Тень Востока

Они удирали не меньше четверти часа, взбегая на кручи, на которые при обычных обстоятельствах им пришлось бы карабкаться. И остановились лишь когда выбрались на обрывистый и высокий скалистый отрог, куда верховой не мог бы за ними последовать. — Ложись… а то нас будет видно снизу! — прохрипел выбившийся из сил Альв, падая на землю. Но Арундэль, прежде чем опуститься рядом с ним, внимательно оглядел окрестности: невысокие, но обрывистые скалистые холмы, изрезанные оврагами и ущельями, кое-где поросшие кустами и невысокими деревьями. Однако нигде не было видно ни зверя, ни человека, только высоко в безоблачном небе парила птица. — Что у тебя с курткой на спине? — вдруг спросил Альв. Арундэль снял куртку с левой руки, чтобы не тревожить раненую правую. И увидел на спине небольшие дырочки. Следопыт вытянул шею, приглядываясь, Арундэль последовал его примеру: по краям дырочек серое сукно обесцветилось и словно истлело. Как будто ему на спину брызнули чем-то чрезвычайно едким. — Это от яда, который был на осколках? — Альв покачал головой: — Должно быть, он убивает даже если просто капнуть им на кожу: разъест и так попадет в кровь… Арундэль принялся медленно надевать куртку обратно. Перед его глазами стоял мгновенно почерневший зеленый листик, в который вонзился покрытый ядом осколок. — Это точно Мастер Мечей: необычное оружие и мерзкое зелье, — сказал он. Альв хмуро кивнул. — Но как он нас нашел? — продолжал Арундэль. Следопыт помолчал, поморщился, а потом неохотно выговорил: — Я не знаю. Арундэль недоверчиво на него уставился. — Я не знаю, не представляю, как он это сделал! — сердито воскликнул Альв. — Я бы не смог пройти по нашему следу до света! Разве что с хорошей ищейкой! А если бы я вышел на заре, я бы еще и до стоянки не добрался! И он, раздосадованный, отвернулся. — С ищейкой… — прошептал Арундэль. И продолжал вслух: — Альв, я, кажется, догадываюсь, как Сафтанхор выследил нас. Следопыт повернулся к нему: — Как?! — Это ведь он заставил наших коней взбеситься и спе́шить нас, верно? — Да, но причем тут… — Значит, он умеет управлять животными. А стало быть, шакал, которого я видел ночью, мог быть той самой ищейкой. Что скажешь? Альв пожевал губу, потом неохотно сказал: — Волки еще, да. Но… — Что? — Шакал не шел за нами от стоянки. Я бы знал, да и кони беспокоились бы. Разве что на большом расстоянии. Но откуда Сафтанхор заранее узнал, где устроить засаду? Мы же ехали куда глаза глядят, а он нас опередил и засел на нашем пути! На это Арундэлю было нечего возразить. — Как твоя правая рука? — спросил следопыт. — Ты сможешь ею сражаться? Арундэль пошевелил рукой, попробовал вращать кистью. Рана болела несильно, но слушалась рука не очень хорошо. — Наверное, смогу, но… — и он покачал головой. — А левой ты дерешься? — спросил Альв. — Хуже, чем правой. Увы, в отличие от эльфов я не обоерукий. Они опять помолчали — Что нам теперь делать? — спросил Арундэль. Собеседник пожал плечами. — То же, что и раньше: выбираться на умбарскую дорогу. Но не в объезд холмов, как собирались, а напрямик, примерно на северо-северо-восток. Раз уж мы остались без коней и нас преследует верховой, — следопыт поднялся. — А там… Если Сафтанхор так боится огласки, то, глядишь, он побоится выходить вслед за нами на большую дорогу. Арундэль тоже поднялся. — Сафтанхор передумал приносить «нижайшие извинения» королю Хамулу, — сказал он, — а вместо этого решил гнаться за нами. Если мы уйдем живыми, все его усилия скрыть тайну пойдут прахом. Я думаю, он попытается избавиться от нас любой ценой. Альв угрюмо кивнул, и они тронулись в путь. Теперь они шли, стараясь держаться недалеко от обрывов и круч, чтобы в случае чего спастись от конной погони, взобравшись наверх. Сафтанхора не было ни слуху, ни духу, и постепенно молодые люди перестали оборачиваться на каждый шорох, однако жизнерадостный утренний настрой покинул их вместе с конями и надеждой быть в Умбаре через два-три дня. Еще пару часов назад, думал Арундэль, все было хорошо, а теперь… И он принялся размышлять о том, что еще может таиться в рукавах Сафтанхора. Еще какое-нибудь волшебное или отравленное оружие, другие отвратительные зелья? Или восставший из мертвых Шакал с провалившимися глазницами, из которых льется неживой зеленоватый свет… Арундэля передернуло. — Ничего, как-нибудь, — вдруг произнес Альв, видно, почувствовав настроение спутника. — Я думаю, три отравленных дротика — это все, что у него было. Иначе бы он метал их быстрее, не давая нам опомниться. Арундэль помялся, но все же решил спросить: — Послушай, Альв, мне показалось или все три дротика были нацелены в меня? — Может быть… — подумав, произнес следопыт. — Кони, когда высадили нас, тоже бросились сначала на тебя. Но тут ничего странного нет: если мы, как думает Сафтанхор, какие-то там особые друзья эльфов, то ты главный. Да и Линквэ ему, наученному горьким опытом ночной гостьи, тоже наверняка внушает уважение. Очень разумно было с его стороны попытаться избавиться от нас с помощью метательного оружия, а не в ближнем бою. — Даже если отравленных дротиков у него больше нет, что до его способности управлять животными? Альв отмахнулся. — Следов крупных зверей, вроде львов или диких козлов, я тут не видел. — А хищные птицы? — спросил Арундэль, указывая на маленький темный силуэт у них над головой. Следопыт взглянул наверх, прикрыв глаза от высокого уже солнца. — Это не хищник, а стервятник. Видишь клиновидный хвост? Они не нападают сами, только расклевывают падаль. Арундэлю подумалось, что это скверное предзнаменование, но он оставил эту мысль при себе. Ближе к полудню путники вышли на обрыв, похожий на крутой берег широкой реки или пролива. Только под их ногами простиралось не прохладная синева вод, а пышущий жаром желтый песок, утыканный редкими валунами-останцами. Над песком дрожало знойное марево, сквозь которое смутно проглядывал противоположный скалистый «берег» примерно в четверти мили отсюда. Альв, щурясь, осмотрелся. — Так, вроде не видать никого. Думаю, лучше рискнуть и идти напрямик, чем тратить время на поиски обхода. С нашими-то съестными припасами и водой. Арундэль кивнул. Ему уже давно хотелось пить, но после того ручейка, возле которого они ночевали, путники не встречали никакой воды. И по молчаливому соглашению полная серебряная фляга лежала в переметной суме нетронутая. Спустившись с яра на широкую песчаную «реку», они окунулись в настоящее пекло. От тока горячего воздуха по лбу, по вискам, между лопатками побежали струйки пота, жар песка ощущался даже сквозь подошвы, и Арундэль чувствовал, что его темные волосы накаляются не хуже стального шлема. И, хотя солнце светило не в лицо, а в правое плечо, глаза слепил ярко-желтый песок, отражавший лучи полуденного светила. В полдень, вспомнилось Арундэлю старое предание, в полдень Дева Солнца расплетает свои косы и расчесывает волосы золотым гребнем, наполняя все поднебесье блеском и сиянием, нестерпимым для смертного взора… Однако Альв, несмотря на хромоту, шел, не сбавляя шага, и Арундэль молча следовал его примеру. Когда сквозь марево стало как следует видно неприступную стену противоположного «берега», путники повернули правее, к широкому проходу между двумя скалистыми выступами-отрогами, в глубине которого виднелась чахлая зелень. Скоро они почувствовали, как из ущелья тянет горячим воздухом. Ветер с унылым посвистом пересыпал песок, и казалось, будто от солнечного жара тлеет, курясь желтым дымом, сама пустыня. Когда путники, предвкушая скорую тень, вступили в ущелье, — так что правый и левый отроги скрыли от них скалистый яр, — земля под ногами вдруг еле ощутимо задрожала и до них донесся топот множества копыт. Альв обернулся первым, и Арундэль увидел, как на его враз побледневшем лице выступили веснушки: словно в лицо следопыту швырнули пригоршню песка и несколько песчинок прилипло к влажным от пота переносице и щекам. — Этого не может быть… этого не может быть… — прошептал Альв. Арундэль оглянулся сам, и его сердце ухнуло, как камень в пропасть: из-за левого отрога, буквально в трехстах шагах от них, галопом выезжал большой конный отряд. — Откуда они взялись?! — воскликнул он. — Мы бы заметили их, если бы они прятались за отрогом или скакали вдоль… Но слова застряли у него в горле, когда сквозь тучу взвихренного копытами песка он разглядел алые одежды, блеск бронзы и золота — и значок с головой шакала, рвущийся на ветру над головой у нападавших. Когда харадрим поняли, что беглецы их заметили, раздался многоголосый боевой клич и засверкала сталь множества выхваченных из ножен клинков. Раздался свист, и в десятке шагов перед нумэнорцами взрыла песок стрела на излете. — Бежим! — Альв дернул Арундэля за руку вглубь ущелья, туда, где песок переходил в каменную осыпь. Харадрим уже разворачивались лавой, в чем, на самом деле, не было необходимости: даже если беглецы успеют добраться до осыпи, от стрел им не спастись. Но не успели нумэнорцы пробежать и пятидесяти шагов, как впереди, из-за каменных глыб в самом начале осыпи вдруг начали подниматься и выходить огромные темно-серые волки — родные братья тех, чьи трупы остались лежать на вершине Лысой горы. Дувший из ущелья ветер донес до беглецов знакомый запах дремучего леса и дикого зверя. Один волк поднял косматую голову и завыл. Альв застонал и потянул Арундэля вправо, к узкой полоске тени под крутым склоном. — Нет, — сказал Арундэль. — Они не дадут нам забраться наверх. Он оглянулся: в десятке шагов, между ними и стеной ущелья из ярко-желтого песка торчал, как перст, камень — или небольшая скала — высотой в полтора человеческого роста. — Я думаю, лучше поберечь дыхание для последней схватки. Альв взглянул на спутника мутными глазами, но кивнул. Они встали спиной к камню в узкой полоске тени и обнажили мечи. — Ты же понимаешь, что никакой схватки не будет: нас просто застрелят, — сказал Альв, глядя на надвигающийся смерч отряда харадрим. — Может, волки их опередят и мы успеем отрубить еще пару голов, — ответил Арундэль, не спуская глаз с серых зверей, которые приближались к ним неторопливой трусцой. А потом… он моргнул, и за долю мгновения мир изменился, как будто одну картинку ловко подменили другой. — Что такое?! — охнул Альв. Арундэль взглянул — и ему показалось, что он ослеп. Он зажмурился, встряхнул головой, открыл глаза — и снова уставился на совершенно безлюдное ущелье и опустевшую осыпь. Он судорожно огляделся по сторонам, пытаясь понять, куда делись враги. Харадрим и волки исчезли вместе тучей песка, вместе с топотом и воем, — и в наступившей тишине перешептывание песчинок казалось до странности громким. У Арундэля закружилась голова, и он ухватился за плечо следопыта. Его вдруг охватил ужас при мысли, что враги подбираются к ним, сделавшись невидимыми. Но тут же ему в голову пришла другая мысль, пусть и столь же нелепая: верно, время замедлило свой ход для беглецов и погоня, решив оставить нумэнорцев в покое, давным-давно отправилась по своим делам. Он вскинул голову, но солнце, как огромное золотое яблоко, по-прежнему висело в зените, источая жар и ослепительное сияние, так что Арундэлю почудилось, будто солнечный свет и в самом деле окутывает его, словно златотканый покров или блистающая завеса распущенных волос. Рядом растерянный Альв водил носом по ветру, словно сбитая со следа ищейка. — Я же чуял запах волков! А потом его как ножом отрезало, хотя ветер не менялся! Он опустился на колени и припал к песку ухом. — Тихо… — произнес он почти сразу и поднялся. — Никаких конных... Спутники уставились друг на друга, потом снова огляделись по сторонам. Вокруг по-прежнему витало смутное ощущение опасности, и они стояли, словно им было страшно шагнуть из узкой каемки тени обратно на раскаленный песок: как будто от этого движения наваждение могло вернуться. Взгляд Арундэля упал на цепочку их собственных следов на песке — единственное свидетельство происшедшего. Арундэль уставился на этот след: они шли примерно посередине ущелья, а вон там они заметили харадрим и побежали, держа чуть правее, ближе к правому склону — бессмысленное, но естественное желание оказаться подальше от врага… а потом появились волки, двигавшихся им навстречу от осыпи… Он вдруг увидел горло ущелья сверху, как карту военных действий: широкая красная стрела огибала отрог, черная стрела устремлялась ей навстречу… а посередине — тонкая пунктирная линия их шагов, изгибающаяся вправо. И Арундэль понял: их загоняли, словно шар в лунку, словно добычу на охотника, — туда, куда они так и не пошли: в узкую полосу тени под обрывом на правой стороне ущелья. Арундэль повернулся, но, не успев поднять взгляда к тенистому склону, застыл на полувздохе. В десяти шагах от них стоял Сафтанхор. Он был так близко, что Арундэль видел песок в тяжелых складках плаща, трещину-паутину в камне на рукояти меча, — и бледное, словно мертвая кость, лицо в черном колодце капюшона. Сафтанхор смотрел прямо на молодых людей, но по прозрачным льдистым глазам, по взгляду, устремленному вдаль, было понятно, что он их не видит. От ужаса Арундэль не мог ни шевельнуться, ни даже вздохнуть — как рыба, замороженная в глыбе льда. Сафтанхор огляделся по сторонам, потом правой рукой, по-прежнему одетой в черную перчатку, извлек из висевшего на шее мешочка золотое кольцо, надел его на указательный палец левой руки… И исчез. Арундэль бы вскрикнул, если бы воздух в его легких не смерзся в ледышку. Он видел полыхающий песок и марево зноя, каменистую осыпь и выгоревшее от жара небо, но Сафтанхор исчез. Однако, в отличие от волков и харадрим, не бесследно: осталась тень под его ногами, из чернильной сделавшись еле видимой, похожей на тень тонкого облака. И теперь эта истончившая и выцветшая тень ползла от них по песку, как будто облако уносил прочь ветер. Альвион судорожно перевел дух, и к Арундэлю тоже вернулась способность дышать. Он выдохнул, ожидая увидеть, как с губ срываются клочья стылого пара. Следопыт повернул к нему застывшее бледное лицо: дорожки пота блестели, словно ледяные, рыжие волосы повисли сосульками. Арундэль поднял руку и прикоснулся к своему лицу: его лоб тоже был покрыт студеной испариной, словно кувшин с вином, который в жаркий день вынесли из ледника. Они повернулись и, пригнувшись, опрометью бросились в противоположном от Сафтанхора направлении — на юго-запад, за левый отрог ущелья. — Вот, з-значит, как он ушел незамеченным от порубежников… И вот почему я не видел его, к-когда он метал дротики… Зубы Альва клацали от дрожи, иногда сотрясавшей обоих путников, несмотря на два часа безоглядного бегства по раскаленному песку под палящим солнцем, подъема по узкой трещине-камину на верх крутояра, снова бега по горячему, как сковорода, плато, — пока они не оказались посреди беспорядочного нагромождения скал и россыпей каменных обломков, накрытых одеялом застойного безветренного жара. Здесь было невозможно бежать, да и сил не осталось. Когда следопыт оступился и едва не упал, Арундэль, сам еле переставлявший ноги, взял его за плечо и указал на каменный козырек на невысокой скале. Хотя скала была обращена к югу, под свесом было немного тени, а снизу скалу защищала осыпь, по которой с трудом взобрались беглецы и по которой невидимка не смог бы за ними последовать, не подняв шума и не выдав себя тенью. — Д-до чего полезная вещь — кольцо невидимости, — продолжал Альв, из-за пыли превратившийся из рыжего в белесого, — даже лучше, чем плащ-невидимка: меньше места з-зани… Не договорив, он зашелся в сухом кашле. Арундэль снял с него переметную суму и достал флягу. — Но Альв, у нас-то ни кольца, ни плаща нет, как же он нас не заметил? — спросил Арундэль, когда они оба скупо утолили жажду степлившейся водой. Следопыт вытерся рукавом, размазав грязные потеки от пыли, осевшей на потное лицо. — Ветер дул на нас и шуршал песком, жарко и марево… — пробормотал он. — Сафтанхор мог не услышать и не учуять нас, но не увидеть, на таком расстоянии, даже против полуденного солнца!? Ни бельма, ни катаракты у него нет, и двигается он не как слепой. Да и не как старик, если уж на то пошло. — Помнишь, — заговорил Арундэль, — в письме было сказано, что отряд Сафтанхора путешествовал ночами? — Да, а что? — Встреча с Шакалом тоже была назначена на самую темную ночь месяца… И этот его плащ с капюшоном… Может быть так, что Сафтанхор плохо видит только на ярком свету — или на очень ярком свету? Как совы, которые хорошо видят ночью, а днем слепнут? — Совы днем не слепнут, но ты прав, у глубоких стариков бывает светобоязнь. — Это объяснило бы, зачем он заманивал нас в тень: чтобы, оставаясь для нас невидимым, напасть на нас и убить, — продолжал Арундэль. — А когда мы в тень не пошли, он с горя вышел на солнце сам — и нас не увидел. — А хорошая… — начал Альв, но умолк и покачал головой. — Нет, не получается: Сафтанхор видел нас за пять минут до того, на том самом ярком солнце, когда наводил на нас морок: харадрим скакали в нашу сторону, и стрела воткнулась в песок перед нами. — Он нас видел… а потом перестал… — пробормотал Арундэль. — Что же изменилось? Мы ничего не делали… Или делали? Альв, что мы делали перед тем, как наваждение сгинуло? Следопыт пожал плечами. — Мы приготовились помирать. Он откинулся на каменную стенку и устало закрыл глаза. Арундэль представил, что смотрит на ущелье с правой, теневой стороны, где подстерегал их Сафтанхор. Полуденные лучи, отражаясь от песка, заливают все окрестности слепящим светом, похожим на желтый туман, сквозь который еле проглядывают противоположный склон ущелья и разбросанные по песку камни и скалы — а уж двух людей еще труднее заметить сквозь марево и висящий в воздухе песок. Арундэль, представив, что смотрит в окно, мысленно дохнул на стекло — и все превратилось в однообразную муть, в которой остались только неподвижные блюдечки-полумесяцы теней, отбрасываемых останцами… и два движущихся темных пятнышка. — Мы видели тень Сафтанхора… — медленно произнес Арундэль. — А он видел нашу тень — и только ее. Но потом он перестал ее видеть, потому что ее закрыл от него камень, возле которого мы встали. Это единственное, что изменилось перед тем, как пропало наваждение. После этого, пытаясь найти нас, Сафтанхор вышел на солнце и подошел к камню — но так и не увидел нас, потому что наша тень скрывалась в тени камня. Следопыт сел и уставился на него, открыв рот. — Как ты это делаешь? — спросил он, изумленный. — Ты сказал про чайку, — ответил Арундэль, — и я… я стал пробовать смотреть на вещи сверху или со стороны. — Чайка… — прошептал Альв. Вдруг громко заскрипела цикада, и молодые люди вздрогнули. Но после нескольких нот цикада смолкла, словно и ее измучил этот знойный день. — Уф-ф… — выдохнул следопыт, лег на каменную полку и вытянулся во весь рост. — И откуда в этих местах столько падальщиков… — проворчал он, слабо жмурясь в безоблачные небеса, — чем они все тут кормятся… Арундэль поднял взгляд: высоко в небе у них над головой по-прежнему кружил стервятник, как будто подстерегая их скорую гибель. — Это одна и та же птица, — сказал Арундэль. — По крайней мере, эта она летала над нами, когда мы приходили в себя после отравленных дротиков. Альв сел и недоверчиво уставился на спутника. — Откуда ты знаешь? — У нее нет одного пера ближе к основанию правого крыла. Следопыт взглянул вверх, прикрыл глаза рукой и весь сощурился. — Ты уверен? Я только его самого и вижу. — Уверен. Альв уронил руки. — Стервятники так себя не ведут… — пробормотал он. Спутники уставились друг на друга. — Ты думаешь, Сафтанхор поэтому так хорошо представляет себе местность и устраивает засады, опередив нас? — спросил Арундэль. — Ну да! Как же я сам не догадался! — Альв тяжело вздохнул и продолжал: — От этой погони нам на открытом месте не оторваться: с той высоты, на которой он сейчас летает, стервятнику ничего не стоит углядеть дохлую полевку, не то что нас. И следопыт повесил свой заострившийся нос. — Послушай, Альв… — заговорил Арундэль, — если ты что-то знаешь про черную магию… Следопыт порывисто вскинул голову. — С чего ты взял, будто я что-то знаю про черную магию? — перебил он спутника — резко, едва ли не грубо. Верхняя губа у него вдруг начала подергиваться. Арундэль уставился на него, не понимая в чем дело. — Но ты же сам рассказывал, что слышал всякие истории об оживших мертвецах! И я подумал, что ты мог и о черном чародействе узнать что-то… полезное… Щеки у Альва вспыхнули так, что это было видно даже сквозь маску пыли и грязи. — Я не знаю о таких вещах ничего, что могло бы оказаться полезным, — отчеканил он и отвернулся. В наступившей тишине было слышно только, как от солнечного жара тихо потрескивают камни. — В таком случае единственное, что приходит мне в голову, — это разделиться, — сказал Арундэль. — Тогда, быть может, у одного из нас получится добраться до дороги, пока Сафтанхор преследует другого. Ты иди на северо-запад, а я отправлюсь на северо-восток. Альв повернулся к нему. — Нет, — он покачал головой. — Сколько тут до дороги — дня два, три? Ни ты, ни я не пройдем столько без отдыха. Поодиночке Сафтанхор выследит и прикончит нас от нечего делать. Если мы выберемся из этой истории, то только на пару. Взяв флягу, следопыт сделал несколько глотков и протянул флягу Арундэлю. — Лучше поберечь воду… — неуверенно возразил тот. — В наших обстоятельствах разумнее поддерживать силы, а не беречь воду, — Альв надел на себя переметную суму. — Допивай, и пойдем: сидеть на месте для нас опаснее, чем двигаться. Чем дальше на север, тем выше становились скалы, глубже — ущелья и шире — расселины и разломы. Иногда дорогу путникам преграждали развалы глыб с острыми обломанными краями: щебень, вышедший из-под молота великана. — На самом деле, пока наши дела не так уж и плохи, — сказал следопыт, после того как они, перепрыгивая с камня на камень, выбрались на относительно ровное место. — Стервятник, не стервятник — а заберись Сафтанхор в эти каменюки верхом — чего я бы делать не стал, если бы мне была сколько-нибудь дорога моя лошадь, — двигаться он будет со скоростью пешего и не сможет ни догнать нас, ни опередить, чтобы устроить засаду. «Но после заката идти по таким местам будет небезопасно даже человеку, который ничего не опасается. И у которого кроме завтрака был обед и припасено что-нибудь на ужин…» — подумал Арундэль, у которого кошки скребли не только на душе, но и в желудке. Опередив спутника, Альв вскарабкался на перемычку между двух каменных столбов, похожих на вереи без воротин, и махнул Арундэлю рукой: — Лезь ко мне! Арундэль забрался наверх и встал в «воротах» рядом со следопытом. Отсюда было видно, что скалистое плоскогорье, по которому они шли, начинает понижаться, а на севере сквозь дымку проглядывают невысокие горы, покрытые зеленью. — Это за ними проходит умбарская дорога? — спросил Арундэль. — Должна. До гор день пути, если бы по ровному месту, а так дня полтора, не считая Сафтанхора. Но по крайней мере там должны быть ручейки и какая-нибудь живность, А может быть… — Альв покрутил головой, принюхиваясь, — вода есть и в низине между этим неудобьем и горами. Арундэль по привычке поднял взгляд в выцветшее от жары небо — и радостно воскликнул: — Альв, стервятник улетел! Тот приложил руку козырьком ко лбу. — Точно улетел? Может, он поднялся выше, и ты его просто не видишь? — Если он поднялся на такую высоту, на которой я его не вижу, то, наверное, и ему будет трудно нас разглядеть? — Небось, с докладом отправился… — проворчал Альв и спрыгнул с перемычки. Теперь, под уклон, идти было легче. Арундэль заметил, что, несмотря на жар солнечных лучей и нагретого камня, следопыт прокладывает путь так, чтобы обходить удлиняющиеся тени каменных стен и башенок и держаться как можно ближе к залитому светом западному подножью скал и утесов. Молодые люди то и дело поглядывали на небо, но стервятник не возвращался. — Наверное, даже Сафтанхор не может заставить зверей и птиц долго делать то, что им не свойственно, — рассуждал следопыт. — Ведь те же стервятники предпочитают летать часов до четырех-пяти пополудни, пока их держит теплый воздух, который поднимается от нагретой земли. Ущелья, по которым они шли, становились все шире и ровнее, россыпи глыб-обломков встречались все реже, а на глаза все чаще попадались зеленые росточки, кустики и даже деревца, угнездившиеся в скальной трещине. Солнце клонилось к западу, жара постепенно спадала, но пить хотелось ужасно. Неожиданно Арундэль понял, что слышит мысленный голос, как будто кто-то обращался к нему с помощью осанвэ. Этот голос походил на голос отца, когда Арундэль подростком приходил к нему с каким-нибудь хитрым примером или заковыристым уравнением, которое никак не мог решить. Отец никогда не сердился, как случалось с дедушкой Таутамо, который мог в сердцах воскликнуть: «Если так рассчитывать корабль, он со стапелей уйдет прямиком на дно!». Отец спокойно откладывал собственную работу и, поглядев на задачу, говорил сыну, указывая на половину уравнения или выражение в скобках, «посмотри сюда». Арундэль прислушался к этому голосу, и вот что он услышал: «Спроси у Альвиона, почему он король-ондатра». «Разве сейчас подходящее для этого время? — удивился Арундэль. — Мы в пути, нас преследует какой-то страшный человек. Какой смысл сейчас говорить о таких вещах?» «И все же спроси», — сказал голос. «Я боюсь… я боюсь, что Альв расстроится, — ответил Арундэль. — Или разозлится. Я не хочу его ранить, не хочу повредить росточку нашей дружбы!» Голос умолк, и Арундэль шел с тяжелым сердцем. Ондатра, думал он, ондатра… Она живет на мутном мелководье, в зарослях рогоза и тростника, среди водорослей и притопленных коряг, — неуловимое, почти невидимое существо. А ведь и самая прозрачная вода искажает линии и расстояния, самая чистая река отражает солнечный свет мириадами бликов, не давая увидеть дно… Альв вдруг остановился и вскинул руку. Арундэль застыл на месте с сильно бьющимся сердцем, прислушиваясь, не донесется ли шорох шагов или свист отравленного оружия. — Тут где-то течет вода! — радостно воскликнул следопыт и, разбежавшись, принялся карабкаться на кручу по правую руку. Перебравшись через пару отрогов, они увидели внизу небольшую речку, журчавшую на каменистых перекатах и галечных отмелях. С обрыва они слетели, как на крыльях, и, упав на четвереньки, Арундэль припал к воде губами, словно собака или лошадь, а потом уронил в прохладу реки горящее лицо. Выпрямившись и откидывая за плечи мокрые волосы, он увидел, что Альв пьет, сидя на коленях, быстро-быстро черпая воду левой рукой — и не убирая правой с рукояти меча. — Напился? — и Альв подал Арундэлю пустую флягу. — Налей, пока я ныряю. Он, конечно, не нырнул, а только умылся — руками, не опуская лицо в воду, не намочив повязок. Как умывается умными лапками небольшой зверек. — Судя по вкусу, это тот самый ручеек, возле которого мы ночевали, — сказал довольный следопыт, пряча полную флягу обратно в суму. — Теперь от жажды не умрем точно и от других причин, может, тоже. Дальше пойдем по воде, и шакал не сможет взять след. Когда стемнеет, прямо из реки залезем на обрыв и хотя бы немного отдохнем, а завтра, пока стервятник отсыпается, может, и до леса успеем добраться. Оторвемся, в общем. Эх, сейчас бы искупаться! Арундэль решил, что такой момент упускать нельзя. — Альв, скажи, пожалуйста, а почему ты… — начал он, но в это мгновение до них донесся стук копыт. Беглецы, похолодев, обернулись: на запад от реки уходило широкое пологое ущелье, которое в пятидесяти шагах резко сворачивало вправо, и доносящееся из-за поворота эхо дробило и рассыпало звон подков о камень и скрежет о гальку. Альв вскочил с колен и крутанулся вокруг своей оси, схватывая взглядом небольшую долину, зажатую между скал, и речку, которая растекалась на пару десятков шагов в ширину между галечными валами, прежде чем собраться силами и преодолеть перекат. — Уходим по скалам на север! — свистящим шепотом скомандовал следопыт. — Нельзя, чтобы он отрезал нас от дороги! И они бросились через открытое место направо, к северному склону ущелья, по россыпям иссиня-черной гальки и землистого гравия, которые с предательским скрипом и хрустом разъезжались под ногами, словно в кошмарном сне, когда хочешь бежать, но не можешь сдвинуться с места. Когда беглецы наконец добрались до подножья обрыва и полезли наверх, цепляясь за трещины и уступы, копыта, казалось, стучали у них за самой спиной. — Альв, мы не успеем выбраться наверх! — прошептал Арундэль. — Лезь! — тяжело выдохнул следопыт. — Хотя бы мечом он нас не достанет! Арундэль стиснул зубы и стал карабкаться еще быстрее, стараясь не думать о том, что творится у него за спиной. Но оказалось, что на высоте двух человеческих ростов каменная стена раздваивается, и беглецы, перевалившись через внешнюю стену, оказались в подобии неглубокого кармана: если опуститься на колени, то за неровным верхом обрыва можно было спрятаться, как за зубцами крепостной стены. Стук копыт приблизился: всадник наконец выехал на открытое место. Но одновременно умолкло и эхо, бившееся в ущелье, и Арундэль сообразил, что Сафтанхор на самом деле все это время ехал неторопливо, а не гнал коня во весь опор. Так враг может и не знать, что они здесь! «Не шевелимся и не дышим, — услышал Арундэль мысленный голос следопыта, скорчившегося за соседним каменным зубцом. — Глядишь, пронесет». В поле зрения Арундэля возник верховой, с головой укутанный в черный плащ. Арундэль узнал коня Сафтанхора: вороного, без единой отметины, скакуна, вся сбруя которого была сделана из черной кожи с заклепками, стременами и пряжками то ли из вороненой стали, то ли из какого-то темного металла, который совершенно не отсвечивал и не блестел. Солнце стояло совсем низко, но еще не село, и между скал, чьи палевые, красноватые и буро-серые тона не успело приглушить дыхание сумерек, конь и всадник были как статуя, целиком вытесанная из черного, без единой прожилки, камня. Или, подумалось вдруг Арундэлю, как силуэт всадника, вырезанный в картинке дня, за которой стоит кромешная беззвездная ночь. Скрытая капюшоном голова повернулась направо, налево, и сквозь журчание реки до Арундэля донесся странный звук: как будто Сафтанхор принюхивался. «Ничего он не учует, ветер упал», — подумал Альв. Всадник развернул коня, оглядывая долину, и молодые люди пригнулись. Звякнула упряжь, переступили копыта, и Арундэль рискнул выглянуть наружу. Сафтанхор подъехал к берегу реки и как будто что-то рассматривал на земле. Арундэль пригляделся, и сердце у него упало: на большом плоском камне, где они пили, виднелись темные пятна воды и мокрые следы. Сафтанхор начал поворачивать голову, Арундэль спрятался, но беглецы услышали, как скрипят по гальке и гравию копыта, приближаясь к их убежищу. — Я знаю, что вы здесь, — раздался знакомый голос, и Арундэля передернуло, как от промозглого сквозняка. Следопыт вдруг поднялся во весь рост. — Полезли дальше, — спокойно произнес он вслух и, глядя сверху вниз на ошеломленного спутника, добавил: — Он же не заберется вслед за нами. Пусть летит, если умеет. Арундэль встал. Под обрывом, у подножья осыпи застыл вороной конь, и Сафтанхор смотрел на них из-под капюшона. Его глаза были как выстывший пепел. При виде Арундэля Сафтанхор неторопливо выпростал левую руку из-под тяжелых складок черного плаща: — Мой юный господин, я привез забытую вами вещь. Он поднял руку, похожую на выбеленную волнами старую корягу, и Арундэль увидел, что в его ладони тускло светится серебряная фибула в виде побега белокудренника. — Или это не ваша? — с усмешкой спросил Сафтанхор, и Арундэль осознал, что его рука легла на ворот рубашки — как накануне утром, когда он хватился пропавшей фибулы. — Пойдем, — твердо сказал Альв, беря Арундэля за плечо, но тот не двинулся с места. — Спускайтесь и заберете у меня свое сокровище, — повелительно произнес Сафтанхор. — Или вы всего лишь маленький мальчик, который без спросу взял меч своих предков, чтобы похвалиться перед другими мальчишками? Правая рука Арундэля словно сама по себе нашла рукоять Линквэ, но Альв резко ударил его по руке, отбросив ее от меча: — Нет! Не слушай его! — Так эта безделушка вам не нужна? — Сафтанхор поднял фибулу выше, и Арундэль увидел, как костлявые пальцы сжимаются в кулак, сминая серебряную веточку. — Что ж, тогда и мне она без надобности. Фибула с треском сломалась. Арундэль дернулся к обрыву, но Альв схватил его за ворот куртки, рывком повернул к себе и встряхнул. — Он просто сманивает тебя вниз, чтобы прикончить! — яростно прошептал следопыт в лицо ошеломленному спутнику и еще раз встряхнул его, словно для острастки. — Ты что, забыл, кто он такой? Сафтанхор перевел взгляд на следопыта, и его безгубый рот сложился в жестокую усмешку. Небрежным движением отбросив обломки фибулы, он снова обратил к Арундэлю свое бледное лицо в раструбе капюшона: — А вы, мой юный господин, знаете, кто такой на самом деле ваш спутник? Арундэль почувствовал, как дрогнула рука Альва. — Пойдем отсюда, — буркнул следопыт, отворачиваясь. — Нечего всякую ерунду слушать. Сафтанхор усмехнулся. — Истинно по-королевски сказано… о король-ондатра, король-чародей. Альв повернулся к нему, весь бледный. — Откуда… — хрипло начал он, и было видно, каким усилием он заставил себя молчать. — Тебе здесь никого не обмануть, — продолжал Сафтанхор. — Твой друг поймал тебя на лжи, а я… будь уверен, уж я-то знаю, что ты сделал. Следопыт повел головой, словно его душил воротник рубахи. — Альв, не слушай его! Он просто подслушивал, когда мы остались в хижине вдвоем! — торопливо произнес Арундэль и взял следопыта за руку. — Ты бредил и сказал, что ты король-чародей и король-ондатра, вот и все. Пойдем. Альв вырвал у него руку. — Что еще я сказал? — Что горло Шакалу непременно перережет король, — услужливо подсказал Сафтанхор. — Поразительная убежденность, не правда ли. Как же это? «Крепко мое слово, ибо я чародей, заклинающий пламенем и мраком!» — и добавил уже совсем с другой интонацией: — Ты знал, что делаешь. Арундэль потянул Альв прочь, но тот словно окаменел. — Скажи ему, кто ты на самом деле, — произнес Сафтанхор, не сводя со следопыта глаз, в которых горела ледяная ненависть. — Или ты хочешь, чтобы я сделал это сам? Альв повернулся к Арундэлю. — Я черный маг, — произнес он еле слышно. — Беги. И, вырвав руку у Арундэля, следопыт перемахнул через каменный парапет и спрыгнул с обрыва. Сафтанхор только этого и ждал: он откинул полу плаща — и оказалось, что его меч, уже вынутый из ножен, лежит на луке седла. Скатившись с осыпи, Альв вскочил и с обнаженным клинком ринулся на черного всадника. Сафтанхор привстал на стременах и занес меч. Выкрикнул что-то неразборчивое, и, когда его меч с лязгом ударился о клинок Альва, воздух разорвала вспышка, раздался громкий треск, как будто рвали очень толстую материю, и противников окутал густой дым. Дым через мгновение исчез, оставив в воздухе неприятный острый запах, и Арундэль увидел, что Альва отбросило на галечный скат над рекой. Следопыт еще сжимал рукоять, но от клинка Шакала осталось не более пяди, и над обломком вилась струйка дыма. Только теперь Арундэль вышел из оцепенения и принялся как мог быстро спускаться с обрыва: лишь следопыт мог спрыгнуть такой высоты, не переломав ноги. Всадник уже был над неподвижным Альвом. Но, вместо того, чтобы спешиться и прикончить поверженного противника, Сафтанхор поднял вороного на дыбы — и, когда копыта опустились на ноги следопыта, Альв страшно закричал и вместе с лавиной гальки съехал к самой воде. — Не трогай моего друга! — крикнул Арундэль, спрыгивая на осыпь с середины обрыва и выхватывая Миссэлинквэ. Сафтанхор развернул к нему коня. — Не переживайте, ваш король-ондатра нужен мне живым, — ответил он. — А вот вы, как мне ни жаль, умрете. Вороной грудью надвигался на Арундэля. Сафтанхор занес меч, но Арундэль, даже не мысля отразить гибельный удар, отскочил вправо и вонзил Линквэ вороному в основание шеи. Поднять руку на бедное животное оказалось труднее, чем на человека, но положение было отчаянное. На гравий хлынула кровь, конь заржал от боли и вздыбился, но его ноги подкосились, и он рухнул набок, увлекая за собой черного всадника. Арундэль бросился к следопыту, подхватил его одной рукой под мышки и поволок прочь. Но, не успев сделать и десятка шагов, Арундэль споткнулся и упал, роняя Альва и Линквэ, — но не на землю, а в воду: лишь барахтаясь на мелководье и едва не захлебнувшись, в отчаянии пытаясь нашарить меч, он сообразил, что отступил в реку. Расслышав сквозь шум воды скрип гальки за спиной, он поднялся на колени и обернулся, смахивая воду с лица: Сафтанхор, целый и невредимый, спускался по галечному скату с обнаженным мечом в руке. От беспомощного Альва и безоружного Арундэля его отделяло не более десятка шагов и вода по колено глубиной. Но в это мгновение Арундэль увидел, как прямо перед ним на камнях, словно серебристая форель, мерцает Миссэлинквэ. Он выхватил меч из воды, как чайка выдергивает рыбу, и, вскочив на ноги, вскинул его перед собой. Сафтанхор застыл у самой кромки воды. Против закатного неба Арундэль не видел лица под черным капюшоном, но понял, что тот неотрывно смотрит на Миссэлинквэ. Не понимая, в чем дело, Арундэль перевел взгляд на андамакиль — и едва не выронил его снова. Серую сталь, от острия к рукояти, затягивало белое кружево изморози: выбрасывая ледяные иголочки, оплетая снежными побегами, искрясь и мерцая в свете догорающего заката. Молодой человек решил бы, что это игра вечернего света, но капли воды, стекавшие с лезвия, начали застывать и превращаться в гирлянду крохотных сосулек. Не веря глазам, Арундэль протянул левую руку и отломил одну сосульку: она была холодная и сразу начала таять в его пальцах. — Я все равно вас найду, — раздался голос Сафтанхора, — вам от меня не скрыться. Арундэль вздрогнул и вскинул голову, но берег был пуст, и через мгновение до него донесся звук скользящего в ножны клинка и хруст удаляющихся шагов по гальке.