Дворец в тени страсти

Дворец сиял огнями тысячи факелов. Придворные музыканты, изящно перебирая струны лиры, создавали легкий фон для разговора гостей. Просторный зал наполнялся голосами императоров, сенаторов, их жен и слуг, которые, не поднимая глаз, суетились вокруг, предлагая еду и вино. Гета и Каракалла сидели на своих высоких тронах из золота и слоновой кости. Они выглядели, как живые олицетворения силы и власти, но каждый из них был поглощен собственными мыслями. Каракалла, как всегда, был дерзкий и громкий. Он говорил резкие шутки, часто на грани грубости, и бросал на своих гостей взгляды, которые заставляли их смеяться над его словами, даже если они этого не хотели. Он явно наслаждался своей властью, периодически выкрикивая приказы рабам, разносившим вино. Гета, хоть и внешне спокойный, был сосредоточен. Он наблюдал за присутствующими, внимательно анализируя их поведение. Его ментальная игра продолжалась постоянно - он манипулировал разговорами, вызывал доверие и одновременно держал всех в напряжении. Но этой ночью его внимание все чаще возвращалось к одной рабыне - Ливии. Девушка стояла рядом с другими рабами. Ее лицо казалось спокойным, но в глазах читалась гордость. Она не уклонялась от работы, двигалась уверенно и точно. Когда Каракалла громко позвал девушку, чтобы подать кубок вина, она подошла без страха. Ее манеры - прямой взгляд, гордо поднятая голова - буквально раздражали его. Когда она поднесла ему чашу вина, он резко схватил ее за руку, заставив остановиться. - Разве ты не знаешь, что рабы должны кланяться? - прорычал он. Ливия не ответила. Она молча поставила кубок на стол, а ее движения оставались спокойными. Это вызвало смех гостей, и Каракалла, чувствуя, что его унизили, продолжил: - Рабы без должного повиновения - это как вино без вкуса. Может быть, настало время научить тебя манерам? Ты, кажется, забываешь свое место. Или, может быть, тебе хочется попробовать, как вкусно наказание? Гета бросил короткий взгляд на брата, но пока что оставался молчаливым. Ливия отступила на шаг, освобождая руку из его хватки, и ответила спокойным, но твердым голосом: - Мое место там, где оно нужно. И я не позволю унижать себя только потому, что вас это развлекает. Эта смелость удивила не только Каракаллу, но и гостей, которые затаили дыхание. Каракалла пришел в ярость. Его рука уже потянулась к рукояти кинжала на поясе, но вдруг между ними оказался Гета. - Брат, - холодно проговорил он, - может, тебе стоит тратить свой пыл на врагов Рима, а не на беззащитную рабыню? Каракалла бросил на Гету взгляд, в котором сплелись злость и недоверие. - Ты всегда находишь время, чтобы поучать меня, - прорычал он. - Но не забывай, кто здесь главный. Гета подошел ближе, его голос оставался спокойным, но слова пронзали, словно клинки. - Главный? Это титул, которого нужно быть достойным. И главный должен уметь контролировать свои эмоции. Он намеренно опустил взгляд на кинжал Каракаллы, затем снова поднял глаза к брату: - Оставь ее. Это не тот, кого ты можешь сломать. Каракалла сделал шаг назад, но злость не оставляла его. - Думаешь, что эта рабыня заслуживает твоего внимания? - спросил он, поворачиваясь к Ливии, - Помни, девочка, ты лишь тень в этом дворце. Одно мое движение, и тебя не станет. Ливия снова встретила его взгляд без страха. - Если вы считаете меня тенью, то почему же я вызываю у вас такой гнев? Гета вмешался, его голос резко оборвал разговор: - Довольно, Каракалла. Этот разговор больше не имеет смысла. Когда он отступил, Гета взглянул на девушку и, не сильно скрывая сочувствия, обратился к ней: - Иди. Я позабочусь, чтобы тебя больше не трогали. Возвращайся к работе. Потом он посмотрел на брата и тихо добавил: - Не советую прикасаться к ней снова. Мы же не хотим еще одного конфликта, правда? Каракалла стиснул зубы, но ничего не ответил. Его глаза сверкали ненавистью, но на этот раз он сдержался. Вечеринка приближалась к апогею. Гости, захмелевшие от вина и самоуверенности, спорили о политике и шутили, насмехаясь над более слабыми. Сенатор Флавий, известный своим высокомерием и плохим отношением к рабам, счел нужным сделать публичное замечание Ливии, когда та несла поднос с фруктами. - Ты не видишь, куда идешь? - раздраженно воскликнул он, когда несколько капель вина случайно упали рядом с его рукой, - Тупая рабыня! Ты вообще понимаешь, как вести себя в присутствии свободных людей? Девушка, не опуская глаз, ответила ровно: - Простите, я не хотела вас беспокоить. Но ее спокойный и уверенный тон разозлил сенатора еще больше. - Как ты смеешь говорить со мной так, будто мы равны?! - воскликнул он, поднялся, и его рука резко опустилась на ее лицо. Ливия пошатнулась, но осталась стоять. Комната замерла. Все взгляды были направлены на сцену. Император Гета, находившийся неподалеку, увидел это и остановился посреди разговора с другими гостями. Его лицо изменилось: сначала удивление, потом гнев. Он молча приблизился к сенатору, его шаги были тяжелыми и уверенными. Едва сдерживая злость, он заговорил: - Флавий, ты только что ударил рабыню, которая служит императорскому дому. Ты хоть понимаешь, чем это грозит? Сенатор отмахнулся: - Она всего лишь рабыня! Ваше величество, вы должны знать, что их нужно держать в страхе, чтобы они не забывали своего места. Гета приблизился еще ближе, и в его голосе появился лед: - Она не просто рабыня. Она принадлежит императорскому двору. Это первый и последний раз, когда ты позволил себе такое. - Вы серьезно защищаете ее? - удивленно переспросил Флавий, - Неужели вы готовы рисковать авторитетом из-за какой-то никчемной девчонки? Гета подошел ближе, остановившись в нескольких дюймах от сенатора. Его голос был тихим, но каждое слово несло угрозу: - Авторитет? Авторитет - это то, что ты сейчас теряешь, позволяя себе унижать того, кто не может себя защитить. Твоя жестокость показывает лишь твою слабость. Флавий сжал кулаки, но ответил дерзко: - Вы же знаете, ваше величество, что это всего лишь раб. Действительно ли она стоит вашего внимания? Гета наклонился ближе: - Если ты хоть раз поднимешь руку на кого-то в этом дворце, независимо от статуса, твое влияние и привилегии закончатся так быстро, что ты не успеешь даже извиниться. Император не обратил внимания на шокированные лица гостей. Мужчина наклонился, помогая Ливии подняться с пола. Она была настолько шокирована и напугана, что потеряла возможность стоять на ногах. Ее лицо оставалось гордым, хотя щека покраснела от удара. Он тихо спросил: - Ты в порядке? Она молча кивнула, не сводя глаз с сенатора, который все еще стоял неподалеку. Гета слегка сжал ее плечо, обернулся к гостям и сказал: - Вечеринка закончена. Мой приказ. Его слова не подлежали обсуждению. Гости начали расходиться, перешептываясь между собой. Каракалла, наблюдавший за сценой издалека, нахмурился, в его глазах блестела злоба и он дерзко выкрикнул: - О, посмотрите, наш великий и могучий Гета теперь защитник рабов! Или, может, ты сам хочешь стать одним из них? - Каракалла шагал к брату, его лицо пылало гневом. - Ты не видишь, как твоя слабость выставляет нас на посмешище? Гета выпрямился, но голос его оставался холодным: - Я не считаю слабостью способность отличить справедливость от жестокости. То, что ты делаешь, брат, - это позор для императорского рода. Каракалла засмеялся, но смех был лишен радости: - Позор? Позор - это то, что ты защищаешь эту рабыню, будто она важнее чести империи! Ты забыл, кто ты есть? Оставшиеся гости молчали, опасаясь вмешаться в конфликт между двумя императорами. Сенатор Флавий, бледный после слов императора Геты, стоял у стены, боясь встретиться взглядом с кем-то. Другие шептались, наблюдая за сценой, но большинство из них держались в стороне, не желая оказаться между братьями. Вдруг император Каракалла сделал резкое движение в сторону Ливии, стоявшей рядом с Гетой. Его рука поднялась, словно он собирался схватить ее: - Она заслуживает наказания! - рыкнул он. - За ее дерзость! Но Гета быстро встал между ним и девушкой, оттолкнув ее себе за спину. - Не смей, Каракалла, - его голос был решительным, почти угрожающим, - Если ты тронешь ее еще раз, это станет твоей последней ошибкой. Он смотрел на Гету, будто оценивал, стоит ли рисковать. - Ты меняешься, брат, - сказал Каракалла, его голос был полон яда, - Когда-то ты был безжалостным императором. А теперь ты стоишь здесь, защищая какую-то рабыню. Что скажут об этом наши отцы? Наши предки? Гета подошел ближе, почти вплотную: - Наши предки были мудрыми людьми. Они знали, что настоящая власть - это умение управлять, а не издеваться. А ты, Каракалла, стал жертвой своей жестокости. Что скажут о тебе историки? Что ты был тираном, не имеющим даже тени человечности? - Историки помнят силу, а не слабость!» - воскликнул брат, его рука едва не дрожала от гнева, - »А ты становишься слабым. И эта девушка - твоя ахиллесова пята. Гета уверенно ответил: - Сила - это защищать тех, кто нуждается в помощи. А слабость - это прятаться за жестокостью и страхом. Помни это, брат. Ливия, хоть и была напугана, оставалась спокойной. Она не произнесла ни одного слова, но ее глаза выражали нечто среднее между удивлением и уважением к императору. Она не отводила взгляда от братьев, будто пытаясь понять, что будет дальше. Каракалла, разъяренный, сделал шаг назад, жестом приказывая гостям покинуть зал. Они не заставили себя ждать и поспешили исчезнуть, оставив двух братьев и девушку наедине. Когда последние гости покинули зал, в помещении воцарилась напряженная тишина. Император Каракалла стоял, скрестив руки на груди, а его взгляд буквально прожигал дыры в Ливии, которая стояла рядом с его братом, стараясь выглядеть спокойной, хотя ее ладони нервно сжимались в кулаки. - Каракалла, хватит, - обратился к нему Гета. Его голос был тихим, но твердо уверенным, - Мы остались наедине. Теперь время поговорить без масок. Каракалла изобразил насмешливую улыбку: - Ты шутишь? Действительно ожидаешь, что я буду говорить с тобой об этом, будто мы какие-то философы? Мужчина вздохнул, но не дал брату вывести себя из равновесия. - Ты перешел черту. То, что ты сделал, - это унижение, недостойное императора. Ты должен извиниться перед Ливией. Каракалла резко поднял брови и наклонил голову, словно пытаясь понять, всерьез ли Гета говорит: - Извиниться? Перед рабыней? Это уже слишком даже для тебя, брат. - Он засмеялся коротким, резким смехом. - Вместо того, чтобы убить ее за наглость, ты хочешь, чтобы я просил у нее прощения? Гета шагнул вперед, закрывая девушку еще больше за своей спиной. Его глаза блестели гневом, но голос оставался холодным: - Да, я хочу, чтобы ты это сделал. Потому что это не слабость, как ты думаешь. Это сила. Сила человека, который способен признать свои ошибки. Каракалла перестал смеяться, и его тон сменился на более жесткий: - Эта рабыня - всего лишь игрушка. А ты защищаешь ее, как будто это твоя жена. Я предупреждаю тебя. Если ты не остановишься, то сможешь потерять гораздо больше, чем несколько дней покоя. - Он перевел взгляд на Ливию и добавил с коварной улыбкой: - А ты... готовься. В следующий раз я не буду таким терпеливым. Ливия посмотрела на Каракаллу с вызовом, но император Гета остановил ее: - Не отвечай ему, - прошептал он, держа руку на ее плече. Затем повернулся к брату: - Диалог завершен. Ты не понял меня, и я больше не буду тратить время на убеждения. Гета подвел девушку к двери, взял ее под руку и сказал, не оглядываясь на Каракаллу: - А теперь я заберу ее отсюда. И больше не смей прикасаться к ней. Брат ничего не ответил, только смотрел им вслед, сжимая кулаки. Когда мужчина привел Ливию в свои покои, он сразу приказал слуге вызвать врача. Девушка молчала, стараясь держать себя в руках, но немного дрожала. Гета усадил ее на мягкий стул и наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза: - Все будет хорошо. Доктор скоро придет. - Вы не должны были этого делать, - тихо ответила она, ее голос был полон гордости и страха одновременно. - Из-за меня вы нажили себе врагов. - Тебе не нужно беспокоиться об этом, - отрезал Гета, - Я знаю, что делаю. Врач быстро осмотрел девушку и заверил, что серьезных повреждений нет, только останется синяк. - Отдыхай, и боль пройдет, - сказал врач, покидая комнату. Когда они остались наедине, Ливия встала и низко поклонилась: - Спасибо вам, мой повелитель. Но... я не хочу быть причиной ваших ссор с братом. Мужчина подошел ближе, его взгляд был мягким: - Ливия, я сделал то, что считал правильным. Я не позволю никому вести себя так с тобой, даже если это мой брат. Она подняла глаза и их взгляды встретились. В этот момент между ними возникла тихая, невидимая связь, которую каждый из них почувствовал. - Я благодарна за вашу доброту, - сказала она и медленно вышла из комнаты. Когда дверь закрылась, Гета сел на край кровати, обхватив голову руками. Его мысли бушевали. «Что это со мной? Почему я так решительно бросил вызов Каракалле? За что я готов защищать ее с такой страстью? Это лишь справедливость... или нечто большее?» Он вспоминал ее глаза, полные благодарности и гордости. Его сердце сжалось, когда он осознал: Ливия стала для него чем-то большим, чем просто рабыней.