Тень Востока

Выбравшись на другой берег речки, Арундэль, мокрый telmello talmanna, с головы до пят, попробовал нести такого же насквозь промокшего Альва, перекинув его руки через плечи, но тот стонал, когда его ноги задевали за камни. Тогда Арундэль опустил следопыта на землю, снял с него переметную суму и, вылив из нее воду, надел на себя — а потом с трудом взвалил Альва на плечи, как пастух овцу. Левой рукой подхватив свою ношу под колено и вцепившись в рукав зеленой рубахи, а в правую руку взяв Миссэлинквэ, Арундэль двинулся вперед, опираясь на андамакиль, как на клюку. Кроме того, так он все время видел клинок — и надеялся, что эльфийский меч предупредит его о появлении Сафтанхора прежде, чем Арундэль уткнется в него носом. Альв иногда постанывал, но ничего не говорил и лежал на плечах у Арундэля как мертвый. Но Арундэль чувствовал биение его сердца и слышал слабое дыхание и потому шел и шел вперед, не останавливаясь, чтобы разобраться, что случилось со следопытом. Сначала Арундэль старался идти вверх по склону, чем круче, тем лучше, но потом до него дошло, что теперь, когда Сафтанхор остался без коня, пешим он пройдет где угодно. И в сгущающихся сумерках Арундэль просто брел, куда вели его спотыкающиеся ноги в хлюпающих башмаках: по хрусту дресвы, по скрежету булыжника, по скрипу щебенки, по отлогому скальному выступу — под тихое «кап» капель воды, срывающихся с одежды и волос. Потом сквозь полумрак он увидел, как взблескивает Миссэлинквэ, — и кровь застыла у него в жилах. Испуганный, Арундэль вскинул голову… и с облегчением выдохнул, увидев, что клинок просто отразил свет месяца, сделавшегося со вчерашнего вечера на волос толще. — Imbi Menel Cemenyë menë Ráno tië… — тихо произнес Арундэль, глядя на серебристый серпик, плывущий в синеве. — Меж небом и землей лежит путь луны... Потом огляделся по сторонам и увидел по левую руку невысокую скалу, затканную бледным лунным сиянием. В верхней части скалы темнело что-то вроде пролома, и Арундэль подумал, что, пока он еще держится на ногах, надо найти место для ночлега. Теперь беглецам было не скрыться ни от шакала, ни от стервятника, но от мысли о ночлеге на открытом месте внутри у Арундэля все холодело. Подняться наверх, к расселине, оказалось не так уж и трудно. Осторожно протиснувшись в нее боком так, чтобы не зацепить Альва, Арундэль оказался в некоем подобии прохода. Но, сделав по нему всего несколько шагов, он вышел на край обрыва, под которым лежала долина, укрытая ночною мглой. «Что ж, — подумал Арундэль, ставя меч к стене и бережно сгружая с плеч следопыта, — по крайней мере здесь противник может подойти только с одной стороны». Арундэль снял с себя суму, и его передернуло, когда ночной ветерок пробежался по его груди и спине знобкими пальцами. Больше всего на свете Арундэлю хотелось избавиться от мокрой одежды, из-за которой теплая летняя ночь казалась промозглым октябрем, но одежда была той степени сырости, когда ее уже почти нет смысла выжимать. А представив, как придется снова ее натягивать, холодную и влажную, Арундэль ограничился тем, что снял куртку и башмаки. У стены напротив слабо шевельнулся Альв. В темноте его лицо казалось смутным бледным пятном. — Пить хочешь? — спросил Арундэль, но ответа не получил. Достав флягу, он приложил ее к губам следопыта. Тот сделал насколько жадных глотков, но быстро остановился. А потом медленно, с трудом сел. Чтобы опираться о стену, он переложил ноги поперек прохода. Что-то хрустнуло, следопыт судорожно втянул воздух сквозь зубы, и Арундэль понял, что это хрустит сломанная кость. Даже в темноте было видно, как растянулось голенище правого сапога. Не рискуя стаскивать его с опухшей лодыжки, Арундэль позаимствовал ножик с пояса следопыта и как мог осторожно разрезал сапог и снял его, стискивая зубы от хруста кости о кость. К изумлению Арундэля, посиневшая кожа опухшей лодыжки оказалась целой: перелом был закрытый. — Как же так? — удивился он вслух, вспомнив тот жуткий момент, когда копыта вздыбившегося вороного обрушились на ноги Альва. — Там была рыхлая сыпучая галька… — неожиданно произнес следопыт. — Поэтому копыто не размозжило лодыжку в труху. Его голос звучал так, как мог бы звучать голос бестелесной тени — призрака Альва: слабо, еле слышно, словно издали. Голос бессильного, надломленного человека. Арундэль бы никогда не поверил, что у Альва может быть такой голос: приглушенный, тусклый, безжизненный. Как будто огонь, который весело пылал, теперь превратился в еле живой язычок почти задушенного пеплом пламени. — Я пойду поищу какие-нибудь деревца на лубки, — сказал Арундэль и потянулся за своими башмаками. — Не надо… — покачал головой Альв. — Ты полагаешь, при таком переломе можно обойтись без лубка? — Нет. Но… я же все равно покойник. Какой смысл… — следопыт откинулся на скалу и повторил: — Какой смысл… Он издал тоскливый смешок, очень похожий на всхлип, и Арундэль увидел в темноте, что его глаза подозрительно поблескивают. — Я больше не ходок, — сказал Альв. — Рано или поздно он нас найдет. А я отбегался. Уходи. Он подтолкнул к Арундэлю переметную суму. — Бери и уходи. Чем быстрее, тем лучше. — Ты хочешь, чтобы я ушел, бросив тебя со сломанной ногой, беспомощного, без еды и воды? — спросил Арундэль, не веря своим ушам. — Да, — просто ответил Альв. — Нет, — Арундэль помотал головой. — Я не могу так поступить. — Надо, чтобы в Умбаре обо всем узнали. Это ведь правильнее всего — по большому счету. Ты же сам понимаешь. — Нет, Альв, нет! — Послушай… Чайка… — голос Альва упал до прерывистого, свистящего шепота, — мне будет очень… очень горько умирать, зная, что я… не исполнил свой долг и… погубил тебя. Пожалуйста, уходи, уходи! — Нет же, Альв! — воскликнул Арундэль. — И, даже если бы я захотел, как бы я сбежал от того, от кого мы не смогли уйти вдвоем? — Ты сможешь. У тебя все получится. Я знаю. — Что? — Если ты оставишь меня, с тобой все будет в порядке. Я знаю. То ли Арундэль привык к темноте, то ли по какой-то иной причине, но он видел глаза Альва, как будто они, совсем прозрачные, светились в темноте. — Но… как ты можешь это знать? Откуда? — спросил Арундэль, чувствуя, как по спине бегут мурашки — совсем не из-за ночного сквозняка и не из-за мокрой одежды. Альв помолчал, потом спросил: — Если я тебе расскажу, ты согласишься уйти? — Я не знаю. Вряд ли, — сказал Арундэль. Однако, чувствуя, что надо сделать уступку, добавил: — Но я обещаю подумать об этом. — Хорошо, — сказал Альв. — Тогда слушай.