Отныне и навеки: Петербург и Париж

Глава IV

Свидание в Гайд-парке

      Алопеусу, русскому Чрезвычайному посланнику при английском дворе, император направил инструкции, которые можно было с уверенностью истолковать как невнятные и неопределенные.        С одной стороны, нужно было склонить к переговорам британское правительство, а значит представить интересы одновременно двух держав: России и Франции. С другой — всеми возможными способами показать лондонскому кабинету приверженность императора Александра идеям антифранцузской коалиции и заверить англичан в неискренности его союза с Наполеоном.        Выполнить эти две задачи, учитывая заметное охлаждение русско-английских отношений, представлялось делом крайне сложным. Официально предлагать посредничество в переговорах с французами было слишком рискованно: премьер-министр мог попросту отклонить это предложение, даже не выслушав всех условий. Действовать надо было более изощрённо.       Алопеус каким-то образом узнал, что новый глава Форин-офиса Джордж Каннинг имеет привычку прогуливаться по садам и паркам в центре Лондона. Не придумав ничего лучше, чем каждый день появляться в Гайд-парке и выжидать появления министра, посланник целых две недели с поразительной настойчивостью совершал каждый день утренний и вечерний променад, пока наконец удача не улыбнулась ему.

***

      В это время Каннинг своей спокойной и размеренной походкой прогуливался по знакомым дорожкам парка, полностью погруженный в свои мысли. В какой-то мере, именно его задумчивость в прямом смысле столкнула его с русским дипломатом. Джордж не успел опомниться, как предприимчивый Алопеус начал искренне извиняться за свою неосторожность.       Каннинг поднял с земли упавшее письмо, которое он на протяжении всего пути держал в руках, и сказал, как обычно, любезно:       — Все хорошо. Вам не о чем беспокоиться…       Он уже сделал шаг, чтобы наконец-то снова погрузиться в свои мысли, как его снова окликнули:       — Погода сегодня на редкость хороша, сэр, не находите?       Пока Каннинг не успел опомниться, Алопеус сделал несколько шагов, становясь по одну сторону с министром. Затем он продолжил, как ни в чем не бывало, обыкновенный ничего не значащий разговор о погоде. Каннинг был из тех предприимчивых людей, которые знают, как добиваться своего и как использовать других, поэтому эта милая манера напомнила ему его самого.       — Летом Лондон буквально преображается пышной зеленью парков.       — Вас восхищает уголок, полностью облагороженный неидеальным человеческим вкусом, поэтому его едва ли можно назвать красивым. Сейчас Англия превратилась из «страны роз» в страну промышленного развития, поэтому крайне рекомендую вам посетить фабрику Джозая Веджвуд.             Но Каннинг, конечно, догадывался о том, что дипломат решил пойти с ним рядом не только для того, чтобы поговорить о природе и улицах города.       — Ах, непременно загляну туда. Предполагаю, это будет весьма занимательно. Англичане могли бы преподать урок другим народам в том, как приумножить собственное богатство, — с кивком головы ответил Алопеус. На его счастье, Каннинг пока что был настроен относительно дружелюбно. Поэтому посланник решил не терять шанс, который так долго ему не представлялся.       Каннинг же в ответ на это словно сказал себе под нос, с лёгкой ухмылкой:       — А не ваш ли новый друг назвал нас нацией лавочников?       Затем он приложил кончик письма к своим губам, внимательно слушая посла.       Алопеус сначала подумал, что Каннинг имел в виду его собственного знакомого, и принялся вспоминать, кто же мог быть автором столь грубой фразы. Но затем он догадался, что речь шла о Наполеоне. Посланник усмехнулся, покачав головой, и вновь завел разговор, опираясь на фразы, которые использовал в своем письме государь император.       — Можно ли назвать дружбой жалкую попытку спастись от полного унижения? -тяжело вздохнул Алопеус. — Если и можно, то, я думаю, только вынужденной. Русский царь, должен вам сказать, в Тильзите всячески старался отговорить Бонапарта от континентальной системы, и согласился на нее с большим неудовольствием. Нам это доставляет не меньше проблем, чем Британии.       — Согласен, у нас и так дела плохи. Еще и население недовольно повсеместной интеграцией машин… Нам уже приходится издавать законы о запрете профсоюзов, ведь эти остервенелые объединения громят практически каждую фабрику, нанося огромный ущерб… Боже правый, когда же все это закончится?       — Я также вижу опасность в континентальной системе, — продолжил Алопеус.— К моему личному сожалению, она достаточно навредила вашей промышленности. Я промолчу о том, какой ущерб понесет от нее Россия.       — Да, нашим странам приходится нелегко из-за всего лишь одного человека… — отозвался Каннинг. После недолгого молчания продолжил, активно жестикулируя своим письмом, как дирижёрской палочкой. — А что, если нам попробовать обойти блокаду? Бонапарт все равно об этом узнает через время, но зато мы сможем с вами вдоволь насладиться нарушенным соглашением.       Алопеус заметно напрягся. Не привыкший мыслить стратегически и рассчитывать ходы, он не был готов к тому, что разговор примет такое русло. Однако ум его имел другое свойство — гибкость и изворотливость.       — Да, Бонапарт узнает об этом через время, и тогда Россия окажется в состоянии войны. Вы ведь понимаете, это будет считаться casus belli?       — Бесспорно, он совершенно не слеп. Более того, он имеет свои собственные службы, чтобы знать ситуацию лучше, чем сами люди, от которых ему нужна информация. Но все же он не может вести войну на три фронта: предполагаемое вторжение в Испанию и Португалию из-за слабости местной власти и, конечно же, нас с вами, Британию и Россию.Уж простите, но маршалов у него столько нет, чтобы быть всегда и везде.        — Но к сожалению, до последнего времени у него это отлично получалось, — усмехнулся Алопеус.       Каннинг лениво показал рукой на правую дорожку, ведущую в более тихую и безлюдную аллею, по которой он всегда любил ходить. Алопеус повернул на эту дорожку, замедляя шаг и значительно понижая голос. Нельзя было допустить, чтобы этот разговор государственного значения был подслушан.       — Что же до возможной войны в Португалии и Испании, то российская дипломатия готова предложить вам свои услуги, чтобы предотвратить ее.       На губах Каннинга блеснула ехидная улыбка.       — Какие услуги, сэр? Я весь внимание, — он на мгновение помрачнел и принял свое обыкновенное выражение, пока достопочтенный джентльмен проходил мимо. — Мне кажется, эта идея достаточно сильно сплотит наши страны в борьбе с общим врагом.       Алопеус также замолчал и, убедившись, что они остались одни в этой части парка, внезапно остановился. То же сделал и Каннинг.       — Я прошу вас выслушать меня до конца, сэр, — заговорщическим тоном заговорил посланник. — Ради того, чтобы усыпить бдительность Наполеона, Англия должна будет сделать ему предложение о мире. Россия со своей стороны готова предложить свое посредничество в этих переговорах.       — И с чего бы нам идти с ним на мирные переговоры? Он хотел пересечь Ла-Манш и взять нашу столицу, он заставил вас силой подписать невыгодный в корне трактат, который душит наши страны, и почему мы после этого должны выступить с мирной инициативой? Это будет в прямом смысле слова унижением и раболепством.       Каннинг был немного раздосадован такой перспективой. Хоть весь британский народ и жаждал мира, но правительство было крайне радикально настроено по этому вопросу.       — Сэр, эти переговоры — единственный надежный способ одержать победу над Наполеоном, — продолжал убеждать его Алопеус. — Могу с уверенностью сказать, он пойдет на существенные уступки со своей стороны. Российский император обладает определенным влиянием на Бонапарта. Он мог бы убедить его и вовсе отменить декрет о континентальной блокаде. Вы не находите, что это куда удобнее, чем искать обходные пути и вести торговлю через нейтральные страны, лишний раз провоцируя Наполеона на агрессию против Британии и России?       — И каким же это влиянием обладает император Александр на своего союзника?       Каннинг взглянул на него недвусмысленным взглядом, а на устах мелькнула еле скрываемая улыбка. Он явно давал понять, что сомневается в дипломатических способностях русского императора       — Я сомневаюсь, что страна-победитель, тем более, такая империя, как у Бонапарта, имеет какое-то сожаление по отношению к проигравшему врагу. Это политика и война, а не шуточная игра.       — Наполеон искренне убежден в том, что император Александр считает его своим настоящим другом. Ему удалось усыпить обыкновенную подозрительность Бонапарта. Вам известно, что русский царь ценит дружеские сношения с вашей империей. Его намерения всегда заключались в создании всеобщей безопасности, баланса сил в Европе. Если вы вступите в переговоры, вы поможете Александру принести долгожданный мир Британии. Кроме того, он обещал Наполеону выступить посредником между вашими державами и получил согласие. А при участии российской стороны у вас будет возможность добиться для себя самых выгодных условий.       Предложение было более чем соблазнительным: Британия получает долгожданный мир и стабильность, а инициатор этого вписывает свое имя в историю, как спасителя торговли и всего народа. Выгодный мир с Наполеоном непременно бы принес популярность новоиспеченному министру иностранных дел, и он, понимая это, ответил Алопеусу:       — Что ж, тогда этим вечером я пошлю вам все необходимые бумаги и приложу свое письмо для императора Александра, с сообщением о том, что мы согласны принять его посредничество.              Алопеус, успевший уверовать в свои дипломатические способности, просиял. Не зря он эти две недели волочился за Каннингом, как за какой-нибудь актрисой. Теперь дело оставалось за малым.       — Конечно же, сэр, — закивал он головой. — Только стоило бы нам заранее обговорить отдельные детали будущих переговоров, чтобы не вышло конфуза.