Тень Востока

Это чудовищно странно, думал Арундэль, обрубая сучья и ветви с последнего дерева. Едва ли не более странно, чем все остальное: Король-Ондатра увидел Книгу Мертвых, потому что был грамотен, а Король-Лис не видел ее, потому что грамоты не знал. Если бы дело было в том, что Старый Лис заморочил внуку голову, тот, наверное, увидел бы во сне гибель плотогона: промозглая осенняя ночь, стелющийся над водой туман, сквозь который еле просвечивают огоньки фонарей и факелов… Но Альв увидел другое: то, чего не мог увидеть его дед, то, чего не ожидал он сам. Хотя узнал, по сути, то же самое: что человек, ради которого устроен турий пир, мертв. Однако в первую очередь это означало, что верный сон не был ни выдумкой, ни обманом. И что Альв… Арундэль стиснул зубы. Перед тем, как вернуться на прогалину, он некоторое время спорил со следопытом: — Как ты всерьез можешь думать, будто ты черный маг?! После знакомства с эльфами, после их дара? — Я просто не знаю, что еще мне думать, — ответил тот. — А ты? Арундэль не знал. Но он был совершенно уверен, что объяснение Альва — неверное. И теперь он рубил дерево мечом так, как будто оно было загадкой злосчастного турьего пира: щепки летели во все стороны. Когда он выпрямился, потирая затекшую поясницу, перед ним стоял Альв. — Я стервятника потерял, — сказал следопыт. — Ты не посмотришь сверху? Вдруг он и в самом деле уже улетел. У Арундэля дрогнуло сердце. — Да, конечно… — пробормотал он. Пора. Весь этот день был как зарождающийся в горах камнепад или лавина: медленно, так медленно ворочаются камни и с еле слышных шорохом, по чуть-чуть сползают по склону снежные пласты… А потом все превращается в буйство, грохот и неостановимое падение… Поднявшись на скалу, Арундэль долго оглядывал небо из-под руки. Как будто надеялся, что стервятник еще здесь. Но в чистом небе не было ни единой птицы. А с полудня прошло три или четыре часа, и огненное светило уже величаво плыло на запад. — Нет, стервятника не видно, — окликнул он следопыта. — Можно начинать. И вздрогнул от неожиданности, услышав мысленный голос Альва: «Давай только молча говорить. На всякий случай». Это было теплое чувство: как будто к нему вернулся зверь ондатра и, устроившись рядом, принялся деловито ухаживать за своей рыжей шерсткой. Арундэль мысленно протянул руку и погладил зверька. Рыжий мех был такой, как он помнил: гладкий, скользкий и приятно-жестковатый. Альв внизу застыл, обернулся и подозрительно уставился на Арундэля. Тот улыбнулся. «Да, конечно, как скажешь», — мысленно ответил он следопыту. Собирать и складывать камни для рукотворного камнепада оказалось ничуть не легче, чем рубить деревья не приспособленным к тому инструментом. Для начала выяснилось, что найти подходящий камни не так-то просто: Арундэль сообразил, что ему нужны округлые и гладкие валуны и булыжники, которые будут легко катиться, не цепляясь за неровности и не создавая затор. А большинство камней здесь было неправильной, угловатой формы или вообще плоские, как сланец, которым кроют крыши. И некоторое время он бродил по отрогу, выискивая годные камни и оттаскивая их к расселине в собственной куртке, как в суме. Солнце еще палило во всю силу, слабый ветерок, тянувший с севера, упал, и «драконий гребень», весь день гревшийся на солнце, превратился в подобие духовки, в которой Арундэль вялился, словно бараний окорок. Тепло камня ощущалось даже сквозь подошвы башмаков, так что Арундэлю и впрямь казалось, будто он разгуливает по огромному спящему ящеру, по каменистой морщинистой шкуре, под которой ярится негаснущее пламя. До такой степени, что, когда Арундэль краем глаза заметил струйку дыма, ему на мгновение почудилось, будто это дым из ноздрей спящего дракона. «Зачем ты разжег огонь?» — мысленно спросил он у Альва, осознав, что дым поднимается над прогалиной. «Чтобы Сафтанхор не думал, будто мы сделали ноги. А то еще полезет проверять, не дожидаясь заката… Пусть не тревожится и спокойно ждет темноты». Собрав достаточно камней, Арундэль положил три самых гладких и округлых валуна над верхним концом расселины так, чтобы они частично опирались о деревянную поперечину. К ней следопыт заранее привязал кожаную веревку, дернув за которую, они намеревались обрушить на врага камнепад. Теперь надо было складывать горки из камней на краях оврага. Но, глядя на высокие стены расщелины, Арундэль сообразил, что подпорки достаточной длины могут оказаться слишком прочными и катящиеся камни не смогут их сломать или хотя бы сбить. Поразмыслив, он решил привязать к подпоркам отдельную веревку, благо следопыт сказал, что веревки у него вышло много. Жмурясь от розовеющего вечернего света, Арундэль спустился со скалы к рощице, ступил в прохладную тень листвы и… почувствовал, что что-то не так. По спине побежали мурашки. — Альв! — крикнул Арундэль, выхватывая меч из петли на поясе. Но ответа не было, и он бросился вперед сквозь завесу ветвей. Неужели Мастер Мечей застал их врасплох, надев кольцо невидимости? Выскочив на пятачок к следопыту, Арундэль успел увидеть, что его спутник жив-здоров: сидит неподвижно, положив руки на колени и глядя перед собой пустым, невидящим взглядом. Но в этот же самый миг Арундэль лицом, грудью врезался во что-то невидимое, но грозное и жуткое, как карающая длань. Он вскрикнул, шарахнулся и ударился спиной о ствол. Миссэлинквэ выпал из его руки и зазвенел о камень. Следопыт вздрогнул, моргнул — и наваждение тотчас сгинуло: вокруг снова стоял теплый мирный вечер, в косых солнечных лучах, пробивавшихся сквозь листву, вилась мошкара и танцевали пылинки. Тяжело дыша, Арундэль сполз по дереву на землю: ноги его не держали. Он огляделся по сторонам, но они с Альвом были вдвоем: ни следа Мастера Мечей. Арундэль снова повернулся к следопыту. — Что случилось? Альв тер руками лицо. У него был такой вид, словно он только что проснулся. — Ничего… — пробормотал он и встряхнулся. — Ничего? Но… — Арундэль уставился на следопыта: — Это ты? Ты навел на меня колдовской морок?! — Какой еще колдовской морок, ты что?! — вознегодовал тот. Как виноватый человек, которому пеняют не на то, в чем он на самом деле виноват. — Никакой это не морок и никакое вообще не колдовство! — А что это тогда?! — Это такое… — следопыт повел рукой, — состояние. Внутренняя сосредоточенность. Своего рода бдительная отрешенность. — Отрешенность?! Но Альв, это… это же жутко! — Это и должно быть жутко. Видно, Арундэль так на него посмотрел, что следопыт вздохнул. — Ты же слышал друаданский свист, верно? Так вот, это еще одно друаданское умение, которым владеют следопыты. Друэдайн так орков отпугивали. — Но зачем тебе было отпугивать меня? — Арундэль по-прежнему ничего не понимал. — Тебя? Нет, ты что! На самом деле я первый раз, — Альв как будто смутился. — Но ты же говоришь, что это следопытское умение, как свист? — Ну да! Только раньше я так никогда не делал. Потому что не мог. Мастер Халланар всегда удивлялся… наверняка ему было обидно, что его ученик… В общем, чтобы войти в это состояние, мне надо идти сквозь туман. Тот самый туман, который приснился мне после дедова турьего пира. И мне было боязно. А сейчас я подумал: чего мне терять? Арундэль уставился на него. — Так значит, это все же имеет какое-то отношение… к турьему пиру и всему остальному? — Нет! — Альв аж подскочил. — Ты не понимаешь! Меня этому учил мастер Халланар! Он друг эльфов! Он не только в Линдоне был, но даже в Имладристе! В этом не может быть ничего плохого, кроме хорошего! Просто не может! — Но все равно, раз ты видишь тот же туман, какая-то связь должна быть? Следопыт помотал головой. — Нет, все люди видят разное. Это как если бы три человек отправились с Тихой улицы — где я живу — в крепость. Но один пошел бы по Кузнечной, другой — по Ткацкой, а третий — по Лесопильной: все дойдут одновременно, но по дороге увидят разное. Моя дорога… ну вот она такая, потому что я такой человек, — Альв уныло развел руками. — А у других людей, мастер сказал, это тропинка через цветущий луг или как будто плывешь по светящемуся ночному морю… Они помолчали. — А теперь вот получилось — да без толку, — и Альв досадливо махнул рукой. — Почему? — Потому что на тебя это не подействовало. — Это называется «не подействовало»?! — изумился Арундэль, вспоминая ужас, который накрыл его, как холодный и мокрый парус. Рубашка между лопатками была до сих пор липкой от пота. Следопыт пожал плечами. — Ты же подошел ко мне. Значит, и Мастер Мечей подойдет. — А, так ты хотел отпугнуть Сафтанхора! — с облегчением воскликнул Арундэль. Альв вздохнул. — Кого еще… — Тогда хорошо, что у тебя не получилось, — сказал Арундэль. — Потому что нам не следует его отпугивать. Надо, чтобы он пришел – и пришел сегодня. Иначе какой смысл в наших приготовлениях? И что мы будем делать, если он решит взять нас измором? Альв повел плечом. — Я просто подумал: а вдруг он заявится, пока засада не готова? Это ведь самое лучшее время, чтобы застигнуть нас врасплох, верно? И я решил, что, если получится, буду удерживать его, пока ты не закончишь, а потом сделаю вид, будто лишился сил. Арундэль покачал головой. — Сафтанхор знает от стервятника, где мы, но до сих пор не появился. Видно, он и впрямь не хочет связываться с нами при свете. А до заката я работу закончу. Так что это не беда, другое беда… Он вздохнул. — Думаешь, у него тоже было время приготовиться да настроить новых козней? – спросил Альв. – Я бы на его месте так и поступил… — Никаких новых козней ему не надо строить, — безрадостно ответил Арундэль. – Достаточно просто надеть кольцо невидимости: после заката мы не увидим его тень, а земля здесь голая, ни сухой листвы, ни гальки с гравием, чтобы он выдал себя шумом, как вчера утром. Может, связать веточки в виде вороньей лапы или плодов якорцев так, чтобы они непременно затрещали, если на них наступить? Альв покачал головой и поднял палец: — Слышишь? Арундэль прислушался и понял, что снова поднялся легкий ветерок: деревья сухо шелестели листочками - как будто человек трет пальцами о пальцы. — Наделать рогульника – хорошая мысль, — сказал Альв. – Но при ветре от них будет мало толку: мы просто не услышим треска за лесным шумом. Арундэль покусал губу, стараясь не задеть подсохшую болячку. — Послушай, я не знаю, но… может быть, есть какое-то еще друаданское умение, которое может оказаться полезным? – спросил он. - Ты серьезно? – Альв недоверчиво поднял бровь. Арундэль вздохнул: - Серьезнее некуда… - Ну раз так… Альв задумался, нахмурившись. - Это больше про отпугнуть… - бормотал он, - а вот этого я не смогу, не успею… хотя… Он перевел взгляд на Арундэля — Да, ты прав, — сказал он. – Я знаю, что надо сделать. И заодно — как превратить ветер в союзника. И Альв кивнул сам себе: — Да, должно получиться. И, главное, это должно сработать вне зависимости от того, кто Сафтанхор такой – нумэнорец или нет. — Постой, но кто же он, с твоей точки зрения, если не нумэнорец? – удивился Арундэль. Альв вздохнул. — Ты вот про призрака утром поминал… и мне пришло в голову… — Что он призрак? — Нет... разве что в каком-то смысле… — В каком?! — В общем, я подумал, что он может быть злым духом. Арундэль сглотнул. Ему эта мысль в голову не приходила. И было жаль, что теперь она поселилась у него в голове и даже начала строить себе жилище. Или, скорее, укрепленный лагерь. — Я видел, что случилось с Миссэлинквэ, когда Сафтанхор подошел к воде, — продолжал Альв. — Я слышал про эльфийское оружие, которое светилось при приближении орков, но чтобы клинок льдом покрывался… — он покачал головой: — По всему выходит, что Мастер Мечей — не человек. — Для… ненумэнорца Сафтанхор слишком хорошо осведомлен об обстоятельствах моей семьи… — пробормотал Арундэль и повел лопатками, чтобы влажная рубашка перестала холодить спину. — Лже-Амлах, если помнишь, тоже был неплохо осведомлен о делах эдайн, — возразил следопыт. — А что до твоих родных… если какой семьей Острова имеет смысл интересоваться, то род, который управляет Военным флотом, будет вторым на очереди. Арундэль никогда не смотрел на свою семью с этой точки зрения. Но Альв, конечно, был прав: Военный флот — основа военной мощи Нумэнора в Средиземье, и семья, которая управляет Военным флотом... — Даже если он злой дух, на наших приготовлениях это никак не скажет, — произнес Арундэль, вставая. – Вторую веревку дай мне пожалуйста? – попросил он, поднимая Миссэлинквэ с земли и возвращая его в кожаную петлю на поясе. В одиночку подпирать длинными рогульками камни, сложенные на высоких краях расселины, оказалось очень неудобно. Но было понятно, что от Альва с его костылем в крутом овраге вреда будет больше, чем пользы. Приставив снизу рогульку к стене расселины, Арундэль выбирался по «лестнице» уступов наверх и уже оттуда, придерживая камень, пытался надежно подпереть его развилкой. Для этого как раз лучше годились угловатые и неровные каменюки, со щербинами и трещинами, в которые можно было загнать ветки-подпорки. После этого Арундэль складывал на камень-основу и рядом с ним горку камней. Если рогулька выдерживала и это испытание, Арундэль снова спускался в овраг и осторожно, не дыша, с легким натягом обматывал вокруг подпорки кожаную веревку. А затем брал следующую рогульку и начинал все с начала. Дело шло медленно — и оранжевое, как апельсин, солнце уже клонилось к закату. Но Арундэль знал, что не может торопиться: было достаточно единственного неверного движения, чтобы погубить весь его сегодняшний труд — вместе с ним самим, если в этот момент он окажется в овраге. Однако даже эта тяжелая и опасная работа не могла отвлечь его от мрачных размышлений. Следопыт был прав насчет обледеневшего меча: Арундэль, перечитавший все, что мог найти об эльфах, в том числе — о созданном ими оружии, никогда не встречал упоминаний ни о чем подобном. Прабабушка Атаниэль, происходившая из рода владык Андуниэ, рассказывала, что, по семейному преданию, меч Нарсиль (скованный, правда, не эльфами, а карлами) ярко вспыхивал в бою. Но на удивительное поведение Миссэлинквэ при встрече с Сафтанхором это никакого света не проливало. И, конечно, история лже-Амлаха… В Бэлэрианде Амлах был из тех, кто выступал против союза эдайн с эльфами. На совете, куда собралось много людей, он говорил с таким жаром, что убедил многих уйти. Но потом выяснилось, что говоривший лишь выглядел как Амлах. А настоящий Амлах, узнав о случившемся, раскаялся, пошел на службу к эльфам и дал клятву вечной вражды с Врагом. Уж если лже-Амлаха не смогли раскусить множество людей, бывших на совете и связанных с ним узами родства и дружбы, то что стоило злому духу убедительно притвориться незнакомым нумэнорцем в разговоре с Альвом и Арундэлем? И если исходить из того, что Сафтанхор — действительно злой дух, то выводы получались хоть и гадательные, но весьма и весьма неутешительные. Например, что Альв с Арундэлем узнали нечто куда более важное, чем сами полагали, и что история с доставкой волшебного меча в дар Хамулу Скверному Соседу — лишь прикрытие иной, еще более опасной тайны… Тогда получалось, что донести вести в Умбар, предупредить своих об этой грозной опасности — прямо-таки жизненно необходимо: потому что кто знает, на какие еще злоухищрения способен Мастер Мечей? «Хорек в курятнике» — вспомнил Арундэль слова Альва — и ему стало зябко среди нагретых солнцем камней, в золотисто-оранжевом вечернем свете… Услышав про хорька и курятник, Арундэль подумал, что следопыт просто пугает его, но теперь, по зрелом размышлении, он согласился с Альвом. И дело было не только в Сафтанхоре, кем бы он ни был: ставки поднимало само наличие в этой истории Арундэля — сына командующего Военным флотом и двоюродного племянника будущей королевы Нумэнора. Потому что господин Рингор, самый могущественный человек в Средиземье, непременно пожелает лично переговорить с нумэнорцем, который принесет в Умбар вести о гибели сына его родича и старого друга. Плохо ли для Сафтанхора подружиться с наместником Умбара: чтобы узнавать от него новости, давать ему мудрые советы… просто чтобы стать своим? Самое безобидное, что может в результате случиться, так это то, что при следующей встрече порубежники вежливо раскланяются с Сафтанхором — и тот беспрепятственно отвезет в подарок Хамулу новый волшебный меч. А потом Арундэль представил, как «почтенный Сафтанхор» идет по палубе «Вэриэ», как он рассказывает о гибели Арундэля его старшему брату Итилиону — Итилиону, который выбрал следовать семейной стезей и однажды возглавит Военный флот Нумэнора… Было мучительно даже думать о том, что Мастер Мечей, это чудовище, окажется рядом с кем-то родным и любимым. Арундэль протянул руку за следующим камнем — и не нашел ничего. Он огляделся и понял, что извел и те камни, что собрал, и те, что валялись на полдесятка шагов вокруг. Рогулька тоже была последняя. «Что ж, рано или поздно наступает момент, когда ты сделал все, что мог», — подумал Арундэль и поднялся. Солнце из оранжевого апельсина превращалось в алое яблоко, и синяя тень уже начала затапливать долину каменных обломков. Арундэль перевел взгляд на прогалину: разведенный следопытом костерок давным-давно погас и даже перестал дымить. «Альв», — мысленно позвал Арундэль. «Что?» — ондатра повернула голову и устремила на него свои темные глазки-бусинки. «Я думаю, что закончил с камнями. Не пора разводить большой костер?» «Сейчас гляну». Но сам Арундэль еще постоял над обрывом, не сводя глаз с пурпурного светила: как будто одновременно надеялся удержать его в небе — и ускорить наступление заката. «Как бы я желал снова увидеть тебя, о Дева Солнца!». Он вздохнул и начал спускаться по уступам. Следопыт уже выбрался на прогалину. Он стоял и смотрел на расселину — с таким убитым лицом, что у Арундэля стало холодно в груди. — Что такое? — Гляди сам… Арундэль повернулся к расселине, и некоторое время они стояли молча. — Я пустоголовый болван, — сказал Альв. — Надо было возвращаться к реке, как ты хотел. Он сгорбился и повис на своем костыле, словно грязное тряпье. Арундэль молчал. Они стояли там, где должен был, согласно их плану, оказаться Мастер Мечей. И не увидеть с этого места рогульки, подпирающие горки камней, было все равно что не заметить строительные леса, проходя мимо строящегося дома. Даже в сумерках, даже безлунной ночью. Арундэль, не веря собственным глазам, смотрел на аккуратно сложенные камни, на лес подпорок, на черные змейки кожаных веревок — и никак не мог взять в толк: как можно было не понять этого сразу? Не увидеть умственным взором за весь этот бесконечный день? Как будто их обоих ослепило отчаяние: когда хватаешься за последнюю соломинку, отказываясь видеть, что она гнилая. Арундэль пошатнулся и опустился на землю, чтобы не упасть: его вдруг начала бить крупная дрожь. Он принялся тереть лицо руками. Самым ужасным казалось то, что не будет никакого толка от всей этой с огромным старанием выполненной работы. — Прости… — начал было следопыт, но Арундэль его перебил. — Замолчи, — произнес он сквозь сцепленные зубы. — Замолчи. Он понял, что его колотит от гнева. Он схватил с земли булыжник, чтобы запустить в расщелину, чтобы разрушить хрупкое равновесие дерева и камня, чтобы… Но Альв перехватил его руку. — Нет. — Нет? Почему нет? Почему? Ты же сам хотел спрыгнуть с обрыва! — Я хотел спасти твою жизнь. А теперь… теперь у нас нет другого выхода, кроме как умереть достойно. Разве что… Арундэль уронил руку с камнем. — Что? — спросил он с отчаянной надеждой. — Разве что ты передумаешь и решишь уйти. Арундэль горько покачал головой: — Вчера, может, это бы сработало, но сейчас в этом нет никакого смысла. — Есть, — твердо произнес следопыт. — Такой же, как вчера, не больше и не меньше. Арундэль нахмурился, пытаясь понять. — Но… как? Почему? Альв смотрел на него. Он был бледен — или, скорее, того же цвета, что повязка у него на лбу, посеревшая от грязи и пыли. — Так ты не понял, что я вчера имел в виду… — тихо произнес он. Арундэль знал, что Альв не солгал ему. Ни сейчас, ни вчера, когда сказал: «Если ты оставишь меня, с тобой все будет в порядке». Но как можно считать такое правдой, кроме как в безумии отчаяния? — Ты… — начал Арундэль — и у него перехватило дыхание. Король-Ондатра произнес пророчество: как Король-Лис, как Эхвар… как его пращур Безымянный. — На той стороне утеса, — услышал Арундэль голос Альва, –— есть трещина-карниз. По ней можно незаметно спуститься на равнину. Иди. В низине между этим отрогом и горами есть вода. Бери меч и уходи. Или ты не веришь мне? — Верю… — прошептал Арундэль. — Король-Ондатра проклял Шакала ножом короля на горле его — и сбылось по сказанному… Альв вздрогнул: — Что? — Ты разве не понял, что твое проклятие уже исполнилось? — прошептал Арундэль. — Тогда тем более… Иди, чего сидишь, — едва ли не грубо скомандовал следопыт, и ондатра вдруг ударила Арундэля когтистой лапой. — Зачем ты это делаешь? — прошептал Арундэль. — Я хочу, чтобы ты жил. Хочу исправить… свои ошибки. Если Король-Ондатра знал то, чего люди знать не могут, стало быть, Арундэлю и впрямь было достаточно уйти с этой скалы, не оглядываясь… Ему вдруг так хотелось жить — пусть с позором, бесчестьем, с ненавистью к себе, с презрением всех и вся — но жить, дышать, ходить по земле, что он зажмурился и затаил дыхание, сдерживая это желание, как терпят жгучую боль. — Ты сделал все, что мог. Больше ничего сделать нельзя. Уходи, тебя никто не осудит. И ты сам знаешь, что так надо. Уходи, позаботься о тех, кому можно помочь, защити тех, кого можно защитить. — Но как же ты? — прошептал Арундэль, сопротивляясь из последних сил. — Я что, у меня руки целы. И нож есть. Иди давай. В голосе Альва звучала такая решимость, такой напор, что Арундэль уже привстал. Но увидел, что ондатра лежит, беспомощно вытянувшись, дыша тяжело и часто. — Не думай обо мне, — приказал Альв. — Просто уходи, и все. Но Арундэль бережно подхватил ондатру под теплое брюшко — она оказалась легче и меньше, чем он ожидал, — и положил себе на колени. Альв вздрогнул. — На мне лежит проклятие, — вдруг хрипло произнес он. — Тебе где угодно безопаснее, чем со мной — пророчество, не пророчество. Уходи, пожалуйста! Сердце ондатры колотилось, как сумасшедшее, и Арундэль осторожно погладил мохнатый рыжий бок. — Лети, не дай своим крыльям запутаться в паутине моего злосчастья… Уходи, слышишь! Ондатра попыталась цапнуть человека за палец, но она слишком обессилела. — Оставь меня тьме и огню, пусть пожрут меня — и так придет конец последнему из королей-чародеев, последнему из окаянного рода! Арундэль почесал зверька за маленьким ухом, стараясь не задеть поджившие шрамы. — Как можно оставить живую тварь на поживу тьме и огню? — прошептал он ондатре, слабо шевельнувшейся у него на коленях. — И как я могу оставить тебя тьме и огню, если ты не от них, а от света? — Нет, — сказал он Альву. — Я никуда не уйду. Погибнем мы или останемся живы — я буду с тобой. Последние предзакатные лучи упали на Альва, и его рыжие волосы вспыхнули, словно пламя. Он перевел взгляд на расселину — и вскочил на ноги. Точнее, на ногу и две руки, а потом, схватив свой костыль, выпрямился. — Я снова болван! — воскликнул он во весь голос и бросился к расселине. Арундэль, недоумевая, смотрел, как Альв поднимает с земли верхушку дерева — длинную, кустистую, с веточками и листиками, но тонкую и потому брошенную за ненадобностью — и втыкает ее между камнями на выходе из расщелины. — Чего сидишь? — крикнул ему Альв, обернувшись. — Давай помогай! Только тут до Арундэля дошло, что делает следопыт.