. Каракалла вошел в зал с нескрываемым высокомерием. Его темный взгляд скользил по присутствующим, словно он уже решил судьбу каждого. Император Гета, напротив, сохранял спокойный вид, но в его глазах была твердость. Он занял свое место, понимая, что сейчас ему придется защищать не только себя, но и Ливию. Сенатор Флавий, уверенный в поддержке большинства присутствующих, встал с места, медленно расправляя свои богатые одежды, чтобы привлечь максимальное внимание. Его глаза излучали дерзость, а лицо покрылось насмешкой, которая почти требовала вызова. - Что мы видим, господа, - начал он, расхаживая по залу и слегка жестикулируя рукой, - Вчера Рим стал свидетелем не величия империи, а ее слабости! Один из наших императоров, - он нарочито посмотрел на Гету, - решил подчиниться своим чувствам и поставить рабыню выше нас, сенаторов! Это не просто смешно, это унизительно для нашего звания! Он громко вздохнул, словно не мог выдержать этого унижения. - Император Гета, - продолжил он, теперь глядя прямо в глаза младшему императору, - вы должны объяснить всем нам, почему решили защищать ту, кто даже не достойна стоять на пороге нашего дворца? Это было ваше увлечение или нечто большее? Возможно, она вас очаровала своей наглостью? Голос Флавия стал острее, а тон - пренебрежительным: - Если вы будете и дальше так править, вскоре каждый раб будет считать себя равным нам! Это не правление, это хаос! Гета слушал молча, напряженно держа руки на столе. Его взгляд был острый, но он старался не поддаться эмоциям. Такая выдержка лишь провоцировала Флавия еще больше. - Вы молчите? - поднял голос сенатор, остановившись прямо перед троном, - Потому что вам нечего сказать? Может, вы и вправду уже потеряли право называться императором? Несколько сенаторов поддержали Флавия одобрительным шепотом. Каракалла поднялся с трона, улыбаясь своей поддержке. Он выглядел довольным тем, что настроение зала начало склоняться на его сторону. - Флавий, ты говоришь истину, - начал он, подкрепляя слова союзника, - Что такое Рим без порядка? Мы стали великими не благодаря слабости, а из-за силы и жестокости. Это наши традиции, и их невозможно предавать из-за какой-то рабыни. Его голос звучал громче, а жесты стали агрессивнее. - Гета, ты ведешь себя как юноша, увлеченный первой красавицей! Но мы здесь, чтобы править, а не играть в игры с чувствами. Объясни своим «сторонникам», что такое настоящая власть, или я сделаю это за тебя! Зал взорвался голосами, разделившись на два лагеря. Некоторые сенаторы поддержали слова Каракаллы и Флавия, в то время как другие выглядели растерянными или сосредоточенными, наблюдая за развитием событий. После выступления Флавия и поддержки Каракаллы зал оставался неспокойным. Сенаторы шептались, обсуждая слова Флавия, и некоторые из них поднимали глаза, ожидая, когда кто-то осмелится выступить в защиту императора Геты. Первым поднялся Марк Агриппа, седовласый сенатор с твердым взглядом и спокойным голосом. Он выступал редко, но когда говорил, его слова имели вес. - Хватит, Флавий, - начал он, медленно, но уверенно, - Ты говоришь о величии Рима, но забываешь о его основах: справедливости и чести. Император Гета вчера поступил как настоящий лидер, защищая более слабого. Если бы мы все были такими, как ты, Рим бы исчез под бременем собственной жестокости. Флавий рассмеялся, перебивая Марка. - О, так теперь ты, Агриппа, хочешь научить нас, что такое честь? Честь - это сила, а не слабость. Или ты тоже собираешься полагаться на рабынь, чтобы спасти нашу империю? Мужчина бросил на него ледяной взгляд. - Честь - это не сила, которая унижает. Честь - это сила, которая поднимает. За Агриппой встал другой сенатор, молодой и вспыльчивый Луций Деций. - Я поддерживаю императора Гету, - заявил он. - И пусть даже вы, Каракалла, пытаетесь насмехаться над этим, - Луций бросил горящий взгляд в сторону старшего императора, - никто не имеет права использовать свою силу, чтобы бить женщину, тем более рабыню, которая уже служит вам. Каракалла наклонился вперед, его голос стал опасно тихим. - Осторожнее, Луций, ты забываешь, кто я. Луций сделал шаг вперед, его голос стал лишь громче. - Нет, император, я помню, кто вы. Но даже вы забываете, что править - это не значит тиранить. Слова Луция вызвали бурю в зале. Единомышленники Каракаллы - Флавий и сенатор Гней Сцевола, жестокий и прямолинейный мужчина средних лет, встали со своих мест. - Вы все сумасшедшие, если думаете, что рабыни заслуживают защиты, - выпалил Сцевола, глядя на Луция. - Они инструменты, не более. И если мы начнем их оберегать, они превратятся в угрозу! Марк Агриппа схватился за свой жезл, очевидно, пытаясь взять себя в руки. - Угрозу? - переспросил он. - Угроза - это ваша ненависть, ваша жестокость, которая заставляет людей бояться вас больше, чем уважать! Каракалла выступил вперед, прекратив перепалку своих союзников. - Вы все говорите о чести и уважении, но это лишь прикрытие для слабости, - сказал он. - Его высочество своим поведением вчера доказал, что не способен быть императором. Я ни разу не увидел в его действиях силы. Гета, все это время молчавший, наконец поднялся. Его лицо было напряжено, но голос оставался четким и громким. - Довольно! - воскликнул он, и его голос отразился эхом по всему залу. - Тишина! Все сенаторы замолчали, даже его брат выглядел удивленным. Император Гета обвел их взглядом, полным гнева и решимости. - Вы называете меня слабым, потому что я встал на защиту рабыни. Вы считаете, что жестокость - это сила. Но я скажу вам: настоящая сила - это быть тем, кто не боится защищать тех, кто слабее его. Я не согласен с вашим видением Рима, где царит страх и унижение. Рим - это величие, основанное на справедливости. И если вы этого не понимаете, то вы не мои союзники. Гета остановился, переводя дыхание. Его голос стал теплее, но не менее сильным: - Я буду править так, как считаю нужным. И если кому-то это не нравится, помните, что Рим - это не ваш личный инструмент для удовлетворения ваших амбиций. Он принадлежит всем нам, и я буду защищать это, даже если останусь один. Сенаторы переглядывались между собой. В зале воцарилась тишина, которая казалась бесконечной. После завершения страстного монолога Геты в зале воцарилась тишина. Все присутствующие, включая сенаторов, охранников и даже слуг, словно замерли, обдумывая сказанное. Эмоции бушевали: одни были восхищены, другие - возмущены, а кто-то, похоже, затаил страх. Марк Агриппа снова поднялся, его голос был спокойным, но в нем звучала непоколебимая уверенность. - Император, ваши слова - это луч света во мраке. Вы напомнили нам, что справедливость и честь - это основа Рима. Я поддерживаю вас не только как сенатор, но и как гражданин нашей империи. Его поддержал молодой Луций Деций: - Кто может возразить, что вчерашние действия нашего императора были правильными? Он показал, что власть - это не только сила меча, но и сила сердца. Мы должны быть примером для нашего народа, а не их страхом. Сенатор Квинт Туллий, известный своей прямотой, поднял руку, обращаясь к залу: - Его высочество прав. Рим не может держаться на кровавых зрелищах и унижениях. Если мы хотим оставаться великой империей, мы должны научиться защищать не только себя, но и тех, кто в этом нуждается. Флавий, все еще полный гнева, разразился смехом. - Речи о справедливости? О сердце? Это не для Рима. Наш народ понимает только силу. Вы хотите, чтобы нас запомнили как слабаков, которые ставили рабов выше себя? Это не путь к величию, это путь к упадку! Гней Сцевола поддержал его: - Император Гета, вы подрываете авторитет императоров. Если мы будем защищать таких, как она, скоро весь Рим начнет ставить под сомнение нашу власть. Ты рискуешь всем ради одной рабыни! Каракалла встал с места, голос его был низким, но громким: - Брат, ты опозорил нас перед всеми. Твои действия - это не честь, а слабость. И если ты хочешь править вместе со мной, тебе придется понять, что рабам место на коленях, а не за нашим столом. - Каракалла, я ждал от тебя понимания, но вижу только злобу и ненависть. Как мы можем править вместе, если ты считаешь каждого человека под нами просто орудием? - А ты считаешь, что они равны нам? Гета, ты забыл, что мы рождены для власти, а не для жалости. - Власть - это ответственность. И если ты не понимаешь этого, то ты не достоин своего трона. - Не достоин трона? - его голос стал грозным. - Посмотри вокруг, брат. Кто со мной, а кто с тобой? Твои речи - это лишь слова, и они не принесут тебе поддержки. - Мы увидим, брат. Но я не собираюсь молчать, когда вижу несправедливость. В конце концов, сенат разделился на два лагеря. Одни, вдохновленные словами Геты, заявили о своей поддержке его политики. Другие, включая Флавия и Каракаллиных сторонников, остались при своем мнении, что жестокость и сила являются единственным путем к сохранению величия Рима. Заседание завершилось без четкого разрешения конфликта, но напряжение осталось висеть в воздухе. Каждый сенатор знал, что это лишь начало битвы между двумя братьями, которая может изменить будущее империи. Генерал Акаций, известный своим стратегическим умом и твердостью характера, вместе с женой Луциллой, которая славилась острым умом и изяществом манер, проводил утро в своей резиденции. Как всегда, обсуждали государственные дела. Вдруг к ним прибыл курьер с новостями из дворца. Слухи о вчерашней вечеринке и поведении Геты, Каракаллы и Флавия быстро разлетелись по Риму. Акаций с удивлением слушал отчет, когда Луцилла взяла слово: - Не те ли это самые императоры, которые всегда держались как нераздельные союзники? И что это за история с рабыней? Почему сенат сейчас обсуждает не законы, а личные обиды? Акаций мрачно кивнул. - Моя дорогая, мы должны быть осторожны. Это не просто дворцовая ссора. Если Гета выступает против своей семьи ради справедливости, это заслуживает уважения. Но то, что Каракалла и Флавий используют это для унижения - другой уровень интриг. - Если это правда, что император Гета выступил против сенаторов и даже против своего брата ради рабыни, то он рискует потерять все. - Это может быть не риск, а демонстрация настоящей силы. Разве не это всегда говорил ты, любимый? Настоящий лидер защищает слабых. - Да, но он должен быть умным. Его брат - не просто союзник. Каракалла - это прямой удар в спину, и он уже делает свои шаги. А Флавий - подлый, но влиятельный. Их союз опасен. - Что ты предлагаешь? Остаться в стороне? Если мы будем молчать, это может обернуться для нас поражением, когда Гета выиграет. - Я предлагаю поддержать императора Гету. Но сделать это мудро. Сначала я хочу встретиться с ним. Мы должны понять его намерения, прежде чем выступать открыто. - Тогда не медли. Сейчас время, когда Рим нуждается в тех, кто способен действовать. Акаций долго молчал, вглядываясь в даль. Он понимал, что события в сенате создали серьезный раскол. Оставаться в стороне было бы глупо. - Мы встретимся с ним сегодня. Передай письмо его охране. Я должен спросить его напрямую, готов ли он сражаться за эти идеалы до конца. И если он ответит «да», мы встанем на его сторону. Луцила одобрительно кивнула, подходя к столу, чтобы написать сообщение. - Надеюсь, что его честность будет столь же сильной, как и его слова. Луцила тщательно подбирала каждое слово, вкладывая в письмо уважение, мудрость и осторожность. Вот что она написала:

«Достопочтенный Гето, император Рима,

Слухи о событиях во дворце и сенате достигли нас. Мне и моему мужу стало известно о ваших действиях в защиту одной из рабынь, а также об открытом неуважении со стороны вашего брата и сенатора Флавия. Однако мы понимаем, что сейчас вы находитесь под давлением как внешних врагов, так и тех, кто должен быть вашими союзниками. Мой муж Акаций желает лично встретиться с вами, чтобы обсудить, как мы можем поддержать вас в этой сложной ситуации. Мы хотим понять ваши намерения и помочь укрепить ваше влияние. Нам также передали, что рабыня, которую вы защитили, пострадала. Мы верим, что ваши действия были продиктованы не только эмоциями, но и глубоким убеждением. Эта девушка, о которой все говорят, кажется необычной.

Если вы согласны, мы приглашаем вас в нашу резиденцию этим вечером.

С глубочайшим уважением, Луцила.»

Письмо было доставлено одним из доверенных курьеров Акация. Он преодолел дорогу до императорского дворца быстрее, чем ожидалось. Курьер, одетый в темную одежду с печатью генерала, вручил письмо лично одному из охранников Геты, попросив передать его без задержки. Когда письмо попало к императору, он только что вернулся в свои покои после напряженного утра. Его лицо отражало усталость, но, открыв конверт и увидев знакомое имя Луциллы, то на мгновение насторожился. Мужчина внимательно прочитал письмо, медленно опускаясь в кресло. Его лицо менялось с каждой строчкой. Сначала он почувствовал удивление: не ожидал, что генерал и его жена так быстро вмешаются в эту ситуацию. Однако каждое слово письма давало ему ощущение поддержки, которой ему не хватало в последние дни. Он остановился на упоминании о Ливии, и его сердце сжалось. - «Необычная девушка, - пробормотал он, перечитывая эту строчку, - Она действительно меня меняет меня...» Его мысли смешались: стоит ли доверять Акацию и Луцилле? Или это может быть ловушка, устроенная для него? Но их слова звучали искренне, и он решил рискнуть. Гета отложил письмо и встал, его взгляд стал решительным. - «Они хотят встретиться этим вечером. Я должен ответить. Если даже такие люди готовы меня поддержать, то, возможно, это действительно правильный путь.» Мужчина размышлял над тем, как лучше ответить на письмо. Его слова были взвешенными, но в то же время полными искренности:

«Дорогие Акаций и Луцилла,

Спасибо за вашу заботу и поддержку в это непростое время. Ваши слова стали для меня настоящим источником силы.

Что касается девушки, о которой вы упомянули, - Ливия является примером достоинства даже в самых тяжелых обстоятельствах. Ее скромность и мужество достойны уважения. Она не виновата в том, что стала мишенью интриг, и я считаю своим долгом защитить ее.

Я приму ваше приглашение с удовольствием. Ваша мудрость и поддержка чрезвычайно важны для меня.

Искренне, император Гета»

Мужчина закончил ответ Луцилле, подписав его решительным росчерком. Он немного откинулся на спинку кресла, на мгновение закрыл глаза, пытаясь собрать мысли. Теперь, когда встреча с Акацием была запланирована, он чувствовал себя увереннее, но понимал, что вокруг него - море интриг и предательства. Вдруг дверь его покоев тихо приоткрылась. Гета повернул голову и увидел Ливию, которая вошла с ведром воды и тряпкой. Ее шаги были осторожными, а взгляд немного встревоженным, она не ожидала увидеть императора в своей комнате. Девушка замерла на месте, прижав руки к груди. Ее лицо изменилось: удивление смешалось с легким страхом, но она быстро взяла себя в руки. - «Ваше величество,» - сказала Ливия тихо, пытаясь взять себя в руки. Ее глаза упали на лист, лежавший на столе, и она вдруг почувствовала себя лишней. - «Простите, я не знала, что вы здесь. Я просто хотела убрать...» Она опустила глаза, но ее руки бессознательно сжались, выдавая внутреннее напряжение. Гэта, увидев девушку, почувствовал внезапную волну тепла. Её присутствие было неожиданным, но в то же время приятным. Он заметил, как она все еще пытается скрыть последствия удара на своем лице. Это напомнило ему о вчерашнем инциденте, и его сердце защемило от вины. - «Ливия, ты не должна извиняться,» - он поднялся с кресла, осторожно сделав несколько шагов навстречу. Его голос был мягким, но наполненным заботой - «Я должен был бы сообщить, что остаюсь здесь, но я рад тебя видеть. Как ты себя чувствуешь после того, что произошло?» Девушка подняла взгляд, удивленная его тоном. Она немного поколебалась, но потом тихо ответила: - «Мне уже лучше, спасибо вам, ваше величество. Удар не был сильным, а врач хорошо сделал свое дело.» Император Гета нахмурился, его глаза наполнились гневом, но не на нее, а на тех, кто осмелился обидеть ее. - «Это недопустимо, что ты вообще пострадала. Как император, я должен гарантировать защиту каждого в этом дворце, даже если некоторые считают иначе.» Она немного улыбнулась, ее голос стал смелее: - «Не каждый считает, что рабы заслуживают защиты, ваше величество. Но я благодарна вам за ваши действия. Не каждый император остановил бы вечеринку, чтобы защитить кого-то вроде меня.» Гета сделал шаг ближе, глядя ей в глаза. - «Ты не „кто-то“. Я не позволю никому относиться к тебе как к вещи, Ливия. У тебя больше мужества, чем у многих, кого я знаю.» Она немного зашарилась, опустив взгляд: - «Вы слишком добры ко мне. Но, пожалуйста, не рискуйте собой ради кого-то столь незначительного, как я.» Гета наклонился чуть ближе, его голос стал почти шепотом: - «Никогда так не говори. Ты имеешь значение, Ливия, и это мое дело решать, ради кого стоит рисковать.» Когда девушка закончила уборку и тихо ушла из его покоев, император Гета так и остался стоять у стола, глядя ей вслед. Его мысли роились: он не мог понять, почему эта девушка так его беспокоит. - «Что она сделала со мной?» - подумал он, проводя рукой по волосам, - «Как я позволил себе так привязаться?» Но даже эти мысли не принесли ему тревоги. Наоборот, они вдохновляли его на то, чтобы действовать смелее и решительнее.